Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ / 0281576_BEADB_orlova_e_a_istoriya_antropologicheskih_ucheniy

.pdf
Скачиваний:
50
Добавлен:
19.03.2015
Размер:
38.88 Mб
Скачать

ГПАВА 3. ОСUОВАШ I НАПРАВШII СТРУКТУРНОГО АНАША

«объективное мышление, функционирующее автономно и рациональ­ но до того, как оно субъективизирует рациональность окружения и, приручив, подчиняет ее себея".

В 1960-х гг. в работах «Первобытное мышление» и «Мифохогики» Леви-Стросс расширяет границы применимости своего метода от язы­ ка как места, где в универсальности бессознательных структур стира­ ются различия между субъектом и объектом, наблюдателем и наблю­ даемым, и переходит к анализу других областей репрезентации. Он

отдает предпочтение искусству и его самому совершенному виду­

музыке. Эстетическое отношение к реальности он не считает ирраци­ ональным, стихийным, спонтанным; это более глубокое измерение универсальной рациональности. Соответственно и музыку можно изу­ чать с точки зрения закономерностей дискурсивности, расчлененнос­ ти, формообразования.

И миф, и музыка, согласно Леви-Строссу - это свидетельства пре­ одоления антиномии исторического времени и внеисторичной струк­ туры. Они строятся на взаимодействии двух континуумов - внешнего и внутреннего. Внешнего континуума звуков в природе или историче­ ских событий в мире, из которых и музыка, и миф отбирают и органи­ зуют лишь некоторые; внутреннего континуума - психофизиологиче­

ского времени слушателя, которое реорганизуется и перенастраивается в зависимости от развертывания музыкального или мифологического текста. Современные музыка и литература поделили между собой функ­ ции мифа: музыка заимствовала у него исходную форму, а литерату­ ра - более подвижные элементы. Подобно мифу музыка также являет­ ся средством преодоления исходных противоречий, обусловливающих движение мысли. Как и в мифе, они возникают на различных уровнях структуры музыкального произведения, по Леви-Строссу, - реальном, воображаемом и символическом. Разрешение в реальном плане разво­ рачивается метро-ритмическим способом в воображаемом - через

тональные контрасты; в символическом - как заключительная моду­

ляция, выход в единую тональность, снимающую противоречия реаль­

ного и воображаемого.

В это же время он переходит к более глубинному осмыслению психо­ химических и психофизических взаимодействий человека с окружением. «Натурализация» человека возможна, по мнению Леви-Стросса, как обо­ ротная сторона его полной «гносеохогизации», при последовательном дви­ жении от символических структур к обусловливающим их физическим и химическим процессам. Но это программа, возможная в отдаленном буду­ щем, предпосылки для реализации которой пока не сложились.

Леви-Стросс не дает теоретического объяснения, почему и как сим­ волические преобразования вписываются в механизмы бессознатель­ ного и сами становятся таковыми. Как полагает Э. Ипола, понятие бес­ сознательного в концепции Леви-Стросса принимается как данность вследствие необходимости дать теоретическое и онтологическое обо­ снование постулату об универсальности логического мышления.

7 Levi-Strauss С. Mythologiques. L'homme пес. Рапв, 1971. Р. 614.

341

ЧАШ 111. ШОШЕ соqшушуРных qшстншпй

Однако в рамках структурализма признается, что единство челове­ чества определяется не только структурами, но и функциями сознания; сознание как структура и как функционирование - это разные кон­ цептуализации. Это особенно заметно в теоретических построениях Ж. Лакана. Как психолог и психоаналитик, он попытался представить психические механизмы в качестве особого языка и с помощью этой концептуальной аналогии включить их в функционирование других знаково-символических систем культуры. Таким образом, он расши­ рил область рационального изучения тех областей реальности, которые

прежде трактовались через категории интуиции, витальности, психо­ физиологии.

Отличие позиции Лакана от классического фрейдизма заключается в том, что представлениям о нередуцируемости и специфичности «пси­ хической реальности» он противопоставляет возможность ее научного изучения в контексте лингвистического пространства. Язык рассмат­ ривается как субстанция исследовательской работы, как основное сред­ ство концептуальной фиксации ее процессов и результатов, выражения познавательной активности сознания.

Проблему языка Лакан соотносит не с мышлением и сознанием, но с бессознательным, которое не только структурировано как язык, но и тождественно ему. Однако здесь речь идет не о бессознательном в смысле Фрейда и не о языке в смысле Соссюра.

О бессознательном. Лакан противопоставляет натурахистической трактовке бессознательного у Фрейда свою, где оно рассматривается как опосредованное культурой. Так, фрейдовские понятия «желания», «влечения» Лакан интерпретирует не как энергетический импульс био­ логического порядка, не как заряд либидо, требующий разрядки или последующего культурного упорядочения. Он полагает, что это прояв­ ления общего (универсального) ритма психической активности, расчле­

няющая ее пульсация, уже опосредованные и преломленные в психи­ ческих репрезентациях, придающих этой активности определенную

структурную упорядоченность.

О языке. Называя бессознательное языком, Лакан не имеет в виду ни обыденного, ни лингвистического значения этого слова. Языком он считает механизм, структурирующий процессы на всех уровнях пси­

хики, делая возможным их соотнесение и переход от одного к другому. Трактовка психической реальности в структуралистских и экзистен­ циалистских схемах предполагает отвлечение как от внешних воздей­ ствий, так и от содержания переЖ:иваний, «искажающих» ее собствен­ ную структуру. Однако их акценты противоположны. Это видно, например, на сопоставлении точек зрения Лакана и Сартра. Один вы­ деляет и абсолютизирует бессознательное, а другой - осознанное ее измерение. Лакан относит к сфере бессознательного даже те явления,

которые традиционно интерпретировахись в терминах сознания, напри­ мер, «язык», «дискурс». Сартр, напротив, приписывает к осознанному даже те явления, которые принято относить к бессознательному, на­ пример, эмоции. Распространение понятия «сознание» на всю область субъективности позволяет трактовать индивидуальную активность в

342 терминах свободного выбора. Ограничение же этой области сферой

ШВА 3. оеноВАШ НШШЕШ СТРYIТУРШО АНАША

бессознательного позволяет свести все иллюзорные порождения созна­ ния к детерминирующей их бессознательной цепи означающих. Пол­ ной осознанности субъектом своего существования и свободе выбора

противопоставляется их ограниченность и детерминированность зако­

нами бессознательного. «Дело не только в том, что о сущности человека нельзя судить без соотнесения с безумием; этой сущности не было бы вовсе, если бы человек не носил в себе безумия как предела своей сво­ боды>".

Однако оппозиция осознанного и бессознательно сохраняется у обоих. У Сартра не установлены связи между рефлексивным и доре­ флексивным уровнями сознания, и взаимообмен информацией между ними не объяснен. В схеме Лакана переходы между уровнями «психи­ ческого» - реальное, воображаемое, символическое - также не описа­ ны. «Дискурсивный поток означающих» обеспечивает лишь их фор­ мальную сопоставимость, но не указывает на динамический импульс и

внутреннюю структуру их взаимопереходов.

В структуралистском психоанализе Ж. Лакана с его практическими задачами приоритетное внимание к речи как таковой без соотнесения ее с внешним социокультурным контекстом было в известной мере оправданно. Однако при переходе к теоретическому обобщению появ­ ляется необходимость обращения к нему. При объяснении психичес­ ких патологий нужна теоретическая модель, позволяющая анализиро­ вать способы включения сознания во внешний мир, а следовательно,

описывающая социокультурную среду, в частности символическую, где

разворачивается человеческая жизнь.

В отличие от «примитивных», экзотических обществ, по мнению структуралистов, в современном европейском мире изначальные эк­ зистенциальные структуры функционируют в многомерном символи­ ческом, вербализованном пространстве, представленном в «письме» И «чтении», предполагающем расшифровку словесно зафиксированных классификаций, типологий, первичных и вторичных знаковых систем. Соответственно необходимо выделить тот уровень, который стремится реконструировать М. Фуко - уровень «дознековый» (если под знаком понимать устойчивую связь между означаемым и означающим), допо­ нятийный, Он располагается между означающим и означаемым. Одна­ ко при анализе знаковых систем и коммуникации внимание обычно уделяется либо означающему, либо означаемому, а сам переход предпо­ лагается как данное. Теоретическая развертка связи между словами и вещами с помощью идеи дискурсивной практики помогает выявить переход от дознаковых ее форм к практикам более высоких уровней. Такой переход представил Ж. Деррида в своей теории письма.

Письмо определяется как двусмысленное присутствие - отсутствие следа, контакта сознания с реальностью, как различение, наделяющее его как временным, так и пространственным качествами. Эта концеп­ ция задает возможность всех тех альтернативных различий и дихото­ мических разграничений, которые в рамках прежней «онто-тео-техео-

8 Lacan J. Ecrits. Р. 575.

343

ЧАШ 111. ШUШЕ сuqШУШУШIХ qЕШТНUШЕi

логоцентрической» парадигмы считались изначальными, сами собой разумеющимися. Ее сторонники избегали углубленного изучения пись­ ма, чувствуя в этом угрозу абсолютному, универсальному характеру своих исходных допущений. Они отдавали предпочтение дискурсу,

слову, логосу, понимаемым как нечто наполненное, как присутствую­

щую в себе и для себя полноту, наличиствование. Трактовка письма как не имеющего субстанции, сущности делает бессмысленным вопрос: «что это есть» - и не позволяет Деррида представить свою грамматологию, предназначенную для его изучения, в виде позитивной научной обла­ сти, имеющей собственный объект изучения, как другие лингвисти­ ческие теории. Ее предметная область - совокупность сплетающихся и трудноравводимых первоусловий выразимости, выявляемых лишь по косвенным признакам. Она представляет собой критическое исследо­ вание условий самой возможности объективации, своеобразную семио­ логию. Но не в виде науки о знаках и знаковых системах, составляю­ щей, по Барту, часть лингвистики. Это семиология, определяющая

условия возможности позитивного знания. Пространственно-временная фиксируемость различения обознача­

ется понятием «след». Он отмечает и закрепляет соотнесенность и различенность полей сущего и метафизики, идентифицирует их. По­

нятие следа делает возможным описание языка и письма в единых терминах. Деррида подчеркивает, что след - не знак, отсылающий к какой-либо под-лежащей ему «природе» или «сущности»; В этом смыс­

ле след не определен ничем внешним по отношению к нему, кроме собственного становления. Хотя этот первослед не является чем-то вещественным, он предполагает особую субстанциональность, не укла­ дывающуюся в привычные альтернативы природное - культурное, фи­

зическое - психическое, материальное - духовное; он предшествует этим разграничениям. Понятие «след» означает то, что уже априори «записано». Подразумеваемое при этом «различение» позволяет перей­

ти к первичному «археписьму». появляющемуся на пересечении следов различий и различий следов, составляющем исходную сетку различе­ ния. Такое первописьмо потенциально содержит возможность «графии» как таковой, т. е. любой вторичной, производной от него записи в про­ странстве и времени - звуковой, собственно графической, кинемато­ графической, хореографической и т. п.

Методологически выделенные понятия - различие, различение, след, письмо, археписьмо, знак, текст, означающее - образуют особое «несистемное» познавательное пространство. Это не «вещи» И не «сло­ ва» (антитеза Фуко), но и не понятия, обобщающие данные эмпириче­ ского опыта или априорно структурированные рациональным образом. Они не относятся к порядкам сущего и существующего, не определены материальным или идеальным наличием - присутствием. Это выводит их в особую область критического и позитивно-научного познания, характерного для структурализма. Однако сведению многослойности

человеческого сознания к рациональному уровню его организации Деррида противопоставляет особую реальность письма как первоначаль­ ной телесной практики, на которой базируются все другие уровни

344 организации сознания.

ШВА 3. DШВАШ I НАОРАВПЕШ СТРУКТУРШD АНАША

Такую же новую область порождения социокультурной реальности выделяет понятие «дискурс» - общий принцип расчлененности, пред­ шествующей и формализмам языка, и реализующему их функциони­ рованию речи. Оно обозначает структурированность социокультурной субстанции, опосредующей индивидуально-психические проявления в контексте социальных взаимодействий и коммуникаций. По мнению структуралистов, с его помощью можно связать работу психических и

социальных механизмов при изучении языка и культуры - продуктов человеческой деятельности (артефактов). Движение от «языка» (в ши­ роком смысле) к «до-языку» позволяет выявить первоначальный слой дискурсивности, порождающий значения и смыслы фактов и событий в контексте человеческой культуры. Это не «продукт» И не «код», но исходное условие для возможности последующей рационализации и упорядочения непосредственных переживаний, составляющая структу­ ралистского обоснования знания. На этом уровне еще нет предвари­ тельной (априорной) рационализации и дифференциации означаемого и означающего, наблюдаемого и наблюдателя. Предполагается лишь возможность знаков как единства обеих сторон. Это не структура и не

то, что структурирует, не единая целостность, но принципиальная множественность означающих. В терминологии Кристевой, речь идет о «генотексте», В котором можно разместить любое выражение, по­ строенное означающее, представляющее собой «фенотекст».

Генотекст определяется как вневременной и внесубъектный локус, в котором И время, и субъект трактуются лишь как проявления общего функционирования множества означающих. Таким образом, происхо­

дит нечто вроде самопорождения текста, процесса, отличного от самого

текста, внешнего по отношению к нему как к завершенному продукту. Речь идет о самом процессе порождения как таковом.

При изучении языка и обосновании познания структуралисты не обращаются к концепции целостного человека. М. Фуко аргументирует это возможностью выявления в современной культуре самостоятель­ ности бьггия языка, его независимости от непосредственных процес­ сов мышления, как это было в рамках классического рационализма. Ж. Лакан, основываясь на опыте повседневной терапевтической прак­ тики, ограничивается рассмотрением болезненных, но типичных на­ рушений психики. К. Леви-Стросс, следуя общим требования «подлин­ ной научности», предполагает, что можно редуцировать человека к природным (физико-химическим) процессам.

В этом случае обоснование возможности познания осуществляется двумя способами. Во-первых, прослеживание процесса в обратном по­ рядке - от «знания» К «до-зеннию». Так, М. Фуко и Ж. Лакан на уровне языка, речи, дискурса, а Леви-Стросс - бессознательных структур искали такую область исследования, где логические, психологические,

лингвистические различия можно считать несущественными по отно­ шению к источнику их порождения. Иными словами, предпринимались попытки определить уровень анализа, на котором можно обосновать

возможность всякого познания, независимо от предметно-содержатель­

ных разграничений, в том числе между естественно-научным и соци- 345 ально-научным знанием. Леви-Стросс еще разделял науки на естествен-

ЧАШ 111. ШDЕШ coqШУШУРНЫХ qшеТНШТЕi

ные и социальные, а также выделял гуманитарное знание. Но уже Фуко с помощью концепции эпистемы демонстрирует общие познавательные основания для филологии (гуманитарное знание в понимании Леви­ Стросса), политической экономии (социальные науки) и биологии (ес­ тественные науки). Р. Барт же полагал, что «структуральная активность»

одинакова для ученого, художника, конструктора; она зависит не от

различий материалов, но от специфики «разборочно-сборочных» опе­ раций, операций деконструкции-реконструкции, ведущих к построению разных объектов на основе одних и тех же базовых принципов.

В рамках французского структурализма была конкретизирована философская концепция символизации. При моделировании перехода природного в культурное в ходе человеческой истории особое внима­ ние уделялось многообразию форм, в которых проявляется постулиру­ емая Кассирером универсальность символической функции. Изучение структур естественного и научного языка переместилось на фундамен­ тальный уровень социокульурной реальности их порождения. Феноме­

нологическая идея социальных предпосылок познания нашла, напри­

мер, развитие в представлении Фуко об эпистемах - характерных для истории культуры системах оснований познания и практики, меняю­ щихся от одной эпохи к другой.

На более глубинном уровне символическое функционирование со­ знания связывалось с абстрактным представлением о символе (в том числе применительно к изучению первобьггного мышления). Подобно алгеб­ раическому понятию пустого множества, его можно заполнить любым содержанием. Специфика символического мышления связывалась с тем,

что в структуре человеческого сознания порядки означающего и означа­

емого не совпадают: означающее по объему содержания всегда больше означаемого. Этот избыток переносится на другие реальные объекты, что и порождает закономерности символического мышления. Свобод­ ные связи означающего позволяют, по Леви-Строссу, сопоставлять и объединять любые идеи и образы и, следовательно, являются условием

творчества, а также репрезентации и освоения его результатов. Однако сами структуралисты считали, что они лишь в начале пути

подготовки социальных наук к тому, чтобы выявить за многообразием социокультурных фактов общие структуры, инвариантные для всего че­ ловечества во все времена. В то же время в рамках естественных наук

должны появиться методы, пригодные для сведения этих структур к пси­ хофизическим «первоэхементам», Только когда это произойдет, станет возможной интерпретация социальной субстанции с точки зрения при­ родных форм, которые ее порождают. Иными словами, считается, что при обосновании возможности познания от предметной области «личность­ культура» следует перейти к уровню «организм - среда», и это будет важ­ ным шагом в становлении фундаментальной науки о чеховеке,

ЕАиииqы стрglтgриоrо анаАиза

в западноевропейском обществе, по мнению Фуко, анализ дискурса 348 заменялся темами «субъекта-обосноватехя», придающего смысл вещам:

ШВА 3. ШDВАШ НАПРАШШ ШУКТУРШD АНАША

«первоначального опыта», через который субъект приобщается к миру и спонтанно постигает его; «универсальной медиации», позволяющей внутри логического пространства возводить любую единичность в ранг всеобщности. На этих основаниях современные историки стремятся проанализировать серии событий, чтобы поставить вопрос об услови­

ях, при которых их осуществление и взаимосвязь стали возможными. Они отказываются от таких привычных для истории категорий, как «субъект», «сознание», «свобода», но не в пользу «знаков» или «струк­ тур», не релевантных событию, а ради описания взаимопересекающих­ ся серий высказываний, позволяющих описать место и условия появ­ ления события как основной единицы анализа.

Событие, согласно Фуко, неизмеряемо на материальном уровне, но именно здесь обнаруживается его результат. Суть события заключена

в отношениях сосуществования, дисперсии, расщепления, накопления, отбора некоторых материальных элементов, участвующих в его орга­ низации. Само оно не есть ни действие, ни свойство тела, хотя оно происходит как результат и свойство парадоксальной «материальности бестехесногоь". Исходя из такой трактовки единицы анализа, в «Архео­

логии знания» он предлагает методологию, соответствующую современ­

ной практике исторического исследования. Она предполагает две груп­ пы операций:

-негативно-редуктивно-критическую;

-позитивно-конструктивную.

Первая группа операций предполагает пересмотр всех понятий, ис­ пользуемых нерефлексивно, как само собой разумеющиеся (такие как

влияние, традиции, развитие, эволюция, исходящие из презумпции связности и линейности исторического процесса); разложить и подвер­ гнуть деконструкции термины, обозначающие культурные образова­ ния, имеющие вид далее нерасчленимых (например, наука, философия, религия, искусство в современном их понимании); уточнить понятия «автор» И «произведение» применительно к процессу творчества. В ре­ зультате, по мнению Фуко, можно получить чистые факты дискурса.

Анализ дискурсивных фактов отличается от анализа языка. Его цель - выявление не абстрактных правил порождения индивидуальных высказываний, как при лингвистическом анализе, но причин появле­ ния конкретного высказывания в определенных месте и времени. В от­ личие от когнитивного анализа, обнаруживающего осознаваемые или бессознательные интенции говорящего, дискурсивный состоит в опре­ делении условий и границ существования конкретного высказывания,

его соотношения с другими высказываниями.

В этом случае высказывание выделяется из тех целостностей, кото­

рые представляются «естественными», «непосредственными», и соот­

носится с другими порядками и системами, в которых выстраиваются новые или обнаруживаются ранее не замечаемые единицы. Это «чис­

тое описание событий дискурса как горизонт для исследования форми­ рующихся в нем единиц»10. Появляется возможность проследить, как

9 Foucault М. L'ordre du discourse. Paris, 1971. Р. БО.

347

10 Foucault М. L'archeologie du savoir. Репв, 19б9. Р. 38 - 39.

ЧАСТЬ 111. СТРОЕШ ЩIОШЫУРНЫI щшншТEi

высказывания, будучи специфичными событиями внутри дискурсив­

ных практик, сопрягаемы с недискурсивными: техническими, эконо­

мическими, социальными, политическими и т. п.

Фуко выделил четыре основных измерения дискурсивного анализа: поле объектов, типы высказываний, понятия, стратегии. Объект, опре­ деляемый этой системой координат, он назвал «дискурсивной форма­ цией». Эти единицы и образующие их «дискурсивные события» логи­ чески предшествует построению порядков более высоких уровней, например, науки или дисциплины. ОН предлагает набор правил, опре­ деляющих направление анализа и необходимых:

для построения объектов. Объектами не считаются ни слова, ни вещи, хотя они и существуют парадоксальным образом и как слова, и как вещи. Исследователь должен заменить недискурсивные вещи соответствующим набором сюжетов, вырисовывающихся в дискур­ се; определить эти сюжеты без ссылки на культурную глубину ве­ щей, но в соответствии справилами, превращающими их в объекты

дискурса, что является условием их появления в истории; постро­

ить историю дискурсивных объектов, «которая не погружала бы их в изначальный слой порождения, но развертывала связь закономер­ ностей, управляющих их дисперсией»!!; для образования высказываний. Их не следует относить ни к абст­

рактному гносеологическому субъекту, ни к конкретной индиви­ дуальности познающего сознания. Исследователь должен выявить модальности высказывания, позиции безличного деиндивидуализи­ рованного субъекта дискурса; для образования понятий, Они изучаются не в контекстах идеаци­

ональных или эмпирических представлений. Анализ разворачивает­ ся на доконцептуахьном уровне. При этом выявляются различные

связи между элементами дискурса, например, отношения предпосы­

лок и вывода, сопоставимости инесопоставимости, взаимопересече­ ния, подстановки, исключения, замещения. Таким образом, иссле­ дователь имеет дело не с теми понятиями, которые фактически ис­ пользуются в изучаемом типе дискурсивной практики, а те, что позволяют описать ее закономерности. (Таковы, например, понятия «атрибуция», «артикуляция», «десигнеция», «деривация», которые Фуко выводит и использует в анализе грамматики XVH - XVIH вв.); для осуществления теоретических выборов или определения стра­ тегии дальнейшего исследования. Они не основываются ни на фун­

даментальных идеях, ни на поверхностных мнениях исследователя. В самом изучаемом материале - дискурсивной практике - он ищет

такие точки, которые одновременно указывают и на расхождения, и на тождество сюжетов, высказываний, понятий (если они обра­ зованы на одном уровне и по общему правилу), либо на их несо­ вместимость (если они взаимно исключают друг друга).

Стратегические выборы предполагают расширение рамок анализа, выход на более высокий уровень дискурсивных образований, где зако-

348 11 Foucau/t М. L'archeologie du savoir. Р. 65.

[ПАВА 3. DШВАШ I ВАПРШЕШ ШУШРНШ АНАША

номерности различных видов дискурса и дискурсивных практик пере­ плетаются с недискурсивными. Это приводит к построению дискурсив­ ной формации как целостности. Критерии ее адекватности определя­ ются «вертикальной» структурой, где высшие уровни определяют закономерности низших, а низшие в известной степени обусловлива­ ют закономерности высших. Именно теперь исследователь может вы­ являть закономерности не только дискурсивных практик и ансамблей как таковых, но их преобразований. Системе формаций соответствует система правил, по которым меняются объекты, высказывания, поня­ тия, стратегии внутри одного и того же типа дискурса. Такая «археоло­

гическая» процедура позволяет выявить расхождения между дискурсив­

ными инедискурсивными практиками, между дискурсивными

практиками разных видов, а также изучить их взаимовлияния. Другая сторона методологии - выделение атомарного элемента

дискурсивной формации и дискурсивной практики, которым Фуко

считает высказывание, позволяющее соотносить различные дискурсив­ ные практики. Путем редукции логических, лингвистических, психо­ логических ассоциаций Фуко добивается сопоставимости дискурсивной формации и высказывания как целого и части.

В качестве единицы анализа высказывание не тождественно ни логическому предложению (одно и то же логическое предложение мо­ жет быть выражено разными высказываниями); ни лингвистической фразе (таблицы, формухы, графики и т. п. будучи высказываниями, не являются лингвистическими фразами); ни речевому акту (в отличие от его конкретности - это понятие, инструмент познания). Высказыва­ ние - это функция существования знаков, объединяющая их в струк­

туры в конкретных временных и пространственных рамках, хотя при

этом само высказывание может не отвечать критерию смыслового един­ ства. Оно располагается на дознаковом уровне и определяет возмож­ ность использования и осмысленность знаков и их ансамблей.

Положение психиатра, кем был Лакан, в отношении пациента ана­ логично тому, в котором оказывается исследователь, подобный Фуко, встречаясь с незнакомой структурой, что делает невозможными умо­ заключения и переносы по аналогии. Первоначальные данные для обо­ их - это дискурсивный поток означающих в виде сменяющихся и переходящих друг в друга материальных форм. Однако в психоанали­ тической практике эти формы не соотносимы с означаемым ни как с внешней по отношению к сознанию больного реальностью, ни как с содержанием психики больного: они подавляются и скрываются и об­ наруживаются лишь в неосознанных деталях речи и поведения. Поэто­ му в отличие от исследователя прошлого цель психоаналитика - рекон­ струировать структуру наблюдаемого потока означающих, которая, по Лакану, и есть структура бессознательного.

Рассмотрение структуры означающего по отдельности от означае­ мого подразумевает аналитическое расщепление двусторонней целост­ ности лингвистического знака, представляющегося обычному носите­ лю языка единицей речи. В случае Лакана устойчивое единство означающего и означаемого распадается. Анализ не обнаруживает эле­

ментарное высказывание как таковое, но выявляет поле его влияния. 349

ЧАШ 111. СТРШIЕ соqшштуРных qШШШТЕi

Соответственно оно описывается как совокупность условий, при кото­ рых определенная функция придает серии знаков специфичное суще­ ствование. Высказывания не даны непосредственному восприятию. Чтобы узнать и выделить их, необходима особая позиция исследовате­

ля, акцентирующего внимание не на содержании логических предло­

жений или лингвистических фраз, а на промежуточной области языка, разделяющей означаемое и означающее, вербальное и довербальное.

Высказывание как функция существования знаковых ансамблей требует для осуществления определенных условий, подразумевающих наличие:

«референтности», понимаем ой не как отсылка к реальному факту или объекту, но как сам «принцип различению> в поле объектов; субъекта, который не равен ни говорящему, ни автору, но пред­ ставляет собой безличную позицию; «поля связи» С другими сосуществующими высказываниями;

«материальной», вещественной воплощенности высказывания (в письме, изображении, пластической форме), допускающей его

воспроизведение в других контекстах и условиях.

При сопоставлении измерений анализа дискурсивной формации и областей функциональной реализации высказывания обнаруживаются определенные соответствия: объектам дискурсивной формации соот­ ветствует референтность высказывания; модальностям высказывания - позиции субъекта в дискурсе; понятия определяются полями связей, в которых они возникают; стратегические выборы с соответствующими

им возможностями нового использования концептуальных элементов требуют вещественности высказывания.

Если законы лингвистического или логического предложения опре­ деляются извне - языком или правилами дедукции, - то законы выска­ зывания определяет сама дискурсивная формация, к которой оно непо­ средственно принадлежит. Поэтому Фуко и Лакан рассматривают его,

сочетая конкретность эмпирического существования высказывания с более общими и фундаментальными закономерностями его построения.

В области семиотики критика атомарного знака в трактовке Ч.с. Пир­ са и Ч. Морриса и переход к изучению знаковых систем обусловили обращение к понятию текста. Семиотика, акцентирующая отношение знака к объекту (Пирс) или интерпретатора знака (Моррис), исходя из логико-психологических оснований, представляла знак как нечто веще­ ственное, не затрагивая его функциональную природу. Она нашла ото­ бражение в соссюровской идее отношения, составляющего основу зна­ ка, и социальной конвенциональности этого отношения. Именно такая реляционная трактовка знака обнаруживается в анализе Барта литерату­ ры и массовых коммуникаций, Л. Прието - логики систем визуальной коммуникации, Греймаса - повествовательных структур в фольклоре и литературных произведениях, К. Метца - кино как специфичной зна­ ковой системы, Кристевой и других представителей группы «Тель Кель».

Выделение текста как единицы анализа и особой реальности харак­ терно для многих областей знания (литературоведение, лингвистика, логика и методология науки, история, антропология), связанных с изу­ чением вторичных по отношению к естественному языку знаковых 350 систем. для анализа этой единицы методы лингвистики оказываются