Часть 3. Наступающая эпоха с точки зрения современной геополитики

Переосмысление и анализ основных геополитических характери­стик современной международной системы позволяют сделать по­пытку создания синтетической модели мира в конце XX — начале XXI в. Ее основная структурная особенность, на мой взгляд, — мно­гополярность, отличающаяся не только от биполярное периода хо­лодной войны, но и от более ранних видов многополярности. Я не обсуждаю здесь умозрительные конструкции вроде «балансирующе­го контроля» США над миром, выдвинутой их же школой геополи­тики в конце 1970-х гг. и практически тут же забытой, или нынешней утопии американоцентристов — «униполярной модели» во главе с США. Альтернатива неопатерналистского контроля со стороны од­ной сверхдержавы над миром, упорядочивающей по своему разуме­нию все международные процессы, а значит — влияющей и на внут­ригосударственные дела, вряд ли устроит мировое сообщество даже с ценностной или философской точек зрения, не говоря уже об эко­номике. Моноцентризм любого толка слишком отдает тоталитарно­стью, отвергнутой, я надеюсь, окончательно в качестве принципа социальной организации. Прежде чем рассматривать основные чер­ты современного многополярного мироустройства, стоит, думаю, внимательнее взглянуть на предшествующую ему эпоху. И потому, что она была редкой, если не уникальной, страницей в истории чело­вечества, и потому, что многие ее черты перекочевывают в эпоху на­ступающую.

3.1. От биполярности к полицентризму, или к истории вопроса

Строго говоря, биполярный мир СССР — США, который был якобы похоронен лишь с окончанием «холодной войны», просущест­вовал в чистом виде не так уж долго. На Западе уже во второй поло­вине 1950-х гг. началась консолидация ряда европейских стран (об­разование Европейского объединения угля и стали, затем ЕЭС) с перспективой создания автономного «центра силы». Позже из стро­гих рамок биполярности стали выбиваться: Япония в 1960-е гг., затем ряд региональных Международных объединений типа ОПЕК, новые индустриальные союзы (НИС) Юго-Восточной Азии и Ла­тинской Америки. С конца 1970-х годов обозначилось не вяжущееся с традицией биполярное экономико-политическое противостоя­ние Севера и Юга Аналогичный процесс происходил и на Востоке: советскую сферу влияния покинули Китай и Албания, периодически «грешили» прокитайской ориентацией Вьетнам и особенно КНДР.

Размывание жесткой двуполярной модели шло под воздействием нескольких взаимосвязанных процессов: комплексного истощения «центральных держав», ослаблявших друг друга в непрекращаю­щемся военном, политическом и идеологическом противостоянии (оно негативно сказывалось на темпах экономического роста; выра­жалось в стагнации технологического прогресса в гражданских от­раслях промышленности; оборачивалось нарастающей инфляцией политического и морального авторитета «сверхдержав» в их собст­венных сферах влияния); одновременного нарастания экономиче­ского и военного потенциала союзников США и СССР; постепенно­го перехода Москвы и Вашингтона от тотальной конфронтации к от­ношениям, в которых продолжающееся соперничество сочеталось с элементами сотрудничества, прежде всего в сфере военной безопас­ности. Следствием этих процессов было неизбежное смягчение «коалиционной дисциплины» и методов ее поддержания со стороны ру­ководителей как США, так и СССР. <...>

Команда Горбачева принесла с собой желание не только переуст­роить советское общество, но и модернизировать международные от­ношения, которым в перспективе действительно было суждено перейти в новое качество. Но при этом реформаторы совершили по крайней мере одну принципиальную ошибку. Они решили пренеб­речь объективно существующими тенденциями в мире и, воспользо­вавшись переломным историческим моментом, наскоро переделать мировую политику в соответствии со своими теоретическими схема­ми и благими намерениями.

В течение нескольких лет «послезастойное» советское руково­дство, круша конфронтационные стереотипы в международных де­лах и биполярные институты на Востоке (СЭВ, ОВД), настойчиво предлагало остальному миру модель бесполярного сообщества на­ций, проникнутого всеобщей гармонией и сотрудничеством. Им бы­ли выдвинуты идеи «многообразного, но взаимозависимого мира», «безъядерного и ненасильственного мира, инициативы по одновре­менному роспуску военно-политических блоков, расписанная по годам программа ликвидации ядерного оружия и других средств массового поражения. Одновременно была попытка стимулировать процесс СБСЕ с прицелом на создание системы коллективной безо­пасности в Европе (концепция «общеевропейского дома»), предло­жены аналогичные институты безопасности для других районов ми­ра (красноярские и мурманские инициативы Горбачева) сочетавшие­ся с убежденностью в том что «обновленная» ООН будет следить за глобальным порядком.

Логика всех этих инициатив была, по-видимому, такова. В силу экономических, военно-технических и ряда иных причин Советский Союз был вряд ли способен предотвратить перспективу распада соб­ственной сферы влияния: Более того, ему становилось все труднее надежно и приемлемой ценой обеспечивать свою военную, полити­ческую, технологическую, экономическую и иную безопасность в традиционных рамках биполярности. Поэтому необходимо было кончать с биполярным прошлым. При этом неплохо было как-то «перескочить» через надвинувшийся этап многополярности, кото­рый сулил СССР еще более интенсивное и совсем уж невыгодное для него соревнование, экономик и технологий, и сразу вступить в предсказанный горбачевскими теоретиками идеальный бесполюсный мир всеобщего сотрудничества. <...>

Некое перерождение стратегии СССР в духе «нового мышления», распад советской сферы влияния, а за ней и самого Советского Сою­за, не только не остановили развитие многополярности в междуна­родных отношениях, но скорее даже способствовали ему. В послед­ние годы заметными вехами на этом пути стали ратификация Мааст­рихтских соглашений странами Западной Европы и превращение «Общего рынка» в Европейский Союз, появление планов создания японо-центристского регионального экономического (возможно и политического) сообщества в Юго-Восточной Азии, образование Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА) как бы в от­вет на европейскую интеграцию и вероятность экономического объе­динения ЮВА под началом Японии, возникновение или проектиро­вание иных региональных или межрегиональных структур.

Параллельно становлению институтов полицентрической модели мироустройства прекратили существование либо вступили в период болезненной революции с перспективой летального исхода ключе­вые институты предыдущего миропорядка. Одним из наиболее за­метных и значимых «пострадавших» оказалась НАТО. Североатлан­тический союз исчерпал свою прежнюю функцию: в условиях жест кого противостояния Запада и Востока служить прочной военно-политической связкой между США и Западной Европой при од­нозначном лидерстве первых. Очередной, но на сей раз реальный «закат» НАТО стал ощущаться несколько лет назад, когда его руко­водители стали придумывать этому блоку новые функции в попытке сохранить ему жизнь в меняющейся геополитической ситуации. То­гда же проявились и трудности в «распределении ролей» между трансатлантической НАТО и региональным ЗЕС. <...>

...Вашингтон выдвинул и настоял на принятии на встрече руково­дителей стран-членов блока в январе 1994 т. «разбавленного» проек­та восточноевропейского участия в натовских делах, известного как «Партнерство ради мира». (На случай провала данного проекта США заготовили контрход: во время турне по бывшим республикам СССР госсекретарь У. Кристофер предлагал и им вступить в Североатлантический союз. Присоединение этих республик, включая Россию, уравновешивало бы усилившуюся за счет ВЦЕ европейскую часть НАТО и даже создавало бы ситуацию внутренней многополюсности в блоке, в которой Вашингтону было бы легче маневрировать, от­стаивая свои интересы.) <...>