Глава вторая
Место науки о международных отношениях среди
других общественных дисциплин
1. Проблема автономности дисциплины
Мы уже не раз отмечали, что международные отношения предстают перед исследователем как сложное, часто гетерогенное, многогранное явление. Для того чтобы объяснить различные феномены международных отношений, от исследователя требуется самый широкий спектр знаний. Близость со смежными дисциплинами породила и долгое время питала полемику о том, обладает ли наука о международных отношениях "автономностью" среди других общественных дисциплин.
Особо остро этот вопрос дискутировался в 1950-е годы, когда после "бихевиористской революции" многие ученые ратовали за использование в гуманитарном познании методов естественных и точных наук (этот важный для развития изучаемой нами дисциплины период получил название "большого спора", и к нему мы еще обратимся в четвертой главе). Многие ученые тогда начали применять в своих исследованиях математические методы, а также методы статистики, экономики, социологии, психологии, антропологии, кибернетики. По замечанию С. Крабба-младшего, в стане модернистов – поборников использования новых методов исследования сложилась такая ситуация, что буквально на каждом шагу специалист-международник был "обязан своими достижениями другим дисциплинам или был зависим от них". Глубина и широта его знаний оценивалась с той точки зрения, насколько он был способен привнести в анализ феноменов международных отношений опыт других научных дисциплин [1]. Такой междисциплинарный подход выглядит весьма привлекательным, позволяя рассматривать феномены международных отношений под разными углами зрения. "В конечном итоге, – отмечали американские исследователи Дж.Доферти и Р.Рфальцграфф, – международные отношения могут стать дисциплиной, которая заключает в себе... и синтезирует знания большинства, если не всех общественных наук" [2]. Однако такой междисциплинарный подход с особой остротой ставит вопрос о самостоятельности предметной области международных отношений.
Развитие исследований в 1950-60-е гг., стремление придать дисциплине подлинно научный характер заострили еще одну грань вопроса о ее автономности: является ли она неотъемлемой частью политологии, или ее в полной мере можно считать самостоятельной дисциплиной? Аргументы в пользу первой точки зрения вполне очевидны. В силу того, что одним из ключевых игроков в международных отношениях остается государство, а основным "измерением" международных отношений – отношения политические, то исследования международных отношений остаются "в лоне" материнской науки – политологии. Этим аргументом подчеркивается единство предметного поля исследований – сферы властных отношений, хотя признается разделение "поля географического" [3]. Последнее требует некоторых пояснений. "Чистая" политология рассматривается как наука о внутренней политике государства. Сфера исследований международных отношений "географически" выходит за эти рамки, не отрицая, однако, единства поля предметного. Эту же идею "единства" политологии и международных отношений питали и исследования, акцентировавшие внимание на проблематике, связанной с "размыванием" грани между внутренней и внешней политикой, взаимопереплетения внутриполитических и международно-политических процессов. Попытки формулирования в конце 1960-х гг. "предтеории внешней политики" явились обобщением накопленного к тому времени опыта в данной области и, в свою очередь, явились основой для логического продолжения этого направления исследований [4].
Неожиданный поворот эта линия нашла в современных исследованиях постпозитивистов. С их точки зрения, ответ на вопрос "что чем окружено?" "должен быть перевернут. Мировая политика – вот дом политической науки, а не наоборот" [5]. В современном мире "политическая наука и социология приобретают смысл только в контексте глобальности, – пишет Кен Бус. – Большинство из нас учили рассматривать МО как ветвь политической науки, но становится все более и более очевидным, что политическая наука может быть серьезно изучена только как ветвь осмысления политики на глобальном уровне" [6]. Интересно, что за тридцать лет до К.Буса с подобной "революционной" идеей выступил реалист С.Хоффман. "Конструктивная роль, которую Аристотель когда-то приписал науке о политике, сегодня вполне могла бы принадлежать международным отношениям, ибо в двадцатом веке они стали самим условием нашей повседневной жизни. Философствование об Идеальном государстве в изоляции или абстрактное теоретизирование о политических системах становятся почти бессмысленными. Если бы в изучении политики мы поставили акцент на международной жизни и трактовали бы в свете последней внутреннюю политику, мы могли бы произвести революцию, подобную той, которую произвел Коперник" [7].
Несмотря на убедительность приведенных выше аргументов в пользу единства политологии и исследований международных отношений, следует обратить внимание и на контраргументы, настаивающие на признании автономности научной дисциплины международных отношений. В них, прежде всего, подчеркивается возможность выделения самостоятельного предметного поля исследований международных отношений. "В аналитических целях можно провести различия в области исследований, – отмечал С.Хоффман. – Характерная особенность международных отношений состоит в том, что среда, в которой они разворачиваются, является децентрализованной. Хотя легко можно преувеличить степень, в какой внутри нации верховная политическая власть может эффективно контролировать центры власти меньшего уровня; тем не менее, такая власть существует. Этого нельзя сказать о международной сфере: характерная особенность международных отношений определяется тем, что на протяжении всей мировой истории власть была фрагментирована между соперничающими или независимыми группами. Природа их изменилась; но не исчезло сосуществование множества групп" [8]. Мы уже отмечали, что в крайнем своем выражении такое состояние международной среды может быть определено как "предгражданское" или "анархичное", подразумевающее, во-первых, отсутствие "центральной" власти на международном уровне, а во-вторых, готовность участников к применению силы. С этой точки зрения, "ссылки на развитие взаимозависимости мира и на взаимопроникновение внутренней и международной политики не убеждают в том, что различие между ними уже исчезло или перестанет существовать в будущем" [9].
В современных дискуссиях о состоянии международных исследований вопрос об автономности дисциплины не вызывает столь острых дискуссий, однако, подчеркивается сложность идентификации предмета исследований и, как следствие, автономизации дисциплины. Выше мы уже отмечали, что объект исследования не остается неизменным, наши знания о нем также претерпевают изменения. В такой ситуации довольно сложно однозначно "зафиксировать" предмет исследования, однако, возможно определить круг проблем, формирующих предметную область дисциплины [10].
Современное состояние науки о международных отношениях позволяет выделить в качестве предметной области систему международных отношений. Системный подход к анализу международных отношений принят практически всеми исследователями, и системная природа и характер международных отношений не вызывают сомнений [11]. В самом общем виде международная система может быть определена как "любая совокупность независимых политических общностей – племен, полисов, наций или империй, – которые взаимодействуют со значительной частотой и в соответствии с упорядоченным процессом" [12]. Любая система понимается как "совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которая образует определенную целостность, единство" [13].
Следует обратить внимание на некоторые существенные моменты. В качестве системного объекта рассматривается не простое множество, но такое, взаимосвязь элементов которого обусловливает целостные свойства объекта. При использовании системного подхода особый акцент делается на выявлении многообразия связей и отношений, имеющих место как внутри объекта, так и его взаимоотношениях с внешним окружением – средой. Свойства объекта-системы определяются не только и не столько суммированием свойств его отдельных элементов, сколько свойствами его структуры, особыми связями рассматриваемого объекта. Иными словами, "одна из главных идей, на которых базируется концепция международной системы, – это идея об основополагающей роли структуры в познании ее законов" [14]. Можно выделить несколько аспектов в понятии "структура". Она может пониматься как "а) соотношение элементов системы; б) способ организации элементов в систему; в) совокупность принуждений и ограничений, которые вытекают из существования системы для ее элементов" [15]. Сначала обратимся к первым двум положениям.
В качестве элементов системы выступают акторы международных отношений. Мы уже отмечали, что состав их достаточно разнообразен, кроме того, следует иметь в виду, что возможности их влияния на международную систему также различны. Так, если мы обратимся к анализу лишь одной категории акторов – государств, то вынуждены будем признать, что при формальном международно-правовом равенстве они не равны с точки зрения их мощи или могущества как совокупности множества компонентов (территории, населения, обладания природными ресурсами, экономического и военного потенциала, социальной стабильности, политического авторитета и т.д.). Следовательно, возможности влияния того или иного государства на систему в целом будут существенным образом различаться. Понимание международных отношений как системы зиждется на идее, согласно которой "нескоординированная деятельность суверенных государств, руководствующихся своими интересами, формирует международную систему, главным признаком которой является доминирование ограниченного числа наиболее сильных государств, и структура которой определяет поведение всех международных акторов..." [16]. Иными словами, "правила игры" в системе "задают" великие державы. Понятие структуры ориентирует нас на понимание и попытки предсказания линии поведения на мировой арене государств, обладающих неодинаковым весом в системе международных отношений. "Наподобие того, как в экономике состояние рынка определяется влиянием нескольких крупных фирм,.. – пишет П.А.Цыганков, – так международно-политическая структура определяется влиянием великих держав, конфигурацией соотношения их сил. Изменения в соотношении этих сил могут изменить структуру международной системы, но ее природа, в основе которой лежит существование ограниченного числа великих держав с несовпадающими интересами, остается неизменной" [17]. Таким образом, "свобода действий" акторов, обладающих меньшим могуществом и, следовательно, меньшими возможностями влиять на "правила игры" в системе, ограничена, и в этом смысле можно говорить о структуре системы как совокупности принуждений и ограничений, существующих в отношении ее отдельных элементов.
Среди принципов, которым должен соответствовать предмет научного исследования, методология науки обычно выделяет следующие. Во-первых, принцип целостности, или связанности. Он подразумевает, что "совокупность характеристик бытия, которая может быть вычленена в качестве предмета, должна представлять собой нечто единое, целостное... Структурные связи внутри предмета должны быть однозначнее, стабильнее, прочнее, чем связи с другими явлениями" [18]. Выделение предмета сопровождается разработкой соответствующего ему научного понятия, выражающего целостность предмета и фиксирующего существенные свойства определенного класса объективных явлений. Формирующееся понятие закрепляется в термине. Во-вторых, предмет научного исследования должен отвечать принципу стабильности или "повторяемости, воспроизводимости" [19] и, в-третьих, – принципу наблюдаемости, предполагающему, что те или иные стороны, явления действительности становятся предметом исследования, если они "доступны регистрации" (с помощью приборов или органов чувств непосредственно) [20].
Суммируя вышесказанное, следует отметить, что выделение системы международных отношений в качестве предмета ТМО соответствует необходимым и достаточным принципам, и в дальнейшем мы будем предполагать это определение предмета изучаемой нами дисциплины. Б.Бузан подчеркивает, что применение системного подхода позволяет "обнаружить новые отчетливые и характерные признаки предмета международных отношений" и дает "некоторые основания для заявления о существовании собственной дисциплины" [21].
Еще одна черта, акцентирующая автономность нашей дисциплины, состоит в том, что даже те понятия, которые заимствуются исследователями из политологии, имеют свое собственное специфическое значение при анализе феноменов международной политики и формируют собственное "понятийное" поле. Обратите внимание на то, что такие понятия политологии как "политическая власть", "политический процесс" и др., имеют особое "наполнение" применительно к международно-политическому анализу. Кроме этого, наука о международных отношениях обогатила общественные дисциплины целым рядом своих "частнонаучных" понятий, таких как "национальный интерес", "плюрализм суверенитетов", "баланс сил", "биполярность", "многополярность" и др. Нередко некоторые из этих понятий заимствуются политологами для анализа внутриполитических проблем [22].
Еще одним необходимым требованием автономности дисциплины является наличие собственного методического аппарата.