5. Способы презентации персонажа в прозаическом произведении (структура индивидуального дискурса)

Истинный артист создает, даже копируя.

(Г. Лебон)

В произведениях художественной литературы языковеды выделяют дискурс отдельных персонажей и, говоря о прозаических произведениях (особенно романах), указывают на полифоничность произведения.

И. В. Саморукова высказывает сомнения относительно дискурсивности художественной речи: «Художественное высказывание как таковое есть эстетическая, творческая, свободная деятельность субъекта, образ этой деятельности, активности его творческого субъекта. Художественное высказывание, таким образом, есть деятельность в дискурсивном пространстве, но само оно не дискурсивно, трансцендентально по отношению к дискурсу как таковому» [13].

Действительно, речь Джулии Ламберт – это и речь самого автора, его мысли, идеи и само его творчество. Автор комментирует эту речь и сам ее создает. Переводчик воспринимает эту речь и привносит новые смыслы, трансформирует художественное высказывание персонажа, может включать различные дискурсы, поэтому Джулия Ламберт как образ имеет, прежде всего, эстетическую функцию в тексте.

Однако речь Джулии Ламберт представляет собой личностный текст и справедливо рассматривается нами как индивидуальный дискурс персонажа художественного произведения. Нам следует обратиться к способам презентации художественного образа Джулии Ламберт. Прежде всего, это внешняя речь персонажа в монологах и диалогах, авторская характеристика, интерьер, многочисленные паралингвистические элементы, оформленные в виде ремарок (жесты, мимика), характеристики другими персонажами, не собственно прямая речь Джулии Ламберт, ее письма, внутренняя речь, сюжетные линии. В этой главе мы хотели бы остановиться на таких приемах как интерьер, авторская характеристика, характеристика другими персонажами, композиционно-сюжетные элементы.

Интерьер в художественном произведении, когда он принадлежит герою, помогает автору раскрыть внутренний мир героя, его характер и психологические особенности. У.С. Моэм описывает интерьер дома Майкла Госселина и Джулии Ламберт уже в первой главе романа. Характерной особенностью дома является то, что «они отдали его в руки опытного декоратора». Интерьер, казалось бы, не может характеризовать Майкла и Джулию, но в этом и есть уже его особенность. Интерьер подчеркивает, что хозяин дома не способен к истинному творчеству, но как настоящий актер он может вжиться в любой интерьер. Сочетаемость «модерна» и «антиквариата» свидетельствует об этой способности Майкла Госселина. Иначе обстоит дело с Джулией. Ее комната носит характерные черты самой героини и может многое рассказать о ней. Мы приводим здесь как текст оригинала, так и текст перевода:

Julia, however, had insisted that she must have her bedroom as she liked, and having had exactly the bedroom that pleased her in the old house in Regent’s Park, which they had occupied since the end of the war she brought it over bodily. The bed and the dressing table were upholstered in pink silk, the chaise-longue and the armchair in Nattier blue; over the bed there were fat little gilt cherubs who dangled a lamp with a pink shade, and fat little cherubs swarmed all round the mirror on the dressing table. On satinwood tables were signed photographs, richly framed, of actors and actresses and members of the royal family... She wrote her letters at a satinwood desk, seated on a gilt Hamlet stool [11; 14].

Однако Джулия настояла на том, чтобы спальня была такой, как она хочет, и поскольку ее абсолютно устраивала спальня в их старом доме в Ридженc-парк, где они жили с конца войны, она перевезла ее сюда всю целиком. Кровать и туалетный столик были обтянуты розовым шелком, кушетка и кресло – светло голубым, который так любил Натье, над кроватью порхали пухлые позолоченные херувимы, держащие лампу под розовым абажуром, такие же пухлые позолоченные херувимы окружали гирляндой трюмо. На столе атласного дерева стояли в богатых рамах фотографии с автографами: актеры, актрисы и члены королевской фамилии... Она писала письма за бюро из атласного дерева, сидя на позолоченном стуле [9, 362-363].

Здесь нам предстает мир творческой личности. Розовые, светло-голубые и золотые тона доминируют, что привносит ощущение праздничной атмосферы, но также и контрастность. Фотографии говорят о том, что Джулия Ламберт ценит прошлое. Стул, за которым Джулия пишет свои письма, взят из декораций к пьесе «Гамлет».

Постараемся указать на некоторые различия в презентации интерьера спальни Джулии Ламберт в тексте оригинала и тексте перевода. Прежде всего, У.С. Моэм говорит о том, что спальная комната принадлежит только Джулии («her bedroom») и, следовательно, читатель может сделать вывод, что Майкл спит отдельно. В тексте перевода эта существенная деталь опущена/упущена («спальня»), и читатель может подумать, что семейная идиллия Джулии Ламберт и Майкла Госселина находит выражение в интерьере. Второе наше замечание будет касаться перевода слова «chaise-longue», которое автор осуществил, употребив слово «кушетка». В русском языке также присутствует слово «шезлонг» и его значение не вполне совпадает со словом «кушетка». Французское слово можно было передать и на французском языке, используя комментарий, если русский вариант «шезлонг» не устраивал переводчика.

Джулия Ламберт сидела не просто на «позолоченном стуле», но согласно пояснению Н.В. Демидовой, на «стульчике, служившем когда-то частью реквизита «для постановки Гамлета» [10, 9]. Здесь опущена/упущена весьма значимая характеристика – принадлежность к театру.

В целом, репрезентация интерьера в тексте перевода имеет меньшую смысловую значимость, чем текст оригинала, но вполне адекватно передает большинство деталей.

Характеристика другими персонажами позволяет автору показать своего героя со стороны, как его воспринимают другие люди. Джулия Ламберт получает множество отзывов от окружающих ее. Среди них такие как «You’re simply wonderful in it» / «Вы играете просто изумительно» (Tom Fennel/ Том Феннел); «All an actress like Julia wants is a vehicle. Give her that and she’ll do the rest» / «Такой актрисе, как Джулия, нужно одно – произведение (возможно, более верным было бы русское «роль». – П. Ш.), где она может себя показать. Дайте ей его, и она сделает все остальное» (Michael Gosselyn/ Майкл Госселин); «There’s nothing in the way of acting that you can’t do»/ «В области актерского искусства ты можешь все» (Michael Gosselyn/ Майкл Госселин); «You’ve got everything. You’re the right height, you’ve got a good figure, you’ve got an indiarubber face»/ «У вас идеальные данные. Подходящий рост, подходящая фигура, каучуковое лицо...» (Jimmie Langton/ Джимми Лэнгтон); «That’s the face an actress wants. The face that can look anything, even beautiful, the face that can show every thought that passes through the mind»/ «Такое лицо и нужно актрисе. Лицо, которое может быть любым, даже прекрасным, лицо, на котором отражается каждая мысль, проносящаяся в уме»(Jimmie Langton/ Джимми Лэнгтон); «Just wrung my heart. The critics are right damn it, you’re an actress and no mistake»/ «Ты перевернула мне всю душу. Критики правы, черт побери, ты – настоящая актриса, ничего не скажешь» (Michael Gosselyn/ Майкл Госселин); «Another Siddons perhaps. A greater Ellen Terry»/ «Вторая Сиддонс, возможно, больше, чем Эллен Терри» (Charles Tamerly/ Чарлз Тэмерли).

Здесь мы представили большинство положительных характеристик и видим, что они очень часто носят эмоциональный характер. В то же время, все они без исключения говорят не о личностных качествах Джулии Ламберт, но о ее профессиональном таланте, что абсолютно верно передано в тексте перевода.

Однако в тексте имеется также ряд эмоциональных высказываний о Джулии, дающих критическую характеристику героине: «You don’t know the difference between truth and make-believe» / «Для тебя нет разницы между правдой и выдумкой» (Roger Gosselyn/ Роджер Госселин); «Sham is your truth»/ «Подделка для тебя правда» (Roger Gosselyn/ Роджер Госселин).

Отрицательные характеристики также не касаются личности героини. Ее личность остается за кадром, она подвергается сомнению. С переводческой точки зрения, Джулия нам представляется в той же сфере театрального искусства, что и в оригинале, но литературные аллюзии в речи героев, которые дают характеристику актерскому мастерству Джулии, требуют пояснений, что и делает переводчик.

Авторская характеристика сопровождает актрису везде. Здесь автор объясняет речь своей героини, там стремится показать ее чувства. У.С. Моэм использует ремарки, в которых описывает мимику и жесты Джулии, что мы рассмотрим ниже.

Джулия говорит резкое слово, и автор тут же поясняет: «Julia talked very differently to herself and to other people: when she talked to herself her language was racy» / «Язык Джулии сильно разнился, когда она говорила сама с собой и с другими людьми». Но здесь мы не находим классической портретной характеристики или описания характера героя. Автор предлагает читателю понять личность Джулии Ламберт самому. Можем сказать, что здесь заключена важная проблема для переводчика. Его задачей является понимание авторского отношения к происходящему. Авторская позиция эксплицитно не выражена в тексте, но сама композиция свидетельствует о том, что У. С. Моэм симпатизирует своей героине.

Личность Джулии раскрывается, находит свое отражение в сюжетных линиях. С точки зрения сюжетно-композиционных особенностей романа, личная жизнь Джулии Ламберт не сложилась. Своего мужа она разлюбила, изменила ему, потеряла любовь. Джулия Ламберт оказывается лишенной семейного счастья. Ее настоящая жизнь – это театр. Театр остается над текстом, и читатель может только понять и поверить в значимость призвания Джулии. Джулия Ламберт ищет любви, удовольствия, счастья в этом мире, в этом тексте, но понимает, что ее любовь, счастье может быть только на сцене, вне мира, за текстом.

Словно служитель культа, она чувствует себя выделенной из жизни. Жизнь – это подделка, а театр реальность. Ю.И. Кагарлицкий пишет об этом: «Что выше – жизнь или искусство, словно бы спрашивает этим романом Моэм. Ответ, который он дает ходом действия и строем образов, достаточно сложен. Искусство невозможно без жизни. Оно питается ею и оказывается своеобразной ее сублимацией. Но вместе с тем в одном отношении оно стоит над жизнью, ибо в нем, если оно настоящее, все – творчество. Оно – воплощение и символ самого важного, что есть в жизни, и оно отрицает безликую повседневность» [11, 10].

К такому выводу приходит читатель, литературный критик, но Джулия Ламберт не приемлет диалектики. Театр стал для нее целью в себе, смыслом жизни. «Ход действия», «строй образов», композиция могут по-разному интерпретироваться, а выбор Джулии однозначен. В этой особенности весь Моэм. Творчество для него – необъяснимое таинство, апология жизни.