учебники / Гречихин_Библиографоведение

теории от практики, застоя, авторитарности со стороны определенных апологетов, научных направлений и школ.

В любом случае мы должны гордиться тем, что именно наша советская библиографическая наука выступила в роли пионера ее теоретического углубления с учетом достижений современного социального и научно-технического прогресса. Ведь всякий шаг на пути научного самосознания связан с необходимостью обозначения, выражения в определенной знаковой системе полученных результатов человеческой, общественной деятельности. Это является объективной стороной, обязательной составляющей нашей жизни. «На «духе», - подчеркивали К. Маркс и Ф. Энгельс, - с самого начала лежит проклятие - быть «отягощенным» материей, которая выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков - словом, в виде языка. Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми». Это в полной мере касается не только естественного языка как «важнейшего средства человеческого общения, «непосредственной действительности мысли», но и всех других, «искусственных» способов документального воспроизведения социальной информации, среди которых особое место занимает книга.

Следует отметить, что о самого начала термин «библиографоведение» был признан не совсем удачным, уже в силу его неблагозвучности, несоответствия сложившимся канонам в обозначении науки. И шли довольно жаркие дискуссии среди специалистов. Но это не означает, что сам факт, само осознание необходимости его внедрения следует считать ошибочным. В конце кондов, дело не столько в терминообозначении, сколько в самой сути соответствующей науки, в нашем случае - библиографоведения.

Как это ни странно, особенно с учетом достаточно длительного и глубокого, о чем мы можем судить по ранее изложенному материалу. исторического опыта развития библиографии, чаще всего и трактуемой; в качестве науки, но до сих пор не сформировано более или менее удовлетворительного, тем более единого и целостного понимания существа библиографоведения. Между тем библиографоведение принадлежит к числу немногих научных дисциплин, разработка проблем которых в последнее время велась довольно активно и на таком высоком уровне, как по крайней мере три докторских диссертации. Правда, каждый автор давал свою, существенно отличную от других интерпретацию библиографии как деятельности и науки о ней. Библиографии повезло и в другом отношении: из всех отраслей книжного дела (шире - информационной деятельности) в ней особенно активно разрабатываются и внедряются ГОСТы. В частности, один из них отражает действующую ныне систему основных терминов и их определений. Однако необходимой ясности в проблему понимания социальной сущности библиографии и библиографоведения они пока, на наш взгляд, не внесли.

Любая наука для получения своего статуса должна в качестве обоснования определить прежде всего три момента своего существования: объект и предмет, методологию, терминосистему. Естественно, эти определяющие моменты следует воспринимать конкретно-исторически. И в атом отношения необходимо подвести некоторые итоги в обобщении основных тенденций и достижений исторического развития библиографоведения в нашей стране, следуя известному принципу научного познания,

сформулированному применительно к предмету нашего исследования в фундаментальной монографии Н.В. Здобнова.

Этим и объясняется то особое внимание, которое мы уделили истории библиографии в настоящем учебном пособии. Именно история этой важнейшей сферы общественной деятельности отражает все необходимые предпосылки и составляющие библиографоведения как науки: в любом случае - ее прошлое, настоящее и будущее. Не опираясь на всю историю библиографии, научное обобщение ее результатов, библиографоведение заведомо превращается в бездумное теоретизирование, схоластику.

Одной из определяющих задач на пути развития советского библиографоведения и стало освоение уроков его прошлого развития в дореволюционной России. Осознание его как науки впервые в нашей стране представлено в цитированной выше статье В.Г. Анастасевича «О библиографии» (1811). Именно в его работах оно и получило известную двуединую трактовку: практическая библиография и теоретическая библиография. К сожалению, приходится констатировать, что необходимая четкость в объяснении существа взаимосвязи этих двух частей (сторон, уровней и т.п.) библиографической деятельности отсутствует и в наше время. Мы считаем, что здесь следует видеть попытку структурной дифференциации библиографической науки, т.е. выделение в качестве относительно самостоятельных таких ее частей, как теория (у В.Г. Анастасевича - «философия») и методика (у В.Г. Анастасевича - «со стороны ее практики», «в отношении ее к одним сочинениям», «к продаже», в ограничении «только вещественностью и техническим описанием книг»).

Позже, при осознании целостности и самобытности библиографоведения в системе книговедческих дисциплин (прежде всего, в работах Н.М. Лисовского и А.М. Ловягина), структурная дифференциация его получила в принципе окончательное решение. Напомним, что Н.М. Лисовский выделял в структуре науки книговедения и составляющих его частных дисциплин историю, теорию и практику, А.М. Ловягин в своих поисках решения предложил два варианта: типология, практика, теория, история. а в другом случае - история (генетика), морфология (статика) и динамика. Следовательно, с определенной долей упрощения, но мы можем утверждать, что уже в дореволюционном русском книговедении была определена оптимальная структура любой книговедческой дисциплины в единстве ее истории, теории и методики. Нужно только принимать во внимание тот существенный факт, что и библиография как деятельность, и книжное дело в целом трактовались хотя и системно, но идеалистически: лишь в качестве духовной (научной) деятельности. Практика полностью отождествлялась с методикой, т.е. не воспринималась как реально-преобразующая творческая деятельность, а применительно к специфике непроизводственной, духовной сферы общения - как знаковая материализация и использование социальной информации (тогда - знание) в обществе, в общественной деятельности.

От библиографической концепции В.Г. Анастасевича идет еще одна «двойственная» тенденция в разработке библиографоведения, связанная с его интерпретацией библиографии в узком, «теснейшем смысле» и в широком смысле - как «вышней библиографии». Это и способствовало затем разделению всех русских библиографов на «академистов» и «общественников». Размежевание это, конечно, условное. Как справедливо подчеркивал в этой связи Б.С. Боднарский, только в единстве этих подходов библиография может дать необходимый «синтез книжной мысли» и тем самым в полной мере осуществить свою общественную функцию. Именно в стремлении более четко определить основные социальные функции (назначение, цель, задачи и т.п.) библиографии как деятельности мы

должны видеть суть рассматриваемого деления. Академическое направление ограничивало общественные функции библиографии лишь книгоописанием, «исчислением» и систематизацией, а значит, и не могло подняться до уровня «вышней библиографии». В этом отношении социологическое направление более плодотворно в своем стремлении придать библиографии и решение еще таких социально и культурно значимых задач, как критика, обобщение и выводы, руководство чтением. Требование активно внедрять библиографию в жизнь, информационное общение, вырабатывать и пропагандировать свое отношение, свои выводы и общую точку зрения на различные общественные процессы естественным образом приводило к тому, что библиография становилась ареной острой идеологической и классовой борьбы, «борьбы идей». Не случайно все прогрессивные течения русского революционно-освободительного движения (революционнодемократическое, народническое, большевистское) особое внимание уделяли именно рекомендательной библиографии.

Более того, согласно ленинской сценке труда Н.А. Рубакина «Среди книг», всякую попытку библиографии уйти от участия в «борьбе идеи», от живой полемики в сторону «прикрытой полемики», «надпартийности», ложно понимаемой объективности следует считать ее крупным недостатком. Еще В.Г. Анастасевич, обосновывая необходимость в социальной активности библиографии, квалифицировал труд библиографа как «обширное поприще сведений, собранных им под одну точку зрения», требовал «сказать пред ученым светом свой суд», дать о книге «надлежащее понятие, которого ищет читатель в разборе (анализе), или в рецензии», быть не только судьей и проводником, но и «путеводительницей и наставницей» в выборе книг.

Иными словами, уже В.Г. Анастасевич и В.С. Сопиков достаточно верно поставили вопрос об оптимальной дифференциации общественных функций библиографии, что до настоящего времени так и не имеет убедительного решения. В самом общем виде и в различных терминообозначениях общественные функции библиографии могут быть сведены к следующим трем: учет (описание, исчисление, систематизация и т.п.), критика (оценка, анализ и т.п.), рекомендация (синтез, выводы, руководство чтением и т.п.) книг (произведений, документов, изданий). Важность их определения играет особую, можно сказать, ключевую роль и в определении социальной сущности библиографии вообще, и в оптимальной специализации ее как деятельности. В библиографоведении этот вопрос со временем выделился в проблему особого значения: определение основных видов библиографии, т.е. в типологию библиографии.

Но типология библиографии не ограничивается только выделением и систематизацией видов библиографии на основе ее общественных функций. Здесь возможны и не менее существенны и другие критерии для библиографической систематизации. Особое значение для библиографии имеет специализация ее по содержанию, т.е. по уровням отражения в ней социальной информации. И в этом отношении русская дореволюционная библиография сделала определенный шаг. В частности, В.Г. Анастасевич одной из важных функций библиографии считал «изображение сущности всех сочинений по их предметам». На этом основании он разделял библиографию на общую и частную. Со временем такая специализация библиографии еще больше углубилась, но как научная проблема она также до конца в библиографоведении до сих пор не решена, остается дискуссионной.

С предметной (содержательной) специализацией тесно связана и еще одна важная характеристика библиография, которую сейчас чаще всего называют читательским

назначением, читательским адресом. Другими словами, библиография должна учитывать, на кого, на какого читателя она ориентирует свою деятельность. Уже в русской дореволюционной библиографии была четко осознана разница в ее ориентации на массового читателя или, как говорил В.Г. Анастасевич, «для ищущих одного удовольствия в чтении книг», и на специалистов - «посвятивших себя ученому состоянию». В этом плане также можно рассматривать и «двойственность» библиографии в «узком» и «широком» смыслах, в «академическом» и «общественном» направлениях. Считалось, что для специалиста (ученого) вполне достаточно одного книгоописания, так как оценку и выбор необходимых источников информации он способен осуществить сам. Более того, А.М. Ловягин высказал мысль, что для специалистов многих наук (естественных, точных, технических) нужны не сами книги (документ), а непосредственно отдельные факты и идеи, т.е. то, что мы сейчас называем «фактографической информацией». Другое дело - массовый читатель, который нуждается во всей полноте библиографического обслуживания и особенно рекомендательного. Характерно, что постепенно осознается необходимость в более глубокой дифференциации читательского адреса по самым различным характеристикам. Наиболее ярким примером может служить обзор «Среди книг» Н.А. Рубакина. где все рекомендуемые издания были квалифицированы в соответствии с образовательным уровнем возможного читателя.

В дореволюционном библиографоведении была по-своему решена и важная проблема, касающаяся объекта и предмета библиографии. Особой четкостью и специальным обоснованием эти решения не отличались уже потому, что книговедение и библиография чаще всего отождествлялись, как и соответствующие им объекты и предметы познания, сферы деятельности. Такое неоправданное отождествление обусловливалось также и сведением книжного дела и библиографии как деятельности соответственно лишь к научной, познавательной - книговедению и библиографии как науки (библиографоведению). Поэтому применительно к дореволюционному библиографоведению следует говорить об объекте и предмете познания.

Естественно, понятия объекта и предмета - конкретно-историчны, их следует воспринимать в развитии. Это в такой же мере касается и методологии библиографоведения. В самом общем понимании метод представляет собой определенный способ достижения поставленной цели, в нашем случае - способ реализации общественных функций библиографии. Для этого и нужно «знать книги», составлять соответствующие библиографические пособия и т.д. И уже основоположники отечественного библиографоведения большое внимание уделяли его методам. В частности, методам составления библиографических пособий, библиографической систематизации, о чем и рассуждал в своей статье В.Г. Анастасевич, выделял книгоописание, количественное и содержательное сравнение, оценку, анализ и выбор книг, их классификацию. Правда, практика дореволюционной библиографии в методологическом отношении была богаче. Здесь широко использовались различные методы библиографического описания, аннотирования, реферирования, рецензирования, составления обзоров, библиографической статистики, библиографической группировки. В начале XX в. была уже осознана необходимая взаимосвязь частных библиографических методов с общекниговедческими. Так, Н.М. Лисовский считает, что «изучение эволюции книги в качественном и количественном отношениях» следует вести на уровне различных порядков: библиографическом, историческом, социальном; Н.А. Рубакин разрабатывает теорию

«книжного ядра», «библиопсихологию»; А.М. Ловягин предлагает рассматривать книговедческое познание как целостный процесс в единстве методологического восхождения от описания и систематизации к анализу («библиография»), от анализа к синтезу («библиология»), в целях выяснения влияния книги на развитие и формирование духовной культуры человека и общества. И все же говорить о высоком уровне методологической разработки библиографоведения пока еще не приходится.

Наконец, уже в дореволюционной науке о книге произошли качественные изменения относительно определения места библиографоведения в системе книговедческих дисциплин. Хотя необходимой четкости добиться не удалось, в то же время наметился твердый отход от былого их отождествления. Библиографоведение как бы начинает свой новый путь в качестве относительно самостоятельной в системе книговедения дисциплины. И все же с возникновением советской библиографии, в качественно изменившихся общественно-экономических условиях, все пришлось как бы начинать сначала: с разработки определяющих оснований библиографоведения, но в свете марксистско-ленинского учения.

• Особенности развития советского библиографоведения

С победой Великого Октября сложились качественно новые общественно-экономические условия для формирования библиографической науки. Прежде всего, это связано с тем, что возникает библиография нового типа - советская, социалистическая библиография. Развивалась она не на пустом месте. Еще в условиях царской России все прогрессивное, что накопилось за многовековую историю русской библиографии, было активно использовано большевистской библиографией. Она являлась неотъемлемой частью легальной и нелегальной социал-демократической издательской деятельности. Особенно примечательным был период русской революции 1905-1907 гг. Характеризуя его, В.И. Ленин особо подчеркивал небывалый рост теоретической социал-демократической литературы: «Такие количества теоретической литературы, в такой короткий срок брошенные в девственные, почти незатронутые социалистической книжкой массы, не перевариваются сразу. Социал-демократическая книжка не пропала. Она посеяна. Она растет. И она даст плоды - может быть, не завтра, не послезавтра, а несколько позже...».

И здесь следует особо подчеркнуть, что именно В.И. Ленин внес принципиальной важности вклад в развитие социалистической библиографии, создавая ее теоретико-методологические основы еще в дореволюционное время. Прежде всего, это касается таких его работ, как «Партийная организация и партийная литература», рецензия на труд Н.А. Рубакина «Среди книг», «Библиография марксизма». Из работ советского периода следует указать незаконченный труд, часто называемый «философским завещанием» В.И. Ленина, - «О значении воинствующего материализма». Для библиографоведения имеет важное значение та часть этой работы, где на примере критико-библиографического отдела журнала «Под знаменем марксизма» показано, какой должна быть библиография на страницах журнала, который является органом воинствующего материализма.

В.И. Ленин воинственность, активную позицию в жизни общества считал определенной чертой библиографии. Это можно видеть и на данных им образцах «практической» библиографии (например, «Библиография марксизма»), и на разработанных им теоретических принципах библиографии - партийности, научности, народности. И библиография первых лет Советской власти не только следовала заветам В.И. Ленина, но и пыталась развивать их. К сожалению, мы не можем подтвердить это ссылками на крупные монографические исследования по истории советской библиографии, которых, как это ни странно, до сих пор нет. Поэтому мы ограничимся здесь указанием на отдельные, но примечательные примеры: издание критико-библиографических журналов («Книга и революция», «Печать и революция» и др.); созыв и острые дискуссии на I и II Всероссийских библиографических съездах, особенно на втором; создание нескольких научно-исследовательских институтов (Ленинградский институт книговедения. Институт книги, документа и письма, Критико-библиографический институт и др.).

Но уже к 30-м годам наметилась ничем не оправданная тенденция к выхолащиванию из библиографии ее самой определяющей характеристики - общественного назначения. Это можно объяснить разными причинами, в том числе:

трудностями общественно-экономического развития и остротой идеологической борьбы, когда из-за классовой непримиримости вместе с реакционными и негативными явлениями «буржуазного» книговедения отвергались и плодотворные идеи и достижения; с усилением культа личности ученым - книговедам и библиографам - все труднее

становилось осуществлять свое естественное право на оригинальность мышления, свою точку зрения, поиск новых подходов, которые в какой-либо мере расходились бы с общепринятыми, тем более освященными «сверху»; первые опыты марксистской разработки книговедения и библиографоведения (работы И.В.

Владиславлева, И.В. Новосадского, П.Н. Беркова, Л.Н. Троповского и др.), хотя и актуальные, плодотворные во многих отношениях, в то же время были во многом противоречивы, не отличались необходимой методологической глубиной, недостаточно опирались на опыт практики советского книжного дела и библиографии, в свою очередь, делающих тоже свои первые шаги; трудности оптимального сочетания обще- и специальнонаучных задач, теории и практики,

когда в угоду текущей актуальности и доступности оперативного решения частным и практическим проблемам отдавался приоритет перед фундаментальными.

Можно указать и другие причины, но факт остается фактом: начиная с 30-х годов книговедение объявляется буржуазной наукой, закрываются критико-библиографические журналы, книговедческие и библиографические научно-исследовательские организации, развитие книжного дела и библиографии обрекалось на односторонний прагматизм. Естественно, мы далеки здесь от какого-либо сгущения красок, от бездумного перечеркивания целого периода, на наш взгляд, самого интересного в формировании советского библиографоведения. В этих сложных условиях выдвинулась целая плеяда советских библиографов нового поколения, среди них - Н.В. Здобнов, П.Н. Берков, Е.И. Шамурин, К.Р. Симон. Приходится лишь, с сожалением, констатировать, что их творческий вклад в развитие советского библиографоведения еще в полной мере не освоен и не получил дальнейшего развития. Конечно, к оценке их деятельности следует подходить конкретноисторически, особое внимание уделив именно положительному, непреходящему в их научном творчестве.

В частности, всех указанных ученых отличает одна примечательная черта: все их теоретические новации основываются на глубокой исторической проработке соответствующих проблем. Так, Н.В. Здобнов создал фундаментальный труд по истории русской дореволюционной библиографии, а К.Р. Симон - истории иностранной библиографии, П.Н. Беркову принадлежат первые советские работы по методологическому обоснованию истории книги как научной дисциплины, Е.И. Шамурину - фундаментальный труд по общемировой истории библиотечно-библиографических классификаций. В теоретическом отношении не потеряла своей научной значимости, например, попытка Н.В. Здобнова развить намеченную еще В.Г. Анастасевичем функционально-структурную систему библиографии. Идя дальше, Н.В. Здобнов объединил в одно целое эти ее подразделения: в структуре библиографии он выделил сначала ее теорию («теоретическая библиография») и методику («практическая библиография»), а затем, в свою очередь, практическую библиографию разделил на ее функциональные составляющие - учетнорегистрационную (описательную). критическую и рекомендательную библиографии. Несмотря на явную «недоработанность» этой схемы (отсутствует историческая часть, функциональное деление не распространяется на теорию, не предусмотрена классификация по содержательному признаку на общую и частную библиографию), она достаточно правильно, по нашему мнению, решает две трудные проблемы.

Первая из них касается соотношения теории и практики в библиографии, или в современном терминообозначении библиографоведения и библиографической деятельности. Н.В. Здобнов включает теорию библиографии в библиографическую деятельность. По этому вопросу уже тогда существовали и до сих пор существуют полярные мнения. Вторая проблема лежит в основе построения функциональной системы видов библиографии, которая также до сих пор не имеет однозначного решения. Но, несмотря на обилие последующих точек зрения, вплоть до самых современных (А.И. Барсука и О.П. Коршунова), традиционная точка зрения (в основе ее лежит выделение учетной, оценочной

ирекомендательной функций) более убедительна, к тому же подтверждается многовековой практикой.

П.Н. Берков особый вклад внес в научную разработку такого важного процесса библиографической деятельности, как поиск (разыскание).Основной его труд в этом плане «Библиографическая эвристика. К теории и методике библиографических разысканий» (М., 1960. 173 с.), хотя теория этого процесса во многих отношениях сейчас углубилась благодаря информатике, сохраняет свое научно-практическое значение. Е.И. Шамурин обогатил советское библиографоведение разработкой его методической части, понятийного аппарата и предложил одну из самых детализированных систем библиографии». К.Р. Симон также многое сделал для упорядочения терминосистемы библиографии, но особенно - для теории реферирования.

Следует подчеркнуть, что именно работами указанных ученых и многих других книговедов

ибиблиографов был подготовлен новый качественный взлет в развитии советского библиографоведения, первый пик которого приходится на 60-е годы. Тогда сложились более благоприятные общественно-экономические условия, накоплен большой практический опыт в книгоиздании и библиографии, дальнейшее развитие которых требовало новых кадров высокой квалификации и создания обобщающей теории. После целого периода прагматизма любые обобщающие работы рассматривались как уникальные явления. Для библиографоведения таковыми явились учебники «Общая библиография» для техникумов и

вузов, выход которых как бы послужил сигналом для широкой дискуссии, развернувшейся в конце 50 - начале 60-х годов на страницах журнала «Советская библиография». Примерно в это же время состоялись дискуссии и по общим вопросам книговедения», стал выходить продолжающийся сборник «Книга. Исследования и материалы», в результате чего были созданы предпосылки для «второго рождения» книговедения как науки в нашей стране.

В ходе библиографической дискуссии столкнулись самые различные мнения относительно определяющих, можно сказать, «извечных» вопросов, раскрывающих общественную сущность библиографии как науки и как деятельности. В целом полемика выявила три основных понимания библиографии: 1) библиография - это всецело научная дисциплина; 2) библиография - это «научно-практическое целое», где научная часть или противопоставляется практической, или растворяется в ней; 3) библиография - это наука, являющаяся частью библиографической деятельности. Следует подчеркнуть, что именно последнее понимание, пока еще слегка намеченное, но как наиболее прогрессивное получит затем более глубокую научную разработку. Оно потребовало и введения нового термина для обозначения библиографической науки - «библиографоведение». Впервые оно было предложено в 1948 г. И.Г. Марковым, который, правда, понимал библиографию и науку о ней излишне узко и прагматически: «Библиография - это указатели и справочники, которые имеют своим объектом книги, а библиографическая наука - это теория создания, оформления и использования библиографических указателей».

Следует отметить также, что важным стимулом для активизации книговедческих исследований стало возникновение в эпоху современного научно-технического прогресса новых научных дисциплин информационно-коммуникативного цикла. Наиболее активной и многообещающей из них является информатика, разрабатывающая вопросы научной информации, научно-информационной деятельности. Истоком ее формирования также служит наука о книге, своеобразно развитая в известкой теории документации П. Отле - одного из основателей Международного библиографического института: (1895), а в современных условиях получившая еще и мощное средство переработки информации, каким является ЭВМ. Информатика как бы заполнила вакуум, оставленный без внимания книговедением м библиографоведением в сфере научной коммуникации. Более того, она творчески использовала и многие достижения библиографии, например, аннотирование, реферирование, составление обзоров и т.п.

Второй пик в теоретической разработке советского библиографоведения падает на 70-е годы, и идеи, сформулированные тогда, продолжают определять современный этап в его развитии. Примечательным здесь является выход в свет сразу двух монографий - А.И. Барсука и О.П. Коршунова. Под редакцией О.П. Коршунова вышел затем и вузовский учебник «Библиография. Общий курс» - третье издание подобного рода в нашей стране. Теперь в новейшем сборнике своих работ О.П. Коршунов уточнил и развил свою библиографическую концепцию. В настоящее время он готовит к изданию новый вузовский учебник «Библиографоведение. Общий курс».

Возникает правомерный вопрос, насколько в свете этих работ обеспечен прогресс в решении определяющих моментов и системная целостность современного библиографоведения? Прогресс несомненен. И все же сказать с полной уверенностью, что создана, наконец, непротиворечивая и целостная наука о библиографии, пока нельзя. Заложены лишь основы ее. На наш взгляд, особого уточнения требуют следующие положения доминирующей сейчас концепции библиографоведения О.П. Коршунова:

общественная функция библиографии; основные определяющие характеристики библиографоведения - объект и предмет, методология и терминосистема; структура библиографической деятельности, в том числе и функциональная система видов; система библиографических пособий; место библиографоведения в системе книговедческих дисциплин.

Как видим, речь идет о наиболее важных и в то же время трудно решаемых проблемах библиографоведения. Во многом эти трудности объясняются тем, что попытки решения указанных проблем не всегда основываются на глубоких исторических обобщениях в развитии отечественной библиографии и всем положительном, что создано на современном этапе развития советского библиографоведения. Положительной в методологическом отношении стороной концепции О.П. Коршунова мы считаем использование таких современных подходов к науке, как системный и деятельностный (сам он употребляет также термин «системно-деятельностный»). Собственно, системный подход издавна используется в книговедческих исследованиях, но только теперь он стал рассматриваться в качестве научного принципа. И в современных библиографических построениях следует опираться на его теоретическую интерпретацию, данную в работах современных советских философов, которые квалифицируют его применительно к общественным наукам.

И все же преобладающим является деятельностный подход, который в современной науке получил статус «принципа деятельности, так как деятельность (человеческая практика, труд) является определяющим началом и объективной сущностью общественного человека. Эта «деятельностная сторона» марксистско-ленинского учения, которая подчеркивалась в «Тезисах о Фейербахе» и которая является основой исторического материализма, имеет важнейшее методологическое значение и для разработки библиографоведения. «История, - подчеркивали К. Маркс и Ф. Энгельс, - не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека». Классическая модель такой деятельности определена следующим положением: «Без производства нет потребления, однако и без потребления нет производства, так как производство было бы в таком случае бесцельно».

Принцип деятельности в современном библиографоведении сейчас активно осваивается. Но есть и противники его, и рецидивы непоследовательного применения. Именно это свойственно библиографической концепции О.П. Коршунова, который неоправданно выступает против известной книговедческой формулы деятельности «автор - книга - читатель», обоснованной еще Н.А. Рубакиным в его библиопсихологии и поддержанной затем А.М. Ловягиным. Несколько модифицировав ее - «автор - документ - потребитель» (А-Д-П), О.П. Коршунов считает, что она «представляет собой частный случай более фундаментального, общего и простого отношения Д-П... Поэтому именно отношение Д-П является действительно исходным». Но в свете вышесказанного получается как раз наоборот: Д-П - лишь частный случай деятельности. Более того, без исходного отношения А-Д оно (Д-П) просто не существует. Такая ограниченность понимания библиографической деятельности, естественно, ведет к недостаточности самой концепции, так как именно отношение Д-П является одним из основных ее положений, по словам самого же автора, «первоначальной клеточкой», исходным пунктом («исходной абстракцией») теоретического воспроизведения системы документальных коммуникаций в целом и каждого из составляющих ее общественных институтов во всей их реальной конкретно-исторически обусловленной сложности.