2. Классические основания структурной парадигмы

Структурная парадигма и классическая социальная теория

Термин «структура» (лат. struktura – строение, устройство) сначала был связан с архитектурой, но уже в 17 в. начинает использоваться в анатомии и грамматике, а в 18 в. в естествознании под структурой понималась целостность живого организма во взаимодействии всех его составных частей в процессе жизнедеятельности. Г. Спенсер использовал понятие структуры в социологии. О. Конт применил понятие структуры к обществу, рассматривая последнее как структурное целое, причём, в социальной структуре он выделял статические и динамические её элементы.

С конца 19 в. понятия «структура» и «функция» стали основополагающими в социологических теориях и направления структурализма, структурного функционализма стали основными в социологии на долгое время.

Структурализм развивался в двух своих разновидностях: как североамериканский структурный функционализм, представленный такими именами, как Т. Парсонс и Р. Мертон, и как французский структурализм во главе с К. Леви-Строссом. Как бы не различались эти разновидности, общими для них было то, что, во-первых, объект социологического анализа рассматривался как система, во-вторых, в центре внимания были функции и соотношение внутренних структур системы и, в-третьих, вопросы влияния внешних факторов практически не рассматривались [7. C. 32]

Главным достижением классической социальной теории конца 19 – начала 20 в. была разработка базовых проблем, связанных с построением теории общества. Прежде всего это осознание принципиального отличия общества от природы и осознание необходимости иных, отличных от естественнонаучных, подходов и методов рассмотрения социальных объектов. В качестве главных социальных проблем выделяются проблемы социальной структуры и человеческого действия. Они восходят к традиционной философской проблеме детерминизма и свободы воли, т. е. свободны ли люди в выборе своих действий или последние предопределены некой внешней силой. В контексте социально-экономических и политических изменений, произошедших в 19 в., эта философская проблема была преобразована в социологическую проблему: способствовали социальные институты капиталистического общества (институты демократии, рынка, разделения труда и т. д.) развитию свободы и свободному проявлению человеческой деятельности или приводили к разрушению свободы и сдерживанию человеческого действия.

Одним из основных результатов классической социальной теории 19 в. была разработка понятия социальной структуры, понимаемой как всеобъемлющие системы социальных отношений, которые воспринимаются как некие внешние силы, детерминирующие жизнедеятельность индивидов.

Классическая социальная теория связана с именами К. Маркса и Э. Дюркгейма, и в историческом плане она занимает промежуточное положение между зарождением социальной науки в 18 в. (теории Просвещения, социология Конта и Спенсера) и современной социальной теорией 20 в. Её появление связано с отчётливо проявившимися в 19 в. процессами капиталистического развития, такими как индустриализация, рост бюрократических организаций, развитие демократических институтов, урбанизация, секуляризация и рационализация форм социальной жизни, индивидуализм. Поскольку эти процессы охватили Старый и Новый свет, классическая социальная теория развивалась и в Европе и в Америке, хотя и с определёнными специфическими особенностями.

Принципиальная ориентация классической теории по отношению к современным социальным изменениям была критической и одновременно внутренне противоречивой. С одной стороны, процессы капиталистической индустриализации и демократизации рассматривались как несомненный прогресс в достижении экономической и политической эмансипации человека, в его стремлении к успеху и лучшей жизни, а с другой стороны, как проявление новых форм социального угнетения, упадка авторитета религии, традиционных моральных норм, углубление процессов отчуждения.

Американская классическая теория также была связана с понятиями секуляризации и индивидуализма как непременных атрибутов современного общества, также включала критическую точку зрения на современные экономические процессы, но в меньшей степени касалась консервативных представлений о порядке, характерных для Старого света, и, кроме того, дополнялась специфическими проблемами иммиграции, расовых и этнических отношений.

Марксизм и проблема возможности коллективного действия

Говоря о влиянии классической социальной теории на современную социологию, следует отметить то бесспорное обстоятельство, что среди современных теоретиков есть те, кто разделяет позиции Маркса, и те, кто полемизирует с ним, но нет таких, кто совсем бы не считался с его идеями.

Будучи наследником идеологии Просвещения, Маркс считал, что человечество само создаёт свою (вторую) природу. Но парадоксальным образом человек оказался во власти им созданных общественных сил. В этой связи Маркс возлагал определённые надежды на науку, которая может стать мощным преобразующим фактором по освобождению человечества.

Согласно Марксу, человеческое общество на каждом историческом этапе своего развития не есть простая сумма индивидов. Оно есть ансамбль (система) общественных отношений, определённым образом структурированных. Люди сами творят свою историю, но при весьма определённых объективных обстоятельствах (в том числе в рамках определённой системы общественных отношений), которые вынуждают их поступать так, а не иначе. Каждое новое поколение людей начинает свою деятельность в условиях, полученных в наследство от предшествующих поколений, и, в свою очередь, формируют обстоятельства жизни, служащие объективными предпосылками деятельности последующих поколений. Таким образом, история не является безличным процессом, результатом сверхчеловеческих сил или идей. Она результат деятельности людей, но люди творят свою историю не по собственному произволу, а под влиянием определённых объективных факторов [6. С. 402].

Реальные действия людей осуществляются в рамках социальных отношений, материальным основанием которых является способ производства, с точки зрения Маркса, основополагающая структура, представляющая собой единство производительных сил и производственных отношений. Система производственных отношений, в свою очередь, составляет экономическую основу общества, реальный базис, обусловливающий все прочие социальные отношения, в том числе идеологическую, политическую, юридическую надстройку и соответствующие формы духовной культуры. Главными в системе производственных отношений являются отношения к средствам производства, т. е. отношения собственности. Конфликты, обусловленные материальными интересами и являющиеся порождением структур данного способа производства, ведут к возникновению форм коллективного социального действия индивидов. Классовая борьба представляется Марксу главным фактором социальных изменений, движущей силой и смыслом социальной революции и основным механизмом перехода от одного типа общества к другому. Но классовое неравенство, характерное для капитализма, и властные отношения, обслуживающие это неравенство, не являются вечными и естественными, они являются специфическим продуктом исторического развития и в принципе изменяемы [5. C. 6-7].

Эволюционная логика Маркса прогрессирующего исторического развития основывается на двух типах борьбы человечества, каждый из которых связан с материальными причинами. Первый тип – это борьба за освобождение от природных сил (через посредство производительных сил), второй – борьба за преодоление отчуждения, являющегося следствием права частной собственности в различных исторических формах проявления. Господство частной собственности препятствует развитию творческого потенциала человечества. Историческая борьба может быть разрешена тогда, по мнению Маркса, когда труд, источник творческого потенциала человечества, будет осуществляться в условиях сотрудничества, а не через отношения частной собственности. Таким образом целью исторического развития является переход из царства необходимости (господства структур частной собственности, эксплуатации, социального неравенства) в царство свободы (труда как свободной игры физических и духовных сил человека).

Несомненной заслугой Маркса в развитии социальной теории является то, что он определяет смысл «социального» как сферы, отличной от природы, которая создаётся и расширяется в исторической перспективе посредством человеческой деятельности. Его главные понятия способа производства, отчуждения, классовой борьбы оказали большое влияние на формирование социальной теории на протяжении всего 20 в. Марксов анализ динамики и структурных процессов капиталистического способа производства (из которых далеко не все были очевидны во времена Маркса) оказался весьма плодотворным в исследовании долговременных процессов исторических изменений, в изучении экономического развития стран третьего мира.

Влияние идей Маркса было несколько ослаблено к концу 20 в. под воздействием таких факторов, как устойчивость капиталистической социальной системы, провал коммунистического эксперимента в России и Восточной Европе, очевидная несостоятельность подхода к природе как к области, которая подлежит подчинению и контролю.

Вместе с тем с работами Маркса связаны некоторые теоретические затруднения и проблемы. Во-первых, Маркс не преодолел дуализма структуры и действия, не смог представить социальную жизнь как одновременно структурно организованную и открытую к активному преобразованию человеческой деятельностью. С одной стороны, он даёт глубоко структуралистское понимание социальных институтов, которое оставляет мало места для активного человеческого действия, с другой стороны, делает акцент на решающей роли преобразующей деятельности людей в социальных изменениях.

Вторая проблема связана с переоценкой значимости материального базиса общества. Эта точка зрения была разработана Марксом в процессе его полемики с немецким идеализмом середины 19 в. для того, чтобы опровергнуть устоявшееся убеждение в том, что ключ к пониманию общественного устройства лежит в господствующих идеях (политических, религиозных и др.). В результате этой полемики появилась модель базиса и надстройки, отражающая вторичную, подчинённую роль политических, религиозных, юридических, культурных аспектов жизни в качестве надстроечных. Ясно, что Маркс не ставил целью ограничиться упрощённым акцентом на материальных факторах, но в то же время концепция базиса и надстройки не допускает возможности представлений о каузальном плюрализме общественной жизни.

Австралийский социолог Роберт Холтон считает неадекватным решение Марксом проблемы порядка, проблемы сохранения обществом своей целостности, если индивиды, группы, классы преследуют собственные цели и интересы, проблемы координации бесчисленных интеракций крупномасштабного общества.

Эта проблема приобрела особую остроту в условиях превращения капиталистической социальной системы во всё более обезличенное урбанизированное индустриальное общество. Политэкономисты (Адам Смит) и последующие либеральные экономисты считали, что рынок сам по себе представляет собой достаточно эффективную систему социальной координации, обеспечивающую целостность общества при незначительном воздействии со стороны государства.

Решение проблемы порядка и целостности капиталистической социальной системы Маркс видит в механизмах принуждения (господства и угнетения), обусловленных экономическим господством доминирующего класса. Рынок, в том числе рынок труда, также подчинён законам капиталистического способа производства, поэтому отношения между работниками, вынужденными продавать свой труд, и капиталистами, владеющими средствами производства, изначально не равны, чего не видели либеральные экономисты.

По мнению Р. Холтона, Маркс недооценивал также роль демократических прав и нормативной системы как стабилизирующих факторов. Маркс считал демократические права абстрактной декларацией, не способной устранить экономическую и политическую власть доминирующих классов. Марксово «принудительное» объяснение общественного порядка, с точки зрения Холтона, далеко от того, чтобы быть исчерпывающим или достаточно тонким и способным охватить все нюансы каузальных отношений между рынком, государством и культурой [10. P. 31]. Одна из причин того, что Маркс пренебрегал проблемами нормативности, заключается в предпочтении им модели социального действия, основанного на инструментальном (т. е. сугубо целенаправленном) преследовании личного интереса. Если индивиды или классы действуют исключительно в целях реализации своих материальных интересов, то нет необходимости в нормативных структурах. Идеологию Маркс также рассматривал в качестве одной из разновидностей принудительного механизма классового контроля [там же].

Маркс признавал ценности либерализма – свободу, равенство, индивидуализм, но считал, что капитализм реализует их лишь частично. Социальным переменам может способствовать социальная теория. Наука становится преобразующей силой, если она овладевает сознанием индивидов и групп, заинтересованных в переменах. Наука должна стать частью общественной культуры, только тогда она сможет влиять на историю. Целью теоретизирования, по Марксу, является не столько объяснение, сколько изменение общества («Тезисы о Фейербахе»). Маркс считал, что сформулированные им идеи исторического материализма дают объективную картину социальной реальности и содержат ключ к научному пониманию общества и его преобразованию. Основные идеи Маркса, как и представителей Просвещения, обращены скорее не к разуму, а к общим культурным основаниям, но это вовсе не означает их иллюзорности или бесполезности. Своей целью Маркс считал воодушевление рабочего класса на борьбу с капиталистическим порабощением. Поэтому главная ценность науки в её полезности обществу и социальным движениям.

Вместе с тем утверждение некоторых теоретиков о том, что Маркс является основоположником социологии как науки, не представляется бесспорным [2. С. 72]. Маркс весьма критически относился к социологии Конта, считая её выражением буржуазного сознания и буржуазных интересов. Марксистская концепция социального отличается от категории «социального» в социологии, где «социальное» понимается предельно широко, фактически тождественно обществу. У Маркса «социальное» означает прежде всего гражданское общество в качестве отдельного и главного элемента социального. Основополагающим в теоретическом построении Маркса был структурный анализ способа производства материальных благ как основы общественной системы и анализ внутренней логики развития капиталистического способа производства.

Проблема соотношения человеческой деятельности (участия) и структурных компонент социальной реальности в работах Э. Дюркгейма

Основоположником социологии как самостоятельной науки может считаться Э. Дюркгейм, который сформировал первое социологическое общество в 1898 г., обосновал социологию как автономную академическую дисциплину и открыл в Сорбонне кафедру педагогики и социологии.

Дюркгейм, как и Маркс, проводит различие между обществом и природой, формулируя понятие общества как сущности особого рода. В концепции общества для него принципиально важным является понятие социальной структуры. Но если у Маркса понятие структуры связано со способом производства, то для Дюркгейма ключевым является понятие социальной солидарности, представляющей собой моральный консенсус и нормативное регулирование. Последние являются структурным основанием, определяющим человеческую деятельность. Формы социальной солидарности Дюркгейм рассматривает как структуры, потому что они воспринимаются индивидами как источники внешнего принуждения. Если у Маркса внешнее принуждение основано на частной собственности, обусловленной способом производства, то у Дюркгейма внешнее принуждение заключается в моральном долге индивида по отношению к обществу. Моральный долг, воплощаясь в нормативных положениях, выступает не столько личным обязательством, сколько силой, навязанной индивиду извне.

Дюркгейму, как и Марксу, было присуще осознание историчности социальных институтов. Структуры социальной солидарности и воплощающие их институты (напр., законодательная система) не постоянны, с течением времени они изменяются. Его работа «Разделение общественного труда» посвящена развитию общества от ранней «примитивной» стадии до современной эпохи. Причём, это не просто история эволюции, но обоснование необходимости такого развития, его направления и итога [3. C. 43-50].

Дюркгейм различает два типа общества: сегментированное или традиционное, объединённое «механической солидарностью», и организованные, интегрированные современные общества, объединённые «органической солидарностью» [3. C. 129-133].

Примитивные общества характеризуются простотой, единообразием социальной структуры, они делятся на подобные самостоятельные родственные группы, между которыми существуют минимальные социальные обмены. Целостность их обеспечивается единой религией, общей культурой. В основе единства лежат общие нормы, обычаи, ценности. Этот вид солидарности типичен для племенных обществ, он обозначается как «механическая солидарность» в том смысле, что моральные обязательства воспринимаются как естественные и не предполагают морального осмысления со стороны индивидов.

Поскольку примитивные общества объединены общей культурой, они консервативны. Когда новые идеи начинают угрожать традиционной культуре – оплоту единства – индивиды в своём консерватизме выступают бессознательным орудием социальных сил. Сегментированные общества вместе с тем внутренне нестабильны. Вследствие необходимости адаптации к меняющимся условиям они усложняются и дифференцируются, родственные группы эволюционируют в сторону экономической специализации, со временем возникает рынок, движение становится необратимым. По мере индустриализации, урбанизации и усложнения обществ развитие разделения труда разрушает механическую солидарность и моральную интеграцию. Итогом социальной эволюции является общество современного типа, характеризующееся «органической солидарностью».

Современные общества – антитеза примитивным. Они характеризуются чрезвычайно дифференцированной социальной структурой. Большие многофункциональные родственные группы заменяются множеством специализированных социальных институтов: «в то время как сегментарная организация исчезает сама собой, профессиональная организация всё полнее покрывает её своей сетью» [3. C. 179].

Следовательно, при органической солидарности общество объединено на основе различий. Дюркгейм считает, что индивидуализм и профессиональная специализация не обязательно приводят к моральной дезинтеграции, к отсутствию нормативной основы. Единство достигается на основе различий, но не способом, предложенным либеральными экономистами. Реализация личных интересов преследующих различные цели индивидов в условиях рынка не может обеспечить, по мнению Дюркгейма, социальную интеграцию и решение проблемы порядка. Дюркгейм осознавал наличие проблем социального неравенства, классовых конфликтов, о которых писал Маркс, но в отличие от Маркса, считал, что классовая система может быть преодолена по мере демократизации современных обществ. Под демократизацией он понимал равные возможности для индивидуальных достижений в области экономики, политики и образования. Равные возможности могут обеспечить соответствующие реформы, напр., отмена наследуемой собственности.

Проблема социальной солидарности представлялась Дюркгейму более фундаментальной, т. к., по его мнению, общество не может быть устойчивым без определённого нормативного порядка.

С точки зрения Дюркгейма, объединяет современное общество, обеспечивает органическую солидарность разделение труда, сама организация социальных и культурных структур. Индивиды принадлежат к различным специализированным профессиональным группам с присущими им интересами. Они включены в структуру, в которой каждый в процессе реализации собственных потребностей оказывается связанным с представителями других профессий. Взаимозависимость сосуществует с различием. Рутинное, ежедневное функционирование институциональной дифференциации и специализации (разделение туда) создаёт взаимозависимое социально интегрированное общество. Разделение труда «чаще всего делает сплочёнными общества, внутри которых мы живём. Именно оно также определяет существенные черты их структуры» [3. C. 183]. Таков разработанный Дюркгеймом способ разрешения парадокса, состоящего в том, как общество, основанное на различии, может создавать эффективные механизмы солидарности.

Предмет социологии и понятие социального факта

Фокусом социологической концепции Дюркгейма является теория социального факта. Свою задачу Дюркгейм видел в обосновании социологии как объективной науки, имеющей свой предмет, отличный от предметов других наук, но предмет должен быть доступен наблюдению и описанию, как объяснимы и наблюдаемы факты в области других наук. Поэтому он утверждал, что социальные факты объективны и их следует изучать как вещи. Отличительным признаком социального факта является его внешнее принудительное воздействие на индивидов. Подобно «вещам», социальные факты могут быть поняты объективно и эмпирически. Социальными фактами могут выступать предметы и явления материальной культуры, социальные институты, культурные явления, социальные течения [7. C. 39]. Хотя, согласно Дюркгейму, социальные институты и другие социальные факты есть результат человеческих действий, однако их следует считать объективными и независимыми от индивидов, их нельзя объяснить на основании взглядов отдельных индивидов. Поскольку целое всегда больше, чем сумма составляющих его частей (подобно тому, как общество несводимо к сумме составляющих его структурных элементов), постольку социальные феномены нельзя объяснить поведением отдельных индивидов. Социальные факты следует объяснять на их собственном уровне – в соотношении с другими социальными фактами.

Коллективные представления, которые воспринимаются индивидом как внешние обстоятельства и оказывают на него давление, тоже являются социальными фактами. Но первоочередными социальными фактами, подлежащими социологическому исследованию, для Дюркгейма являются моральные ценности. В работе «Самоубийство» он пишет: «Это не словесные сущности, а реальные сущности особого рода, которые можно измерять, сравнивать по величине, как это делают по отношению к интенсивности электрических токов или источников света. Таким образом, наше основное положение, что социальные факты объективны, - положение, которое мы имели случай установить в нашей другой работе и которое мы считаем принципом социологического метода, находит в моральной статистике, и в особенности в статистике самоубийств, новое и особенно демонстративное доказательство» [4. C. 299].

В этой работе Дюркгейм продемонстрировал собственный метод социологического анализа, в известной мере направленный против тех социальных теоретиков, которые сводили социальное к индивидуальной психологии и поведению. Дюркгейм пытался доказать, что если столь личный факт как самоубийство является социальным фактом, то социальное не только не сводится к индивидуальной психологии, но даже имеет некоторый приоритет. Кроме того, работа должна была обосновать либеральный социальный идеал. Работа носит полемический характер и направлена против абсолютизации индивидуализма. В ней Дюркгейм показывает необходимость сдерживания индивидуализма моральными и социальными рамками. «Самоубийство» – работа настолько же «моральная», насколько и научная.

В анализе причин самоубийства Дюркгейм отталкивается от либеральных ценностей. На основании статистических данных он утверждает, что не существует причинно-следственных связей между такими индивидуальными состояниями, как душевная болезнь, алкоголизм и т. п. и попыткой самоубийства, как нет его однозначной зависимости от расовых, наследственных, климатических и других подобных факторов. После этого Дюркгейм переходит к анализу возможных социальных причин: вероисповедание, семейное положение, политические обстоятельства.

На первый взгляд, говорит Дюркгейм, эгоистическое самоубийство вызывается личными причинами. На самом деле оно обусловлено социальными причинами. Доказательством тому служит тот факт, что число самоубийств у протестантов выше, чем у католиков. Причина заключается в том, что протестантизм чрезвычайно индивидуалистичен. Протестантизм обращён к индивидуальному сознанию и протестанты менее интегрированы в свою религиозную общину. Дюркгейм приходит к выводу: «число самоубийств обратно пропорционально степени интеграции тех социальных групп, в которые входит индивид». [4. C. 186] Только «в сплочённом и жизненном обществе можно наблюдать постоянный обмен идей и чувств между всеми и каждым, и поэтому индивид не предоставлен своим единичным силам, но имеет долю участия в коллективной энергии, находит в ней поддержку в минуты слабости и упадка» [4. C. 187]. Если этого нет, если социальные связи ослабевают, индивид теряет смысл существования. Иными словами, в отсутствии стабильной системы социальных отношений индивидуализм превращается в социальное зло.

Но излишняя социальная интеграция также вредна. Это доказывает альтруистическое самоубийство. Альтруизм – оборотная сторона эгоизма. Он характерен для ситуации, в которой потребности, интересы и идентичность группы превосходят и вытесняют отдельное существование индивида. Жизнь последнего находится в полной зависимости от благосостояния группы. Любые угрозы связи индивида и группы угрожают и индивидуальному благополучию. В современных обществах, считает Дюркгейм, такие акты самопожертвования распространены только в среде военных. Отсюда моральный вывод: чрезмерный социальный контроль так же вреден, как и его недостаток. Таким образом, эгоистическое и альтруистическое самоубийства связаны с социальной интеграцией. В современном обществе большее распространение, по мнению Дюркгейма, приобретает «аномичное» самоубийство, социальной причиной которого является аномия в обществе. Она вызывает ослабление социального принуждения и действия социальных нормативов, т. е. означает недостаток общественного регулирования и контроля. Аномичное самоубийство характерно для периодов социоэкономических кризисов, т. е. серьёзных потрясений, и поражает не только неудачников, но и вполне удачливых индивидов, его непосредственной причиной выступает неопределённость целей и утрата смыслов в меняющихся социальных условиях.

По мнению автора, «Самоубийство» – строго научное произведение, и в то же время оно аргумент в пользу определённого социального идеала. Оно направлено в защиту индивидуализма против консерваторов, т. к. индивидуализм это условие здорового общества, но и против ультраиндивидуалистов, т. к. условием здорового индивидуализма является социальное и моральное регулирование.

Дюркгейм считал, что наука должна влиять на основы человеческого благополучия. В своих работах социальные факты, доказательства и теории он дополнял моральными суждениями и «проектами» реформ. Так, в работе «Разделение общественного труда» он пишет: «Что необходимо – так это прекратить аномию, найти средства заставить гармонически сотрудничать органы, которые ещё сталкиваются в беспорядочных движениях, внести в их отношения больше справедливости, всё более ослабляя источник зла – разного рода внешнее неравенство… Словом наш первейший долг в настоящее время – создать себе нравственность. Такое дело невозможно осуществить посредством импровизации в тиши кабинета: оно может возникнуть только самопроизвольно, постепенно, под давлением внутренних причин… Рефлексия же может и должна послужить тому, чтобы наметить цель, которой надо достигнуть. Именно это мы и попытались сделать» [3. C. 379-380].

Дюркгейм полагал, что его методологические правила дают возможность обнаружить общезначимую истину относительно социальных фактов. А это позволит социологам делать объективные моральные выводы. Вообще проблемы совершенствования нравственности, моральные ценности и нормативы занимают большое место в творчестве Дюркгейма, моральная составляющая является центральной и в его последней большой работе «Элементарные формы религиозной жизни», посвящённой проблемам происхождения и социальной роли религии.

Внимание Дюркгейма к нормативным проблемам и социальной солидарности, его идеи о глубокой внедрённости моральных структур в социальную жизнь оказали большое влияние на теоретиков 20 в., таких, как Леви-Стросс и др. Акцент на нормативных основаниях современного общества, проблемы индивидуализма и социального порядка получили дальнейшее развитие в работах Т. Парсонса. После Маркса и Дюркгейма стало очевидно, что никакое объяснение социальной структуры не будет адекватным без ссылки на нормативную и материальную структуры.

В то же время роль активного человеческого действия в формировании общества в структурализме Дюркгейма оказывается гораздо более ограниченной, нежели у Маркса. Маркс, хотя и не преодолел противоречия между самодовлеющим характером структуры способа производства и деятельностью, но сохранял сильный акцент на революционном действии и классовой борьбе как движущих силах истории. Смысл общества у Дюркгейма как внешней объективной реальности безусловно важен для понимания широкого круга социальных институтов, предшествующих вступлению индивидов в общественную жизнь. Но его концепция социального факта, довлеющего над индивидом, оказывающего внешнее принудительное воздействие на него, оставляет небольшое пространство для активной роли индивидов и соответствующего осмысленного действия.

Р. Холтон полагает, что достоинства и недостатки концепции Дюркгейма в некотором смысле обратны достоинствам и недостаткам марксистской теории. Если Маркс подчёркивает определяющее значение материальных и экономических структур в ущерб нормативным факторам, то Дюркгейм концентрирует своё внимание на нормативных проблемах в ущерб материальным и инструментальным. Маркс даёт убедительное объяснение объективного воздействия материальных структур, причин экономического неравенства и социального конфликта, но его объяснение структуры, действия и порядка основывается на инструментальной схеме без учёта нормативных аспектов социальной жизни. Дюркгейм, в свою очередь, убедительно показывает, что нормативные структуры существуют и что социальный прядок не может быть создан только на основе личных интересов и инструментальных действий. Однако он преуменьшает значимость материального аспекта и не замечает того, что противоположность материальных интересов может, при определённых условиях, стать причиной социального напряжения и классовых конфликтов, подрывающих социальный порядок. Наконец, если Маркс недооценивает демократические институты общества, которые уже сформировались к середине 19 в., то более позитивная их оценка Дюркгеймом оказывается ограниченной вследствие его стремления рассматривать демократию в рамках нормативных структур органической солидарности [10. P. 36].

Итак, классический период был принципиально важным и плодотворным для социальной теории. Благодаря Дюркгейму социология обрела статус самостоятельной науки со своим специфическим предметом и экспериментальной базой исследования. Маркс дал классический образец анализа структуры капиталистической системы, основных тенденций и закономерностей её развития. В этот период разрозненные теоретические проблемы получили импульс связной интегрированной перспективы, в фокусе которой оказались проблемы структуры и действия, порядка и смысла. Эти проблемы продолжают оставаться центральными и в современной социальной теории.

Критическая теория в ХХ веке

Дальнейшая судьба классической социальной теории, особенно марксизма, оказалась достаточно драматичной и самым непосредственным образом связанной с историческими событиями начала 20 в., т. е. с революционными действиями рабочего класса в Западной и Восточной Европе.

Критическая теория обычно рассматривается как основная часть марксизма 20 в., именуемого «западным марксизмом». Она выступает в качестве теоретической рефлексии по поводу дальнейшего развития критической концепции политической экономии Маркса – в контексте исторических событий с начала и до конца 20 в.: кровопролития первой мировой войны, неудачи пролетарской революции в Германии, Октябрьской революции 1917 г. в России, времён Великой Депрессии, фашизма, Второй мировой войны, времён холодной войны, появления и распространения глобальных организаций. Всё это время критическая теория была уникальным отражением радикальных представлений о путях развития Европы и тенденциях современности. Она представлена целым рядом имён, достигших теоретической зрелости после первой мировой войны, но консолидация позиций которых произошла в Западной Европе и в США лишь после Второй мировой войны. Это – М. Хоркхаймер, В. Беньямин, Г. Маркузе, А. Лефевр, Т. Адорно, Э. Фромм, Л. Альтюссер и др. По общему мнению, начало западного марксизма или критической теории относится ко времени Октябрьской революции 1917 г. в России как специфическая реакция на неё. У его истоков стояли талантливый ученик Г. Зиммеля Д. Лукач (венгр) и Карл Корш (немец), оба были коммунистами и принимали деятельное участие в неудавшихся революциях в Венгрии и Германии.

В работах Д. Лукача «История и классовое сознание» и К. Корша «Марксизм и философия» общей была критическая направленность в отношении ортодоксального восприятия марксизма западными социал-демократами и в отношении марксизма русских коммунистов. Для Лукача и Корша принципиально важной была современная интерпретация диалектики Гегеля, диалектики субъективного и объективного, теории и практики. Лукач считал, что отношение к марксизму не должно означать некритического усвоения основных его тезисов, главное в марксизме – его метод. Применяя понятие реификации к капиталистическому обществу, в котором товары производятся для обмена, а не для непосредственного потребления, он приходит к выводу, что движение товара при капитализме маскирует реальные социальные отношения, являющиеся по существу эксплуататорскими. Поэтому рабочие, предрасположенные к восприятию исторической истины, иногда оказываются жертвами ложного сознания и исследователь вынужден приписывать сознание рабочему классу [1. C. 155].

Корш также критиковал представление о марксизме как объективной науке, которая устанавливает только причинные связи. Он подчёркивал революционный характер марксистской теории, которая призвана служить интересам классовой борьбы пролетариата.

Итальянский коммунист А. Грамши так же, как Лукач и Корш, в теории марксизма выделял диалектику революционной практики и значение субъективных факторов, особенно роль идеологии. Он отвергал марксистскую идею экономического детерминизма и настаивал на независимости политики и идеологии от экономики. Господство правящего класса не может основываться только лишь на экономических факторах, оно обеспечивается деятельностью особого идеологического аппарата. Поэтому рабочему классу в революционной деятельности необходимо не только завоевание политической власти, но и установление собственной культурной и идеологической гегемонии. Создание новой культуры и новых идей, идеологическая и культурная борьба столь же важны, как и политическая борьба. В этом большую роль должна сыграть партия и партийная интеллигенция.

Общим для всех троих был интерес к роли идеологической надстройки в общественном развитии, соединение марксизма с гегелевской диалектикой субъективного и объективного, отрицание экономического детерминизма. Все трое большое значение придавали понятию тотальности. Это означало, что отдельные части общества следует понимать в их отношении ко всему обществу, так же как отдельную эпоху в истории человечества следует понимать в её отношении ко всей истории. Лукач считал, что категория тотальности (всеобщности), как всестороннее, решающее господство целого над частями, составляет сущность того метода, который Маркс почерпнул у Гегеля и положил в основу новой науки. Решающее отличие марксизма от буржуазной науки не в доминировании экономического фактора в объяснении истории, а в доминировании категории тотальности [7. C. 117].

Франкфуртские теоретики, среди которых наиболее заметной фигурой был их лидер и академический директор М. Хоркхаймер, а также такие впоследствии популярные исследователи как Т. Адорно, Г. Маркузе, Ф. Поллок, Э. Фромм и др., избрали для своих изысканий термин «критическая теория» в качестве символа своего стремления к единству теории и практики. Они подвергли резкой критике традиционные позитивистские установки видеть в научной деятельности обособленную сферу, никоим образом не связанную с другими видами общественной деятельности. По их мнению, такой взгляд на теорию связан и с социальной безответственностью, и с ошибочным представлением теоретиков о самих себе. Подобные теоретики полагают, что действуют в соответствии со своими личными стремлениями, тогда как в действительности они реализуют направленные действия социального механизма. И как итог такого непонимания – тенденция к восприятию существующих социальных условий как единственно возможных [10. C. 439-444].

Опираясь на первую главу «Капитала» Маркса и на идею реификации Лукача, критическая теория стремилась показать, как вследствие отчуждения человеческих способностей социальные институты и процессы, являющиеся продуктами человеческой деятельности, приобрели характер самостоятельных доминирующих сущностей. Франкфуртцы обращали внимание на тенденцию, которая в условиях социального отчуждения приводит к конституированию индивида в качестве простого элемента управляемой тотальности. Любой человек становится копией, взаимозаменяемой ничтожной фигурой [8. C. 182]. В отличие от других они рассматривали индивида как социальное существо, конституированное интерсубъективными отношениями с другими. Это не означало их отказа от идей З. Фрейда о природе человека, это означало рассмотрение её в исторической динамике и во внутренней противоречивости. Аргументом для них было то, что напряжённые отношения индивида с самим собой, своего рода неидентичность являются неотъемлемой частью социальной организации и культуры.

Таким образом, такая форма критики предусматривала возможность социальной трансформации и восстановления истинных человеческих отношений в противовес нечеловеческим отношениям капиталистического общества, в котором люди оказываются лишь посредниками между вещами и предметами потребления. В этом отношении теория может играть существенную роль. Поскольку овеществлённые отношения капиталистического общества конституировались и поддерживались тоже определённого рода сознанием, то осознание их такими, каковыми они фактически являлись, было уже шагом к преодолению их господства над человеческой жизнью.

Овеществление (реификация) и отчуждение рассматривались Хоркхаймером и его сторонниками в терминах «оппозиции между индивидуальным целеполаганием, самопроизвольностью и рациональностью и теми производственными отношениями, на которых построено общество» [10. P. 444]. Это было связано также с критикой позитивизма. Позитивистская социальная наука принимала мир таким, какой он есть, фактически даже препятствовала осознанию овеществления (реификации) как явления, посредством которого человеческая сущность, созидательная активность человека вытеснялась из институтов и процессов социального мира. Овеществление делало возможным отношение к этим аспектам человеческого существования (активному творческому началу) как к «социальным фактам» или как к «вещам», согласно терминологии Дюркгейма.

В 30-е гг. Хоркхаймер и его коллеги ещё сохраняли некоторые надежды на революционное преобразование общества и их взгляды этого периода укладывались в рамки одной из разновидностей абстрактного марксизма, хотя признаки последующего кризиса просматриваются уже здесь. В «Диалектике Просвещения», написанной Хоркхаймером и Адорно в конце Второй мировой войны, уже нет и доли оптимизма. Критическая теория утверждала, что форма товарной экономики, на которой основывается современная история, содержит в себе внутренние и внешние противоречия современной эпохи. Она снова и снова порождает эти противоречия во всё более интенсивной форме; и вслед за периодом прогресса, развития человеческих сил и индивидуального освобождения, вслед за повсеместным распространением контроля человека над природой, она в конечном итоге оказывается препятствием на пути к дальнейшему развитию и ведёт человечество к новому варварству. «Люди всегда вынуждены были выбирать между подчинением природе или подчинением природы самости. С развитием городского товарного хозяйства сумрачный горизонт мифа озаряется солнцем калькулирующего разума, под чьими леденящими лучами вызревают всходы нового варварства» [8. C. 48-49].

То есть, современная эпоха характеризуется как «новое варварство», но, в отличие от марксизма, не рассматривается необходимость её преодоления. Критические теоретики не разделяли взглядов, например, Лукача на пролетариат как субъект истории, отмечая его подверженность воздействию образцов массовой культуры и неспособность к выработке модели революционного сознания.

Авторы констатируют «тоталитарность» «Просвещения», имея в виду подавление человеческой автономности «культурной индустрией», занятой массовым производством того, что потом назовут «симулякрой» (термин Бодрийяра; напр., комфортабельный автомобиль, который рекламируется как «городской внедорожник», или изображение в популярном журнале счастливой семьи, на самом деле представленной фотомоделями и т. п.), способной превращать потенциально творческих людей в пассивных потребителей предметов и произведений, лишённых какого бы то ни было смысла.

Решающее значение имеет присущая системе «необходимость ни на мгновение не спускать глаз с потребителя, не дать у него зародиться подозрению, что сопротивление возможно. Этот принцип требует, чтобы, с одной стороны, все его потребности представлялись ему безусловно удовлетворяемыми культуриндустрией, но, с другой, чтобы эти потребности уже заранее были устроены таким образом, что себя самого в них он не мог бы воспринимать иначе, как только вечным потребителем, объектом культуриндустрии» [8. C. 177]. Могущество индустриального общества подчинило себе человека раз и навсегда, а культуриндустрия безотказно воспроизводит его как целиком сформированного ею потребителя.

Безусловное экономическое господство индустриального общества над индивидом особенно наглядно в процветающей Америке, где авторы писали свою книгу. В Америке, по мнению Адорно и Хоркхаймера, не существует никакого различия между самим человеком и его экономическим статусом. «Никто не является чем бы то ни было иным, кроме как своим состоянием, своим доходом, своим положением, своими шансами». Экономическое положение и существо человеческое совпадают в сознании людей – «вплоть до мельчайшей морщинки». «Каждый стоит ровно столько, сколько он зарабатывает, каждый зарабатывает ровно столько, чего он стоит». О себе человек узнаёт по превратностям своего экономического существования и не иначе. «Если материалистическая критика общества, - пишут авторы, - в противоположность идеализму утверждала, что не сознание определяет бытие, но, напротив, бытие – сознание, что истину об обществе следует искать не в его идеалистических представлениях о самом себе, но в его экономике, то современное самосознание уже отбросило подобного рода идеализм. Его носители судят о своей собственной самости по её рыночной стоимости и учатся тому, что представляют они из себя, претерпевая всё то, что случается с ними в условиях капиталистической системы хозяйствования» [8. C. 259]. Примечательно то, что в этих условиях люди принимают и смиряются даже с самой трагичной своей участью.

Для Хоркхаймера и Адорно серьёзной проблемой стало превращение разума в средство, обращённое против человека. «Беззаконие, ненависть, разрушение становятся даже функциональными» из-за формализации разума. «Формализация разума является попросту интеллектуальным выражением машинизированного способа производства» [8. C. 130-131]. «Технический процесс, в который опредмечивает себя субъект после искоренения себя из сознания, свободен от многозначности мифологического мышления, равно как и ото всякого смысла вообще, ибо разум сам становится тут всего только подсобным средством всеобъемлющего экономического аппарата. Он используется как всеобщий инструмент, пригодный для изготовления всех иных инструментов, жёстко целенаправленный, столь же роковой, сколь и педантично расчётливая работа в материальном производстве, чьи последствия для человека не поддаются никакому расчёту» [8. C. 46].

Разум, институты науки оказались на службе нацистской смертоносной индустрии так же легко, как они могли быть использованы в борьбе с человеческими страданиями и нищетой. Характер институционализации разума и его использования не только в нацистской Германии, но и в современном обществе в целом направлен скорее на уничтожение автономии индивида, а не на её реализацию. Само выражение «быть разумным» приобрело значение примирительной позиции, но не способности к рациональному критическому суждению.

Хоркхаймер и Адорно считали, что в существующем обществе нет никаких оснований для революции или какого-либо практического действия, которое препятствовало бы воспроизводству дегуманизирующего социального порядка. Самое большое, что можно было, по их мнению, сделать, это сохранить критическое мышление. И в Америке, и в репрессивной обстановке Германии, где бывшие нацисты могли вернуться к власти, возможно было сохранить только зёрна критической мысли, которые могли бы прорасти и дать всходы, если условия станут более благоприятными. Но и на это мало надежды, т. к. в процессе удовлетворения своекорыстных интересов в рамках так называемого «свободного предпринимательства» люди становятся всё более похожими друг на друга. И господствующая идеология конформизма способствует прогрессирующему единообразию людей, поскольку каждый следует только своим эгоистическим интересам, характерным для потребителя в мире корпоративного капитализма и массовой культуры. Подобным же образом современная психология вместо того, чтобы рассматривать истину и добродетель в качестве первейших ценностей, могущих вдохновить даже на социальные изменения, провозглашает «приспособление» в качестве высшей цели индивида [10. P. 449].

После возвращения в начале 50-х гг. Хоркхаймера, Адорно и др. в Германию во Франкфурт работа франкфуртской группы во главе с Хоркхаймером возобновилась, но сосредоточилась на критической, антипозитивистской теории. Марксизм уже перестал играть для франкфуртцев какую бы то ни было роль. В известном смысле преемником идей Хоркхаймера и работ Института социальных исследований стал Ю. Хабермас.

В 50-60-е гг. в связи со стабилизацией капитализма в Европе и Америке немарксисты стали утверждать, что теперь рабочий класс интегрирован в капиталистическом обществе, говорили об «обуржуазивании рабочего класса». Но после студенческих волнений 70-х гг. в Европе и подъёма борьбы рабочих марксизм вновь приобрёл и теоретическое, и практическое политическое значение. Главными стали проблемы политической стратегии и тактики революционных сил и революционных движений. В соответствии с различными политическими линиями теоретиков и практиков марксизма марксизм раскололся на различные направления – троцкизм, сталинизм, маоизм и т. д. Эти направления не только ориентировались на критику капиталистического общества, но и ожесточённо боролись друг с другом, но особой популярности не приобрели.

В современных условиях теоретическое наследие западного марксизма имеет определённое значение в решении проблем общества потребления, где новыми средствами массовой информации (телевидение, кино) настойчиво пропагандируются стандарты массовой культуры и стандарты поведения в массовом обществе.

Методический блок к главе 2

Основные понятия: структура, функция, структурный функционализм, структурализм, детерминизм, свобода воли, социальные институты, действие, социальная структура, социальные отношения, классическая социальная теория, индустриализация, капитализм, демократизация, политическая эмансипация, отчуждение, коллективное действие, идеология Просвещения, вторая природа, общественные отношения, способ производства, производительные силы, производственные отношения, базис, надстройка, отношения собственности, материальные интересы, классы, неравенство, революция, частная собственность, творческий потенциал человечества, труд, эксплуатация, социальные изменения, урбанизация, либеральные экономисты, исторический материализм, буржуазное сознание, традиционное общество, механическая солидарность, органическая солидарность, социальная интеграция, социальный факт, коллективные представления, аномия, критическая теория, ортодоксальный марксизм, западный марксизм, реификация, тотальность.

Контрольные вопросы

1. В чём заключается основное достижение социальной теории XIX века?

2. С какой философской проблемой связана дилемма «структуры-действия»?

3. Поясните мысль Маркса о том, что общество это не сумма индивидов, а система определённым образом структурированных общественных отношений.

4. Почему по Марксу классовая борьба является главным фактором социальных изменений?

5. В чём заключается главная заслуга Маркса в превращении социологии в подлинно научную дисциплину?

6. В чём причина возникновения аномии в современных обществах?

7. Почему в современном обществе невозможна механическая солидарность?

8. Охарактеризуйте основную проблематику критической теории ХХ века в отличие от классического марксизма.

Литература

1. Аберкромби Н., Хилл С., Тёрнер Б.С. Социологический словарь. Пер. с англ. Под ред. К.социол. наук С.А. Ерофеева. - М.: Экономика, 1999.

2. Волков Ю.Г., Нечипуренко В.Н., Самыгин С.И. Социология: история и современность. - М.: Издательский дом «КноРус», Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999. - 672 с.

3. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии./ Пер. с фр. и послесловие А. Б. Гофмана. – М.: Наука, 1990. – 575 с.

4. Дюркгейм Э. Самоубийство: социологический этюд. Пер. с фр с сокр.; Под ред. В.А. Базарова. - М.: Мысль, 1994. - 399 с.

5. Маркс К. и Энгельс Ф. К критике политической экономии. Предисловие. Соч. 2-е изд. Т. 13. - М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1955. - С. 5-9.

6. Маркс К. и Энгельс Ф. Письмо к П.В. Анненкову от 28 декабря 1846 г., Соч. 2-е изд. Т. 27. - М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1962. - С. 401-412.

7. Монсон П. Современная западная социология: теории, традиции, перспективы. / пер. со шв. - СПб.: Издательство «НОТАБЕНЕ», 1992. - 445 с.

8. Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. Философские фрагменты. Пер. с нем. М. Кузнецова. - М. - СПб.: «Медиум» - «Ювента», 1997. - 310 с.

9. Calhoun C. Social Theory and the Public Sphere // in Turner B.S. The Blackwell Companion to Social Theory. - Basil Blackwell, Oxford (UK) and Cambridge (MA), 1996. - Pp. 429-470.

10. Holton R.J. Classical Social Theory // in Turner B.S. The Blackwell Companion to Social Theory. - Basil Blackwell, Oxford (UK) and Cambridge (MA), 1996. - Pp. 25-55.

Литература основная

Волков Ю.Г., Нечипуренко В.Н., Самыгин С.И. Социология: история и современность. - М.: Издательский дом «КноРус», Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999. - 672 с.

Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии./ Пер. с фр. и послесловие А. Б. Гофмана. – М.: Наука, 1990. – 575 с.

Дюркгейм Э. Самоубийство: социологический этюд. Пер. с фр с сокр.; Под ред. В.А. Базарова. - М.: Мысль, 1994. - 399 с.

Маркс К. и Энгельс Ф. К критике политической экономии. Предисловие. Соч. 2-е изд. Т. 13. - М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1955. - С. 5-9.

Маркс К. и Энгельс Ф. Письмо к П.В. Анненкову от 28 декабря 1846 г., Соч. 2-е изд. Т. 27. - М. Гос. изд-во полит. лит-ры, 1962. - С. 401-412.

Монсон П. Современная западная социология: теории, традиции, перспективы. / пер. со шв. - СПб. Издательство «НОТАБЕНЕ», 1992. - 445 с.

Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. Философские фрагменты. Пер. с нем. М. Кузнецова. - М. - СПб.: «Медиум» - «Ювента», 1997. - 310 с.

Литература дополнительная:

Аберкромби Н., Хилл С., Тёрнер Б.С. Социологический словарь. Пер. с англ. Под ред. К. социол. наук С.А. Ерофеева. - М.: Экономика, 1999.

Calhoun C. Social Theory and the Public Sphere // in Turner B.S. - The Blackwell Companion to Social Theory. Basil Blackwell, Oxford (UK) and Cambridge (MA), 1996. - Pp. 429-470.

Holton R.J. Classical Social Theory // in Turner B.S. The Blackwell Companion to Social Theory. - Basil Blackwell, Oxford (UK) and Cambridge (MA), 1996. - Pp. 25-55.