Теория литературы / 8. креативные компетенции дискурса

Сочинение литературного произведения по своим коммуникативным параметрам похоже на любой другой вид общения людей, протекающего по-разному в различных «речевых жанрах» культуры. В самом общем виде такой жанр — это взаимная условленность (конвенциональность) общения, объединяющая субъекта и адресата высказывания в их отношении к предмету речи.

лит произведение это акт коммуникации и учитываются такие стороны как автор высказывания (креативная компетенция=соответствие), то о чем говорится (референт) и адресат сообщения (репецтор). Важно, чтобы все стороны этого т. н. треугольника соответствовали друг другу, были компетентны иначе акт коммуникации не состоится.

Жанр определяется предметом, целью и ситуацией высказывания (кто говорит и кому говорят). Определяющее данную ситуацию позиционирование креативной (кто говорит), референтной (предмет речи) и рецептивной (кому говорят) сторон общения называют коммуникативной стратегией.

Литературный жанр - это исторически продуктивный тип высказывания, реализующий некоторую коммуникативную стратегию эстетического дискурса.

Реализуемые жанрами коммуникативные стратегии – это явление «внеязыковое»; в то же время они «существенно связаны с языком, ставят перед ним определенные задания, реализуют в нем определенные возможности». В частности, «форма авторства» как неизбежная для производящего текст «речевая маска» - это креативная компетенция жанра. Последняя (по Фуко) представляет собой «позицию, которую может и должен занять любой индивид, чтобы быть субъектом данного высказывания». При несоответствии между субъективной компетентностью «индивидуального речевого замысла» и креативной компетенцией самого избранного жанра сочинителя постигает литературная неудача.

Сообщаемое в дискурсе может иметь различный коммуникативный статус: 1) знания, 2) убеждения, 3) мнения или 4) понимания. Обращением к одному из которых и определяется креативная компетенция высказывания.

Каждый из перечисленных статусов коммуникативного содержания культивируется соответствующим жанром в качестве авторской позиции, организующей текст и требующей для своей манифестации особого коммуникативного поведения (речевой маски).

В ситуации произнесения сказания субъект дискурса обладает достоверным, но не верифицируемым знанием. Соответственно риторика сказания — это риторика ролевого, обезличенного, словарного слова. Говорящий здесь — только исполнитель передаваемого текста. Да и персонажи сказания говорят не свои мысли. Сказание домонологично, оно объединяет говорящих и слушающих общим знанием, поэтому речевая маска такого высказывания — хоровое слово общенародной «хвалы» (или хулы, плача, осмеяния), тогда как рассказчик анекдота или притчи явственно солирует.

В коммуникативной ситуации притчи креативная компетенция говорящего состоит в наличии у него убеждения, организующего учительный дискурс. Речевая маска такого дискурса — авторитарная риторика императивного, монологизированного слова.

Притча разъединяет участников коммуникативного события на поучающего и поучаемого. Речевой акт притчевого типа - монолог в чистом виде, направленный от одного сознания к другому. Риторическим пределом притчи выступает паремия (пословичная сентенция).

Креативная компетенция рассказывающего анекдот — недостоверное знание, что по своему коммуникативному статусу тождественно мнению (и сомнению). Отсюда существенная зависимость анекдота не столько от содержания, сколько от мастерства рассказчика. Даже будучи порой фактически точными, они бытуют как слухи или сплетни, т.е. принадлежат самой ситуации рассказывания, а не ценностно-дистанцированной (в сказании) повествуемой ситуации. Речевая маска анекдота — курьезная риторика окказионального, ситуативного, диалогизированного слова прямой речи. Сюжет обычно образует именно диалог персонажей. При этом и сам текст анекдота (выбор лексики, например) сильно зависит от диалогической ситуации рассказывания, поскольку оно ориентировано на непосредственную ответную реакцию: предварительное знакомство слушателей с содержанием анекдота данную коммуникативную ситуацию разрушает. Риторический предел, до которого анекдот легко может быть редуцирован, —острота (или острота наизнанку: глупость, неуместность, ошибка, оговорка), где слово деритуализовано, инициативно, личностно окрашено.

В случае жизнеописания для полноценного авторства субъекту биографического дискурса необходимо понимание излагаемой жизни как исполненной некоторого автономного смысла. Установка не на раскрытие установленного знанием или убеждением значения чьей-то биографии, а на изложение собственного ее понимания приводит к «интонации доверительной беседы автора с читателем», к «иллюзии непосредственного присутствия рассказчика».

Однако диалогизм биографического слова не сводится к этим моментам, родственным анекдотическому дискурсу. Речевая маска биографа диалогизирована в первую очередь по отношению к самому герою жизнеописания, к его ценностно-смысловой позиции в мире. Это требует риторики двуголосого слова, манифестирующего двоякий жизненный опыт (запечатлеваемый и запечатлевающий).

Основу такой риторики составляет преломляющая несобственно-прямая речь, включая «разные формы скрытой, полускрытой, рассеянной чужой речи и т.п.».