ИПУР 2 семестр / 46 Идейно-политические альтернативы сталинизму. Л.Д.Троцкий и Н.И.Бухарин

Идейно-политические альтернативы сталинизму. Л.Д.Троцкий и Н.И.Бухарин

Истинная суть сталинского "классового подхода" была понята и обнажена во всей ее неприглядности Н.Бухариным: «Это странная — чтобы не сказать больше — "теория"... провозглашает такой тезис, что чем быстрее будут отмирать классы, тем больше будет обостряться классовая борьба, которая, очевидно, разгорится самым ярким пламенем как раз тогда, когда никаких классов не будет!» Говорил Бухарин и о том, к каким действительным последствиям неизбежно ведет сталинская политика обострения классовой борьбы: "...у самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть гражданскую войну, или подохнуть с голоду и лечь костьми"1. Этот вывод был пророческим: сталинская "революция сверху" сопровождалась и фактической гражданской войной против крестьянства, и голодом, унесшим миллионы жизней.

Н.Бухарин и его сторонники понимали, что в условиях индустриализации крестьянину неизбежно приходится переплачивать в пользу промышленности — "это возможно будет еще долгое время, хотя мы должны напрячь все усилия к быстрой ликвидации такого положения". В их заявлениях напоминались ленинские определения тягот деревни в пользу промышленного развития как "ссуды", "кредита", подлежащих оплате4, и решительно отвергалась система дани: "Если смотреть на дело с точки зрения дани, — тогда, разумеется, нечего заботиться ни о мере обложения, ни о снабжении деревни и т.д." Н.Бухарину и А.Рыкову пришлось отстаивать возможность осуществления индустриализации страны и социалистического преобразования крестьянской экономики на основе сохранения и развития новой экономической политики. В этом и состояла бухаринская альтернатива сталинизму. В 1929 г. на арельском пленуме ЦК Н.Бухарин напомнит о критике платформы Объединенной оппозиции в 1927 г., о том, что на XV партсъезде И.Сталин и В.Молотов отвергали идею принудительного займа 150 млн пудов зерна у зажиточных крестьян. Они утверждали тогда, что это "срывает нэп", и следовательно, авторы этой идеи — "враги союза рабочих и крестьян" и "разрушители советского государства". В свете этих оценок и характеризуется сталинская практика 1928-1929 гг.: «...теперь у нас чрезвычайщина (куда более худшая, чем заем у кулака для экспорта!) входит в обычай, теперь тех, кто напоминает: не нужно забывать нэпа ...шельмуют и говорят: "Что вы нас тянете назад?"». В лицо В.Молотову (а значит и И.Сталину) бросается саркастическое предложение: "выгнать себя из партии, объявить себя срывателем нэпа, врагом рабочих и крестьян, разрушителем советского государства"1.

За столкновением бухаринской и сталинской позиций стояли принципиальные различия в понимании нового общества, его сущности, путей его созидания, равно как глубочайшие различия в отношении к целям и средствам, к власти и массам, к собственному назначению. По всем этим вопросам противоборствующих разделяла пропасть. Л.Каменев точно передал слова Н.Бухарина в записи разговора, состоявшегося 11 июля 1928 г.: "Разногласия между нами и Сталиным во много раз серьезнее всех бывших у нас разногласий с вами"2. И это действительно было так. Но было уже поздно. И сам Н.Бухарин, и новая экономическая политика, которую он отстаивал, были обречены, поскольку решающий шаг к личной диктатуре И.Сталина и командно-репрессивной системе управления был уже сделан.

Ничего подобного сталинской дани и чрезвычайщине не было и в понимании классовой борьбы у Л.Троцкого. В современной публицистике можно найти высказывания о нем как о "злом гении революции"2.

Наиболее крупным предшественником линии критического марксизма в 1930-е годы следует считать Льва Троцкого.

В официальной советской историографии до самой перестройки господствовала сталинистская интерпретация творчества Троцкого, которую можно определить как шовинистически-сталинистскую.

Сталин позаботился не только о физическом устранении Троцкого, его сына, ряда родственников и многих сторонников, но и о создании неприглядного образа своего непримиримого идейного оппонента. Этот идеологический стереотип «Иудушки Троцкого», созданный сталинским режимом, нашел отражение в оруэлловском образе Гольдштейна - объекте «пятиминутке ненависти» тоталитарного режима («1984 г.»).

Линия сталинистской критики Троцкого (работы Васецкого и пр.) была подхвачена в поздний советский период шовинистической национал-патриотической линией – В.Катаев, И.Глазунов и пр. Появился целый спектр национал-патриотической (точнее, национал-сталинистской) литературы, активно «демонизировавшей» изгнанного оппонента Вождя народов. В ней Троцкий рисовался концентрированным выражением «отрицательного большевика» и «главного виновника» всех большевистских бед, а также, как ни странно, едва ли не главным теоретиком сталинизма.

Влияние такой интерпретации Троцкого как «демона революции» ощущалось как в перестроечный, так и в постсоветский период. Ее следы носила и книга о Троцком Д. Волкогонова, которой предшествовала статья автора в «Правде», так и названная: --- «Демон революции». (Роль «ангела» у Волкогонова, впрочем, оставалась вакантной – Ленин и Сталин на нее не подходили).

Сегодняшние российские национал-патриоты и в начале 21 века продолжают активно распространять сталинистски-шовинистическую теорию «троцкизма». Разумеется, речь в работах их представителей идет не об анализе реальных взглядов Троцкого, но об идеологической демагогии по данному вопросу.

В России работы Троцкого стали публиковаться лишь с конца 1980-х -начала 1990-х гг.; при этом и до сих пор они опубликованы далеко не полностью и известны весьма мало. Многие тезисы Троцкого вошли в арсенал не только «новых левых» в Европе, но и западной политологии; поэтому кажутся давно «само собой разумеющимися». П. Андерсен говорит тем не менее о необходимости более полного научного анализа наследия Троцкого в том числе и на Западе (см.).

Интерес современного марксизма к работам Троцкого может касаться целого ряда аспектов — от общего определения советского режима в сталинском и неосталинистском варианте до проблемы многопартийности.

Взгляды Троцкого проделали существенную эволюцию по сравнению с практикой и теорией самого Троцкого 1920-х гг. В своих работах 1920-х гг вплоть до эмиграции он выступает традиционным большевиком – в частности, в вопросе о политической системе нового строя давая апологетику раннекоммунистической диктатуры.

В более поздних работах 1930-х гг. Троцкий занимает несколько иную позицию, перестает отрицать многопартийность в советах и выступает за «свободу советских партий» (I. Deutcher. Тhe prophet outcast, В русском переводе – Изгнаннный пророк, p.311). За это от сталинских стронников получил обвинение в «меньшевизме». У позднего Троцкого даже появилось мнение, что оппозиция «должна стать независимой партией» (Дойчер, Изгнанный пророк., с.314).

В этих же поздних работах он стал критиковать и дореволюционный авторитаризм большевизма в партийной организации ( об этом см. Т. Хаммонд, ссылка на с.54) .

Признание поздним Троцким вслед за Р. Люксембург необходимости политической свободы при социализме, трактовавшееся сталинизированым марксизмом как «меньшевизм» в дальнейшем было воспринято «еврокоммунизмом».

Троцкий одним из первых обратил внимание на особую роль в системе реального социализма партийной бюрократии (до него об этой роли говорил Ленин в ряде известных последних работ). Концепция бюрократии стоит в центре исследований Троцким сталинского режима. Троцкий построил теорию сталинского «реального социализма» в СССР как бюрократического государства, и сталинизма как термидора, связанного со специфическим интересом бюрократии.

Рассуждая о причинах сталинистского перерождения революционного советского государства, Троцкий первым указал на связь сталинизма с политикой социализма в условиях отсталой страны и «враждебном окружении».

«Бюрократическая деформация советского государства,- писал Троцкий,- есть не общая особенность перехода современного общества от капитализма к социализму, которая находит выражение, но особенное, специфическое и временное отражение этих законов в условиях отсталой страны в капиталистическом окружении». (Л.Троцкий, СССР в войне, в сб.:В защиту марксизма.-In defence of marxism.-New park publiсations, 1971, p.8).

Троцкий называл государство в СССР «буржуазным государством без буржуазии». Однако он отрицал роль бюрократии как «нового класса» (Л.Троцкий, «Преданная революция»; И. Дойчер, Пророк, 304). Позднее сходную позицию занял и Р.А. Медведев ( О Сталине и сталинизме- см.).

Положения Троцкого об особенностях правящего слоя реального социализма легли в основу как западных советологических исследований, так и иных исследований правящего слоя реального социализма (Авторханов, Восленский и др.).

Проблему бюрократии в СССР Троцкий связывал с проблемой термидора, усматривал у «бюрократии» «термидорианский дух» (И. Дойчер, 301 ).

Анализ концепции термидора давался советскими авторами в период перестройки — О. Лацис, Е. Плимак. Подробный анализ проблемы - в сборнике Крауса .Термидор. (Об этом – ниже).

Теория «термидора» у Троцкого также проделала определенную эволюцию. В начале 1920-х гг «левая оппозиция» в СССР, в т.ч. и сам Троцкий, называли «термидором» уже НЭП. При этом, конечно, о какой бы то ни было «реставрации капитализма» в СССР 1920-30-х годов (да и последующих нескольких десятилетий) говорить было бы странно. В 1930-е гг Троцкий говорит о термидорианстве сталинизма, что имеет серьезные основания, хотя (как мы попытаемся показать ниже) не является решением проблемы сталинзма.

Анализируя термидорианство сталинизма, Троцкий делает ряд верных наблюдений о природе ряда его политических и идеологических акций от устранения большевисткой «старой гвардии», до антисемитизма (работа «Термидор и антисемитизм»).

Общий вывод Троцкого по поводу советского режима перед войной состоял в определении его как «переходного». «Правильнее,- писал Л. Троцкий,- нынешний советский режим, во всей его противоречивости, назвать не социалистическим, а подготовительным или переходным от капитализма к социализму» (Л. Троцкий, Преданная революция, М., Нии культуры, 1991, с.43.)

Концепции Л. Троцкого во многом предвосхитила многие положения последующей критики сталинизма. Многие идеи, высказанные Троцким, вошли в употребление и стали сами собой разумеющимися. Верное определение Г. Водолазовым в период перестройки сталинизма как «диктатуры бюрократии» восходит к Троцкому. Это говорит о том, что теория Л. Троцкого требует анализа несравненно более глубокого, чем тот, который дают авторы сталинистского и национал-патриотического толка.

Традиция отличного сталинистской тенденциозности анализа наследия Троцкого сложилась на Западе. Л. Троцкий оказал серьезное влияние на целый спектр левой (и не только левой) мысли, в том числе и левое крыло западой советологии (И.Дойчер, Э.Карр). Основные положения его теории вошли в арсенал целого ряда концепций реального социализма. В постсоветской России серьезный анализ теории Троцкого попытался дать В. Роговин, автор целого ряда содержательных работ об антисталинистской оппозиции в СССР.