Проблемы смешанной системы

Таким образом, введение «смешанной» системы на региональном уровне содейство­вало определенной плюрализации поли­тической жизни в российских субъектах Федерации. Монополия «нотаблей» и их выдвиженцев в местных законодательных собраниях была несколько поколеблена, среди депутатов оказались партийцы, кото-

рые ранее практически не имели шансов на избрание. Однако преобладание «нотаблей» сохраняется (значительная часть из них до сих пор проходят в парламенты по партий­ным квотам). Впрочем, вряд ли этот про­цесс мог развиваться иначе: в конце концов, речь идет об эволюции, а не революционной «чистке» элит.

В новых условиях региональные элиты разнообразили свое электоральное поведе­ние, как делая ставки на федеральные пар­тии, так и активно создавая блоки, что было пресечено федеральным законодателем. Наличие блоков как успешных политиче­ских проектов вело к автономизации регио­нальных политиков, снижению их зависи­мости от федерального центра. Сейчас этот процесс, как минимум, существенно притор­можен.

Запрет блоков важен как с сущностной, так и с формальной стороны. Уже в ходе проведения «избирательной реформы» она стала подвергаться существенной модифи­кации, связанной не столько с ее идеологи­ей, сколько с прагматическими политически­ми интересами. Подобные «корректировки» возможны и в дальнейшем.

Кроме того, значительное препятствие на пути формирования демократическо­го, конкурентного политического простран­ства представляет собой нынешняя право­применительная практика. Практика обычно соответствует уровню зрелости демократии в каждой конкретной стране, «укорененно­сти» в ней принципов правового государства. Если она существенно отличается от задан­ных законодателем целей, такая практика способна дискредитировать любое законо­дательство. Это в полной мере относится и к российским региональным выборам. ■

ПРИМЕЧАНИЯ ¹ Осенью 2005 года суд признал незаконным избрание Валерия Гартунга лиде­ром партии, что привело к снятию сформирован­ных им партийных списков на выборах в Москве и Челябинской области. Причем в последней, кото­рую Гартунг представляет в Госдуме, у партии были неплохие шансы на высокий результат. Очевидно, что кризис РПП выгоден как власти, так и прямым конкурентам из КПРФ и «Родины».

² Заявления Михаила Касьянова, претенду­ющего на роль лидера демократического движе­ния (его Демократическая партия России намере-

на также принимать участие в региональных выбо­рах) , создает дополнительные проблемы в деле объединения демократов.

³ При всем идеологическом и организацион­ном различии СПС и «Родины» оба этих проек­та принадлежат к числу инновационных, то есть сформированных накануне избирательной кампа­нии за счет интеграции менее влиятельных струк­тур (соответственно ДВР, «Новой силы», «Общего дела» и др. в первом случае и КРО, РОС и др. — во втором) и подбора наиболее эффективных лидеров.

Работы о гражданском обществе в боль­шинстве своем страдают одновремен­но от переизбытка теории и нехват­ки эмпирических данных. Однако рецензиру­емая книга Марка Морье Хауарда «Слабость гражданского общества в посткоммунисти­ческой Европе» представляет собой счаст­ливое исключение. К ее сильным сторонам следует отнести компаративистский под­ход, точность сопоставлений, четкое опреде­ление понятий, успешную операционали-зацию, безукоризненную логику и ясный язык. Главный вывод автора: в странах пост­коммунистической Европы — слабое граж­данское общество. В данной публикации рассматриваются достоинства и недостат­ки книги Хауарда, кратко описывается иная, чем у автора, аналитическая схема и пред­лагаются направления дальнейших иссле­дований.

О роли гражданского общества в крушении государственного социализма и в последо­вавшей посткоммунистической трансформа­ции высказываются самые разные мнения. Некоторые аналитики полагают, что граж­данское общество способствовало краху ком­мунизма, но само в результате пришло в упа­док ¹. Другие говорят о возрождении граж­данского общества после 1989 года². К тому же ряд политологов-теоретиков и полито­логов-компаративистов считают граждан­ское общество необходимой предпосылкой или неизбежным спутником демократии при любых обстоятельствах ³, и они согласились бы с тем, чтó «Майкл Уолцер назвал "аргумен­том в пользу гражданского общества", неото-

квилианским представлением... будто сила и стабильность либеральной демократии зави­сят от того, насколько активно и действенно граждане участвуют в добровольных обще­ственных организациях» ⁴. Кто-то усматри­вает в гражданском обществе исключитель­но западную институциональную модель, неу­местную и бесплодную вне западного куль­турного контекста. И среди самих жителей бывших социалистических стран, и среди исследователей также нет согласия относи­тельно того, целесообразно ли использовать понятие «гражданское общество» в качестве дискурсивной категории, которая помог­ла бы лучше осмыслить посткоммунистиче­ские реалии. Некоторые аналитики (главным образом это касается антропологов) сомнева­ются, может ли вообще эта концепция быть «полезной для понимания социальной дей­ствительности, особенно условий,коренным образом отличающихся от тех, в которых она первоначально применялась» ⁵. С другой стороны, многие политологи и социологи считают данное понятие практически неза­менимым при анализе посткоммунистиче­ских обществ ⁶.

Что же такое гражданское общество? Удобнее всего определить его посред­ством четырех последовательных конста­таций. Во-первых, гражданское общество формируется из вторичных групп, в кото­рые люди объединяются добровольно на осно­вании социального контракта (в письмен­ной или иной форме). Во-вторых, подмно-

РЕЦЕНЗИИ

жество групп, принадлежащих к «вторично­му обществу» (secondary society), то есть обще­ству, функционирующему в пределах публич­ной сферы, отвечает следующим требовани­ям: 1) их внутренняя деятельность должна быть, следуя заведенному порядку, открыта для некоторых форм внешнего «контроля», что позволяет определить степень ее соот­ветствия действующему законодательству, и 2) их рекомендации, касающиеся политиче­ского курса, которые могут оказывать влия­ние за пределами данной группы, должны быть доступны для широкого обсуждения и анализа. Другими словами, это — прозрач­ное вторичное общество, «населяющее» офици­альную публичную сферу. В-третьих, можно выделить подмножество групп, принадле­жащих к «прозрачному вторичному обще­ству» , которые характеризуются 1) терпи­мостью к другим подобным группам и готов­ностью сотрудничать или конкурировать с ними в соответствии с установленными пра­вилами; 2) горизонтальной (а не вертикаль­ной) структурой их взаимодействия; 3) демо­кратической, совещательной (а не автори­тарной) «системой управления». Это позво­ляет исключить из их числа как скрытые, так и явные автократические клиентелист-ские сети, а также разнообразные формы культа вождя. Полученное в результате под­множество мы и называем прозрачным граж-

данским обществом. Четвертая (и последняя) характеристика, которую необходимо выде­лить для эффективного описания групп, пре­тендующих на звание гражданского обще­ства, связана с правовым статусом отноше­ний между ним и государством (правитель­ство, правители и т. п.). Возможны три вари­анта подхода государства к гражданскому обществу: как к незаконному (тоталитарное решение), частично законному (авторитар­ное решение) и полностью законному (прин­цип верховенства закона, либерально-демо­кратическое решение). Развитое, «классиче­ское» гражданское общество возможно толь­ко тогда, когда оно прозрачно и действу­ет в защищенном законом социальном про­странстве. Такую его разновидность можно назвать правовым прозрачным гражданским обществом (ППГО). Все эти рассуждения сум­мированы в таблице 1, где приводятся также примеры «негражданских» институциональ­ных решений, которые угрожают развитию или самому существованию всех четырех аспектов гражданского общества.

С помощью этого четырехступенчато­го подхода мы получили определение граж­данского общества (ППГО) в узком смысле. Теперь остается найти его место среди дру­гих секторов демократического политиче­ского устройства, таких, как экономическая система, государство и политическое обще-

ство. Об этом речь пойдет в последнем разде­ле данной публикации.

Определив, что же такое гражданское общество, давайте вернемся к уолцеровскому «аргументу в пользу гражданского общества». Согласно этому широко принятому взгля­ду, качество демократии ухудшается при сла­бом гражданском обществе. Что же подразу­мевается под его «слабостью» или, наоборот, «силой»? Как их измерить? Тем более когда сопоставляются несколько стран? Такого рода непростые вопросы встают перед всеми исследователями, которые хотят продви­нуться дальше общих философских рассужде­ний или подробного разбора частных случа­ев, какими бы показательными они ни были.

II

Марк Морье Хауард взялся ответить на эти сложные вопросы. Он провел оригиналь­ное сравнительное эмпирическое исследо­вание, применяя разнообразные методы, и изложил результаты своего труда в превос­ходной, блестящей и умной книге «Слабость гражданского общества в посткоммунисти­ческой Европе», которая являет собой обра­зец структурной четкости. После краткого введения, где представлен план книги, в гла­ве 2 автор приводит описание применяемого им «эмпирического подхода к преемственно­сти и изменению» в посткоммунистических странах. Три фактора повлияли на взгляды и поведение людей в новой действительно­сти: 1) предшествующий опыт псевдоучастия в организациях времен коммунизма, 2) со­хранение неформальных сообществ, кото­рые действуют в качестве суррогата прозрач­ных организаций гражданского общества, и 3) разочарование в посткоммунистических реформах.