УМК Основы филологии - очное / Хрестоматия / Филология как научный принцип

Тема: Филология как совокупность гуманитарных наук, междисциплинарное (=общефилологическое) ядро знания, научный принцип.

Вопросы:

1. Понятие филологии.

2. Исходная реальность филологи

3. Внутренняя структура филологии.

4. Место филологии в различных культурах.

5. Традиционная фигура филолога – классика.

6. Филология – научный принцип.

7. Положение филологии в современной действительности.

8. Филология как служба понимания.

Оборудование. Презентация Microsoft Power Point.

Литература:

1.А. А. Чувакин. Основы филологии. М, Флинта, 2011. С. С. А веринцев. Филология // Большая советская энциклопедия / Изд. 3-е. Т.27.

Что такое филология?

ФИЛОЛОГИЯ (от греч. phileo - любовь и logos - слово) - область знания, изучающая письменные тексты и - на основе их содержательного, языкового и стилистического анализа - историю и сущность духовной культуры данного общества. Филология возникла в Древней Индии и Греции. В 17-18 вв. сложилась как наука, изучающая древнюю культуру (язык, литературу, историю, философию, искусство в их взаимосвязанности). С дифференциацией отдельных наук содержание понятия филологии изменялось: филологию стали понимать как совокупность наук, изучающих культуру народа, выраженную в языке и литературном творчестве.

Итак, современное понятие термина ФИЛОЛОГИЯ -  совокупность, содружество гуманитарных дисциплин — лингвистических, исторических, литературоведческих — изучающих историю и сущность духовной культуры человечества через языковый и стилистический анализ письменных текстов.

Текст, все его внутренние аспекты и внешние связи — исходная реальность филологии. Сосредоточившись на тексте, создавая к нему служебный “комментарий” (наиболее древняя форма и классический прототип филологического труда), филология под этим углом зрения вбирает в себя всю ширину и глубину человеческого бытия, прежде всего бытия духовного.

Внутренняя структура филологии двуполярна. На одном полюсе — скромнейшая служба “при” тексте, не допускающая отхода от его конкретности; на другом — универсальность, пределы которой невозможно очертить заранее. В идеале филолог обязан знать в самом буквальном смысле слова все — коль скоро все в принципе может потребоваться для прояснения того или иного текста.

Служа самопознанию культуры, филология возникает на сравнительно зрелой стадии письменной цивилизации, и наличие ее показательно не только для их уровня, но и типа. Высокоразвитые древние культуры Ближнего Востока вовсе не знали филологии, западно-европейское средневековье отводило ей весьма скромное место; между тем на родине философии, в древних Индии и Греции, филология возникает и разрабатывается как определенное соответствие впервые оформившейся здесь гносеологической рефлексии над мышлением, т.е. возникает как рефлексия над словом и речью, как выход из непосредственного отношения к ним. Несмотря на позднейшие конфликты между философской волей к абстракции и конкретностью филологии, первоначальное двуединство философии и филологии не было случайным, и высшие подъемы филологии обычно следовали за великими эпохами гносеологической мысли (в эллинистическом мире — после Аристотеля, в Европе 17 в. — после Декарта, в Германии 19 в. ФИЛОЛОГИЯ после Канта).

Универсальность филологии наиболее наглядно реализовалась между эпохой Возрождения и серединой 19 в. в традиционной фигуре филолога-классика (специалиста по античным текстам), совмещавшего в себе лингвиста, критика, историка гражданского быта, нравов и культуры и знатока других гуманитарных, а при случае даже естественных наук — всего, что в принципе может потребоваться для прояснения того или иного текста.

И все же, несмотря на последующую неизбежную дифференциацию лингвистических, литературоведческих, исторических и других дисциплин, вышедших из лона некогда единой историко-филологической науки, существенное единство филологии как особого способа подходить к написанному слову и поныне сохраняет свою силу (хоть и в неявном виде). Иначе говоря, филология продолжает жить не как партикулярная “наука”, а как научный принцип, как самозаконная форма знания, которая определяется не столько границами предмета, сколько подходом к нему.

Однако конститутивные принципы филологии вступают в весьма сложные отношения с некоторыми жизненными и умственными тенденциями новейшего времени. Во-первых, моральной основой филологического труда всегда была вера в безусловную значимость традиции, запечатлевшейся в определенной группе текстов: в этих текстах искали источник высшей духовной ориентации. Для религиозной веры христианских ученых эту роль играли тексты Библии, обоих Заветов, для мирской веры гуманистов Возрождения и “неогуманистов” винкельмановско-гётевской эпохи — тексты классической античности. Между тем современный человек уже не может с прежней безусловностью и наивностью применять к своему бытию меру, заданную какими бы то ни было чтимыми древними текстами.

И сама филология, став в ходе научного прогресса более экстенсивной и демократичной, должна была отказаться от выделения особо привилегированных текстов: теперь вместо двух (классической филологии и библейской, “священной” филологии) существует столько разновидностей филологии, сколько языково-письменных регионов мира. Такое расширение сферы интересного, важного, ценного осуществляется за счет утраты “интимности” в отношении к предмету. Конечно, есть случаи, когда отношение к тексту сохраняет прежние черты; творения Данте — для итальянцев, Гёте — для немцев, Пушкина — для русских, — это тексты, сохраняющие значимость универсального жизненного символа. Тем не менее, филология как содержательная целостность претерпевает несомненный кризис.

Во-вторых, в наше время новые и заманчивые возможности, в том числе и для гуманитарных наук, связаны с исследованиями на уровне “макроструктур” и “микроструктур”; на одном полюсе — глобальные обобщения, на другом — выделение минимальных единиц значений и смысла. Но традиционная архитектоника филологии, ориентированная на реальность целостного текста и тем самым как бы на человеческую мерку (как античная архитектура была ориентирована на пропорции человеческого тела), сопротивляется таким тенденциям, сколь бы плодотворными они не обещали быть.

В-третьих, для современности характерны устремления к формализации гуманитарного знания по образу и подобию математического и надежды на то, что не останется места для произвола и субъективности в анализе. Но в традиционной структуре филологии, при всей строгости ее приемов и трезвости ее рабочей атмосферы, присутствует нечто, упорно противящееся подобным попыткам. Речь идет о формах и средствах знания, достаточно инородных по отношению к научности — даже не об интуиции, а о житейской мудрости, здравом смысле, знании людей, без чего невозможно искусство понимать сказанное и написанное, каковым является филология. Математически точные методы возможны лишь в периферийных областях филологии; филология едва ли станет когда-нибудь “точной” наукой.

Строгость и особая “точность” филологии состоят в постоянном нравственно-интеллектуальном усилии, преодолевающем произвол и высвобождающем возможности человеческого понимания. Как служба понимания филология помогает выполнению одной из главных человеческих задач — понять другого человека (и другую культуру, другую эпоху), не превращая его ни в “исчислимую” вещь, ни в отражение собственных эмоций.

3