для всякого отдельного организма сводится к основным направ­ лениям самого тела. Постоянство же этих направлений зависит от устойчивого взаимного положения частей тела, а эта устой­ чивость определяется устройством скелета, и в частности для человека главная координата, вертикальная линия (верх — низ), соответствует нормальному положению, зависящему от анатомии позвоночника. Следовательно, наше сравнение миро­ вых координат с ним не случайно, не простая метафора: он есть, действительно, биологическое начало наших мировых коорди­ нат опыта, их жизненный прообраз.

В наш организм постоянно вступают и из него устраняются разнообразные элементы вещества и энергии. В этом непре­ рывном волнующемся потоке сохранение и накопление всяких активностей возможно лишь благодаря фиксирующим их и поддерживающим форму целого скелетным тканям; без них организм расплылся бы, как река, лишенная своего твердого ложа. В систему опыта вступают так же непрерывно все новые и новые элементы активностей из окружающего ее океана не­ доступного — неизвестного, а другие элементы уходят из нее туда. Никакое сохранение и накопление опыта нё было бы воз­ можно, и он весь расплылся бы в хаос, если бы всякое содер­ жание не фиксировалось в нем связью с определенными пунк­ тами пространства и моментами времени, не укладывалось в готовые прочные рамки этой мировой скелетной ткани, более прочной, чем сталь и алмаз, при всей «идеальности» своего строения.

§ 4. Развитие и противоречия дегрессии

Исследуем типичный ход развития дегрессивных систем. Каж­ дая такая система состоит, как выяснено, из двух частей: выше организованной, но менее устойчивой по отношению к неко­ торым разрушительным воздействиям, ее мы обозначим как «пластичную»; ниже организованной, но более устойчивой, ее назовем «скелетной». Пусть вся система находится вообще в условиях положительного подбора; как тогда пойдут ее изме­ нения?

Если нет никаких специальных условий, особенно благо­ приятных для скелётной части, то, очевидно, процессы роста и усложнения будут сильнее и быстрее совершаться в пластич­ ной части как выше организованной, более способной к асси­ миляции; скелетная, менее к ней способная, должна тогда от­ ставать. Их прежнее равновесие, следовательно, нарушается: «скелет», связывая пластичную часть системы, стремится удер­ жать ее в рамках своей формы, а тем самым задержать ее рост, ограничить ее развитие *.

Этот теоретический вывод вполне оправдывается в действи­

136

тельности: примеры бесчисленны во всех областях опыта. Так, для человека именно костный скелет является основной при­ чиной остановки роста всего тела: когда кости вполне отверде­ вают («окостенение» главных частей скелета), тогда они почти перестают развиваться, а пластичные ткани, к ним прикреп­ ленные, тем самым стесняются в своем развертывании, и оно происходит уже в узких пределах, достигнув которых совсем прекращается. Мозг, например, заключенный со всех сторон в черепную коробку, в значительной доле костеневшую доволь­ но рано, увеличивается по своей массе медленнее других пла­ стичных тканей, хотя он выше их всех по своей организован­ ности, и развивается преимущественно в сторону усложнения. Череп гориллы окостеневает еще много раньше и отличается огромной прочностью: он гораздо толще нашего черепа, и там, где у нас имеются хоть немного увеличивающие пластичность «швы», у гориллы — толстые и высокие костные гребни. В за­ висимости от этого рост мозга у гориллы заканчивается в очень юном возрасте, и величина мозга относительно меньше, чем у человека, в несколько раз. Наружные скелеты, покровы хитин­ ные, роговые у многих насекомых, ракообразных, позвоночных, отставая в процессе роста от пластичных тканей, начинают жизненно стеснять их; тогда эти оболочки должны разрывать­ ся и сбрасываться, заменяясь новыми, более просторными, что обыкновенно и происходит периодически. У некоторых змей случается, что одно или несколько колец прежней оболочки остаются и между тем, как тело продолжает расти, прогрес­ сивно сдавливают его, не только не растягиваясь, но высыхая и сжимаясь вследствие утраты связи с механизмом питания; тогда змея погибает.

То же в других областях. Одежда ребенка не растет с его телом, а в лучшем случае немного растягивается и затем все более стесняет его движения, либо рвется. Жилище не увеличи­ вается по мере того, как умножается его население; отсюда, между прочим, все жестокие последствия скученности масс народа в больших городах. Не увеличивается и сосуд с прибав­ лением жидкости в него; а если и увеличивается, как, положим, резиновый сосуд с его эластичными стенками, то своим давле­ нием препятствует накоплению жидкости и либо прекращает доступ ее на определенном уровне, либо разрывается. Так же твердое ложе реки, этот естественный сосуд для протекающей воды, противодействует увеличению ее массы, тем в большей мере, чем это ложе теснее и круче, т. е. чем полнее дегрессивно

ееохватывает; при этом усиленный приток воды приводит к возрастанию скорости ее течения, т. е. ко все более энергичному

ееудалению; вместе с тем становится все более интенсивным разрушение берегов, в котором выражается противоречие си­ стемного развития между пластичной частью комплекса и «ске­

137

летной». Ледяной покров усиливает это противоречие, делая дегрессию более полной, более замкнутой; весенний прилив воды наглядно это обнаруживает, изламывая стесняющий по­ кров, как рост змеи разрывает ее кожу.

Особенно важный и интересный случай представляет со­ циальная дегрессия — область «идеологий».

Мы видели, что символы вообще, а в частности главная их группа — слова, понятия, выполняют скелетную роль для со­ циально-психического содержания. Вся и всякая идеология складывается из таких элементов, разного рода символов: из слов-понятий образуются суждения, теории, догмы, равно как правила, законы и иные нормы; из специальных символов ис­ кусства — художественные комплексы. Следовательно, вообще природа идеологий — дегрессивная, скелетная со всеми ее необ­ ходимыми чертами. Конкретным исследованием это подтвер­ ждается на каждом шагу.

Чтобы начать с простейшего, слово не только закрепляет живое содержание опыта, но своим консерватизмом также стес­ няет его развитие. В науке, в философии привычная, но уста­ ревшая терминология часто служит большим препятствием к прогрессу, мешая овладеть новым материалом, искажая са­ мый смысл новых фактов, которых не может со всей полнотой и точностью выразить. Но еще ярче выступает это противоречие в развитии более сложных комплексов — идей, норм и их си­ стем. Термин «окостенение догмы», применяемый и к рели­ гиозным, и к научным, и к юридическим, политическим, со­ циальным доктринам, недаром заимствован из физиологии скелета: их отставание в процессе развития от живого содер­ жания жизни, их задерживающая роль тектологически такова же, как роль всякого скелета.

Догма есть система теоретических идей и норм или тех и других вместе, охватывающая некоторое жизненное содержа­ ние, известную сумму познавательного и практического мате­ риала. Так, в религиозных мировоззрениях догма, сначала устная, а затем фиксированная священными книгами, оформ­ ляла исторический опыт народов, закрепляла их быт, органи­ зацию экономическую и политическую, даже нередко приемы их техники. Все это было содержанием религиозной догмы, и все это изменялось, разумеется, гораздо быстрее, чем она сама. Получалось расхождение между ней и жизнью, причем ее кон­ серватизм стеснял и замедлял развитие, как, например, като­ лицизм в Европе конца средних веков и начала нового времени, православие у нас, библейская и талмудическая догма — до сих пор в массе еврейского народа. Новое жизненное содержа­ ние, вырываясь из рамок старой догмы, создавало себе новые дегрессивные формы; наряду с религиозной системой идей и норм вырабатывались научные, философские. Прежняя догма

138

отрывалась от растущей практики и опыта и тем самым лиша­ лась питания, атрофировалась; новые системы захватывали все, что было более жизненно, и из старого содержания, кото­ рое, таким образом, частью уходило из нее, а частью само от­ живало, разлагалось. Например, для католика средних веков священным писанием определялись воззрения космогониче­ ские, астрономические, общебиологические, исторические и проч., а в наше время даже наиболее верующие католики, сколько-нибудь образованные, во всем этом держатся идей и теорий научных; догма же священных книг в этих областях знания стала, как принято говорить, «мертвой буквой», т. е. символами без содержания, оболочкой пустой и иссохшей. На­ блюдались даже такие случаи, как, например, это было с бого­ служением и священными книгами огнепоклонников парсов, когда часть символов потеряла путем искажения и забвения всякий смысл, и никто, даже сами хранители древней дог­ мы — жрецы, их уже не понимает, т. е. не связывает с ними никакого, хотя бы устарелого содержания.

Подобным же образом часто утрачивает прежнее содержа­ ние норма, правовая или нравственная; ход жизни не только выдвинул отношения, которые в нее не укладываются, но и соз­ дал новые нормы, регулирующие все относившееся к ней преж­ де содержание вместе с новым, которое успело прибавиться: старая норма тогда ничего или почти ничего жизненно не свя­ зывает; таково, положим, сохранение должностей, ставших «синекурами», бездельем; знаний, соответствующих исчезнув­ шим социальным функциям, в ведении дел; формальности, по­ терявшие всякий смысл, но практически стесняющие,— то, что хорошо обозначается как «безжизненный формализм», «власть мертвой буквы» и т. п. А когда новые нормы еще не сложились вполне или недостаточно укрепились в жизни, то­ гда устаревшие могут играть весьма разрушительную роль для нарастающей жизни, как, положим, законы уже негодного, но продолжающего сохраняться государственного строя в на­ шей дореволюционной России или правила патриархально­ мещанской морали при современных тенденциях в семейной жизни трудовых классов и т. п.

Бывали примеры, что отжившие религиозные и политиче­ ские формы останавливали развитие целых обществ и вели даже к длительному упадку целых стран. С Испанией XVII— XVIII вв. пережитки католицизма и феодализма сделали почти то, что делает с организмом змеи недосброшенная часть уже мертвой кожи.

До сих пор мы разбирали случаи, когда система в целом на­ ходится в условиях положительного подбора. При общих усло­ виях отрицательного подбора закономерность та же: пластич­ ная часть больше поддается разрушительным влияниям, ске­

139

летная, более устойчивая, и в этом от нее отстает. Например, при усиливающемся истощении организма внутренний и на­ ружный скелеты еще некоторое время сохраняются почти в прежнем виде. Так же и при постепенном упадке организаций общественного типа формальная их сторона разрушается мед­ леннее, чем их живое содержание.

Присуща ли та же ограничительная тенденция мировым дегрессивным формам — пространству и времени? Да, исклю­ чения и здесь нет: история науки убедительно свидетельствует о том. Вопрос этот стоит того, чтобы на нем несколько остано­ виться: обычные взгляды на него слишком ошибочны.

Прежде всего надо иметь в виду, что мировые формы про­ странства и времени развивались на памяти человечества и сильно изменялись, особенно за последнее тысячелетие. В древ­ ности — как и сейчас для культурно-отсталых слоев человече­ ства — мировое пространство не принималось ни бесконечным, ни однородным, каким оно является для нас. Обе эти харак­ теристики еще только намечались для наиболее передового мышления тех времен. Великий энциклопедический система­ тизатор античного знания Аристотель считал мировое про­ странство ограниченным. Представитель более радикального течения идей, притом живший позже, Эпикур признавал про­ странство вселенной беспредельным, но далек был от концеп­ ции об его однородности: он считал, что атомы материи необ­ ходимо движутся первоначально «сверху вниз», проходя путь бесконечного падения; следовательно «верх» и «низ» были для Эпикура абсолютны и необратимы.

Средние века и начало нового времени были культурно ниже классического мира; всеобщие формы опыта не получили за эти эпохи дальнейшего развития. Усвоение нового опыта, науч­ ные обобщения величайшей важности встретили поэтому в при­ вычных схемах пространства и времени сильнейшее сопротив­ ление. Против плана Колумба достигнуть Индии западным путем возражали: что, заехав за выпуклость земного шара, уже нельзя будет подняться по ней обратно «вверх». Теория Коперника — Галилея казалась чудовищной и противореча­ щей очевидности, потому что, считая движение абсолютным в пространстве, не понимали, как мы могли бы не замечать дви­ жения Земли. Но представление о том, что движение должно ощущаться само по себе, есть лишь другое выражение для не­ однородности пространства. И впоследствии идея абсолютного движения только перестала связываться с идеей непосредствен­ ной его ощутимости, но не исчезла в науке; между тем абсо­ лютное движение есть движение не относительно других тел, а относительно самого пространства; и значит, оно вообще мыс­ лимо только при явном или скрытом признании различия меж­ ду частями пространства, как такового. Даже теперь эта схема

140

продолжает играть реакционную роль в физике, одетая в обо­ лочку разделяемой многими учеными теории «неподвижного эфира»: абсолютное положение массы эфира в пространстве предполагает, конечно, абсолютное пространство с различны­ ми, хотя бы мысленно, частями.

Схема ограниченности пространства также стесняла в свое время развитие общечеловеческого научного опыта. Одно из самых сильных возражений против новой астрономии заключа­ лось в том, что она вынуждала принимать «слишком большие» звездные расстояния: иначе годовое вращение Земли давало бы заметный звездный параллакс. И даже теперь еще каждый из нас смутно ощущает в себе сопротивление прежней простран­ ственной схемы, когда в вычислениях или расчетах приходится иметь дело с символами «слишком больших» пространствен­ ных величин.

«Абсолютное время», текущее независимо от всяких собы­ тий, точно так же, как и «абсолютное пространство», обладает явно или скрыто характером неоднородности; и точно так же еще для современной физики оно служит предпосылкой отста­ лых теорий, помехой для усвоения нового опыта. Принцип же ограниченности времени хотя отжил сравнительно раньше, чем принцип ограниченности пространства, но все же господствовал

и в наиболее развитых мировоззрениях религиозной эпохи (на-

•пример, учение христианства о том, что время «создано»). Сле­ ды этой схемы сохранились до последнего времени. Даже в прошлом веке одно из ходячих возражений против новых тогда эволюционных теорий в геологии, в биологии было то, что эти теории требуют «слишком много времени» для развития Земли, для развития жизни; и несомненно, что для очень и очень мно­ гих именно это возражение обладало наибольшей убедитель­ ностью. Старая схема времени была недостаточно эластична для нового научно-опытного содержания.

Мы уже упоминали о том, что иногда скелетные формы не просто отстают от растущего их содержания, что уже само по себе стесняет развитие, а еще более «суживаются» по мере этого развития, теряют свою прежнюю степень широты и эластично­ сти. Это — явление не постоянное, но чрезвычайно распростра­ ненное в области жизни как стихийной, так и социальной; мы его видели на примере змеи, неудачно меняющей кожу, на при­ мере устарелых догм и корм и проч. Тектологически оно легко объяснимо; его можно вообще ожидать там, где дегрессивный комплекс есть продукт самой системы, которую фиксирует, где он образуется и поддерживается за счет ее собственных эле­ ментов. По мере того как он в своем консерватизме отстает от пластичной части системы и оказывается в противоречии с ней, его связь с ней может нарушаться и в других отношениях: он вполне или отчасти перестает поддерживаться ею. Тогда этот

141

дегрессивный комплекс подвергается отрицательному подбору; он регрессирует параллельно с прогрессом пластичной части системы; этим его несоответствие с ней усиливается еще в боль­ шей мере.

Таковы системные соотношения развития дегрессии. Мы ви­ дим, что противоречия здесь тектологически неизбежны, что они вытекают из существа дегрессии. Но зная их, понимая их значение и закономерность, возможно сводить их к наимень­ шей величине, растрату активностей ограничивать рамками безусловно необходимого. Здесь и нужно оформленное тектологическое знание.

Так, в области социальных дегрессий — политических форм, правовых и всяких иных норм, разных доктрин и проч.— око позволит объективно исследовать каждый случай: какое содержание организационно закрепляла данная дегрессия с са­ мого начала, насколько оно сохранилось или изменилось, что из него исчезло и что прибавилось нового; соответствует ли на­ личная форма наличной сумме содержания; не намечается ли, не может ли быть конструирована другая, более для него под­ ходящая; насколько прочна прежняя и своевременно ли ее раз­ рушение и т. д. При этом сами собой получатся практические, научно обоснованные директивы.

Область, где особенно сильно сказывается незнание законов дегрессии, это воспитание детей. Здесь тектология должна дать важные и широкие практические указания.

Так, современное воспитание вводит в психику ребенка не­ мало идей и норм особого рода, которые должны служить не для руководства его будущей активной жизнью, а только для облегчения и упрощения труда самих воспитателей. Сюда от­ носятся, например, мнимые, иногда заведомо ложные объясне­ ния, которые даются детям по поводу слишком сложных или щекотливых вопросов; затем многие правила поведения, кото­ рые для взрослых были бы непригодны и порой даже весьма вредны. Это «временные» скелетные формы для молодой души. Научная педагогика должна, очевидно, сводить их к возмож­ ному минимуму, если не сумеет совершенно устранить их; а затем она обязана заботиться о своевременном их разрушении, о том, чтобы они не укоренялись больше, чем надо, и не успе­ вали окостенеть. Этим будет избегнута большая растрата сил в последующем развитии ребенка.

Так, ребенку, положим, внушается, что он не должен быть скрытным или что лгать никогда не следует. Это удобно для воспитателей, но в современной действительности человек обре­ чен на гибель, если он не способен скрывать во многих случаях свои переживания, а иногда и целесообразно лгать. Воспита­ тель должен заблаговременно приступить к надлежащему смягчению этих правил, должен сам взять на себя при случае

142

инициативу их разумного ограничения, которое не ^ п о бы к деморализации, т. е. не дезорганизовало бы социальную сто­ рону детской психики. А до сих пор, если это иногда и делается, то вовсе не ради интересов развития ребенка, не из опасения будущей растраты сил, а из соображений мелкопрактического удобства; например, ребенку объясняют, что и ради правдиво­ сти он не должен говорить неприятного старшим. Как часто родители, восхищающиеся чистотой души своих детей и не представляют себе, во что обойдется юноше эта чистота при пер­ вых же грубых столкновениях с жизнью, какую бурю тоски и отвращения к себе вызовут первые вынужденные нарушения слишком хорошо усвоенных норм.

Другая чрезвычайно обычная ошибка — внушение детям стыдливости, а подросткам — целомудрия в виде норм абсо­ лютного характера. Этим по крайности обостряются кризисы полового развития: к потрясениям физиологическим прибав­ ляется ломка нравственного скелета.

Воспитание должно вообще стремиться к наибольшей гиб­ кости и эластичности дегрессивных форм юной психики. Сред­ ства для этого могут быть разные; одно из главных — раннее внесение историзма в систему обучения, притом историзма воз­ можно более живого и наглядного. Мысленно переносясь в культурную жизнь далеких эпох прошлого и чуждых народов, ребенок приучается, по крайней мере частично, укладывать свой опыт в иные рамки, чем те, которые для него самого выра­ батываются средой и даются школой. Это препятствует пол­ ному окостенению усвоенных идей и норм, облегчает их пре­ образование, когда оно понадобится.

Затем, так как наибольшей прочностью и устойчивостью отличаются концепции самого общего характера, то надо осте­ регаться слишком раннего их усвоения ребенком: они больше всех других способны суживать и ограничивать рост психиче­ ского содержания, придавать ему односторонний характер. Стоит лишь вспомнить, какую в этом отношении роль играла универсальная религиозная концепция «божества»: внушен­ ная в самом начале духовного развития, она сковывала в чело­ веке почти всякую критику, устраняла почти всякое искание и творчество новых форм миропонимания. Но и иная универсаль­ ная концепция, например философская материалистическая, сама по себе более гибкая, способна вести к аналогичным ре­ зультатам, если она слишком рано отяготеет над юной душой. Усвоение нового опыта подчиняется ей и тем самым ограни­ чивается, получает характер односторонности; те содержания опыта, которые не связываются с этой концепцией, легко отпа­ дают и пропадают для человека; она укрепляется вместе с ро­ стом личности и окостеневает. Новый шаг, переход к форме ми­ ровоззрения более прогрессивной и гибкой, например энерге­

143

тической *, либо не может быть сделан вовсе, либо вынужден­ ный накоплением нового опыта будет сопровождаться разру­ шительным интеллектуальным потрясением.

В организациях людей функцию «скелета» выполняет так называемая «формальная» их сторона. Для стихийно создав­ шихся экономических организаций, каковы «общества» в смыс­ ле социологии, это, как мы говорили, господствующие идеи, нормы, учреждения; для организаций, устраиваемых созна­ тельно, каковы в наше время частные предприятия, союзы, пар­ тии, научные учреждения и т. п., это — официальные програм­ мы, уставы или правила распорядка, технические или тактиче­ ские директивы и проч, В высшей степени редко при выработке форм подобных организаций ставится вопрос о степени эла­ стичности этих форм, о легкости их вариаций с дальнейшим ростом и развитием системы. Обыкновенно принимают в расчет только прочность форм и их соответствие непосредственным задачам организации. Такая точка зрения недостаточна, что и показывают на каждом шагу наблюдения над жизнью орга­ низаций.

Примеры противоречий и растраты сил на почве негибко­ сти, «ригидности» дегрессивной или формальной системы при­ способлений можно найти в истории почти каждой организа­ ции, пережившей значительную прогрессивную эволюцию. Мне, например, случилось наблюдать такой парадоксальный случай: в партии, вполне демократической по своим стремле­ ниям и принципам \ возник ряд внутренних разногласий и расхождений, обусловленных ее быстрым ростом по разным направлениям: явилась необходимость реформ, но благодаря скелетно-неподвижному уставу понадобились огромные уси­ лия, долгая борьба и внутренние перевороты только для того, чтобы добиться конгресса партии для демократического реше­ ния вопроса об ее реформах. И значительная часть всего этого могла быть избегнута, если бы формальные условия конгрес­ сов были с самого начала определены иначе, в более эластичном виде.

Мы видим, как велико практическое значение знания зако­ нов дегрессии. Не менее важно собственно теоретическое; его можно иллюстрировать хотя бы одним из моментов уже выпол­ ненного нами анализа. Достаточно было выяснить, что идеи, нормы, политические учреждения суть дегрессивные комплек­ сы для устойчивой организации живых активностей общества, и сами собой получаются основные положения социально-исто­ рической науки, которые раньше были с большим трудом полу­ чены на других путях: 1) все эти формы («идеологические») подчинены живым активностям общества («социально-трудо-1

1 Российская социал-демократия 1904—06 годов.

144