
- •Л.Л. Нелюбин, г.Т. Хухуни
- •(История и теория с древнейших времен до наших дней)
- •Isbn 5-89349-721-х (Флинта)
- •Isbn 5-89502-951-5 (мпси)
- •История перевода и ее отношение к другим разделам переводоведения
- •Виды, формы и типы перевода
- •Сущность и виды перевода
- •Проблема периодизации развития перевода
- •10) Перевод и переводоведение XX в.
- •XVIII век в истории русского перевода (петровская эпоха и классицизм);
- •Часть I
- •Глава 1
- •Государства Древней Передней и Малой Азии и Месопотамии
- •Переводы и переводческие концепции античной эпохи
- •Начало переводческой деятельности в Древнем Риме
- •Развитие римского перевода в классическую эпоху
- •Мировые религии и развитие перевода
- •Понятие мировой религии
- •Переводы буддийской литературы
- •Переводы Библии на другие европейские языки и борьба с ними
- •Средневековый перевод и его особенности
- •Языковая ситуация в средневековой Европе
- •Арабская переводческая традиция и ее влияние на средневековую Европу
- •Переводческая деятельность в других странах Европы
- •Эпоха возрождения и развитие перевода
- •Понятие эпохи Возрождения и ее отличительные черты
- •Начало ренессансной традиции греко-латинских переводов
- •Переводческий скептицизм в эпоху Возрождения
- •Проблемы перевода Библии в ренессансной традиции
- •Европейский перевод XVII—XVIII веков (эпоха классицизма)
- •Сущность и основные черты классицистического перевода
- •Сущность романтического перевода и его основные особенности
- •Немецкая переводческая традиция второй половины XIX века
- •Французский романтизм и развитие перевода
- •Зарубежная переводческая мысль XX века
- •Общая характеристика теории и практики перевода в XX столетии
- •Развитие теории перевода в странах Западной Европы
- •10. Переводчик не вправе что-либо прибавить или убавить.
- •12. Стихи следует переводить стихами114.
- •Часть II
- •Глава 1
- •Древнерусская культура и искусство перевода
- •1. Переводческая деятельность в Киевской Руси
- •Основные тенденции развития русского перевода в XVII столетии
- •Русский перевод XVIII века: основные черты и особенности
- •Особенности передачи иноязычных текстов в Петровскую эпоху
- •Переводческая деятельность в.К. Тредиаковского
- •Первая половина XIX века в истории русского перевода
- •Место художественного перевода в культурной жизни эпохи
- •Переводы западноевропейской и восточной поэзии
- •Поиски новых переводческих принципов (п.А. Катенин, н.И. Гнедич)
- •Проблемы перевода в творчестве а.С. Пушкина и м.Ю. Лермонтова
- •Теоретические проблемы перевода в трудах в.Г. Белинского
- •Перевод и переводческая мысль в россии во второй половине XIX столетия
- •Радикально-демократические литераторы и проблема перевода
- •Русский художественный перевод последней трети XIX века
- •П.И. Вейнберг как переводчик и теоретик перевода
- •Часть I
- •Глава 5. Эпоха Возрождения и развитие перевода 72
- •Часть II история и теория перевода в россии
- •Глава 1. Древнерусская культура и искусство перевода 178
- •Глава 2. Русский перевод XVIII века: основные черты
- •Глава 3. Первая половина XIX века в истории русского
- •Глава 5. Основные тенденции развития русского перевода в XX столетии. Создание теории перевода как науки 304
- •Нелюбин Лев Львович Хухуни Георгий Теймуразович наука о переводе (история и теория с древнейших времен до наших дней)
Характеризуя
жизнь и деятельность Петра
Исаевича Вейн- берга
(1831—1908), Ю.Д. Левин отмечал: «В истории
русской переводческой литературы XIX
в. ни один переводчик ни до, ни после
Вейнберга не пользовался таким
авторитетом, не получал такого
общественного признания и почета, каким
был окружен он в конце своего творческого
пути. Среди своих современников
Вейнберг стяжал славу лучшего переводчика,
а его переводы долгое время признавались
образцовыми»223.
Время,
однако, внесло существенные коррективы
в эту оценку, и во многих историко-переводческих
трудах XX столетия, когда речь заходила
о наследии Вейнберга, акцентировалось
внимание уже на том, что, хотя «как
переводчик он имел несомненные заслуги»,
однако «ему недоставало художественного
чутья, он не видел главных особенностей
оригинала, пользовался первыми
попавшимися средствами русского
языка, любым размером (независимо от
формы подлинника), заменяя одни
образы другими, многое упрощал и
огрублял»224.
Биография
Вейнберга была в определенной степени
типична для профессионального
литератора-разночинца. Сын нотариуса,
окончивший историко-филологический
факультет Харьковского университета,
совмещавший литературную деятельность
со службой и педагогической работой,
он не чуждался участия в общественных
организациях (Обществе для пособия
нуждающимся писателям и ученым, известном
как «Литературный фонд», созданном в
свое время по инициативе А.В. Дружинина,
и Союзе взаимопомощи русских писателей),
в которых он даже занимал должность
председателя. Избранный в конце жизни
почетным академиком, П.И. Вейнберг
являлся одним из наиболее плодовитых
русских переводчиков. Он переводил
произведения свыше шестидесяти
зарубежных авторов, но особенно
прославился переводами Гейне и Шекспира
(причем некоторые выражения последнего
— например слова Отелло о Дездемоне:
«Она меня за муки полюбила, / А я ее за
состраданье к ним» — вошли в состав
крылатых слов русского языка именно в
интерпрета
295
П.И. Вейнберг как переводчик и теоретик перевода
ции
Вейнберга). Уделял он внимание и
теоретическим проблемам, отмечая,
в частности, что «было бы очень желательно
и благотворно, взять в основание...
мнения... авторитетов... подробно разобрать
их и на фундаменте этого разбора
построить раз и навсегда теорию
хорошего перевода и соединенных с
этим других вопросов»225.
Разумеется,
предположение, будто возможно создание
«раз и навсегда» некоей абсолютной и
неизменной теории перевода, одинаково
пригодной для любой исторической
эпохи, носило явно утопический
характер. Тем не менее соображения
П.И. Вейнберга по данному вопросу
представляют большой интерес не только
потому, что они принадлежат наиболее
крупному переводчику-практику
рассматриваемой поры, но и потому, что
в них, пожалуй, в наиболее отчетливой
форме проявился связанный с отмеченным
выше изменением соотношения между
переводной и оригинальной литературой
процесс, который можно с некоторой
условностью назвать становлением
«собственно переводческого самосознания».
Как
и подавляющее большинство литераторов
XIX (да, пожалуй, и XX) столетия, П.И.
Вейнберг прежде всего счел необходимым
определить свое отношение к той традиции
русского переводческого искусства,
виднейшим представителем которой был
Жуковский. Но если, скажем, для его
предшественника Н.М. Дружинина было
характерно стремление истолковать
переводческие принципы основоположника
русского романтизма в соответствии
с новыми задачами и потребностями,
то П.И. Вейнберг — в чем также можно
видеть характерную примету времени —
не отрицая огромного значения
деятельности последнего, счел необходимым
со всей определенностью отмежеваться
от его установок.
«Переводы
Жуковского, — подчеркивает Вейнберг,
— отнюдь нельзя признать переводами
в полном значении понятия "перевод";
все они, почти без всяких исключений,
в высшей степени талантливые,
доказывающие и духовное родство
поэта с образцом, переделки, подражания,
стихотворения, так называемые "на
мотив" — все, что хотите, только не
переводы, так как во множестве стихов
этих произведений, при внимательном
их сличении с подлинником, оказываются
296
очень
большие отступления от этого подлинника,
устранение переводчиком — умышленное
или неумышленное — многих особенностей,
частностей, своеобразностей и т.п.,
вследствие чего говорят, совершенно
основательно, что переводы Жуковского
— вполне самостоятельные произведения,
в которых часто личность и особенности
автора скрываются, уничтожаются
перед личностью и особенностями
переводчика, и т.п. в этом роде. Но вряд
ли это похвала Жуковскому собственно
как переводчику; вряд ли мы можем ощущать
полное удовлетворение в том, например,
случае, когда, читая перевод
"Шильонского узника", знаем, что
во многих подробностях этого перевода
имеем дело не столько с Байроном,
сколько с его переводчиком»226.
Можно
предположить, что именно в контексте
такого рода «профессионального
самоутверждения» следует рассматривать
известное, на первый взгляд, парадоксальное
и вызывавшее нередко критику как
оправдание «переводческой серости»
полемическое высказывание Вейнберга,
направленное против часто повторявшегося
(а порой раздающегося и в наши дни)
утверждения, будто переводчик по своему
дарованию должен быть равен автору
оригинала, им воссоздаваемого. По
мнению Вейнберга, подобный тезис, по
сути, означает фактическое отрицание
возможности перевода сколько-нибудь
выдающихся мастеров художественного
слова, прежде всего — поэзии. «Почему?
Потому что больших поэтов, а уж
подавно таких между ними, которые,
оставляя даже на время свое собственное
творчество, занимались бы передачею
на свой язык того, что сказано другими,
на их язык, очень мало; а во-вторых, я
позволяю себе думать даже совершенно
напротив: не только первостепенный
поэт, но поэт вообще в истинном смысле
этого слова (излишне, кажется,
объяснять, что понимаем мы под таким
поэтом) не может быть хорошим
переводчиком, даже если время от времени
— что случается, впрочем, редко —
возьмется за это дело. И тут нет ничего
удивительного: у истинного поэта столько
своего, такой избыток собственного
творчества, что чужие стихи, которые
он станет переводить, скоро становятся
для него только как бы крючками, на
которые он вешает собственные
образы». А отсюда логически следует,
что хороше
297
му
переводчику в собственном смысле слова
«не только не нужно истинное поэтическое
дарование, но достаточно, при умении
владеть стихом (если перевод стихотворный),
и самое главное — при способности быть
полным хозяином своего языка (что тоже
встречается не очень часто) иметь
поэтическое чутье, даже, пожалуй,
только чутье критическое»227.
Особое
внимание Вейнберг уделяет вопросу о
том, на какую аудиторию ориентируется
переводчик, приступая к передаче
иноязычного произведения. В этой связи
он вспоминает слова И.С. Тургенева:
«...Всякий перевод назначен преимущественно
для не знающих подлинника. Переводчик
не должен трудиться для того, чтобы
доставить знающим подлинник случай
оценить, верно или неверно передал он
какой- то стих, какой-то оборот: он
трудится для "массы''. Как бы ни была
предубеждена масса читателей в пользу
переводимого творения, но и ее точно
так же должно завоевать оно, как
завоевало некогда свой собственный
народ»228.
Отмежевываясь от требования «завоевать»
читателей перевода (поскольку исходный
и переводящий тексты создаются в разное
время, функционируют при разных
исторических условиях и не совпадают
в языковом отношении), Вейнберг вполне
соглашается с великим русским
романистом в том, что перевод делается
в первую очередь для не знающих оригинала.
«...Отсюда, — заключает он, — приходим
к выводу, что обязанность хорошего
переводчика — стараться произвести
на этих читателей такое же впечатление
(впечатление, а не «завоевание», о
котором говорит Тургенев), какое
производит и подлинник, дать об этом
последнем полное или, в тех случаях,
когда это, по условиям языка, оказывается
невозможным, приблизительно полное
понятие относительно мысли, тона, всех
частных подробностей, каковы
выражения, эпитеты и т.п. Сохранение
этих последних в их полной по возможности
неприкосновенности мы считаем весьма
важным, т.к. в них, т.е. в распоряжении
поэта своим языком, заключается главным
образом своеобразность его: у большого
поэта (а здесь мы имеем в виду только
больших, ибо относительно только их
считаем необходимым исполнение
вышеупомянутых требований) нет
ничего лишнего, ничего, так сказать, не
рассчитанного, не находящегося в
органической связи или с его соб
298
ственною
личностью, или с условиями времени,
когда он творил данное произведение.
Поэтому его надо давать в переводе
читателю не только со всеми его
достоинствами, но и со всеми недостатками
(которые у таких поэтов являются
недостатками большею частью с точки
зрения позднейшего), другими словами,
переводчик должен стараться, если он
переводит произведение целиком, не
только вызывать в своем читателе
эстетически-приятное впечатление, но
давать ему и то, что может, по той или
другой причине, подействовать на него
неприятно. При несоблюдении этого
условия можно зайти очень далеко и
действовать, руководясь не какими-нибудь
определенными теоретическими правилами,
а личными взглядами и вкусами переводчика.
Если же хотите производить на вашего
читателя только впечатление эстетическое,
знакомить только с художественными
красотами автора, переводите отрывки,
исключительно те места, которые, с точки
зрения современного читателя, не
заключают в себе ничего шероховатого,
неприятного, неуместного»229.
Вместе
с тем, как отмечалось в специальной
литературе, полноту передачи иноязычного
оригинала Вейнберг понимал только
с содержательной стороны, считая
возможным ради нее порой жертвовать
строгим соблюдением формы, на чем, как
мы видели выше, настаивал (хотя и не
всегда последовательно осуществлял
собственное требование) уже М.Л. Михайлов,
с которым его порой сопоставляли230.
Нельзя также не учитывать, что деятельность
Вейнберга отвечала не только реальному
состоянию профессионального перевода
в России к последней трети XIX в., но и —
«при всех своих недостатках, а может
быть, и благодаря им», по остроумному
замечанию Ю.Д. Левина — была доступна
самым широким читательским кругам,
приобщившимся благодаря Вейнбергу ко
многим выдающимся произведениям
зарубежной литературы. А.А.
Потебня и «теория непереводимости»
В
последние десятилетия XIX в. заметным
явлением в русской филологической
науке стало так называемое «потебиан-
299
ство»,
основоположником которого являлся
Александр
Афанасьевич Потебня
(1835—1891), во многом продолжавший и
развивавший ряд идей В. фон Гумбольдта.
Именно с его именем часто отождествляют
распространение в этот период тезиса
о принципиальной невозможности перевода.
В качестве доказательства приводят
обычно следующее место из принадлежащей
ему статьи «Язык и народность»: «Когда
два лица, говорящие на одном языке,
понимают друг друга, то содержание
данного слова у обоих настолько сходно,
что может без заметного вреда для
исследования приниматься за тождественное.
Мы можем сказать, что говорящие на одном
языке при помощи данного слова
рассматривают различные в каждом из
них содержания этого слова под одним
углом, с одной и той же точки зрения.
Если
слово одного языка не покрывает слова
другого, то тем менее могут покрывать
друг друга комбинации слов, картины,
чувства, возбуждаемые речью; соль их
исчезает при переводе; остроты
непереводимы. Даже мысль, оторванная
от связи с словесным выражением, не
покрывает мысли подлинника. И это
понятно. Допустим на время возможность
того, что переводимая мысль стоит перед
нами, уже лишенная своей первоначальной
словесной оболочки, но еще не одетая в
новую. Очевидно, в таком состоянии эта
мысль как отвлечение от мысли подлинника
не может быть равна этой последней.
Говоря, что из мысли подлинника мы берем
существенное, мы рассуждаем подобно
тому, как если бы мы сказали, что в
орехе существенное не скорлупа, а зерно.
Да, существенное (geniessbar)
для
нас, но не для ореха, который не мог бы
образоваться без скорлупы, как мысль
подлинника не могла образоваться без
своей словесной формы, составляющей
часть содержания. Мысль, переданная на
другом языке, сравнительно с фиктивным
отвлеченным ее состоянием, получает
новые прибавки, несущественные лишь с
точки зрения первоначальной ее
формы. Если при сравнении фразы подлинника
и перевода мы и затрудняемся нередко
сказать, насколько ассоциации,
возбуждаемые тою и другою, различны,
то это происходит от несовершенства
доступных нам средств наблюдения.
300
Поэзия
в этом случае, как и в других, указывает
пути науке. Существуют анекдоты,
изображающие невозможность высказать
на одном языке то, что высказывается
на другом. Между прочим, у Даля: заезжий
грек сидел у моря, что-то напевал про
себя и потом слезно заплакал. Случившийся
при этом русский попросил перевести
песню. Грек перевел: "сидела птица,
не знаю, как ее звать по-русски, сидела
она на горе, долго сидела, махнула
крылом, полетела далеко, далеко, через
лес, далеко полетела... И все тут. По-русски
не выходит ничего, а по-гречески очень
жалко".
В
действительности всякий перевод более
или менее похож на известную шуточную
великорусскую переделку мало- русского
"Ой був та нема"... "Эх был, да
нетути". Даже легкое изменение
звука, по-видимому, нисколько не
касающиеся содержания слова, заметно
изменяет впечатление слова на слушателя...
то, что перевод с одного языка на другой
есть не передача той же мысли, а
возбуждение другой, отличной, применяется
не только к самостоятельным языкам, но
и к наречиям одного и того же языка,
имеющим чрезвычайно много общего»231.
Однако
следует иметь в виду, что правильная
интерпретация процитированного
выше положения возможна лишь в контексте
всей концепции Потебни и в первую
очередь той основной мысли, которую
ученый отстаивал в названной работе.
А заключалась она прежде всего в
опровержении популярной в конце XIX
столетия среди определенных научных
кругов идей, будто «ход развития
человечества, направленный к
освобождению человека от давления
внешней природы, исподволь слагает
с него и основы народности», а
«существование одного общечеловеческого
языка было бы... согласно с высшими
потребностями человека»232.
Причем одним из аргументов сторонников
этой теории, как отмечал сам Потебня,
было утверждение, «что все увеличивающееся
число переводов с одного языка на
другой, то есть увеличение количества
и напряженности усилий передать
средствами одного языка сказанное
на другом, должно сглаживать их
различие»233.
Для
лингвиста, воспринявшего многие идеи
В. фон Гумбольдта с его обостренным
интересом к специфике
каждого
301
языка
и отражения в нем «духа народа», подобного
рода «нивелировка», естественно,
была принципиально неприемлемой.
Решительно выступая против нее и
доказывая, что, «рассматривая языки
как глубоко различные системы приемов
мышления, мы можем ожидать от предполагаемой
в будущем замены различных языков одним
общечеловеческим лишь понижения уровня
мысли», Потебня, естественно, должен
был подчеркивать ограниченность и
неизбежную неполноту любого перевода,
указывая: «Крайне наивно думать, что
хороший переводчик имеет способность
выскакивать из своей народной шкуры и
входить в инородную мысль...»234
Но сама роль, которую играют в развитии
любого языка (да и культуры любого
народа в целом) переводы, не только им
не отрицается, но, напротив, признается
весьма значительной. «Возвращаясь
к влиянию иностранных языков, —
резюмирует Потебня свои рассуждения,
— мы видим, что если бы знание их и
переводы с них были во всяком случае
нивелирующим средством, то были бы
невозможны ни переводчики, сильные в
своем языке, ни переводы, образцовые
по своеобразности и художественности
языка. Между тем известны переводы,
между прочим, — книг Священного Писания,
по упомянутым свойствам и влиянию на
самостоятельное развитие литературы
превосходящие многие оригинальные
произведения... Можно принять за правило,
что... соразмерно с увеличением количества
хороших переводов увеличивается в
народе запас сил, которые рано или
поздно найдут себе выход в более
своеобразном творчестве»235.
Таким
образом, можно констатировать, что
традиционное отнесение харьковского
лингвиста (как и близкого к нему
Гумбольдта) к безоговорочным приверженцам
«теории непереводимости» требует
весьма существенных корректировок.
К
сказанному можно добавить, что достаточно
пессимистические отзывы о возможностях
переводческого искусства можно найти
и у других представителей русской
академической филологии конца XIX —
начала XX столетия. Так, например,
романист Дмитрий
Константинович Петров
(1872— 1925), кстати, сам занимавшийся
переводом, писал: «Когда раздумываешь
о переводах некоторых поэтических
произве
302
дений,
в голову невольно приходит парадокс:
лучше бы их вовсе не переводить! И эта
мысль кажется нелепой только на первый
взгляд. Работа переводчика так трудна,
требует столько знаний и любовного
проникновения в предмет! И так часто
она не удается!.. Не лучше ли уединенному
любителю поэзии взять на себя труд
выучиться чужому языку, одолеть любимое
произведение в подлиннике, целиком и
основательно овладеть им? Не легче
ли, не плодотворнее этот труд, чем труд
переводчика, который при наилучших
условиях дает лишь неточную копию?»
Впрочем, как видно из содержания и
тональности этого пассажа, в данном
случае скорее следует говорить о
проявлении эмоционального отношения
автора к рассматриваемой проблеме,
нежели о теоретическом ее анализе.
Гл
а в а 5 ОСНОВНЫЕ
ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ РУССКОГО ПЕРЕВОДА
В XX СТОЛЕТИИ. СОЗДАНИЕ ТЕОРИИ ПЕРЕВОДА
КАК НАУКИ Начало
века
Эпохе,
которая в работах советских авторов
называлась «дооктябрьским периодом»,
а ныне обычно именуется Серебряным
веком отечественной литературы, несмотря
на хронологически небольшой отрезок
времени (около двух неполных десятилетий),
принадлежит особое место в истории
русской культуры. Причем — в силу целого
ряда причин, прежде всего политического
характера — идеологические стереотипы
при ее рассмотрении сказывались гораздо
сильнее, чем по отношению к предыдущим
этапам, вследствие чего настоящее
знакомство с очень многими ее
представителями на родине началось
для массового читателя лишь со второй
половины 1980-х годов.
В
этом отношении художественному переводу
повезло, пожалуй, больше других: в то
время как оригинальное творчество
деятелей Серебряного века часто
предавалось забвению, переводы,
выполненные ими, публиковались и
советскими издательствами (хотя и не
всегда с указаниями имен тех, кому они
принадлежали). Однако подлинной оценки
вклада, внесенного ими в эту область,
в трудах по истории перевода, написанных
в советскую эпоху, наверное, так и
не было дано, хотя по своему значению
он вполне сопоставим с тем, что
происходило столетием раньше в эпоху
Золотого века.
Если
оставить в стороне, так сказать, «массовую
продукцию» рядовых представителей
«переводческого цеха», о которой
шла речь в предыдущей главе, то в развитии
русского перевода начала XX в. можно
выделить две основные тенденции.
Во-первых, здесь не мог не сказаться
блестящий рас
304
цвет,
пережитый на рубеже XIX—XX столетий
различными направлениями русской
академической филологии. Многие ее
корифеи зачастую сами выступали в роли
переводчиков, особенно когда речь шла
о классических памятниках западной
и восточной культур, в области которых
они специализировались. Передача
иноязычного текста сопровождалась у
них обычно обширными комментариями и
солидным справочным аппаратом,
которые являлись итогом кропотливой
исследовательской работы и порой
представляли самостоятельную
ценность.
Во-вторых,
начало XX в. — это время появления новых
литературных направлений, зачастую
объединявшихся под общим именем
декадентства или модернизма. Прежде
всего речь идет о таком замечательном
явлении, как русский символизм, ряд
представителей которого оставил яркий
след в интересующей нас области. А.В.
Федоров, достаточно критично
оценивавший их деятельность и отмечавший,
в частности, одностороннее внимание
последних к литературе нереалистического
характера, тем не менее подчеркивал:
«Русские модернисты и символисты,
увлеченные искусством и литературой
Запада, были очень активны как переводчики
и стихов, и прозы; они были деятельны и
как редакторы и организаторы
переводных изданий. Переводили много,
переводили авторов, до тех пор почти
или даже вовсе не известных русскому
читателю... »236.
Порой
оба названных выше «потока» переводческого
искусства пересекались особенно
когда речь шла о нередких для
рассматриваемой эпохи случаях, когда
один и тот же автор совмещал поэтический
талант с глубокими научными познаниями.
Не случайно, когда у известного русского
издателя М.В. Сабашникова в начале
10-х годов возник замысел серии
«Памятники мировой литературы», то в
качестве переводчиков предлагалось
привлечь, с одной стороны, лучших
филологов России, пользовавшихся
европейской известностью, а с другой
— многих выдающихся представителей
русского символизма.
Среди
наиболее заметных фигур «художественно-фило-
логического» перевода можно назвать
академика Александра
Николаевича Веселовского
(1838—1906) — историка литерату
305
20
Наука о переводе
ры,
основоположника исторической поэтики,
создавшего русскую версию «Декамерона»
Боккаччо. Передавая великое произведение
литературы итальянского Возрождения,
Веселовский стремился к максимальной
точности, доходящей до калькирования
синтаксических особенностей оригинала
и вызывающей впечатления «имитации»
языка подлинника (что, по мнению некоторых
критиков и позднейших исследователей,
зачастую сказывалось на собственно
художественной стороне далеко не
лучшим образом).
По-иному
понимал свою задачу востоковед и
лингвист Николай
Яковлевич Марр
(1864—1934)237,
впервые познакомивший русского
читателя со многими памятниками
грузинской и армянской средневековых
литератур. «В переводе, — писал он, —
мы в точности передаем на русский язык
смысл, а не слова, стараясь не поддаваться
тому ложном взгляду, по которому под
точностью подразумевают буквальность
перевода, уродующую и даже совсем
затемняющую то, что желал выразить
автор в оригинале; если где была
возможность соединить точность с
буквальностью, то мы, конечно, делали
это охотно»238.
Спорную
и неоднозначную реакцию вызывали
переводы из античной поэзии
филолога-классика, профессора
Петербургского университета Фаддея
Францевича Зелинского (1859—1944),
которого обвиняли в том, что он «вписывал
свое мировоззрение в античность»
(выражение В.Б. Шкловского), т.е.
модернизировал переводимых авторов
классической древности. Этот упрек
(хотя и в достаточно лояльной форме)
высказал еще В.Я. Брюсов, откликнувшийся
специальной рецензией на принадлежащие
Зелинскому переводы Овидия.
Оговаривая,
что «труд Ф.Ф. Зелинского представляет
достоинства исключительные», он
вместе с тем указывал: «Перевод
близок в том смысле, что передает все
мысли и почти все образы оригинала, но
перевод Ф. Зелинского далеко не адекватно
передает манеру письма Овидия и, на наш
взгляд, видоизменяет дух эпохи»239.
Последующие суждения были гораздо
более критичными. Так, К.И. Чуковский
писал: «Нельзя сомневаться в глубокой
учености... Фаддея Зелин
306
ского:
это был европейски авторитетный
исследователь античного мира. Но
отсутствие литературного вкуса делало
его нечувствительным к стилю прославляемой
им античной поэзии»240.
Еще более саркастичен в своих мемуарах
упомянутый выше В.Б. Шкловский:
опять-таки не отрицая того, что Зелинский
— «большой знаток греческой и римской
литературы», он охарактеризовал
переводное творчество последнего
следующим образом: «Фаддей Францевич
был вдохновенно плоским поэтом — это
делало его нечеловечески
самоуверенным»241.
Переходя
к собственно «поэтическому» течению
в русской переводной литературе
Серебряного века, нельзя не сказать
несколько слов о Константине
Дмитриевиче Бальмонте
(1867—1942), диапазон интересов которого
был необычайно широк: среди переводимых
им авторов можно встретить Шелли и
Словацкого, Калидасу и Кальдерона, По
и Бодлера и многих других. Именно
Бальмонт первым познакомил русского
читателя с полным (хотя — по причинам
и объективного и субъективного
порядка — не вполне точным) текстом
поэмы классика грузинской литературы
Шота Руставели «Витязь в тигровой
шкуре» (у Бальмонта — «Носящий барсовую
шкуру»), воссозданной им по английскому
прозаическому переводу.
Говоря
в предисловии к переводу сочинений
знаменитого испанского драматурга
XVII в. Педро Кальдерона де ла Барки о
своих переводческих принципах, Бальмонт
указывал, что «главной задачей
переводчика должно быть стремление
передать все личные, национальные и
временные особенности. Этим стремлением
я и руководствовался главным образом,
стараясь, конечно, в то же время придать
русскому стиху возможно большую
звучность»242.
Однако большинство тех, кто высказывался
о его переводах, упрекали их создателя,
что второй аспект (как его понимал сам
Бальмонт) значительно доминирует
над первым, ибо личность и субъективные
пристрастия переводчика накладывают
на оригинал неизгладимую печать. Это
обвинение высказывал, в частности, В.Я.
Брюсов, заметивший, что Бальмонт «из
плохих переводчиков — худший», ибо
«совсем... пренебрегает стилем автора,
переводя и Шелли, и Эдгара По и Бодлера
од
307
20*
ним
и тем же в сущности бальмонтовским
языком» и тем самым «всех их губит
в самом точном смысле слова»243.
Солидарен с ним оказался и К.И.
Чуковский, еще в 1906—1907 гг. заявивший,
что «Бальмонт как переводчик — это
оскорбление для тех, кого он переводит,
для По, для Шелли, для Уайльда»244,
а в своей книге «Высокое искусство»,
где баль- монтовская версия стихотворений
Перси Биши Шелли подвергнута
пристрастно-критическому анализу,
заметивший, что в ней наличествует
полу-Шелли, полу-Бельмонт, некий, так
сказать, Шельмонт. В общем, сходную
оценку переводческого наследия Бальмонта
можно найти и в учебнике А.В. Федорова,
хотя справедливости ради надо сказать,
что некоторые из выполненных им переводов
получили сочувственные отзывы со
стороны таких замечательных поэтов,
как А.А. Блок и Б.Л. Пастернак.
Глубокая
эрудиция и огромная филологическая
культура отличали и другого выдающегося
русского поэта рассматриваемой поры
— Иннокентия
Федоровича Анненского
(1855— 1909), близкого по своему творчеству
к символизму. Известный в
научно-педагогических кругах (одно
время он занимал должность директора
царскосельской гимназии), Анненский
уже в конце прошлого столетия обратил
на себя внимание как переводчик трагедий
Еврипида. Причем по своему характеру
эта работа примыкала к отмеченной выше
традиции «научно-филологического
перевода», сопровождаясь обширными
пояснительными статьями, посвященными
анализу творчества великого
древнегреческого трагика. Но если
создание «русского Еврипида»
воспринималось им как работа большого
культурного значения, позволяющая, по
его собственным словам, претендовать
на то, «чтоб заработать себе одну строчку
в истории русской литературы — в этом
все мои мечты»245,
другая часть его наследия — переводы
западноевропейской лирики — долгое
время выполнялась им «для себя», будучи
своеобразным увлечением. Именно здесь,
как отмечал А.В. Федоров, специально
исследовавший творчество Анненского,
нашел наиболее яркое воплощение девиз
поэта: «Достоинством и красотой русской
речи, в стихотворном языке особенно,
нельзя жертвовать никому». Излагая в
этой связи свои взгляды на перевод,
Анненский писал: «Перево зов
дить
лирика — труд тяжелый и чаще неблагодарный.
Переводчику приходится, помимо
лавирования между требованиями двух
языков, еще балансировать между
вербально- стью и музыкой, понимая под
этим словом всю совокупность
эстетических моментов поэзии, которых
нельзя искать в словаре. Лексическая
точность часто дает переводу лишь
обманчивую близость к подлиннику —
перевод является сухим, вымученным
и за деталями теряется передача концепции
пьесы. С другой стороны, увлечение
музыкой грозит переводу фантастичностью.
Соблюсти меру в субъективизме — вот
задача для переводчика лирического
стихотворения»246.
Впрочем, как указывалось в специальной
литературе, сам он не раз нарушал
эту «меру субъективности», часто
прибегал к опущениям и добавлениям,
ослабляя либо усиливая те или иные
стороны оригинала. Таким образом,
переводы Анненского часто оказывались
продолжением его собственного
творчества, и в них, по словам А.В.
Федорова «то сочетались, то отталкивались
две тенденции — поиски созвучности
у иноязычных поэтов и тяга к тому, что
в его творчестве отсутствовало»247.
Древнегреческая
классика занимала большое место и в
творчестве такого замечательного
представителя русского символизма,
каким был Вячеслав
Иванович Иванов
(1866— 1949), воссоздавший на русском языке
лирику Алкея и Сапфо, а также трагедии
Эсхила. В предисловии к последним он
подчеркивал свое внимание к воспроизведению
формальных особенностей оригинала
и стремление «к наивозможно близкой
(без нарушения естественного течения
и ритма русской речи) стихотворной
передаче ритмических движений и
метрической структуры подлинника»,
причем «в границах того же числа
таких же по размеру строк»248
(что вызывало иногда упреки в
усложнении синтаксиса и чрезмерной
архаизации).
В
той или иной степени к переводу были
причастны и другие крупные представители
русской литературы начала XX в. — не
только символисты (как, например, А.А.
Блок, переводивший Гейне, Байрона,
Исаакяна), но и писатели других
направлений (достаточно назвать «Песнь
о Гайавате»
309
Лонгфелло
в переводе И.А. Бунина, ставшую своеобразной
переводческой классикой).
Наконец,
в рассматриваемый период наблюдалось
обострение интереса к литературе
разных народов, населявших тогдашнюю
Российскую империю. Так, в 1916—1917 гг.
под редакцией А.М. Горького в издательстве
«Парус» вышли сборники произведений
армянской, латышской и финской
литературы. Соредактором двух последних
являлся В.Я. Брюсов, деятельность
которого заслуживает отдельного
разговора. В.Я.
Брюсов как переводчик и теоретик
перевода
Основоположник
русского символизма Валерий
Яковлевич Брюсов
(1873—1924), в творчестве которого переводы
всегда занимали огромное место, в одной
из своих работ, вероятно, даже не ставя
себе подобной задачи, пожалуй, дал
наиболее убедительный ответ прозвучавшим
несколькими десятилетиями раньше
словам П.И. Вейнберга, будто бы большие
поэты крайне редко и неохотно обращались
к воссозданию на своем языке произведений
чужой литературы. Речь идет об
известной статье «Фиалки в тигеле»,
заглавие которой представляет собой
реминисценцию афоризма английского
поэта-романтика П.-Б. Шелли, согласно
которому поэтический перевод равносилен
попытке бросить в тигель фиалку с
целью открыть основной принцип ее
красок и запаха. Процитировав это
изречение и как будто соглашаясь с
ним («Передать создание поэта с одного
языка на другой — невозможно, но
невозможно и отказаться от этой
мечты»), Брюсов вместе с тем подчеркивает:
«С другой стороны, редко кто из поэтов
в силах устоять перед искушением —
бросить понравившуюся ему фиалку чужих
полей в свой тигель. Пушкин переводил
Парни, Шенье, Мицкевича, Барри-Корнуэлля;
Лермонтов — Байрона, Гёте, Гейне; Тютчев
— того же Гейне, Гёте, Шиллера; Жуковский
большую часть своей деятельности отдал
переводам; Фет всю жизнь переводил
— и любимых своих немец
310
ких
поэтов, и классиков: Горация, Вергилия,
Овидия, Тибулла, Катулла, — переводил,
так сказать, бескорыстно, потому что
почти ни в ком не встречал сочувствия
своим переводам. Поэты, названные
здесь, способны были творить, могли
создавать свое, и то, что они создавали,
было по достоинству оценено. И все
же их влекло непобедимо к бесплодному,
к неисполненному труду — воспроизводить
чужеязычные стихи по-русски...
Поэтов
при переводе стихов увлекает чисто
художественная задача: воссоздать
на своем языке то, что их пленило на
чужом, увлекает желание — «чужое вмиг
почувствовать своим» (Фет), — желание
завладеть этим сокровищем. Прекрасные
стихи — как бы вызов поэтам других
народов: показать, что и их язык способен
вместить тот же творческий замысел.
Поэт как бы бросает перчатку своим
чужеземным сотоварищам, и они, если
то борец достойный, один за другим
подымали ее, и часто целые века длится
международный турнир на арене мировой
литературы»249.
Вместе
с тем, знакомясь как с самими переводами
Брюсова, так и с его теоретическими
суждениями, нельзя не обратить
внимание на то, что в ряде случаев
исходные позиции их автора отнюдь не
совпадают между собой. Отчасти это
отмечал и сам поэт, говоря о своих
переводах стихотворений Эмиля Верхарна:
«Одни, именно более ранние, выполненные
много до 1904 г. ...довольно далеки от
подлинника; в них есть пропуски, есть
целые стихи, которых нет у Верхарна...
В других переводах, более новых... я
старался держаться настолько близко
к подлиннику, насколько это допустимо
при стихотворной передаче. В этих
переводах каждый русский стих
соответствует французскому, почти
каждому образу в подлиннике — образ
в переводе... В переводах первого типа
я жертвовал точностью легкости изложения
и красоте стиха; в переводах второго
типа все принесено в жертву точному
воспроизведению подлинника.
Впрочем,
каковы бы ни были различия этих двух
типов моих переводов, везде я старался
давать именно переводы, а не пересказы
пьес Верхарна. В поэмах, переведенных
наиболее вольно, всегда сохранен
основной замысел автора и все существенные
места переданы, насколько я сумел,
близко. С
311
другой
стороны, нигде дух подлинника не принесен
в жертву буквальности»250.
Еще
более жесткие требования предъявляются
в позднейших переводах античной
классики, где, по существу, ставится
уже чисто буквалистская задача:
«...Перевод должен быть сделан строка
в строку, стих в стих; в переводе должны
быть сохранены все выражения, по
возможности все слова подлинника,
и наоборот, не должно быть прибавлено
иных, лишних, — кроме, конечно, тех
случаев, когда данное греческое или
латинское выражение может быть с
точностью выражено лишь двумя или
тремя русскими словами»251.
Ссылаясь
на указанное обстоятельство, иногда
говорят о резком изменении взглядов
поэта на принципы и методы передачи
художественного текста: «Переводческая
программа молодого Брюсова — это
программа "золотой середины",
программа позднего Брюсова — это
программа "буквализма..." это
борьба... за то, чтобы в переводе можно
было указать не только каждую фразу
или каждый стих, но и каждое слово каждую
грамматическую форму, соответствующую
подлиннику»252.
Однако,
констатируя эволюцию переводческого
мировоззрения основоположника
русского символизма, необходимо
учитывать, что соотнесение способа
передачи иноязычного оригинала с тем
или иным этапом его биографии не всегда
возможно, поскольку большую роль при
выборе метода перевода играл фактор
целеустановки.
Не
лишено интереса в этом плане сопоставление
принципов, которыми руководствовался
Брюсов при передаче упомянутой выше
античной классики, с одной стороны, и
средневековой армянской лирики —
с другой. Хотя работа над ними шла
практически в одно и тоже время, задачи,
стоявшие перед переводчиком, были
принципиально различны: в первом случае,
говоря словами М.Л. Гаспарова, речь шла
о том, чтобы «восстановить ощущение
дистанции между читателем и
несовременной ему культурой»253
и подчеркнуто оттенить специфические
черты последней; во втором, напротив,
ставилась задача максимально облегчить
для возможно более широких кругов
русскоязычных читателей знакомство с
культурным наследием армянского народа
и привлечь вни
312
мание
к его исторической судьбе (напомним,
что в 1915 г. в ходе Первой мировой войны,
тогдашние турецкие власти уничтожили
более миллиона армян, и появление годом
спустя антологии армянской поэзии
в переводах русских поэтов, которая
вышла в свет под редакцией В.Я. Брюсова,
носило не только и не столько
академически-литературный, сколько
агитационно-политический характер).
Наконец, мог сыграть роль и тот фактор,
что армянским языком, в отличие от
латинского и древнегреческого,
Брюсов не владел. Так или иначе, но
тезис о том, что «перевод должен
воспроизводить особенности автора»,
применительно к античной поэзии
трактуется следующим образом:
«Переводы отнюдь не заменяли бы
подлинников, если бы на русском языке
Вергилий и Гомер, Эсхил и Сенека, Сапфо
и Катулл оказались бы похожими друг на
друга, а их стихи — написанными одним
и тем же стилем при одинаковых словарях.
Мало того: перевод должен воспроизводить
и особенности эпохи. Недопустимо, чтобы
в русском воссоздании авторы VIII в. до
Р.Х. писали бы так же, как поэты VI в. по
Р.Х., или трагики эпохи Перикла — как
лирики времен Антонинов. Необходимо,
чтобы переводчик помнил всегда, что по
его труду читатели будут знакомиться
и с данными произведения, и с его автором,
и с эпохой, когда оно возникло»254.
К
передаче же памятников армянской
средневековой литературы подход
уже принципиально иной: «Определенно
отказались мы от воспроизведения
различий в языке разных эпох и
отдельных поэтов... Все наши переводы
сделаны на одном современном литературном
русском языке... Поступая так, мы
имели в виду соображения, что в конце
концов все наши оригиналы также
написаны на одном армянском языке,
только в разных стадиях и формах его
развития. В те дни, когда писал тот
или другой поэт, например, данный лирик
Средневековья, к языку, который он
употреблял, его читатели относились
совершенно так же, как относится
теперь русский читатель к современному
литературному языку»255.
Но
в том же 1916 г., когда увидели свет
процитированные выше строки, Брюсов,
излагая свои соображения о переводе
од Горация, не менее категорично
заявляет, что «возбуждает
313
сомнение
самый принцип — искать того впечатления,
какое оды Горация производили на его
современников... Как только мы начинаем
говорить об ощущениях, чувствах,
впечатлениях, так тотчас мы входим
в область самую неопределенную, в
которой переводчику предоставляется
самый широкий произвол»256.
Понимая,
что отказ от ориентации на современного
читателя, которому установка на
максимальное воспроизведение всех
формальных элементов оригинала может
существенно затруднить восприятие
последнего, столкнется с достаточно
резкой критикой, Брюсов заостряет
внимание на том обстоятельстве, сколь
«весьма неопределенно понятие
"современный читатель". Что трудно
для понимания и звучит странно для
одного круга читателей, то может казаться
простым и привычным для другого.
Применяясь к "современным
читателям", переводчик невольно
будет применяться лишь к одной группе
их. Вместе с тем уровень развития широких
кругов читателей с течением времени
повышается. Что теперь многим мало
доступно, через несколько десятилетий
может стать доступным для самых широких
кругов. Перевод, примененный к
пониманию "среднего читателя"
текущего десятилетия, несомненно
устареет через 20— 30 лет. Устареет и
язык такого перевода. Чем заботливее
будет переводчик придерживаться
разговорного (и, следовательно,
наиболее "понятного") языка данной
эпохи, тем скорее язык перевода
окажется в несоответствии с разговорным
языком нового времени. Переводить для
"современного читателя” — значит
делать работу, годную лишь на короткое
время»257.
Стремление
создать такого рода «независимый» от
«среднего» читателя-современника
перевод, максимально следующий за
подлинником, нашло наиболее отчетливую
форму в брюсовской версии «Энеиды»
Вергилия. И, как уже произошло за полвека
до ее создания с А.А. Фетом, который,
по замечанию самого же Брюсова,
«жертвовал... даже смыслом, так что иные
гекзаметры в его переводах Овидия и
Вергилия становятся понятны лишь при
справке в латинском тексте»258,
— результаты его труда остались не
оцененными по достоинству и последующими
поколениями читателей, на
314
которых,
если судить по приведенной выше цитате,
поэт возлагал весьма большие надежды.
«У брюсовского перевода "Энеиды"
— дурная слава, — заметил в свое время
М.Л. Гаспаров. Когда бывает необходимо
предать анафеме переводческий
буквализм и когда для этого оказываются
недостаточными имена мелких
переводчиков... тогда извлекаются
примеры буквализма из "Энеиды"
в переводе Брюсова, и действенность
их бывает безотказной. Где ни раскрыть
этот перевод, на любой странице можно
горстями черпать фразы, которые звучат
или как загадка, или как насмешка»259
(хотя филологическая тщательность его
даже у самых ярых критиков сомнения
не вызывала).
Впрочем,
стремление опираться при воссоздании
на родном языке памятников иностранной
литературы на солидную филологическую
и, шире, культурно-историческую базу
была одной из наиболее характерных
черт переводческой деятельности
Брюсова, сближавшей поэта-символиста
с представителями академической
науки, также трудившимися на этом
поприще, о котором шла речь в предыдущем
параграфе (недаром А.М. Горький
удостоил его титула самого образованного
поэта на Руси). Оно проявлялось не только
при передаче памятников античной и
западноевропейской литератур, в области
которых Брюсов был признанным знатоком,
но и в ходе работы над средневековой
армянской лирикой. О том, сколь тщательно
подошел он к своей задаче, наглядно
свидетельствуют его собственные
слова: «Мною была прочитана целая
библиотека книг на разных доступных
мне языках (русском, французском,
немецком, английском и итальянском),
и я успел ознакомиться как, до некоторой
степени, с армянским языком, так и с тем
из армянской литературы, что мог найти
в переводе. Это теоретическое изучение
закончил я поездкой по областям русской
Армении, по Кавказу и Закавказью, —
поездкой, во время которой мог лично
ознакомиться со многими представителями
современной армянской интеллигенции,
с ее выдающимися поэтами, учеными,
журналистами, общественными деятелями.
Мне удалось также, хотя и бегло, видеть
современную армянскую жизнь, посетить
развалины некоторых древних центров
армянской жизни... Мое маленькое
путешествие как бы увенчало первый
315
период
моих работ по Армении, позволило мне
подтвердить живыми впечатлениями
кабинетные соображения и проверить
по критике или одобрению авторитетных
лиц те выводы, к которым я пришел
работая самостоятельно»260. Начало
советского периода
События,
связанные с Октябрьской революцией
1917 г. и ее последствиями для отечественной
культуры, приобрели в конце XX— начале
XXI века особую остроту, причем в
противовес работам советского
периода, носившим по преимуществу
апологетический характер, в перестроечной
и постсоветской специальной литературе
стали заметно преобладать оценки сугубо
отрицательного порядка. Между тем в
области теории и практики перевода
эта эпоха представляет собой одну из
наиболее ярких страниц и ознаменована
многими выдающимися достижениями,
заслуживающими самого пристального
внимания (что, конечно, отнюдь не
исключает критического к ней
отношения).
Историю
становления и развития художественного
перевода и переводческой мысли в
Советской России (позже в Советском
Союзе) традиционно — ив целом вполне
справедливо — начинают с деятельности
А.М. Горького. Не занимаясь сам
переводческой деятельностью, он
действительно сыграл в первые
послереволюционные годы выдающуюся
роль в качестве ее организатора.
Наметив широкую программу по
сохранению и приумножению культурного
наследия, судьба которого в новой
Росии вызывала обоснованную тревогу,
Горький разработал грандиозный план
ознакомления отечественного читателя
с наиболее выдающимися памятниками
мировой литературы. Для этой цели было
создано в 1919 г. специальное государственное
издательство «Всемирная литература».
Опираясь на свой авторитет и ссылаясь,
между прочим, на существенный политический
и пропагандистский эффект, который
может принести реализация задуманного
им дела261,
знаменитый писатель сумел добиться
поддержки со стороны властей и, в
частности, В.И. Ленина. Были намечены к
изданию и стали выходить в свет две се
316
рии
книг — основная (которая должна была
включать 1500 томов по 20 печатных листов
каждый) и серия народной библиотеки
(2500 книг по 2—4 печатных листа), причем
все переводы предполагалось либо
выполнять, либо отредактировать
заново. Следует отметить, что охват
авторов был достаточно широк и
включал даже такие имена и произведения,
к которым по разным причинам в последующие
годы советские издательства обращались
крайне редко или не обращались
вообще.
В
этом смысле у Горького были основания
заявить, что отобранные книги «все
вместе... составляют обширную исто-
рико-литературную хрестоматию, которая
даст читателю возможность подробно
ознакомится с возникновением, творчеством
и падением литературных школ, с развитием
техники стиха и прозы, со взаимным
влиянием литературы разных наций... По
широте своей это издание является
первым и единственным в Европе»262.
Естественно,
что реализация подобного замысла
требовала большого количества
квалифицированных кадров. И действительно,
к работе во «Всемирной литературе»
были привлечены почти все лучшие
литературные и научные силы, не покинувшие
к тому времени России (знаменитые поэты
А.
Блок, В.Я. Брюсов, Н.С. Гумилев, специалисты
по западноевропейской литературе
Ф.Д. Батюшков, А.А. Смирнов,
М.
Жирмунский, востоковед С.Ф. Ольденбург,
китаист В.М. Алексеев, наиболее известные
переводчики-практики
А.В.
Ганзен, В.А. Зоргенфрей, литературовед,
критик и детский поэт К.И. Чуковский
и многие другие). Уделялось внимание
и повышению переводческого мастерства,
для чего, опять-таки по инициативе
Горького, была создана специальная
«студия» для переводчиков263.
Кроме
того — и это, пожалуй, являлось самым
важным — был поставлен вопрос о
разработке теоретических
принципов,
на которых должна строиться работа
издательства.
«Принципы
эти, — вспоминал впоследствии К.И.
Чуковский, — смутно ощущались иными
из нас, но не были в то время сформулированы.
Поэтому нескольким членам ученой
коллегии издательства "Всемирная
литература" (в том числе и мне) Горький
предложил составить нечто вроде ру
317
ководства
для старых и новых мастеров перевода,
сформулировать те правила, которые
должны им помогать в работе над
иноязычными текстами. Помню, какой
непосильной показалась мне эта задача.
Однажды Алексей Максимович во время
заседания нашей коллегии обратился ко
мне с вопросом:
Что
вы считаете хорошим переводом?
Я стал в тупик и ответил невнятно:
Тот... который... наиболее художественный...
А какой вы считаете наиболее художественным?
Тот... который... верно передает поэтическое своеобразие подлинника.
А что такое — верно передать? И что такое поэтическое своеобразие подлинника?
Здесь я окончательно смутился. Интуитивным литературным чутьем я мог и тогда отличить хороший перевод от плохого, но дать теоретическое обоснование тех или иных своих оценок — к этому я не был подготовлен. Тогда не существовало ни одной русской книги, посвященной теории перевода. Пытаясь написать такую книгу, я чувствовал себя одиночкой, бредущим по неведомой дороге.
Теперь это древняя история, и кажется почти невероятным, что, кроме отдельных — порою проникновенных — высказываний, писатели предыдущей эпохи не оставили нам никакой общей методики художественного перевода»264.
Разумеется, слова Чуковского нельзя понимать буквально, ибо как мы видели в предыдущих главах, история русской переводческой мысли имела к началу XX столетия уже достаточно богатую традицию. Но необходимость разработки новой концепции, отвечавшей стоявшим перед издательством задачам, сомнения не вызывала. Первым шагом на пути к ее разрешению стал выход в свет двумя изданиями (1919 и 1920 гг.) сборника «Принципы художественного перевода», авторами которого были Ф.Б. Батюшков, К.И. Чуковский, Н.С. Гумилев.
В статье профессора Федора Дмитриевича Батюшкова (1857—1920) «Задачи художественных переводов» была предпринята попытка выявить основные тенденции, существовавшие в истории перевода (вольность, буквальность, адекват
318
ность),
увязав их прежде всего с относительным
уровнем развития языков и литератур,
участвующих в процессе межъязыковой
передачи (т.е. исходных и переводящих,
по ныне принятой терминологии). При
этом автор подчеркивает что «принцип
настоящего художественного перевода
— один: стремление к адекватности»,
вместе с тем оговаривая, что понимание
и условия достижения последней зависят
«не только от умения пользоваться
средствами родного языка, но и от общего
характера этого языка, его гибкости и
общих свойств нации»265.
К
адекватному переводу, по мнению
Батюшкова, могут быть предъявлены
следующие требования:
«1)
точная передача смысла;
наивозможно
близкое восприятие стиля;
сохранение особенностей языка автора, но... без нарушения строя и элементарных грамматических правил родного языка;
соблюдение внешней эмоциональности художественной речи»266.
Автором помещенной в сборнике статьи «Переводы стихотворные» был замечательный русский поэт, переводчик английской и французской поэзии, а также вавилонского эпоса «Гильгамеш» Николай Степанович Гумилев (1886—1921), уделивший особое внимание вопросу о роли стихотворной формы при передаче поэтического текста. Отметив субъективность доказательства, основанного на постулате, «что если бы переводимый поэт писал по-русски, он писал бы именно так», и указав, что «поэт, достойный этого имени, пользуется именно формой как единственным средством передачи содержания», Гумилев подчеркнул, что в поэтическом переводе «обязательно соблюдать:
число строк;
метр и размер;
чередование рифм;
характер enjambement (стихотворного переноса. — Л.Н, г.х.у,
319
характер
рифм;
характер словаря;
тип сравнения;
особые приемы;
переходы тона»267.
Помимо перечисленных «девяти заповедей для переводчика», представляющих собой своего рода «обязательный минимум», Гумилев намечает и более изощренные аспекты, например, звуковое соответствие рифм оригинала и перевода, передача территориальных и социальных особенностей речи персонажей и т.д. «...Переводчик поэта, — указывал автор статьи, — должен быть сам поэтом, а кроме того, внимательным исследователем и проникновенным критиком, который, выбирая наиболее характерное для каждого автора, позволяет себе в случае необходимости жертвовать остальным. И он должен забыть свою личность, думая только о личности автора. В идеале переводы не должны быть подписными»268.
В разделе «Переводы прозаические», написанном Корнеем Ивановичем Чуковским (Николаем Васильевичем Корнейчуко- вым) (1882—1969), заостряется внимание на творческом характере переводческой деятельности: «Переводчик — это художник, мастер слова, соучастник творческой работы того автора, которого он переводит. Он такой же служитель искусства, как актер, ваятель или живописец. Текст подлинника служит ему материалом для его сложного и часто вдохновенного творчества. Переводчик — раньше всего талант»269. Вместе с тем в статье оговаривается: «Одного таланта переводчику мало: он должен теоретически установить для себя принципы своего искусства. Один "нутряной", малокультурный талант, не вооруженный тщательно воспитанным вкусом, может привести... к самым пагубным, почти катастрофическим последствиям»270. Среди таких теоретических проблем, разработка которых необходима для дальнейшего развития переводческого искусства, Чуковский выделял следующие:
фонетика и ритмика;
стиль;
320
словарь;
синтаксис;
текстуальная точность;
фразеология и идиомы.
Если для умершего в 1920 г. Батюшкова и погибшего годом спустя Гумилева упомянутый сборник стал своего рода «лебединой песней», то статья Чуковского, многократно перерабатываясь, дополняясь, углубляясь и расширяясь, оказалась тем зерном, из которого суждено было вырасти знаменитой книге «Высокое искусство» — пожалуй, наиболее популярной среди широкого читателя работе, посвященной вопросам художественного перевода.
Художественный перевод в СССР (1930—1980-е годы)
Издательство «Всемирная литература» просуществовало лишь до 1927 г., и грандиозный горьковский план — как и многие другие проекты этой эпохи — так и не был доведен до конца: в свет вышло около 120 книг. Помимо него в период нэпа появилось много мелких негосударственных издательств, также выпускавших переводную литературу. Их ликвидация — вместе с фактическим полным запрещением в стране какой-либо частнопредпринимательской деятельности — несомненно, объяснялась в первую очередь соображениями политического и идеологического характера, знаменовала усиление государственного и партийного контроля над печатной продукцией вообще и переводной — в особенности, хотя нельзя не признать, что качество работы переводчиков зачастую действительно вызывало справедливые нарекания — переводы выполнялись иногда достаточно случайными людьми, плохо владевшими не только исходным, но порой и русским языком. Если добавить к этому фактическое отсутствие квалифицированной редактуры, то становится понятным наличие в них огромного количества ошибок и ляпсусов, бывших излюбленной мишенью тогдашних критиков.
321
21 Наука о переводе
Особого
упоминания заслуживает издательство
«Academia».
Созданное
в 1922 г. в качестве частного, оно затем
было преобразовано в государственное,
а в 1938 г. слилось с основанным в 1930
г. Гослитиздатом, переименованным в
1963 г. в издательство «Художественная
литература».
Именно
оно являлось в советские годы наиболее
важным центром по выпуску зарубежной
литературы, где работали наиболее
квалифицированные кадры переводчиков
и редакторов. Сюда следует добавить
многочисленные книги, выпущенные
издательством «Прогресс», созданным
в 1963 г. на базе Издательства литературы
на иностранных языках (в 1983 г. из него
было выделено издательство «Радуга»,
специализировавшееся на выпуске
художественной литературы), а также
многочисленные республиканские и
периферийные издательства бывшего
Союза271.
Разумеется,
в различные периоды советской истории
положение дел в этой области
существенным образом различалось.
Идеологический пресс, нарастая с 30-х
годов, достиг своего апогея в послевоенные
годы, сопоставимые в известной
степени с «мрачным семилетием» столетней
давности. Круг переводимых писателей,
прежде всего современных, резко сузился
и был ограничен рамками так называемой
«прогрессивной» (т.е. просоветской)
литературы. Причем — после утверждения
в середине 30-х годов в качестве
основополагающего и официального
метода «социалистического реализма»
— под фактическим запретом оказались
не только политически неприемлемые
авторы, но и просто представители
«нереалистических» течений. Однако —
и об этом тоже не следует забывать —
огромное внимание уделялось изданию
в лучших традициях «художественно-филологического»
метода, т.е. с обстоятельными комментариями,
примечаниями и т.п., памятников
мировой классики. Выходят в свет
трагедии Шекспира, поэмы Вергилия
и Овидия, комедии Лопе де Вега, роман
Сервантеса... Порой, правда, их творчеству
давалась соответствующая идеологическая
интерпретация, приводившая к
достаточно парадоксальным ситуациям.
Так, например, при фактическом запрете
на распространение религиозной
литературы (включая Библию) перевод
«Божественной комедии» Данте, выполненный
М.Л. Лозинским, был удосто
322
ен
в 1946 г. Сталинской премии, поскольку
она, несмотря на свою пронизанность
религиозным миросозерцанием, официально
признавалась «прогрессивным для своего
времени» произведением, к тому же высоко
ценившимся классиками марксизма.
Характеризуя
переводческие кадры советской эпохи,
нельзя не обратить внимания на чрезвычайно
показательный факт: в их числе (особенно
в 30—50-е годы, а порой и позднее)
находилось много замечательных
представителей русской литературы:
Анна Ахматова, Борис Пастернак, Николай
Заболоцкий, Михаил Кузьмин и многие
другие. Объяснялось это в немалой
степени и тем, что далеко не всегда они
имели возможность заниматься оригинальным
творчеством и тем более — по известным
причинам — публиковать свои произведения.
Но нередко созданные ими переводы
становились ярким и заметным фактом в
культурной жизни страны. Достаточно
вспомнить, каким событием стали переводы
трагедий Шекспира и «Фауста» Гёте,
выполненные Б.Л. Пастернаком. А Роберт
Бернс в переводах С.Я. Маршака приобрел
такую огромную популярность, какая
редко выпадала в XX столетии на долю
иноязычного поэта. Начиная с 30-х годов
интенсивно переводятся на русский
язык памятники литератур народов,
входивших в состав Советского Союза.
Издавалась как классика («Витязь в
тигровой шкуре» Шота Руставели, армянский
эпос «Давид Сасунский», собрание
стихотворений Т. Шевченко и др.), так
и произведения современных писателей
(чему способствовали разного рода
декады и дни национальных литератур,
получившие достаточно широкое
распространение). Данному вопросу было
уделено большое внимание на Первом
Всесоюзном съезде советских писателей
(1934 г.), где А.М. Горьким была поставлена
задача — «издавать на русском языке
сборники текущей прозы и поэзии
национальных республик и областей в
хороших русских переводах»272.
Разумеется,
и здесь немалую роль играли соображения
пропагандистского характера —
демонстрация «дружбы народов» и
«расцвета национальных культур в
условиях победившего социализма»,
да и подбор авторов далеко не всегда
определялся литературно-эстетическими
критериями, однако
323
21*
не
приходится отрицать, что результаты
проделанной работы выглядели достаточно
впечатляющим образом. И здесь в роли
переводчиков (особенно поэтических
произведений) выступали зачастую
виднейшие представители русской
советской литературы, хотя по понятным
причинам выполнялись эти переводы
почти исключительно при помощи
подстрочника (трактовавшегося,
правда, как своего рода «необходимое
зло»).
С
середины 50-х годов, после XX съезда КПСС,
круг «разрешенных» зарубежных авторов
значительно расширился, что привело
к интенсификации переводческой
деятельности.
В
целом указанная тенденция была характерна
и для последующих десятилетий
советской истории, хотя, разумеется,
по отношению к тем или иным авторам
наблюдались «приливы» и «отливы»,
зависевшие в том числе и от политической
конъюнктуры (так, например, бывали
случаи, когда зарубежный писатель,
позволивший себе критику отдельных
аспектов внешней или внутренней политики
СССР, надолго выпадал из издательских
планов). Продолжалось и ознакомление
русскоязычной аудитории с произведениями,
написанными на языках народов
Советского Союза, причем некоторые
из них вызывали широкий читательский
интерес (достаточно назвать выходившие
в 60-х и начале 70-х годов стихотворения
Расула Гамзатова в переводе — с
подстрочника — Н. Гребнева и Я.
Козловского). Большое место занимали
переводы в журналах «Иностранная
литература» и «Дружба народов»,
выходящих с 1955 г.
Своего
рода «визитной карточкой» советского
переводческого искусства стала
выпускавшаяся в 1967—1977 гг. издательством
«Художественная литература» серия
«Библиотека всемирной литературы»,
удостоенная по своем завершении
Государственной премии СССР. С одной
стороны, ее отличала широта охвата (200
томов, распадавшихся на три серии от
глубокой древности по XVIII век включительно,
XIX столетие и литература XX века), высокое
качество переводов, квалифицированнейшая
редакторская работа и солидный
научный аппарат (выступительные статьи
и комментарии), в создании которого
принимали участие лучшие специ
324
алисты
страны. С другой стороны, бросалась в
глаза известная односторонность в
отборе самих произведений, особенно
наглядно проявлявшаяся в третьей серии:
литературный процесс XX в. представлен
без таких во многом определивших
его характерные черты писателей, как
Джойс, Пруст, Кафка, Набоков и целый ряд
других авторов.
Эпоха
«перестройки» (1985—1991) знаменовалась
резким пробуждением интереса к ранее
«недозволенным» отечественным и
зарубежным произведениям, что,
естественно, способствовало их переводу
и публикации. Вместе с тем в этот период,
в связи с ослаблением государственного
контроля над печатной продукцией,
стала наблюдаться и экспансия далеко
не лучших образцов развлекательной
беллетристики, переводы которой к тому
же часто осуществлялись недостаточно
квалифицированно. С указанными явлениями
приходится сталкиваться и в наши
дни. Проблема
метода и формирование литературоведческой
теории перевода
Как
уже отмечалось, с самого начала работы
основанного А.М. Горьким издательства
«Всемирная литература» возникла
проблема разработки новых принципов
передачи иноязычных художественных
текстов, которая сопровождалась
критической переоценкой наследия,
оставленного предыдущей традицией.
«Академики, профессора и писатели,
привлеченные Горьким, — вспоминал К.И.
Чуковский, — рассмотрели самым
пристальным образом старые переводы...
и пришли к очень печальному выводу, что
за исключением редкостных случаев
старые переводы в своем большинстве
никуда не годятся, что почти все переводы
нужно делать заново, на других — строго
научных основаниях, исключающих
прежние методы беспринципной
кустарщины»273.
Поскольку
главным грехом предшественников многие
считали произвол по отношению к оригиналу
(достаточно вспомнить версии Иринарха
Введенского, часто фигурировавшие
в те годы как образцы недопустимой
переводческой
325
вольности),
к 30-м годам получила определенное
распространение тенденция, заклейменная
противниками как «проявление
академического формализма и буквализма».
Суть ее состояла в стремлении
передавать все элементы формы подлинника,
приводившем порой к копированию всех
его языковых особенностей. В наиболее
законченном виде она была представлена
в теоретических положениях и переводческой
практике Евгения
Львовича Ланна
(Лозмана) (1896—1958), переводившего в
основном английскую и американскую
прозу, а также некоторых других
литераторов.
В
первой половине 30-х годов была предпринята
попытка теоретического осмысления
понятия адекватности. Ее автор,
литературовед Александр
Александрович Смирнов
(1883— 1962) в статье «Перевод», опубликованной
в «Литературной энциклопедии», предложил
следующую формулировку:
«Адекватным
мы должны признать такой перевод, в
котором переданы все намерения
автора (как продуманные им, так и
бессознательные) в смысле определенного
идейно-эмоционального художественного
воздействия на читателя, с соблюдением
по мере возможности [путем точных
эквивалентов или удовлетворительных
субститутов (подстановок)] всех
применяемых автором ресурсов образности,
колорита, ритма и т.п.; последние должны
рассматриваться, однако, не как
самоцель, а как только средство для
достижения общего эффекта. Несомненно,
что при этом приходится кое-чем
жертвовать, выбирая менее существенные
элементы текста»274.
Вместе
с тем «переводческий формализм» уже в
рассматриваемый период столкнулся
с резкой критикой, продолжавшейся
на протяжении нескольких десятилетий
(в частности, она широко представлена
в книге К.И. Чуковского «Высокое
искусство», которая не раз уже упоминалась
выше). Отмечалась и неудовлетворительность
предложенного А.А. Смирновым понятия
адекватности: с одной стороны, предлагалось
передавать даже не выраженные в тексте
(«бессознательные») намерения автора
и все использованные им языковые
средства, а с другой — говорится о
необходимости жертвовать «менее
существенными» элементами. Выдающийся
переводчик Михаил
Леонидович Лозинский
(1886—1955), всегда
326
уделявший
передаче формальных особенностей
подлинника исключительное внимание,
выступая на первом Всесоюзном совещании
переводчиков в 1936 г., счел необходимым
оговорить: «Воспроизвести во всей
полноте и со всей точностью все элементы
формы и содержания никакой перевод не
может. И какая бы форма ни была нами
избрана для перевода, точная копия
формы оригинала или нет, все равно мы
почти никогда в нее не вольем то же
содержание, какое дано в оригинале»275.
В
послевоенные десятилетия внимание к
теоретическим проблемам художественного
перевода значительно усилилось. О
них высказывались многие мастера
художественного слова и ведущие
переводчики-практики (Н.А. Заболоцкий,
Б.Л. Пастернак, С.Я. Маршак, К.И. Чуковский
и многие другие). В ряде вузов были
созданы отделения, готовившие специалистов
в этой области. Издавались сборники
«Мастерство перевода», «Тетради
переводчика», проводились специальные
семинары и совещания, публиковались в
больших количествах статьи и рецензии
и т.д. Тогда же, в 50-е годы, была предпринята
попытка сформулировать основные
постулаты литературоведческой теории
перевода, принадлежавшая одному из
наиболее рьяных врагов «буквализма»,
переводчику английской и американской
литературы, литературоведу и критику
Ивану
Александровичу Кашкину (1899—1963).
Утверждая,
что «строить поэтику художественного
перевода надо на основе и в терминах
литературной науки», что способствовало
бы «построению теории художественного
перевода как дисциплины
литературоведческой, какой она и может
и должна быть», И.А. Кашкин предложил
различать перевод натуралистический
(в частности формалистический),
импрессионистский и, наконец,
реалистический. А поскольку, «наш
советский художественный перевод... —
отрасль искусства социалистического
реализма»276,
постольку именно «реалистический
перевод» провозглашается им высшей
формой передачи иноязычного
художественного текста, получая
следующую интерпретацию:
«Реалистический
метод перевода — это рабочий термин
для того метода работы, который... многие
переводчики пони
327
мают
и применяют на деле, но пока еще не
договорились, как его назвать. Определение
«реалистический» уместно уже потому,
что оно реально сближает теорию
литературного перевода с критериями
реалистической литературы.
Конечно,
надо сразу договориться о том, что речь
идет не об историко-литературном
понятии, не о реалистическом стиле, а
о методе передачи стиля, и дело, конечно,
не в том, чтобы, скажем, романтический
стиль подлинника подгонять в переводе
под реалистические нормы, а в том, чтобы
реалистическим методом верно
передавать стиль переводимого
произведения. Цель в том, чтобы,
пристально и конкретно изучая разные
историко-литературные стили, передавать
их художественное разнообразие,
исходя из единого переводческого
метода...
Верная
передача идейно-смысловой системы и
творческое воссоздание художественного
и национального своеобразия подлинника
требуют именно такого реалистического
подхода. Советские переводчики
именно из уважения к действительности
слова стараются сейчас не просто
копировать условный словесный знак
подлинника, не заниматься при этом
беспредметной игрой в стертые штампы,
привычные голословности, словесные
абстракции. Нет, они стараются воссоздать
ту объективную реальность, которая
словами выражена и придает жизнь слову;
они стараются воспроизвести не отдельные
слова, а именно реальность, которая
содержится в тексте подлинника со всем
его смысловым и социальным богатством.
Переводчику,
который в подлиннике сразу же
наталкивается на чужой грамматический
строй, особенно важно прорваться
сквозь этот заслон к непосредственной
свежести авторского восприятия
действительности. Только тогда он
сможет найти настолько же сильное
и свежее языковое перевы- ражение. А
ведь как в оригинале, так и в переводе,
слово живет, только когда оно пережито.
Советский переводчик старается
увидеть за словами подлинника явления,
мысли, вещи, действия, состояния, пережить
их и верно, целостно и конкретно
воспроизвести эту реальность авторского
видения... Именно такой подход поможет
переводчику и читателю различить
за словесным выражением отраженную в
нем конк
328
ретную
действительность — ее подлинную
социальную сущность, ее противоречия,
ее динамику»277.
Полемически
заостренное выступление И.А. Кашкина
вызвало ряд откликов. Некоторые теоретики
перевода (в основном литературоведы)
безоговорочно приняли предложенный
термин и стали широко оперировать им
в своих работах. Однако в его адрес
раздавалось и немало критических
замечаний. Не говоря уже о возражениях
со стороны лингвистов, которых не могла
не задеть явная недооценка этого аспекта
межъязыковой коммуникации (например,
пассажи типа «Художественный перевод
подчинен не столько языковым, сколько
литературным закономерностям. Значит,
строить теорию или поэтику
художественного перевода надо на основе
и в терминах литературной науки.
Лингвистическая теория перевода по
необходимости ограничена рамками
соотношения двух анализируемых
языков, тогда как литературоведческий
подход к теории художественного перевода
позволяет выдвинуть те критерии, которые
могут обобщить любые литературные
переводы с любого языка на любой язык,
подчиняя их общим закономерностям»278)
— тезис о «прорыве к первоначальной
свежести авторского восприятия» вызвал
недоумение и у некоторых литературоведов,
отмечавших, что такая постановка вопроса
по существу стирает грань между переводом
и оригинальным творчеством, фактически
возвращая к весьма далекой от реализма
позиции «соперничества» с автором.
Попытку
уточнить вопрос о соотношении между
текстом подлинника, отраженной в нем
действительностью и оригиналом (со
ссылками на ленинскую теорию отражения),
не отказываясь от самого кашкинского
термина, предпринял грузинский
ученый Гиви
Ражденович Гачечиладзе
(1914—1979), воззрения которого также
вызвали громкий резонанс в переводческой
литературе 60—70-х годов. «...И. Кашкин, —
писал он, — исходит из общего положения
о том, что перевод должен реалистически
и точно воссоздать действительность,
отраженную в подлиннике. Специфика
же перевода, по нашему мнению,
заключается в том, что для переводчика
непосредственным объектом отражения
является сам подлинник, т.е. его
художественная действительность, а не
непосред
329
ственно
та конкретная действительность, которая
в свое время была отражена и
опосредована оригиналом. Искусство
переводчика явно обусловлено существующей
художественной действительностью
подлинника, по-существу, отражает уже
отраженное, в этой художественной
действительности подлинника, а не в
живой действительности ищет он
характерное и типичное, главное и
необходимое и т.д. для передачи в
своем переводе»279.
Поправка
Г.Р. Гачечиладзе была положительно
встречена многими исследователями, в
том числе и принадлежавшими к
лингвистическому направлению (например,
А.В. Федоровым). Вместе с тем, однако,
отмечалось, что конкретные черты и
характерные особенности, отличающие
специфику «реалистического» перевода,
остались в значительной степени
нераскрытыми, а само определение грешит
некоторой декларативностью (по
существу, «реалистическим» стали
называть любой перевод, представляющийся
хорошим). Кроме того, оставалась неясной
связь между «реалистическим» переводом
и реализмом как определенным
историко-литературным понятием: так,
например, И.А. Кашкин приводил в качестве
примеров, удовлетворяющих «сегодняшним
нашим требованиям к реалистическому
переводу», переводы стихотворений
Гейне, выполненные символистом А.А.
Блоком, а Г.Р. Гачечиладзе утверждал,
что немецкие романтики (чье оригинальное
творчество было зачастую далеко от
реализма) «дали объективно
реалистический перевод»280. Создание
лингвистической теории перевода как
науки
В
отличие от литературоведческих работ,
по самой своей специфике ориентированных
исключительно на анализ вопросов
передачи художественных произведений,
авторы, стоявшие на лингвистических
позициях, стремились к созданию общей
теории перевода, охватывающей все типы
текстов, с учетом специфики каждого из
них, и установлению тех закономерностей,
которые проявляются в процессе
межъязыковой коммуникации. В
значительной степени ее истоки восхо
330
дят
к разработке задач и приемов специального
перевода (научно-технического,
газетно-информационного, военного и
т.д.), начавшейся в 30-е годы. Вместе с тем
важность лингвистического аспекта
стала осознаваться и некоторыми
учеными, занимавшимися именно
вопросами художественного перевода.
Этот своеобразный «синтез» наиболее
ярко проявился в деятельности Андрея
Венедиктовича Федорова,
с одной стороны, создавшего такие
работы, как «Проблема стихотворного
перевода» (1927), «О художественном
переводе» (1941) и др., а с другой —
выпустившего специальное пособие
по переводу на русский язык научной и
технической литературы.
Именно
выход в свет его книги «Введение в
теорию перевода» (М., 1953), написанной
с отчетливых лингвистических позиций,
и стал своеобразной «точкой отсчета»
для начала упоминавшейся выше полемики
между приверженцами двух различных
подходов к теории перевода. В дальнейшем
названный труд, постоянно
перерабатывавшийся и дополнявшийся
автором, был издан еще трижды — в 1958,
1968 и 1983 годах (два последних издания
носили заглавие «Основы общей теории
перевода»)281.
В
отличие от первоначального варианта,
где лингвистические формулировки
носили порой категоричный характер,
вызывавший возражения у «литературоведчески»
настроенных критиков, уже во втором
издании (как и во всех последующих)
автор счел необходимым оговорить, что
«лингвистический путь изучения, не
являясь недостаточным для постановки
и решения всех проблем перевода (в
частности, художественного),
безусловно, является необходимым в
деле их исчерпывающего исследования»282.
Отсюда
вытекают, согласно автору книги, и
основные задачи теории перевода,
как особой научной дисциплины —
«прослеживать закономерности соотношения
между подлинником и переводом,
обобщать в свете научных данных выводы
из наблюдений за отдельными частными
случаями перевода и опосредованно
способствовать переводческой практике,
которая могла бы черпать в ней доводы
и доказательства в поисках нужных
средств выражения и в пользу определенного
решения конкретных задач»283.
Соответственно, пробле
331
мы
межъязыковой коммуникации рассматриваются
А.В. Федоровым в двух основных
плоскостях. С одной стороны, анализируется
вопрос об эквивалентной передаче
различных элементов отдельных уровней,
образующих структуру языка (лексики,
фразеологии, грамматики), причем
подчеркивается, что в ряде случаев она
достигается лишь при учете более
широкого контекста, вследствие чего
крайне важно «все время иметь в виду
систему языковых средств, а не разрозненные
или случайно выделенные элементы, из
которых иные, будучи взяты совершенно
порознь, оказываются даже и
непереводимыми»284.
С другой стороны, подробно рассматриваются
особенности, связанные с жанровой
природой и спецификой переводимого
материала (газетно-информационные
тексты, специальная научная литература,
публицистика, ораторская речь,
художественные произведения и др.),
поскольку «то, что, например, может быть
признано точным и правильным в переводе
научного или делового текста... легко
может оказаться неуместным и неверным
в переводе произведения художественной
литературы, где полноценность перевода
часто достигается именно путем
отступлений от более дословной
передачи, и наоборот»285.
В
процитированном отрывке обращает на
себя внимание термин «полноценность»,
введенный А.В. Федоровым в качестве
ключевого понятия теории перевода и
определяемый следующим образом:
«Полноценность перевода означает
исчерпывающую передачу смыслового
содержания подлинника и полноценное
функционально-стилистическое соответствие
ему»286.
Достигается же последнее, по мысли
ученого, благодаря передаче
специфического для переводного текста
соотношения между содержанием и
формой, причем в зависимости от
языковых условий, указанные особенности
либо воспроизводятся, либо передаются
путем создания необходимых функциональных
соответствий. При этом «особенно
существенной является передача того
соотношения, в котором часть, отдельный
элемент или отрезок текста находится
к тексту»287.
Несмотря
на то что поначалу даже часть лингвистов
отнеслась к задаче создания теории
перевода несколько скептически
(например, такой выдающийся языковед,
как А.А. Ре
332
форматский,
в начале 50-х годов высказался в том
духе, что, хотя лингвистика полезна для
изучения любого вида перевода,
самостоятельную науку о последнем
создать вряд ли удастся ввиду его
сложности и многосторонности), в
шестидесятых-восьмидесятых годах
вышел ряд трудов и учебных пособий,
посвященных лингвистическому анализу
проблем межъязыковой коммуникации
(работы Л.С. Бархударова,
В.Н.
Комиссарова, Р.К. Миньяр-Белоручева,
Я.И. Рецкера,
А.Д.
Швейцера и др.). В них ставились и
освещались такие кардинальные вопросы,
как сущность и виды перевода, его
единицы, модели, уровни эквивалентности
и т.д. Вместе с тем многие авторы отмечали,
что для теории художественного перевода
представляется необходимым сочетание
обоих подходов. Так, видный представитель
отечественной филологической науки,
один из крупнейших специалистов по
истории русского литературного языка
Б.А. Ларин еще в начале 60-х годов утверждал:
«Как филология или стилистика, так и
теория перевода немыслима без
органического соединения лингвистических
и литературоведческих методов. Всякий
перевод должен начинаться с
филологического анализа текста,
сделанного во всеоружии лингвистической
подготовки, и завершаться литературным
творчеством» (оговаривая, впрочем, что
«есть и раздельные задачи для
литературоведов и лингвистов в
просторном плане теории перевода»)288.
К аналогичному выводу пришел в
конечном счете и А.В. Федоров: «Что
касается теории перевода художественной
литературы, то ее развитие... ознаменовалось
горячими спорами о характере ее задач
и методов — лингвистическом или
литературоведческом. Между ними, по
существу, могло и не быть ничего
антагонистического: ведь дифференциация
естественна в любой науке, так как
порождается стремлением к исследованию
единого объекта не только в его комплексе,
но и в разных аспектах, и в разных
его деталях. Но споры возникли — и
притом довольно горячие — о том,
кому заниматься теорией перевода
как искусства, как художественного
творчества: литературоведам или
лингвистам. Такая постановка вопроса
оказалась, естественно, неплодотворной:
ее альтернативность носила, конечно,
необоснованный характер; полемику же
питали неточности и крайности ряда
формулировок со стороны
333
ее
участников. Эта полемика, длившаяся
ряд лет, постепенно изжила себя; если
во многом она была неплодотворна, то
кое в чем оказалась и полезной, так как
привела к уточнению взглядов и даже к
синтезу мнений, заключающемуся в
признании необходимости, но также
и недостаточности только лингвистического
подхода к проблеме, в признании
преимуществ комплексного — т.е.
одновременно и лингвистического и
литературоведческого ее изучения, а
также возможности и целесообразности
исследования ее только по одному из
этих русел — в зависимости от характера
материала и решаемой задачи.
Взаимопонимание было таким образом
достигнуто»289.
Вместо
заключения НЕКОТОРЫЕ
ТЕОРИИ И МОДЕЛИ ПЕРЕВОДА XX ВЕКА Теория
закономерных соответствий
Теория
закономерных соответствий Я.И. Рецкера
является одной из первых теорий
перевода, созданных в результате
изучения текстов в переводе (текста
оригинала и текста перевода). Эта
теория учитывает то обстоятельство,
что некоторые приемы логико-семантического
порядка в процессе перевода
повторяются. Так, для перевода отдельных
слов и словосочетаний необходимо
найти существующие в другом языке
постоянные эквиваленты. Постоянные
эквиваленты имеются во всех языках,
например, для имен собственных, терминов,
числительных. Для перевода некоторых
других слов и словосочетаний можно
найти только вариантные контекстуальные
соответствия, т.е. временные эквиваленты,
годные для данного контекста, для
данного употребления слова или
словосочетания в речи. И наконец, для
перевода еще одной группы слов или
словосочетаний приходится прибегать
к приемам логического мышления и
связанным с ними лексическими
трансформациями.
Таким
образом, по мнению Я.И. Рецкера, между
единицами текстов оригинала и
перевода имеются «...три категории
соответствий:
эквиваленты,
установившиеся в силу тождества
обозначаемого, а также отложившиеся
в традиции языковых контактов;
вариантные и контекстуальные соответствия и
все виды переводческих трансформаций».
Теория Я.И. Рецкера объясняет основные приемы работы переводчика. Она стимулирует изучение эквивалентов, объема
335
значений
слов и словосочетаний; она показывает
значение контекста и подсказывает
наиболее перспективные лексические
трансформации, к которым может прибегнуть
переводчик для поиска соответствий
к единицам исходного текста. В этом
большая ценность теории Я.И. Рецкера.
Но теория Я.И. Рецкера не объясняет
всего процесса перевода, поскольку
ее автор ограничивается изучением
части объекта науки о переводе —
изучением единиц текстов оригинала и
перевода. Теория закономерных
соответствий входит составной частью
в общую теорию перевода. Она представляется
весьма полезной для сопоставительного
изучения языков. Информационная
теория перевода
Информационный
аспект межъязыковой коммуникации
составил предмет информационной теории
перевода, предложенной и разработанной
Р.К. Миньяром-Белоручевым. В соответствии
с информационной теорией перевода Р.К.
Минь- яра-Белоручева переход от ИЯ к ПЯ
осуществляется на информационном
уровне. Целью перевода является передача
сообщения, т.е. информации, предназначенной
для передачи, или инварианта информации,
иными словами, передача всех значимых
для данного вида коммуникации компонентов
информации. Структура сообщения
вариабельна и слагается из различных
видов информации. Исходный текст
является носителем семантической
информации и информации о структуре,
а не объектом трансформаций. Поэтому
в процессе перевода происходит не
межъязыковая трансформация, а поиск
и передача информации. В тексте перевода
сохраняется лишь часть коммуникативного
задания оригинала, поскольку в
коммуникации с использованием двух
языков, как и в любой другой
коммуникации, неизбежны как закономерности,
так и нежелательные потери.
Информационная
модель перевода основана также на учете
информационного запаса пяти степеней
получателя и выявляемой в оригинале
информации различной коммуникативной
ценности: уникальной,
или ключевой,
дополнительной, уточняющей, повторной
и нулевой.
Для информацион
336
ной
теории характерна четкая дифференциация
понятия «информация» (процесс передачи
определенного знания), «сообщение»
(содержание передаваемого знания),
«текст» (любое знаковое образование,
несущее сообщение). Один текст может
нести одно, несколько сообщений или
часть сообщения; одно сообщение
может передаваться с помощью одного,
нескольких текстов или части текста;
разные тексты могут нести одно и то же
сообщение.
Исходный
текст в информационной теории перевода
рассматривается, в отличие от
лингвистической теории перевода,
не как объект трансформации, а как
носитель разных видов информации.
Тогда и сам процесс перевода трактуется
уже соответственно не как межъязыковая
трансформация, а как поиск и передача
информации. Р.К. Миньяр-Белоручев
выделяет следующие виды информации:
фоновая информация, содержащая шум,
семантическая и ситуативная информации,
в сочетании которых заключен смысл
высказывания, и информация о структуре
речевого произведения, способная
произвести на коммуниканта дополнительное
эстетическое воздействие.
Это,
однако, отнюдь не означает, что переводчик
передает весь информационный комплекс
исходного текста. В переводе, по Р.К.
Миньяру-Белоручеву, должна сохраняться
не вся информация, а та, которая
предназначена для передачи, т.е. то, что
источник хочет выразить официальному
адресату. Эту информацию, предназначенную
для передачи, ученый называет инвариантом
перевода.
Наиболее важным и плодотворным положением
информационной теории перевода
представляется вывод о том, что
переход от одного языка к другому в
переводе осуществляется на
информационном уровне. К сожалению,
приходится констатировать, что данный
вывод еще не ассимилирован в должной
мере современной теорией перевода,
равно как и методикой обучения переводу. Ситуативная
теория перевода
Эта
теория несколько выходит за рамки
межъязыковых преобразований и
предполагает обращение к действительно
337
22
Наука о переводе
сти.
Ситуативная теория перевода исходит
из того, что любой денотат
(предмет, признак, действие, т.е. элемент
окружающей действительности), любая
ситуация
могут быть описаны по-разному. Причем
в каждом языке есть свои устоявшиеся
способы их описания. И эти способы надо
находить не путем преобразования
отдельных единиц текста, а через
описываемый денотат, через описываемую
ситуацию. Ситуативная модель
предполагает определение денотата или
ситуации через исходный текст и создание
на их основе текста перевода. Таким
образом, ситуативная теория перевода
отталкивается от смысла высказывания
как объективной данности, отождествляя
смысл с ситуацией. В рамках этой теории
переводчик действует как
высококвалифицированный лингвист,
владеющий теорией и практикой двух
языков. Ситуативная теория перевода
особенно активно разрабатывается
отечественным ученым В.Г. Гаком.
Ситуативная теория перевода, несмотря
на все ее достоинства, не учитывает
компонентов процесса перевода как
объекта науки о переводе. См. также
денотативная
теория перевода. Теория
уровней эквивалентности
Теория
предполагает выделение в содержании
текста ряда последовательных уровней,
отличающихся по характеру информации;
отношения эквивалентности устанавливаются
между аналогичными уровнями содержания
текстов ИЯ и ПЯ. Попытку объединить
теорию закономерных соответствий,
семантико-семиотическую модель и
ситуативную модель в рамках единой,
целостной системы научных представлений
о переводе предпринял В.Н. Комиссаров,
разработавший получившую широкое
признание в нашей стране и за рубежом
теорию уровней эквивалентности. В
основе теории уровней эквивалентности
лежит, по концепции Л.С. Бархударова,
представление о том, что степень реальной
смысловой близости между оригиналом
и переводом является величиной
переменной. В.Н. Комиссаров выделяет
следующие типы эквивалентных отношений
между текстами оригинала и перевода:
338
эквивалентность
на уровне цели коммуникации,
характеризующаяся наименьшей
общностью содержания оригинала и
перевода;
эквивалентность на уровне описания ситуации, характеризующаяся несколько большей общностью содержания разноязычных текстов, так как в обоих текстах говорится об одном и том же;
эквивалентность на уровне способа описания ситуации, при которой кроме общности цели коммуникации и общности ситуации сохраняются и понятия, с помощью которых была описана ситуация в исходном тексте;
эквивалентность на уровне структурной организации высказывания, при которой к описанным выше общим компонентам добавляется инвариантность синтаксических структур оригинала и перевода;
эквивалентность на уровне семантики словесных знаков — наименьшая степень смысловой общности, которая вообще не может существовать между оригиналом и переводом.
Таким образом, В.Н. Комиссаров разработал универсальную типологию семантических состояний, в которых может пребывать исходный текст относительно переводного. Для каждого из этих состояний постулируется свой набор лексико-семантических трансформаций. Можно, по-видимому, констатировать, что в переводческой компетенции В.Н. Комиссарова в наиболее полной мере реализован и использован когнитивный потенциал собственно лингвистического подхода к переводу как процессу межъязыковых преобразований.
Теория военного перевода
Наиболее полно теория военного перевода представлена в трудах Г.М. Стрелковского. Здесь она представляет собой своего рода конкретно-жанровую манифестацию функцио
339
22*
нально-прагматической
концепции перевода. Автор вводит
основные понятия теории военного
перевода (информация и сообщение,
перевод и транслят, инвариант сообщения
и инвариант перевода, смысл
высказывания, коммуникативное задание
и пр.), предлагает функционально-сематическую
модель деятельности военного переводчика,
дает детальную классификацию жанров
военных текстов, описывает виды
деятельности военного переводчика,
раскрывает проблемы перевода военной
терминологии, расшифровки военных
сокращений и работы со словарями и
справочниками. Г.М. Стрелковский
разграничивает факторы, определяющие
выбор варианта перевода, и причины
переводческих преобразований. К первым
он относит объективные соотношения
между системами ИЯ и ПЯ, смысл передаваемого
сообщения с учетом компонентов
коммуникативного задания, учет
апперцептирующих возможностей
получателя сообщения (индивидуальных
тезаурусов, мировосприятий, социальных
факторов), в художественном переводе
— способность переводчика к
художественному и эстетическому
восприятию текста, психологические
особенности переводчика. Причинами
переводческих преобразований, по
мнению Г.М. Стрелковского, являются
несовпадение объема понятий, или
расхождение систем понятий, у разных
народов, необходимость соблюдения норм
ПЯ, невозможность словосочетаемости
в ПЯ по образцу ИЯ, необходимость
соблюдения стилистических норм ПЯ,
установившаяся языковая традиция
или принятое употребление слов (узус). Теория
машинного перевода
В
связи с возникновением в середине XX в.
специфического объекта переводоведения
— перевода с использованием ЭВМ,
так называемого машинного (автоматического,
автоматизированного) перевода —
появляется и потребность в особой
теории, изучающей проблематику машинного
перевода, а именно теории машинного
перевода, которая нашла свое отражение
и воплощение, с одной стороны, в
многочисленных описательных трудах
«создателей» так назы
340
ваемых
«бумажных» алгоритмов машинного
перевода — Н.Д. Андреева, И. Бар-Хиллеле,
И.А. Мельчука, И.И. Ревзина,
В.Ю.
Розенцвейга и многих других, и с другой,
существенной стороны — в прагматических
промышленных моделях (системах),
описанных и предъявленных в трудах
Всесоюзного центра переводов под
руководством и непосредственным
авторским участием Ю.Н. Марчука,
Всесоюзной группы «Статистика речи»
под руководством и авторским участием
Р.Г. Пиотровского, группы Ю.А. Моторина,
в монографических работах К.Б.
Бектаева, А.Н. Беляевой, И.К. Бельской,
А.В. Зубова, Г.Э. Мирама, Л.Л. Нелюбина,
В.И. Перебейнос, В.А. Чижаков- ского, Е.А.
Шингаревой и др. Коммуникативно-функциональная
теория перевода
Центральной
проблемой коммуникативно-функциональной
теории перевода З.Д. Львовской оказывается
разграничение и соотношение понятий
языкового значения и речевого смысла.
Суть деятельности переводчика
определяется его ключевым положением
в цепочке многократного перекодирования
информации, составляющей основу процесса
двуязычной коммуникации: смысл —>
значение —>
смысл —> значение —> смысл. В процессе
перевода необходим учет объективных
и субъективных факторов, формирующих
конкретную речевую ситуацию речевого
общения. Форманты речевой ситуации
неоднозначны и с точки зрения
информационного содержания, и с
точки зрения выполняемой функции в
процессе коммуникации. Взаимодействие
мотива и цели автора высказывания
определяет коммуникативное
задание
автора. Мотив и цель, в свою очередь,
являются результатом взаимодействия
всех формантов речевой ситуации:
личности автора текста, предмета речи,
места и времени общения, личности
партнера по коммуникации. Однако,
возникнув под влиянием факторов,
формирующих речевую ситуацию,
коммуникативное задание, будучи
«материальным» в высказывании, само
становится формантом речевой ситуации,
предопределяя ее дальнейшее развитие.
Компонен
341
ты
смысловой структуры текста — его
прагматическая и семантическая
структуры — определяются речевой
ситуацией, так как в конечном счете
именно она мотивирует речевой поступок.
По
мнению З.Д. Львовской, основные причины
переводческих
трансформаций
носят лингвистический и экстралинг-
вистический характер. Лингвистические
причины преобразований при переводе
связаны с различиями систем, норм и
узусов
ИЯ и ПЯ. Экстралингвистические причины
отражают дифференциал в значениях и
опыте у автора оригинала и адресата
перевода. Факторам, способным обусловить
необходимость в формальных
переводческих преобразованиях,
противостоят факторы, влияющие на
переводческий выбор вообще, так как
в последнем случае доминантой
являются не формальные факторы, а
содержательные, вернее, взаимодействие
смысловых и формальных факторов. В
качестве основного оперативного
принципа процесса перевода и
соответственно главного критерия
адекватности перевода оригиналу З.Д.
Львовская рассматривает принцип
коммуникативнофункциональной
равнозначности текстов на ИЯ и ПЯ. Психолингвистическая
теория перевода
Во
многом благодаря трудам ученых Военного
университета в отечественном
переводоведении активно формируется
особое направление в рамках коммуникативного
подхода — психолингвистическая теория
перевода, избравшая своим предметом
исследование психологического
(психолингвистического) аспекта
перевода как межъязыковой коммуникации.
Приоритет в разработке методологических
и теоретических основ этого направления
в науке о переводе принадлежит А.Ф.
Ширяеву, обосновавшему деятельностное
представление перевода, т.е. трактовку
его как определенного, специализированного
вида речевой деятельности со своей
целемотивационной стороной, предметом,
средствами, способами осуществления,
продуктом и структурой.
Цель
перевода, по А.Ф. Ширяеву, заключается
в создании продукта в виде реально
высказанного или записанного вы-
342
оказывания
или группы высказываний на определенном
языке. Социальным заказом переводчику
задаются основные параметры
производимого продукта. Объектом
деятельности является опредмеченный
в средствах исходного языка продукт
речевой деятельности одного из
разноязычных коммуникантов.
Средства
переводческой деятельности включают
в себя средства не одного какого-нибудь
языка, как в большинстве видов речевой
деятельности, а двух языков. В переводе
отбор средств обусловливается прежде
всего не мотивами и целями субъекта, а
объектом деятельности — исходным
текстом, поэтому детерминация выбора
языковых средств для опредмечивания
продукта деятельности носит в переводе
более жесткий характер, чем во многих
видах речевой деятельности.
Способы
осуществления переводческой деятельности
подразделяются на три группы. Первая
группа — это такие глобальные способы
распредмечивания продуктов речевой
деятельности, как слушание и говорение.
Вторая группа охватывает процесс
решения переводческих задач —
использование эквивалентов, установление
вариантных и контекстуальных соответствий.
Третья группа объединяет глобальные
способы опредмечивания продуктов
переводческой деятельности — говорение
и письмо.
Структурно
переводческая деятельность состоит
из последовательности взаимосвязанных
и взаимообусловленных переводческих
действий. Минимальная единица
деятельностного процесса, которая
является как бы микродеятельностью,
несет в себе все основные черты
деятельности в целом. Как переводческая
деятельность в целом, так и каждое
входящее в нее переводческое действие
имеет трехфазовую структуру, свойственную
всякому интеллектуальному акту: фазу
ориентирования в условиях деятельности
и выработки плана деятельности или
действия, фазу реализации выработанного
плана и фазу сопоставления результата
с намеченной целью. Продуктом
переводческой деятельности является
текст на переводящем языке, произведенный
переводчиком. В продукте переводческой
деятельности одновременно опредмечиваются
и деятельность адресата, и деятельность
переводчика. .
343
Трансформационная
теория перевода
Эта
теория основывается на изучении процесса
перевода как преобразования единиц
структур ИЯ в единицах структуры
ПЯ. Ее разрабатывали И.И. Ревзин и В.Ю.
Розенцвейг в нашей стране и Ю. Найда —
за рубежом. В основе этой теории
лежат идеи порождающей
грамматики
американского ученого Н. Хомского,
который считает, что все существующие
грамматически правильные высказывания
порождаются ограниченным числом
простейших ядерных
структур
(предложений). Таким образом, эта
теория исходит из того положения,
что существует язык-посредник
и/или так называемые ядерные структуры,
в которые трансформируется
(преобразовывается) воспринимаемый
текст.
Для
передачи этого текста на ПЯ его необходимо
снова трансформировать, т.е. развернуть
в речь по законам этого языка.
Трансформационная теория перевода
достаточно убедительно объясняет
ту часть процесса перевода, которую
называют межъязыковым преобразованием.
Недостаток
трансформационной теории перевода
заключается в том, что она не имеет
экспериментальной основы, т.е.
оторвана от объекта науки о переводе.
Нетрудно заметить, что трансформационная
теория перевода исходит из признания
субъективного смыслового кода,
описанного в трудах наших ведущих
психологов и прежде всего Н.И. Жинкина,
хотя и сводит этот код к лингвистическим
ядерным структурам. Другими словами,
в трансформационной теории перевода
наметился отход с чисто лингвистических
позиций в сторону литературоведческих,
что превращает переводчика в
литератора и признает за ним творческое
начало. Семантико-семиотическая
модель перевода
Теория
представляет собой дальнейшее развитие
подхода Я.И. Рецкера, построившего
всеобъемлющую типологию вза- имокорреляций
знаков и структур исходного и переводящего
языков, в трудах Л.С. Бархударова,
разрабатывавшего се-
344
мантико-семиотическую
модель перевода. В соответствии с данной
моделью в общем содержании текста
выделяются отдельные его компоненты
— денотативный, сигнификативный,
внутрилингвистический и прагматический.
Ученый впервые показал, что при переходе
от исходного текста к переводному
сохраняется не все содержание оригинала,
а лишь те или иные его компоненты. В
качестве очередной исследовательской
проблемы, ждущей своего разрешения,
Л.С. Бархударов выдвинул проблему
порядка очередности передачи названных
выше содержательных компонентов
исходного текста. Функционально-прагматическая
(динамическая) модель перевода
А.Д.
Швейцер по праву может быть назван
одним из основоположников
коммуникативного подхода к переводу
вообще и исследований его
функционально-психологических аспектов
в частности. А.Д. Швейцеру принадлежит
идея о функциональной доминанте текста
как инварианте перевода, им же
разработана одна из первых в истории
перевода функционально-прагматическая
модель перевода, названная им
«динамической». А.Д. Швейцер дает
описание процесса принятий переводчиком
решений на основе той или иной конфигурации
языковых и внеязыковых детерминантов
перевода.
По
мнению ученого, процесс принятия
переводчиком решения складывается
из двух основных этапов: 1) из выработки
стратегии перевода и 2) из определения
конкретного языкового воплощения
этой стратегии (сюда относятся различные
конкретные приемы — «переводческие
трансформации», составляющие
технологию перевода).
Особый
интерес для общей теории перевода в
концепции А.Д. Швейцера представляет
описание именно первого этапа перевода,
который является своего рода прагматической
надстройкой над тем, что уже достаточно
подробно изучено лингвистической
теорией перевода (т.е. в рамках собственно
лингвистического подхода к переводу).
Наличие этого этапа, до
345
последнего
времени остававшегося вне объекта
теории перевода, делает осмысленной
и целенаправленной операционную
структуру деятельности переводчика.
Так, например, при выработке стратегии
перевода предпочтение может быть отдано
текстуально точному переводу,
приближающемуся к буквальному, или,
напротив, переводу, смело отходящему
от формальной структуры оригинала,
приближающемуся к вольному.
В
выработку стратегии перевода, по А.Д.
Швейцеру, входит так же принятие
решения относительно тех аспектов
оригинала, которые должны быть отражены
в переводе в первую очередь, т.е. принятие
переводчиком шкалы приоритетов
перевода. Наконец, решение о стратегии
перевода включает еще один выбор:
скрупулезная передача экзотических
деталей местного колорита и колорита
эпохи либо отказ от этого в пользу
глубинного проникновения в историческую
специфику текста.
В
семиотической концепции перевода А.Д.
Швейцера три измерения семиозиса
(синтактика, семантика, прагматика)
образуют семиотическую типологию
уровней эквивалентности, основанную
на примате прагматического уровня по
отношению семантическому (компонентному
и референциальному). Прагматические
факторы, влияющие на процесс перевода,
сводятся к следующим: коммуникативная
интенция отправителя, установка на
получателя, коммуникативная установка
переводчика.
Переводимость
трактуется А.Д. Швейцером не как
абсолютное, а как относительное
понятие. Инвариантным в процессе
перевода остается формируемый контекстом
и ситуацией общения смысл. Именно
речевой контекст и ситуация общения
дают возможность нейтрализовать
различия между нетождественными
значениями, или, иными словами,
использовать разные значения для
передачи одного и того же смысла. Будучи
одним из сложнейших видов речевой
коммуникации, перевод, в концепции
А.Д. Швейцера, детерминирован
множеством языковых факторов, которые
образуют ряд взаимосвязанных фильтров,
определяющих стратегию перевода. К
этим факторам относятся система и норма
двух языков, две культуры, две
коммуникативные ситуации — пер
346
вичная
и вторичная, предметная
ситуация,
функциональная
характеристика
исходного текста, норма
перевода. Центральное место здесь
принадлежит тексту, который является
точкой приложения сил, исходящих от
детерминантов перевода, и в то же
время сам детерминирует первичную
и вторичную
коммуникативные ситуации. Герменевтическая
модель перевода
В
герменевтической модели А.Н. Крюкова
перевод подчиняется закону понимания:
перевод начинается с понимания и
завершается им. Переводчик осуществляет
повторное понимание того, что им уже
понято, в расчете на иноязычного
получателя текста перевода. Процесс
вторичного понимания есть упрежденный
синтез интенционального смысла, который
осуществляется в направлении от интенции
к объективному языковому значению
с учетом новых ролевых и
социально-психологических установок,
управляющих конкретноязыковой
реализацией высказывания. Герменевтическая
модель перевода связана с
интерпретативной трактовкой сущности
процесса
перевода,
понимаемого как процесс вторичного
порождения текста. Трансформационная
модель перевода
Используя
учение о ядерных структурах Н. Хомского,
американский ученый Ю. Найда строит
так называемую трансформационную
модель перевода, составными частями
которой являются: анализ
(восприятие и осмысление высказывания
на языке оригинала), обратная
трансформация (превращение
этого высказывания в ядерную структуру
исходного языка), перенос
(поиск иноязычного соответствия исходной
ядерной структуре) и реструктурирование
(трансформация ядерной структуры
языка перевода в развернутое высказывание).
При этом он исходит из того положения,
что ядерные структуры в разных языках
в отличие от поверхностных всегда
эквивалентны. Фактически Ю. Найда
переносит в
347
теорию
«ручного» перевода теоретико-прагматические
изыскания в области машинного
перевода,
основанные на теории порождающей
трансформационной грамматики. Механизм
социальной регуляции переводческой
деятельности
Этот
механизм используется в исследовании
социального аспекта коммуникативного
подхода к переводу. Впервые в истории
теории перевода проблемы социологии
перевода были рассмотрены В.В. Андрияновым,
избравшим предметом своего исследования
механизм социальной регуляции
переводческой деятельности,
смоделированной в некоторых понятиях
теории социальных ролей в марксистской
интерпретации. Перевод, взятый в его
социологическом аспекте, представлен
в работе В.В. Андриянова как процесс
установления и поддержания целенаправленного
контакта между личностями в структуре
межъязыкового общения. Адекватность
перевода понимается им как степень
соответствия избранных переводчиком
вербальных и невербальных средств
социальным условием общения, в результате
чего у иноязычного коммуниканта
вызывается реакция, соответствующая
коммуникативной установке отправителя.
В.В. Андриянову удалось выявить и
сформулировать ряд социальных правил
вербального и невербального поведения
переводчика, которые легли в основу
подготовки переводчиков-референтов в
Военном университете. МАШИННЫЙ
ПЕРЕВОД В
РЕТРОСПЕКТИВЕ И ПЕРСПЕКТИВЕ
Идея
машинного перевода (МП), или перевода
с помощью каких-либо технических
средств, возникла давно. Еще задолго
до появления собственно самого МП (и
перевода с помощью машины — ПСМ)
машина для перевода с одного языка на
другой мыслилась чем-то вроде механического
или меха
348
низированного
словаря. Встретил переводчик незнакомое
слово или словосочетание, нажал кнопку
и получил эквивалент (или всю статью)
на другом языке. Но такая машина была
бы неэкономична для людей, которые не
знают языка как переводчики.
Первые
механизированные словари были созданы
А. Вах- нером в 1924 г. в Эстонии, П.П.
Смирновым-Троянским в 1933 г. в СССР, Г.
Арцруни в 1933 г. во Франции. И если родиной
МП можно считать Эстонию, то пионером
машинного перевода всемирно признан
советский изобретатель, преподаватель
истории науки и техники П.П.
Смирнов-Троянский. В 1933 г. он сделал
заявку на свое изобретение — «машину
для автоматического производства
нуждающихся только в литературной
обработке готовых печатных переводов
с одного языка одновременно на ряд
других языков». Однако ему выдали
авторское свидетельство за № 40995 на
«машину для подбора и печати слов при
переводе с одного языка на другой»,
т.е. на первый в истории техники
механизированный словарь. Это было
механическое и с точки зрения нашей
«электронной эры» очень медленно
действующее устройство, которое не
получило распространения.
Вместе
с тем в автоматическом словаре Троянского
уже была попытка решить некоторые
лингвистические проблемы, хотя
изобретатель исходил из того, что
порядок слов во всех языках одинаков,
и предлагал переводить слово за словом
с впечатыванием форм слов и последующей
обработкой текста корректором.
В
словарном поле машины Троянского
помещалось 80 тыс. корневых слов. Это
много, если принять во внимание, что
Лев Толстой употреблял 12 тыс. корневых
слов. Всего в русском языке 180 тыс.
корневых слов, а в английском — 200 тысяч.
Какова
же судьба этой машины?
Историю
изобретения П.П. Троянского описывает
проф. Л.И. Жирков: «В 1939 году
изобретатель-техник П.П. Смирнов-Троянский
явился в учреждение АН СССР и сообщил
о том, что он разработал способ машинного
перевода с одного языка на другой:
изобретатель просил консультировать
это его изобретение с лингвистической
стороны. Надо сказать,
349
что
в то время изобретение П.П. Смирнова-Троянского
было встречено языковедами с глубоким
скептицизмом; оно считалось
неосуществимым и совершенно ненужным.
Возможность машинного перевода
допускали лишь немногие. В ходе
последовательных консультаций
выяснилось, что... разработанный им
способ машинного перевода... создавал
возможность перевода, допустим,
русского текста в Москве и выдачи его
в переводе на французский язык, допустим,
в Париже... Дело тянулось довольно долго
и кончилось тем, что 31 июня 1944 года в
Институте автоматики и телемеханики
АН СССР состоялось совещание с участием
специалистов в области механики и
электротехники и лингвистов. Надо
сказать, что специалисты по механике
и технике выступали на совещании
больше с доказательствами «невозможности»
машинного перевода и, вторгаясь в
область чуждой им лингвистики, говорили
о синонимах, о тонкости их смысловых
оттенков, словом, говорили о том, что
не имело отношения к их специальности.
В результате опытная модель переводной
машины (со словарем на 1000 слов) так
и не была построена. Вскоре сам
изобретатель П.П. Смирнов-Троянский,
насколько мне известно, из Москвы
уехал: а ныне, по полученным мной
сведениям, П.П. Смирнов-Троянский уже
скончался в 1956 году».
Машина
Троянского была отвергнута. Но все дело
в том, что эта машина уже не отвечала
уровню развития научно- технической
мысли. Она была механической, в то время
как приближался и уже вступал в права
век электронной техники. И действительно,
самые благие идеи могут казаться
неуместными и даже смешными, если
нет средств для их осуществления.
Но когда средства появляются, эти идеи
начинают свою вторую жизнь. Мощным
импульсом для развития МП явилось
создание и широкое применение ЭВМ,
назначение которых состоит в
переработке поступающей информации
по определенным правилам или алгоритмам.
Эра
электронной вычислительной техники
началась с электрореле и радиоламп.
Первое вычислительное устройство
на электрореле было создано в Германии
в 1941 г. инженером К. Цузе — машина
Цузе. В 1944 г. Г. Эйкен построил в США
первую вычислительную машину с
программным уп
350
равлением
Марк-1. Она была электромеханической и
имела штепсельное управление (перфокарт
еще не было). Машины К. Цузе и Г. Эйкен
работали в десятичной системе.
В
1945 г. в США Дж. Мочли создал первую ЭВМ
«ЭНИАК», которая работала в двоичной
системе. В 1946 г. известный американский
математик Дж. Нейман сформулировал все
основные принципы работы современных
ЭВМ, суть которых заключается в том,
что в память машины можно записывать
не только числа, но и саму программу.
В
1946 г. американский ученый У. Уивер,
соавтор книги К. Шеннона «Математическая
теория связи», высказал мысль о
возможности машинного перевода. В 1947
г. с этой проблемой он обратился к
специалисту по ЭВМ и полиглоту Н. Винеру,
который в то время уже работал над своей
знаменитой книгой «Кибернетика, или
управление и связь в животном и
машине». Однако Н. Винер не поддержал
идею У. Уивера, ибо сомневался, что в
«память машины можно ввести
какой-нибудь полный словарь», не говоря
уже о точном переводе слов во всех их
значениях, и поэтому считал «механизацию
языка» и «механический способ перевода»
преждевременными.
В
1948 г. У. Уивер узнал у проф. Дж. Бернала
в Бирберий- ском колледже Лондонского
университета о работе Э. Бута по созданию
машинного словаря. В машинном словаре
Э. Бута были записаны основы слов и
прорабатывался принцип грамматического
анализа. В том же году У. Уивер опубликовал
свой меморандум «Перевод», в котором
изложил свою концепцию о возможности
перевода с одного языка на другой с
помощью ЭВМ. Проблему перевода он
рассматривал как проблему криптографии.
Сам
У. Уивер больше к проблемам МП не
возвращался, но его концепция
заинтересовала многих ученых. В 1952 г.
состоялась первая конференция по
МП в Массачусетсском технологическом
институте, на которой присутствовали
18 ученых из США и Англии. В том же
году вопросы МП обсуждались на VII
Международном конгрессе лингвистов.
К
этому времени в развитии ЭВМ были
достигнуты значительные успехи.
Так, если первая вычислительная машина
Марк-1 выполняла одно умножение за 5,7
с, а одно деление —
351
за
15,3 с, то первая электронная вычислительная
машина SSEC
фирмы
IBM
выполняла
одно сложение за 10 мс, т.е. делала 100
сложений за 1 с и одно умножение — за
200 мс, что составляет 50 умножений за 1
с. К 1953—1954 гг. средняя скорость работы
ЭВМ достигла 10 тыс. операций в 1 с.
7
января 1954 г. в Нью-Йорке на машине IBM-701
был
осуществлен первый в мире опыт по
машинному переводу с русского языка
на английский. Его подготовила и провела
группа ученых института языков и
лингвистики Джорджтаунского
университета под руководством Л.
Дорстерта. Программа была разработана
П. Шериданом. Для проведения эксперимента
были составлены шесть правил перевода
и словарь из 250 слов, экстрагированных
из 60 несложных русских предложений
типа «Обработка повышает качество
нефти», «Международное положение
является важным фактором в решении
политических вопросов». Хотя некоторые
русские слова имели в словаре по два
значения и давались некоторые русские
падежные окончания, машина переводила
заданные 60 предложений неправильным
английским языком. Тем не менее это был
первый в мире эксперимент русско-английского
машинного перевода, вошедший в историю
МП как «Джорджтаунский эксперимент»,
или «опыт Дорстерта».
В
1954 г. в Массачусетсском технологическом
институте начал издаваться специальный
журнал «Mechanical
Translation».
25
декабря 1951 г. в Институте электромеханики
Академии наук Украинской ССР вступила
в строй первая в СССР электронно-вычислительная
машина МЭСМ — малая электронная
счетная машина, которую начали
разрабатывать в 1947 г. В 1953 г. в Институте
точной механики и вычислительной
техники в Москве начала работать БЭСМ
— быстродействующая электронная
счетная машина. Эти ЭВМ были разработаны
под руководством академика С.А. Лебедева.
Среди советских программистов были
академики М.В. Келдыш и М.А. Лаврентьев.
В
1954 г. сотрудники Института точной
механики и вычислительной техники
инженер-электронщик И.С. Мухин, математики
Л.Н. Королев и С.Н. Разумовский, ознакомив
352
шись
с опубликованным кратким отчетом о
Джорджтаунском эксперименте, предложили
осуществить машинный перевод в нашей
стране. Идею поддержали академик С.А.
Лебедев и профессор Д.Ю. Панов, которые
взяли на себя руководство всей работой.
Создатели
первого в СССР машинного перевода
считали, что МП является не только
проблемой технической, но и прежде
всего лингвистической. В связи с этим
в январе 1955 г. по рекомендации Д.Ю. Панова
в состав разработчиков вошла
талантливый ученый-лингвист кандидат
филологических наук И.К. Вельская,
которая почти за 11 месяцев упорного
труда успешно решила лингвистическую
часть проблемы.
Начав
работу, И.К. Вельская сразу же отказалась
от модной в то время теории о
возможности математизировать языковый
материал, игнорируя лингвистическую
сторону проблемы, т.е. возможность
формализации языка на основе математических
приемов, аналогичных приемам
дешифрирования.
И.К.
Вельская провела глубокие исследования
тех лингвистических закономерностей
текста, которыми пользуется
квалифицированный переводчик при
переводе. Основная ее идея заключалась
в возможности полной формализации
лингвистического анализа, которая
подтверждала мысль, высказанную еще
пионером машинного перевода П.П.
Троянским и до сих пор иногда вызывающую
сомнения.
На
основе скрупулезного анализа огромного
материала И.К. Вельская составила
рабочий алгоритм автоматического
лингвистического анализа английского
научно-технического текста. Алгоритм
состоял из 25 тыс. команд. С таким
алгоритмом на машине, выполнявшей
около 10 тыс. операций в 1 с., для перевода
одной фразы требовалось несколько
минут.
В
декабре 1955 г. на БЭСМ был проведен первый
перевод с английского языка на русский
отрывков из книги Милна «Численное
решение дифференциальных уравнений».
Первый
англо-русский машинный словарь состоял
из 952 английских слов и 1073 русских
эквивалентов. Программа и словарь были
открытого (адаптивного, самонастраивающегося)
типа, т.е. система могла использоваться
для перевода не
353
23
Наука о переводе
только
узкоспециальных математических текстов
из книг, но и других текстов, для чего
словарь нужно было расширить. Такая
экспериментальная система МП была уже
значительным шагом вперед по сравнению
с опытом Дорстерта.
После
первых удачных экспериментов группа
сделала смелую попытку получить перевод
газетного текста, используя тот же
алгоритм. Этот опыт тоже увенчался
успехом и был, как вспоминает профессор
Д.Ю. Панов, неожиданностью даже для
самих авторов.
Успех
алгоритма лингвистического анализа
заключался в таланте его создателя, в
гениальном решении (даже открытии)
основоположника советской инженерной
лингвистики И.К. Вельской. На основе
внимательного изучения своего алгоритма,
составленного для математического
текста, она пришла к убеждению, что
успешный результат эксперимента не
случаен, а закономерен, что алгоритм,
созданный на основе специфических
текстов, относящихся к области научной
литературы, и притом математической,
имеет в себе все элементы, которые
должны присутствовать в алгоритме
лингвистического анализа любого
текста.
Вскоре
после первого англо-русского МП в
Математическом институте им. В.А.
Стеклова АН СССР на ЭВМ «Стрела» под
руководством О.С. Кулагиной был сделан
еще один опытный МП научного текста
с французского языка на русский.
В
1956 г. в Москве было создано Объединение
по машинному переводу, которое начало
выпускать «Бюллетень Объединения
по проблемам машинного перевода». Вышло
7 номеров. В 1959 г. сборник получил
название «Машинный перевод и
прикладная лингвистика».
В
1956 г. в Москве была организована
Лаборатория машинного перевода.
Руководил лабораторией математик и
лингвист — переводчик Ю.А. Моторин. В
группе Моторина работали В.А. Павлов,
Ю.Н. Марчук, Д.А. Жуков, Е. Николаев,
А. Богомолкин, Е. Княгинин, В.И. Щербинин
и многие другие.
В
1958 г. в группу пришла языковед-русист
Е.Ф. Калинина, которая разработала
русскую часть машинного словаря. Она
предложила построить машинный словарь
как словарь нескольких основ слов (у
И.К. Вельской существительные в
354
словаре
давались в именительном падеже). Е.Ф.
Калинина определила 10 типов
формообразования для всех грамматических
классов слов, выделила 77 лексических
групп русских слов, составила словарь
сочетаемости, семантические таблицы
и т.д.
К
середине 1957 г. группа Моторина переработала
на ЭВМ массив общественно-политических
текстов газетной тематики протяженностью
почти в 5 млн словоупотреблений. На
основе полученных частотных словарей
в машинный словарь были отобраны 22
тыс. английских слов и около 40 тыс.
русских слов и выражений. В словарь
вошли все слова с частотой
(встречаемостью) более двух раз во всем
массиве обработанных текстов (F
>
2) и некоторые слова с частотой, равной
двум (F
=
2). Такой словарь по законам лингвостатисти-
ки покрывал 98,5% любого английского
текста газетной тематики, т.е.
практически машина переводила 99 слов
из 100.
Частотные
словари формировались по длине слов
(однобуквенные, двубуквенные и т.д.),
а внутри каждого массива равнодлинных
слов — по алфавиту. Были составлены
словари омографов (3200 слов); обратные
частотные словари, в которых слова
были ранжированы по окончаниям;
алфавитные словари сочетаемости
(существительных, глаголов, прилагательных,
наречий, предлогов, союзов, артиклей)
с правыми и левыми расширениями; словари
устойчивых словосочетаний и оборотов;
таблицы неправильных английских
глаголов; таблицы всех форм
вспомогательных глаголов, таблицы
исправления искажений (орфографических
ошибок) на входе и выходе; программа
многозначных слов; алгоритм синтаксического
анализа и т.д. В словарь вошли все знаки
препинания, которые считались словами.
В
1959 г. система МП группы Моторина «сдала
экзамен» и показала что она может
переводить на русский язык любой текст
общественно-политической тематики из
английских и американских газет и
некоторые научно-технические тексты.
Переведенный текст формировался на
выходе и выдавался на печать как
машинописный лист стандартного формата
с соответствующей рубрикацией.
Созданный
алгоритм МП, хотя и нуждался в доводке,
был пригоден для работы на ЭВМ любых
систем (с использо
355
23*
ванием
транслятора), что снимало проблему
создания специализированных
переводческих машин — машин-перевод-
чиков.
Это
был первый «промышленный», экономически
выгодный алгоритм машинного перевода,
созданный сотрудниками лаборатории
машинного перевода под руководством
Ю.А. Мо- торина. Успех лаборатории
объясняется, с одной стороны,
целенаправленностью, упорством и
самоотверженными усилиями ученых,
поставивших перед собой задачу создать
рабочий алгоритм перевода с английского
языка на русский, а с другой — большими
силами и средствами, выделенными для
выполнения задачи, современным для
того времени техническим оснащением
лаборатории.
Летом
1958 г. в Москве была проведена I Всесоюзная
конференция по машинному переводу,
в которой приняли участие ученые
Москвы, Ленинграда, Киева, Еревана,
Тбилиси, Горького и других городов.
В
своем выступлении на конференции И.К.
Вельская утверждала (в отличие от
многих зарубежных ученых, считавших
возможности формализации ограниченными),
что формализации поддается и
семантическая сторона языка, не говоря
уже о фонетической, лексической,
грамматической, но полная формализация
возможна «...только на основе анализа,
проводимого на реальных языковых
фактах, на скрупулезном изучении
реальной ситуации, имеющей место в
современном английском языке...
привлекая колоссальное количество
материала из многих научных и технических
книг и журнальных статей... в случае
необходимости и произведения
художественной литературы, если они
дают возможность обнаружить искомые
закономерности в более ясной и отчетливой
форме, и иногда даже такие книги, в
которых сохранены своеобразные
фольклорные обороты речи, интересные
для некоторых случаев анализа», т.е. на
действительном строе языка и наблюдаемых
в нем закономерностях, а не на спекулятивных
рассуждениях «бумажного» алгоритмизирования.
В
1959 г. на конференции ЮНЕСКО И.К. Вельская,
отчетливо формулируя в своем докладе
идею о возможности лингвистической
формализации любого текста и пригодности
ее
356
алгоритма
для лингвистического анализа любого
текста, включая художественный, привела
несколько примеров МП художественной
литературы (Диккенса, Олдриджа, Голсуор-
си, Эдгара По), ссылаясь на проверочные
эксперименты МП. Вельская настаивала
на типизации и унификации перевода. Ни
до, ни после нее никто не смог осуществить
на ЭВМ перевод художественного
текста. Именно за это «неумение»
сторонники и разработчики МП подвергались
критике со стороны противников МП.
Всей
своей дальнейшей исследовательской
работой по МП, вплоть до кончины в 1964
г., И.К. Вельская доказывает, что алгоритм
лингвистического анализа должен быть
гибким, пригодным для работы с таким
постоянно меняющимся объектом, как
язык; с самого начала алгоритм надо
строить так, чтобы он был адаптивным,
самонастраивающимся, чтобы в случае
необходимости его легко можно было
расширять и дополнять; символика,
используемая для построения алгоритма,
должна быть простой и прозрачной. Эта
гибкость, способность к совершенствованию
и простота построения являются
важнейшими достоинствами разработанного
И.К. Вельской алгоритма автоматического
лингвистического анализа.
В
те годы активные исследования в области
МП проводились в США, Англии, Мексике,
Японии, Китае, Израиле и других странах.
Однако ведущей страной по созданию
систем МП по всеобщему признанию
стал Советский Союз.
В
СССР работы в области МП велись во
многих научных организациях и учебных
заведениях в Москве, Ленинграде, Киеве,
Тбилиси, Ереване, Новосибирске, Горьком,
Саратове, Ташкенте и других городах.
В Москве над этими проблемами работали
во Всесоюзном институте научной и
технической информации (ВИНИТИ),
Центральном научно-исследовательском
институте патентной информации (ЦНИИ-
ПИ), Математическом институте им. В.А.
Стеклова и других организациях.
В
разработке некоторых вопросов машинного
перевода «машинных» результатов
добились советские ученые О.С. Кулагина,
Е.В. Падучева, Т.М. Николаева (которая
ставила опыт вместе с И.К. Вельской),
Н.Д. Андреев и др.
357
Многими
исследователями была выдвинута идея
языка- посредника. Язык-посредник, или
вспомогательный язык, — это система
записи, пригодная для однозначного и
достаточно удобного представления
смысла текста, подлежащего МП. В качестве
языка-посредника лингвисты предлагали
либо английский язык, либо язык типа
эсперанто, либо какой-нибудь искусственный
язык и т.д.
Наиболее
интересной была концепция профессора
Н.Д. Андреева, в то время руководителя
лаборатории МП в Ленинградском
университете. Н.Д. Андреев предложил
создать язык-посредник на основе
грамматики и словарей различных языков,
включив в словарь грамматические
правила и лексические единицы,
универсальные для большинства языков
мира, и выразить его в машинопонятных
символах. Однако системы с
языками-посредниками не дали ощутимых
результатов. Тем не менее идея
языка-посредника по-прежнему существует:
недавно в качестве языка-посредника
американский специалист по
искусственному интеллекту Р. Бриггс
предложил санскрит.
В
период 50-х и особенно в 60-е гг. XX в. многие
лингвисты увлекались бесплодным
теоретизированием, создавали так
называемые «бумажные» алгоритмы
«будущего», которые не могли быть
(и не могут быть) реализованы на ЭВМ,
что, естественно, тормозило дальнейшее
развитие систем МП. В этот период
недостатками, тормозившими работы
многих исследовательских коллективов
в области МП, были их разобщенность,
слабая техническая оснащенность и
материальная обеспеченность, а
иногда и просто отсутствие какой-либо
материально-технической базы; недостатки
можно объяснить и причинами иного
порядка, в том числе незаинтересованностью
министерств и ведомств в результатах
работ по МП, его внедрении, считавших,
что поступающий из- за рубежа объем
научно-технической информации под силу
существующей когорте переводчиков, и,
естественно, тем, что энтузиазм
исследователей падал из-за отсутствия
скорых реальных результатов.
Отрицательное
влияние на мнение научной общественности
оказала и статья известного структуралиста
И. Бар-Хил- лела «Будущее машинного
перевода (почему машины не мо
358
гут
научиться переводить)», опубликованная
у нас в 1969 г. почти одновременно в
журналах «Вопросы языкознания» и
«Филологические науки», в которой этот
авторитетный ученый, исходя из
литературоведческой концепции и теории
художественного перевода, сомневался
в успешной результативности работ
по МП в ближайшие 20—30 лет.
Наметившийся
в начале 60-х гг. спад в изыскательской
деятельности отдельных коллективов
еще больше усилился, энтузиазм резко
пошел на убыль, ряды некоторых групп
сильно поредели — распались или
были ликвидированы, включая и отделения
прикладной лингвистики ведущих учебных
заведений страны.
Мы
не будем здесь далее подробно
останавливаться на истории вопроса.
Отметим только, что, несмотря на известный
спад в 60-х гг. и скептические высказывания
как в Советском Союзе, так и за рубежом,
машинный перевод осуществлялся и работы
в этом направлении продолжались в США,
Японии, СССР и других странах.
Исследовательская деятельность была
сконцентрирована в основном в
университетах и немногих
специализированных организациях:
Гренобль (Франция), Саарбрюккен
(ФРГ), Монреаль (Канада), Техас (США),
Киото (Япония), проект Евротра (Европейское
экономическое сообщество), Москва,
Ленинград (СССР).
В
последние годы расширился перечень
типов разрабатываемых систем для
автоматизации перевода. Если на
начальном этапе развития МП, т.е.
примерно до середины 60-х гг., основное
внимание уделялось только созданию
«пакетных» систем, рассчитанных либо
на полностью автоматический режим
работы, либо на полуавтоматический
режим с использованием человека на
этапах пред- и постредактированиях, то
затем в середине 60-х — начале 70-х гг.
появились крупные автоматические
многоязычные словари и терминологические
банки. В настоящее время все больше
внимания уделяется созданию интерактивных
систем МП, разнообразных автоматических
словарей и автоматизированных рабочих
мест (АРМ) переводчика.
Весьма
обширные изыскания в области МП
продолжались (да и не прекращались во
время «спада») в США. Интенсивная
работа велась, например, в исследовательском
центре ВВС
359
США
«РОМ», где опыты проводились с июня
1959 г., а с начала 1963 г. началась
эксплуатация созданной фирмой системы
русско-английского МП, работающей со
скоростью 35 слов в минуту.
Как
показывают материалы I Международного
совещания по проблемам коммуникации
«человек — ЭВМ», состоявшегося 9—12
сентября 1980 г. в Варшаве, в США проводились
исследования по проблемам коммуникации
«человек — ЭВМ» в университете
Карнеги-Меллон, Стэнфордском, Йельском,
Гарвардском университетах и Массачусетсском
технологическом институте. Аналогичные
работы велись в ФРГ в Хайдельбергском
университете, в Институте информатики
в Штутгарте и Институте связи в Веселинге.
По данным 60-х гг., в распоряжении ЦРУ
США имелась ЭВМ, выполняющая переводы
текстов средней трудности с русского
языка на английский со скоростью 30 тыс.
слов в час. В 1970 г. на базе ВВС США в
Райт-Петерсоне начала работать
система русско-английского МП СИСТРАН,
переводящая за час машинного времени
300 тыс. слов текста. С 1974 г. эта система
используется Национальным управлением
по аэронавтике и исследованию космического
пространства (НАСА). В Канаде с 1975 г.
действует система МЕТЕО, которая
переводит метеорологические сводки с
английского языка на французский.
Известно,
что в США еще в начале 70-х годов машины
успевали переводить с русского языка
на английский до 700 млн слов в год, что,
правда, составляет 7% поступавших
советских публикаций, а отдел
иностранной техники ВВС США осуществлял
перевод текстов с русского языка на
английский общим объемом порядка 100
тыс. слов в день. Всего же в США поступало
и перерабатывалось колоссальное
количество информации на иностранных
языках. По статистике Союзпечати,
посольство США в Москве выписывало
советских газет и журналов более 900
наименований и газет и журналов
социалистических стран свыше 130
наименований. Только в течение суток
так называемая «мониторная служба»
ЦРУ принимала и записывала около 6
млн слов на 60 языках.
Решение
проблемы оперативной переработки
большого количества информации,
естественно, связано с использова
360
нием
передовой техники, созданием таких
электронных автоматизированных
систем, которые способны анализировать,
накапливать и по первому требованию
выдавать необходимые сведения.
В
настоящее время главная цель состоит
не в том, чтобы немедленно получить
полностью МП высокого качества, о каком
говорили в 50-х гг., а в том, чтобы создать
систему, которая сразу обеспечивала
бы приемлемое качество перевода и
позволила бы производить дальнейшее
совершенствование системы уже после
ввода ее в промышленную эксплуатацию.
Среди
советских коллективов, работавших в
области МП, следует отметить Всесоюзный
центр переводов научно-технической
литературы и документации Государственного
комитета СССР по науке и технике
Академии наук СССР (ВЦП), который являлся
головной организацией по научно-
техническому переводу и по машинному
переводу. Объем научно-технических
переводов, выполняемых ВЦП, постоянно
рос. Так, если в 1974 г. ВЦП выполнил перевод
20 тыс. а.л., то в 1988 г. — свыше 80 тыс. а.л.
ВЦП выполнял переводы по заказам
государственных учреждений всех
министерств и ведомств. Специфика и
разнообразие задач, стоявших перед
этими организациями, определяли состав
языков и тематику переводов. Переводы
ВЦП составляли примерно 70% всего годового
поступления в государственный фонд
научно-технических переводов.
В
1985 г. ВЦП выполнил переводы с 35 иностранных
языков на русский и с русского языка
на 31 иностранный. Объем переводов,
выполняемых с того или иного иностранного
языка, отражает место этого языка в
мировой системе научно-технической
информации. Так, на долю 10 ведущих языков
приходилось примерно 95% всего объема
переводов, а на долю остальных 25 языков
— только 5%. Среди десяти основных языков
выделяются: английский (62,5%), немецкий
(15,4%), японский (6,4%) и французский (5,8%).
С
1979 г. в ВЦП функционировали первые в
стране промышленные системы МП с
английского, немецкого и французского
языков на русский — АМПАР, НЕРПА,
ФОРТРАН. Была создана система
англо-немецко-русского автоматизированного
перевода АНРАП-А. Оперативно выполнялись
с по
361
стредактированием
и рассылались заказчикам переводы по
вычислительной технике, программированию,
машиностроению, использованию
атомной энергии и другим тематикам.
Велась разработка системы МП с немецкого
(НЕРПА), французского (ФОРТРАН) и
японского (ЯРАП) языков, был создан
многоязычный автоматический словарь,
велись работы над АПС и АРМ переводчика
и редактора, была создана информационная
инфраструктура системы терминологического
обеспечения ВЦП.
Среди
советских коллективов, успешно работавших
в области МП, можно назвать общесоюзную
группу «Статистика речи», руководимую
профессором Р.Г. Пиотровским, создавшую
опытно-промышленные системы
автоматизированного лингвистического
обслуживания МП.
Чимкентский
коллектив этой группы, под руководством
профессора К.Б. Бектаева осуществлял
промышленный по- словно-пооборотный
МП статей и патентов по химии полимеров
с английского языка на русский с
постредактированием. По отзывам
специалистов-заказчиков, качество
перевода вполне удовлетворительное.
Стоимость
МП на первых этапах работы
опытно-промышленной системы
переработки информации приблизительно
равнялась стоимости обычного «ручного»
перевода (РП). Параллельно с осуществлением
опытно-промышленного МП чимкентским
коллективом велась большая
научно-исследовательская работа,
направленная на улучшение качества
МП и на разработку систем, позволяющих
получить перевод более высокого
уровня. В результате такой адаптации
опытной системы к промышленному режиму
соотношение стоимости между МП и РП
изменилось в пользу машинного перевода.
В
лаборатории лингвистики в ЛГПИ им. А.И.
Герцена и в ВЦП совместно с Институтом
востоковедения АН СССР осуществлял
японско-русский экспериментальный
перевод. Минский ГПИИЯ совместно с
Львовским НИИ бытовой химии вел
работу по созданию карманного
компьютера-переводчика. В Киеве в
НИИ была создана и сдана в эксплуатацию
система МП заголовков и патентов, в
Ужгородском го- суниверситете создана
система АРМ. Исследования и разра
362
ботки
в области МП велись в Институте прикладной
математики, Институте языкознания
АН СССР, Институте русского языка АН
СССР, Военном институте иностранных
языков, в академических науках Армянской,
Грузинской, Казахской ССР, ВИНИТИ АН
СССР и других коллективах.
В
международном семинаре «ЭВМ и перевод-89»,
который состоялся в ноябре-декабре
1989 г. в Тбилиси, выразили желание принять
участие более 200 ученых и специалистов
из Австрии, Западного Берлина, Болгарии,
Голландии, Великобритании, Венгрии,
ГДР, Египта, Индии, Испании, Италии,
Канады, Польши, СССР, ФРГ, Финляндии,
Франции, Чехословакии, Югославии,
Японии.
Анализ
состава участников и проблематики
докладов данного семинара и трех
предшествовавших семинаров, состоявшихся
в Москве в 1975, 1979, 1983 гг., показывает, что
за 14 лет МП вырос из достаточно узкой
сферы научных исследований в
самостоятельное направление в
информационной индустрии. Проблематика
МП охватывала не только лингвистические
проблемы, но и проблемы программирования,
определения оптимальных конфигураций
отдельных ЭВМ и локальных сетей ЭВМ
для МП, проблемы взаимозависимости и
взаимоотношений разработчиков и
пользователей различных средств
автоматизации перевода в процессе их
создания и эксплуатации.
Медленно,
но верно машинный перевод из отдаленной
перспективы становился информационной
реальностью.
В
настоящее время, по данным А. Шмелевой,
можно назвать следующие коммерческие
системы машинного перевода, доступные
российскому пользователю:
PARS
3.00,
предлагаемая харьковской фирмой
«Лингвистика 93» и выполняющая перевод
с русского языка на английский и
наоборот. Система имеет такие версии,
работающие с украинским и немецким
языками.
SILOD,
разработанная
специалистами отдела прикладной
лингвистики Российского государственного
университета в Санкт-Петербурге.
MULTIS,
предлагаемая
АО «ЭЛЬКО», способная автоматически
определять язык документов и имеющая
англо-рус- скую, французско-русскую,
португальско-русскую, испан-
363
ско-русскую,
итальянско-русскую и русско-английскую
версии.
GTS
GLOBAL LINK —
американский электронный переводчик.
STILOS,
существующая
на рынке уже более 10 лет и ставшая
(отчасти благодаря удачной рекламной
компании) его признанным несомненным
лидером. Первые версии этой программы
были известны под названием «пром МТ».
Сегодня санкт-петербургская фирма
«пром МТ» предлагает семейство
программ-переводчиков с английского,
немецкого, французского, итальянского
и испанского языков, а также с русского
языка на английский и немецкий.
Как
справедливо отмечает Ю.Н. Марчук,
«современные системы МП, дающие все
еще не очень качественный перевод,
но при удобном для пользователя
программном обеспечении и при
настройке на типы переводных текстов,
все более совершенные при улучшающихся
возможностей компьютеров, будут и
далее совершенствоваться на теоретической
основе переводных соответствий. Как
свидетельствует опыт развития зарубежных
и отечественных промышленных и
коммерческих систем МП, несмотря на
заметный прогресс в их развитии и
значительную распространенность,
они по-прежнему не могут перейти 80%-ный
порог понятности перевода на реальных
научно-технических текстах. Тем
самым мечта о полностью автоматизированном
высококачественном МП, как и 30 лет тому
назад, пока остается недостижимой».
Говоря
о ПСМ и МП, следует отметить, что и тот
и другой перевод, в зависимости от
используемых технических средств,
может быть механизированным,
автоматизированным и автоматическим.
Действительно, механизированная система
предусматривает наличие каких-либо
технических средств, расширяющих
возможности переработки информации.
Автоматизированная система предполагает
обработку информации на основе четко
нормированных действий с применением
ЭВМ и другой техники, обеспечивающей
минимальное использование возможностей
человека и машины. Под термином
«автоматический» обычно понимают
какой- либо процесс или действие,
совершающееся без участия че
364
ловека.
В этом плане существующие методики
машинного перевода — лексического,
грамматического, семантического —
являются этапами его автоматизации.
Реализация всех существующих методик
в единой системе позволяет осуществить
лишь автоматизированную и/или
полуавтоматическую переработку
информации в условиях двуязычной
ситуации. Полностью автоматической
система обычно мыслится только при
условии осуществления аудиовизуального
ввода и вывода адекватно конфронтируемой
информации с первоисточника без
участия человека. Поэтому термин
«автоматический перевод» в своем полном
и прямом значении характеризует
наивысший и пока еще не достигнутый
этап использования машины в системах
перевода. Так как на данном этапе
научно-технического прогресса во
всех звеньях процесса управления и
переработки информации участвует
человек, какое бы количество техники
ни привлекалось ему в помощь, управление
системами с применением ЭВМ и других
технических средств пока является
не автоматическим, а автоматизированным
управлением, тогда как сами системы,
включая системы переработки
информации, — автоматизированными
и/или полуавтоматическими.
Когда
речь идет о МП и ПСМ, то оба вида перевода
называют либо автоматическим
переводом, либо автоматизированным.
Однако здесь следует различать МП и
ПСМ как систему перевода и как процесс
перевода, а именно:
в
зависимости от уровня взаимодействия
человека и машины в системах «человек
— машина — человек». Системы МП, в
которых в настоящее время ЭВМ обеспечивает
минимальное использование возможностей
человека (пред- и постредакторские
правки и пр.), являются автоматизированными
системами. Системы ПСМ, в которых
компьютер выступает в качестве
помощника, консультанта переводчика,
т.е. является тем техническим средством,
которое лишь расширяет возможности
переработки информации человеком,
являются системами механизированными;
в зависимости от степени использования компьютера в самом процессе перевода. Процесс машинного пере
365
вода
выполняется практически без участия
человека, ибо пред- и постредакторские
правки не прерывают сам процесс перевода,
и, следовательно, процесс МП является
автоматическим. В процессе ПСМ компьютер
выступает в качестве вспомогательного
средства (как помощник, консультант
человека), причем пред- и постредакторские
правки интегрально входят в сам процесс
перевода, и, следовательно, процесс ПСМ
является автоматизированным.
В
настоящее время существует ряд
коммерческих систем ПСМ, включающих
различные машинные словари, которые
несомненно имеют определенные
преимущества для пользо- вателя-переводчика
(т.е. самого исполнителя перевода).
Однако «спор» между системами МП и
ПСМ, на наш взгляд, должен решиться
в пользу и тех и других (в зависимости
от потребностей заказчика и
исполнителя-пользователя).
Что
касается художественного перевода, то
пальма первенства здесь несомненно,
принадлежит и будет принадлежать
ПСМ как помощнику и консультанту
переводчика. А в специальных жанрах
перевода процесс перевода, в зависимости
от предъявляемых заказчиком-потребителем
объемов перевода, распадается на
собственно МП и ПСМ.
Примечания Примечания
к введению и части I
См.
приводимый в конце список литературы.
Язык, с которого осуществляется перевод, принято называть исходным языком (ИЯ); язык, на который переводится устное сообщение или письменный текст, — переводящим языком (ПЯ).
Подобные способы передачи, естественно, возможны и при межъязыковой трансформации.
Демотическим письмом называется древнеегипетская скоропись, возникновение которой относят к VII в. до н.э., написанной в VII—VI вв. до н.э.
См. раздел «Мировые религии и их роль в развитии перевода».
Лаций — область на Апеннинском полуострове, центром которой был город Рим.
Примером такого перевода может служить эпизод, относящийся к 155 г. до н.э. Когда в Рим прибыло греческое посольство, один из сенаторов — Гай Ацилий выступал при приеме его членов в сенате в качестве устного переводчика.
Показательно, что, по сообщению римского историка I в. н.э. Валерия Максима, древнегреческий оратор и ритор Молон, выступая в 81 г. до н.э. перед римским сенатом, впервые мог обходиться без переводчика.
Эта элегия посвящена супруге царя эллинистического Египта Птоломея III Эвергета, принесшей в жертву богам свой локон, который якобы был вознесен на небо и превратился в созвездие.
Следует учитывать, что о большинстве принадлежащих Цицерону переводов приходится судить по косвенным источникам, так как сами тексты до нас не дошли.
Марк Туллий Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1972. С. 104.
367
И
в этом случае следует помнить, что о
большинстве переводов Цицерона
приходится судить по косвенным
источникам.
Цит. по кн.: Kloepfer R. Die Theorie der literarischen Ubersetzung. Miinchen, 1967. S. 22.
Письма Плиния Младшего. М., 1983. С. 122.
Суждения исследователей об этом переводе расходятся. Одни склонны видеть в нем почти буквальную верность, другие считают, что имела место некоторая переработка.
Цит. по: Jakobsen Е. Translation. A Traditional Craft. Copenhagen, 1958. P. 97.
Цит. по: Семенец О.Е., Панасьев А.Н. История перевода. Киев, 1989. С. 64.
Следует учитывать, что само понятие художественной литературы в античном мире было гораздо более широким, чем в позднейшие эпохи, и включало такие жанры, как история, ораторское искусство, отчасти философская и научная литература и т.д.
Предположительно начало перевода буддийских текстов на китайский язык относится к I в. н.э.; достоверные сведения о передаче буддийских сутр датируются II в.
Иосиф Флавий. Иудейские древности. Т. II. Минск, 1994. С. 97. Колена — иудейские роды, основателями которых, согласно Библии, были 12 сыновей патриарха Иакова.
В качестве примера в специальной литературе часто приводят передачу древнееврейского tob («хорошо») греческим kalon («прекрасно»), вследствие чего знаменитая фраза из книги «Бытие» — «И увидел Бог, что (это) хорошо» приобрела окраску греческого представления об эстетической красоте мира.
Вообще, использование греческого языка в культовых целях вызывало в кругах ортодоксальных иудеев достаточно сложную реакцию, и уже в I в. н.э. возникла легенда, что после перевода Священного Писания тьма окутывала землю в течение трех дней.
Этот труд известен под названием «Гексапла».
По месту рождения его называли также Иеронимом Стридон- ским (Стридон — город в пограничной местности между Далмацией и Паннонией).
Bibla sacra juxta Vulgatam Versionem. Т. II. Stuttgart, 1975. P. 1515.
368
Biblia
Sacra... Т.
II.
P.
1515.
Morley
HA.
A First Sketch of English Literature London—Paris— Melboum,
1894. P. 57—58.
Библейские
переводы // Энциклопедический словарь,
издательство Брокгауза и Ефрона.
Т. 6. СПб., 1891. С. 680.
Позднее
на ту же тему Латини написал первую
итальянскую дидактическую поэму
«Малое сокровище».
Поскольку последующие изыскания показали, что названное произведение не могло быть создано ранее V в.г его автора (о личности которого высказывались различные предположения) принять называть Псевдо-Дионисием Ареопагитом.
См. с. 34—35.
Jakobsen Е. Op. cit. Р. 97.
Помимо указанной версии «Ареопагитик», оказавшей большое влияние на философскую мысль Средневековья, перу Анастасия принадлежал ряд других переводов с греческого («Мученичество Дионисия Ареопагита» Мефодия Константинопольского, «Хронография» Феофана, житие Папы Мартина), среди которых особого упоминания заслуживает история об обретении мощей святого Клемента, автором которой был знаменитый создатель славянской письменности Константин (Кирилл) из Са- лоник.
The Portable Medieval Reader. 1977. P. 605.
Мельникова E.A. Меч и лира. Англосаксонское общество в истории и эпосе. М., 1987. С. 54.
Хронология переводов окончательно не установлена, и они даются в произвольном порядке.
Amos F.R. Early Theories of Translation. New-York, 1920. P. 3—4.
Правда, сам Эльфрик осознавал, что его метод отнюдь не является бесспорным и предвидел возражения со стороны тех критиков, которым придется не по вкусу отступление от дословности или сокращение длинного оригинала.
Языковая ситуация рассматриваемой эпохи прекрасно отражена в известном романе Вальтера Скотта «Айвенго».
Территория Уэльса была подчинена англосаксами в X в. После нормандского завоевания (к которому его обитатели отнеслись в основном положительно) Уэльс признал власть Вильгельма Завое
369
24 Наука о переводе
вателя,
однако впоследствии восстал против
владычества английских королей,
которым удалось окончательно утвердить
свое господство лишь в конце XIII в.
Blake
N.F.
The English language in Medieval Literature. London and New-York,
1978. P. 15.
Данэм
Б.
Герои и еретики. М., 1967. С. 255.
Бах
А.
История немецкого языка. М., 1956. С. 104.
Данте
Алигьери.
Малые произведения. М., 1968. С. 123. Мы не
останавливаемся сейчас на некоторых
содержащихся в этом высказывании
неточностях.
Цит.
по кн.:
Горфункель
А.Х.
Философия эпохи Возрождения. М., 1980. С.
33.
Тонзура — выстриженное или выбритое место, служащее отличительным знаком католических священнослужителей.
Горфункель А.Х. Указ. соч. С. 33—34.
Орфики — представители религиозно-мистического течения в Древней Греции, основателем которого по преданию был легендарный певец и музыкант Орфей.
Jakobsen Е. Op. cit. Р. 109. «Античный» колорит рассуждений Гве- рино еще более усиливается благодаря тому, что в его трактате ничего не говорится о возможности использовать с аналогичной целью «новые», т.е. живые народные языки.
Ibid. Р. 116.
Монтень М. Опыты в трех книгах. Книги 1 и 2. М., 1979. С. 319.
Цит. по кн.: Копанев П.И. Вопросы теории и истории художественного перевода. Минск, 1972. С. 138.
Lindeman J. Translation in the Renaissance. A Contest and a map // Canadian Review of Comparative Literature. Special Issue, Translation in the Renaissance. Toronto, 1981. P. 210.
Цит. по кн.: Norton G.P. Humanists Foundation of Translation Theory // Canadian Review... P. 188—189.
Кари Э. О переводе и переводчиках во Франции // Мастерство перевода. 1964. М., 1965. С. 445.
Сервантес М. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Ч. 1. М., 1959. С. 63.
Там же. Ч. II. С. 309.
370
Там
же.
Дю Белле Жоашен. Защита и прославление французского языка // Эстетика Ренессанса. Т. II / Сост. В.П. Шестаков. М., 1981. С. 241—242.
Там же. С. 243.
Индульгенции — грамоты об отпущении грехов, выдаваемые католической церковью.
Тарле Е.В. Сочинения. Т. I. М., 1957. С. 255.
Осиновский Н.Н. Томас Мор. М., 1985. С. 136.
Bassnett S. — Guire Me. Translation Studies. London and New-York, 1980. P. 48.
Luther Martin. Sendbrief von Dolmetschen // H.J. Storig. Das Problem des Ubersetzens. Stuttgart, 1963. S. 16.
Ibid. S. 24.
Ibid. S. 25.
Гухман M.M., Семенюк H.H., Бабенко И.С. История немецкого литературного языка XVI—XVIII вв. М., 1984. С. 51—52.
М.В. Ломоносов. Избранная проза. М., 1980. С. 395.
The Craft and Context of Translation / Ed. by W. Arrowsmith and R. Shaltuck. New York, 1964. P. 357.
Ibid. P. 358.
Steiner G. After Babel. Aspects of Language and Translation, New York and London, 1975. P. 263—264.
Гуковский ГЛ. К вопросу о русском классицизме. Состязания и переводы. Поэтика. Сб. IV. Л., 1928. С. 144.
Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 12. М.; Л., 1949. С. 137.
Спор древних и новых. М., 1984. С. 447
Спор... С. 369—372.
Спор... С. 403. Отметим, что позднейшие критики не без иронии отмечали, что примеры украшательства можно найти и у
А. Дасье — например, там, где в оригинале «осел», у нее фигурирует «животное выносливое и терпеливое, но медлительное и ленивое».
Перевод — средство взаимного сближения народов. М., 1987. С. 27.
371
24*
The
Craft and Context of Translation /
Ed.
by W. Arrowsmith and R. Shaltuck. New York, 1964. P. 361—362.
Ibid.
P. 363.
The Craft and Context... P. 368—369.
Впрочем, автор «Опыта» здесь же оговаривает, что приведенное высказывание можно понимать и по-иному: следует сохранять возвышенный стиль там, где этого требует содержание произведения, и подражать безыскусности и простоте, когда они обусловлены характером текста. Против такой трактовки, по словам Тайтлера, ничего нельзя возразить.
Tytler A. Essay on the Principles of Translation. Amsterdam, 1978. P. 381.
Карамзин H.M. Письма русского путешественника. М., 1978. С. 118—119.
Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980. С. 105—106.
Storig H.J. Das Problem des Ubersetzens. Stuttgart, 1963. S. 98.
Гайм P. Романтическая школа. М., 1981. С. 153.
Storig H.J. Op. cit. S. 40.
Ibid. S. 69.
Ibid. S. 47.
Федоров A.B. Основы общей теории перевода. М., 1983. С. 30—31.
Storig H.J. Op. cit. S. 37.
Копелев Л. Гёте: художественные переводы и «мировая литература» // Мастерство перевода. Сб. 9. М., 1973. С. 434.
Там же. С. 442.
Жирмунский В.М. Гёте и русская литература. М., 1976. С. 133.
Подобные примеры известны и в других странах (например, в России можно назвать принадлежавшие Ф.Е. Коршу древнегреческие и латинские версии классиков отечественной поэзии). Однако, как отмечалось в специальной литературе, результаты подобных экспериментов приходится принимать на веру, поскольку нет никакой объективной возможности проверить, какое впечатление произвели бы такие переводы на древнего грека или римлянина. Весьма скептически относился к такой воз
372
можности
выдающийся русский лингвист А.А. Потебня,
считавший, что за крайне редкими
исключениями, любой перевод современного
стихотворения на древний язык выглядел
бы как искажение или пародия.
Подобные
мысли в конце XIX столетия высказывали
и многие гораздо более благожелательные
к Гумбольдту авторы. Так, его биограф
Р. Гайм отмечал, что при всей своей
точности этот перевод выглядит
неестественным и производит на обычного
читателя впечатление греческого
текста, переписанного немецкими
буквами.
Материалы этой мистификации были использованы А.С. Пушкиным при создании «Песен западных славян».
Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 6. М., 1962. С. 232, 226.
Savory Th. Op. cit. P. 51—52.
Savory Th. Op. cit. P. 47.
Алексеев М.П. Проблема художественного перевода // Сборник трудов Иркутского государственного университета. Т. XVIII. Вып. 1. Иркутск, 1931. С. 152.
От французского Federation Internationale des Traducteurs.
Название журнала связано с известной библейской легендой о смешении языков при строительстве Вавилонской башни.
Полный русский текст Хартии переводчика опубликован в книге «Мастерство перевода» (М., 1965).
Вопросы теории перевода в современной зарубежной лингвистике. М., 1979. С. 35.
Ортега-и-Гассет X. Что такое философия? М., 1991. С. 340. Палинодия (греч.) — покаянное стихотворение.
Особого рода (лат.).
Ортега-и-Гассет X. Указ. соч. С. 352.
См. главу об основных тенденциях развития русского перевода в XX столетии.
111 Перевод — средство взаимного сближения народов. М., 1987. С. 137, 141. Восьмое искусство выделяется автором по аналогии с принятой в средние века системой «семи свободных искусств» — грамматики, риторики, диалектики, арифметики, геометрии, астрономии и музыки.
373
112
цих<
по кн,:
Федоров
А.В.
Основы общей теории перевода. М., 1983. С.
118.
Savory
Th.
The Art of Translation. London, 1968. P. 49—50.
Ibid.
P. 49.
Вопросы теории перевода... С. 91.
Своего рода (лат.); имеется в виду присущая ему специфика.
Вопросы теории перевода... С. 198.
118 Федоров А.В. Основы... С. 206.
Подробнее
см.: Чайковский
P.P.
Реальности
поэтического перевода. Магадан,
1997.
Левый
И.
Искусство перевода. М., 1974. С. 48.
Там
же. С. 90.
Там же. С. 48.
Перевод — средство... С. 109.
Там же. С. 117.
Там же. С. 115.
Там же. С. 119.
Там же. С. 124.
Лилова А.В. Введение в общую теорию перевода. М., 1985. С. 42.
Там же. С. 43—44.
Якобсон P.O. Избранные работы. М., 1985. С. 363.
Ср. раздел «Сущность и виды перевода» во введении к нашей работе.
Вопросы теории перевода... С. 129.
Там же. С. 121.
Примечания к части II
Рижский М.И. История переводов Библии в России. Новосибирск, 1978. С. 24.
Орлов А.С. Переводные повести феодальной Руси и Московского государства XII—XVII веков. Л., 1934. С. 3.
374
Георгий
Амартол (Грешник) — византийский монах
IX века; «Хроника» в 4-х книгах охватывает
события «от сотворения мира» до начала
IX в.; Иоанн Малала — сириец по
происхождению, живший во второй
половине VI в.; его «Хроника» состоит
из 18 книг и включает период от легендарной
истории египтян до последних лет
царствования византийского императора
Юстиниана I (483—565).
Памятники литературы Древней Руси. XI — начало XII века. М., 1978. С. 166.
Разумеется, нельзя упускать из виду, что способ передачи мог варьироваться даже в пределах одного произведения. Так, например, при переводе «Хроники Иоанна Малалы» использовались пословный, поморфемный (каждой корневой морфеме греческого слова подбиралась соответствующая по смыслу славянская) и морфемно-лексемный (каждая корневая морфема оригинала передавалась отдельным словом) принципы; но наряду с ними переводчик позволял себе использование эквивалентов, образующих свободные сочетания, которые не повторяли структуру и грамматические особенности источника, а лишь приблизительно воспроизводили его смысл.
«Едва ли какой другой народ — писал в этой связи акад. П.А. Лавров, — воспринял кирилло-мефодиевское наследие в такой степени, как русские с принятием христианства от греков при посредстве всего богатства начальной славянской письменности и ее продолженного расцвета в Болгарии» (Лавров П.А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности / Труды славянской комиссии АН СССР. Т. I, Л., 1930. С. И).
Исихазм — мистическое течение в православии, представители которого считали возможным непосредственное общение человека с Богом, условиями которого являются очищение от страстей и духовное возрождение, достигаемые благодаря строгому аскетизму.
Лихачев Д.С. Великий путь. М., 1987. С. 96—97.
Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка (X — середина XVIII в.). М., 1975. С. 250. Элий Донант — римский филолог IV в. н.э., грамматика которого пользовалась в качестве учебника латинского языка большой популярностью в средние века.
375
Буланин
Д.М.
Древняя Русь // История русской переводной
литературы. Древняя Русь. XVIII век.
Т. 1. Проза. СПб., 1995. С. 58.
Эсхатология
— учение о конце света.
Отождествление последней книги разделяется не всеми исследователями.
Ковтун Л.С. Лексикография в Московской Руси. XVI — начало XVII века. Л, 1975. С. 144.
Цит. по кн.: Буланин Д.М. Указ. соч. С. 33.
Там же.
Там же. С. 34.
Ковтун А.С. Указ. соч. С. 10.
Древняя русская литература: Хрестоматия / Сост. Н.И. Прокофьев. М., 1980. С. 211.
Ковтун Л.С. Указ. соч. С. 10.
Там же. С. 68.
Буланин Д.М. Указ. соч. С. 48.
Ему же принадлежит перевод с польского языка «Тропника» римского папы Иннокентия III, относящегося к XIII в.
Эта академия (известная под именем Славяно-греко-латинской академии) была основана в 1687 г. (по другим данным в 1685 г.) и представляла собой первое общеобразовательное высшее учебное заведение в России; проект ее создания принадлежит Симеону Полоцкому (см. о нем § 6 настоящей главы). Целью академии была подготовка образованных людей для государства и церкви; первоначально предполагалось также поручить ей цензуру религиозных книг и суд над отступниками от православия. Преподавались в академии как духовные, так и светские науки: славянский, греческий и латинский языки, грамматика, «пиитика», риторика, философия, богословие. Печатный двор — первая типография в Москве, учрежденная в XVI веке и бывшая центром русского печатного дела.
Цит. по кн.: Буланин Д.М. Указ. соч. С. 37.
Соболевский А.И. Западное влияние на литературу Московской Руси XV—XVII веков. СПб., 1899. С. 12—13.
Буланин Д.М. Указ. соч. С. 71.
376
Там
же. С. 51.
Эта коллегия (впоследствии академия) была основана митрополитом Киевским Петром Могилой в 1631 г. по образцу иезуитских учебных заведений «для преподавания свободных наук на греческом, славянском и латинском языках». Ее главной задачей было укрепление позиций православной церкви на Украине, находившейся тогда под властью католической Польши.
Рижский И.М. Указ. соч. С. 112.
Там же.
Буланин Д.М. Указ. соч. С. 67—68.
Тарковский Р.Б. О системе пословного перевода в России / Труды отдела древней русской литературы. М., 1974. Т. 29. С. 246.
Буланин Д.М. Указ. соч. С. 22.
Буланин Д.М. Указ. соч. С. 34—35.
С.М. Матхаузерова предложила называть концепцию Симеона Полоцкого «синтетической», считая, что она объединяет (синтезирует) все предыдущие теории. Д.М. Буланин предпочитает применительно к ней говорить о дальнейшем этапе развития «грамматической» теории перевода, представителем которой в предшествующем столетии был Максим Грек.
Соловьев С.М. Чтения и рассказы по истории России. М., 1989.
Соловьев С.М. Указ. соч. С. 529, 578.
«Художествами» называются здесь различные области знаний, преимущественно прикладного характера.
Пекарский П. Наука и литература в России при Петре Великом. Т. 1. СПб., 1862. С. 213.
Феофан Прокопович родился в Киеве, получил образование в Киево-Могилянской академии и в иезуитской коллегии Святого Афанасия в Риме, где принял католичество, по возвращении в Киев в 1704 г. вновь обратился в православие, был преподавателем и ректором Киево-Могилянской академии. В 1716 г. был вызван Петром в Петербург и назначен епископом Псковским, в 1721 г. занимал должность вице-президента Святейшего синода. С 1724 г. до смерти — архиепископ Новгородский, получил известность как драматург и стихотворец.
Успенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка (XI—XIX вв.). М., 1994. С. 94.
377
Этот
перевод, в выполнении которого приняли
участие все российские академии,
вышел в свет «по благословлению
Святейшего правительствующего
синода» в 1876 г. и получил название
Синодальной Библии. Он до сих пор
остается основным русским текстом
Священного Писания, несмотря на
определенную устарелость языка. В
XIX—XX вв. создавались и некоторые другие
версии книг Ветхого и Нового Заветов;
в 1993 г. Всемирный Библейский
переводческий центр в США опубликовал
книгу: «Библия. Современный перевод».
Николаев С.И. Первая четверть XVIII века: Эпоха Петра I. История русской переводной художественной литературы. С. 76.
Соловьев С.М. Указ. соч. С. 578.
Гавриил Бужинский родился на Украине, окончил Киево-Мо- гилянскую академию, преподавал и занимал пост префекта Московской духовной академии. В 1714 г. был вызван Петром в Петербург, находился на различных церковных должностях, занимался научными и учебными делами, имел титул проректора школ и типографии. С 1726 г. до смерти — епископ Рязанский.
Соколов С.М. Указ. соч. С. 529.
Там же.
Пекарский П. История императорской Академии наук в Петербурге. Т. 2. СПб., 1873. С. 17.
Соловьев С.М. Указ. соч. С. 529.
Пекарский П. Наука и литература. Т. I. С. 157.
Там же. С. 219.
Там же. С. 215—216.
Там же. С. 330.
Чин Миллера в соответствии с «Табелью о рангах».
Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959. С. 131.
Русские писатели о переводе (XVIII—XX века). Л., 1960. С. 30.
Там же. С. 48, 50.
Там же. С. 49.
Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 6. М., 1962. С. 259.
378
Семенников
В.Н.
Собрание, старающееся о переводе
иностранных книг, учрежденное
Екатериной II. Историко-литературное
исследование. СПб., 1913. С. 7—8.
Там
же. С. 26.
Там же. С. 31.
Вильмонт Н. Предисловие к кн.: Зарубежная поэзия в русских переводах. От Ломоносова до наших дней. М., 1968. С. 9, 13.
Левин Ю.Д. Об исторической эволюции принципов перевода. Международные связи русской литературы. М.; Л., 1963. С. 15.
Напомним, что античная версификация также не знала рифмы.
Русские писатели о переводе. С. 30—31.
Русские писатели о переводе. С. 37.
Там же. С. 36.
Там же. С. 42.
Там же. С. 42—43.
Там же. С. 43.
Там же.
Солецизм (у Тредиаковского — солецисм) — синтаксическая ошибка.
Цит. по кн.: Левин Ю.Д. Об исторической эволюции принципов перевода // Международные связи русской литературы. М.; Л., 1963. С. 14. См. также: «Русские писатели о переводе». С. 39—40.
Там же.
Пекарский П. История. С. 24.
Там же. С. 22.
Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. VII. М.; Л., 1952. С. 763.
Там же. С. 763.
Пекарский П. История. С. 487.
Цит. по: Фитерман А. Сумароков — переводчик и современная ему литература // Тетради переводчика. М., 1963. С. 14.
Там же. С. 17.
Левин Ю.Д. Об исторической эволюции. С. 6—7.
379
Русские
писатели о переводе. С. 52.
Впрочем, примеры подобного рода переработок можно встретить уже в эпоху античности — ср. отношение римских комедиографов к своим греческим источникам.
Русские писатели о переводе. С. 54—55.
Там же. С. 257.
Кочеткова Н.Д. Сентиментализм // История русской переводной художественной литературы. С. 215.
Там же. С. 225.
Серман И.З. Русская литература VIII века и перевод // Мастерство перевода. 1962. М., 1963. С. 364.
Жирмунский В.М. Гёте в русской литературе. Л., 1982. С. 38. «Буря и натиск» — литературно-общественное движение в Германии в 70—80-х годах XVIII в., представлявшее собой своеобразный бунт молодых писателей против окружающей действительности и носившее антифеодальный характер.
Кочеткова Н.Д. Указ. соч. С. 217.
Там же.
Перевод — средство взаимного сближения народов. М., 1987. С. 218—219.
Кочеткова Н.Д. Указ. соч. С. 261.
Карамзин Н.М. Избранные статьи и письма. М., 1982. С. 30.
Русские писатели о переводе. С. 71.
Там же. С. 70.
Белинский В.Г. Поли. собр. соч. Т. 7. М., 1955. С. 134.
Кочеткова Н.Д. Указ. соч. С. 226.
Алексеев М.П. Указ. соч. С. 175.
Цит. по кн.: Чуковский К.И. Высокое искусство. Собр. соч.: В 6 т. Т. 3. М., 1966. С. 301, 303, 306.
Егунов А.Н. Гомер в русских переводах XVIII—XIX веков. М.; Д., 1964. С. 134.
Ср. упоминание в «Войне и мире» Л.Н. Толстого: «Князь Голицын взял учителя и учится по-русски».
380
Левин
Ю.Д.
Об исторической эволюции. С. 23.
Егунов
А.Н.
Указ. соч. С. 144—145.
Левин
Ю.Д.
Об исторической эволюции. С. 23.
Веселовский
А.Н.
В.А. Жуковский. Поэзия чувства и
сердечного воображения. СПб., 1904. С.
485, 491.
Там
же. С. 492.
Кетлинский В. Жуковский как переводчик баллад // Журнал Министерства народного просвещения. 1915. № 1. С. 1.
Цит. по кн.: Левин Ю.Д. Русские переводчики XIX века. Л., 1985. С. 13. Напомним, что в интересующей нас области «французская школа перевода» считалась в конце XVIII — начале XIX века синонимом классицистического направления.
Обращает на себя внимание тот характерный факт, что термины «подражатель» и «переводчик» используются здесь в качестве замещающих друг друга синонимов.
113 Русские писатели о переводе. С. 86—87.
Там
же. С. 79.
Там
же. С. 145.
Микушевич
В.
Поэтический мотив и контекст // Вопросы
теории художественного перевода.
М., 1971. С. 45—46. О концепции Новалиса
см. выше, в разделе о немецком романтизме.
Жуковский
В.А.
Собр. соч. Т. 4. М.; Л., 1960. С. 544.
118
Левин
Ю.Д.
Русские переводчики. С. 18.
Пушкин
А.С.
Собр. соч.: В 10 т. Т. 9. М., 1962. С. 42.
Левин
Ю.Д.
Русские переводчики. С. 18.
Жуковский
В.А. Сочинения.
М., 1954. С. 545.
Чуковский
К.И. Собр. соч.: В
6 т. Т. 3. М., 1966. С. 264.
Зейдлиц
К.К.
Жизнь и поэзия В.А. Жуковского. 1783—1852
г. По неизданным источникам и личным
материалам. СПб., 1883. С. 157, 163.
Цит.
по кн.:
Левин
Ю.Д.
Русские переводчики. С. 15—16; 19—20.
Там же. С. 17.
381
Зейдлиц
К.К.
Указ. соч. С. 43.
Гугник
АЛ.
От составителя // Зарубежная поэзия в
переводах
В.А.
Жуковского. Т. I. М., 1985. С. 13.
Русские
писатели о переводе. С. 88.
Там же. С. 89—90.
Там же. С. 191.
Цит. по: Савельева О.М. Комментарии // Зарубежная поэзия в переводах В.А. Жуковского. Т. I. М., 1985. С. 530.
Егунов А.Н. Указ. соч. С. 335, 373—374.
Аверинцев С.С. Размышление над переводами Жуковского // Зарубежная поэзия в переводах В.А Жуковского. Т. I. М., 1985. С. 555.
Холмская О. Пушкин и переводческие дискуссии пушкинской поры // Мастерство перевода. М., 1959. С. 326.
i3s Русские писатели о переводе. С. 126.
Русские писатели о переводе. С. 96.
Подробнее об этом см. в книге К.И. Чуковского «Высокое искусство».
русские писатели о переводе. С. 130—131.
Там же. С. 131.
Там же.
Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 6. М., 1962. С. 32.
Ср., например, характеристику, содержащуюся в одной из работ А.В. Федорова: «Методы и принципы перевода Вяземского — его формальное, дословное следование смыслу и синтаксису подлинника, экспериментирование над русским языком, от стилистических норм которого он постоянно отступал, соблюдая лишь обязательные грамматические требования, — не оказали влияния на дальнейшее развитие перевода в России и не приобрели популярности. Иным был основной путь развития русского литературного языка, вырабатывавшего свои собственные нормы, независимые от других языков». (Федоров А.В. Искусство перевода и жизнь литературы. Л., 1983. С. 47).
Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 38—39.
382
Там
же. С. 39.
Цит.: по кн.: Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 49.
Там же. С. 44.
В творчестве поэта Константина Николаевича Батюшкова (1787—1855) особое место занимали переводы французского поэта Э.Д. Парни, о котором В.Г. Белинский отозвался следующим образом: «Он и переводил Парни и подражал ему, но в том и другом случае оставался самим собой» (Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. 7. М., 1955. С. 232). Подробнее о переводческой деятельности Батюшкова см.: Эткинд Г.Е. Русские поэты- переводчики от Тредиаковского до Пушкина. Д., 1971.
Кашкин И.А. Для читателя-современника: Статьи и исследования. М., 1968. С. 142.
Томашевский Б.В. Пушкин и Франция. Д., 1960. С. 75.
Левин Ю.Д. Об историзме в подходе к истории перевода // Мастерство перевода. М., 1963. С. 390—391.
А.С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 2. М., 1985. С. 62.
Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 10. М., 1962. С. 31.
Самому Пушкину также случалось прибегать к переводческой мистификации — например, «Скупой рыцарь» был обозначен ий как перевод из Ченстона (в действительности не существовавшего).
Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 6. М., 1962. С. 232.
Левин Ю.Д. Об историзме. С. 392.
Федоров А.В. Лермонтов и литература его времени. Л., 1967. С. 273.
Ратгауз Г.Н. Немецкая поэзия в России // Золотое перо. Немецкая, австрийская и швейцарская поэзия в русских переводах. 1812—1970. М., 1974. С. 28.
Русские писатели о переводе. С. 195.
Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1960. С. 169.
16° руССКИе писатели о переводе. С. 197.
161 Там же. С. 196—197.
383
Там
же.
Там же. С. 210.
Там же. С. 197.
Александр Николаевич Струговщиков (1808—1878) — переводчик произведений Гёте (подробнее о нем см.: Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 72—96).
Русские писатели о переводе. С. 209.
Там же. С. 202—207.
Там же. С. 225.
Там же. С. 199.
Цит. по кн.: Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 103.
Русские писатели о переводе. С. 214.
Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 173.
Там же. С. 175.
Топер П.М. Традиции реализма (Русские писатели XIX века о художественном переводе) // Вопросы художественного перевода. М., 1955. С. 81.
Федоров А.В. Искусство перевода и жизнь литературы. Л., 1983. С. 82.
К числу названных А.В. Федоровым имен можно добавить и переводившую немецких поэтов Каролину Павлову, которая, излагая свои принципы, специально подчеркивала: «Я убеждена, что в лирическом переводе нельзя изменять стихотворные размеры подлинника без разрушения характера и физиологии стихотворения».
Федоров А.В. Основы общей теории перевода. М., 1983. С. 51.
См. ниже.
«Русские писатели о переводе. С. 321.
Там же. С. 264, 290.
Там же. С. 406.
Там же. С. 421—422.
Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 158.
Федоров А.В. Основы... С. 51.
384
185
русские писатели о переводе. С. 535.
tee
хотя
всего двумя годами ранее будущий вождь
революционе- ров-шестидесятников Н.Г.
Чернышевский отозвался о переведенных
Фетом одах Горация достаточно
сочувственно: «Он хотел дать нам
перевод, а не самоуправную переделку
Горация. Поэтому его перевод, отличающийся
высокими достоинствами в глазах
истинного ценителя, хорошо знакомого
с древним миром, сделан не для
большинства, а только для избранных
читателей и для обогащения русской
литературы. Господин Фет трудился
серьезно и добросовестно и, действительно,
успел дать нам перевод, который должен
быть назван капитальным приобретением
для русской литературы» (Перевод —
средство взаимного сближения народов.
М., 1987. С. 67).
Там
же. С. 270.
Чуковский К.К Собр. соч.: В 6 т. Т. 3. М., 1966. С. 447—448.
Русские писатели о переводе. С. 328.
Там же. С. 326—327.
Там же. С. 331.
Федоров А.В. Основы... С. 100.
Левин Ю.Д. О русском поэтическом переводе в эпоху романтизма // Ранние романтические веяния. Л., 1972. С. 246.
Ратгауз Г.М. Указ. соч. С. 36—37.
Ср. характеристику деятельности И.И. Введенского в учебнике
А.В. Федорова: «По своему принципиальному стремлению передавать не букву, а "дух" подлинника он мог бы быть сопоставлением с некоторыми переводчиками-поэтами того же периода, если бы это стремление не переходило у него постоянно в субъективный произвол, даже в насилие над оригиналом» (Федоров А.В. Основы... С. 52).
И.И. Введенский закончил Пензенское духовное училище и Саратовскую духовную семинарию, но был вынужден незадолго до окончания покинуть Московскую духовную академию из-за скандальной истории с дочерью полицмейстера Засецкого.
У Введенского — «Базар житейской суеты», большинство других переводчиков использовало вариант «Ярмарка тщеславия».
Русские писатели о переводе. С. 244—245.
Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 124.
25 Наука о переводе
385
200
201
202
203
204
205
206
207
208
209
211
212
Кашкин И.А. Мистер Пиквикк и другие (Диккенс в издательстве «Academia») // Литературный критик. 1936. № 5. С. 216.
Ланн Е. Стиль раннего Диккенса и перевод «Посмертных записок Пиквикского клуба» // Литературный критик. 1939. № 1. С. 157—158. С. 374.
Остается, правда, не совсем понятным, каким образом опора на принцип «поэтического перевода» воплощала «тенденции (пусть еще очень несовершенные) реалистического перевода», если сам «поэтический перевод» характеризуется исследователем как проявление одной из тенденций «романтического перевода», при которой оригинал подвергается «субъективному преобразованию» (Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 100, 143).
Там же. С. 126, 127.
Там же. С. 124.
«...В одной только этой литературе, — писал Введенский, — ум человеческий явился в полном величии и блеске, по всем отраслям искусства мыслить и писать одна она представляет творения, выше и великолепнее которых ничего не было и нет на земле». Не менее апологетичен в своих высказываниях и Дружинин: «...Изучение британской словесности, особенно старой, освежает душу и наполняет голову бездной новых мыслей и незнакомой поэзии» (см.: Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 117, 146).
Среди предшественников Дружинина, обращавшихся к творчеству Шекспира, помимо Н.А. Полевого и Н.Х. Кетчера называют имена И.М. Сатика, М.Н. Каткова и особенно А.И. Кроне- берга, чьи версии «Макбета», «Гамлета», «Двенадцатой ночи» считались в XIX в. образцовыми и переиздавались на протяжении почти всего столетия.
Русские писатели о переводе. С. 306.
Там же.
Там же. С. 313.
Там же. С. 314.
Цит. по кн.: Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 161.
Русские писатели о переводе. С. 367.
386
ц
ит
по кн
. Федоров
А.В.
Основы... С. 58.
Там же. С. 59.
Там же. С. 60.
Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 192.
Там же. С. 190.
Там же. С. 203.
Там же.
Впрочем, как не без сарказма заметил К.И. Чуковский, последний момент мог объясняться и какими-либо меркантильными соображениями, поскольку работа переводчика оплачивалась по количеству листов в переводимом тексте.
Федоров А.В. Основы... С. 64
Федоров А.В. Искусство перевода. С. 105.
Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 261.
Федоров А.В. Основы... С. 63.
Перевод — средство взаимного сближения народов. М., 1987. С. 275.
Там же. С. 276.
Там же. С. 275—276.
Там же. С. 70—71.
Там же. С. 277—278.
Ср. приводимый Ю.Д. Левиным отзыв о переводах Г. Гейне, автор которого утверждал, что «М.Л. Михайлов и г. Вейнберг — лучшие переводчики» (Левин Ю.Д. Русские переводчики. С. 261). Сам Вейнберг, характеризуя творчество своего коллеги, отмечал, что «г. Михайлов в большей части своих переводов сделал
всё, что было возможно сделать, хотя в других он уж слишком
отдалялся от подлинника» (Перевод — средство взаимного сближения народов. С. 271).
Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1974. С. 263—265.
Там же. С. 255.
Там же. С. 225.
Там же. С. 259, 268.
387
25*
Там
же. С. 266—267.
Федоров А.В. Основы... С. 67.
Н.Я. Марр впоследствии был, как известно, подвергнут резкой критике как создатель пресловутого «нового учения о языке», но ценность его трудов в области армянской и грузинской филологии никем и никогда под сомнение не ставилась.
Цит. по кн.: Михалкова В.А. Николай Яковлевич Марр. М.; Л., 1948. С. 95.
Брюсов В.Я. Избр. соч.: В 2 т. Т. II. М., 1955. С. 257, 252.
Чуковский К.И. Собр. соч.: В 6 т. Т. III. С. 350.
Шкловский В.Б. Собр. соч.: В 3 т. Т. I. М., 1973. С. 96.
Кальдерон де ла Барка Педро. Драмы. Книга И. М., 1989. С. 664—
665.
Русские писатели о переводе. С. 566, 537.
Цит. по статье: Макогоненко Д.Г. Кальдерон в переводе Бальмонта. Тексты и сценические судьбы // Педро Кальдерон де ла Барка. Указ. соч. С. 683.
Подольская Н. Поэзия и проза Иннокентия Анненского // Иннокентий Анненский. Избранное. М., 1987. С. 11.
Федоров А.В. Искусство. С. 201—202.
Там же. С. 202.
Эсхил. Трагедии в переводе Вячеслава Иванова. М., 1989. С. 197.
Русские писатели о переводе. С. 536, 535.
Там же. С. 555—556.
Гаспаров МЛ. Брюсов и буквализм (По неизданным материалам к переводу «Энеиды») // Мастерство перевода. М., 1971. С. 123.
Там же. С. 203.
Там же. С. 126.
Там же. С. 122—123.
Русские писатели о переводе. С. 562.
Гаспаров МЛ. Указ. соч. С. 125—126.
388
Там
же. С. 126.
Русские писатели о переводе. С. 537.
Гаспаров М.Л. Указ. соч. С. 90.
Русские писатели о переводе. С. 560.
Действительно, широта и масштабность горьковского проекта произвели большое впечатление на многих известных представителей зарубежной культуры. Так, популярный английский писатель-фантаст Герберт Уэллс, посетивший нашу страну осенью 1920 г., писал в своей книге «Россия во мгле», которая отнюдь не являлась безоговорочной апологией советского режима, буквально следующее: «В этой непостижимой России, воюющей, холодной, голодной, испытывающей бесконечные лишения, осуществляется литературное начинание, немыслимое сейчас в богатой Англии и Америке. Духовная пища английских и американских масс становится все более скудной и низкопробной, и это нисколько не трогает тех, от кого это зависит. Большевистское правительство, во всяком случае, стоит на большей высоте. В умирающей с голоду России сотни людей работают над переводами: книги, переведенные ими, печатаются и смогут дать новой России такое знакомство с мировой культурой, какое недоступно никакому другому народу» (Уэллс Г. Собр. соч.: В 15 т. Т. 15. М., 1964).
Перевод — средство взаимного сближения народов. М., 1987. С. 85.
Вообще А.М. Горький считал необходимым наличие у будущих переводчиков широкого кругозора и глубокой эрудиции, без которых, по его мнению, их работа обречена на неудачу. «Переводчик, — писал он, — должен знать не только историю литературы, но также историю развития творческой личности автора, — только тогда он воспроизведет более или менее точно дух каждой книги в формах русской речи» (Цит. по кн.: Федоров А.В. Основы... С. 96).
Чуковский К.И. Высокое искусство. М. 1968. С. 6—7.
Принципы художественного перевода. Пб., 1920. С. 12.
Там же. С. И—12.
Там же. С. 54, 59.
389
Там
же. С. 59.
Там же. С. 24.
Там же. С. 26.
Отдельного упоминания заслуживает публиковавшаяся издательством «Наука» серия «Литературные памятники», где переводной классике было посвящено немало томов.
Цит. по кн.: Федоров А.В. Основы... С. 88.
Чуковский К.И. Собр. соч.: В б т. Т. 3. С. 240.
Цит. по кн.: Федоров А.В. Основы... С. 126.
Перевод — средство... С. 103.
Перевод — средство... С. 341, 333.
Каижин И.А. В борьбе за реалистический перевод // Вопросы художественного перевода. М., 1955. С. 125—127.
Перевод — средство... С. 341, 342.
Гачечиладзе Г.Р. Введение в теорию художественного перевода. Тбилиси, 1970. С. 166.
Гачечиладзе Г.Р. Теория художественного перевода и подготовка молодых переводчиков // Взаимосвязи и взаимообогащение литератур. Ереван, 1973. С. 121.
Для уточнения своей позиции А.В. Федоров снабдил второе и четвертое издание подзаголовком «Лингвистические проблемы», а третье — «Лингвистический очерк». v
Федоров А.В. Основы общей теории перевода. М., 1983. С. 17.
Там же. С. 15.
Там же. С. 198.
Там же. С. 199
Там же. С. 127. Отметим, что один из крупнейших отечественных востоковедов академик Н.И. Конрад, в целом весьма благожелательно откликнувшийся на труд Федорова, справедливо заметил: «В этой формуле, может быть, не совсем удачно сказано: "полноценный перевод означает полноценное функционально-стилистическое". Может быть, во втором случае вместо "полноценное" лучше сказать “адекватное”. Но это мелочь, по содержанию же эта формула совершенно ясна и безупречна»
390
(Конрад
Н.И.
«Система языкового выражения» и теория
перевода // Мастерство перевода. Сб.
9. М., 1973. С. 466).
Там
же. С. 123.
Ларин
Б.А.
Наши задачи // Теория и критика перевода.
Д., 1962.
С. 3.
Федоров
А.В.
Искусство перевода. С. 167.
Литература Литература
к I части
Алексеев
М.П.
Проблема художественного перевода //
Сб. тр. Иркутского государственного
университета. Вып. 1. Иркутск, 1931.
Апт
С.
От святого Иеронима до электронной
машины // Мастерство перевода. 1964.
М., 1965.
Барг
М.А.
Эпохи и идеи. Становление историзма.
М., 1987.
Бах
А.
История немецкого языка. М., 1956.
Берковский
Н.Я.
Романтизм в Германии. Д., 1973.
Библейские
переводы // Энциклопедический словарь,
изд. Брокгауза и Ефрона. Т. 6. СПб., 1891.
Блок М. Апология истории. М., 1986.
Будагов Р.А. Литературные языки и языковые стили. М., 1987.
Волкова З.Н. Средневековые переводы: эпос, хроника, клерикальная литература // Тетради переводчика. Вып. 18. М., 1981.
Вопросы теории перевода в современной зарубежной лингвистике. М., 1978.
Гайм Р. Вильгельм фон Гумбольдт. Описание его жизни и характеристика. М., 1899.
Гайм Р. Романтическая школа. Введение в историю немецкого ума. М., 1891.
Геродот. История. Л., 1972.
Гёте И.В. Переводы // Примечания к статье: Кундзиг О. Переводческий блокнот // Мастерство перевода. 1966. М., 1968.
Гёте И.В. Собр. соч.: В 10 т. Т. 10. М., 1980.
Гибб Х.А.Р. Арабская литература. Классический период. М.,
1980.
Голенищев-Кутузов И.Н. Романские литературы: Статьи и исследования. М., 1985.
392
Голенищев-Кутузов
И.Н.
Средневековая латинская литература
Италии. М., 1972.
Горфункель
А.Х.
Философия эпохи Возрождения. М., 1980.
Гоциридзе
Д.З., Хухуни Г.Т.
Очерки по истории западноевропейского
и русского перевода. Тбилиси, 1986.
Григорян
С.Н.
Средневековая философия народов
Ближнего и Среднего Востока. М., 1966.
Гуковский
Г.А.
К вопросу о русском классицизме.
Состязания и переводы // Поэтика. Сб.
4. Д., 1927.
Гуковский
М.А.
Итальянское Возрождение. Т. И. Италия
1380— 1450 гг. Д., 1961.
Гумбольдт
В.
Избранные труды по языкознанию. М.,
1984.
Гуревич
А.Я.
Категории средневековой культуры. М.,
1984.
Гуревич
А.Я.
Проблемы средневековой народной
культуры. М.,
1981.
Гухман
М.М.
Готский язык. М., 1958.
Гухман
М.М., Семенюк Н.Н.
История немецкого литературного языка
IX—XV веков. М., 1983.
Гухман
М.М., Семенюк Н.Н., Бабенко Н.С.
История немецкого литературного языка
XVI—XVIII веков. М., 1984.
Данте
Алигьери.
Малые произведения. М., 1968.
Данэм
Б.
Герои и еретики. М., 1967.
Джохадзе
Р.В., Стяжкин Н.И.
Введение в историю западноевропейской
средневековой философии. Тбилиси,
1981.
Дмитриев
А.С.
Проблема иенского романтизма. М., 1975.
Доза
А.
История французского языка. М., 1956.
Дю
Белле Ж.
Защита и прославление французского
языка // Эстетика Ренессанса. Т. II / Сост.
В.П. Шестаков. М., 1981.
Жирмунский
В.И.
Национальный язык и социальные диалекты.
Д., 1936.
История
западноевропейской литературы. Раннее
средневековье и Возрождение / Под
ред. В.М. Жирмунского. М., 1947.
История римской литературы / Под ред. Н.Ф. Деретани. М., 1954.
393
История
римской литературы. Т. I / Под ред. С.И.
Соболевского, М.Е. Грабарь-Пассек,
Ф.А. Петровского. М., 1959.
История римской литературы. Т. II / Под ред. С.И. Соболевского, М.Е. Грабарь-Пассек, Ф.А. Петровского. М., 1962.
Карамзин Н.М. Письма русского путешественника, М., 1982.
Кари Э.О. О переводе и переводчиках во Франции // Мастерство перевода. 1964. М., 1965.
Кирсанов Ю.В. К истории и историографии переводоведения // Сб. научных трудов МГПИИЯ им. Мориса Тореза. Вып. 275. Актуальные проблемы истории и историографии лингвистики. М., 1986.
Копанев П.И. Вопросы истории и теории художественного перевода. Минск, 1972.
Копелев Л. Гёте: художественные переводы и мировая литература // Мастерство перевода. Сб. 9. М., 1973.
Левый И. Искусство перевода. М., 1974.
Лилова А. Введение в общую теорию перевода. М., 1985.
Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980.
Ломоносов М.В. Избранная проза. М., 1980.
Маркиш С.П. Знакомство с Эразмом из Роттердама. М., 1971.
Мельникова ЕЛ. Мег и лира. Англосаксонское общество в истории и эпосе. М., 1987.
Мериме П. Собр. соч.: В 10 т. Т. 6. М., 1963.
Микушевич В. Поэтический мотив и контекст // Вопросы теории художественного перевода: Сб. статей. М., 1971.
Миньяр-Белоручев Р.К. Теория и методы перевода. М., 1996.
Монтгомери У. Влияние ислама на средневековую Европу. М., 1976.
Монтень М. Опыты в трех книгах. Кн. 1, 2. М., 1979.
Нелюбин Л.Л. Специальный перевод — теория, методика, практика, терминология // Проблемы научно-технического перевода. Вып. 3. Горький, 1990.
Нелюбин Л.Л. Хухуни Г.Т. Перевод в деятельности международных организаций и развитие культур малых народов (на
394
примере
Северного Форума) // Мостнип Московского
педагогического университета. № 2.
Серия «Лингвистика». М., 1998.
Нелюбин
Л.Л. Хухуни Г.Т.
У истоков переводоведения // Вопросы
истории. № 2. 1999.
Осиновский
Н.Н.
Томас Мор. М., 1985.
Ортега-и-Гасет
X.
Что такое философия? М., 1991.
Памятники
средневековой латинской литературы
IV—IX веков. М., 1970.
Перевод — средство взаимного сближения народов. М., 1987.
Перевод в Чехословакии. Прага, 1982.
Письма Плиния Младшего. М., 1983.
Покровский М.М. История римской литературы. М.; Л., 1942.
Пуришев Б. Немецкий и нидерландский гуманизм // С. Брант. Корабль дураков. Э. Роттердамский. Похвала глупости. Письма темных людей. У. Гуттен. Диалоги. М., 1971.
Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 10. М., 1962.
Разговор цитат // Мастерство перевода. Сб. 7. М., 1970.
Сервантес М. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский.
Ч. I. М., 1959.
Сервантес М. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский.
Ч. II. М., 1959.
Соколов В.В. Средневековая философия. М., 1979.
Спор о древних и новых. М., 1984.
Средневековый роман и повесть. М., 1974.
Тарле Е.В. Соч. Т. I. М., 1957.
Теренций. Комедии. М., 1985.
Тройский И.М. История античной литературы. М., 1983.
Флавий И. Иудейские древности. Т. II. Минск, 1994.
Федоров А.В. Искусство перевода и жизнь литературы. Л.,
1983.
Федоров А.В. Необычная антология // Мастерство перевода. Сб. 7. М., 1970.
Федоров А.В. Основы общей теории перевода. М., 1983.
395
Финкель
A.M.
О
некоторых вопросах теории перевода
// Научные записки Харьковского
государственного педагогического
института иностранных языков. Т. I.
Харьков, 1939.
Хартия
переводчика // Мастерство перевода.
1964. М., 1965.
Хлодовский Р.И. Франческо Петрарка. М., 1974.
Хрестоматия по античной литературе. Т. II / Под общ. ред.
Н.Ф. Дератани. М., 1949.
Хухуни Г.Т. Русская и западноевропейская переводческая мысль (основные тенденции развития до начала XX в.). Тбилиси, 1990.
Цицерон Марк Туллий. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1972.
Чайковский P.P. Реальности поэтического перевода. Магадан,
1997.
Шишмарев В.Ф. О переводах Клемана Маро // Изв. АН СССР. 1927. № 9—11.
Шор В.Е. Как писать историю перевода? // Мастерство перевода. Сб. 9. М., 1973.
Щерба Г.М. Средневековый перевод и его лингвистическая проблематика // Проблемы синхронии и диахронии романских языков. Ч. II. Минск, 1970.
Якобсон P.O. Избранные работы. М., 1985.
Ярцева В.Н. История английского литературного языка IX—XV веков. М., 1985.
Amos F.R. Early Theories of Translation. New-York, 1920.
Apel F. Sprachbewegung. Eine historisch-poetologische Unter- suchung zum Problem des Ubersetzens. Heidelberg, 1982.
Bassnett-Me Guire S. Translation Studies. London; N.Y., 1980.
Biblia Sacra juxta Vulgatam Versionem. Т. I. Stuttgart, 1975.
Biblia Sacra juxta Vulgatam Versionem. Т. II. Stuttgart, 1975.
Blake N.F. The English Language in Medieval Literature. London; N.Y., 1979.
Brower R. Mirror on Mirror. Translation, Imitation, Parody.
Cambridge. Massachusets, 1974.
396
Cohen
J.M English Translators and Translations. London, 1962.
Jakobsen
E.
Translation. A Traditional Craft. Copenhagen, 1958.
Kloepfer
R.
Die Theorie der literarischen Ubersetzung. Miinchen, 1967.
Lindeman
J.
Translation in the Renaissance //
A
Context and a Map. Canadian Review of Comparative Literature.
Special Issue. Translation in the Renaissance. Toronto, 1981.
Morley
H.A.
First Sketch of English Literature. London—Paris— Melboum,
1894.
Norton
G.P.
Humanists Foundation of Translation Theory //
A
Context and a Map. Canadian Review of Comparative Literature.
Special Issue. Translation in the Renaissance. Toronto, 1981.
On
Translation. N.Y., 1966.
Savory Th. The Art of Translation. London, 1968.
Sdun W. Probleme und Theorien des Ubersetzens in Deutchland von 18 bis 20 Jahrhundert. Munchen, 1967.
Selver P. The Art of Translating Poetry. London, 1966.
Smith W.B. Bible // The Encyclopedia Americana in 30 volumes. Vol. 3. N.Y.; Chicago, 1940.
Stackelberg J. Ubersetzungen aus zweiter Hand. Rezeption- svorgange in der europaischen Literatur von 14 bis zum 18 Jahrhundert. Berlin; N.Y., 1984.
Steiner G. After Babel. Aspects of Language and Translation. N.Y.; London, 1975.
Storig H.J. Das Problem des Ubersetzens. Stuttgart, 1963.
The Craft and Context jf Translation / Ed. by W. Arrowsmith and R. Shaltuck. N.Y., 1964.
The Portable Medieval Reader, 1977.
The Portable Renaissance Reader, 1977.
Tytler A.E. Essay on the Principles of Translation. Amsterdam,
1978.
Wittenhow R. Das fremde Kunstwerk. Aspekte der literarischen Ubersetzung. Gottingen; Vanderhoeck; Ruprecht, 1969.
397
Литература
ко II части
А.С.
Пушкин в воспоминаниях современников.
Т. II. М., 1985.
Аверинцев С.С. Размышления над переводами Жуковского. Зарубежная поэзия в переводах В.А. Жуковского. Т. II. М., 1985.
Алексеев М.П. Английская поэзия и русская литература. Английская поэзия в русских переводах XIV—XIX вв. М., 1981.
Алексеев М.П. Проблема художественного перевода // Сб. тр. Иркутского государственного университета. Вып. I. Иркутск, 1931.
Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., I960.
Бархударов А.С. Язык и перевод. М. 1975.
Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. II. М., 1955.
Брюсов В.Я. Избр. соч.: В 2 т. Т. II. М., 1955.
Буланин Д.М. Древняя Русь. История русской переводной литературы. Древняя Русь. XVIII век. Т. I. Проза. СПб., 1995.
Веселовский А.Н. В.А. Жуковский. Поэзия чувства и сердечного воображения. СПб., 1904.
Вильмонт Н. Предисловие к книге «Зарубежная поэзия в русских переводах. От Ломоносова до наших дней». М., 1968.
Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII—XIX веков. М., 1938.
Виноградов В.В. Проблема стилистики перевода в поэтике Карамзина. Русско-европейские литературные связи. М.; Л., 1966.
Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959.
Владимирский Г.Д. Пушкин — переводчик. Временник пушкинской комиссии. М.; Л., 1939.
Воробьев Б., Воронцова И., Елина Н„ Мозолькова Э. Революционные демократы о переводе. Ученые записки Первого московского государственного педагогического института иностранных языков. Т. 13. М., 1958.
Гаспаров М.Л. Брюсов и буквализм (по неизданным материалам к переводу «Энеиды»). Мастерство перевода. Сб. 8. М., 1971.
398
Гачечиладзе
Г.Р.
Введение в теорию художественного
перевода. Тбилиси, 1970.
Гачечиладзе
Г.Р.
Теория художественного перевода и
подготовка молодых переводчиков.
Художественный перевод. Взаимодействие
и взаимообогащение литератур. Ереван,
1973.
Гоциридзе
Д.З., Хухуни Г.Т.
Очерки по истории западноевропейского
и русского перевода. Тбилиси, 1986.
Гучник
АЛ.
Зарубежная поэзия в переводах В.А.
Жуковского. Т. 1. М., 1985.
Гудзий
Н.К.
История древней русской литературы.
М., 1953.
Гуковский
ГЛ.
К вопросу о русском классицизме.
Состязания и переводы. Поэтика. Сб. 4.
Л., 1927.
Гуковский
ГЛ.
Пушкин и русские романтики. М., 1965.
Дерюгин
АЛ.
В.К. Тредиаковский — переводчик. Становление
классицистического
перевода в России. Саратов, 1985.
Древняя
русская литература: Хрестоматия / Сост.
Н.И. Прокофьев. М., 1980.
Егунов А.Н. Гомер в русских переводах XVIII—XIX веков. М.; Л., 1966.
Жирмунский В.М. Гёте в русской литературе. Л., 1982.
Жирмунский В.М. Стих и перевод, (из истории романтической поэмы). Русско-европейские литературные связи. М.; Л., 1966.
Жуковский В.А. Собр. соч. Т. IV. М., 1960.
Жуковский В.А. Соч. М., 1954.
Зейдлиц К.К. Жизнь и поэзия В.А. Жуковского. 1783—1852. По
неизданным источникам и личным материалам. СПб., 1883.
Зимин АЛ. Россия на рубеже XV—XVI столетий (очерки социально-политической истории). М., 1982.
История русской литературы X—XVII веков / Под ред. Д.С. Лихачева. М., 1980.
Кальдерон П. Драмы. Кн. II. М., 1983.
Каплинский В. Жуковский как переводчик баллад // Журнал Министерства народного просвещения. № 1. 1915.
Карамзин Н.М. Избранные статьи и письма. М., 1982.
399
Кашкин
ИЛ.
В борьбе за реалистический перевод //
Вопросы художественного перевода. М.,
1955.
Кашкин
ИЛ.
Для читателя-современника: Статьи и
исследования. М., 1968.
Кашкин
ИЛ.
Мистер Пиквик и другие (Диккенс в
издании «Academia»)
//
Литературный критик. № 5. 1936.
Ключевский
В.О.
Курс русской истории. Ч. 1. М., 1937.
Ключевский
В.О.
Курс русской истории. Ч. 3. М., 1937.
Книжные
страсти. Сатирические произведения
русских и советских писателей о
книгах и книжниках. М., 1987.
Ковтун А.С. Лексикография в Московской Руси XVI — начала XVII века. Л., 1975.
Комиссаров В.Н. Лингвистика перевода. М., 1980.
Комиссаров В.Н. Слово о переводе. М., 1973.
Конрад Н.И. Система языкового выражения и теория перевода. Мастерство перевода. Сб. 9. М., 1973.
Копанев П.И. Вопросы истории и теории художественного перевода. Минск, 1972.
Костомаров В.Г. Культура речи и стиль. М., 1960.
Кочеткова Н.Д. Сентиментализм. История русской переводной литературы. Древняя Русь. XVIII век. СПб., 1995.
Лавров ПЛ. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. Труды Славянской комиссии АН СССР. Т. I. Л., 1930.
Ланн Е. Стиль раннего Диккенса и перевод «Посмертных записок Пиквиккского клуба» // Литературный критик. № 1. 1939.
Ларин В.А. Лекции по истории русского литературного языка (X — середина XVIII в.). М., 1975.
Ларин БЛ. Наши задачи. Теория и критика перевода. Л., 1962.
Левин Ю.Д. Английская поэзия и литература русского сентиментализма. От классицизма к романтизму. Из истории международных связей русской литературы. Л., 1970.
Левин Ю.Д. Взаимосвязи литератур и история перевода. Взаимосвязи и взаимодействие национальных литератур. М., 1961.
400
Левин
Ю.Д.
О русском поэтическом переводе в эпоху
романтизма. Ранние романтические
веяния. Д., 1972.
Левин
Ю.Д.
Об историзме в подходе к истории
перевода. Мастерство перевода, 1962.
М., 1963.
Левин
Ю.Д.
Об исторической эволюции принципов
перевода. Международные связи русской
литературы. М.; Д., 1963.
Левин
Ю.Д.
Русские переводчики XIX века и развитие
художественного перевода. Д., 1985.
Левин
Ю.Д.
Русские переводы Шекспира. Мастерство
перевода. 1966. М., 1968.
Лихачев
Д.С.
Великий путь. М., 1987.
Лихачев
Д.С.
Поэтика древнерусской литературы. М.,
1979.
Ломоносов
М.В.
Избранная проза. М., 1980.
Ломоносов
М.В.
Поли. собр. соч. Т. VII. М.; Д., 1952.
Макогоненко
Д. Г.
Кальдерон в переводе Бальмонта. Тексты
и сценические судьбы // П. Кальдерон.
Драмы. Кн. И. М., 1989.
Матхаузерова
С.
Древнерусские теории искусства слова.
Прага, 1976.
Мещерский
Н.А.
Искусство перевода Киевской Руси.
Труды отдела древней русской литературы.
Т. XV. М.; Д., 1958.
Мещерский
Н.А.
Проблема изучения славяно-русской
переводной литературы. Труды отдела
древней русской литературы. Т. XX.
М.; Д., 1964.
Миньяр-Белоручев
Р.К.
Теория и методы перевода. М., 1996.
Миханкова
В.А.
Николай Яковлевич Марр. М.; Д., 1948.
Нелюбин
Л.Л.
Переводоведение в ретроспективе //
Филология — Philologica.
№
12/97. Кубанский государственный
университет, 1997.
Нелюбин
Л.Л., Хухуни Г.Т.
Перевод в деятельности международных
организаций и развитии культур малых
народов // Вестник Моск. пед. ун-та. №
2. Серия «Лингвистика». М.,
1998.
Нелюбин
Л.Л., Хухуни Г.Т.
Культура Возрождения и развитие
перевода // Теория перевода и методика
подготовки переводчиков. М., 1999.
401
26
Наука о переводе
Николаев
С.П.
Первая четверть XVIII века: Эпоха Петра
I // История русской переводной литературы.
Древняя Русь XVTII
век.
Т. I. Проза. СПб., 1995.
Орлов
А.С.
Древняя русская литература XI—XVII веков.
М., 1945.
Орлов
А.С.
Переводные повести феодальной Руси и
Московского государства XII—XVII
веков. Д., 1934.
Пекарский
П.
История императорской Академии в
Петербурге. Т. И. СПб., 1873.
Пекарский
П.
Наука и литература при Петре Великом.
Т. I. СПб., 1862.
Перевод
— средство взаимного сближения народов.
М., 1987.
Пирожкова Т.Ф. Н.М. Карамзин — издатель «Московского журнала» (1791—1792). М., 1978.
Подольская Н. Поэзия и проза Иннокентия Анненского // И. Анненский. Избранное. М., 1987.
Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. I—II. М., 1958.
Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1974.
Принципы художественного перевода. Пг., 1920.
Пушкин А.С. О Мильтоне и шатобриановом переводе «Потерянного рая». Полн. собр. соч. Т. 7. М., 1958.
Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 6. М., 1962.
Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 9. М., 1962.
Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 10. М., 1962.
Ратгауз Г.И. Немецкая поэзия в России // Золотое перо. Не
мецкая, австрийская и швейцарская поэзия в русских переводах. 1812—1970. М., 1974.
Рецкер Я.И. Теория перевода и переводческая практика. М., 1974.
Рижский М.И. История переводов Библии в России. Новосибирск, 1978.
Россельс В. Нужна история художественного перевода в СССР // Мастерство перевода. Сб. 6. М., 1970.
402
Россельс
В.
Ради шумящих зеленых ветвей // Мастерство
перевода. 1964. М., 1965.
Русские
писатели о переводе (XVIII—XX века). Д.,
1960.
Савельева О.М. Комментарии // Зарубежная поэзия в переводах В.А. Жуковского. Т. I. М., 1985.
Семенец О.Е., Панасьев А.И. История перевода. Киев, 1989.
Семенко И.М. В.А. Жуковский // Там же.
Семенников В.П. Собрание, старающееся о переводе иностранных книг, учрежденное Екатериной II. Историко-литературное исследование. СПб., 1913.
Серман И.З. Русская литература XVIII века и перевод // Мастерство перевода. 1962. М., 1963.
Смирнов А.А., Алексеев М.П. Перевод // Литературная энциклопедия. Т. VIII. М., 1934.
Соболевский А.И. Западное влияние на литературу Московской Руси XV—XVII веков. СПб., 1899.
Соболевский А.И. История русского литературного языка. Л., 1980.
Соболевский А.И. Переводная литература Московской Руси XIV—XVII веков: Библиографический материал. СПб., 1903.
Соловьев С.М. Избранные труды. Записки. М., 1983.
Соловьев С.М. Чтение и рассказы по истории России. М., 1989.
Тарковский Р.Б. О системе пословного перевода в России // Труды отдела древней русской литературы. 1974. Т. XXIX.
Томашевский Б.В. Пушкин и Франция. Л., 1960.
Топер П.М. Традиции реализма (русские писатели о художественном переводе) // Вопросы художественного перевода. М., 1955.
Успенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка (XI—XIX вв.). М., 1994.
Уэллс Г. Собр. соч.: В 15 т. Т. 15. М., 1954.
Федоров А.В. Искусство перевода и жизнь литературы. Л., 1983.
26*
403
ИЗ.
Федоров
А.В.
Лермонтов и литература его времени.
Л., 1967.
Федоров
А.В.
О художественном переводе. Л., 1941.
Федоров
А.В.
Основы общей теории перевода. М., 1983.
Федоров
А.В.
Приемы и задачи художественного
перевода // Искусство перевода. Л., 1930.
Финкель
А.М.
О некоторых вопросах теории перевода
// Научные записки Харьковского
государственного педагогического
института иностранных языков. Т. I.
Харьков. 1939.
Фитерман
А.
Взгляды Жуковского на перевод // Ученые
записки Первого Московского
педагогического института иностранных
языков. Т. XIII. М., 1958.
Фитерман
А.
К вопросу об истории перевода в России
в XVIII веке // Там же.
Фитерман
А.
Сумароков — переводчик и современная
ему литература // Тетради переводчика.
М., 1963.
Холмская
О.
Пушкин о переводе // Ученые записки
Первого Московского государственного
педагогического института иностранных
языков. Т. XIII. М., 1958.
Холмская
О.
Пушкин и переводческие дискуссии
пушкинской поры // Мастерство
перевода. М., 1959.
Хухуни
Г.Т.
Русская и западноевропейская
переводческая мысль (основные тенденции
развития до начала XX в.). Тбилиси,
1990.
Чайковский
Г.Р.
Поэтический перевод в зеркале мнений.
Магадан, 1997.
Чайковский
Г.Р.
Реальности поэтического перевода.
Магадан, 1997.
Чешихин
В.
Жуковский как переводчик Шиллера.
Рига, 1895.
Чуковский К.И.
Высокое искусство. М., 1968.
Чуковский К.И.
Искусство перевода. М.; Л., 1936.
Чуковский К.И.
Собр. соч.: В 6 т. Т. 3. М., 1966.
Шаля
И.В. К
вопросу о языковых средствах переводчиков
XVIII
столетия (Тредиаковский как переводчик)
// Труды Кубанского педагогического
института. Т. 2—3. Краснодар, 1929.
404
Швейцер
А.Д.
Перевод и лингвистика. М., 1973.
Швейцер
А.Д.
Теория перевода. Статус, проблемы,
аспекты. М., 1988.
Шкловский
В.Б.
Собр. соч.: В 3 т. Т. 1. М., 1973.
Ширяев
А.Ф.
Синхронный перевод. М., 1979.
Шор
В.Е.
Как писать историю перевода // Мастерство
перевода. Сб. 9. М., 1973.
Эсхил.
Трагедии в переводе Вячеслава Иванова.
М., 1983.
Якимович
Ю.К.
Деятели русской культуры и словарное
дело. М., 1985. Литература
к «Вместо заключения»
Бархударов
Л.С.
Язык и перевод. Вопросы общей и частной
теории перевода. М., 1975.
Бархударов
Л. С., Рецкер Я.И.
Курс лекций по теории перевода. М.,
1968.
Гак
В.Г.
Семантическая структура слова как
компонент семантической структуры
высказывания // Семантическая структура
слова. М., 1971.
Гак
В.Г., Григорьев Б.Б.
Теория и практика перевода. Французский
язык. М., 1997.
Гак
В.Г., Львин Ю.И.
Курс перевода. Французский язык.
Общественно-политическая лексика.
М., 1970.
Гиривенко
А.Н.
Из истории русского художественного
перевода первой половины XIX века.
Эпоха Романтизма. М., 2002.
Гиривенко
А.Н.
Русский поэтический перевод в культурном
контексте эпохи романтизма. М., 2000.
Дудник
Л.В.
Теория перевода: Курс лекций. Английский
язык. М., 1985.
Комиссаров
В.Н.
Общая теория перевода. Проблема
переводо- ведения в освещении зарубежных
ученых. М., 1999.
Комиссаров
В.Н.
Общая теория перевода. Проблема
переводо- ведения в освещении зарубежных
ученых. М., 1999.
405
Комиссаров
В.Н.
Слово о переводе (очерк лингвистического
учения о переводе). М., 1973.
Котов
Р.Г., Марчук Ю.Н., Нелюбин Л.Л.
Машинный перевод в начале 80-х годов //
Вопросы языкознания. № 1. 1983.
13
Крюков
А.Н.
Теория перевода: Курс лекций. М., 1979.
Львовская
З.Д.
Теоретические проблемы перевода. М.,
1985.
Львовская
З.Д.
Теория перевода. Курс лекций. Испанский
язык. М., 1981.
Марчук
Ю.Н.
Основы компьютерной лингвистики. М.,
1999.
Миньяр-Белоручев
Р.К.
Военный перевод // Общая теория перевода
и устный перевод. М., 1980.
Миньяр-Белоручев
Р.К.
Общая теория перевода и устный перевод.
М., 1980.
Миньяр-Белоручев
Р.К.
Общая теория перевода и устный перевод.
М., 1980.
Миньяр-Белоручев
Р.К.
Последовательный перевод. Теория и
методы обучения. М., 1969.
Миньяр-Белоручев
Р.К.
Учебное пособие по теории перевода.
М., 1976.
Мирам
Г.Э.
Профессия: переводчик. Киев, 1999.
Нелюбин
Л.Л.
(отв. ред.) Промышленные системы машинного
перевода. Обзорная информация. М., 1991.
Нелюбин
Л.Л.
Военный перевод и его особенности //
Л.Л. Нелюбин, В.В. Дормедоктов, В.В.
Васильченко. Учебник военного перевода.
Английский язык. Общий курс / Под ред.
д.ф.н., проф. Л.Л. Нелюбина. М., 1981.
Нелюбин
Л.Л.
Компьютерная лингвистика и машинный
перевод. М., 1991.
Нелюбин
Л.Л.
Машинный перевод в ретроспективе //
Сб. научных трудов. № 4. Ч. I. М., 2001.
Нелюбин
Л.Л.
Перевод и прикладная лингвистика. М.,
1983.
Нелюбин
Л.Л.
Толковый переводоведческий словарь.
М., 2001.
Нелюбин
Л.Л.
У истоков машинного перевода // Теория
перевода и методика подготовки
переводчиков. М., 1999.
406
Нелюбин
Л.Л., Хухуни Г.Т.
Из истории переводов (Древняя Русь) //
Теоретические и практические проблемы
переводове- дения. М., 2002.
Нелюбин
Л.Л., Хухуни Г.Т.
Средневековая христианская культура
и проблемы перевода // Сб. научных
трудов. № 4. Ч. I. М., 2001.
Рецкер
Я.И.
О градации трудностей в курсе перевода
на родной язык // Ученые записки
Военного института иностранных языков.
№ 6. М., 1948.
Стрелковский
Г.М.
Теория и практика военного перевода.
М.г
1979.
Финкелъберг
Н.Д.
Теория перевода арабского языка: Курс
лекций. М., 1976.
Ширяев
А.Ф.
Теория перевода: Курс лекций. Французский
язык. М., 1981.
Miram
G.
Translation Algorithms. Kyiv, 1998.