Диктатура слов

“Диктатура слов” наиболее опасна в социальных науках. И без того настолько сложен наш мир, чтобы мы сами провоци­ровали бы путаницу и неясности, употребляя по незнанию два различных слова для обозначения одного и того же явления или понятия либо применяя одно и тоже слово к различным предметам.

Так, Джонс обвинит Робинсона во лжи только за то, что по мнению последнего, чрезмерные сбережения являются причи­ной депрессии, в то время как, по мнению Джонса, в действи­тельности недопотребление и вызывает подобное явление. Всту­пив в спор, Шварц вполне может сказать: “Оба вы не правы. Недостаточные инвестиции — вот в чем корень зла”. И спор этот может затянуться на всю ночь, однако прекрати они спо­рить и проанализируй используемую терминологию, то весьма

245скоро они пришли бы к выводу о полном совпадении их точек зрения, словесная путаница и вызвала столь явное противостояние.

Поскольку нам далеко не безразличны слова, то они вполне могут стать для нас и предательскими. Одобряя программу правительства ускорения экономического роста, кто-то из нас назовет ее “разумным планированием”, а кто-то другой, не признающий эту программу, обвинит правительство в “тоталитарной бюрократической регламентации”. Кто же поддержит одну из сторон, согласившись или возразив при рассмотрении их высказываний? Хотя в действительности речь-то идет об одном и том же. Таким образом, даже и не будучи специалистом в области науки о смысловом значении языка – семантики, – легко понять желательность, насколько возможно, избегать употребления такого рода эмоциональной терминологии в научной дискуссии.

Теория и практика

Чрезвычайно сложен мир экономики. Выше мы уже говорили о невозможности проводить контролируемые эксперименты в ходе экономического анализа подобно научным лабораторным опытам. Чтобы определить действие пенициллина при воспалении легких, физиологу достаточно “сделать прочие условия равными”, т.е. использовать для опыта две группы, применяя пенициллин только в одной из них. И гораздо более жесткие условия созданы для экономиста. Допустим, стоит задача определить последствия налога на бензин на его потребление. Предположим, что в этот же период введения налога впервые был проложен трубопровод. И несмотря на это, экономист обязан сделать попытку хотя бы мысленно использовать метод “при прочих равных условиях” для выделения из цепочки причин влияния, связанного с введением этого налога. В противном случае невозможно объяснить экономический эффект в совокупности и в отдельности применения налогообложения и усовершенствования способов транспортировки.

При невозможности провести контролируемый эксперимент при анализе какого-либо явления возникающие трудности вполне можно проиллюстрировать на примере первобытного лекаря, который считает необходимым для успешного умерщвления врага одновременное использование колдовства и какого-то количества мышьяка либо полагает наличие причинной зависимости между его платьем зеленого цвета и появлением листьев

246на деревьях. Вот почему столь неполными представляются наши количественные познания в области экономики в результате этих и многих подобных ограничений. Это, право, не означает дефицит точных и доступных для нас статистических данных. Мы располагаем множеством подобных сведений. Целые годы данных о цензах, рынках и финансовой статистики накоплены в правительственных органах, торговых ассоциациях и концернах.

И все же очевидна необходимость, как и в любой другой науке, упрощать, абстрагироваться от множества деталей, даже если бы мы располагали еще большей массой еще более совершенных данных. Не существует такой человеческий мозг, который мог бы охватить огромную массу не связанных между собой фактов. Поскольку абстрагирование присуще любому анализу. Всегда необходим умозрительный подход при рассмотрении действительного окружающего нас мира, всегда необходимо уметь опускать детали, создавать наипростейшие гипотезы и схемы для постановки правильных вопросов при обобщении обширного фактического материала. Допустимо утверждение об искажении реальности в результате ее чрезмерного упрощения в любой физической, биологической либо социологической научной теории. Однако если речь идет о подлинной теории, то мы имеем возможность понимать ее в свете различные эмпирические данные, восполняя с избытком опущенные детали.

Именно поэтому при правильном их понимании не могут противоречить друг другу теория и наблюдение, дедукция и индукция. Полезность для освещения наблюдаемой действительности основана на критерии обоснованности теории. Впрочем, прямого отношения к делу не имеют ни ее логическое совершенство, ни изящное построение сложных рассуждений. Вот почему было бы совершенно бессмысленным заявление исследователя, если бы при утверждении “это верно в теории, но не на практике”, он не имел бы в виду, что “не все в порядке в относящейся к делу теории”.