12.2. Распад ссср и его последствия для остального мира

В 1980-1990-х гг. эпицентром широкомасштабных событий и процессов, имеющих всемирно-историческое значение, стали Вос­точная Европа и СССР. Речь идет об антитоталитарных революциях в восточноевропейских социалистических странах и распаде Совет­ского Союза и советского военно-политического блока. Эти события по времени совпали с началом качественных изменений не только в геостратегической структуре, сложившейся в послевоенные десяти­летия, но также в общественно-политической жизни развитой зоны мира.

Можно сказать, что распад СССР стал одновременно и послед­ним мощным стимулом, и следствием процессов и явлений, привед­ших к таким изменениям. Радикальное изменение геополитической ситуации во всепланетарных масштабах произошло практически без единого выстрела. Самым впечатляющим его следствием стал конец холодной войны и состояния фронтальной системной конфронта­ции двух мощных военно-политических блоков.

Но возникает вопрос: какая из сторон и какие именно факторы сыграли в этом решающую роль? Данный вопрос весьма сложный — на него нельзя дать однозначный ответ. В отечественных и зарубеж­ных материалах СМИ и публицистической литературе в настоящее время преобладает тезис, согласно которому Америка и возглавляе­мый ею свободный мир одержали сокрушительную победу в холод­ной войне над могущественным противником в лице советской то­талитарной империи. Для правильного понимания тенденций раз­вития постбиполярного мира этот тезис нуждается в немаловажных оговорках, поскольку реальное положение значительно сложнее. Нельзя отрицать, что Америка и Запад в целом вышли победителя­ми в историческом соревновании с СССР и коммунистической сис­темой. Но тем не менее попытаемся разобраться в этом вопросе.

Большую значимость с рассматриваемой точки зрения приобре­тает наблюдавшаяся с середины 1970-х гг. тенденция к пересмотру роли государства в экономической и социальной сферах почти во всех индустриально развитых странах. Это объясняется тем, что ко­нец 1970^х — начало 1980-х гг. стали тем рубежом, когда система го­сударственного вмешательства в том виде, в каком она утвердилась и функционировала на Западе в течение всего XX в., достигла своего апогея и, в определенных аспектах исчерпав себя, очутилась в глубо­чайшем кризисе.

Показателем этого явилась так называемая неоконсервативная волна 1970-1980-х гг., в ходе которой левые политические партии и движения были отодвинуты на задний план и во многих странах по­беду одержали правые и консервативные силы. Центральное место в их программах занимали установки на сокращение роли государст­ва в экономике, децентрализацию, разгосударствление, денационали­зацию, приватизацию, возрождение частной инициативы, конкурен­ции, рыночных принципов в экономической и социальной сферах. Лозунгом дня стала формула «меньше — это лучше». Защита прав человека приобрела статус одной из основополагающих проблем го­сударственной и международной политики.

Приход в 1980 г. к власти в США Р. Рейгана и его выбор на второй срок в 1984 г., победа три раза подряд консервативной партии во гла­ве с М. Тэтчер в Великобритании, результаты парламентских и мест­ных выборов в ФРГ, Италии, Франции показали, что идеи и лозунги, выдвигавшиеся этими силами, оказались созвучными настроениям довольно широких слоев населения, что речь идет о глубоком, не ог­раниченном национальными рамками явлении. Эти идеи и лозунги рано или поздно были подхвачены, по сути дела, всеми остальными ведущими социально-политическими силами, в том числе социал-демократическими и социалистическими партиями. Показательно, что в 1980-1990-х гг. социал-демократические партии, находившие­ся у власти, осуществляли фактически неоконсервативную экономи­ческую политику денационализации, разгосударствления, децентра­лизации.

Кризис государственной централизованно-плановой экономики СССР и других социалистических стран стал одним из проявлений кризиса левизны вообще, охватившего все страны и регионы совре­менного мира. Последние два-три десятилетия характеризовались неуклонным падением влияния левых движений и партий, в особен­ности коммунистов, в политической жизни развитых капиталисти­ческих стран. Среди факторов, оказавших негативное влияние на этот процесс, по-видимому, немалую роль сыграла ставшая к тому вре­мени очевидной неудача социалистического эксперимента в СССР и других странах этого лагеря.

В 1930-е гг. успехи СССР в ликвидации безработицы и нищеты, введение социального законодательства, решение производственных задач на фоне экономического кризиса на Западе производили ог­ромное впечатление на трудящихся. Однако 6 1970-е гг. лозунги пла­нирования, обобществления, централизации утратили привлека­тельность в свете очевидных трудностей, возникших в ходе строи­тельства социализма. Напомним в данной связи, что так называемый реальный социализм во всех его национальных формах представлял собой воплощение в жизнь основополагающих идей и принципов ле­вого полюса идейно-политического спектра, доведенных, так сказать, до логического конца. Если в либерально-демократических странах Запада они были довольно успешно уравновешены под влиянием консервативных и либеральных социально-политических сил, то в СССР и других социалистических странах, наоборот, прилагались все силы для того, чтобы «очистить» их от ненужных, «чуждых» на­пластований и свести к некому единому «изму» в лице марксизма-ленинизма.

В результате на Западе утвердилась смешанная экономика, орга­нически сочетающая в себе различные элементы левизны, консерва­тизма и либерализма. В силу этого она приобрела открытость, гиб­кость и способность приспосабливаться к разным условиям. В стра­нах же восточного блока левый проект был реализован в «чистом» виде. Сама логика утверждения и сохранения этой «чистоты» диктовала постоянный крен в сторону централизации и огосударствления системы, ее унификации и закрытия. Поэтому естественно, что на рубеже 1970-1980-х гг., когда левизна и ее детище — система государственного вмешательства на Западе — достигли предела своего развития и очутились в кризисе, на повестку дня встал вопрос об их ревизии и приспособлении к новым условиям.

На Востоке же сама постановка вопроса о ревизии или изменении системы не могла не расшатать ее основополагающие принципы, по­скольку любое изменение могло быть осуществлено лишь в направ­лении, обратном огосударствлению, централизации и планированию. А последовательное движение в этом направлении в конечном итоге должно было привести к открытости, плюрализму форм собст­венности и хозяйствования, децентрализации, разгосударствлению, приватизации, абсолютно несовместимым с самой природой тотали­тарной, государственно-плановой экономики. Иначе говоря, если на Западе кризис предусматривал просто оздоровление, отсечение уста­ревших, изживших себя узлов, то на Востоке речь могла идти уже о нечто большем — если не о немедленном крахе, то во всяком случае о ползучей агонии.

Немаловажную роль в рассматриваемом контексте играла и при­рода советской политической системы, которая носила тоталитарный характер. По многим признакам она представляла собой по-своему совершенную конструкцию, где каждый кирпичик, каждый элемент был строго подогнан друг к другу. Но совершенство это было во мно­гом иллюзорным и эфемерным. Стоило вынуть из нее только один единственный кирпичик, как она могла — что собственно и случи­лось — рухнуть в одночасье. Образно говоря, она не терпела возму­щений как изнутри, так и извне. Идеальное состояние для ее нормальной жизнедеятельности и функционирования — это изолиро­ванность от внешних влияний.

Другими словами, опыт СССР и других социалистических стран показал, что тоталитарная система может существовать лишь в усло­виях более или менее полной экономической, политической и идеологической автаркии, т. е. фактической изоляции подавляющего боль­шинства населения от процессов, разворачивающихся в остальном мире. Не случайно, что тоталитарная система переживала пору сво­его наивысшего восхождения именно в период, когда она достигла состояния более или менее полной закрытости. Это в целом 1930-1950-е и с некоторыми оговорками 1960-е гг. Хотя надо иметь в виду, что в современном мире немыслимо полностью изолировать такую гигантскую страну, какой был СССР.

Далеко идущие последствия для судеб тоталитарной системы имела информационно-телекоммуникационная революция, которая начала развертываться во второй половине 1970-х гг. Уже примерно со второй половины 1960-х гг., несмотря на впечатляющие успехи, достигнутые страной в освоении космоса, достижении военно-стра­тегического равенства (или паритета) с США, начало все явственнее ощущаться, что главным препятствием на пути технологического и социально-экономического прорыва страны становится ее закрытость в отношении внешнего мира.

Информационно-телекоммуникационная революция с каждым го­дом уведичивала проницаемость государственных границ для по­токов информации и идей. Глушение западных радиовещательных компаний становилось все более дорогостоящим и к тому же мало­эффективным делом. Дальнейшее стремительное развитие радиоте­лекоммуникационных средств и множительных аппаратов неумолимо ставило под сомнение саму возможность сохранения в перспективе границ на замке. Становилось все более очевидным, что окостеневший и догматизированный марксизм-ленинизм не в состоянии сколько-нибудь серьезно сопротивляться мощному информационно-идеоло­гическому наступлению Запада,

В результате на идеологическом и пропагандистском фронтах со­ветская система начала сдавать одну позицию за другой. С подрывом идеологии оказалась подорванной и государствено-политическая система. Сначала военный разгром гитлеровской Германии, а теперь уже ставшая очевидной неудача социалистического эксперимента в СССР и других социалистических странах продемонстрировали, что тоталитаризм представляет собой тупиковый путь развития челове­чества.

Распад СССР, советского блока и социалистического содружест­ва имел своим результатом конец разделения современного между­народного сообщества на три самостоятельных и нередко противо­стоящих друг другу мира. Развалилась сама идеолого-политическая ось двухполюсного миропорядка. Потеряло смысл само идеолого-политическое понятие «Запад». Япония и другие новые индустри­альные страны АТР как бы снова «вернулись» в Азию и стали азиат­скими государствами, способными строить свои отношения со всеми другими странами и регионами вне зависимости от тех или иных идеолого-политических соображений. Отпала также необходимость разделения мирового сообщества по идеолого-политическим или сис­темным критериям на три отдельных мира. <.„>