Часть II. Геоэкономическая система координат

1. Неоэкономика

В современных текстах чаще и чаще встречается понятие «геоэко­номика». Но что оно все-таки означает? Несет ли данное понятие ре­альное содержание или же это просто очередная вариация из модно­го сегодня ряда: геостратегия, геокультура, геоистория и т. п., где приставка «гео» часто используется вполне условно и играет необя­зательную роль? Действительно, употребляется термин большей ча­стью метафорично (нередко просто в качестве синонима понятия «мировая экономика»), а иногда и самым обескураживающим обра­зом. Но подчас его словоупотребление оказывается удивительно уместно, затрагивая какой-то важный нерв современности.

У понятия геоэкономики несколько источников. Во-первых, это утвердившееся за последнее столетие понимание цивилизационного развития как полифоничного взаимодействия устойчивых культур­но-исторических типов общества. Истоки данного йодхода можно обнаружить в трудах того же Н. Я. Данилевского и К. Н. Леонтьева, о полиморфизме культур в цивилизационном контексте писал Ос­вальд Шпенглер, значительна роль Арнольда Тойнби в исследова­нии цивилизационной полифонии. Во-вторых, это конечно геополи­тика, понимаемая как наука о взаимодействии, в том числе и борьбе, конкурирующих социальных организмов, об их связи с определен­ными географическими и метагеографическими реалиями. И нако­нец, в-третьих, это фундаментальный кризис эпохи Нового времени, приведшей к смене традиционной архитектоники социума, кризис, заставивший искать новые обобщающие категории, прежде всего в сфере экономической жизни общества, для описания актуальной действительности.

Членение мира на различные структурные зоны уходит в глубь веков вплоть до Античности («цивилизация — варварство»), а еще точнее, бинарность есть коренное свойство человеческого мышле­ния, по-видимому, вытекающее из двуполушарной структуры мозга, соучастии двух режимов его деятельности в создании целостной кар­тины мира. (Но возможно, это и коренное свойство самого матери­ального мира, прослеживаемое на уровне фундаментальных его за­конов.) На протяжении истории понимание различий цивилизационных кодов отражалось, скажем, в устойчивом делении мира на Запад - Восток. В XX в. усложнившаяся социальная реальность вы нудила перетолковать данную формулу, вложив в нее новое содержа­ние. Однако прежнее ее наполнение нашло выражение в новой оппо­зиции Север — Юг. Свое понимание сути фундаментальных разли­чий общественных систем сформулировала и геополитика, найдя их истоки в вечном противостоянии цивилизаций суши и моря, теллурократии и талассократии, Heartland и Rimland.

Вскоре после Второй мировой войны, в новом глобальном кон­тексте (возникшем не в последнюю очередь из-за развития человече­ством своего технологического могущества), общественные процес­сы все заметнее выходят за рамки простых бинарных конструкций. Здесь, кстати, одна из причин изменения смысла понятия «Третий мир» по сравнению с первоначальным, что позволило по-своему ин­тегрировать в рамках одной модели обе актуальные бинарные оппозиции (Запад — Восток; Север — Юг). Геополитическая же мысль пыталась приспособиться к усложняющейся реальности, создавая понятия «аэрократия», «эфирократия» и т. п.

2. Конец Нового времени

Новое мироустройство XXI в., новая механика мира рождаются на наших глазах. Привычная паутина международных связей, роль и вес регионов, контуры элитных группировок — все это изменяется, пребывая в движении. Всемирный концерт стран и народов, осно­ванный на межгосударственных отношениях и кодифицированный международным правом, фальшивит и идет вразнобой, находясь в яв­ной растерянности и замешательстве.

Только за один прошлый, 1998 г. произошел ряд событий, серьез­но влияющих на расклад сил в мире. Так, ушла в небытие монополия 1 пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН на ядерное оружие. Индия и Пакистан без лишних церемоний и особых приглашений открыто вступили в «термоядерный клуб» (не говоря уже о его тайных «членах-корреспондентах»). События вокруг Ирака и Косо­ва показали, насколько непрочным стало международное право, ба­зировавшееся на принципе незыблемости национального суверенитета и отказе от применения силы без санкции мирового сообщества. Балканы вслед за Междуречьем стали очередным полигоном испы­тания новых технологий по управлению мировым порядком. Вступ­ление в североатлантический альянс трех восточноевропейских государств резко изменило архитектуру европейской безопасности. США также объявили о своем намерении пересмотреть в ближайшие годы основу уже глобальной системы безопасности — договор о ПРО.

В этих условиях, естественно, заметно меняются роль, функции и политический вес ООН. Происходит явный сдвиг в пользу более уз­ких по составу, но и более влиятельных в современном мире органи­заций — Большой семерки, НАТО, сформулировавшей сейчас но­вую, гораздо более амбициозную программу деятельности. Фактиче­ски рухнула ялтинско-хельсинкская система баланса сил в Европе, Самым драматичным образом изменилось положение России в ми­ре. Одновременно кардинально модифицировался облик Китая, но­вого, Большого Китая, уже восстановившего суверенитет над одним из восточноазиатских «драконов» — Гонконгом и теперь искоса По­глядывающего на следующего кандидата. Да и сам факт четырех кратного увеличения ВВП «Поднебесной империи» за последние двадцать лет заставляет все чаще задумываться экспертов, занимаю­щихся стратегическим анализом и планированием.

Перемены в мире, если вдуматься, даже оглушительнее взрывов, прозвучавших в Южной Азии, на Балканах или на землях Междуре­чья. Кардинально преображается весь социальный ландшафт планеты. Zeitgeist, «дух времени», становится все благосклоннее к динамичгным и многоликим субъектам мировой экономики, чьи подвижные очертания не совпадают с государственными границами, да и взаи" моотношения давно уже не определяются и тем паче не исчерпываются дипломатией на правительственном уровне. Именно здесь в мозаичных и изменчивых пространствах глобальной экономики зарождаются коллизии, привлекающие затем взоры мира: кризисы в Восточной Азии, России, Бразилии, рождение европейского конку­рента мировой резервной валюты...

Мы, живые свидетели первых,утренних зарниц III тысячелетия, вполне ощущаем подспудные, тектонические толчки разламывающийся эпохи. И как когда-то Фауст в глубинах алхимической реторту пытался разглядеть облик рождающегося на свет нового существа; так и человечество в отблесках нынешних финансово-экономических пертурбаций может увидеть марево грядущих пожарищ— геоэквиомических бурь и потрясений XXI в.

Реально утверждающийся на планете порядок все отчетливее про­являет себя как порядок экономический — Pax Oecanoffiieana. Гло­бальная экономика — это свершившаяся мировая революция нашего века, и она же становится повсеместно правящей системой. Подобное коренное изменение можно описать достаточно внятной формулой: если раньше мировая экономика была ареной, на которой действова­ли суверенные государства, то теперь она — достаточно автономный персонаж, оперирующий на поле национальных государств. Однако появление уникального глобального субъекта не привело к одновре­менному удалению с поля прежних игроков. Возникла эклектичная реальность, более сложная и даже парадоксальная в своих проявле­ниях, сочетающая яркие и характерные черты обеих систем. При этом, естественно, происходит существенный сдвиг в привычных способах проекции власти.

Экономика меняет внутреннее содержание, ей уже тесно в рамках прежних смысловых конструкций. Она начинает проявлять себя не только как способ хозяйствования, но и как доминирующая система управления обществом: как политика и даже идеология наступа­ющей эпохи, становясь, по сути, новой властной системой коорди­нат... В результате привычные геополитические императивы явно уступают место реалиям геоэкономическим.

Силовые маневры эпохи уже не связаны ни с завоеванием терри­торий, ни даже с прямым подчинением экономической) пространст­ва противника. Они скорее Нацелены на навязывание окружению сво­ей политической воли и видения будущего, на установление и под­держание желаемой топологии мирохозяйственных связей, на дости­жение стратегических горизонтов, определяемых геоэкономической конкуренцией и масштабным управлением рисками, на упрочение либо подрыв той или иной системы социально-экономических ори­ентации...

Столкновение стилей и форм хозяйствования, соперничество ос­новных центров мирового развития, социальные и финансовые кол­лизии, непростые взаимоотношения между региональными сообще­ствами — все эти драматичные игры нашего времени сопровождают­ся параллельно протекающей реконфигурацией систем глобальной безопасности. Использование военной силы в этом Контексте все чаще сводится к рамочной и превентивной демонстрации воли к ее применению, а также впечатляющих технических возможностей, нежели к полномасштабной реализации боевой мощи.

В мире, таким образом, разворачиваются нешуточные, хотя и не­видимые обывателю сквозь «голубой кристалл» СМИ геоэкономи­ческие битвы, в ходе которых на планете складывается новая реальность, другое мироустройство.

Социальная организация эпохи Нового времени, судя по всему, достигла своей вершины, глобализации — хотя это определение и не получило в те годы распространения — где-то незадолго до Первой мировой Войны. (К тому моменту планету также поделили границы транснациональных колониальных империй, в которых «никогда не заходило солнце».) Затем — на протяжении всего «последнего» столетия — человечество было ввергнуто в пучину конкурирующих версий нового мироустройства: российской, германской, американ­ской... И заодно — яростного состязания мировых идеологий, иску­сивших сердца людей и раздробивших тело универсальной мировой религии.

Нынешняя глобализация — это, пожалуй, совсем иная историче­ская модель: вместо гаснущей идеи универсальной христианской ци­вилизации — проект глобального (планетарного) воздействия, влияния современных центров силы, их выраженное намерение управлять раз­витием всего мира. Это также новый, постмодернизационный синтез встающего из вод истории неотрадиционного Востока и погружающегося в пучину постхристианского бытия Запада.

Интернационализация производственных и торговых трансакций сейчас в значительной мере связана с особым феноменом — миром ТНК и операциями, осуществляемыми между их филиалами. На се­годняшний день число подобных корпораций превысило 53 тыс., численность их дочерних филиалов — 450 тыс. Появляется и новый класс ТНК — мультикультурные, глобальные... Параллельно в среде национальных экономик происходит сложный и многогранный про­цесс образования социально-экономических коалиций и союзов. Так что реально протекающий сейчас процесс обустройства планеты, по­хоже, с не меньшими основаниями можно определить как «новый регионализм» или «новый региональный порядок», т. е. формирова­ние макрорегиональных геоэкономических пространств на фоне со­циально-экономического расслоения мира.

В целом же развитие механизмов стратегического планирования и контроля за ситуацией на планете, — эффектно обоснованное гло­бальными вызовами и угрозами, вставшими перед цивилизацией во второй половине XX в., — сформировало систему глобального хо­зяйственного управления (высоких геоэкономических технологий).

То, что мирохозяйственный контекст базируется на определенной политической платформе, далеко не всегда очевидно просто в силу инерции и привычки к определенному порядку вещей. Однако представим на минуту, что политическая власть на планете принадлежала бы не Северу, а Югу. Естественно предположить, что в таком случае югоцентричный мир быстро бы обязал промышленно развитые стра­ны платить экологическую ренту и переоценить значение невоспол­нимых природных ресурсов, произведя собственную «шокотерапию», эффект которой, по-видимому, значительно превзошел бы результаты нефтяного кризиса 1970-х гг. Действительно, промышленная эконо­мика наносит биосфере Земли серьезный ущерб, но пока практиче­ски не несет ответственности за него. Кстати, правомерно предполо­жить, что подобная дополнительная нагрузка выявила бы практиче­скую нерентабельность сложившейся на-сегодняшней день формы производства, что, в свою очередь, привело бы к системным измене­ниям в конструкции мирового хозяйства.

И еще одно более чем актуальное пространство, где «никогда не заходит солнце», сложилось к концу столетия. Это — глобальный финансовый рынок, темпы роста которого сейчас в несколько раз превышают скорость увеличения мировой торговли и дивергенции производства (чьи нужды международные финансовые трансакции вроде бы призваны обслуживать)¹. Пространство, где интенсивно развиваются собственные высокие технологии, разработке которых человеческий гений, кажется, отдает в последние десятилетия гораз­до больше ума, усилий и энергии, нежели другим видам интеллекту­ального творчества.

Финансовая глобализация — это одновременно жизненная суб­станция и интегральный символ новой глобализации. Здесь сошлись воедино экономическая интеграция, повсеместная информатизация и глобальная коммуникация. Здесь же отчетливее всего проявился сам дух нового универсализма, заменившего проект универсального гражданского общества идеей и практикой глобального планирова­ния стратегических форм перераспределения мировых ресурсов.

А. И. Неклесса

Эпилог истории