Русская литература 1940-2010гг. / 9.Эволюция военной темы

Тема ВОВ занимает в русской прозе второй половины XX века одно из центральных мест. Сама трактовка данной темы на протяжении 40-х – 90-х годов эволюционирует, отчасти меняется, ибо меняются и сами военно-исторические концепции, которым следуют писатели. В годы войны тема трактовалась преимущественно в героико-романтическом ключе, с достаточно ощутимым публицистическим зарядом. Существовали целые зоны умолчания по цензурным причинам.

В послевоенный период, с одной стороны, нарастает мифологизация военных событий («Буря» Эренбурга), с другой же стороны, возникает тенденция так называемого беспафосного изображения ВОВ, которая берёт начало с романа «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова. В годы оттепели многие цензурные запреты оказываются снятыми, и рамки правдивого изображения войны заметно расширяются. Как произведение знаковое была воспринята «Судьба человека». Стоит обратить внимание, что ранее на первом плане было изображение героического, а на втором – трагического. У Шолохова эти категории как бы поменялись местами. В этот период возникает и такое явление, как «шестидесятническая военная проза».

Литературное движение послевоенного периода. Главное событие послевоенной литературы – второй Всесоюзный съезд Союза писателей (1954). Выделяется деятельность Веры Пановой («Спутники»), упоминается проза Полевого, Казакевича, Симонова.

Теория бесконфликтности, отразившаяся в том, что в книгах появляется слащавость, отход от правды, объективности (доклад Симонова).

П. Нилин. «Жестокость» - рассказ о событиях 1920-х гг. Ретроспективный сюжет (повесть появляется в 1956 г.). Жестокость – принципиальное название, до этого она должна была называться «Из жизни Веньки Малышева» (не обобщающее, а обозначающее название). 1956 – год начала периода шестидесятничества. Текст становится одним из самых статусных, известных не только в прозе, но и в культуре, общественной атмосфере того времени.

Неожиданный конец. Герой поступил так, как не должен был поступать.

Наивное повествование, психологические подробности. Внезапный переход к трагической, неожиданной ситуации. Постижение болезненных противоречий развития страны: читатели того времени увидели источник будущих трагических противоречий, репрессий, несправедливости.

Проза о войне и военная проза – не одно и то же. Проза о войне может быть и фальсифицированной, и идеологизированной. В шестидесятнической военной прозе правдивое изображение противоборства воюющих сторон неотделимо от критики сталинизма, критики его военной доктрины и порождённых им порядков, множивших кровь и жертвы.

Все создатели военной прозы сами являлись участниками ВОВ и в основу произведений, как правило, брали свой собственный опыт.

Важнейшая особенность военной прозы оттепели и послеоттепельного времени – её обильная насыщенность стрессовыми ситуациями, когда человек находится на грани жизни и смерти, когда его нравственная и социально-политическая сущность выявляется в полной мере. Естественно, степень трагизма в произведениях этого рода возрастает. Пристальное внимание представителей военной прозы привлекает тема преступного приказа – приказа, который заведомо невозможно выполнить, следуя которому, приходится оставлять на поле боя значительные жертвы. Рассказывается, среди прочего, о деятельности заградительных отрядов, стрелявших в своих, когда те отступали.

Повествуется о деятельности СМЕРШ («Смерть шпионам»), военной контрразведки, которая зачастую (не исключение) приговаривала к расстрелу ни в чём не повинных людей, например, вышедших из окружения через болота и леса на соединение со своими. Это было связано с большой степенью подозрительной и недоверия к человеку, очень распространённых в советскую эпоху.

С другой стороны, эти авторы поэтизировали личность, и в жестоких условиях войны способную сохранить человеческие качества, способную к самопожертвованию. Таковы Кузнецов («Горячий снег»), Сашка («Сашка»), группа девушек-зенитчиц («А зори здесь тихие»). Наметились две основные тенденции в воссоздании ВОВ: принцип локального и принцип монументального её изображения. Для локального принципа характерно воссоздание одного эпизода войны с ограниченным временем действия, иногда это только сутки, и с ограниченным числом героев, иногда это два-три персонажа, зато глубоким проникновением в психологию персонажей, повышенным вниманием к гамме их переживаний. Можно сказать, что в этом случае война даётся через человека и то, что он испытывает на войне. Таковы повести Кондратьева «Сашка». Принцип монументального реализма предполагает широкий, панорамный охват событий войны, многосюжетность, многогеройность, не отрицающую психологическую многогранность и ведущую к созданию обобщённого, собирательного образа воюющего народа. Самое яркое произведение монументального реализма в военной прозе – «Живые и мёртвые» Симонова.

Военная проза противостояла той фальсификации прошлого, которая осуществлялась в просталинистской прозе о войне, которая также издавалась в послеоттепельные годы (романы Стаднюка и Чаковского). Как противовес наметившемуся отходу от правды в воссоздании событий войны воспринимается появление в эту годы документальной военной прозы (Богомолов). Почему эта проза называется документальной прозой? Потому, что эти авторы основываются исключительно на реальном фактическом материале, но подвергают его художественному обобщению и типизации. Выдумки там нет – всё реальное, всё документальное, но это подлинная художественная проза. Там, где о себе говорят факты, труднее было лгать.

В 1970-е годы намечается тенденция к сопряжению материала войны и современности в одном произведении. По этому пути, например, последовательно шёл Юрий Бондарев. В романах «Берег», «Выбор», «Игра» основу структуры составляет диахрония, то есть совмещение двух временных пластов – прошлого и настоящего.

В 1990-е годы к теме ВОВ вернулся и раньше немало о ней сказавший Виктор Астафьев. Он создаёт роман «Прокляты и убиты» (1993-1994), в котором, изображая войну, по-новому расставляет акценты. Это связано с тем, что Астафьев изображает военную эпоху с позиций христианского гуманизма (а его предшественники – общечеловеческого). Астафьев показывает, что выстоять на войне людям часто помогала не только коммунистическая идейность, не только патриотизм, но и вера в бога: карать зло в лице фашизма – богоугодное дело. Вместе с тем, Астафьев подводит к мысли о необходимости очищения душ и покаяния через молитву, так как даже вынужденное убийство, полагает Астафьев 1990-х годов, всё равно продолжает оставаться убийством, грехом. Иначе истинная гуманность никогда в обществе не наступит. Эта точка зрения Астафьева не получила широкого распространения.