Часть 5. Геополитика России в «ближнем» и «среднем» зарубежье

Внешняя политика любого государства, особенно могуществен­ной державы, уже признанной другими субъектами международных отношений мировым или региональным центром силы или обоснованно претендующей на эту роль, обладает крайне разнообразным набором способов и средств осуществления собственных геополити­ческих (нередко совпадающих с государственными) интересов, а так­же интересов своих партнеров. Еще разнообразнее возможности комбинаций этих способов и средств в зависимости от состояния ме­ждународной среды и экономико-политического самочувствия дан­ного государства. Россия, несмотря на все неоднозначные официаль­ные акции последнего времени, по-своему нуждается в выборе про­думанного modus operand! в отношении стран-соседей с тем, чтобы обеспечить себе на обозримое будущее по возможности благоприят­ный modus vivendi и достойный внешнеполитический имидж, кото-рме позволили бы ей спокойнее заниматься делами домашними.

Политика в «ближнем» и «среднем» зарубежье (С/БЗ) является частью проблемы отношения России к обширному, но быстро вет­шающему советскому геополитическому наследству. Примерно с 1989-1990 гг., когда воочию проявился глубокий разлад СССР с большинством некогда дружественных ему стран, советские, а позже и российские лидеры многократно заявляли о необходимости вос­становить контакты с бывшими союзниками по соцлагерю на «новой основе». А после роспуска СССР (и особенно с начала 1993 г., когда Б. Ельцин объявил СНГ зоной жизненных интересов России) еще больше было сказано о важности разработки «особых отношений» Москвы с бывшими республиками СССР. (Одно время даже обсуж­далась идея создания второго МИДа, который курировал бы связи с БЗ.) Но особых прорывов ни на том, ни на другом направлении пока не заметно. Причин тому по крайней мере три. Первая — сильные центробежно-отторгающие импульсы из большинства стран Б/СЗ. Они являются ответной реакцией на десятилетия нередко принуди­тельных «братских» отношений и одновременно отражают стремле­ние за счет обширной помощи от других мировых центров силы, учи­тывая ослабленность России, перескочить через несколько ступеней социально-экономического развития. Вторая — значительная мифо­логизация самим руководством (и политической элитой) России под­хода к разработке отношений с Б/СЗ. Третья — отсутствие принципиального понимания того, что мы хотим от и можем в Б/СЗ, усу­губляемое мифотворчеством. «Если первая проблема — по крайней мере на данном этапе — России неподконтрольна и должна быть принята как объективно существующая реальность, то две другие могут и должны быть решены.

5.1. «Комплекс покаяния» как геополитический феномен

Принципиально важным аспектом разработки внешнеполитиче­ской стратегии является общая самооценка, а также конкретное вос­приятие самого себя в отношении потенциальных объектов данной стратегии.

В этом столетии волны разоблачений и саморазоблачений не раз захлестывали Россию (как самостоятельную, так и находящуюся в составе СССР). Одними из первых инициативу проявили большеви­ки, окрестив Российскую империю «тюрьмой народов»; в 1930-е гг. клеймили политических врагов народа, а после войны — безродных космополитов; в 1956-1957 гг. Хрущев осуждал Сталина и его при­спешников, а в 1961-1963 гг. вновь вернулся к этой теме. Во всех этих кампаниях преследовались сугубо прагматические цели: боль­шевикам требовался хлесткий лозунг для «поднятия окраин» с це­лью облегчить свержение царского режима и расчистить место для строительства нового государства — цитадели мировой революции; в середине 1950-х гг. нужно было завершить «сталинскую» эпоху и на­чать «эру Хрущева»; в начале 1960-х гг. — попытаться снизить меж­дународную напряженность, одновременно прикрыв провалы в хо­зяйственном развитии страны.

Во второй половине 1980-х гг. самокритика разных аспектов внут­ренней жизни была дополнена разоблачениями истинных и мнимых пороков внешней политики и превратилась почти что в риторику демократизаторов, надо думать, тоже не без практического расчета (на­пример для придания легитимности и свежести имиджа новой поли­тической элите и новому курсу в международной среде). При этом существенно расширился круг бичуемых пороков (впервые осужде­нию подверглась прошлая внутренняя национальная и внешняя по­литика СССР) и исторических личностей, а адресатами кампании стала не только домашняя, но прежде всего зарубежная аудитория. Не само благое намерение открыть историческую правду, а многие методы, которыми оно осуществлялось, имели крайне негативные геополитические последствия, содействуя ослаблению союзниче­ских связей СССР и отчуждению элит и народов бывших союзни­ков (значительно больше, чем знаменитые разоблачения Хрущева), а внутри страны — осложнению межнациональных отношений. За­пущенная при перестройке «машина покаяния», похоже, работаете сегодня. Нет-нет да и вспомнят официальные лица и средства массовой информации о прегрешениях советских лидеров, начиная с пер­вых большевистских лет, и российских царей. Последним, к примеру, часто припоминали их колонизаторскую политику в связи с началом войны в Чечне.

Выбор покаяния в качестве одной из основ строительства «новых отношений» с Б/СЗ (особенно заметного во взаимодействии России с бывшими союзными республиками) позволяет чувствовать себя заправским демократом импортной закваски, но не подходит для це­лей сугубо прагматического (гео) политического планирования, по­тому что эмоции и благие побуждения, не подкрепленные точным расчетом, скорее всего не дадут ожидаемых властями нового госу­дарства внешнеполитических результатов (что уже произошло с инициаторами перестройки СССР и нового внешнеполитического мышления). Тем более, что обратная сторона излишнего самоуничижения — чрезмерная мнительность и ненужная агрессивность, кото­рая как раз и проявляется в ряде выступлений официальной Моск­вы, обращенных вовне.

Гипертрофированно извинительная российская дипломатия не­верна и потому, что царизм и Советское правление —в геополитиче­ском плане — принесли народам не только зло. Его было действи­тельно немало, но таково неизбежное следствие политики геополи­тической экспансии (термин употребляется без всякой эмоциональной окраски) и «переваривания» ее плодов вне зависимости от того, какое государство проводит эту политику (вспомним уничтожение ин­дейцев и силовое отторжение мексиканских территорий в период развития демократического государства в США; или тяжкие послед­ствия для многих «осей» поглощения Западной Германией ГДР). В то же время объекты экспансии нередко испытывают на себе и ее «развивающее» воздействие. Так, последние научные исследования оспаривают целый ряд аспектов тезиса большевиков об исключительно пенитенциарном воздействии империи («Россия — тюрьма народов»). Далее, быстрое превращение союзных республик в независимые государства наглядно показало, что советский режим не столь уж сильно помещал развитию наиболее крупных окраинных этносов (хотя, например, экономическое развитие и было односто­онним, ибо подчинялось планам общесоюзного развития), а в опре­деленных отношениях создал условия для их нынешнего самостоя­тельного существования с перспективой развития в полноценные нации-государства. Многие центральноевропейские государства, как оказалось, неплохо выглядят на общеевропейском фоне, что под­тверждается статусом их ассоциированного членства в ЕС. Финлян­дия долгие годы жила и процветала за счет сотрудничества с СССР (недаром с распадом СССР и свертыванием двусторонних контактов там начался затяжной экрномический кризис). А в экономической и военной поддержке союзных стран «третьего мира» СССР, как, впро­чем, и США, даже переусердствовал (нередко бывало, что реципиенты советской помощи просто не могли ее «освоить», и она оказывалась невостребованной). И пример других великих держав свидетельст­вует, что экспансия нередко служит прологом к материальному до­норству, разумеется, небескорыстному (план Маршалла, помощь США восстановлению послевоенной Японии).

Несправедливо также отождествлять историческую Россию (и ее народ) с эксплуататором - метрополией, особенно в Советское время, когда существовала диктатура наднациональной партии, от которой российский народ пострадал не меньше, если не больше остальных. Не случайно известный исследователь национального вопроса в СССР пишет об империи Кремля, а не об империи России. Об этом же пишут и другие западные исследователи: «Многонациональное (советское) общество управлялось разместившейся в Москве бюро­кратией через систему сверхцентрализованного государства... Любое проявление российской государственности — как факт или идея — жестко подавлялось». (В меньшей степени прослеживается «надна­циональность» российской монархии; но все же стоит вспомнить, что крупные революционные движения и восстания начинались не на окраинах с их более острым ощущением национального давления, а в центральных районах России, где, надо думать, «гнет» и порабо­щение людской массы со стороны государства и правящих кругов были сильнее.)

Неясно также, в чем провинилась именно нынешняя Россия. Со­ветско-коммунистический Кремль более не существует, царского тро­на тоже нет. Да, осталось у власти много «прежних», но они уйдут, а последствия нынешней «субмиссивной» (от англ, submissive), то есть уступительной, политики придется ощущать на себе не одному поко­лению россиян.

Субмиссивная позиция опасна, поскольку перед лицом внешнего давления заранее и надолго (ибо сейчас закладывается фундамент долгосрочных контактов с Б/СЗ) ставит Россию в позицию покаянной ущемленности и слабости. Она опасна еще и потому, что созда­ет иллюзию о подтверждаемой историей несовместимости интересов России и ее соседей. Еще одна опасность в том, что внутрироссийской реакцией на официальную самоунячижительность будет вос­крешение в «памяти народной» — при содействии экстремистских партий и движений — исторических обиднанесенных России ее со­седями, а таких было немало.

Наконец, покаяние будет вызывать лишь раздражение, если не будет сопровождаться массированными финансовыми и материаль­ными дотациями, как бы компенсациями. Однако опыт СССР (в мень­шей степени США и других крупных западных держав) показывает, что материальная поддержка неустоявшихся и нестабильных нацио­нально-ориентированных режимов — занятие в принципе бесперспек­тивное. Смещающие прежних новые местные лидеры, как прави­ло, не испытывают чувства благодарности за оказанную их пред­шественникам материальную и военную помощь. Кроме того даже стабильно-авторитарные этнократические режимы (какие сегодня существуют практически во всех республиках бывшего СССР) имеют тенденцию перерождаться и «кусать руку дающую» (Вспомнить хотя бы высылку советских военных советников из садатовского Египта.)

Сказанное не означает, что России следует становиться в позу обиженного благодетеля — если она не принимает ответственности за объективное зло, причиненное ее историческими предшественни­ками, то по той же логике она не может требовать и благодарности за объективно прогрессивные деяния российской монархии и Совет­ского Союза. Иными словами, отношения с бывшими союзниками и республиками СССР следует начинать с чистого листа и,Сказыва­ясь от эмоций, строить на чисто прагматической основе: А это пред­полагает тщательный подсчет объективных, нынешних и перспективных интересов России в отношениях с Б/СЗ и возможностей их реализации, т. е. разработку позитивной геополитической програм­мы, или, точнее, программ для стран Б/СЗ.