Литературная страница

Я — несчастный доктор Поляков, заболевший в феврале этого го­да морфинизмом, предупреждаю всех, кому выпадет на долю такая же участь, как и мне, не пробовать заменить морфий кокаином. Ко­каин — сквернейший и коварнейший яд. Вчера Анна еле отходила меня камфарой, а сегодня я — полутруп...

6-го мая 1917 года. Давненько я не брался за свой дневник. А

жаль. По сути дела, это не дневник, а история болезни, и у меня, очевидно, профессиональное тяготение к моему единственному другу в мире (если не считать моего скорбного и часто плачущего друга Анны).

Итак, если вести историю болезни, то вот: я впрыскиваю себе морфий два раза в сутки (...)

18 мая. Душная ночь. Будет гроза. Брюхо черное вдали за лесом растет и пучится. Вон и блеснуло бледно и тревожно. Идет гроза.

Книга у меня перед глазами, и в ней написано по поводу воздер­жания от морфия: „...Большое беспокойство, тревожное тоскливое состояние, раздражительность, ослабление памяти, иногда галлюци­нация и небольшая степень затемнения сознания..."

Галлюцинаций я не испытывал, но по поводу остального я могу сказать: о, какие тусклые, казенные, ничего не говорящие слова! „Тоскливое состояние"!.. Нет, я, заболевший этой ужасной болез­нью, предупреждаю врачей, чтобы они были жалостливее к своим пациентам. Не „тоскливое состояние", а смерть медленная овладева­ет морфинистом, лишь только вы на час или два лишите его морфия. Воздух не сытный, его глотать нельзя... в теле нет клеточки, которая бы не жаждала... Чего? Этого нельзя ни определить, ни объяснить. Словом, человека нет. Он выключен. Движется, тоскует, страдает труп. Он ничего не хочет, ни о чем не мыслит, кроме морфия. Мор­фия!

Смерть от жажды — райская, блаженная смерть по сравнению с жаждой морфия. Так заживо погребенный, вероятно, ловит послед­ние ничтожные пузырьки воздуха в гробу и раздирает кожу на груди ногтями...

Булгаков М. Записки юного врача.— М., 1990.

При выявлении в семье пациентов с признаками злоупот­ребления токсикоманическими средствами врач должен доби­ваться от пациента и его родственников незамедлительного обращения к специалисту-наркологу.

Не только экономическими причинами, но и неблагопо­лучными семейной средой и социальным окружением объяс­няется широкое распространение в нашем обществе алкого­лизма, наркомании, эпидемий жестокости и насилия.

Каждый год в России от рук своих близких гибнут 14 тыс. женщин и 2 тыс. детей. Эти неутешительные цифры были на­званы на конференции «Безопасность в семье», организован­ной Министерством труда и социального развития и Ассоциа­цией кризисных центров России «Остановим насилие», про­ходившей в Москве в мае 2003 г. По мнению специалистов, ситуация будет ухудшаться, если на защиту жертв домашних тиранов не встанет государство. Закон о предупреждении на­силия в семье существует в большинстве развитых стран. В России его начали разрабатывать в 1994 г., но дальше разра­ботки дело не продвинулось.

По данным социологов, три четверти россиянок, т. е. по­давляющее большинство, подвергаются так называемому до­машнему насилию. Это значит, что их бьют, оскорбляют и

178

179

принуждают к сексу мужья и любимые. Конечно, насилие распространяется не только на женщин. Ему подвергаются все, кто слабее,—дети, пожилые люди. Настоящий тиран од­ними только физическими мерами обычно не ограничивает­ся. Запад, который начал борьбу с домашним насилием лет 30 тому назад, дал ему такое определение: это система пове­дения одного члена семьи для сохранения власти и контроля над другим или другими. Для этого и бьют, и унижают, и, как выражаются специалисты, используют эмоционально-психологические, экономические методы, угрозы и даже изо­ляцию.

Насилие в семье имеет «поколенческий» характер. По дан­ным российских исследований, 98% мужчин, которые изби­вают детей, были свидетелями насилия в детстве или сами ему подвергались. И в этом сценарии ничего изменить нель­зя. Можно только пресечь жестокое обращение с ребенком, но для этого службы, которые призваны защищать права де­тей, должны реально работать. Но у них всегда есть отговор­ка: это, мол, дела семейные, не надо вмешиваться. При этом результаты семейного насилия мы наблюдаем каждый день на улицах и в метро: беспризорники бегут из дома не от хо­рошей жизни. Тем большее удивление вызывает ханжеская государственная политика по отношению к ним: ребенка-по­прошайку ловят, моют, обследуют, в лучшем случае на не­сколько месяцев помещают в приют, а потом опять возвра­щают в «семью». Круг замыкается. Возиться с ними, доказы­вать факты жестокого обращения или полной заброшенно­сти, добиваться через суд лишения родительских прав не хо­чется никому. При этом те люди, которые готовы реально помочь брошенным детям, организовать семейный детдом, просто взять беспризорника на воспитание, получают от го­сударства крохи.

Р. Нургалиев — министр внутренних дел РФ, выступая по телевидению в Международный день защиты детей 1 июня 2005 г., сказал: «Россия переживает сейчас третью после Граж­данской и Великой Отечественной войн волну беспризорности. По самым приблизительным подсчетам, в стране более 700 ты­сяч детей-сирот, 2 миллиона неграмотных подростков, более 6 миллионов детей находится в социально неблагоприятных усло­виях — не получают необходимого воспитания и образования. Около 4 миллионов подростков употребляют наркотики. 2 мил­лиона ежегодно подвергается различным видам насилия».

Громадное количество детей становятся жертвами жестоко­сти не только в России, но и в других странах. Все это выну­дило Всемирную медицинскую ассоциацию обратиться ко всем врачам мира с особой декларацией, принятой 36-й Все­мирной медицинской ассамблеей (Сингапур, октябрь 1984 г.) и дополненной в 1989, 1990 и 1992 гг.

180