Явление пятое

Гаврило и Иван.

Иван. Пушка! Барин приехал, барин приехал, Сергей Сергеич.

Гаврило. Я говорил, что он. Уж я знаю: видно сокола по полету.

Иван. Коляска пустая в гору едет, значит господа пешком идут. Да вот

они! (Убегает в кофейную.)

Гаврило. Милости просим. Чем только их попотчевать-то, не сообразишь.

Входят Паратов (черный однобортный сюртук в обтяжку, лысокие лаковые сапоги,

белая фуражка, через плечо дорожная сумка), Робин з, он (в плаще, правая

пола закинута на левое плечо, мягкая высокая шляпа надета набок). Кнуров,

Вожеватов; Иван выбегает из кофейной с веничком и бросается обметать

Паратова.

Явление шестое

Паратов, Робинзон, Кнуров, Вожеватов, Гаврило и Иван.

Паратов (Ивану). Да что ты! Я с воды, на Волге-то не пыльно.

Иван. Все-таки, сударь, нельзя же... порядок требует. Целый год-то вас

не видали, да чтобы... с приездом, сударь.

Паратов. Ну, хорошо, спасибо! На! (Дает ему рублевую бумажку.)

Иван. Покорнейше благодарим-с. (Отходит.)

Паратов.'Так вы меня, Василий Данилыч, с "Самолетом" ждали?

Вожеватов. Да ведь я не знал, что вы на своей "Ласточке" прилетите; я

думал, что она с баржами идет.

Паратов. Нет, я баржи продал. Я думал нынче рано утром приехать, мне

хотелось обогнать "Самолет"; да трус машинист. Кричу кочегарам: "Шуруй!", а

он у них дрова отнимает. Вылез из своей мурьи: "Если вы, - говорит,- хоть

полено еще подкинете, я за борт выброшусь". Боялся, что котел не выдержит,

цифры мне какие-то на бумажке выводил, давление рассчитывал. Иностранец,

голландец он, душа коротка; у них арифметика вместо души-то. А я, господа, и

позабыл познакомить вас с моим другом. Мокий Парменыч, Василий Данилыч!

Рекомендую: Робинзон.

Робинзон важно раскланивается и подает руку Кнурову и Вожеватову.

Вожеватов. А как их по имени и отчеству? Паратов. Так, просто,

Робинзон, без имени и отчества.

Робинзон (Паратову). Серж!

Паратов. Что тебе?

Робинзон. Полдень, мой друг, я стражду.

Паратов. А вот погоди, в гостиницу приедем.

Робинзон (показывая на кофейную). Voila {Вот!}!

Паратов. Ну, ступай, чорт с тобой!

Робинзон идет в кофейную.

Гаврило, ты этому барину больше одной рюмки не давай; он характера

непокойного.

Робинзон (пожмиая плечами). Серж! (Уходит в кофейную. Гаврило за ним.)

Паратов. Это, господа, провинциальный актер. Счастливцев Аркадий.

Вожеватов. Почему же он Робинзон?

Паратов. А вот почему: ехал он на каком-то пароходе, уж не знаю, с

другом своим, с купеческим сыном Непутевым; разумеется, оба пьяные до

последней возможности. Творили они, что только им в голову придет, публика

все терпела. Наконец, в довершение безобразия, придумали драматическое

представление: разделись, разрезали подушку, вывалялись в пуху и начали

изображать диких; тут уж капитан, по требованию пассажиров, и высадил их на

пустой остров. Бежим мы мимо этого острова, гляжу, кто-то взывает, поднявши

руки кверху. Я сейчас "стоп", сажусь сам в шлюпку и обретаю артиста

Счастливцева. Взял его на пароход, одел с ног до головы в свое платье, благо

у меня много лишнего. Господа, я имею слабость к артистам... Вот почему он

Робинзон.

Вожеватов. А Непутевый на острове остался?

Паратов. Да на что он мне; пусть проветрится. Сами посудите, господа,

ведь в дороге скука смертная, всякому товарищу рад.

Кнуров. Еще бы, конечно.

Вожеватов. Это такое счастье, такое счастье! Вот находка-то золотая!

Кнуров. Одно только неприятно, пьянством одолеет.

Паратов. Нет, со мной, господа, нельзя: я строг на этот счет. Денег у

него нет, без моего разрешения давать не велено, а у меня как попросит, так

я ему в руки французские разговоры - на счастье нашлись у меня; изволь

прежде страницу выучить, без того не дам. Ну, и учит, сидит. Как старается!

Вожеватов. Эко вам счастье, Сергей Сергеич! Кажется, ничего б не

пожалел за такого человека, а нет как нет. Он хороший актер?

Паратов. Ну, нет, какой хороший! Он все амплуа прошел и в суфлерах был;

а теперь в оперетках играет. Ничего, так себе, смешит.

Вожеватов. Значит, веселый?

Паратов. Потешный господин.

Вожеватов. И пошутить с ним можно?

Паратов. Ничего, он не обидчив. Вот отводите свою душу, могу его вам

дня на два, на три предоставить.

Вожеватов. Очень благодарен. Коли придет по нраву, так не останется в

накладе.

Кнуров. Как это вам, Сергей Сергеич, не жаль "Ласточку" продавать?

Паратов. Что такое "жаль", этого я не знаю. У меня, Мокий Парменыч,

ничего заветного нет; найду выгоду, так все продам, что угодно. А теперь,

господа, у меня другие дела и другие расчеты; Я женюсь на девушке очень

богатой, беру в приданое золотые прииски.

Вожеватов. Приданое хорошее.

Паратов. Но достается оно мне не дешево: я должен проститься с моей

свободой, с моей веселой жизнью; поэтому надо постараться как можно

повеселей провести последние дни.

Вожеватов. Будем стараться, Сергей Сергеич, будем стараться.

Паратов. Отец моей невесты важный чиновный господин; старик строгий: он

слышать не может о цыганах, о кутежах и о прочем; даже не любит, кто много

курит табаку. Тут уж надевай фрак и parlez francais! {Говорите

по-французски!} Вот я теперь и практикуюсь с Робинзоном. Только он, для

важности, что ли, уж не знаю, зовет меня "ля-Серж", а не просто "Серж".

Умора!

На крыльце кофейной показывается Робинзон, что-то жует, за ним Гаврило.