Еще учебники и доп литра / Маршалл Альфред. Принципы экономической науки
.pdfТаким образом, в первую половину предыдущего века в благоприятных условиях в Англии происходило самоутверждение свободного предпринимательства, при этом приносимое им зло усиливалось, а выгоды ослаблялись в силу неблагоприятных событий внешнего порядка.
§ 15. Профессиональные обычаи и правила гильдий, на основе которых в прошлом устанавливалась продолжительность рабочей недели, не подходили для новой промышленности. В некоторых местах от них отказались на основе общего согласия, в других они успешно сохранялись в течение некоторого времени. Но это был фатальный успех, поскольку новая промышленность не могла процветать в старых путах и переместилась из этих мест в другие, где она могла пользоваться большей свободой [Эта тенденция промышленности покидать места, где она подвергалась чрезмерному регулированию со стороны гильдий, существовала издавна и проявилась в XIII в., хотя тогда она была сравнительно слабой. См.. Гросс. Купеческая гильдия, т. I, с. 43 и 52 (G г
о s s. Gild Merchant).]. Тогда рабочие обратились к правительству, чтобы то обеспечило выполнение старых парламентских законов, предписывавших способ ведения торговли, и даже возродило регулирование цен и заработной платы мировыми судьями.
Эти усилия были обречены на неудачу. Старые правила были выражением социальных, моральных и экономических идей своего времени; они были скорее продуктом чувств, чем мысли, представляли собой почти инстинктивный результат опыта людей, живших и умиравших при почти не изменявшихся экономических условиях. В новом веке изменения происходили настолько быстро, что для подобных вещей не было времени. Каждый человек должен был делать то, что казалось ему правильным, лишь в незначительной мере опираясь на опыт прошедших времен, те, кто пытался придерживаться старых традиций, оказались быстро вытесненными.
Новая нация предпринимателей состояла главным образом из тех, кто самостоятельно создал собственные состояния, т.е. из сильных, решительных, предприимчивых людей, которые, созерцая успешные результаты, полученные за счет своей собственной энергии, были склонны утверждать, что бедных и слабых следует считать виновными в их несчастьях, а не жалеть их. Под впечатлением от неразумности тех, кто пытался восстановить экономические порядки, подорванные потоком прогресса, они склонны считать, что не требуется ничего, кроме как обеспечить полную свободу конкуренции и предоставить возможность сильнейшим поступать по собственному усмотрению. Они славили индивидуальность характера и не спешили найти современную замену социальных и производственных связей, которые объединяли людей в прежние времена.
Тем временем неблагоприятные события привели к снижению общего чистого дохода англичан. В 1820г. десятая часть его была поглощена выплатой простых процентов на национальный долг. Товары, которые стали дешевле в результате новых изобретений, представляли собой готовые изделия, лишь в небольшом количестве потреблявшиеся трудящимися. Поскольку Англия в тот период обладала почти монопольным положением в производстве готовых изделий, она могла бы в действительности получать дешевые продукты питания, если бы производителям было позволено свободно обменивать свои готовые изделия на зерно, выращенное в других странах, но это было запрещено лендлордами, правившими в парламенте. Заработная плата работника, поскольку она затрачивалась на обычные продукты питания, была эквивалентна тому, что его труд произвел бы, если бы был затрачен на очень бедной почве, вынужденно вовлеченной в обработку для восполнения недостаточных поступлений продукта с более богатых земель. Он должен был продавать свой труд на рынке, где силы спроса и предложения обеспечивали ему лишь скудное жалованье, даже если они и действовали свободно. Но он
не обладает полными выгодами от экономической свободы, он не имеет эффективного союза со своими коллегами; у него нет ни знания рынка, ни возможности прибегнуть к резервной цене, которыми обладают продавцы товаров, и его толкают к тому, чтобы он сам и его семья работали в течение многочасового рабочего дня в нездоровых условиях. Это оказало воздействие на производительность работающего населения и, таким образом, на чистую стоимость его труда, а поэтому привело и к снижению заработной платы. Найм очень маленьких детей для работы в течение долгих часов не был чем-то новым: он был распространен в Норидже и еще кое-где в XVII в. Но моральная и физическая нищета и заболевания, вызванные чрезмерной работой в плохих условиях, достигли высшего предела среди фабричных рабочих в первой четверти века. Они немного снизились во второй четверти, и этот процесс шел более быстрыми темпами впоследствии.
После того как работники признали бессмысленность попыток возродить старые правила, регулирующие промышленность, больше не появлялось каких-либо стремлений ограничить свободу предпринимательства. Наихудшие страдания англичан никогда не были сравнимы с теми страданиями, которые были вызваны отсутствием свободы во Франции перед Революцией, и утверждалось, что, если бы не мощь, приобретенная Англией за счет ее новых отраслей промышленности, она, возможно, уступила бы иностранному военному деспотизму, как это произошло с вольными городами до нее. Насколько бы небольшим ни было ее население, она иногда почти одна несла бремя войны против завоевателя, имевшего под своим контролем, за небольшим исключением, ресурсы всей континентальной Европы, а в другие времена субсидировала более крупные, но бедные страны, боровшиеся против него. Правильно это или нет, но иногда считали, что Европа могла попасть под постоянное господство Франции, как она попала в древние времена под господство Рима, если бы свободная энергия английской промышленности не питала мускулов войны против общего врага. Поэтому приходилось слышать не много жалоб против излишней свободы предпринимательства, но раздавалось много протестов против того ограничения, которое не позволило англичанам получать продовольствие изза границы в обмен на готовые изделия, которые они могли теперь столь легко производить.
И даже тред-юнионы, которые тогда начинали свою блестящую, хотя и неровную, карьеру, которая представляет большой интерес и является более поучительной, чем почти все остальное в английской истории, вступили в такую фазу, когда они требовали от правительства немногое сверх того, чтобы их оставили в покое. На своем горьком опыте они убедились в безрассудности попыток навязать старые законы, посредством которых государство определяло развитие промышленности, и у них еще не сформировалось далеко идущих взглядов на регулирование торговли посредством своей собственной деятельности, их основное стремление состояло в увеличении собственной экономической свободы путем устранения законов, направленных против союзов работников.
§ 16. На долю нашего поколения досталось восприятие всех зол, которые возникли из-за внезапности этого увеличения экономической свободы. Теперь мы первыми начинаем понимать пределы, до которых капиталистический наниматель, не подготовленный к своим новым обязанностям, имел соблазн подчинить благосостояние своих работников собственному стремлению к выгоде; мы первыми начинаем убеждаться в важности доказательства того, что богатые как в своем личном, так и коллективном качестве имеют права и обязанности; впервые экономическая проблема нового времени предстает перед нами в своем истинном облике. Частично это есть результат более широких знаний и растущей искренности. Но насколько бы мудрыми и добродетельными ни были наши
деды, они не могли видеть вещи так, как видим их мы, поскольку их подгоняли наиболее насущные потребности и ужасные катастрофы. [ В мирные времена никто открыто не рискует приравнивать деньги по степени важности к человеческим жизням, но при кризисных состояниях дорогие военные деньги могут всегда быть использованы для их спасения. Генерал, жертвующий в критическом положении жизнями ради спасения материальной части, утрата которой приведет к потере многих людей, считается совершившим правильный поступок, хотя никто не будет открыто защищать жертву нескольких солдатских жизней ради спасения нескольких армейских складов в мирное время.]
Мы должны подходить к себе с более строгой меркой. Ведь хотя Англии пришлось еще раз вести борьбу за национальное существование, ее производственная мощь возросла в огромной мере; свободная торговля и рост средств сообщения при помощи пара позволили значительно возросшему населению получать на благоприятных условиях достаточное количество продовольствия. Средний денежный доход людей почти удвоился, в то время как цена почти всех важных товаров, за исключением животных продуктов и жилья, снизилась наполовину или даже больше. Правда, даже теперь, если бы богатство было равномерно распределено, произведенного в целом страной хватило бы лишь, чтобы обеспечить необходимые вещи и самые необходимые жизненные удобства, и при существующем положении вещей многие едва обладают крайне необходимыми для существования вещами. Однако богатство нации, ее здоровье, образование и мораль возросли, и мы более не вынуждены подчинять почти любое другое соображение потребности увеличения общего производства в промышленности.
Этот рост успехов сделал нас достаточно богатыми, чтобы ввести новые ограничения на свободное предпринимательство, допускаются некоторые временные потери ради более высоких конечных выгод. Но эти новые ограничения отличаются от ранее существовавших. Они вводятся не в качестве средства классового господства, а с целью защиты слабых, и особенно детей и матерей с детьми, в вопросах, в которых они не могут использовать силы конкуренции для собственной защиты. Цель состоит в том, чтобы целенаправленно и быстро создать средства для исправления положения, приспособленные для условий современной промышленности, и таким образом сотворить добро, не причинив зла, в старом деле защиты слабых, которое в иные времена постепенно становилось частью обычая.
Даже когда промышленность оставалась в почти неизменном состоянии на протяжении многих поколений, обычай формировался слишком медленно и слепо, чтобы он мог оказывать давление только в тех случаях, когда такое давление приносило пользу, а на этой более поздней стадии обычай может принести лишь немного пользы и много вреда. Но при содействии телеграфа и прессы, представительного правительства и торговых ассоциаций становится возможным, чтобы люди сами находили решение своих собственных проблем. Рост знаний и уверенности в собственных силах дал им ту истинную самоконтролируемую свободу, которая позволяет налагать, исходя из своей свободной воли, ограничения на свои действия; и проблемы коллективного производства, коллективного владения и коллективного потребления вступают в новую фазу.
Проекты больших и внезапных изменений ныне, как и всегда, обречены на провал и неизбежно вызовут ответную реакцию; мы не можем двигаться безопасно, если мы движемся настолько быстро, что наши новые жизненные планы полностью обгоняют наши инстинкты.
Действительно, человеческая природа может быть изменена: новые идеалы, новые возможности и новые методы деятельности могут, как показала история, ее сильно изменить за несколько поколений, и такое изменение человеческой природы, возможно, никогда не захватывало столь большую область и не происходило столь быстро, как при ныне живущем поколении. Но это все-таки рост, и поэтому он постепенен, а изменения нашей общественной организации должны сопутствовать ему, и поэтому они также должны быть посте пенными.
Но хотя такие изменения сопутствуют подобному росту, они могут всегда идти немного впереди него, способствуя росту нашего возвышенного социального характера, толкая его к выполнению новых, более сложных задач, ставя перед ним в качестве цели устремлений некий практический идеал. Таким образом мы постепенно можем достичь такого порядка общественной жизни, при котором общее благо оказывается выше индивидуального каприза даже в большей степени, чем это было в ранние века, до того как начался рост индивидуализма. Но это бескорыстие тогда будет плодом преднамеренной воли, и, хотя дополненная инстинктом, индивидуальная свобода разовьется в коллективную свободу: счастливый контраст по сравнению со старым жизненным порядком, при котором индивидуальное рабство перед обычаем приводило к коллективному рабству и стагнации, нарушавшимися лишь капризом деспотизма или капризом революции.
§ 17. Мы посмотрели на это движение с английской точки зрения. Но и другие нации быстро продвигаются в том же направлении. Америка сталкивается с новыми практическими трудностями с таким бесстрашием и прямотой, что уже добилась лидерства в некоторых экономических вопросах, она дает много наиболее поучительных примеров новейших экономических тенденций нашего века, таких, как развитие спекуляции и торговых объединений самых различных форм, и, видимо, вскоре она займет ведущее место в мире в данной области.
Австралия также проявляет некоторые признаки силы, и она действительно имеет некоторое преимущество по сравнению с Соединенными Штатами в отношении большего единства состава ее населения. Ведь хотя австралийцы, почти то же самое можно сказать о канадцах, прибыли со многих островов и стимулируют мышление и предприимчивость друг друга разнообразием своего опыта и своих привычек в области мышления, почти все они принадлежат к одной нации, и развитие социальных институтов может происходить в некоторых отношениях легче и быстрее, чем если бы они должны были приспосабливаться к способностям, темпераментам, вкусам и потребностям людей, которые имеют мало общего между собой. На Европейском континенте возможности для получения важных результатов путем свободного объединения ниже, чем в англоговорящих странах, и вследствие этого имеются меньшие ресурсы и характерен менее тщательный подход к решению проблем в промышленности. Но решение этих проблем никогда не оказывается совершенно одинаковым в любых двух странах, и есть нечто характерное и поучительное в методах, принятых в каждой из стран, особенно в отношении действий правительства. В этом вопросе ведущее место занимает Германия. Для нее оказалось очень выгодным, что ее обрабатывающая промышленность развилась позднее, чем в Англии, и она смогла воспользоваться опытом Англии и избежать многих ее ошибок [Лист разработал весьма плодотворно представление о том, что отсталая страна должна извлекать уроки не из современного поведения более развитых стран, а из их поведения в то время, когда они находились в таком же состоянии, в каком сейчас находится эта страна. Но Книс хорошо показал ("Politische CEkonomie", II, 5), что рост торговли и улучшение средств связи вызывают тенденцию к синхронизации развития различных стран.].
ВГермании исключительно большая часть лучших интеллектуальных сил нации стремится найти работу в правительственных учреждениях, и, возможно, ни одно правительство не включает в себя столь большого числа хорошо подготовленных высокоодаренных людей. С другой стороны, энергия, оригинальность и решительность, присущие лучшим коммерсантам в Англии и Америке, лишь в последнее время стали развиваться в Германии, в то же время немцы обладают огромными способностями к повиновению. Таким образом, они отличаются от англичан, чья сила воли позволяет проявлять им четкую дисциплину в серьезный момент, но которые не обладают природной склонностью к послушанию. Контроль над промышленностью со стороны правительства в своей наилучшей и наиболее привлекательной форме проявляется в Германии, в то же время специфические преимущества частной промышленности, ее энергия, гибкость, изобретательность начинают полностью проявляться там. Вследствие этого проблемы экономических функций государства изучались с большой тщательностью и были достигнуты результаты, которые могут быть поучительными для англоговорящих наций при условии, если они вспомнят, что организация, лучше всего подходящая для немецкого характера, возможно, не является лучшей для них, поскольку они не могут, если бы и попытались, соперничать с немцами в их непоколебимой покорности и их способности легко удовлетворяться недорогими видами пищи, одежды, жилья и развлечений.
ВГермании находится также больше, чем в какойлибо другой стране, наиболее культурных представите лей той выдающейся нации, которая занимает ведущее место в мире по глубине религиозных чувств и остроте коммерческих спекуляций. В любой стране, но особенно в Германии, многое из того, что есть наиболее яркого и наводящего на размышления в экономической практике и в экономической мысли, имеет еврейское происхождение. И в частности, немецким евреям мы обязаны многими смелыми рассуждениями относительно конфликта интересов между индивидуумом и обществом и относительно их конечных экономических причин и возможных социалистических средств для их преодоления.
Но мы уже углубляемся в содержание Приложения В. Здесь мы видели, насколько недавним является рост экономической свободы и насколько новым является существо проблемы, с которой приходится иметь дело сейчас экономической науке; теперь мы перейдем к рассмотрению того, каким образом развитие событий и личные качества великих мыслителей оказали влияние на форму этой проблемы.
Приложение B. Развитие экономической науки
[См. т. 1,кн. 1,гл. I, § 5.]
§ 1.Мы видели, что экономическая свобода имеет свои корни в прошлом, но в основном она является продуктом совсем недавнего времени, теперь мы проследим параллельное с ней развитие экономической науки. Социальные условия, существующие в наши дни, представляют собой результат развития ранних арийских и семитских институтов при помощи греческой мысли и римского права, но современные экономические теории испытывали очень небольшое непосредственное влияние теорий античности.
Соответствует действительности, что современная экономическая теория имеет общее происхождение с другими науками, относящееся к тем временам, когда возрождалось изучение работ классических авторов. Но промышленная система, которая была основана на рабстве, и философия, которая рассматривала производство и коммерцию с
презрением, содержали в себе мало такого, что было бы близким по духу работящим городским ремесленникам, которые были столь же горды своим мастерством и своим занятием, сколь и своим участием в управлении государством. Эти сильные, но малокультурные люди могли бы много выиграть от заимствования философского мышления и широкого кругозора великих мыслителей прошлого. Однако в действительности они самостоятельно занялись решением собственных проблем в собственных интересах, и современная экономическая теория имеет в своих истоках некоторую жестокость и ограниченность поля зрения, как и пристрастие к рассмотрению богатства скорее в качестве цели, чем средства обеспечения человеческой жизни. Непосредственным объектом интереса этой теории в целом были государственные доходы, а также результаты и выгоды налогообложения, и здесь государственные деятели свободных городов, как и великих империй, находили свои экономические проблемы все более настоятельными и все более трудными, по мере того как торговля становилась все более широкой, а война все более дорогостоящей.
Во все эпохи, но особенно в раннем средневековье государственные деятели и купцы старались обогатить государство путем регулирования торговли. Одной из основных целей их устремлений являлось обеспечение драгоценными металлами, которое они считали лучшим показателем, если не главным источником, процветания как отдельного человека, так и целой нации. Но путешествия Васко да Гамы и Колумба привели к возвышению значения некогда второстепенных проблем коммерции у наций Западной Европы и приобретению ими доминирующей роли. Теории относительно важности драгоценных металлов и лучших средств обеспечения источников их поступления в какой-то мере превратились в основу для суждения о достоинствах государственной политики, решения вопросов войны и мира и образования союзов, игравших главную роль в возвышении и падении наций; временами же эти теории оказывали большое воздействие на миграцию людей по поверхности земного шара.
Законодательные акты, касающиеся торговли драгоценными металлами, были лишь отдельной группой среди огромного числа юридических документов, которые с разной степенью детализации и строгости преследовали цель предопределить каждому индивидууму, что он должен производить и как он должен это делать, сколько он должен заработать и как он должен потратить свой заработок. Природная склонность тевтонцев к единству придала исключительную силу обычаям в начале средневековья. И эта сила оказалась на стороне торговых гильдий, местных властей и национальных правительств, когда они поставили перед собой задачу преодолеть беспокойную тенденцию к переменам, которая прямо или косвенно возникла в результате торговли с Новым Светом. Во Франции эта тевтонская предвзятость направлялась римской гениальностью в области систематизации, и патерналистское государство достигло своего зенита; торговое регулирование Кольбера вошло в легенды. Именно в это время впервые сформировалась экономическая теория, получила известность так называемая "меркантилистская" теория, и регулирование осуществлялось с невиданными доселе искусством и строгостью.
По мере того как шли годы, возникла тенденция к экономической свободе, и те, кто восставал против новых идей, привлекали на свою сторону авторитет меркантилистов предшествующего поколения. Но дух регулирования и ограничения, который можно обнаружить в их теориях, принадлежал прошлому, многие изменения, к осуществлению которых они сами стремились, были направлены на свободу предпринимательства. В частности, они утверждали в противовес тем, кто желал абсолютно запретить экспорт драгоценных металлов, что он должен быть разрешен во всех случаях, тогда торговля в конечном счете приведет к большему поступлению в страну золота и серебра, чем к их оттоку из страны. Но, подняв, таким образом, вопрос о том, не выиграет ли государство,
позволив торговцу вести свое дело по своему усмотрению в каждом конкретном случае, они положили начало новому направлению мышления, и это направление незаметными шагами двигалось в сторону экономической свободы, и существовавшие тогда условия способствовали этому в не меньшей мере, чем умонастроения и характер западноевропейцев. Движение ширилось вплоть до того момента, когда во второй половине XVIII в. созрели условия для выдвижения доктрины, утверждавшей, что благосостояние общества почти всегда страдает, если государство пытается противопоставить свои собственные искусственные регулирующие нормы "естественной" свободе каждого человека вести свои дела по своему собственному усмотрению [Тем временем "камералистские" исследования способствовали развитию научного анализа общественной экономики, первоначально лишь ее финансовой стороны, а начиная с 1750 г. во все большей степени и материальных - в отличие от человеческих - условий существования богатства народов. ].
§2. Первая систематическая попытка сформировать экономическую науку на широкой основе была пред принята примерно в середине XVIII в. группой государственных деятелей и философов, которую возглавлял Кенэ, благородный лекарь Людовика XV.
[Сочинение Кантильона "О природе торговли" (Сantil1оn. Sur la Nature de Commerce), написанное в 1755 г. и отличающееся широтой взглядов, не без оснований в какой-то мере может претендовать на систематичность. Оно отличается остро той и в определенных отношениях опережает свое время, хотя сейчас представляется, что в ряде важных вопросов оно было предвосхищено Николасом Барбоном, писавшим на шестьдесят лет раньше Кантильона. Каутц первым признал важность работы Кантильона, а Джевонс заявил, что он был истинным основателем политической экономии. Правильную оценку его места в экономической теории см. в статье Хиггса в:
Quarterly Journal of Economics, vol. VI.] Краеугольным камнем их политики было повиновение Природе. [В течение двух предшествующих веков авторы, писавшие по экономическим вопросам, неизменно апеллировали к Природе, каждый участник споров утверждал, что его схема была более естественной, чем схема других, а философы XVIII в., некоторые из которых оказали огромное влияние на экономическую теорию, были склонны искать критерий правоты в соответствии Природе. В частности, Локк во многом предвосхитил работы французских экономистов в отношении общей направленности его апелляций к Природе и некоторых важнейших деталей его теории. Но Кенэ и других работавших с ним французских экономистов толкали к поиску естественных законов общественной жизни некоторые дополнительные обстоятельства по сравнению с теми, что существовали в Англии.
Роскошь французского двора и привилегии высших классов, разрушавшие Францию, демонстрировали худшую сторону искусственной цивилизации и заставляли вдумчивых людей стремиться к более естественному состоянию общества. Юристы, среди которых находилась большая часть лучших моральных и интеллектуальных сил страны, были преисполнены почтения к "естественному закону", разрабатывавшемуся юристами школы стоиков поздней Римской империи, а по мере приближения века к своему завершению сентиментальное восхищение "естественной" жизнью американских индейцев, разожженное Руссо, начало оказывать влияние на экономистов. Вскоре они получили название "физиократы", или приверженцы, или сторонники естественного закона; это наименование произошло от названия книги Дюпона де Немур "Физиократия или естественная конституция наиболее выгодного управления человеческим родом",
опубликованной в 1768 г. (Dupont de Nemours. Physiocratie ou Constitution Naturelle de Gouvemement Ie plus avantageux an Genre Humain). Можно отметить, что их энтузиазм в отношении сельского хозяйства, а также естественности и простоты сельской жизни частично был заимствован у их учителей из школы стоиков.]
Они первыми провозгласили доктрину свободной торговли в качестве широкого принципа деятельности, продвинувшись в этом смысле даже дальше таких передовых английских писателей, как сэр Дадли Норт, и многое в общем духе и характере их подхода к политическим и социальным вопросам было пророческим по отношению к более поздним временам. Однако они допустили ошибку, которая была широко распространена в то время даже среди ученых-естественников, но которая после длительной борьбы была устранена из физической науки. Они путали этический принцип соответствия природе, который выражается в повелительном наклонении и предписывает определенные законы деятельности и те каузальные законы, которые наука открывает, задавая вопросы природе, и которые выражаются в изъявительном наклонении. В силу этой и других причин их деятельность представляла лишь небольшую непосредственную ценность.
Но ее косвенное влияние на современное положение в области экономической теории было очень большим. Во-первых, четкость и логическая состоятельность их доводов привели к тому, что они оказали большое влияние на последующее мышление. И вовторых, основным мотивом их исследований не являлось, как это обстояло с большинством их предшественников, увеличение богатства купцов и пополнение казны королей: они стремились уменьшить страдания и унижения, которые приносила крайняя нищета. Таким образом, они придали экономической теории ее современную цель поиска таких знаний, которые могут повысить качество человеческой жизни. [Даже благородный Вобан (когда писал в 1717г.) был вынужден извиняться за свою заинтересованность в благосостоянии народа, утверждая, что его обогащение было единственным путем обогащения короля: "бедные крестьяне - бедное королевство, бедное королевство - бедный король" С другой стороны, Локк, оказавший большое влияние на Адама Смита, предвосхитил горячую филантропию физиократов, как это он сделал и в отношении их специфических экономических воззрений. Их любимая фраза Laissez faire, laissez alter повсеместно применяется в наши дни неправильно. Laissez faire означает, что каждому должно быть позволено заниматься, чем он хочет и как он хочет, что все виды деятельности должны быть открыты каждому, что государство не должно, как настаивали кольберисты, предписывать производителям, какую ткань они должны выпускать. Laissez aller (или passer) означает, что должно быть разрешено беспрепятственное движение людей и товаров из одного места в другое, и особенно из одного района Франции в другой, без взимания дорожных пошлин и налогов, а также без вызывающих раздражение правил. Следует заметить, что laissez aller являлось командой церемониймейстера в средние века начать сражение на турнире.]
§ 3. Следующий великий шаг вперед, самый великий шаг, когда-либо совершенный экономической теорией, был связан с деятельностью не школы, а отдельного человека. В действительности Адам Смит не был единственным выдающимся экономистом своего времени. Незадолго до него важный вклад в экономическую теорию был осуществлен Юмом и Стюартом, великолепные исследования экономических фактов были опубликованы Андерсоном и Янгом. Однако широта мышления А. Смита позволила ему включить все лучшее, что было у его современников, англичан и французов, и, хотя он, несомненно, заимствовал многое от других, чем больше сравниваешь его с теми, кто был до него, и с теми, кто появился после него, тем более утонченным представляется его гений, тем шире кажутся его знания и более последовательным — мышление. Он прожил длительное время во Франции, где встречался со многими физиократами; он внимательно изучал английскую и французскую философию своего времени и практически познал мир, совершив множество путешествий и установив тесные связи с шотландскими коммерсантами. Эти преимущества были дополнены непревзойденной наблюдательностью, рассудительностью и логичностью. В результате, в том, в чем он отличается от своих предшественников, он гораздо ближе к правде, чем они, в то же время
вряд ли найдется экономическая истина, известная нам сейчас, о которой он не догадывался бы. Поскольку же он был первым, кто написал трактат о богатстве со всеми его основными социальными аспектами, только исходя из этого он мог претендовать на роль основоположника современной экономической теории [Ср. короткое, но убедительное изложение вопросов, по которым А. Смит мог претендовать на первенство, в кн. Wagner. Grundlegung, Ed. 3, S. 6, а также: Н а с b а с h. Untersuchungen iiber Adam Smith (в которой заметки о голландском влиянии на французов и англичан заслуживают особого внимания) , а также в статье Л. Л. Прайса "Адам Смит и его отношения с новейшей экономической теорией" в Economic Journal, vol. III. Каннингем в книге "История", § 306, убедительно говорит, что "его великое достижение заключено в обособлении концепции национального богатства, в то время как предшествующие авторы рассматривали его в сознательном подчинении национальной власти"; но возможно, это сопоставление носит слишком острый характер. Кэннан в своем введении к "Лекциям об Адаме Смите" показывает значение влияния, оказанного на него Хатчинсоном. ] .
Но открытая им область была слишком велика, чтобы ее мог исследовать один человек, и многие истины, которые порой попадали в его поле зрения, затем ускользали от него. Поэтому его авторитет можно привлекать в поддержку многих ошибочных взглядов, хотя при более тщательном изучении всегда становится ясно, что он продвигался в сторону истины. [Например, он не совсем избавился от преобладавшего в его время смешения законов экономической науки с этическим требованием соответствия природе. "Естественное" иногда означает для него то, что действительно создают существующие силы либо имеют тенденцию к созданию, иногда же то, что в соответствии с его желаниями, обусловленными его человеческой природой, должны были бы создать эти силы. Таким же образом он иногда считает сферой деятельности экономиста развитие науки, а в других случаях - продвижение вперед одной из областей искусства руководства. Но насколько бы ни был зачастую неточным его язык, при более внимательном изучении мы обнаруживаем, что он хорошо представлял себе, к чему он стремился. Когда он искал каузальные законы, т.е. естественные законы, как их называют теперь, он использовал методы естественных наук, когда же он занимался практическими наставлениями, он в целом знал, что излагает лишь свои собственные взгляды на то, что должно иметь место, даже если он, видимо, призывает авторитет природы в их защиту.]
Он развивал выдвинутую физиократами доктрину свободной торговли с такой большой практической мудростью и с такими обширными знаниями реальных условий коммерческой деятельности, что превратил эту доктрину в огромную силу в реальной жизни, и он известен самым широким образом как в Англии, так и за границей своим утверждением о том, что правительство, вмешиваясь в торговлю, повсеместно наносит вред. Приводя многие примеры того, как деятельность индивидуального предпринимателя только в собственных интересах может наносить ущерб обществу, он вместе с тем утверждал, что, даже если правительство поступает, руководствуясь самыми лучшими намерениями, оно почти всегда служит обществу хуже, чем предприятие частного владельца, насколько бы эгоистичным он ни оказался. Настолько велико было впечатление, произведенное на мир его защитой этой доктрины, что большинство немецких авторов имеют в виду главным образом ее, когда говорят о Smithianismus
[Популярное использование этого термина в Германии подразумевает не только убежденность Адама Смита в том, что свободная игра частных интересов даст больше для общественного блага, чем может дать вмешательство правительства, но и то, что почти всегда она достигает идеально наилучших результатов. Но ведущие немецкие экономисты хорошо знали о том, что он всегда настоятельно доказывал наличие во
многих случаях противоречий между частными интересами и общественным благом, и старое значение термина Smithianismus оказывается дискредитированным. См., например, длинный список подобных противоречий, имеющихся в "Богатстве народов", в работе Книса 'Политическая экономия", гл. III, § 3, а также Фейлбоген "Смит и Тюрго"
и работу Цейса (F e i 1 b о g e n. Smith und Turgot; Z с у s s. Smith und der Eingennutz).].
Но в конце концов, не в этом состояла его главная работа. Его важнейшей задачей являлось объединение и развитие рассуждений его английских и французских современников и предшественников о стоимости. Наибольшее значение его деятельности, приведшей к возникновению целой эпохи в экономической мысли, состояло в том, что он первым осуществил тщательное и научное исследование способа, посредством которого стоимость измеряет человеческую мотивацию, с одной стороны, давая количественную характеристику желаний покупателей получить благо, а с другой стороны - усилий и жертв (или "реальных издержек производства") со стороны его производителя [На связь стоимости с издержками производства указывали физиократы и многие ранние авторы, среди которых можно упомянуть Харриса, Кантильона, Локка, Барбона, Петти и даже Гоббса, который намекал, хотя и неопределенно, что многое зависит от труда и воздержания, применяемых человеком при обработке и накоплении даров природы,
получаемых от земли и моря, - proventus terrce et aquae, labor et parsimonia.] .
Возможно, что он сам не понимал всего скрытого смысла своей деятельности; этого смысла определенно не улавливали и многие из его последователей. Но при всем этом лучшая экономическая работа, опубликованная после "Богатства народов", отличается от книги, вышедшей перед ней, более четким проникновением в сущность достижения равновесия и количественного определения посредством денег, желания к обладанию какой-либо вещью, с одной стороны, а с другой - всех различных усилий и самолишений, которые прямо или косвенно содействуют ее созданию. Сколь ни были бы важны шаги, предпринятые другими в этом направлении, прогресс, достигнутый им, был настолько велик, что в действительности он открывал новый взгляд на вещи и поэтому имел эпохальное значение. В данном вопросе он и экономисты, которые предшествовали ему и появились после него, не изобретали нового академического понятия, они просто добивались определенности и точности понятий, известных из повседневной жизни. В действительности обычный человек, не имеющий аналитического склада ума, склонен рассматривать деньги в качестве более непосредственного и точного измерителя мотивации и счастья, чем это имеет место на самом деле, и частично подобная ошибка связана с тем, что он не задумывается над способом, посредством которого происходит подобное измерение. Экономический язык кажется более техническим и менее реальным, чем язык повседневной жизни. Но в действительности он оказывается более реальным, поскольку он отработан более тщательно и в большей мере учитывает различие и трудности. [Адам Смит четко понимал, что, хотя экономическая наука должна основываться на изучении фактов, факты являются на столько сложными, что ничему непосредственно они научить не могут, их следует толковать на основе последовательных рас суждений и тщательного анализа. По словам Юма, "Богатство народов" настолько "обильно насыщено любопытными факта ми, что должно привлечь общественное внимание". Именно это и делал А. Смит - он не очень часто доказывал вывод при помощи детальной индукции. Данные, использованные им для доказательства, представляли собой главным образом факты, известные каждому, - факты физического, умственного и морального порядка. Но он иллюстрирует свои доказательства любопытными и поучительными примерами; таким образом он вдыхает в них жизнь и придает им силу, заставляет своего читателя почувствовать, что он имеет дело с проблемами реального мира, а не с абстракцией, и его книга, хотя и не удачная по структуре, является образцовой методологически. Превосходство Адама Смита и