4. Французский структурализм

Структурализм, а также и постструктурализм, это мёртвые традиции мысли.

Э Гидденс

«Структурная революция» К. Леви-Строса: экспансия средств структурной лингвистики в анализе социальных феноменов

В связи с такой оценкой, рассмотрение данного направления в контексте актуальных проблем социальной теории требует обоснования. Даже если согласиться с мнением Э. Гидденса, структурализм интересен не только как минувший этап в развитии теоретической мысли, но как направление выразившее в наиболее отчётливой форме один из полюсов рассматриваемых нами теоретических дилемм, структурный полюс дилеммы «структура - действие/участие». Важно и то, что структурализм последовательно реализовал своеобразную версию «сильной парадигмы социального знания». Такая интенция выражена К. Леви-Стросом, утверждавшим, что среди социальных наук лингвистика, достижения которой он трансформировал в программу социальных наук в целом, занимает особое положение «уже потому, что достигнутые ею успехи превосходят достижения остальных социальных наук. Лишь она одна ... может претендовать на звание науки, потому что ей удалось выработать позитивный метод и установить природу изучаемых ею явлений» [5. C. 37].

Данное направление, возможно в наибольшей степени соответствует идеалу строгой научности, представленному естествознанием. В этой связи показательно, что свой анализ структуралистской социальной теории британский социолог Рой Бойн начинает с аналогии с периодической системой элементов Д. И. Менделеева. По его мнению [6. P 194] «периодическая таблица была своего рода теоретическим механизмом, который бы генерировал ограниченное число объективных возможностей в эмпирическом мире. Эмпирический мир является той областью, где находят подтверждение структурно выраженные теоретические вероятности, и их объективации в каком-то смысле могут рассматриваться как производные от структуры или генерированные ею». В антропологической и лингвистической версиях структурализм подходит к данной цели весьма близко. В 50-е - 60-е годы структурализм был доминирующим интеллектуальным направлением, в особенности во Франции и этот период его истории связывается прежде всего с именем К. Леви-Строса. При этом следует учитывать дискуссионность того, что структурализм представляет собой более или менее связное интеллектуальное направление помимо работ самого Леви-Строса, а также швейцарского лингвиста Ф. Де Соссюра. Например, Э. Гидденс анализирует в качестве структуралистов только эти две персоны [7. P. 74]. Истоки структурализма восходят к Марксу, Фрейду, Конту и Дюркгейму. В частности программные работы Дюркгейма - от «Разделения общественного труда» до «Самоубийства» и «Элементарных форм религиозной жизни» представляли последовательный ряд попыток обосновать «антигуманистическое» видение человеческого мира, мира, управляемого безличными законами и силами [6. P. 197]: «начав под влиянием организмических размышлений Герберта Спенсера, Дюркгейм, тем не менее, пришёл, как к объяснению обоих основных подходов к социальной структуре – функционального и каузального – так и к пониманию того, что наличие опосредующего звена между структурой и объектом (-ами) является скорее правилом, нежели исключением. Фактически в работе о религии он пришел к пониманию того, что связующая инстанция сама по себе должна восприниматься как структура, а также того, что социальные структуры требуют поддерживающих механизмов. Он был верен своему антисубъективизму, и в рамках него он также вывел одну из ключевых черт структурализма. В конце концов ему удалось вырваться из круговорота объектов и структур, хотя бы, как он писал, и с запоздалым осознанием того, что подлинная идентичность сакральных объектов здесь не причём. Одно утверждение может предположительно вытеснить другое в рамках одной и той же структуры, поскольку принципиальное значение имеет соотношение между набором сакральных объектов и практик, с одной стороны, и профанной культурой, с другой».

Дюркгеймианское видение общества как автономной сферы социальных отношений возродилось в 1950-ых в виде структуралистского социального анализа. Французский структурализм явился реакцией на гуманистическую философию, в частности экзистенциализм, завоевавший популярность в послевоенную эпоху в (том числе) связи с влиянием французского Сопротивления и присущего ему «индивидуалистического героического этоса» [8. P. 198-200]. В центре гуманистического мировоззрения находится творческий, самостоятельно действующий индивид. Он создаёт общество и историю.

Структурализм, наоборот, считает, что ключ к пониманию общества и истории лежит за импульсами, интересами и ценностями отдельных индивидов, в более глубоких слоях. Индивид есть лишь способ манифестации безличных универсальных сил и структур, проявляющихся в организации мышления, знания и поведения. Структурализм - орудие научного познания общества, т.е. средство анализа тех глубинных структур, которые придают связность и упорядоченность человеческому миру. При этом структура не является результатом выводов из сравнительного изучения большого количества реальных социальных объектов, она имеет неэмпирическую природу. На этом, в частности, основано различие между структурой в понимании К. Леви-Строса и А. Рэдклиффа-Брауна. Указание на данное различие содержится в письме Рэдклиффа-Брауна Леви-Стросу [6. P. 199]: «Я использую термин «социальная структура» в смысле, который настолько далек от Вашего, что любое дальнейшее обсуждение становится если не вовсе невозможным, то, по всей вероятности, практически бесполезным. Если для Вас социальная структура не имеет ничего общего с реальностью, а касается искусственных моделей, то я отношусь к социальной структуре как к реальности Когда я подбираю определенную ракушку на пляже, я воспринимаю ее как имеющую определенную структуру. Я могу найти другие ракушки того же вида, которые имеют ту же структуру, так, что я могу сказать, что существует определенный тип структуры, который характеризует этот вид. При помощи исследования ряда различных видов, я смогу вывести некую общую структурную форму или принцип, часть спирали, который можно будет выразить посредством логарифмического уравнения. Я понимаю под уравнением то, что Вы подразумеваете под «моделью». Я исследую локальную группу австралийских аборигенов и обнаруживаю организацию субъектов в некоторое количество семей. Это я называю социальной структурой этой конкретной группы на данный момент времени. Другая локальная группа имеет структуру, во многих важных аспектах сходную со структурой первой. Исследуя репрезентативную выборку локальных групп в одном регионе, я могу описать определенный тип структуры. Я не уверен, подразумеваете ли Вы под «моделью» структурную форму как таковую или то, как описываю ее я. Структурную форму как таковую можно выявить посредством наблюдения, включая статистическое наблюдение, но на ней нельзя проводить эксперименты».

Возражая Рэдклиффу-Брауну, Леви-Строс, в частности, указывает на ошибочность использования аналогии между органической и социальной структурами, свойственное, по его мнению, натуралистической школе. Структура никоим образом не тождественна совокупности социальных отношений, характерных для данного общества, она не наблюдаема в реальной действительности, являя собой своего рода «грамматику» языка, о правилах которой носители языка могут не задумываться.

Неэмпирическая структура, которую подразумевает Леви-Строс, это не набор принципов, детерминирующий будущий порядок, но набор, скорее характеризующий возможности трансформации в рамках данного поля. Структурная возможность генеративна, однако, подобно незанятому месту в периодической системе элементов, она не предполагает, а лишь допускает реальное существование (так ни один из элементов, заполнивших пробелы в таблице Менделеева не был обнаружен в природе, все они были получены искусственным путём). Леви-Строс считал, что ту или иную модель можно назвать структурой если она удовлетворяет четырём условиям: во-первых, она состоит из взаимосвязанных элементов и, таким образом, «изменение одного из... элементов влечёт за собой изменение других», во-вторых, модели образуют более или менее однородные типы: «любая модель принадлежит группе преобразований, каждое из которых соответствует модели одного и того же типа, так что множество этих преобразований образует группу моделей», в-третьих, взаимосвязанность элементов «внутри» модели и типический характер моделей обусловливают возможность прогнозирования поведения моделей в ответ на изменения составляющих их элементов, наконец, модель должна охватывать все наблюдаемые явления данного класса [5. C. 288]. Таким образом, даже понимание такого базового термина как «структура» оказывается различным в рамках структурализма.

Если резюмировать общие принципы структурализма в его различных версиях, то к их числу можно отнести во-первых, положение об определяющем значении «лингвистики или, правильнее, некоторых аспектов некоторых разновидностей лингвистики, которые имеют принципиальное значение для философии и социальной теории в целом», во-вторых, тезис об «относительной природе тотальностей, связанный с положением об условном (arbitrary) характере знака, вкупе с акцентом на приоритете означающего над означаемым», в-третьих, децентрация субъекта, в-четвёртых, «специфический интерес к природе письма, а следовательно к текстовым материалам, и, наконец, «интерес к темпоральности как конститутивной составляющей природы объектов и событий». Характеризуя таким образом тематику структурализма и постструктурализма, Гидденс отмечает, что ни один из этих пунктов не утратил своего значения для современной социальной теории [7. P. 74].

Несколько иной перечень предлагает А.Б. Гофман [3. C. 344-345]. Характеризуя структурализм как наиболее влиятельное интеллектуальное течение во Франции 1960-х годов, он отмечает, что данное направление чрезвычайно неоднородно, однако условно можно выделить ряд принципов, объединяющих различные версии структурализма. Первый, это «первичность отношений над элементами в системе», при которой «структура отношений не зависит от специфики элементов, но, напротив, определяет её». Второй состоит в трактовке «структуры как инвариантного, абстрактного ядра, системы отношений, когда в определённых условиях и согласно определённым правилам элементы могут превращаться друг в друга». Третий заключается в «примате синхронного метода исследования над диахронным. Историко-генетический подход рассматривается как подчинённый, хотя существуют попытки преодолеть абсолютизацию синхронии». Четвёртый, это принцип «теоретического антигуманизма». Человек, субъект в теоретическом плане рассматривается как ненаучное понятие; человек лишь воображает себя свободным целеполагающим существом, на самом деле он всецело детерминируется (как отдельный элемент) безличной объективной структурой. Соответственно в предельных случаях проблема человека вообще устраняется, иногда же человек рассматривается как совокупность отдельных аспектов, относящихся к различным сферам и определяемых структурами этих сфер».

Итак, наибольший вклад в формирование структурализма сделала лингвистика. В частности, швейцарский исследователь Фердинанд де Соссюр (1857 - 1913). Он изменил европейскую лингвистическую традицию. В особенности значима его идея различия двух ипостасей языка: языка как langue и как parole. Такое различение позволило вывести анализ языка из сферы случайного и контекстуально-обусловленного. «В качестве всеобщей структурной формы язык следует отделять от тех разнообразных употреблений, с которыми связаны частные речевые акты» [7. P. 75]. В этой связи, parole это, по терминологии де Соссюра, «исполнительная (executive) сторона языка», тогда как langue это «система знаков, в которой единственным существенным обстоятельством является соединение смыслов и акустических образов» [там же]. До Де Соссюра язык принято было считать нейтральным средством репрезентации мира. Между словом и идеей, существующей в сознании человека, и этой идеей и реальным предметом существуют отношения идентичности. Например, значение слова «человек» определяется отношением идентичности этого слова к идее человека, а значение идеи человека определяется её отношением к реально существующим человекам. Ф. Де Соссюр говорит, что язык это система знаков, смысл которых лежит не в отношениях идентичности, а в отношениях различия. Описывая язык (langue) как систему различий, Соссюр показывает, что свойства «частей» этой системы непредставимы вне качеств, составляющих самотождественное «целое». Отношение между означающим и означаемым или между словом и идеей является условным в том смысле, что практически любое означающее (слово или звук) может относиться к любому означающему. Между словом «дерево» (звуком) и идеей дерева нет никакой необходимой внутренней связи. «Поскольку слово приобретает своё значение из различий между ним и другими словами, слова не могут означать соответствующих им предметов» [7. P. 81].

Но если такой связи нет, то откуда знаки (слова) приобретают свой смысл? Из отношений различия. Слова и идеи приобретают свойственный им смысл через конкретные отличия от других слов и идей в данной языковой системе. Только социальные и лингвистические конвенции заставляют нас использовать слово «человек» для обозначения соответствующей идеи. Точно так же представление о людях, возникающее в нашем сознании под воздействием слова «человек», не имеет никакого необходимого фиксированного смысла.

Что же в отношениях различия придаёт смысл знаку? В этой связи Соссюр говорит об оппозиционных или бинарных отношениях знаков. Так, слово «человек» приобретает смысл не из-за наличия каких-то внутренних качеств, вызывающих в сознании соответствующую идею. Слово «человек» (мужчина) приобретает свой смысл оттого, что в языковой системе, частью которой оно является, оно находится в оппозиции, противостоит слову (означающему) «женщина». Следуя по этой стезе далее, структурный лингвист возводит оппозицию «человек (мужчина) - женщина» к более общей оппозиции человеческое (люди) - нечеловеческое (животные), а эта пара может быть возведена к более общей между животными и другими живыми существами и т.д. Смысл знаков лежит в отношениях различия, в частности, в их бинарных оппозициях, в данной языковой системе. Итак, язык не есть нейтральное средство отображения мира. Язык - это система знаков, смысл которых порождается отношениями различия. Язык это активная, динамическая социальная сила, формирующая и сознание и мир. Это самодостаточная система, которую можно исследовать саму по себе, как она существует в настоящем.

К. Леви-Строс перевёл проект структурной лингвистики в программу структурных наук о человеке, осуществив, тем самым, «структурную революцию». Согласно его взглядам язык является прототипом всякого социального феномена. Идеи и методы, используемые при изучении языка, могут быть приложены к анализу любого социального факта. Леви-Строс анализирует родственные отношения, миф, церемонии, брачные отношения, приготовление пищи и системы тотемов в качестве автономных систем, состоящих из элементарных единиц (подобных словам или фонемам), смысл которых определяется их отношениями различия, а именно бинарными оппозицией и корреляцией. Причём, Леви-Строс считает, что язык может служить моделью не только отдельных социальных институтов (брака, родства, религии и т.д.), но и является парадигмой рассмотрения общества в целом. Общество, рассмотренное в культурном или символическом аспекте, является своего рода сверх-языком. Целью анализа элементарных единиц социальных феноменов является обнаружение универсальных принципов, определяющих функционирование социальных форм. Леви-Строс считает, что эти принципы не что иное как бессознательные мыслительные структуры. Под внешней беспорядочностью, хаотичностью социальных событий, индивидуальной свободой лежат структуры, обеспечивающие порядок и социальное единство, индивид есть лишь орудие этих структур, а историческая динамика оказывается объектом «археологического» (в терминологии Фуко) рассмотрения, вскрывающего уровень темпоральности под более поверхностным историческим сознанием современной и иных динамических эпох. Согласно такому пониманию темпоральность, «временность» нетождественна истории. История обычно понимается как линейная последовательность социальных событий. Такой взгляд характерен для современной эпохи, он, в частности, воплощается в утверждении Маркса о том, что «люди вторят свою историю», однако он совершенно нехарактерен для традиционных человеческих обществ. Лишь современные общества живут в отношениях динамического взаимообмена со средой и осуществляют активные социальные трансформации. Именно для них история это «линейная последовательность дат», отражающих многочисленные и драматические социальные изменения. «В сравнении с такого рода динамизмом, «устные» культуры в сущности «до-историчны». Время для них тоже существует, однако не воспринимается как история [7. P. 96]. Такую позицию Леви-Строса нельзя квалифицировать как «анти-историческую», однако в её контексте любая историческая или социальная динамика оказывается маргинальной или частной сферой интереса.

Деконструкция индивидуального субъекта во французском структурализме

Уже Де Соссюр характеризует язык как конституируемую отношениями различия систему знаков, в которой отношение к объектам является условным. Однако объекты, то есть предметы внешнего мира, о которых идёт речь, включают в себя и самого носителя языка, то есть говорящего субъекта. Этому субъекту в языке также «соответствуют» определённые понятия. Однако, аналогично тому как понятия, означающие определённые предметы не тождественны самим этим предметам (понятие «дерево» не есть реальный предмет с ветвями и листьями), «так и смысл терминов, описывающих человеческую субъективность, в особенности понятие «Я» мыслящего или действующего субъекта, не тождествен состояниям сознания данного субъекта» [7. P. 87]. Смысл «Я», точно также как и смысл других понятий языка определяется отличиями от смежных «ты», «они», «мы» и других. Имплицитным образом это означает, что «Я» не обладает никаким особым «философским статусом» (distinctive philosophical privilege), поскольку это понятие «имеет смысл только в качестве элемента «анонимной» тотальности» (там же). Вместе с тем, данная идея присутствует у Соссюра лишь в имплицитной форме, равно как и у Леви-Строса. Однако, по мнению Гидденса его работы послужили связующим звеном между позицией Соссюра и «критикой «гуманизма» в пост-структуралистской философии». В частности, анализируя мифологическое мышление Леви-Строс стремится показать, что не человек «мыслит мифами», но «мифы оперируют в умах людей, независимо от осознания последними данного обстоятельства» [цит. по 7. P. 87], «мифы выражают (означают - signify) мышление, разворачивающее в ходе использования мира, частью которого оно само и является» [там же].Данная трактовка мышления, отмечает Гидденс, не предполагает тезиса «Я мыслю» [7. P. 87]. Ощущение самости, «я» разворачивается на конститутивном фоне неосознаваемых категорий мышления. В свою очередь, сознание оказывается возможным благодаря мыслительным структурам, находящимся вне его непосредственного контроля. Неслучаен и выбор мифов в качестве объектов исследования. Обращение к ним призвано было продемонстрировать более отчётливым образом наличие ограниченного числа элементарных принципов, позволяющих придать упорядоченность социокультурным практикам. Идеи, сформулированные уже при изучении родства получали более отчётливое выражение благодаря мифологическому материалу вследствие отсутствия практической функции у мифологии.

Вот что говорит об этом сам Леви-Строс [цит. по 6. P. 203]: «В Структурах (Les Structures), за тем, что выглядело как случайная сопряженность и несвязная разнородность законов, регулирующих брак, я разглядел небольшое количество элементарных принципов, благодаря которым можно свести очень сложное множество обычаев и практик, на первый взгляд, абсурдных (и в целом считающихся таковыми), к некоей осмысленной системе. Как бы то ни было, нельзя было гарантировать, что обязательства исходили изнутри такой системы. Возможно, они были лишь отражениями определенных социальных потребностей в мышлении людей, объективированных в институтах…Тот эксперимент, который я начинаю сейчас с мифологией, в результате будет более определённым. Мифология не несет какой-либо явной практической функции: в отличие от изучаемого выше феномена она не является косвенно связанной с другим типом реальности, наделенным более высокой степенью объективности, чем ее собственный, и чьи предписания она, следовательно, способна передавать мышлению, по-видимому, абсолютно открытому для удовлетворения своей творческой спонтанности. И тем самым, если в этом примере также можно было бы доказать, что видимая произвольность мышления, его будто бы самопроизвольное вдохновение и внешне неконтролируемая изобретательность указывают на существование законов, действующих на более глубоком уровне, нам бы с неизбежностью пришлось заключить, что, когда мышление остается наедине с собой и больше не должно принимать условия объектов, оно в каком-то смысле вынуждено воспроизводить себя как объект; и что, поскольку законы, которые регулируют его действия в сущности не отличаются от тех, которые проявляются в его прочих функциях, оно проявляет свою сущность вещи среди вещей».

Метод работы с мифами состоял в произвольном отборе одного из них и демонстрации того, что анализируемый миф является модификацией других мифов, принадлежащих данному обществу, либо соседним с ним, либо отдалённым. При этом доказывалось, что миф остаётся открытым (незавершённым или недописанным) до тех пор, пока не перестанет существовать породившая его социальная общность, в силу того, что миф обладает слоистой структурой, обнаруживающей себя в повторении мифологических сюжетов он «будет развиваться как бы по спирали, пока не истощится интеллектуальный импульс, породивший этот миф».

Значимость структуралистского анализа мифологического или «примитивного» мышления обусловлена тем, что он позволяет продемонстрировать его сходство с мышлением научным: «логика мифологического мышления так же неумолима, как логика позитивная и, в сущности, мало чем от неё отличается. Разница здесь не столько в качестве логических операций, сколько в самой природе явлений, подвергаемых логическому анализу» [5. C. 242].

Таким образом, случайные продукты человеческого мышления оказываются структурно детерминированными. Целью же структуралистского анализа является экспликация условий, «в которых системы истин становятся взаимозаменяемыми» в свою очередь, «модель этих условий принимает характер автономного объекта, независимого ни от какого субъекта». При этом вследствие идентичности законов универсума и законов человеческого мышления «самое экономное толкование оказывается также наиболее близким к истине» [там же]. Таким образом тема «смерти субъекта», связанная с более поздними работами постструктуралистов, была обозначена уже у Леви-Строса в качестве основополагающего принципа структурализма. Его анализ мифологического мышления, систем родства противоположен экзистенциалистской идее свободного творческого субъекта. Знание, содержащееся в системах родства являет собой не результат вдохновения, озарившего некогда наиболее даровитых представителей «примитивного» человечества, а проявлением внеличностных структур. Исследование же мифологии «вдохновляется идеей, что систематическая упорядоченность структур мифа продемонстрирует, что свободно мыслящей, спонтанной и творческой субъективности больше нет места даже в сферах поэтического и художественного» [6. P. 204]. Таким образом универсальные структуры разума оказываются, по существу, тождественны структурам природного мира. Это означает устранение грани между естественными и социальными науками, но вместе с тем, вследствие устранения субъективного элемента, то есть действия или участия из анализа социальной реальности становится проблематичным рассмотрение специфических проблем, подлежащих изучению социальных наук, проблем, связанных с вариативностью человеческих решений и выборов, интенциональностью и идеологичностью или иллюзорностью, то есть тех особенностей, которые обусловливают отличия человеческого общества от природной среды. Дальнейшее развитие стратегии децентрации субъекта, реализованное в постструктурализме, в частности в связи с изменением человеческой ситуации под воздействием научного знания, в особенности М. Фуко, будет рассмотрено в другой главе.

Методический блок к главе 4

Основные понятия: сильная парадигма социального знания, структурализм, антигуманизм, антисубъективизм, сакральное, профанное, социальная структура, органическая аналогия, неэмпирическая структура, децентрация субъекта, синхронный метод, диахронный метод.

Контрольные вопросы

1. Прокомментируйте утверждение о том, что структура у К. Леви-Строса имеет неэмпирическую природу?

2. В чём различие принципов структурализма в версиях Э. Гидденса и А. Б. Гофмана?

3. В чём заключаются основные новации Ф. Де Соссюра в изучении языка?

4. Почему мифы оказались для К. Леви-Строса особенно привлекательным объектом исследования?

Литература

1. Волков Ю.Г., Нечипуренко В.Н., Самыгин С.И. Социология: история и современность. - М.; Издательский дом «КноРус», Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999. - 672 с.

2. Громов И.А., Мацкевич А.Ю., Семёнов В.А. Западная социология. - СПб.; «Ольга», 1997 - 372 с.

3. История теоретической социологии. /Под. ред. И.Ф. Девятко. - М., Канон, 1998. - Т. 3. - С. 442.

4. Курбатов В.И. Современная западная социология: аналитический обзор: Учеб. пособие. - Ростов-на-Дону: Феникс, 2001. - 416 с.

5. Леви-Строс. К. Структурная антропология. / Пер. с фр. Вяч. Вс. Иванова. - М.: Эксмо-пресс., 2001. - 512 с.

6. Boyne R. Structuralism // in Turner B.S. (Ed.) The Blackwell Companion to Social Theory. - Basil Blackwell, Oxford (UK) and Cambridge (MA), 1996. - Pp. 194-220.

7. Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. - Polity Press. Oxford (UK) and Cambridge (MA), 1987 - 1997. - 310 p.

8. Seidman S. Contested Knowledge: Social Theory in the Postmodern Era. - Basil Blackwell. Cambridge (MA) and Oxford (UK), 1994. - 361 p.

Литература основная

История теоретической социологии / Под. ред. И.Ф. Девятко. - М.: Канон, 1998. - Т. 3. - С. 442.

Леви-Строс. К. Структурная антропология. / Пер. с фр. Вяч. Вс. Иванова. - М.: Эксмо-пресс., 2001. - 512 с.

Boyne R. Structuralism // in Turner B.S. (Ed.) The Blackwell Companion to Social Theory. - Basil Blackwell, Oxford (UK) and Cambridge (MA), 1996. - Pp. 194-220.

Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. - Polity Press. Oxford (UK) and Cambridge (MA), 1987 - 1997. - 310 p.

Литература дополнительная

Волков Ю.Г., Нечипуренко В.Н., Самыгин С.И. Социология: история и современность. - М.: Издательский дом «КноРус», Ростов-на-Дону: «Феникс», 1999. - 672 с.

Громов И.А., Мацкевич А.Ю., Семёнов В.А. Западная социология. - СПб.: «Ольга», 1997. - 372 с.

Курбатов В.И. Современная западная социология: аналитический обзор: Учеб. пособие. - Ростов-на-Дону: Феникс, 2001. - 416 с.

Seidman S. Contested Knowledge: Social Theory in the Postmodern Era. - Basil Blackwell. Cambridge (MA) and Oxford (UK), 1994. - 361 p.