
- •Литер ату рин зәңг
- •О лотосе
- •К пятидесятилетию советской власти
- •Иван трошин
- •Калмыцкое народное искусство
- •И его художественные традиции
- •Кожаные сосуды и орнаментальные их украшения
- •Украшения металлически) изделий
- •На калмыцком и русском языках
- •Встречи
- •Буревестник
- •Йөрәҗәнәвидн!
- •А.С. Пушкин
- •Евгении
- •Николай поливин
- •111111111Iiiii! 1111ii ниш] 111111111111 ||11111111п1111!1!11111111111111111111111111п111111'
- •Нрасннн степь
- •С выставки „с о »ет с кая Калмыкия**
- •6 Е т с к а я Калмыкия**
- •Караван җаңһр
- •Упрямый ослик
- •Смелый петух
- •X а л ь м г асср-ин бичәчнрин союзинурн үгин альманах литературно-художественный альманах союза писателей калмыцкой асср на калмыцком и русском языках
- •Ода родной стране
- •11111111111111111111 Шин iiiiiiiii11111111111111
- •Басңһа баатр
- •Тамарин туск
- •Балакан алексей
- •Баатрмудин
- •II|| ii11111111iii11111111ii11111iii11111ii1111111шiiii!! 111111111111ш11ип
- •Бамба шургучиевна тимошкаева
- •Түлмҗин михаил
- •Дала, уул һатц...
- •2 Ш и л л е р, Гете — немшин туурсн шүлгчнр.
- •Право на любовь
- •Viiг141111iii1111111111111111111111111111111111111111111ш11111111111iii111111
- •Богшурһа
- •Критика и публицистика
- •Сатира и юмор
- •Майин йисн
- •Александр николаев
- •Күүкнә зүркнә туск баллад
- •Юлия нейман
- •Григорий бровман
- •Басңһа мукөвүн эн җил йир наслхмн (1878-1944)
- •Машини йөрәл
- •Адйушин герәсн
- •Мөрн инцхәсн цагт...
- •Февралин 23 өдр
- •Мартин 12 өдр
- •Мартин 14 өдр
- •Апрель сарин 15
- •Александровна
- •Негдгч әңгнь
- •Селенга
- •Че гевара
- •Гимн предкам
- •Сухэ-батог»
- •На берегу буир-нура
- •Леонид вихоцкии
- •Тачин анҗа
- •И юмор
- •Т. О, Бембеев, а. Г. Балакаев, н. Д. Будников, 51. С. Джгмбинсв, а. М. Джимбиев, с. К, Каляев, д. Н. Кугультинсв, 3. И. Пальчиков.
Владимир
Ильич Ленин.
Линогравюра
М. Остапенко
СВЕТ
В СТЕПИ
ХАЛЬМГ
АССР-ин БИЧӘЧНРИН
СОЮЗИН
УРН ҮГИН
АЛЬМАНАХ
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ АЛЬМАНАХ
СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ КАЛМЫЦКОЙ АССР
НА
КАЛМЫЦКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ
КАЛМЫЦКОЕ
КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
а.
ш
£
О
X
СЕГОДНЯ
В НОМЕРЕ•ЭН
Я.
С. Джамбинов.
Неделя калмыцкой литературы д
в
Москве |
6 |
|
Җимбин Андрей. Күн бас күчрддмн. Түүк |
8 |
|
Сян-Белгин Хаср. Шин җилә һазрм. Шүлг |
30 |
Литературин зәңг |
Тачин Анҗа. Номтин хаалһ. Очерк. |
32 |
|
Хоньна Михаил. Однас герлтә Әрәсәм болв. Ахр поэм |
34 |
|
Көктән Элдэ. Заг уга зүркн. Поэм |
36 |
|
Елена Ган. Утбалла. Окончание повести |
40 |
|
Леонид Вихоцкий. Сильный характер. Очерк |
53 |
Наши герои |
Лидҗи Инджиев. Легенда о Лотосе |
55 |
|
Г. Павловский. До последнего дыхания |
58 |
К 50-летию Советской власти |
Иван Трошин. Калмыцкое народное искусство и его художественные традиции |
60 |
Искусство |
Давид Кугультинов. Кусок хлеба. Стихи |
65 |
Для вас, малыши! Танд, бичкдуд! |
Товкнкин Эрнест. Ноһаш. Келвр |
67 |
|
Николай Чернев. «Поймай нарушителя». Фельетон |
70 |
Сатира и юмор |
Мне
было приятно присутствовать на первой
встрече москвичей с поэтами и
писателями Калмыкии в Центральном Доме
литераторов. Организация Недели
калмыцкой литературы в Москве — хорошее
начинание.
Все
не могут ехать в Калмыкию. Но теперь,
когда калмыцкие литераторы приехали
в Москву, очень многие могут составить
правильное представление о калмыцкой
литературе, которая глубоко отражает
душу и думы, жизнь и быт калмыцкого
народа.
Мы
видели, как поэты и писатели Калмыкии
читали и пели на своем родном языке. Мы
познакомились с переводами их произведений
на русский язык. Представители литературы
калмыцкого народа в своих произведениях
выступают борцами за счастье своей
страны, дружбу народов, счастье простых
людей всей земли.
В
калмыцкой литературе удачно сочетается
национальное с ленинским интернационализмом.
Пусть процветает й дальше культура
калмыцкого народа!
А.
И. МИКОЯН.
Член
Президиума
Верховного Совета
СССР
Неделя
Калмыцкой литературы в Москве
Уже
начало юбилейного, 1967 года — буквально
первые его дни — ознаменовалось многими
радостными для тружеников нашей
республики событиями. Наиболее
значительным из них, несомненно,
явилась Неделя калмыцкой художественной
литературы, проходившая в Москве с
11' по 17 января.
Только
одна неделя! Но за этот короткий отрывок
времени москвичи имели возможность
познакомиться с калмыцкой литературой
и с самобытным искусством нашего
народа. Их отношение к этому событию
выразил А. И. Мйкоян, присутствовавший
на открытии Недели. Почетный гость
сказал: «Очень многие могут составить
правильное представление о калмыцкой
литературе, которая глубоко отражает
душу и думы, жизнь и быт калмыцкого
народа».
Центральный
дом литераторов. 11 января, 19 часов.
Председатель правления Союза писателей
РСФСР Л. С. Соболев кратким вступительным
словом открывает Неделю. Потом выступил
с докладом секретарь Калмыцкого обкома
КПСС’П. Д. Сангаджиев, который оз
накомил
присутствующих с успехами трудящихся
орденоносной Калмыкии, достигнутыми
в области экономики и культуры за
пятьдесят лет Советской власти, рассказал
об основных этапах развития калмыцкой
литературы.
Первый
день Недели прошел весьма успешно:
гостеприимные москвичи очень тепло
приняли выступления наших поэтов и
артистов. И это хорошее начало не
могло не окрылить всех участников
Недели.
С
12 по 14 января в помещении правления
Союза писателей РСФСР под председательством
секретаря правления Ф. Н. Таурина
проходило обсуждение произведений
наших писателей и поэтов. По программе
Недели на обсуждение творчества
калмыцких литераторов предусматривалось
два дня, но желающих высказать свои
замечания и пожелания оказалось столь
много, что потребовался еще один,
дополнительный день. И за эти три дня
с анализом произведений наших писателей
выступило более тридцати московских
поэтов, писателей, драматургов и
критиков. Разговор шел, как говорится,
по большому сче
4
ту,
без скидки на молодость нашей литературы.
Обсуждение носило принципиальный,
объективный и доброжелательный характер.
Творчество почти всех наших поэтов и
писателей в общем и целом получило
положительную оценку, а калмыцкая
литература признана высокоидейной
и партийной, прочно стоящей на принципах
социалистического реализма.
Открывая
обсуждение произведений наших
литераторов, Ф. Н. Таурин сказал: «Мы
испытываем гордость за небольшой народ,
который сумел создать большую
национальную литературу».
За
дни Недели наши писатели и артисты были
гостями у воинов Н-ской части, рабочих
коксогазового завода, коллектива
кондитерской фабрики «Рот-Фронт»,
трудящихся г. Химки, колхозников
подмосковной сельхозартели им.
Кирова. И всюду посланцам солнечной
Калмыкии был оказан теплый, сердечный
прием.
Программа
наших выступлений, как правило,
состояла из двух отделений. В первой
половине вечера с чтением своих
произведений выступали наши литераторы.
Москвичам понравились стихи Д.
Кугультинова, X. Сян- Белгина, Б.
Сангаджиевой, С. Каляева, М. Хо- нинова,
С. Байдыева, В. Пальчикова и других.
Вторую
половину вечера занимали артисты
государственного калмыцкого ансамбля
песни и танца «Тюльпан». Программа
концерта длилась немногим более
часа. Особенно большой популярностью
у москвичей пользовалась заслуженная
артистка Калмыцкой АССР Валентина
Гаряева. Ее прекрасный голос, ее
незаурядное исполнительское мастерстйо
покоряли зрителей. После одного из
концертов, данного во Дворце культуры
г. Химки, шофер А. И. Трофимов так поделился
своим впечатлением: «Нас, москвичей,
трудно чем-либо удивить: у нас, в Москве,
не мало артистических звезд. Но ваши
артисты просто покорили нас. Что
хорошо, то хорошо. Одним словом—
молодцы!». Такую же высокую оценку
масерству наших артистов дал и
председатель колхоза им. Кирова Снимщиков
И. А.
Дни
Недели были днями яркой демонстрации
братской дружбы русского и калмыцкого
народов. В памяти каждого участника
Недели надолго останутся волнующие,
радостные приемы и встречи, оказанные
колхозниками Подмосковья, рабочими г.
Химки, молодыми воинами Н-ской части.
Всюду, где мы были, нас согревало тепло
сердец гостеприимных москвичей.
Неделя
была наглядной демонстрацией того,
каких высот достиг наш малочисленный
калмыцкий народ за годы Советской
власти под руководством Коммунистической
партии в развитии своей литературы и
искусства.
Неделя
еще раз наглядно подтвердила тот факт,
что Октябрьская революция открыла пути
к вершинам культуры — нацональной по
форме, социалистической по содержанию
— всем народам нашей многонациональной
Родины. Наша калмыцкая советская
литература в дни Недели в Москве
выдержала серьезный экзамен. Отрадно
то, что наша национальная литература
признана неотъемлемой частью
многонациональной советской литературы.
Надо
надеяться, что та положительная оценка,
которая дана калмыцкой литературе, не
породит у наших художников слова
чувство самоуспокоенности и
самодовольства. Ибо при всем положительном,
что характерно для нашей современной
советской калмыцкой литературы,
было бы неправильно не видеть недостатков,
о которых также шла речь в дни Недели
в Москве. Как можно больше высокой
взыскательности, требовательности
каждого писателя к своему творчеству
и к творчеству своих товарищей по
перу—это полная гарантия того, что
не будут появляться прозиведе- ния
ремесленные, серые, неверно отражающие
нашу героическую действительность.
Читатели вправе ждать от наших
писателей высокохудожественных
произведений, проникнутых еще более
глубоким чувством партийности, еще
большей убежденностью в право- то нашего
великого дела.
Я.
С. ДЖАМБИНОВ.
А.
Көглтин
Дава
КҮМНИ
ҖИРҺЛ
—
НООЛДАН
Цердлсн
цаһан эрстә
Цевр сарул өрәд,
Төгрг
столын ца
Тагчгар хойр залу,
Делгәтә
цаас негнь,
Дегтр умшҗ хойрдгчнь,
Сууна.
Герин
һаза
Салькн
хурлзҗ ниснә,
Шүрүтәһәр цас өргж
Шуукрҗ
цацад шивнә.
Хойр залуг хәврһәс
Хәләхинь:
нег-негән
Сәәхн кевәр дураж-
Саладан
сигарет
бәрсн
Өргн
чирәтә залун
Өрчднь «Улан тугин»
Орден
гилвкҗ
шавшна.
Шанаһарнь дәврҗ һарсн
Шавин
үлдл
— сөрв,
Ордениг дәәнд авсиг
Оньгта
күүнд үзүлнә.
Хойрдгчнь,
ода чигн
Хурнясн
уга маңната,
Бод гисн хәләцтә,
Баахн
сурһульч көвүн,
Хая-хая, умшҗаһад,
Хәләцән
медәтәһүр хайна,
Эн, күр эклх
Эв
хәәҗәх бәәдлтә.
Тәмкән
унтрхлань хооран
Тәвхәр залу
босхла
—
Хаб гиҗ көвүн
Хавлҗ күүрән эклв.
«Даарх
киитн угаһар
Даңгин, дөрвн цагт,
Үвл
уга зунаһар
Оньдин бәәдг болхла,
Өдмг-һуйр
угаһар
Өлсх уга цатхлңгар,
Кемр
күмни хаалһд
Күнд түрү харһлго,
Җирһл
сөрлт угаһар
Җисдг бәәсн бо{1хла,
Кезәни
кезәнә, бааҗа,
Коммунизм
нартд
тосхгдчксн
Күмн байрта, хүвтә,
Эндр
ниргҗ, шуугж.
Эс бәәх билү?»
Умшжасн
дегтрән оркж.
Удан санснаннь аш,
Уха
туңһаҗ, Дорҗ,
Школын багш наһцхасн
Шилтж
хәләһәд сурв.
Арвн дола күрсн,
Арвдгч
класст орсн,
Социальн төрмүдәр
шидр
Соньмсж дегтрмүд умшсн,
Баахн
көвүнә толһад
Байр, зовлңг төрүлҗ,
Ү-түмн
ухан
Үүмүлн, санулҗ орна.
Туужин
халхс цугтан
Туурсн йовдлмудар
дүүрңг,
Зуг, туурлһн болһнь —
Зовлңг
дииллһн болдг.
Дән,
дән, дән,
Дәрин көңгшүн утан.
Цусн,
цусн, цусн.
Цуглулхла — Төвкнүн
Дала.
Күн,
эклж хойр
Көлдән зогсснас авн,
Мамонт,
тер гүтнлә,
Махна
төлә цоклдна,
Цааранднь, саак
кевтән,
Цагин ут татлһнд,
Цогцан
бүркх хувц,
Гесән цадхк хот,
Герән
дулалх түлә
Олхин төлә, көөрк,
Оньдин
бәрлдә кенә,
Худл, мек, хоома,
Хуурмг
авъяс бас
Эврән бийиннь үндсән,
Эклцән
эндәс авна,
Өлн, дуту тедниг
Өскж
босхад теткнә.
Юңгад гихлә, күүнә
Йосн
дотр заңгнь—
Цаһан санан, Үнн,
Цань
уга хәәрлт.
Болв,
зәрмдән цугнь
Бәәсн бийнь күн
Бәәхәрн
байн болхш.
Хөөткән санҗ тер,
Хоршах
седкл зүүж»
Хармч, хулхач болна.
Минь
тер седкләс
Моом
аштнь болен,
Капитал
төрснь
лавта.
Туужин ик холд
«Капитал»
гисн
үгин
6
Түрүн
утхнь «Капита» — «Толһа» гисн санҗ,
Мал
хоршаллһнас
эклж, Мана цагт бәәх Утхан авсн мөнҗ.
Удан
һанцхарн бишләлж, Тер хамгиг Дорҗ Тоолҗ
кесг ухалла, Эврән олсн санаһан Эндр
багшдан келлә. Зееһиннь үгмүдт наһцхнь
Зөвәр удан тоолҗаһад: «Сурвртан түрүләд
бийчн Сансан һарһлчн», — гив. «Миниһәр
болхла,—
Дорж,
Мусг инәж келв — Күмн кезәнәс авн
Коммунизмд бәәх билә». «— Күмни җирһлиг
тууҗар Көтлсн чидлин нуувч Күцднь күцәд
медх Наснчн, Дорҗ, ирв.
Нанд,
келснчн, тодлгдв. Болв,
чини санснчн
— Буру»—
гиҗ
наһцх Багш, көвүнд зарлв.— Йиртмҗин
йосар хәләхлә, Йир юн болвчн, Делкәд
бәәх тоот, Дотрк һазак хойрта. Тер хойриг
дегц Тегштнь бодлж, шинҗлхлә, Хурц ухана
селмәр Хучлҗ уңгднь күрхлә — Хәәсн
үннән олхч.
Талданар,
икәрнь, үннә Тасрха һартан бәрхч. Кемр,
чини келсәр,
Кезәни кезәнәс авн, Күмни хаалһд төрүц
Күчңгдх түрү-зүдү, Күслднь харшлт
угаһар, Сансн ухалсн тоотднь Саалтг,
сөрлц угаһар, Җилмүдәр, цагар, үрглҗәр
Җирһл җиссн болхла — һундлтал болх
билә! һазриг бийәрн кеерүлсн, Гүн
ухананнь күңкләр Атомин умш бәрж» Ар
киитн далан Мөсн дораһур усчж Моһлцг
һазр төгәлсн, Космосин гүүнд сарин Көрс
көлсәрн көндәҗ, Эмәҗ далдлсн гиҗгинь
Эргҗ хәләһәд үзсн Өдгә цагин күн Орчлңгд
бәәшго билә! Дөрвн көлтә адусн Делкән
аңгин тоод, Әмтин чидл угань Әрә торад,
ндгәд, Күн нерн уга, Күрх бәәснь маһд!
Ирвск,
арслңг, чон,
У
Идәд
чиләчкх билә! һазрин көрс әәмшгтә һалв
мөсәр бүрксн Киитн,
өдгә
күмнә Көрңгинь таслчкх билә! Җигтә!
Сөрлц угаһар Җисән йиртмжд уга! Сөрлцж
өмнәснь туллцсн
Серүкн
аһар угаһар, Суусн ормасн өөдлж Самолет
нисшгонь
ил! Салькар туугдсн җилктә Сәәхн оңһц,
кемр, Уктж сөрлцж, туллцсн Усн уга
болхла,— Усчшгонь
бас үнн!
Цусч
аңгла, күн, Цагин холд теслцхәр, Өмнк
хойр көлән Өөдән өргж сулдхад, Мод, чолу
олзлад, Мамонт,
ирвск дииллә,
Тер
цагас
авн
Туужд
ухан төрлә! Киит диилхин төләд Күн арһан
хәәҗ (Ноха амндан күрхлә Нуурин уснд
усчна!) Хойр
мод
шудрхла Халдгинь тодлҗ, һал Теңгрәс
сурлго, эврән Түгж шатдг болв, Ээмдән
арс зүүһәд Эвинь олҗ торһхла — Дулан
болдгиг
анхрж Дамшлтарн уралан алхв! Дамшлт
гиснчн, харһсн Дашрун учрар секгдсн,
Күмни җирһл гөңгрүлсн, Күчтә йовдл
тодллһн. Тодлгдсн хамг күмни Толһаһас
толһаһур нүүж, Үйәс үйд өггдсн Үнтә
гидг белг!
Уха
хоршалһнас көлтә Үгмүдмдн, цуг маанрт,
Өврмҗтә, улңхта, герлтә Өдгәг хәәрлсн
болдг.
Утх,
бүлү — олзан Урнд, хәврхлә өгдг. Түрү
элвгәр диилхлә Түгҗ ухан өсдг.
Тер
учрас күн,
Төвкнҗ
ормдан зогсхла, Түрү зүдүһәс зулҗ Тагчг
чикән атхкла, Хаалһд харһсн харшиг
Хәврһәрнь давж әәхлә, Гериннь ирг эргҗ
Гөңгн диилвр хәәхлә — Диилвр бәрх биш,
Дорагшан хәрү орх, Аралдж уралан зүткснд
Ацан тер болх.
Күмни
дуудсн күсл Коммунизм
гиснчн, хәәмнь,
1
Залхуһин
зүүдн болен,
Зальгдгин
тачал
болен, Тууль
түүкд келгддг Таралңгин орн биш! Терчн,
цуг
мана,
Теңгрт, теегт, тенгст, Оньдин сөрлц
диилҗ, Оларн көдлснә аш! Хар, цаһан
санан, Харңһу, герл хойрин Аврлт уга
бәрлдәни Алдр нарта
диг!
Орчлңгин
далдлсн нуувчс Олҗ секәд олзлсн, Ухана,
сарул ухана, Үнн, сулдхвр, герләр Ундан
хәрүлҗ бахтсн Улнхта мөңк хүрм!»
Тиигҗ
цәәлһврән залу
Төгсәҗ
тагчг болв. Тәмкдән һал кехәр Татад
хустг хусхлань — Үннә, Төрскнәннь төлә
Үкл хораҗ бәрсн «Улан
тугин»
орден
Улңтрад,
асад герлтв.
Элвгәр
бәрүлҗ өгсн Эврәннь насна дамшлтас
Буурл үстә, медәтә Багш үлгүр авб,
Тодрхаһар җирһлин җаңһр Тоолврта көвүнд
келв.
Сонссна
эсв күүнд Сурһмҗин билг болв Багшин
келсн тоотиг Баахн Дорҗ медв.
«Күмни
җирһл — ноолданиг Көвүн мартшгоһар
тодлв.
Һалв
эклх өңгтәһәр Һаза салькн урдкарн Һазр
долаҗ элкдәд һәннҗ хуцад яңгшна. Догдлҗ
шуурһн шуурчахиг Дотран Дорҗ санна.
Хаалһднь
харш болен
Харлсн
үүлнә өмнәс Сальк өрҗ зүткәд, Саалтг,
түрүг дииләд, Шуурһна чидл дарад, Шудтан
йовх залус;
Аюлла
теегт харһҗ, Ардк өмнкән тоолҗ, Аралдҗ,
нег мөслҗ, Арг-чидлән һарһҗ, Аврад авад
одхдан Аҗг уга уралан
Хамад,
хаша
хаацурнь Хөөһән туусн хөөчнр,—- Дорҗин
нүднд, акчмд, Дараһарн өмннь үзгднә.
Бат, өдгә цагин Баатрмуд болҗ медгднә.
Эдниг
көтлҗ йовх Эңкр Ленина
бәәдл
Эрст өлгәтә зургас Электричествин
цәәсн герл, Тагчкрсн Дорҗин өмн Таалсн
өңгтәһәр босхв. «Күмни җирһл — ноолдан,
Күчтәнь диилдмн!» — гиҗ, Урлан көндәҗ
Ленин
Ухаһан
келен
болв.
ХИМЬИН
АНДРЕЙ
1941-гч,
дәәни түрүн җил. Намр.
Хальмгин
теегт
намрин
цагт чигн күрәд ирдг хүүрә, дулан
өдрмүдин негнь. йиринә
көдләд
бәәдг салькн чигн урдк
кевтән шуукрад,
өрсн үрүдсн
хойриг, негт, хагсу бүлән
ке-
ләрн доласн болад, негт, адру-
та
хурц шүдәрн хазсн болад
бәәнә. Элснә
тоорм деегшән
аһарт һарад, терүнлә
нииләд
будн чигн
болад одна, үләсн
салькнд
тарад, нег хажу талан
шамлгдад, долда
метәр төгә-
ләд чигн
одна. Иим
цагт өрг-
гдсн тоорм—негл, урсхлта
ус-
на дала
метәр
цахрна, терүн
дотр бәәх селән, негл
цәәлзж
йовх
ик бор
керм
болж дүңгцүлгднә.
Әәдрхнд
багшнрин институтд сурчасн Са-
рңга
Нимә Элст балһсна өөр шидр бәәх, эв-
рә
төрж һарсн, өссн-боссн Бөөрг селәнүр
ирж
йовна. Селәнә дунд алднд баахн
модн гер үз-
8
гднә.
Эннь — Нимән ах, Сарңга Нарна гер. Нарн
бийнь дән эклсн өдр әәрмд йовж одла.
Герт Нарн Нимә хойрин эк Булһн, Нарна
ге- ргн Амулң, Шиндә күүкнь үлдсн бәәнә.
Герин
уульнц хажудк
терзмүдиннь хаа- һулмуднь, бас наадк
улсин гермүдин терзмүд мет, хааһата.
Уульнц
дунд
әмтн олар үзгдхш. Тагчг селән негл эврә
нуувчта болж сангдна.
Нарна
герин
хотн дунд бәәсн бичкн шавр герт Булһн
эмгн бертәһән хойрулн адһмтаһар хот
белджәнә. һазак теңгрин дулан өдр эн
бичкн
шавр герт
түлгдсн бешин халунд һарсп көлсндән
хадм эк бер хойр күч-күрч ядлдад бәәцхәнә.
—
Ях,
ях, цуцрад бәәвшв,—гиж Булһн эмгн
келәд,
хажудан бәәсн стул
деер
суув.
—
Таниг
тендк ик гертән одад, серүнд ам- рад
кевттн гихлә, бийтн игәд көдлмшт орл-
цад, бийән зоваһад бәәнәлмт,— болж
Амулң келчкәд, эрсд өлгәтә бәәсн цаһан
кенчр авад эмгнд өгв.
—
Нимә
тигтлән гер авч бәәхш... Институ- тан
төгскәд хәрж аашдг болв чигн иигҗ көл-
схмн бәәж... Нимә зуг хойрдгч җилдән
сур- чах, ташр йир цөн хонгар хәрж аашх
болжа- на. Нег цөөкн улс авхулад йөрәл
тәвүлхм. Болад бәәснь тер.
—
Тиим
болжанал... Болв, Амулң, би те- рүгичнь
ода ирхләнь гер ав гиж келхәр бәә- нәв.
Чи бас кел. Бийнь аюч күн, соңсад чигн
бәәх...
«Нимә
әәрмд одх болад аашдг болхм. Эн ээҗ,
хәәмнь, медж бәәхш» — гисн тоолвр ор-
ад Амулңгиг эмгнд
сана зовулад
бркулв.
—
Хот
уух улс дуудхларн, Дорҗин Киш-
тэг бичә
марттн, сән күүкн,— болж эврәннь тоолвран
эмгн цааранднь уттхв.
—
Ээҗ,
тиигҗ болшго. Медәтнр дундас Киштә ю
хәәх билә? Дәкәд Нимә сурһулян чиләх
зөвтә. әәрмд бас одад уга. Дән бола бә-
әтл Нимә бийнь
чигн гер-мал
авад гертән суушго. Эн цагин баһчуд
ямаран! — гиһәд Амулң, живүләд келв.—Цаатн
Боран
Эрнцн
мана
Нимәлә
цацу көвүн, ода әәрмд йов- җана. Бийнь
гер авад шинкн
өрәл жил
болж эс
бәәнү?..
—
Мана
Нимәһәр
әәрм юуһан кех билә? Ода
чигн
бичкн,—
болж Булһн бурушав.
—
Танд
болхла Нимә һуч күртлән чигн мел
бичкн болад бәәхм,—
гиҗ экин седкл ме- дсн Амулң саналдв.
...Белн
болчксн хотыг Шиндә, модн герүр авч
одад, стол
деер тәвҗәнә. Бичкн-бичкн но- һан хамтхасн
эрәтә цаһан бүшмүдтә, хот ке-
жәх
күүнә татдг өмнәр татчксн күүкнә хойр
һарнь шулун болчкад мергн. Шиндән хойрут
күклнь энүнә нуһрҗ-хуһржах цогц дахж
дал деернь халһлзна, зәрмдән ээм деегәрнь
да-
вад, өрч
туснь унж дүүжлгднә. Тер цагтнь Шиндә
бийән невчк гадилһс гиһәд, толиаһан
әрв уга өндәлһәд, арһул сегсрәд оркна.
Тер толһаһинь дахад энүнә хойр ут хар
күкл ур- дк ормдан тусч, далын герл
деегәрн дәкн да- вшна. Хойр нүднь эн
саамлань икдәд, баһрад одень
бас үзгднә.
Шиндәһүр иим цаглань хә- ләж, заячин
йиринә заясн энүнә сәәхн цог- цинь һәәхж
бәәсн күүнә седкл
тер хойр
хар нүдн дотр орад, дәкҗ хәрү һарш угаһар
ха- агдад одм дүңгә болж
сангдна.
Эндр
Әәдрхн балһснас һурвн часла ирх автобус
цагасн невчк
оратхмж гиж соңсад, Амулң Булһн хойрад
келхәр ирсн Боран
Эрнцн ода Шиндәг
хәләһәд, керго үгәр күүн- двр кеһәд,
үгәс үг һарһад, седклин тачалд оралгдад,
энүнә хажуд бүкл часнн дуусн ме- нрәд
сууна.
«Энүнлә
учрсн көвүн хөвтә, кишгтә болх» гиж
дотран Эрнцн
санв.
Эрнцнә
дотрк уха медсн кевтәһәр Шиндә инәмскләд:
—
Эрнцн...
Чамаг
Эрнцн
гихмб,
аль
Эрнцен Дорджиевич гиж нерәдхмб?
Медгдхш... Яһад энүнд суунач? Хажудм күн
бәәхлә, би көдлмш кеж чаддгов. йов.
Автобус
цагасн ора
ирхм гиж
ээж,
мама
хойрт
оч кел. Маңһ- дур, нөкәдрәс әәрмд һарад
йовҗах күн иигәд, гермүд эргәд, суусндан
сууһад, бәәсндән бәә- һәд йовж болдв? —
Шиндә негл тиим, күүкн күүнә, күн болһнд
эс медгдм, эс үзгдм, авья- сар көндрәд,
эргәд зогсв.
—
Автобус
цагасн ора ирх
зәңгичнь бидн
эврэн, чамаг угаһар,
медчклэвдн
гиж эс кел- лч? Тегәд
би
энүнд
сууналм,—гиж
бийэн ге- мшэен дууһар
келэд,
Эрнцн арһул
босад
үүд-
нүр һарв. Нань
келм дүцгә
үг энүнд эн
саам-
днь олдсн уга.
Эрнцн
һарчкад
ардан үүд хаахиннь урд, цуг цогцарн
эргәд. тодхад зогсв.
Эн саамлань үүдн
тал хәләсн Шиндән хәләц энүнә хәләцлә
зөрлцв. Дарунь гилтә хойрулн
буру хандлдад
одв. Шиндә урдк көдлмшән кев. Эрнцн
адһм-
таһар үүдән хамцулчкад, хол-холд ишкәд
һа- заран һарад одв.
Эн цаглань
энүнә өмнәс ха- шан үүд секәд, орад аашсн
Нимә энүнд үзгдв.
—
Менд
бәәнч! Бәәнә менд! — гилдсн Ни-
мә
Эрнцн
хойрин ду
соңсад Шиндә гертәс гү- үһәд һарч ирв.
—
Эрнцен
Дорджиевич, ирх болзгасн
зуг
тана автобус оратсн болжана. Нимэн
автобус
9
цагтан
ирж,—гиж,
Нимәг
эс тоссн учран, Шиндә адһж цәәлһв.
—
Мини
автобус болзгасн
ард үлдх бәәт- хә, оньдинд адһад, түрүләд
йовдгинь чи бий- чнь меднәлмч. Эндр бидн
зуг Нимән автобусин
тускар
күүнджәсн бәәнәлм,— болж Эрнцн инәмсклв
...Зурһан-долан
сар хооран Боран
Эрнцн гер
буулһх саамд, Шиндә энүг наадлад: Эрнцн,
чи
невчк адһад орквч-яһвч? Әәрм яахмб,
Бамбуля
яахмб?
— гиж, дотран ямаран чигн талдан, нуувчин
тоолвр 'угаһар наадлж кел- лә. Ташр күүк
авлһнд көвүнә һазрин улс ав- тобусар
одень
бас лавта
бәәсмн.
Шиндә
тиигхд келсн үгмүдән хөөннь са- над,
невчк эвго юмн болж одсн болх, дәкәд
Эрнцнә гергнь соңсхла ю ухалх гиҗ эн
сагл- ла. Тегәд чигн
Эрнцн Бамбуля хойрас
Шиндә эн йовдлин хөөн невчк
эмәдг
билә. Ода эндр Эрнцн
эврәннь
«адһмта» автобусин
тускар
сана
орулж
келлһн тер, кезә нет
цагт
мини
келен үгд
өггджәх хәрү болх гиҗ тоолад, Шиндә
цааранднь күүндврән уттхасн уга.Те-
рүгинь ухалсн Эрнцнд чигн эвго болҗ
медгд- сн болх зөвтә. Тегәд чигн
Эрнцн Нимәһүр
хә- ләһәд: Нимә, чини
керг
юн болҗана? Би ча- маг нег күүк дахулад
авад чигн ирх гиҗ сан- жалав,— гиж эн
дәлтрүлсн болх зөвтә.
—
Чи,
Эрнцн, юн үг
келжәхмч? Күүк да- хулж авч ирх биш, би
эврән дахад һарчана- лм. Би һурв хонад
хәрү йовад бәәхв. Әәрмд йовҗанав,— болж
Нимә цәәлһв.
—
Юн
гинч, Нимә? Әәрмд? —болж
Эрнцн Шиндә
хойр нег дууһар гишң сурцхав. «Хамдан
йовх»
гиҗ сансн Эрнцн
байрлв.
«Авһасн салх» гиж сансн Шиндә һуньрсн
бәәдл һарад одв.
—
Тагчг
бәәтн! Аак гаага хойр шавр герг бәәнү?
Соңсчкх...—гиж келәд, Нимә зүн һа- риннь
альхар арһул Эрнцнә аминь
бөглв.
—
Аштнь
эс медн гиж бәәхш, юуһинь ну- унач? Келчкх
кергтә,— гиж
Эрнцн селвг
өгв.
Шавр
герин терз, үүдн секәтә. Гертәс цүв-
рлдәд һарч аашсн эк бер хойран Нимә бас
үзсн уга. Эрнцн
Шиндә
хойр
чигн
эс оварсн болх бәәдлтә.
—
Әәрмд
гинчи? Чамаг бас авхмб? Кезә? Одай?—
болж Булһн эмгн, келн көвүһән тев- рәд,
ду тәвәд уульв.
Амулцгин
нүдн чигн һашун цегән усар дү- үрв. Энүнд
орчлң генткн бүркүгдсн болад одв.
Эдн
эн кевтән шууглдад герәд орцхав. Сурһульд
йовад бүкл жил
үлү
цаг болад ир- сн Нимә зөвәр өндртәд,
залушрад бәәсн болж Амулң Шиндә хойрад
медгдв. (Негдгч кур-
синнь
хөөдк каникулд Нимә, совхозд көдләд,
герүрн хәрж ирсн уга билә). һарсн экд,
Бу- лһнд болхла, өссн, нег үлү залушрсн,
болж медгдхш: эн
ода чигн
бичкн.
—
Нимә
минь!
Чи
ниднәһә нег богзг хурһ- на әм һарһж
чадшго болад
бәәсн
бәәнлмч. Ода яһж әәрмд оч, дәәнд орхвч?
— болж Бу- лһн эмгн эгзгнв.
—
Ээж,
та
Нимәд
гер авч өгхәр келжәсн бәәнәлмт. Ода
кезә нег цагт Нимә хурһ алж эс чадсинь
яһад сергәнт? — болж нүдән арчн бәәж
Амулң келв.— Наснь баһ болв чигн эн
залу
бәәнәлм...
—
Аак,
хурһ ода
чигн
би алҗ чадшгов. Төрскн орн-нутган, таднан
харсад өшәтнлә ноолдх —мини
керг, мини төр,—гиҗ
Нимә таслв.—Эн тускан би чаджанав.
—
Би
бас
йовжанав. Нөкәдр. Бидн
хамдан йовхм
болжахугов?— болж
Эрнцн эвр-
әннь тускан орлцулв.
—
Би
гертән ирәд һарх болад,
һурвн
хон- гар сулдхвр авч һарлав. Әәдрхнә
цергә учи- лищд одхв.—Чамаг альдаран
йовулҗана?
—
Би
бас
терүндчнь очанав. Хамдан йовх болж эс
бәәнүвдн...
...һурв
хонсна хөөн Нимә Эрнцн
хойриг,
бас кесг баахн-баахн көвүдлә, зөвәр
медәтә чигн улсла хамднь цуг селәнә
улс һарһв. Цуг селән гихәс, селәнд үлдсн
залу
улс уга гиж келҗ
болхмн.
Икнкдән
медәтнр, күүкд улс,
бичкдүд.
Экнь
Нимәг теврәд нег халхаснь үмсәд: «наадк
нег
халхичнь
менд йовад
ирхләчнь
үмсхв. Зуг бийән хәләҗ йов. Одак ахасчнь,
түрүн гертәсн һарч йовсн даруһан илгәсн
хойр бичгиннь хөөн зәңг чигн, зә чигн
уга,— гиж келәд, Булһн асхрулад уульв.
Хадм эк- иннь йосар энүг Амулң бас
нег халхаснь үм-
сәд:— Менд йовж ир. Хүвтн бәәхлә, тенд
ах- таһан хойрулн һазрин нег захд харһад
чигн бәәхт,— гиҗ келәд, бас нүдән арчв.
Шиндә һаран өгч мендлхәр седв, болв
Нимә энүг те- врәд, атхр хар үсинь хооран
сөргчкәд маң- наһаснь үмсв.
Эрнцнә
гергнә хәәкрәд уульснь Шиндәд соңсгдв.
Болв Шиндә терүнүр эргж хәләсн уга. Эс
таньдг күүнүр иим цагтнь хәләхд эвго,
дәкәд
уульсн 'кү үзхләрн, эврә бийән әрә бәрж
бәәх күн, бас
уульхв
гиж
эн саглсн
болх
зөвтә.
—
Бамбуля,
бичә
ууль, му юмн төрүц бо- лхн уга. Яһж, кегҗ
бәәхән бичж бә. Эмчд одад бийән үзүлҗәх
кергтә,— гиж дамшлтта ах күүнәһәр,
Эрнцн
энүнд
селвгән өгв.— Би менд
йовад ирхв,
бичә зов. Ташр бүкл зурһан
10
сард
Әәдрхн
деер
училищд сурх кергтэ бол- жана. Эврә
балһсн, эврэ
улс...
—
Нег
кү
биш,
хойр кү
үлдәһәд йовжах
кевтәлч,—болж
Нимә
Эрнцнд
арһул,
болв
өөр
бәәсн улс
соңсмар,
шимлдв.
—
Адһсн
күүнд арһ бәәнү?— болж Эрнцн хәрү өгв.
Эднә күүндвр соңссн Шиндә ичсн дүрәр
маасхлзад, буру
хандад
зогсв.
Цергә
улсиг авч йовх тавн темән тергн ирв.
Дал деерән үүрлдҗ йовсн неҗәд бичкн
дорван
эдн
дарунь гилтә тергд деер тәвцхәв. Те-
мәд көндрәд һарцхав. Көгшн аавнр болн
ээжнр, эгчнр болн дүүнр тергдин ард
дахлдад, хотна захд күрәд, дәкн нег
мендллдәд, хоцрх зөвтә болв. Ууҗад һарч
йовх улсд һаран дайллдад, менд йовҗ,
диилвр бәрж хәрү менд иртн гиҗ дуудлдад,
ардаснь хәләлдәд, нүдән арчлдад кесгтән
эдн зогсад бәәцхәв.
Әәрмд
йовж йовх
улс холдад,
нам
темә-
диннь бийснь тодрхаһар үзгддгән уурв.
«Дала
дәәвлхлә,
жирмәхәд амр уга»,— гиж Булһн эмгн
келәд, йовсн улсин үзг хәлә- һәд, намчлад
һурв мөргчкәд, дәкн мелмлзәд ирсн
нульмсан ханцнаннь үзүрәр арчв.
Эмг
экүрн Шиндә өөрдҗ ирәд, энүг һара- снь
көтлв. Цүврлдәд. хәрү хәрж йовх улсиг
эдн
дахлдад, бас
хәрх боллдад, арһул һарц- хав. Дарунь
эднүр Амулң ирәд, Булһна бас нег хаҗудк
сүүһәснь дөңгнв.
Бөөргин
бор һол гиһәд хойр эргән цокад, көөс
цахрад бәәдг өргн, гүн һол, ода хәәр-
дәд, нәрдәд одсн бәәнә. Энүнә уснь чигн
цөн жил
хооран
бәәсн цегән өңгән алдад, шар-
лад, нам ишклң
амтн һарчах болҗ чигн мед- гднә. Зуг
көөс цацж цахрдгнь уурхш. Зәрм- дән
салькта өдрмүдт нам
урдк
өргн, гүн ца- гдсн чигн үлүһәр догдлж,
негл үлдсн уутьхн йоралдан багтҗ ядад,
халу дүрәд, буслж бәәх болҗ бәәрн әмтсд
эн үзгднә.
һолын
усн дүурң цагт, энүнә хойр хажудк эргнь
далю, тиньгр болдг бәәсмн. Ода болх- ла,
усн дотрнь орад, зогсчкад хәләсн күүнд
энүнә хойр эргнь негл һолын хойр ам
көөҗ урһсн ик уулмуд гиж келмәр даңхалдна.
Бор
һолас негл зун-зун тәвн ишкм ууҗмд,
терүнлә зерглдәд урлдж йовм дүңгәһәр,
икнк- дән шавр хулен
хойрар
харһулҗ бергдсн маштг-маштг гермүд
зөвәр эләд селә бүрдә- һәд, дерәлдәд
зогсҗана. Эннь—Бөөрг селән. Энүнә өргн,
ик, негхн уульнцднь әмтн хатяр:
энд-тенд
гүүлдсн бичкдүд үзгднә. Ода зөвәр деер
һарчах нарна тольд ээврлжәх өвгд- змгд
соньмссн, саглсн, әәмшсн дүрәр арһул
күүндж сууцхаснь үзгднә.
Хотна
дунд алдар бәәсн баахн модн герин терз
тус Огл өвгн Булһн эмгн
хойр бас
гүң- гр-гүңгр гиһәд күүндәд сууцхана.
—
Үзгджәх
зовлң, иржәх насн хойр улм- улмар уйдаһад,
бийим урсхаһад бәәхнь бий- дм медгдәд
бәәнә. Му юмн дәкн учрад одх- ла яахв?
Ода күртл гишңг гижгтә күүкнд тоолгдҗасн
бер, эн
ю
чигн үзәд уга, ямаран чигн дамшлт уга,
нилхәрн гишңг бәәһәтә ач күүкн хойртан
ацан болад одвзав гиһәд әәнәв,— болж
Булһн эмгн уйдв.
—
Булһн,
тиигҗ бичә кел. Чи үкш угач. Хойр көвүһән
хәрү менд хәрҗ иртл нег үлү тесх зөвтәч.
Намаг яһад иигәд зовлңг түрү хойран ар
өмн хойртан хуваҗ хаяд, тесәд йовна гиҗ
меднәч? Немшнрт уралан йовдг арһнь
тасрад ирсиг бидн медә бәәнәвидн. Эн
кишго нохастн даруһас хәрү көөгдх
зөвтә. Бидн үзхвидн. Цаг-зуурин зовлңгиг
даах кергтә.— Хоолынь бүтәж бүлктрсн
долдаг Огл өвгн амндан цуглрсн шүлсндән
урсхҗ зальгв.
Огл
бәәсн һанцхн көвүһән әәрмд йовулч- кад,
һанцарн үлдсн селәнә нег өвгн. Энүнә
эмгнь дән эклхәс хойр җил урд өңгрж
одла.
—
Эцкнь
әәрмд һарч йовхларн: «Күүким хәләжәтн»,—гиҗ
келлә,—болж
эмгн
цааран- днь келв.—Эндүтә буру
хаалһас,
эвго ухата ул- сас саглултн» гиж даалһла.
Итклтә, сән сед- клтә, авц-бәрцәрн, ухан
седкләрн сурһмж өгч, үлгүр болж чадм
үүрмүдиннь зергләнд, теднә дунд, теднә
бүлд күүкән орулх, олн дунд
бәәҗ
чаддгиг энүнд дасхх болҗ бийнь күцл
кедг билә. Ода тер эцк бийнь альд йовна?..
һанцхн ач күүкнәсн салх ухан нанд йир
орш уга. Болв үкл бийнь
келҗ
иршгог бидн сәәхн меднәвидн. Тер тоолврим
медсн көвүм:
«Бидн
цуһар оньдинд Шиндән өөр дахад йовад
йовш угавидн. Бийнь
эврәннь
хаалһ- һан үзҗ, медж чаддгар энүг дасхх
кергтә болжана. Сән му хойриг йилһҗ
чаддг болх- ла — нег
диилвр. Би ода йовжанав.
Та,
аак,
бас насн болад ирвт, ик хуучтат. Дәкәд
тад- на тоолвр, күцл баһчудин седкллә
харһж өгл уга
чигн
бәәх. Экнь көдлмшт йовх болҗана. Көдлмш
угаһар йирин бәәж эс чаддг
Амулң
дәәнә иим күчр цагт гертән суушго.
Эдл-ахуд эд-бод кесн альхн төөлг һазр
болһн, сааж авсн шүлм үсн болһн урдкасн
кесг холван ик тежәл болх зөвтә цагт
нег үлү гертән сууж
11
чадш
уга. Дәкәд тан хойриг асрх күн Амулн
болҗ үлджәнә» — гиһәд, көвүм цугинь
келж өгәд йовла. Мана Нарн гертән ямаран
ик
килмжтә күн билә?!.
Көвүнәннь
келсн
үгмүдиг
басл чигн медсн
болад:
«көвүм минь,
ардан
үлдәһәд йовҗах мадндан бичә зович. Эврә
улс дундан, дәәнә көләс ууҗмд бәәх
мадниг юн эрлг авх билә. Зуг бийән хәләж
йов» гиҗ, көвүнәннь седкл аадрулж биш,
үнн седкләсн санж бәәсн мек- тах уга
тоолвран келләв. Би зуг тиигҗ келх чигн
зөвтәлм. Нань ю келхв?
—
Болзг
уга цагар тадниг хаяд йовҗах Нарн тиигж
келл уга яах билә. Ташр герт залу
күн
эс үлдж бәәхлә саглл уга
чигн
бәә- шго. Дарунь, бийинь дахлцн гишң
Нимә.бас әәрмд йовх зөвтәһинь тер
бас
медсн болх. Чи ода зуг бийән хәләж асржах
зөвтәч. Тер цагт тигәд чи Шиндә, Амулң
хойртан нег цөн жилд үнр болж чигн
чадхч, хойр көвүһән иртлнь тесч чигн
чадхч,— болж Огл өвгн таслв.
«Үкнә
гисн үкдго, унһн девлт үкдг» гиһәд
келдг. Болв чигн бийдм яһад му седкл
орад бәәхнь медгдхш. Әәсм күрәд, зәрмдән
бийм, яһна гихв, дальгад, махмудинм әмн
тасрад, зүркм менрәд одна,—
болж
Булһн
уйдв.— Одак хойр көвүнәсм зәңг бас
төрүц уга... Ни- мә йовад зурһан сар болв,
һурвн сарас наа- ран нег
чигн
бичг ирәд уга.
Ээж.
би цәәһән чанад һарһчкув,— болж, күүндж
суусн
өвгн
эмгн хойрур, Шиндә ирв.
—
Сәәхн
иным,
ээжинчнь'һолм
харладбә- әв,— гиж келәд эмгн босв.—
Огл, герәд ортн, цә уутн.
—
Улан
цәәһәс күндрксн болхм биш, ам- ссв.. Би
нам мартчкад
суужв. Күүнә герт оһ- хм биләв,— гиж Огл
өвгн келн дахлцад босв.
Цәәһән
ууҗ суусн Булһн генткн:—«Йа! Шиндә
минь!
Ээҗинчнь
зүркн яһҗахмб? Ме- нрсн болад... йа, йах,
хатхлад...»—гиж түң- гшв.— йа, йах...
Эмгн
уужасн ааһта цәәһән ширә деер тә- вчкәд,
хойр һаран өрчдән, шахад, арснь үм- исн
эццн чирәһән улм әрнилһәд, хәрү дәвәд
суув. Огл өвгн бас цәәһән адһмтаһар
өмнән оркчкад, эмгнүр үксөөрдәд:—Булһн,
яһвчи?— болад,
хату ик
альхарн эмгнә маңна дөңнҗ бәрв. Шиндә
эмг экиннь өөр сууһад, энүнә һараснь
бәрәд:—ээж, орн деерән һарад, нев- чкн
зуур кевтхм болвзат? — гиж сурв.
—
Шиндә,
сәәхн иньг минь,
бичә
ә. Ээж- чнь тәв күртлән «йах» гих өвчн
уга биләв. цогц-махмуд эләд, муурад, юн
чигн
юмн ац- ан болад,
шалтг
болад
ирв.
Эн дән эклсн, дә-
кәд
Нарн гертәсн һарч йовсн дару
зүркм
ии- гж түрүн болж нег хатхлла. Терүнә
хөөм, бәә- жәһәд иигәд намаг шөвгләд
чигн оркна, әм- ширим чигн әмсхләр таслад
оркна.
Чамд
ээ- жчнь медүлжәсн уга биләв.
—
Ээж,
манад эм бәнәлм... Мама
наһп
ээжд мел уулһад бәәлә. Энүнд бәәхм...—Ши-
ндә босад герин булңгд бәәсн тәвцүр
одад, һозһр бичкн шилд бәәсн көквр өңгтә
ик-ик бурцг болен
эмәс
негиг авад эмг экдән өгв.
—
Бехтерева
таблетк.
Зальгчктн,— болж Шиндә сурв.
—
йа,
хәәмн.. Эмчинчнь эм, күн болҗуу- |һад уга
биләв. Әмд бәәсн күн ю эс үзхв, ю эс
эдлхв? — гидгтн эн
болжана.
«Юн эс тусл- дв» гиж зальврад, энүгичнь
аршалчкх бол- жанав. Учрх әәмшгәс, харһх
түрүһәс, дән-да- жгас гетлгдг эм орчлңг
деер уга. Тиим эм бә- әсн болхла, ээҗчнь
чимкәр аршалх биш, чиң- нүрәр чигн идх
биләв.
Эмг
экин келсн үг Шиндәд таасгдв. Эм дарулҗ
уух цәәһинь авч өгхләрн:—ээж, өөрк
эмитн чимкәр аршалдм, эн ааһд бәәсн цә
ги- дг эмрг болхла негн биш, хойр-һурвн
чиңнү- рәр чигн
ууж
болжана,—гиж
Шиндә, невчк чикржәх эмг
экиннь
чирә хәләж, маасхлзв.
Булһна
зүркн өвддгән уурад ирв. Эн ура- лан
дәвәд, ширә деер бәәсн цәәһән дәкн авв.
Огл өвгн хәрх болад
һарв.
Эн
цагла
генткн эднә герин иргәр адһмтаһар нег
күн йовад, ха- шан үүднд күрәд, тотхад
зогсснь Булһн эмг- нд терзәр үзгдв.
—
Нег
залу, таньдг
күн биш,— гиҗ Шин- дә, босад терзәр шаһаҗ
хәләчкәд, келв.— Огл аавла харһад, мана
хашан үүднд зог- сжана...
—
Экиннь
хотыг
беш деер тәвчк, халуһар бәәжәтхә. Хәрж
ирх цагнь болҗ эс бәәнү? — гиҗ келәд,
Булһн эмгн эврәннь сулдхсн ааһ- ан ширә
деер хәрү тәвв. Эмгн дару-дарунь үүдн
тал хәләһәд, хашан үүднд зогсҗах эс
таньдг залуһас негл әәмшгтә зәңг
күләжәхдү- рәр сууна.
Шнндә
дәкн терзүр шаһаж хәләв.
—
Огл
аав нааран манаһур хәрү орад ааш- на.
Одак, мини эс таньдг залунь
хәрү йовҗ одв,— гиҗ Шиндә зәңглв.
—
Юн
болад одв?
— гиж әәмшсн Булһн эмгн яах-кеехән медҗ
ядад, түүрчәд бәәв. Огл өвгнә хәләх
нүднәннь хәләцнь, келх үг- иннь утхнь
ямаран болна гиж Булһн эмгн күләвр кеж
саглжах зөвтә. Зәңг ямаран
бол-
дгинь эн меднә. Энүнә әмд бәәсн наснн
тур- шарт кедү дәкж сән чигн,
му чигн
зәңг соңсх йовдл харһсн болхв! Арвн
нәәмн жил
хооран,
минь
иим
цагт,
мел
иигәд суутлнь, эс
таньдг
12
күн
бас
иигәд
хашан өөр ирәд, бийнь герәд орж ядад,-
тодхад, нег ормдан
тавшад,
зог- сад бәәсмн. Тиигхд «тана залутн
өңгрж одв» гисн һашута зәңг тер цагтан
генн Булһн бер күләҗ бәәсмн биш. Болв
зәңг, кедү дүңгә һашута болв чигн, үнн
болҗһарла.
«Нег
му зәңг күрәд ирвзго» гисн әәмшг ода
эн цагт күн болһна арднь дахад, уухнд
эврәннь дүрән баралхад йовад йовдгнь
йи- ринә алдг уга. Сән зәңг иржәсн цаг
биш.
«Тана көвүн,
залу,
ах
Төрскән харсгч дәәнд ба- атр зөрмг
үүлдвр үүлдәд, алгдв, эс гиж: мана
церг
эндр болен
күчтә
ноолдана хөөн стратегическ тоолврар
иим (тиим) балһс үл- дәв»,— гисн зәңг
өдр болһн Бөөрг селәнә зәрм улсинь
икәр, зәрм улсинь
баһар
дацгцу- лад, даргдулад чигн оркдг.
Эн
саамд «юн-болна?», «Булһн эмгн да- аҗ
чадну аль угай?», «Шиндә ода яахм бол-
хв?»— гисн тоолврмуд Огл өвгиг бас
тенч- лүләд йовна.
Огл
өвгн үүд секәд орж ирв. Энүнә хәләц
Булһн эмгн Шиндә күүкн хойрин әәмшсн
саг хәләцлә зөрлцв. Огл өвгн хәләцән
дорагшан кеһәд, һазр шаһачкад, дәкәд
нам
һарх
үүд, бултх шуһу хәәҗ йовх күүнә дүрәр
энд-тен- дән хәләҗ хултхлзад, дора ормдан
хадгдж одсн метәр нег баахн цагт зогсад
бәәв.
Эн
саамд хатхлсн зүркнәннь зовлңгд Бул-
һн эмгн иигәд цәәһәд одсмб, аль энүнә
зүр- кнь йосндан чикрж сән болад уга
бәәсмб?— Зуг өңгән гееһәд, цәәһәд одсн
эццн чирә Огл өвгиг саглсн деернь
саглулад оркв. Сүл чид- лән хураж, арен
ясн
хойр болж хатсн цог- цан арһдж бәәх
эмгнә голц-голң гисн, ташр әәмшгтә
күләврт аарлгдсн хойр хар нүдн Огл
өвгнд ивтрәд, терүнә чееж дотрас һарч
өгл уга бәәх һашута зәңгинь үзж орксн
болж энүнд лавта медгдв.
Огл
өвгн басл чигн бийән бәрс, соңсхх зәңгән
яһад болв
чигн
тогтунар эклс гиж санна. Болв эн учрсн
харалта йовдлд өвгн мел бийнь бурута
метәр, юн үгәр, яһж эклхв гиж урдк кевтән
түңгшҗәнә.
Өвгн
соңсхх зөвтә зәңгән, кедү дүнгә һа- шута
болв
чигн,
соңсхх зөвтә. Эмгн күүкн хойрин бурһудсн
хәләц «келтн, юуһинь нуунат, негл болад
хуурсн
болжана» гиж сур- сн чигн.
нексн
чигн болҗ бас үзгднә.
Огл
өвгн уралан хойр-һурв ишкәд, терзин
өөр
бәәсн стул
деер
сууһад, терзүр нег хәләчкәд, хәрү эргәд,
Булһн эмгнүр нег хәлә- һәд, Шиндәһүр
хәләһәд, дәкн Булһнур эргәд:
—
Булһн,
чини
зүркнәнчнь
одак өвчәснь
яһв?—
болж, аш сүүлднь әрән гиж ам аңһаж эклв.
Алмацсн өвгнә бәәдл-седклинь медсн
Булһн эмгн энүнә сурснд хәрү өгл уга:
—
Та,
Огл, хашан үүднд
күрәд, хәрү яһад күрч ирвт? Танла һаза
харһсн юн күмб? Ямаран һашута зәңг тер
күн авч ирвә? Яһад манад эс орва? Келтн,
Огл, бичә нуутн. Мана
көвүдт
юн
болад оч?
— гиж нег мөслсн ду- уһар. Огл өвгнәс
некв.
—
Булһн...
Булһн Шиндә хойр...— Огл өвгн цааранднь
бас үг келж ядад тулхларн, ханяһад,
цааран терзәр нег юм хәләсн бәәдл
һарһчкад, дәкн хәрү эргәд:
—
Булһн
Шиндә хойр, бичә әәтн, дала
юмн
уга...— гиһәд эн эклв.
—
Юн
гинәт? Кенлә? Нарна тускар кел- җәнт? Юн
болад оч?
Аль Нимәд нег му юмн болад
очий?—
гиҗ Булһн, урдкасн чигн әәм- шсн дууһар
сурв.
Юн
болад одсинь,
кенә тускар ю келжә- хинь бас
медж
ядад, шиндә Огл өвгнүр ад- һмтаһар
өөрдәд, цәәһәд зогсв..
Негл
му юмн болад одсн болх
зөвтә гиж эмгн күүкн хойр
саглдг
болв
чигн,
эврәннь чикәр, соңсхасн урд зуг сансан,
нег үлү харл- сан, тоолад, болраһад-босраһад
орклһнд теңг болдг тоолвр эднд бас
бәәнә биший. «Әәх дала
юмн уга чигн болх» гисн тоолвр эмг эк
ач күүкн
хойриг
ода күртл
дөңнәд бәәсн болх
зөвтә.
Болв
«бичә
әәтн, дала
юмн болҗ
уга»
гисн саглулгч цөөкн
үг эн
хойрад минь ода күртл
бәәсн «әәх дала
юмн уга чигн болх» гисн эднә
дөңгцл тоолврин
цуг күчинь
геелгв.
—
Келтн,
бичэ нуутн... Кенлэ юн болад оч. Нарн
Нимэ хойрин кенэннь туск ямаран зәңг
авч
ирвт? —гиж Булһн
эмгн,
ода эн саамдан зөвәр
һашудсн һундлар, сурж
эг- знннв.
—
Уга...
Нарн Нимэ хойрин тускар би ю чигн соцссн
угав. Тедн эн тер уга йовдг болх, — гиж
Огл өвгн
ик
дурар адһмтаһар
хәрү өгв.
—
Т^игәд
юн
гинәт?
Кенә тускар
келәд
бәәнәт? — болҗ Булһн эмгн энүнәс дәкн
некв.
—
Амулң
шавтж. Терүг авч ирәд эмнлһнә герт
орулчксн бәәдгж. Шавнь кунд’биш
гинә...
болҗ өвгн адһв.
—
йа,
яһлав! Амулң шавтна гисн
юн
болҗана? — гиж
ода чигн
сәәтәр медж эс чадсн Булһн эмгн дәкн
сурҗана.
—
Мама!
Мама минь? Яһад,
кен шавта- жахмб? Альд бәәнә? — болж
Шиндә уульн бәәҗ сурад, Огл өвгнүр негл
терүнә эс кел- синь келүлхәр седж бәәх
дүрәр. бас
чигн
өөрдв. — Кезә, яһад. кен шавтаж?
13
Огл
дорагшан һазр
шаһаһад, түрүн кел- сән дәкн арһул-давтв.
Булһн
эмгн суусн ормасн адһ.мтаһар бо- сад,
Амулңгин өрүнд көдлмшт оддг, асхнд хәрҗ
ирдг үзгүр терз һатц хәләчкәд, хәрү
Оглур өөрдәд: одакан юн гинәт? Мана берд
юн сумн тусҗахмб? Кен шавтаҗахмб? Кен
хасмб? Энүгән цәәлһәд келит... Негл болад
хуурсн юмиг бичә нуутн, — болҗ эн әәмв.—
Әәмшг учрад уга бәәтлнь күн бийән
саглдм, әәмшг учрсна хөөн күн бийән
батлдгЖ..
Эн
һурвн иигәд, нег-негнәннь үг сәәнәр
медҗ ядлдад, дәкн-дәкн сурлдад, давтлдад
бәәтл һазаһас колхозин тооч һалзн орҗ
ирв.
Амулңгла
ямаран хар мөртә йовдл учрад одсиг,
энүнлә хамдан йовсн күүкд улс, күүкд
парвлянд ирЖ келсинь соңсчкад, һалзн
гүү- хин нааһар гишң Нарнаһур ирдгнь
эн.
Сарңга
Нарна өрк-бүллә учрсн харалта хар
хаалһин зәңг дарунь гилтә селәһәр тарв.
Нарна бичкн модн герин һаза әмтс дүүрч
одв. «Дәәнд орад үкдгнь баһ болҗахмб?»
«Не,
тенднь
дән болҗах»... «Гертән бәәҗәһәд алг- дна
гисн дегәд һундлта...» «Немш гиһәд һазр
дорас эн әмтнә әмнд хорлсн юн алмс һарч
ирвә? — һашудҗ күүндсн улсин иим утхта
дуд — хурсн әмтнә күүндврнь мел иим
болв.
—
Юн
болад одсинь аш сүүлднь йосар медсн
Булһн эмгнә толһань эргәд, зүркнь дәкн
хатхлад, цәәһәд унҗ одв. Энүг Огл өвгн
өргҗ авад, орн деернь кевтүлчкәд, орҗ
ирсн нег берәр ус авхулад, терүндән
кенчр норһҗ авад эмгнә маңнаднь шахв.
Ээҗләнь
юн болсиг Шиндә медсн уга. Терз дөңгнәд,
экиннь ирдг хаалһ хәләһәд уульҗ- уульҗ,
генткн сана
авсн
метәр эн һарад йо- вҗ одла.
—
Яһҗ?
Юн болҗ? Кен хаҗ? Шавнь күндий?...—Ирсн
әмтнә иим сурврмудт һалзн хәрү өгәд
бәәнә. Ирсн күн болвас дәкн сурна.
Барка дәкн
хәрү өгх кергтә болна.
Ухан
орад невчк чикрҗәх Булһн эмгн Амулңгла
юн
болад одсинь, ямаран бәәдлд
ода
тер бәәхинь
цуглрсн
улсин күүндврәс
бас
чигн тодрха сәәнәр
медҗәнә. Немш
ирэд, бәрҗәһәд
’гишц
хасн болхла, тер яһҗ
эмд
үлддмб?
Дала
күндәр
шавтсн
уга гиҗ
Оглын
келдг дими болх зөвтә
гиҗ Булһн эмгн
чи- кэр тоолв. Эн дәкн
ухаһан геев.
«Харулд
һарч
йовад
манахнд бэргдн гих- лэрн, бултад зулж
йовсн немшнр бийсиннь көшсн
эццн
мөрдән
тәвчкәд, талдан
морд бәрҗ
унхар
седцхәҗ.
Тиигәд эдн
кеер, тэрэ- нэ ток деер көдлж
бәәсн нег
цөн
күүкд улсур.
күүкдүр
генткн
ирэд:
—
Кен
маднд сән
мөрд зааж
егнэ? — гиж нег немшнь сурж.
Нег
чигн күн
энүнә сурврт
хәрү
эс
егч. Цуһар
тагчг,
урдк кеҗәсн
кедлмшэн
келдэд бәәцхәж-
Дәәнә буута,
зертә-зевтә
немшнрлә харһхвдн гиж
эс
санҗ йовсн
күүкд
улс
зө-
вәр икәр әәсн болх зөвтә.
—
Не,
альд
мөрд йовхиг кен меднә? — гисн сурвр
дәкн давтгдна.
Бас
урдк кевтән нег
чигн
күн хәрү өгхш.
Немш
офицер Амулңгиг,
дәкәд Киштә күү- ктәг хойрагинь ташмгарн
чичәд: — Сәәхн күүкд! Маднд
сән
мөрд авч иртн. Тадниг бий- ситн чигн
һундахн угавдн. Сән-сән залус маднд
бәәнә. Бидн эврән чигн му көвүд бишв-
дн, — болж орс немш хойр келәр хутхҗ
дөөг- лнә. Эн
хойр немш
ю келҗәхинь, юуна тускар ухалҗахинь
медсн
Амулң,
Киштә тал хәлә- һәд:
—
Киштә,
йовий. Эднд сән гидг мөрд хә- әҗ өгхм
гиҗ бас орсаһар келәд, нүдән ирмч- кәд,
һарад йовцхасинь ток
деер хамдан
көдл- җәсн улс меднә.
—
Шнелль,
шнелль!*
— болҗ немш эдниг адһаҗ көөнә.
—
Сән
мөрд авч ирхвдн. Күләҗәтн, — гиҗ дамбрлсн
хәрүһән өгәд Амулң Киштә хойр йовҗ
одцхана.
—
Бер
күүкн хойр толһа һатц йовсн мөр- диг
олж авад
цааранднь
бас
чигн
холдулад, көөцхәҗ. Эдниг удадад бәәхләнь
немшнр ар- даснь оч. Амулң Киштә хойриг
эдн
хард
бәрсн болх зөвтә. Ток
деер
көдлҗ бәәсн наадк ул- снь бас немшнрин
ардас дахцхана.
Офицер,
шар нүдтә,
улан
чирәтә,
өндр немш
мөрдиг
холдулад
көөҗ
йовсн
улсур хаһад
оркҗ. Автоматас һарсн кесг сумд жии-
гәд одна.
Амулң
тагчгар унад одсинь эднүр оч
йовсн наадк күүкд
улс
үзнә.
Киштәд сумн туссмн уга.
Үкжәх
күүкд күүнә өөр ирнкәд офицер:
Немшин
цергт тусан күргхәр бәәхшийн? Цуг делкә
мадниг ирхиг күләжәнә. Тадн тер дел-
кәд багтжах улс бишийт?! — гиҗ хәәкрнкәд,
ууляд зогсҗасн Киштәг ташмгарн
хойр һурв
дәкҗ цокҗ.
«Кенлә
дәәллдҗ йовх у./]свт, хәәмнь! Гер- тән
бәәх гергдиг хадг ядухн дәәннрвт! —
гиж Амулң кевтн-кевтж немшүр нирмлл
уга хәләж хәәкрсиг, бас соңсцхаж». һалзн
цуглрсн
улсд
иигәд дәкн-дәкн давтад келәд бәәнә.
*
Шнелль
—
шулуд.
14
Шиндә
гертәсн гүүһәд һархларн эмнлһнә герүр
одсмн бәәҗ. Энүг ирәд үүдн хоорнд
зогсҗахинь терзәр үзсн эмч, өндр шар
күүкд күн, һарч ирәд, күүкнә толһаһинь
иләд: — маманчнь шавнь гиигн биш. Күн
болҗ чадн- угай? Бийән батлҗ ав, бичә
үрүд... Ода экүрн орад күүнд, — гиҗ келн
цааран эргәд, нүдән хаасн цегән нульмсан
цаһан халатиннь ханц- нд ивтрәв. Шиндә
шугшн йовҗ экиннь кевтсн хоран үүдинь
арһул секәд орв.
Эн
цаглань эмнлһнә герин һаза мөрн тергн
ирәд зогсв. Терүн деер кевтсн
күүг
Огл өвгн һалзн хойр буулһад, герүр өргәд
авад орв. Эннь Булһн эмгн бәәсмн.
рүг
һарч одсна хөөн күүкән бийүрн дуудҗ
авад: — сәәхн иньг минь,
маманнь
хаҗуд мел бичә су. Эмчүр одад ээҗән яһҗ
бәәхинь медәд ир. Мамачнь сән, дала
ик
зовлц уга бәәнәв гиҗ келәд, йовтха гисн
докъяһар күү- кән өргәрн заңһв.
Шиндә
удан йовсн уга. «Ээҗтн эдгҗәнә, маңһдур
һарһхвдн» гиҗ эмчин келсиг экдән зәңглв.
«Минь
иим
күчр түрүлә харһад одсн цагт күүнд
учрсн зөвәр ик зовлңгин бийнь — угад
тоолгдна, баахн-саахн зовлң уга болхла
— мел байрла әдл чигн болна биший. Байр
бийнь
уга. йоста
байр
ода
эн цагткенд бәәхв?
«Ээҗчнь
гемнәд, дәкәд эдгх» гиҗ цөн хонг
Ямаран
дүңгә күндәр шавтсан, юн болад одсинь
дегәд сәәхн медсн Амулң эмчнрәс сурад,
теднә зөвшәрәр эврә герүрн тер өдрин
бийднь күргүлҗ ирв.
Әмнь
һартл гишң Амулң мел эврә сәәхн сарул
ухаһарн бәәв. Сумн өрчәрнь орад, нур-
һарнь һардг болвчн, дотр мөчмүдлә эс
харһсн болх бәәдлтә гиҗ эмчнр алң
болцхав. — Эс гиҗ яһад иигәд тесәд бәәх
билә? Болв сумнд цумрсн күүнә цогц эзән
әмд үлдәнә гисн ховр юмн. Амулң мел
ундасад, уух ус сурад бәәв. һурвн өдр,
һурвн сө зовад оркв.
—
Маманчнь
зовлң
ик, дааҗ чадшго. Хә- ләҗә, холдҗ бичә
һар, — гиҗ тер өдр ирсн эмч Шиндәг
саглулв.
Эмчин
юн
гиҗ келсинь соңссн Амулң, те-
хооран
Шиндәд кен болв
чигн келен болхла,
«яһад гемнх билә, гемнх зөв уга» гиҗ эн
зовньрх зөвтә бәәсмн. Ода гемнәд эмнлһнә
герт орҗ одсна хөөн «ээжтн эдгҗәнә,
маңһ- дур һарһхвдн» гиҗ эмчин
келсн
цөөкн үг энүнд ик байр болҗана. Нанла
уршгта йовдл учрсна хөөн, би мунҗ болад
үлддг болвчн — энүнд чилшго ик
байр
болх бәәсмн. Үксн дорхнь деер болҗаналм»...
Амулң
иим тоолврт согтад кесгтән тагчг
бәәснәннь хөөн күүкнүрн хәләв: Шиндә
эн саамд экләһән әдл бас эврә негл
'тоолврта суух зөвтә. Энүнә минь
ода анята,
болв йи- ринә хурц хойр хар нүдн маңһдурк
өдрән үзж сүрдҗәх, энүнә уйн болв
у чееҗ
манһдурк өд- рән санж хавчгджах зөвтә.
15
Аш
сүүлднь Шиндә саналдчкад, экүрн хә-
ләв. Эк күүкн хойүрин хәләц зөрлцв. Эн
хойр иньг нег-негнәннь ухаг дун угаһар
медцхәснь алдг уга. Экиннь
өгсн
докъя медсн Шиндә, суусн стул
деерәсн
босад терүнә өмн одад, орна ирмәг деер
суув. Амулң күүкнәннь атхр хар үсинь
иләд, дун угаһар үг келсн болад бәәв.
Ду һарч болшго.
Келсн
үгиг дахад һарх нульмснасн эн зулсн
болх зөвтә. Дәкәд күүк- ән уйдулх санан
бас
уга. Болв
экиннь чи- рән бәәдләр, терүнә нүднәннь
хәләцәр Шиндә цугинь медҗәнә. Энүнд
маңһдур эрк уга учрх, юн чигн арһар хәрү
эргүлж уураж болшго эк үрн хойрин һашута
хаһцл1һн ямаран аюлас гиигн болхв?
Маңһдуртнь
Шиндә, Огл өвгәр нөкд ке- һәд, эмнлһнә
гертәс эмг экән авч ирв. Булһн эмгн үүд
секәд, герәд орҗ ирн бийәрн, хумха хойр
һаран җивр метәр деләд, хойр хар нүд-
нәсн һашун цегән нульмсан цалд-цалд
асх- рулн: — сәәхн иньг
минь, яһад
одснчнь энв?! — гиж эгзңнсн дууһар
келәд, бериннь
өөр,
те-
рүнлә
зерглдәд киисв. Огл өвгн Шиндә хойр
Булһн эмгиг өргҗ авад орн деернь кевтүлв.
Булһна маңнад чиигтә киитн альчур эдн
шахв. Энүнд дарунь гилтә ухан орв. Булһн
кесгтән тагчг кевтҗәһәд, арһул өндәһәд,
Амулңгур хәләв. Хадм экиннь
сургч
хәләц үзсн Амулң һаран арһул көндәһәд,
күчн уга хурһдарн«би- чә сурти, болад
хуурв»,
гисн докъя
өгв.
Басл чигн нег күүнә дүңгәһәр мууг үзәд
йовсн Булһн Эмгнд Амулңгин дүр сәәхн
медгджәнә. Эмгн дәкж үг келл уга, арһул
босад,
бериннь өмн
бәәсн стул
деер
одад суув.
Хөр
шаху җилд хамдан эк күүкн хойрин йосар
бәәсн иньгүд ямаран му хөвтә бәәсән
медж, нег-негән хәләҗ чадх үлдсн сүл
ца- ган, сүл әмсхлмүдән эдн
минь ода еңгрәҗ
түңгшҗоцхәнә.
—
Ээҗ,
таднлаһан негл бәәж җирһл үзш- го хөвтә
нанд бичә зовтн, — болж Амулң күч уга
дууһар эклв. — Сүл герәсән келх цагнь
ирсиг эднә кеннь болв
чигн
сәәхн медҗәх зөвтә.
—
Хойрулн
бийсән, нег-негән хәләж, асрҗ бәәтн.
Бийсән батлж автн. Манас
талдан,
ик үлү үкл-үргәнлә харһҗ йовх кедү күн,
кедү өрк-бүл орчлң деер бәәдг болх?
Теднә зовлңг- жирһллә эврәннь
зовлнг-жирһлән дүңцүлхлә, әмтнәһәс
дегәд үлү күчр болж
чигн
медгдхн уга.
Зуг,
ээж минь,
эн
ач күүкән үктлән һар- тасн бичә алдтн.
Нег цөн җил энүнд үнр болх арһ хәәтн.
Нарн Нимә хойр, тадниннь хөв тасрад
төрүн эс хуурсн болхла, һазрин нег захд
менд йовад, дәәсән дарад, хәрәд ирцхәх.
Тер цагт Шиндәгим эцкиннь һарт бәрүлж
өгч
үзтн.
Тиигхлә та
түрүләд
урдкасн чигн холван үлү сәәнәр бийән
хәләх, бийән асрх зөвтәт. Зовлңгдан
үрүдәд, урсад бәәж үкж одхлатн, Шиндә
яахинь медж болшго.
Тер цагт
көвүдтн менд ирәд үзсн зовлңган, үзсн
байран кенлә хувалцхмб, кенәр элкән
девтәхмб? Би
ода
эн болжанав...
Амулңгин
сүл үгмүднь улм арһулдад, негл бәәсн
бәәрән гееһәдг поожад һарчах усн мет
тагчгар келгдв.
Амулңг
түрүн болж
«йа,
йах» гиж тунг-
шэд, хадм экиннь һар
деер эврәннь һарин киитрәд бәәсн хурһдиг
әрә күргҗ харһулв. 'Булһн эмгн
бериннь һарин
баһлцгаснь арһул бәрв.
Учрхинь
санҗ саглҗ бәәсн әәмшгнь Аму- лңгин
әмни эзнд йосар хүврж бәәхинь Булһн
эмгн, энүнә һарин суццна цоклһар сәәхн
мед- жәнә.
—
Насни
дигт күрсн, идхән идсн, уухан уусн,
зовлңглань чигн харһсн, жирһлинь чигн
эдлсн намаг эрлг авл уга, һал-һәәзц
наста,
юн
чигн җирһл үзәд уга чамаг үкл яһад
авчахмб? Нарта
орчлңгас
үкж-үкж үлдсн нег күүкнәс- чнь, цуг
маднас иим насндчнь салһжах элмр- мүд
эрлгәс дор эрлг болҗанала. Ю-у, дәрк,
дәрк! Иим аврлт уга, өршәңһү уга юмсмуд
һазр деер
бас
бәәдмби?.. гиж
урдкасн
невчк арһул келн Амулңгиг дарунь зүн
бөөр талнь эргүлж кевтүлв... Сүл кииһән
Амулң авв, сүл цоклһан зүркнь цокв...
Эмгн
эврәннь нүднәс асхрсн нульмс ар- чад
норһсн чиигтә альхан Амулңгин маңгна
деер тәвәд, энүнә чирәһинь арһул дорагшан
шувтрад иләд оркв. Берин хойр сәәхн хар
нүдн дәкж секгдш угаһар хаагдв.
—
Мама
минь! Бидн
яахмб? Мадниг кенд үлдәҗәнәч! — гиж
хәәкрәд экиннь
деер кии-
ссн ач күүкән Булһн эмгн
хойр
ээмәснь ар- һул дөцгнв.
—
Не
болж.
Зурсн зураснас һардг арһ, кукн минь,
кенд чигн
уга. Бичә ууль... Огл өвгн, Манж эднд оч
зәңг өг, — гиҗ келчкәд, Булһн терзин
өөр бәәсн стул
деер сууһад,
Амулңгин көдлмшт оддг үзгүр хәләв.
Харань сулдсн, чиигтә хойр хар нүдәрн
сүл дөрвн- тавн хонгин туршарт эн үзгүр
кедү дәкҗ хә- ләж бәәхв?! Нульмсар дүүрсн
нүднд хаалһ эн саамд үзгдсн уга.
...Булһн
эмгн күцц бүтн ухан угаһардөрвн хонгт
бәәв. Энүг йостаһар сергәд нүдән хәлә-
хләнь, хажуднь Шиндә, Огл, һалзн һурвн
суу- на.
—
Берим
яһж оршавта? Кезә оршавт? Би яһлав? —гиж
Булһн күч уга дууһар алң- болж сурв.
16
—
Амулкгиг
оршаһад хойр
хончквдн.
Шин- дә эндр цогцднь одад ирвш, — гиж
Огл өвгн хәрү өгв.
—
Яһад?
Шиндә тиим адһмтаһар, ээжән угаһар яһад
одвч? — болж эмгн алңгтрсн дууһар
соньмсв.
—
Ээж,
бидн нүүх болҗанавидн. Немшнр өөрдәд
күрч ирж гинә. Ирсн һазртан теднтн
коммунист,
командир улсин
гер-бүлиг кудад йовдг чигн. Мана селәнә
улсин кесгнь нүүҗә- цхәнә, — болж Шиндә
цәәлһв.
—
Дәрк,
дәрк! Бас
чигн юн
үзгднә энчнь?.. Юн үзгднә?.. — Булһн эмгн
өндәһәд босв.
—
Бичә
әәтн, бичә зовтн. һалзн тадниг Ижл һол
күртл күргх. Таднд һалзн дөң болх. Цаа
ранднь... Цааранднь бидн хамдан йовжана-
видн... Чи, Булһн, колхозмуд бүрдәгдснә
хөөдк җилмүдт манахнд көдлжәсн Иван
Воробьевит меднә
эсийч? Тер намаг бийсүрн дууджа- на. Дән
көтртл маднур ирҗ бәәтн гиж бичг илгәж.
Би терүнүр йовхар бәәнәв. Намаг Бо- ова
бер, Шарка, Мөңгә һурвн бас дахжана,—
болж Огл өвгн цәәлһв.--Чи Шиндәтәһән
хойрулн намаг
дахх
болхла, дахтн...
—
Энтн
одак Даван Санж, Нарн хойран үр Яван
болвза?
-
Э, э....
Селәнәс
тустан дорд үзг хәләһәд һарсн зам
улан хаалһ
уттан сунад кевтнә. Эн хаал- һар йовдг
көлгтә чигн, йовһн чигн
улсин то сүл
өдрмүдт элвж одв. Эдн цуһар гилтә дорд
үзг бәрж һарчана.
Хаалһар
девж йовх көлгдин дунд хар кеегч гүүнд
татгдсн хозлг тергн үзгднә. Тергнә
хажуд,
терүнә
барун төгәләнь зерглдәд дүцнхд арвн
таваһад, арвн долаһад күрсн дүңгә наста
күүкн,
көвүн хойр йовна. Җир давад одсн дүңгә
наста,
хумха
цаһан чирәтә эмгн тергн деер сууна.
Эднд
эврә сән дурар эн йовдл эс учрсинь медхд
күчр биш. Көвүн күүкн хойр һазр ша-
һалдад, юн
чигн
серглң күүндвр угаһар, хая-
хая хойр- негн
үгәр хәрү авлцад үрвәд йовад йовцхана.
Альвн баһ нас,
долда
болен
зүрк
дарм күчтә аюл бас бәәдмҗ гиҗ йирин
санг- дна. Эднә эндрк иим бәәдл хаврин
сәәхн цаг- ла чигн, өргн у
тееглә
чигн зүтклдсн болж үзгднә. Ташр эдн
зөвәр удан йовад орксн болх зөвтә. Хар
кеегчн гес алдад, маля болад оч. Энүнәс
һарсн көлснь көөстәд, хар зүсинь
буурлтулад оркснь үзгднә. һавшун дөрвн
көлнь өвдг шаһа хойрарн сулдад, деерән
авч
йовх
нәрдәд одсн цогцан нааран-цааран дәә-
влүлж, әрә дааж йовх
болж
сангдна. Болв эмгн
тергн хойриг
бас
чигн
эн кевтән арһул чирәд йовх чидл харгчнд
бәәх дүртә.
•
Керго
болад кезәнә хайгдж одсн зер-зев
адһмтаһар цуглулгдж харгчнд зүүгдснь
бас медгднә. Энүнә нурһн деер бәәх
хадарнь сулдад
одсн хуучн
модн мальш хаалһин хатуд даңшсн терг
дахҗ шухтнна. Күзүндк хәмднь мальштан
дорхнь невчк деер
болх
бәәдлтә. Болв энүнә дотрнь кезә нег
цагт наалдж үлдсн лошх өгрәд хурмшт
хүврәд бәәсн иш- кәг ивтрәд, харгч гүүнә
чеежин барун хаҗуд- кинь
зөвәрт
җулһлад орксн йовна.
Талдан
нег цагт, ташр чидлтә-чинәтә цагтнь
энүнә өрчнь ииг^К өвдсн болхла, харгчн
өмн хойр көләрн селгәдәр һазр чавчад,
дора орм- дан бухад цеглх бәәсмн. Болв
харгчн
эндр, деерк зовлңгта цаган, келдг келн
угаһас биш мел күн метәр,— Булһн эмгнәс,
Шиндә, Балан
хойрас
тату бишәр, медж бәәх мет тагчг. Өвдсн
өрчән эв ирсәрнь арһдад энүрвәд йовад
йовна.
Тергн
деер суух эмгн чигн дару-дарунь ях- лад,
хойр көлән
селгәдәр бохчад,
өрүн
һарч йовен
үзгүрн
хәрү эргҗ хәләһәд цаг-цагар за- льврад
арһул, хамр доран үг келәд йовхнь
соңсгдна.
Мал
көлгн
хойрад
дәвтнгдсн,
теңгрин халун теегин салькн хойрад
хатагдсн хаалһ хуучрад бәәсн төмр
көшүртә тергиг, үй-үйәрн салһхар седжәх
метәр, дәәвүлж, ярклулна.
Хаалһин
хойр хажуд,
нүдни
харанд хармҗ болм дүңгә холд, нам,
нег цен хаша-бас
болен
юмсудас
нань, юн
чигн үзгдхш.
Эң зах уга эн өргн тег кеегч гүүнәс
чигн, көгшн эмгнәс чигн үлүһәр көшсн
метәр зовньрж эргндән кевтнә.
Буурл
үүләр алгтрсн теңгр йиринә бәәдг
бәәрнәннь кемжәнәс көндрәд, зөвәрт
дорагш- лад, көшсн теегүрн, түнгшсн
әмтсүрн өөрдж, тедн деерән деевр метәр
делж дүүҗлгжәх болҗ үзгднә.,
«Бас
чигн
күчр әәмшглә, бас
чигн
күчр зовлңгла харһхт» гиж эн көк теңгр,
эн өргн тег
хойр
орчлң деерк әмтсән саглулҗ бәәх чигн
дүртә.
«Эн
жил халун ик
эртәр экллә. Иим жилд үкл-үргән элвг
болдм, мал
икәр
һарутдм ги- һәд кезәнә келдг, тәрән-темсн
чигн шатх...»— гиж сансн Булһн эмгн
бас
нег үлү түңгшж йовна.
—
Цуһар аю талан...
Хальмг
теегин хагсу элснд, халун хүүрә салькнд
тесж чаддг бор шарлжд баг-багар һарад,
зуни халун
эврәннь
күчән автл боожад авчксн ода саглрж
бигшнә. Шарлжс дундас
2
Свет
в степи, №
1, 1967 г.
17
таҗрхатад
өөдлҗ мөңгтрсн цаһан өвснәнүцкн бүчрмүд
дулан әмсхләр киилҗ, серлвзсн саль- кна
аюһар эврәннь шонтл толһасан нааран-
цааран, бас тедү мет арһул, дәәвлүлнә.
Малый
шүрглһнд
экләд эвдрәд бәәсн нег устг көк өвсн
хаалһас зөвәр ууҗмд үзгднә. «Түрүн
хадгдсн, йоста сән гидг шимтә әм- тәхн
өвсн болх» гиҗ Булһн эмгн ухалв.
Хорһддг
нань һазр уга болад, ташр эврә
үүдәмҗ-орчлңгин заясн авъясар ирҗ буусн
һанц һәрд живрән өргж, серү татҗ тер
устг деер сууна.
Көндәрсн
хаша-бас энд-тенд, эргнд бәәц- хәнә. Нань
йир
юн чигн Булһн эмгнд үзгдсн уга. Хар
һацсн кевтә хаалһ керчәд гүүлдәд бәәдг
теегин гөрәсдин бийснь
орчлнг
деер болжах үклин үүлдврмүдин үнр авсн
болх зөвтә: гөрәснә нег ишк чигн үзгдхш.
Эдн
тал- дан төвкнүн
бәәр хәәһәд йовҗ одсн болх зөв- тә.
«Тедн, бас
мана
йосар, нүүһәд, теңгс көвэ тал һарч одсн
болх»
— гиҗ Булһн эмгн дот- ран санв.
Үр-садарн,
ач-жичәрн цогцан бәрүлхв, һарсн-төрсн,
өссн-боссн һазртан ясан хайулхв гиҗ
санж бәәсн Булһн эмгнд дарандан учрсн
уршгта, шалтата үкл нүүвр хойр кесг
тоолвр орулҗ уйдав.
Дән
экләд шиңкн җил болҗ йовна. Энүнә түрүн
өдрмүдт болен
күчтә
ноолданд эмгнә ууһн көвүн Нарн орла.
Дәәнд
оржанав гисн би- чг ирсн уга. Терүнә
хөөн нүүҗ һархин һурвн сар өмн хойрдгч
көвүнь — Нимә «Мадниг училищ
төгскүлл
уга фронтд йовулҗана, бичг күләҗәтн,
илгәхв,» — гиҗ йовсн күүһәр ке- лүлсн...
һурвн хонг хооран беринь,, Амулңгиг һә
болен,
немш-нохас
хаһад, күндәр шавта- һад алҗ орксн...
Эн
тоот һашута йовдлмуд эмгнә седклиг
негт уйдулад, эләд-эцәд бәәсн зүркинь
өвдә- һәд, харань сулдад ирсн хойр хар
нүдинь дүүрң уста
ааһ
метәр, нульмсарн мелмлзүләд, хоолынь
бүтәһәд, хәәкрәд уульх саам
чигн
энүнд учраһад оркна.
Болв
Булһн эмгн эврәннь нүдәрн эс үзсн,
һарарн эс бәрсн харалта йовдлиг хәрү
цокч тоолад, зовлңгдан завсрлт өгәд,
бийән аадру- лад оркҗ чаддг улсин негнь.
«Көләр
йовснь ирдг, келдүрәр даргдснь ирдго»
гидг хальмг үлгүрәр бүкл җилин тур-
шарт бийән аадрулад бәәһәтәнь эн.
Зәрмдәи иим тоолврнь бийән аадруллһн
биш, мел үнн болҗ чигн
нам Булһн
эмгнд
бийднь
медгднә.
—
Мини
сәәхн
һал-һәәзң хойр көвүм дәәнд одад хәрү
әмд һарч ирсн уга гиж кен медҗ нанд
келлә, кен нанд бичлә? Кен тедниг
медхв?
Бичг
бичдг
зав
чигн уга болад йовдг биз. Нимэ нам бичгәр
керг
кеҗ
бичдго
чигн болхм. Ода чигн бичкн. Би яһад
киидэн,
цагасн өмн
зовен-элен
болад йовнав? Деедксд нүдн
уга
болхий? Үзсән
үзәд бәәдг юмн
альдв? — гиҗ
Булһн эмгн
тоолж «деедкеиннь хээрлтд» бас нәәлнә.
Херн
жил хооран, зуг һучхн
тав
күрсн
нас-
ндан, авсн авалясн хаһцад,
әрә арвн
зурһа
орсн
һанцхн
Нарн
көвүһән
сәкж Булһн үлд- лә. Ташр бийнь саата
бәәсмн. Булһна залу
гражданок дәәнә
җилмүдт түрү му бәәдлд даархднь даарад,
өлсхднь — өлсәд йовҗ бийдән тер цагт
эдгшго хууч авад 1922 җил өңгрҗ одла.
Тер
цагас нааран Булһн «келәрн кевкүр
кеһәд, һарарн далһур кеһәд», йовж хойр
кө- вүһән өскәд, Советин йосна нилчәр
теднәннь һаринь «һанзһд күрдг, көлинь
дөрәд күрдг» болһла. Нарн Нимә хойрин
хоорнд һурвн кө- вүн, һурвн күүкн һарч
өңгрлә. Үкҗ-үкҗ үлдсн үрднь — эн ууһн
отхн хойр көвүнь бәәсмн.
Баһ
цагтнь үзсн му тоотнь чиләд, минь
ода зуг
сәәни экн ирҗәх болҗ Булһн эмгнд
жил хооран сангдла.
Хойр
көвүм
күн болв, эднән дахад, эднәннь үр сад
хәләһәд,
асрад нег 'цөн җилд нар үзх цаг иигәд
ирхм бәәҗлм гиж эн дотран санҗ байрлҗ
суула.
Ик
көвүндән гер буулһсна хөөн терүнәннь
өрк-бүл өндәлһх зөвтә нег күүкн һарв.
Хөөннь Нарнаһас хошад җил сөлвгтәһәр
хойр көвүн бас һарла.
Цаг
селгәтә: маднд чигн э гиҗ келх саам ирнә
гидгнь эн гиҗ Булһн эмгн байрлла.
Болв
Нарнаһас сүүлд һарсн хойр көвүнь
уландгар өңгрҗ одцхав. һанцхн Шиндә
үлдв. Эн зовлңгд чигн Булһн эмгн даңгдсн
уга. Цаг давад йовв. Үзсн му тоот терүг
дахад уужад одв.
Бблв
«нарта
цаг» мөңкрсн
уга.
Дэн эклв.
Хойр
көвүнь
дәәнд одв, бернь немшнрин һа- рар алгдв,
үлдсн әрә арвн зурһата ач күүк- тәһән
хойрулн, альк үзг бәрҗ һарсан бийснь
чигн меддго, нүүҗ йовх болҗана.
Нүүлдән
болхларн — ямаран нүүлдән?! Кезәнклә
әдләр малын идг хәәһәд, нег бүүрәс
талдан бүүрүр эврә амр-тавар нүүдг цаг
хөр шаху
җил
хооран хайгдла. Тиим нүүлдәнә тускар
эн цага баһчуд нам
санҗ-ухалҗ
чигн бәәхмн уга. Эн нүүлдән — эн цага
эрүл биш, халурхсн, һәрһлсн улсин көдлмш.
Зөөр хәәһәд, залу
бийсиннь
әмән чигн, цуг делкәг чигнәәм- шглә
харһулҗ йовх
улсин үүлдвр.
...Олн
зүсн, эк-толһа уга эн тоолврмуд Булһн
эмгнд
орад,
энунә һашудсн седклин аг- инь
бас чигн
давулад бәәв. Болв манһдур юн
18
болна,
нөкәдүр яһна гисн тоолвр Булһн эмг- нд
йиринә бәәх. Тиигәд чигн Булһн эндр
күртл дөңнәд йоватань эн.
Шиндә!—
гиһәд Булһн эмгн генткн дуудв.
—
Юмб,
ээҗ? Яһнта?— гиҗ сурн Шиндә эмг-экүрн
адһмтаһар өөрдәд, энүнә тохаһаснь арһул
дөңнҗ бәрв.
—
Уга...
Ээҗчнь саак муульта цөкрлт уга седклдән
диинрәд йовдгм эн... Нарн Нимә хойрм
яһсн болх. Әмд йовдг эс болхий? Эц- кчнь,
мана Нарн, тер авһчнь Нимә хойр эн- тер
уга йовад, хәрү күрәд ирхлә, мадниг аль-
дас хәәҗ олхмб гиҗ медхәр седдгм тер,—
гиж эмгн саначрхсн дууһар сурв.
Цуг
хаалһин туршарт тагчг йовсн һалзн
эмгнүр өөрдәд: ээҗ, та
бичә
ухалад, бийдән үлү зовлң авад бәәтн.
Дәәнд орсна хөөн бичг эс ирснь—әәмшг
биш. Үквә гиһәд нам
цаасн
ирсн улс ода әмд-менд хәрҗ ирсн бәәнлм.
Марһша Саңһҗ Васьк хойрулн алгдҗ одв
гиҗ цаасн ирлүс. Ода Саңһҗнь өрәсн көлтә
болвчн, әмд үлдсн гертән бәәнәлм. Васьк
бол-
хла — шавтҗ һарад, эдгәд дәкәд дәәнд
орж одсн йовдгж. Та,
ээж,
бичә цөкртн. Көвүдтн эн-тер уга йовдг
болх — гиҗ келәд һалзн эс медмҗәр Шиндә
тал хәләв.
Шиндә
ю чигн келҗ йовхш. Эцгиннь тус-
кар күүндвр
һарсн цагт тер күүндврт эн орл- цхар
седх биш,
нам терүнәс
зулна. Алгдҗ одсн
болх гиҗ
эн
эцкиннь
тускар нам
төрүц
санж бәәхш. Болв бичг эс ирдгнь энүнд
бас чеежин киләсн. Энүнә эцк әмд-менд
йовснас цааран, бичг илгәл уга бәәхкүн
бишиньэн бас сәәхн меднә. «Дәәнд
орснь—-лавта, ил. Дәәнәс менд һарсн
болхла
—
сән. Зуг зәңг уга — далд.» Иим хойр
тоолврин түрүнкнь дииләд орквза гиһәд
ухалад оркхларн, терүнәс сүрдәд Шиндә
эн күүндврәс зулдг болх зөвтә. Сагл-
лт, хальшрлт гиснтн бас нег эврә зокалта.
Эн
саамд Шиндә бас урдк кевтән үг келл уга
йовдг болвчн, энүнә
цуг
цогц-махмуднь,
толһаһасн авн көл күртлән, ода учрсн
йовдлд авлгдсн болх зөвтә. Тиигәд чигн
эн цааранднь келгдх үгмүд әәмшгтә
болвза гисн сагллһта.
«Тенж
нүүҗ йовх эн
эмгн
күүкн хойрад юн
чигн
эвәр, юн
чигн
арһар дөңгән күргс. Эндр би эднлә сүл
өдр, сүл хаалһд йовҗ йов- налм. Удл уга
Иҗлин көвәд күрч ирхвдн. Эдн паромар
цааран һатлх, би хәрү һарх» гисн
бас
эврә чееҗин зовлңгта һалзн йовна.
—
Ээҗ,
көвүдтн таниг олҗ чадхн уга гиж бичә
әәтн. Нарн Нимә хойр сохр-доһлн, танх-
дүлә улс бишлм. Эн-тер уга йовсн хөөн
тад- ниг альдас болвчн олад авад бәәх.
Зуг- эн-тер уга, менд йовтха — болад
бәәснь тер,— гиж
2*
һалзн
медәтә күүнә дууһар түрүн келсәндәкн
давтв.
Күн
болҗ һалзн медәтә улсла иигҗ, ташр
тедниг сурһсн-сундлсн бәәдлтә үг келәд
уга көвүн. Терүгинь меддг Шиндә нам
алң
болен
дүрәр
энүнүр хәләв. Цөн хонг хооран талдан
нег төрәр һарсн күүндврт эн иигҗ орлцсн
болхла, Шиндә нам
биш-хаһрад
инәх чигн бә- әсмн. Эндр эднә кенәннь
чигн тоолвр урдк ца- гин тоолврас төрүц
талдан. Дән өөрдәд күрч ирв. Фронтас
холдад гер-малан хаяд, орн- нутгин
дән-даҗг күрәд уга шуһусар тарх учр
харһҗана гиҗ ирсн заквр өцклдүр генн
бәәсн күүг эндр цецрүләд, өцклдүр келшго
үгинь эндр келүләд чигн оркх зөвтә
болх. Цаг эврә неквртә, күн эврә хүврлттә.
Сән
дурарн цергт мордх, орн-нутган харсх
санаһар бичҗ өгон эрлһндән зөвтә гисн
хәрү авсн һалзн бийнь нег халхарн
байрта. Энүнә эцк цөн хонг
хооран
Хасгин орн-нутг орад нүүҗ одла. Эцкнь
Советин йоснас «әәсн» бая- чуд дахад
һазадин ордудар йовад, тенәд-зүү- ләд,
харһнад-хатад йовҗ, дәкәд хөөнь туру-
зуду цагт
учрсн тоотас цогцдан шалтг авсн күн.
Энүг Әәрмд йовулсн уга билә. Тигәд чигн
нү- үҗ һархдан көвүндән цөн үгәр: цогцдан
өвчтә, намаг Әәрм керглҗәхмн уга.
Чини насн
баһ биш. Арһ чамд. һурвн күүнә ормд
норлдхмн болжанач — гиж зуг арвн нәәм
орҗах көвүн- дән наадн үнн хойрин заагар
эцкнь келлә.
һурвн
биш, дөрвн күүнә ормд,— гиж энүнә экнь
тиигхд наадлла. Эцк
эк хойрин
наадн ташуһар өкәрлн бәәҗ келсн үгмүд
ода энүнд бас тодглдв. Шиндәһүр эн
хәләчкәд: «һурвн күүнә ормд биш, дөрвн
күүнә ормд ноолдх»,— гиҗ санад дотран
суг гиҗ инәв. Эк эцк хой- рлаһан кесн эн
күүндврән амни алдңгар һал- зн эн саамдан
Шиндәд келчкәд, бийнь ичәд, кесгтән
тагчг йовв. Иим даалһвр наадна да- алһвр
биш. Дөрвн күүнә ормд
ноолдна
гисн... һалзн зөвәр ик залу
болҗ
одсн
болж
чигн бийнь
бийдән
тоолна, «ода
чигн
бичкмб» гиҗ чигн
энүнд
сангдна. Эк-эцкин наадн
ташуһар
өгсн даалһвр «ода
чигн
бичкн» һалзниг омг- шулад, баатрт
хүврүләд чигн оркна, болв «ик һалзниг»
дегд геннч, «гөңгчн» гижчигн басна.
«Кезә
дәәнд орҗ, һурвн-дөрвн күүнә ормд ноолдж,
баатр-зөрмг үүлдвр үүлдж, нерән ту-
урулх гисн
эргу тоолврт
яһад би авгдж йов- хмб? Дәәнә сурһуль
медх кергтәлм. Сурһулян сурад бәәтлмдн,
нам
дән
чилж чигн одх... Дә- кәд манһдрк өдрчнь
— маңһдуркарн. Эндр... Минь
ода... Удл уга Ижлин көвәд
күрч ирхв-
19
дн...
Би Шиндәг күргж йовнав... Яһад?.. Района
комсомолын
комитетин даалһвр — нүүжәх улст нөкд
болх... Тедниг
Иҗлин
көвә күртл күрглцх даалһвр уга... Дәкәд
нүүж йовх өрк- бүлмүд дала
бәәнәлм
— бүкл селән. Шиндәлә учрад одсн
зовлңг-түрү намаг энүнүр өөрдү- ләд
орксн болхий? Негл учр бәәнә. Би зуг
эндр чигн биш, дөрвн-тавн хонгас нааран
эд- нәһәс һарл уга гишң бәәһәтәв. Учр
бәәнә. Уч- рин нернь юмб?..»
Иим
тоолвр зуг һанцхн һалзна чигн биш,
Шиндән бас
нуувч
тоолвр болх зөвтә. Болв учринь медхд
амр биш. Эннь зуг негл тиим, эднд бийсднь
чигн медмҗ угаһар учрсн,
күн
болһнла харһад ирдг эгл йовдл болх
зөвтә. Күмни сән тоотинь хармад авчксн
харалта ца- гас эврәннь хөвән булалдж
бәәх метәр, элдв авларн эзлсн иим
тоолвр эн
күүкн.көвүн хой- риг эндрк хаалһин
туршарт кедх зөвтә болв.
Иигәд
эдн учрсн цагин уршгар зәрмдән эв-
рә-эврә медрл-роолврас ирлцнһү күүндвр
кел- дәд йовцхав.
Күн
кедү дүңгә олн тоолврт авгддг болв
чигн, олнас негнь, икнкдән күүнә
хөв-жирһлло ирлцңһү төр, онц, һоллгч
орминь эзлнә биший. Иим йовдл эндр Булһн
эмгнә ухан-седклинь эзлсн бәәнә. Эндр
эн һурвн күүнә өөр йовсн,
эднлә
хамдан сууһад ут хаалһин арһа һар- һад,
боссн күн болһнд Булһн эмгнә тер тоол-
врнь бас сәәхн медгдх зөвтә бәәсмн.
Тиим күн, эднә өөр ода уга.
Булһн
эмгнә һоллгч күцлнь: «мини
ач
кү- үкн Шиндә ямаран жирһл үзнә? Эврә
һарсн- төрсн, өссн-боссн һазртан, эврәннь
ах-дүүнр, элгн-садн дундан бәәсн маднд
иим му заята үүл учрх зөвтә болв. Тиигхлә,
ода күртл нил- хлә әдл бәәсн энүг талдан
отгт, эс таньдг ул- син дунд, ямаран
жирһл күләж бәәдг болхв? Хәрү эврә
һазрурн ирх цаг кезә учрхмб?»
Иим
толвр Булһн эмгиг аш сүүлднь йосар
диилсн болх зөвтә. Тиигәд чигн эн эврәннь
ач күүкнд, энүнә үр көвүнд минь
эндр, минь ода эн саамд келх цөн
үгто болв.
—
Тергн
деерон суухм кевто,— гиж, колон
тинилһәд
нег
баахн цагт, йовһар
йовсн
Булһн
ач
күүкнүрн
хәләв. һалзн уралан
адһ-
мтаһар цөөк ишкәд, йовднгарн йовҗ йовх
мерой күцәд,
жолаһаснь бәрв. Шиндәд, эңкр ээжиннь
седкллә ирлцңһү, ямаран
болв чигн үүлдвр
үүлдж дөц болх күцлтә көвүн жолаг
мөрноннь нурһн деер адһмтаһар хайчкад,
хәрү ирәд, тергн деер һарх эмгнд дөң
болв. Булһн дәкн эврәннь ормдан урдк
бәәдләрн боһчад суув.
—
һалзн,
чи мадниг күргчкәд, хәрү селән талан
йовх болж эс бәәнчи?—- болж Булһн
эмгн
дәкн сурв.— Орчлнг дәәвлхлә, мана бә-
одл иим
болж
һарчаналм... Ода яахв?.. Булһн келхәр
седсн үгән күцц келл уга тодхв.
—
Э...
э... Хәр.ү йовх
болжанав би бас
әәр- мд йовжаналм. Мини
үүрмүд
эндр йовж од- цхав. Би
тедниг
күцж одх зөвтәв. Эвакуации
әмтн
цуглрсн бәәрнд тадниг, күргчкәд сөөни
бийднь хәрү һарх зөвтәв... Зуг харгчн
күргтхә гитн.
Булһн
бас нег баахн цагт тагчг суув. Сөө- ни
бийднь һалзна хәрү һарх йовдл
Шиндән
зүркинь өрүнәс нааран өвчүртәһәр мерен
бо-
лад йовла. Эн
саамд нам зүркнь
хатхлсн бо- лад одв. Келх үгән келәд уга
Булһн эмгн
чигн,
күн болһнд үзгдш уга,
негл тиим
нуувчин ба- тар чееждән бүүрлүлсн
седклтә һалзнШиндә хойр чигн тагчгар
дотран түңгшәд, бичкн-бичк- иәр хаалһан
мерәд йовцхана.
—
һалзн!
— гиҗ эмгн нег мөслсн дууһар аш сүүлднь
дәкн дуудв.
Эврә
нуувч тоолвртан согтҗ, догдлсн зүр- кән
чиңгнж, өөрән йовх баахн хар күүкнә
ээл- ттә ду, бүлән хәләц, энүнә күүкшг
то
уга олн, сәЭхн
авъясмуд санж йовсн һалзн чочн тусч-
кад, дәкн тодхад: — Ээж, юн гинәт? Келтн,
— гив.
—
һалзн!
—гиһәд эмгн дәкн дуудчкад, са- налдад:
—
Бидн
удл уга,
эндрин бийднь, салх
бол- жанавдн,— гиҗ эклв.— Альдаран йовж
йов- хан чигн медж бәәхшивдн, Огл өвгиг
дахад Сиврт күрх болжанавдн. Тендән юн
бәәдлд, ямаран
хөвд
багтхиннь тускар санхд нам
де- год әәмшгтә
болж
медгднә.
Медәтә мадна арһ ■һәәһә... Тадн минь
яахмт?
Тана иргч жирһл ямаран
болна
гихв...
—
Ээж,
та бичә
әәтн. Бидн диилвхдн. һал- зу нохас маднла
удандан теслцж чадш уга. Тадн
нег цөн
сарае
хәрү
нүүҗ ирхмт,— гиж һалзн эмгиг төвкнүлх
санаһар дәкн энүнд келв.
«йа,
хәәмнь.. Мини
келжәх
үгин анц ме- дхәс одачн баһлч»,—гиж
санчкад Булһн ца- аранднь:
—
Ямаран
ик,
удан цагар салж бәәхән та- аҗ медж
болшго. Би өөрк Шиндәнчнь эцкинь бас
ахр
болзгар болзж йовуллав. Ода, сәәхн иньг
минь,
альд
йовна гихв. һазрин нег захд әмд, менд
йовад, ирәд чигн бәәх. Нарниг йо- вад
тавн сар болсна хөөн Нимә йовла.
Ода
цөн хонг хооран Амулң үкҗ одсн болжана...
Өөрк күүкн бидн хойрчнь тенәд үлдвдн.
Гер- тәсн әмдәр һарч йовсн
улсан
хәрү ирхинь кү- ләһәд ода күртл суух,
хөв уга хойр әмтн болжанавдн.
Үксн
бер хәрү ирш уга. Үкләс һар- сн күн уга.
Болв
оөрк күүкнәнчнь тело
бас
20
хойр-негн
җилд энүндән баран
болад
әмд бә- әс гиҗ санлав... Төрүн хоосн
дорхнь, намаг бәәхлә, энүнд невчк деер
болх билә...
—
Ээж,
ода чигн арвн тавн-хөрн җилд бә- әхмт,
үкш угат. Таднас хөрн насн ах эмгд, өвгд
бәәнәлм. Тедн ямаран чаңһ!— гиҗ өкәр
келәр Шиндә, хәрү өгч, бурушав.—Үкхиннь
тускар иигәд бичә келәд йовтн.
—
Сәәхн
иным,
Шиндәм.
Чамд ээжчнь икл күн болҗ медгднв, яһнв?!
— Әмд йовсн насндан, һалзн минь
эн
ач күүким хәләҗ йович. Шиндә минь
ухан
седкләрн чигн, зүсн- зүркәрн чигн талын
күүкдәс тату болж медг- дхш, болв хөвнь
тату болад бәәвл..,—гиһәд Булһн эмгн
келчкәд, белдк альчурарн нүдән арчв.
—
Ээҗ,
ю келжәхмт? Мини
хөв
әмтнәһәс яһад тату болх билә?— гиҗ ичсн
дууһар сурж, эмг-экүрн Шиндә гилс хәләв.
Цуг делкә зов- лңгта. Терүнәс бидн яһад
они
жирһлтә
болх зөвтә биләвдн? Ода деерән Зовлнгта
орчлңг деер бәәх манд
бас
зовлң учрх зөвтә. Үнн чик ухата күн эн
цагт зовх учрта.
—
Та,
ээж, тиигж бичә
сантн, болж һалзн орлцв. Шиндән чигн,
мини чигн хөв
— цуг
мана советск
улсин хөвәс юуһарн чигн йил- һрж бәәхш.
Советск
орн-нутгин
цуг әмтсиннь жирһлнь негн. Ода бәәх
зовлң-цаг зуурин зовлң болҗахинь та
медж
эс бәәнт?
Өдрин
дуусн нарнд шатад, улаһад одсн Шиндән
шовһр хар-улан чирә улм күрңгтрәд, хойр
хар нүднәннь зувкс чичрңнәд одсиг һал-
зн үзв.
—
Сәәхн
иньгүдм, ут наста
болтн.
Ицлтә күн күцлтә болдм. Зовлц үзгдхм
болхла,
ди-
илж чадх чидлтә баһ наснд үзгдтхә гиж
халь- мг медәтә улс келдмн. Болв зовлнг
учрл уга бәәснәс үлү сән юмн бәәхий?
—
Ээж,
энтн
цаг зуурин зовлнглм. Бидн немшиг удл
уга
диилчкхвдн.
Мана һазрар уд- андан йовж маднд эзн
болж чадхн уга,— гиж мана орн-нутгин
һардачнр бийснь келҗәнә. Тедн эндүршголм,—
болж һалзн хәрү өгв.
—
Тиим
болжанал. Болв зовлң дәкн-дәкнәс харһад
бәәхлә, энүнәнчнь тускар келл уга бә-
әҗ болхш. Мууһин тускар
бичә
келс, зовлңган күүнд бичә медүлс гиж
кедү сансн болхв... Өөрк күүкнчнь минь
одахн
күртл өөкн дотрк бөр метәр бәәсмн. Болв
«орчлңг гидг юмн ора болн җора». Күн
нег цагт бәәсәрн оньдин тиигәд бәәһәд
бәәдмн биш болжана. Кенд юн учрхинь кен
үзж ирлә?..
Булһн
эмгн ач күүкнүрн хәләһәд, минь
эндр
үзҗ бәәх метәр энүнүр ширтәд, зөвәртән
хәләцән тодхв.
Үйн,
өкәр, дүүрң цогц сәәхн һо урһцлань
ирлцж.
Хар-улан чирәднь негл тиим онц, де- гәд
ик некврәр һардвр кегдж урһсн жувулң
хамрнь сардс-сардс гиж көвлзж буугдсн
бол- на. Хаврин сән гисн өдрмүдт мануртад
наласн хальмг
тег
дунд орчлцгин йовудта хүврлтин зокалар
эврән үүдж һарсн бичкн хойр нуур- шн,
энүнә хойр хар нүдн эн өкәр, төвшүн,
әрүн чирәд нартна. Ха1һлад, гүрчксн хойр
күкл кү- үкнә далиннь герлинь дахад,
гүргдл уга үлд- әгдсн көвкр хойр үзүрәрн
күүкн күүнд дегд сәәхнәр ирлцңһү таша
деернь дөңгнж зогсжах болж үзгднә.
Эн
саамд Шиндән һаран дайллһн, һариннь
хурһдан негт Сулдхж сарсалһад, негт
теднән нимгн жөөлкн цаһан альхндан
хураһад йов- хнь ээҗин хәләцәс бас
алдрсн уга. «Шиндә минь...
басл
нег
юмна
тускар
ухалж
йовна»— гиж Булһн медв.
«Нилхәсн
нааран асрж, ода арвн зурһа кү- ртлнь
эврәннь һарт бәрж өскж бәәх ач күүкән
би эндр күртл мел бичкнд тоолад бәәсн
бишв. Сәәхн иньгм. Орчлңгд нүдн бас
бәәнәлә: күн цуг халхарн өөлгдәд
бәәшголм,— гиж сансн
Булһн
чеежән өргж кииләд, дотран бүкл цогц-
махмударн байсв. Цуг учрсн зовлң иим
бай- рин халун әмсхлд эн
цагла
негт хәәләд уурт хүврәд билрҗ бәәх болж
энүнд медгднә.
Булһн
эмгн ач күүкнүрн дәкн хәләчкәд:— «Мана
Амулң бас иим күн билә. «Күнд толһа- та
күн» гиһәд әмтн беринм тускар
келцхәдмн.
Болв би тер үгмүдтнь ямаран
чигн
чинр зүүл- ■һж, төр кеҗ сандмн уга биләв.
Мини
берлә
әдл улсин
тускар әмтн
зуг тиигж келхәс биш, нань, нег үлү му,
үг келх зөв уга болҗ нанд медгддмн...
Болв дән эклсн сө болен
ик
саль- кта хурд кесг гермүдин турвас
унла. Кезәңкәр болхла — му йор. Тер өрүн
цуг
мана
орн-нут- гт, Хальмг нутгт, үрн-садндм,
ач-авһдм хар мөртә үүл, харалта үкл авч
ирлә. Дән эклсн тер өрүнәс нааран сән
юм үзәд угавдн».
...Булһн
эмгн түрүн болж «өөрк күүкн- чнь...» гиж
келхләрн, һалзн тал хәлән, терүнд негл
күчр, эрк-дарх уга,
эндр
«келж медүлх тоолвр — седкл» гиҗ санад
эврәннь үгән экл- лә. Болв эврә ач күүкнә
сәәхн дүр, ухарльг йовдл, тодрха, төвшүн,
өкәр үгмүд ээжиг бай- рар уйдулад, келхәр
седсн тоотинь мартулад, һалзниг чигн
халчлад-хааһад, геедрүләд орк- сн болх
зөвтә.
Аш
сүүлднь хархалдсн хар-хар барад холд
үзгдв. Булһн чиихлдсн хойр хар нүдән
өрүн шинкн өмссн цеңкр шеемг хувцнаннь
белд уя- та цаһан альчурарн
арччкад,
дәкн холд харв.
—
һалзн,
эн үзгджәсн юмб? Одак мана һатлх һолтн
эний? Хаалһ ямр дүңгә хол болв чигн
малын
көлд баргдна, керг-төр күчр болв
21
чигн
күүнә уханд бәргднә гидг... Дәрк-дәрк!
Әрә йовсн болад йовж күрч ирж йовх
бәәдл- тәвдн. Әмтн дала
болж
цуглрж. Яһнат, хәәм- см?! Ямаран цаг ирвә
гихв? Цааранднь юн болна?.. Ижл-һол һатлж
ца көвәднь эн-тер угаһар, менд һархнь
мөр болх биләл... Зуг немшин андн
самолетмүд бичә харшлтха — болад бәәснь
тер.
—
Мана
олн-әмтнә, цуг мадна хөв бәәдг болх,
бичә әәтн,— болж һалзн селвгән өгв.
Көвүнә
келсн үгмүд Шиндәг алңгтрулсн деерән
нам
байрлулад
оркв. Энүнә өөр зуг арвн нәәм күрсн
баахн көвүн биш, зөвәр арһ- та, ташр
медәтә күн йовх
болж нам эн
саам- ла күүкнд медгдв.
—
Медәтә
күүнә келн талдан,— болж Шин- дә инәв,—
Шиндән сәәхн, сарул инәдн һалзнд таасгдсн
болх зөвтә. Эн
бас
хәрү өгҗ маас- хлзв.
Эн
һурвн күүнә күүндвр соңсад ирҗ йовх
метәр деед үзгәс дотарлад һурвн самолет
ни-
сәд давад одв. Немшин тамһс самолетмудын
җиврмүд дор
барлатань
Барка
Шиндә
хой- рад үзгдв. Кенә самолетмуд бийсиннь
деерә- һәр давж йовхинь Булһн эмгн, тедн
тал хә- ләл уга, дүңгәс, дууһарнь медҗәх
зөвтә.
А...
а... хәәрхн.... Бурхна сакусн әәлдтхә!..
Кеер «овсн көвүдм хамдан йовх ахнр-дүнрлә-
һән, хотн-хошан улслаһан, цуг үүрмүдтәһән
хамдан дәәсән дарж, хәрү менд иртхәл.
Әм- тиг тенчлүлсн, делкәг дәәвлүлсн
элмрмүд сә үзхий?.. Үзхн уга!— гнҗ келәд
Булһн эмгн хойр һаран өмнән намчлҗ
бәрәд, толһаһарн •һурв дәкҗ гекчкәд,
дәкн хойр көлән селж боһчв.
—
Күн
болҗ харал тәвсән медҗәхшив. һа- шудсн
күн ю болв чигн һарһдмн кевтә.
Булһн
эвмгн эцәд хумхлтсн цаһан һарарн нарна
герлиг хааһад, харань сулдад бәәсн хойр
хар нүдәрн өмнән харлж бәәсн дала
болен улсур
дәкн ширтв.
—
Ю-у-у,
дәрк! һолын хойр
амнд
дала
болен әмтн
хурж кевтәл. Орчлңгиг иигҗ көл- врүлсн
юмсуд сә үзхн уга,— болҗ дәкн эмгн
давтв.— Деедс өршәтн, хәәрхн...
һалзн
мөрән зогсав.
Тенге
болен ик
өргн һол көөс цахрад доль- галҗана.
һатлад ца көвәд һарчксн чигн, һо- лын
дунд паром
деер
йовх
чигн
улсин күрисн баран
нииләд,
негл әмтн һолын усиг даалһад, йовһар
йовад һарчах мет болҗ медгднә. Эв- рәннь
аав-ээжән, эгч-дүүһән ода деерән «үзг
уга» һазрур йовулчкад, учрсн йовдлин
уршгар һолын энтл көвәд үлдсн улс
нүдндән доһлңг нульмста бәәхнь үзгднә.
Булһн эмгиг һалзн
Шиндә
хойр теврәд тергн деерәс буулһв, Огл
өвгн тосҗ эднүр ирв.
...Төмр
хаалһин нег станцд ик
хар паровоз ирәд
зогсв. Энүнә чирҗ йовсн
хөр
шаху
вагон нег-негән
түлклдәд, нег-негндән туллдад, хард-таш
гилдәд бәәж, дарунь тагчг болад
од-
цхав. Хаалһ көһәд, вокзалын площадк
дүүр- гәд зогссн күүкд улс, медәтнр,
бичкн күүкд цуһар вагодын үүднүр,
терзмүдүрн адһмтаһар өөрдцхәв. Эдн
цуһар күцл кеҗәх күләвртә. Үрн-садан
тосҗ ирсн эк-эцкнр чигн
болх,
эц- кән, ахан тосж ирсн бичкдүд чигн
болх,
залу- сасн зәңг авгдхм болвза гиж бодҗ
йовх күүкд улс элвг болх, күргдән күләҗәх
күүкд йиринә бәәх.
Поездәс
буусн әмтн дунд зуг дөрвн-тавн залу
улс үзгднә.
Эдн
дәәнд
орад, шавтад, дәкж хәрү йовшго болад
«цаһан
билет»
авад
һарсн улс болх зөвтә.
Госпиталяс
һарад хәрж йовх салдс гиж санм улс эн
вагодт үзгдхш. Тигәд чигн байрин нульмс
асхрулсн күн чигн үзгдсн уга. һунд-
лтаһар шугшҗ уульсн чигн улсин ә соңсгдсн
уга. Өвкиннь-элнцгиннь, эк-эцкиннь,
бийсиннь
•һарад,
өсәд-боссн бәәрән хаяд, төрл-саднасн,
' таньл-үзләсн салад, теднәннь кесгинь
гееһәд, орх нүк, одх һазр хәәж һарсн улс
энүнд элвг. Иим улсд юн байр бәәхв.
Вагодас һарсн улс, вокзал
тал ирсн бәәрн
улс
нег-негән
юуһар болвчн байрлулх бәәтхә, нам
серглң,
соньн нег чигн зәңг келҗ чадш уга болв.
Ташр иим харһц эдниг кенәннь болв
чигн
үлдсн сүл иц- линь бас
чигн
баһлад, итклинь алңтрулад оркна.
«Ирж
зогссн
һазран медх, балһсна бәәд- линь үзх,
бәәрн улсла күүндж, теднә бәәдл- җирһл,
ухан-седкл медх, зәңг-зә соңсх» гисн
тоолвр — ирҗ буусн
улсин цугиннь
түрүн төр. Тер
дотр
эн
цагт
хойр күн харһхла эрк-биш: цаачнь ямаран
зәңг-зә бәәнә? Бийстн яһҗ бә- әнәт?
Фронтас юн соньн зәңг авчанат? гихәс
биш, нань ахлгч һол төр болм сурвр уга.
Станц деер
ирсн
хаалһин улс кергтә, керг уга
болвчн терүнә
базринь оч хәләдг — кезә-кезәһәс нааран
мел
зокал
болад
хуурсн
биший. Эн са- амджим зокал нег үлү зөвән
эдлхнь йирин ме- дгджәнә. Хаалһас уухнд
бәәсн базрур әмтн йовлдад бәәцхәнә.
Булһн
эмгн вагонасн һарсн уга.
—
Хәәмн,
кукн, ээҗчнь бәәрндән күртлән вагонасн
һарч
чадшгов. Дәкәд һазаһас юуһан хәәхв? Чи
һарад, сергәд йовад
ир,
поезд
соль-
гдхм, бүкл частан
зогсхвдн гиж эс бәәнү?—
23
гиҗ
келәд, белиннь үзүрт бәәсн зәңгдәг тәә-
ләд, һучна цаасн мөңг һарһад өгв. Базрас
ю болвчн. бәәхлә, ав. Зуг поездәсн бичә
үлд. Холдҗ юмнд одхм биш,— гиж дәкн
закв.
—
Ээҗ,
би бичкн бишлм. Бичә әәтн. Эс таньдг
<һазрт би холдж альдаран одх биләв,—
гиж Шиндә келәд, түргн-түргәр ишкәд,
үүд- нүр өөрдҗ одад, нег ямана ишк метәр
өрсж бууһад, Булһн эмгнә харанас геедрәд
одв.
—
йа,
хәәмнь... Би бичкн бишв гиж эс бә- әнү?
Ода деерән юуһан чигн медж йовхш. Әәмшг
альдасчнь ирҗ бийичнь зовсн деерчнь
зована,
түрсн деерчнь түрәнә гиҗ саглх арһ
чамдм уга. Хальчлх, саглулх, сән күнь
би бол- жанав, чавас,— гиж эн зовв.
—
Бәәх
зовлңган эс медлһн, зовлң учрх гиҗ эс
сагллһн — нам
нег
зүүдән, сән,— гиж, вагонасн ода күртл
һарад уга бәәсн, Огл өвгн эн саамд
селвгәрн хувалцв.—Нань эмллһн уга.
Шиндә
базрт күрч удан бәргдсн уга. Тер- үнд
хурсн олн улсин
зах
бәрҗ зогсжасн нег күүкд күн Шиндәд
үзгдв.
Гергн
Шиндәг тосҗ ирәд: Чамд тоһш керг- тәй?
Дала
ик
сән бишл, ик зунь боднцг... Нег- негинь
арслңгудар чамд өгчкнәв,— болв.
Тер
гергнлә хамдан зерглдҗ зогсад мел тиим
тоһшиг хошаһад арслңгд хулджасн күү-
кд күн:—Та
яһҗахмт?
Өңгәр өгчкдмт?—гив.— Базрин үн уңһахар
бәәхмт?
—
Мини
күүкнлә
әдл сәәхн, бичкн
күүкн...
Амрад базрас тоһш хулдж авч йовна
болһнт? — гиҗ келн корзинкдән бәәсн
һурвн тоһшан Шиндәд өгв,— Нань уга
билә, кукн. Невчк эрт ирсн болхла...
—
Ханҗанав.
Нанд
эннь
болжана. Дала
тоһшар
яахве? — гиҗ келәд Шиндә теднән авад,
дәкн нег ханлтан, келәд, хәрү адһмта-
һар урдк кевтән гүүһәд йовҗ одв.
—
Сәәхн
цогцта, сән шинҗтә күүкн, хөвтә- жирһлтә
болтха,—гиҗ тоһш хулдсн күүкдкүн үнн
седкләсн арһул, болв хажудк гергднь
сон- сх дүнгә чаңһар келәд, эргәд цааран
һарад одв.
—
Сән
күн альд болвчн,
кенд
болвчн, кезә болвчн сән,— гиж келсн
күунә дун үлдсн на- адк гергнд дәкн
соңсгдв. Болв тоһш хулдж авсн күүкн сән
болжахинь, аль тоһш хулдсн күүкд күн
сән болжахинь
эн
гергн эс медсн болх зөвтә.
Хулдан
кеһәд хәрү күрч ирсән ээждән кел- хәр
адһҗ йовсн Шиндәлә нег баахн бер хаал-
һин амнд зөрлцв.
—
Иим
тоһшмуд кедү болна?
—
Нег-негнь
арслң.
—
Земгә
кимд бәәж. Чи эн
мини баатриг
бәрҗәхнч. Би шулун гидгәр одад, энүнд
идх
юм
хәәһәд ирсв...— Бер итклтә, эрсн дууһар
Шиндәг эвлв. Шиндәд нам
юн чигн
хәрү өгх зав
болен уга. Арслңгуда
тоһш ода
уга. Хо- шаһад
арслңга бәәнә гиҗ эн келхәр седлә. Болв
бер:—Мә, эн
мини баатриг бәрҗә,—гиҗ
дәкн нег келәд, Шиндәд бичкн,
дүңнхд
дө- рвн-тавн сар болен
дүигә
наста,
бооҗңһу
шар көвүг теврүлчкәд, адһмтаһар базр
хәләһәд, гү- үхин нааһар, йовад одв.
Бичкн
көвүг
теврчкәд, Шиндә ирх экинь күләһәд
кесгтән зогсв. Эн көвүнә нернь Баатр
бәәсн, аль экнь баатр гиҗ энүг боожиһуднь
екәрлҗ келжәхинь чигн Шиндә нам
медсн уга.
Базрин
улс хәрж
ирв.
Сүүлд
одсн
бер хәрү
ирх
болад уга билэ.— Вагодурн ортн! гиен
кондукторин дун генткн соңсгдв.
Поезд
дарунь көндрв.
Бичкн
көвү
теврсн
Шиндэ кондукто- рар дөннүләд
көндрәд һарч йовсн
вагондан орад ирв.
—
Нилх
күүкдтә
күн поезд
һарад
йовн-
йовтл һаза
зогсад
бәәдви?!—
болҗ кондуктор
эс таассн дууһар
«экиг»
керлдв.— Дэкж иим юм бичә
һарһтн, эс
гиж вагонасн алдгдад үл-
днэт...
Шиндэ
ардан эргэд, юн болсинь келхэр седсн
деерән,
көвүнә экинь
олж өгх
дөн те-
рүнәс
сурхар
адһла.
Болв
кондуктор адһмта-
һар йовж
одв. ,
—
Ю,
дэрк!.. Иим бичкн күүкн
нилхтэ
чигн!— гиж келен күүнә
дун
вагона нег булн- гд суусн улс дундас
һарв.
Шиндэ
улаһад,
юн
гиж келхэн олж ядад, адһмтаһар
ишкэд,
эв- рәннь
бәәрнд күрәд одв.
—
Бичкн
уга йовсн бээнэлм. Эннь талдан күүнә
бичкн
болх гиен дун бас һарв.
—
Шиндэ,
кенә
бичкниг
авад күрч
ирвчи?
Энүнәнчнь
экнь
альд бээнэ? Экднь ег. Уульна. Наадад
йовх цаг деерчнь, кукн минь, уга?!— болж
Булһн
эмгн
ач күүкән
шоодж
сурһв.
—
Ээж,
сонслт... Би базрт одад, нег һурвн
тоһш хулдж
авад хәрү
аашхнь,
эн бичкн ке- вүн
сууна.
Хәләһәд
бәәхинь —
сәэхн
көвүн, инэһәд нанд
һаран
өгәд сарвадад
бәәнә.
Тииг-
жәх
көвүг авл уга
яахви?
Энтн мини
дү
болх- мн. Нернь
Баатр. Орсар
— Богатырь
болжана,—
гиҗ талдан
күүиә
көвүһинь әмтн медчк- снә хөөн, сана
авсн Шиндә
нәр һарһҗ кел- жәнә.
—
Әрлич
цааран. Иигәд болх-болшго ю болвчн
келәд
бәәдг биләч. «Наадн үг төрт харш» гидгиг
меднч? Энүнәннь экинь олж бә- оүл. Көвүһән
хәәһәд вагодар гүүж йовдг болх. Ца.г
бишин
юн
наадмб энчнь — болж Булһн шүрүлкв.
—
Эмгцә,
энүгитн экнь хәәл уга
чигн
бәә- һәд бәәх,— гиҗ өөр шидр суусн күүкд
улсин
24
негнь
келв.—
Ода
иим
цагт «күүкдәс үлү дәә- сн уга» гиж
тоолжах улс бас хатяр биш бә- әнә.
Булһн
эмгн үг келсн үзг тал хәләв. Цог- царн
дүүрң махта, баахн шар гергн негл эв-
рәннь гертән суух күүнә йосар, көлән
җииһәд, тәмк татад сууна. Хөрн тав, хөрн
дола күрхәс давад уга
наста сәәхн
зүстә бер. Булһн эмгн бийүрн хәләжәхинь
эн медәд, эмгнүр эргәд:— Э-э... Эн цагт
эврә үрән болвчн хайчкад, терү- нәсн
зулад йовҗ одх улс бәәнә,— гиж түрүн
келсән гергн давтв. Булһн энүг таньв.
—
Шаркд,
тиим күүнчнь, тиим экчнь — күн болх
бәәтхә, нам
мал—
адуснас чигн дор бол- җанал,— гиҗ эн
гергнә өөр суусн эццн хар гергн
бурушав
— Кемҗәнә, энд-тенд үр-садан хайж гисн
зәңг би йир төрүц соңсад угав. Дә- кәд
нам
нег
үлү хальмг күн, тер дотр хальмг күүкд
күн, иим юм һарһна гиснчнь — дегәд күчр
юмн бәәжлә...
—
Баһчудт...
Эн цага баһчудт энтн кергтә юмн биш. Би
медәд келжәхгов,— болж шар гергн
таслв.
—
Эн
кен гидг гергмб? Иим өвәрц тоолв- рта
күн мадн дунд альдас ирсмб?— гилдж хо-
орндан күүкд улс шимлдв.
—
Энтн
Даван Санжин түрүн гергн.
Санж
энүнәс салҗ одсн билә, бийнь үрн-садн
уга,— гиҗ Огл өвгн хажудк улсдан, шар
гергиг нег һарч одсн арднь, келв — Нернь
Шарка.
—
Эврән
үртә-садта күн тиим үг келхий?
Келшголм,—болж вагон
дотр
йовсн цөн улс таслцхав.
—
Теңгр
үр-сад эс заяхла терүнд бас арһ уга,—
гиж келх күн бас олдв.
Цуг
хаалһин туршарт бичкн
көвүн
Шиндә хойрин туск йовдл вагона
әмтсин
ах төрнь бо- лад күүндгдәд йовв.
Нег
баахн бер бийүрн ирснә болн тоһш хулдҗ
авхар базр тер орхларн эн бичкн көвүг
бийднь теврүлснә тускар Шиндә цугтаднь
ке- ләд йовҗ нам
цуцрад
бәәв.
Поезд
урдк
кевтән вагодан чирәд жирлзәд йовна.
Бички көвүи увагона гүүдлд саатулгдад
санамр унтад кевтнә. Зуг әмтн энүнә
тускар ухалдган уурхш. Нег
станц
деер болен
зог-
салд кондуктор,
медәтә
гергн
эднүр
ирв. Шин- дәләэнйовдл учрхд, энүнә өөр
бәәсн гергн:
—
Ода
тадн
хойр энүгәр яһнат? Бийстн бәәдг «һазр
угалмт. Дәкәд деерән эн күүнә көвү авч
ирәд... Ямаран
зовлң,
ямаран үүл! Бийстән үлү зовлң аввт?
Өцклдүр поезд
көн-
дрәд зөвәр хурдлҗ одсна хөөн, нег күүкмб,
аль берв, вагондан орнав гиһәд, хальтрад
вагона
төгә
дор тусж гиһәд, келнә. Әмд үлдсинь, аль
өңгрҗ одсинь күн медхш. Больницур авад
йовҗ
оч гинә,— гиж
гергн саглсн
дууһар келв,— Шиндә минь,
яһснчнь
энв?.. Тер энү- нәнчнь экнь бәәсн болхий?
—гиж
гергн са-
начрхв.
—
Дәрк,
дәрк! Дәәнд үкдгнь дәәнд үкәд бәәхлә,
зәрмнь энд, иигәд, хара бәәжәһәд ги- шң,
үкәд бәәх... Ямаран
цаг
гихв? Кезә эн тоот зовлң чилхмб, хәәмсм,—
гиҗ келәд одак эццн хар
гергн саналдв.
Тернь Боова бер бәәсмн.
«Эн
көвүнә эк
болхий?»
гисн тоолвр Шин- дәд орад, энүнә чееж
дотркинь, негл бүлк зальгчксн метәр
харлулад, күрилһәд, бәәв,— Эн
цагт
эк уга нилх көвү асрҗ бәәнә гисн— үнндән
түрү күчр юмн болхнь Шиндәд ода бас
медгджәх зөвтә. «Яахн болхви?—гиҗ бий-
дән чигн, наснь ирсн эмг экдән чигн, әрә
су- удг нилх көвүнд чигн эн үнн седкләсн
зовж, учрад одсн йовдлд һундл төрж
түнгшҗ йовна.
—
Маңһдур
бәәрндән күрәд, буух зөвтәв- дн,— гиж
кондуктор зарлв.
Эн зәңг Булһн эм-
гиг негл ташмгар
шавдад орксн болад одв. Дөрвн-тавн хонгт
хамдан, өвр деернь йовад орксн көвүн,
эмгн күүкн хойрт иҗлдәд, эд- ниг нам
эврә
һарһсн улсд хүврәж орксн
болж
медгднә. Маңһдур асхн күртл күрч ирх...
Эн тоолвр эмгнә чеежд талдан тоолвр
үүдәв. Ке- зә күрч буухарн хүүв кеж йовсн
улс ик эрт- әс авн бийсән бүүрәлцхәв.
Эдн
Сиврт
ода чигн киитн гиҗ тоолад дулан хувц
өмсцхәв, үлү хувцн хунран, ааһ-саван
дүрж бел
кецхәв.
Булһн
Шиндә хойр бийснь болхла, хувц- хунран
өмсчксн белн болчксн бәәнә. Дала
үлү
хувц-хунр эдн йирин эс авч һарсн. Тиигл
уга чигн бәәшго: негнь
бичкн, наадкнь
гемтә бол- чкад когшн. Эднә хош-хораһинь
кен зөөх бә- әсмб? Болв бат күн—бат.
Хаһрад одсн хувцн- дан халас тәвх кенчр
авхан Булһн эмгн эс мартҗ. Арһтаһан
бәәҗ ээмдән өмсх хувцн
уга,
гесндән уух цә уга болтлан бичә түрс
гиж эмгн
оньдинд
зальврдмн. Эн
саамдан
чигн үлү нег хуучн хувц авсн дорхнь,
шинәрнь нег цөн арчм эд бәәсән авад
һарла.
Булһн
хошан адһмтаһар уудлад нег арчм дүңгә
эрлгин арен
эд,
нег атх көвң һарһҗ авад на-ца гитл ишкәд
нег юм экләд уйв. Удсн уга. Асхн болҗ
йовх дүнгә цагла көвүнд өмскх ханцн
уга дулан күлт белн болв.
«Мини
хар
мөрәр, мини
һарһсн
эндүһәр иим үлү көдлмш харһж, учршго
зовлң учрж йовна»
гиж бийән
хараж суух Шиндән дотрк ухан эмг экднь
медгдҗнә. Тигәд чигн:—ода
яһнач? Арһ уга. Ээҗчнь энүгичн нам,
нег зүү-
дән, ик зовлң, заян гиж
чигн
санж бәәхшв. Эк-эцкнь бәәхлә олад, авад
бәәх, эс олдхла— яахв?.. Зуг ээҗчнь нег
цөн жилд чамдан баран
болж чадхла
— болад
бәәснь
тер.
25
Бичкн
көвүнә нернь Баатр болад үлдв. Эд- нлә
хамдан
биш,
нам
эшелона улс
цуһар гишң энүг тәнж, зәрмнь энүнә хөвд
зовж, зәрмнь соньмсад энүг теврлдәд
йовцхав. Уульха уга, тиньгр бооҗңһу
көвүн ташр нигт хар үстә, халх деерән
шишлң кееһин төлә мет бичкн меңгтә,
өкәр цаһан чирә оньдинд маасхлзж өөрән
бәәх улсин оньгинь эзлҗәв. Тиигәдчигн
энүнә иргчинь санҗ, тоолж, һарһсн экәсн
сал- һх өршәңһү уга хөвднь һундрхҗ әмтн
күүндҗ йовх зөвтә. Маңһдуртнь, үд болж
йовх цаг билә. Поездин гүүдл арһулдад
ирв.
—
Станц
өөрдж йовна,— гиж терзәр ша- һаж хәләҗ
йовсн, Огл өвгн зәңглв.
Негл
цагт бәәсн сәәхн җирһлиг болжах ик
аюлин уршгар сольж, орминь эзлсн зовлц
кү- үнә чеежд, цаг зуурар болвчн,
бәәрлж
эзркнә биший. Зовлңгиг ода деерән
чееждән хадһлх йовдл учрв, нань ямаран
чигн арһ уга гиж ца- гин некврлә ирлцүлж,
чикәр тоолж медсн күн эврә зовлңган
һазаһин өңгдән чигн икәр мед- үлхш,
дотрк ухаһан чигн чиләҗ геехш. Тиим улс
өскәһәрн һазр девсж, нудрмарн стол цокж
яһлалхш. Учрх зовлң-түрү залу
наснд
учрт- ха,—гиж хазг залус келнә, маңһдур
үкх маднд зовлң харһснь учр уга,
зуг
мана үрн-саднд, ач-жичд учрх зовлңгин
сүүлнь болж хууртха гиж цах-буурл үстә
медәтнр зәлврцхәнә. Тал-
дан үгәр
келхд, «арһ угад зарһ уга» гидг үл- гүр
күн болһна зүркнә нег булңгд тавлад,
за- мляд, өдр-сарар болзад цаг
зуурар
«сууһад авчксн» болх зөвтә.
Болв
ямаран
чигн ик зовлң
мел тиим нег ик болчкад чилшго ут аюл
биш. Энүнд бичкн,
әрә
үзгдм, әрә медгдм болвчн, завсрлт бәәнә.
Түрүлә харһад одсн улст тиим әрә үзгдм,
әрә медгдм әмсхлин зөөлт мел нк, ут
җирһл болж чигн медгднә. Иим зөөлт, ним
завсрлт зовлң
учрхин өмн бәәсн түрүн жирһләс үлу
үнтә. Өцклдүрк өөкнәс эндрк бүлкн дота
болдгнь
кенд болвчн
темдгтә.
Эннь — уга байрт инәл- һн, бәәх зовлңган
мекллһн.
Иим
зокал бәәсн учрар «поезд
күрч
ирв; бидн буух; гермүд маднд белдчксн»
гисн то- олвр әмтиг байрлулад орксн
болх зөвтә.
Булһн
эмгн, Шиндә, Баатр һурвн хаҗудк цөн
улслаһан хамдан
Новосибирск областин
Воробьевка
гидг
селәнд ирж бүүрлв. Сиврт чигн болдг
зуна халун цаг.
Дотаран
һазаран хойр үзгүр татгдад одсн ут ик
селән бәәнә. Энүнә нернь
Воробьевка. Селәнә
хойр
зу
шаху өркин өрәлнь мел Воро- бьевихн.
Тигәд чигн эн селәг Воробьевка
гиж
кесгнь
нерәдхш. Энүг Воробьевихн гижнерәд-
нә. Эн селәнд «Советмүдин орн-нутгин»
чигн биш,
цуг Удальцевск
района
хәләжәх
промыш- ленн нег
предприятьнь
болж үлдсн мастерской
бәәнә.
Энүнә һол көдлмшнь — фронтд йовх
салдснрт дулан хувц-хунр уйлһн, дәкәд
района
бичкдүдин
болн эмллһнә гермүдиг кергтә ор-дерәр,
хувц-хунрар тетклһн. ,
Мастерской
селәнә
дунд алднд маштг ут моди герт хорһлна.
Энүнд медәтә дәкәд олн күүкдтә күүкд
улс көдлцхәнә. Эдн дунд баһ- чудас Шиндә
Валя
хойр
көдлнә. Шиндә хууч- та көгшн эмг-экән
болн
нилх
Баатр
хойриг
өдрин дуусн хайж гертәсн уужмд, кеер
йовж чадшго. Валя
гидгнь
эн селәнә бәәрн күүкн... Өкәр төвшүн
чирәтә, төгрг ик хойр көк нүдтә тингр
заңгта. Эн
дала болен олн
дүүнртә, эк- эцк хойрнь тәрә хуралһнд,
малын хот белд- лһнд йовцхана. Тиигхлә
Валя
бас тер алдн-
дан бәәх зөвтә.
Мастерскойин
тал
дунд, шуд
пол деер ов- алчксн көвңгтә дала
болен олн күлтмүд
бәә- нә. Үүл уйлһар дала
сән
дамшлт уга
бичкн кү-
үкдт дегәд ик дашкан уга көдлмш даалһгддг
болх зөвтә. Эдн
шин дасжах
гисн нертә. Болв сул
цагт
Валя Шиндә
хойр мастермүдин кедг көдлмшмүд чигн
кеһәд бәәж чадх арһан ме- дүлв. Гемнәд,
эс гиж
талдан
ямаран
болвчн учрар нег мастер көдлмшт
эс
ирхлэ, эн хойр ик дурар, ташр нам мастерэс
тату бишәр
кү- лт,
эс гиж шалвр, киилг уяд һарһчкдг
болц-
хав. Эндр Шиндә
көвңгтә култмүдт товчин
бү-
тус
һарһҗана.
Валя
Воробьева күлтмүдин
товчмудинь
хаджана.
—
Күүкд
адһтн. (Күүкд гидгнь
зуг Шиндэ Валя хойр чигн биш. Цуһар).
Бидн
көдлмшән
болзгаснь
урд дуусж өгх
зөвтә болжанавидн,—
гиж уйачнрин бригадир келжэнэ. Эннь
Даван Санжин урдк гергн Шарка. Мастерскойд
эн ах мастер болн бригадир болҗ
көдлжәнә.
Көдлмшән
меддг
күн
гиҗ хамдан
көдлж
бәәсн улснь энүнә тускар келцхәнә.
Урднь Хальмг таңһчд бәәхдән чигн энүнә
уяд һарһ- сн хувцнь кев-янз һарад, өмссн
күүһән кеер- үләд оркна гиһәд әмтн келдг
билә. Болв күн нег
дутута
болдг.
Мел
альк нег халхарн бер- тегш күцц күн
хатяр. Зөвәр сән, талын улсд үзмҗ болм
дүңгә күүнә бийнь негл таасго авъяста,
му шинжтә, эс
гиж талдан болвчн тату-тартгта
болна. Тиим улсин негнь — Шарка.
Шарка
болхла эврәннь кедг көдлмшиннь халхар
дегд сән медрлтә болв
чигн,
эврәннь заңгарн, авц-бәрцәрн өөрән бәәх
улсд эн та- асгдхш. Үзсн-соңссн үг деерән,
бийиннь уха- нас һарһад, немәд,
болраһад-босраһад келчк-
4
26
лһн
— энүнд нам
эвго
болҗ сангдхш. Нам
ташр
бийднь тернь таасгдна. Буульхар седсн
күуһән дегәд икәр буульна, муулхар
седсн күүһән мел «амтинь таслад»
һәәлнә.
«Эндр
буульсн күүһән мацһдуртнь муулхнь
энүнд бас һанз тәмк, гиҗ мастерскойд
көдлдг Боова бер Шаркан тускар шидрхн
бас кел- җәв.
Энүг
сәәндән сән, салькндан му, сүүр-бәәр
уга сүүкә гиҗ таньдг күүкд улснь нерәднә.
Сүүкә гиһәд, мел үг келәд, әмтс цоклдулад
йовдг нег эмгһ
бәәҗ гиһәд келнә. Терүнә не- рәр Шаркаг
нерәддгнь тер болжана.
...Сүл
бүтүһинь һарһҗ дуусад, зүүнәннь утцан
таслад, күлтиг бийәсн ууҗулад хайчкад:
—
Өдрин
даалһвр күцҗ одв,— гиҗ келәд Шиндә
өндәв.
—
Өдрин
даалһвр күцҗ одв,— гиж келәд һартк
күлтән Валя
чигн
хайв.
Валя
Шиндә
хойрур күүкд улс хәләчкәд, эднә байрар
дүүрсн хәләцинь үзәд, хойр күүкн өдриннь
даалһвриг күцәсән наадн угаһар кел-
җәхинь цуһар медцхәв.
—
Цагасн
хойр
час эрт
дуусҗт,— гиҗ Бо- ова бер байрлҗ келв.
Хойр
күүкн өдр ирвәс көдлмшән бас чиТн түргн
болчкад сәәнәр кедг боллһн—мастер-
скойин наадк чигн
уячнриг
байрлулжахнь лав- та.
—
Күүкдм
иигәд көдләд бәәхлә болҗана. Эднд дегәд
ик кавжр уга
хувц-хунр
бас өгҗ уюлҗатн. Дастха. Уйсн үлү нег
киилгин бийнь өшәтниг дииллһнд мана
дөң. Арвн күн — арвн киилг,— болж эднүр
өөрдж ирсн мастерской- ин заведующ
Александра
Марковна Запорожец байрлв.
—
Өрүн
өрлә ирсн болхуговт! Эс гиҗ эдн урдни
кезә иим эрт даалһвран күцәдг билә,—
болж күүкдүр хәләж Шарка киизив.
—
Төрүц
бичә унтсн чигн
болтха.
Мана керг уга. Нөр уга көдлҗ бәәх улс
ода
хатяр биш. Дән чилхлә унтад бәәхвдн,—
гиҗ келсн күүкд күүнә дун соңсгдв. —
Сәәнәр икәр кед-
лен улсд
ах
мастер күн
бас дурго болдмби?
—
Фронтд
йовх мана ахнр-дүүнр, залус яһж йовдг
болх? Сөөд унтдг болх гиҗ сан- җант? —
гиҗ Александра
Марковна, Шаркан келснлә
эс таассан медүлҗ, уурлсн дууһар сурв.
—
Теднд
юн нөр бзәхв, хәәмн,— гисн дуд энд-тендәс
соңсгдв.
—
Унтдгуднь
ик эрт, нидн, урзн, дәәнә эк- лцәр унтҗ
одла,— гиж Шарка таслв,— Ода эс унтдгуднь
үлдсн
болхугов...
—
«Ик
эрт «унтҗ одла» гиҗ Санжиг эн тоолна.
Санж бийдм бичг бичҗ бәәхш, үкҗ
оч
гиһәд келәд бәәдгнь эн болҗана. Шарка-
һас салад һарч одсн күн яһад бичг
бичх
билэ?»—
гиҗ
уячнр хоорндан күүнддгинь Александра
Марковна бас меднә.
«Менд
йовад
ирхлә Санж хәрү бийүрм кү- рәд ирәд чигн
бәәх» гиҗ сансн негл, әрвго бичкн болвчн,
ицл Шаркан ухананнь өнцгт бәәнә гиҗ
санҗ чигн болхмн.
Эн
саамд
Шаркан
келен үгмүдиг
«Эцкчнь түрүн дәәнд үкч одла» гиж Шиндәд
медүлж бәәх авгта үг гиҗ энүнд бәәсн
улсд сангдв. Шарка
Шиндәлә
харһж ядад бәәдгинь хамдан көдлдг улс
сәәхн меднә.
Хойр
хонг хооран Нимәһәс бичг авсн Шин- дә
үксн эк, эцк хойрулн энүнд әмдрҗ ирсн
мет байрта билә. Байрта күүнә кеҗәх
көдлмшнь чигн хурдн, заңг-бәәрнь чигн
урдкасн сәәхн.
Болв
энүг Шаркан
эвго
үгмүд эн саамд зө- вәр му санулв. «Би
эн-тер уга бәәнәв. Шавм эдгҗәнә. Даруһас
эврәннь частьд күрх зөвтәв. Бичә зовад,
ууляд бәәтн. Менд йовад ирхвдн. Тан
хойрас нань әмн нанд уга. Немшин күчн
тасрад бәәв...» гиҗ Нимә бичлә.
—
Икәр
көдлмш кесн күүнд ах
мастер, дә-
кәд бригадир
күн
дурго болдви?— гиҗ одак күүкд күн өөрән
суусн Боова берәс дәкн ар- һул сурв.
—
Уга.
Дурго болх яһла
тер.
Дотран
тер- чнь байрлад үкчәхм. Тер бийнь талдан
нег киизң ухан терүг дииләд, кү ду
һарһҗахар. тиигәд дотран уга үгинь
келүләд бәәдг му хөвтә күн болжана.
Шиндәд болхла энчнь нег үлү дурго,—
гиж
Боова бер бас тер метэр арһул
хәрү өгв.
Бас
нег баахн цагт тагчг бәәҗәһәд
Боова
бер Шарка тал хәләһәд,
һаран сажад
цекрсн дүрәр
күүкдт үзүләд:—Терүнә келсиг кергт
бичә автн, бичә өөлтн,— гиҗ эвлсн бәәдләр
докъя өгв.
—
Сар
чилхәс ядхдан тавн хонг урд зура- һан
күцәхм гиһәд Шарка
мадниг
шаг
кеһәд
бәәлү? Яахмб-терүгинь? Кергт авч болхмий?—
болҗ дарңху уга
Валя күүндврт
орлцв.
—
Кергт
авл
уга
яахм
билә?! Хоосн кергт
авхм
биш, күцәх кергтә. Мана мастерскойин
авсн даалһвр тиим бәәнәлм. Эрк биш күцәх
кергтә,— гиж адһсн дууһар мел әмндән
күрч Боова
бер цәәлһв.
Цуһар
шуугад инәлдцхәв. Эврәннь дегд адһмта
хәрү санж,
ташр Валя намаг
шоглад оркв-яһв гиҗ сансн
Боова бер бийнь маасхл-
зад дора хәләцәр күүкдүр хәләв. Валя
Боова хойрин
хәләц зөрлцв. Эн
саамд хойрулн нам тачкнад
инәлдцхәв.
Нег
баахн цагт завср авцхасн уячнр эвр-
әннь
кедлмшэн
дэкн эклцхэв. Урдккевтэнташ-
27
таш,
чир-чир гиен дуд ниилэд, негл тиим чил-
гч уга ут әәд
хүврв. Эннь
элңкәдән
орад
бээсн хуучн, зингерск машидәс
болн
уячнрин һардк
зүн хурвч
хойрас һарчах
э.
в.
Халун
ик. Көдлҗәх
гер
уутьхн.
Ахрхн
улан цииц бүшмдән
татад,
бөдүн
хойр
цаһан
һуйан ил
һарһад
Шарка
бас уяд сууна. Энүнә
суух
бәәдл
үзсн Боова
бер босад Шаркаһур
одад,
энүнә
чикнднь
нег цен үг
шимндж
келв.
—
Бийэн
невчк дархнчнь. Эврэн эс ичдг болвчн,
цаачнь бичкн күүкд
бәнәлм —
тедн ичҗәдг
болх,—
гиж Боова бер келен болж, Шаркан өгсн
хәрүһәс медгдв.
—
Юн
күүкдв?
Альд
бәәнә?—
гиҗ
келәд Шарка
күүкдүр
эргәд: Нег күүкнь хойр
наста көвүтә,
наадкнь...
Тер
хоорнд орж ирж йовен Александра Марковна
энүг
күцц келүлл уга:—Шарка,
ду таср. Ю келҗәхмч?
Наарлч.
Керг бәәнә,—гиж
келәд,
бийнь
адһмтаһар
һарад йовад одв
—
Шаркан келсн үгд эн
бас
ичсн болх зөвтә.
Шаркан
келсиг сонссн улс «хумс» гилдәд одцхав.
—
Дәрк!
Дәрк! Ю келжәхмч! Худлахар иигәд келәд
бәәхлә сәәний?— гиж күүкд улс сүрдцхәв.
—
«Дассн
заңг әмнлә һарна» гидг үлгүр медхшийт?—
гиж
келен Боова берин
һундлта дун
бас
соңсгдв.
Көдлмшин
цаг чиләд ирв. Болзгасн бүкл час
урд
ирчкәд, күүкд улсла бурад, теднд 10-
бис юм
келәд, шог һарһад, худл орлцулад, шу-
угулад, ниргүләд, оркдг цугтаднь
тоомсртад бәәдг Огл өвгн орҗ ирв.
Гер
дотрк тагчгиг эвдж:— Сән бәәнт, бе- рәд,
күүкд? Ю ухалж сууцханат? Цаатн ма- нахс
кедү самолет
хамхлсинь,
кедү кү кел бәрҗ авсинь медж бәәнт?—
гиж уралан йовн йовж өвгн хәәкрхин
нааһар сурчкад, генткн доран тагчг
болад зогсад одв.
Огл
өвгн бийиннь суух бәәдләс сонҗ һар- һж
бәәхинь медсн Шарка,
суусн
ормдан хойр- нег нүүхлчкәд, бүшмдиннь
хормаһинь дораг- шан татл уга, урдк
кевтән ил һуй болад суув.
—
Чини
иим ичр
уга бәәдлчнь нанд таас- гдҗ бәәхш, Шарка.
Шинкн
һуч күрч йовх наста,
ода чигн
баахн күн болжанач. Иим әср бәәдләр
суулһнчнь дегд эвго,— гиж, Огл нег
мөслсн дууһар келәд, хажу талан эргәд,
зогсв.
Бийән
әмтнд күндлүлж дассн өвгнд Шаркан
иим суудл
мел
шишлңг
өвгиг бийинь
бас-
җах йовдл болҗ энүнд медгдсн болх зөвтә.
28
—
Огл
тана
хажһр. Заячин өгсн хойр һуй- иг залу
улс бәәх
цагт чигн бултулх, зүгдг өвгн үлдсн
цагтчигн бултулх кергтә болжахмби?—
гиҗ келәд Шарка
өвгнүр
цуг цогц-махмударн эргв.—Хәләтн, хулхан
хойр һуй бишлм, зуг нүдән бичә үрәтн...
Ту,
й^р!
Ямаран күмбвч, Шарка!
Әмт-
нәс ичхнчнь! Наачнь бичкн күүкд бас
бәәнәлм. Зүгдг болж би чамар бийән
басулҗ келүлхәр седж бәәхшив. Намаһичнь
иигҗ күн һәәлж басад уга билә,— гиж
келәд, үнндән өөлн уур- лсн Огл өвгн
һартк тайган герин эре
түшүләд
өөрән оркчкад, цааранднь ю келхән медж
ядад буру
хандад
суув.
Мастерскойин
ахлачин дуудсиг мартчкад суусан Шарка
генткн санад,
адһмтаһар һарад одв.
Эн йовдл невчк таасго
болад
одень зуг Огл өвгнд
чигн
биш, цуг көдләчнрт,
нам
Шар- кад бийднь чигн медгдсн болх зөвтә.
Наснаннь
туршарт альд чигн йовад, ю чигн үзәд,
ю
чигн соңсад
йовен
Огл евгн ичр бардм хойриг нег-негнәснь
йилһҗ чаддгнь
алдг уга. Эн саамд Шаркан келен андн
үг-
мүдәс ичсн
хойр күүкиг
хареж,
тедниг аад- рулхар:—Не, хойр күүкн,
көдлмш юн
болжа- на,— гиж Огл евгн сурв.
—
Эн
хойртн өдриннь
даалһвран күцәчкж, сән күүкд,— болж
уячнр
нег дууһар, бас
од-
ахн болен
эвго
күүндвр мартх седкләр, күүк- диг
буульцхав.
—
Эмчин,
эс гиж багшин сурһуль суртха гиж көвүд
таднд даалһдг эс билү? Ода уячнр болхар
бәәх кевтәт,— болҗ өвгн нүдән бүри-
лһв.—Әәрмәс ирчкәд: Не
бидн
орн-нутган хар- сувидн, фашизмиг уга
кеж көөвүвдн. Тадн ма- дна хөөн ю кевт,
ю дасвт гиж салдснр бий- сәстн сурхла,
юн хәрү өгхмт? Күлтд товч хад- дгиг
дасувдн гихвт?
—
Товч
хаддг күн бас кергтәлм. Товч уга болхла
салдсиг күлт дуладххий?
Шиндә
иигж келчкәд, эврәннь чирәг ула- һад
одсинь медв. Эн дорагшан һазр шаһаһад
сууҗаһад, хажудк күлтсиннь негинь шүүрч
авад, яахан олж ядад, көлврүләд, имрәд
бәәв. Юуна тускар Огл
өвгн
келҗәнә гисн хәләцәр Валя
хәләһәд,
энд-тендән хулмлзад суув. Шин- дә талдан,
оңгдан цагт иим үгд болм дүңгә цецн
хәрү өгч чадх бәәсмн. Болв ода...
Ичәд
улаж одсн күүкнә чирә үзәд, Огл
өвгн
тодхад зогсв.
«Шаркан әср
келнәс учрсн ич- рәс эдниг хөөһүлх сән
седкләр күүкдлә күү- ндвр эклчкәд,
теднән эврән ичәҗәх болҗа- нав» гиен
седкл
өвгиг бийинь һундав.
...Огл
өвгнә келлһн угаһар чигн, тер кезә нег
цагт
Ижл һолын көвә күртл энүг күргж ирәд,
хәрү һарх деерән һалзна келсн үгмүдинь
тодлад,
көвүнә бийиннь тускар ухалад, менд
йовад хәрү хәрҗ ирхинь эрәд Шиндә эндр
күртл бәәһәтәнь эн. Мастерскойд уйгджах
кү- лтмүд чигн болтха,
эс
гиж нань ямаран бол- вчн хувцн-хунр чигн
болтха, нам беелә-өөмсн
чигн
болтха
— цуһар фронтд белдгднә. Эднә алькнь
болвчн һалзнд чигн күрхм болҗана. Зуг
эднә юнь терүнд харһхинь меддг арһ уга
гиһәд өдр болһн, өдрин дуусн чигн ухалдг
саам Шиндәд бәәнә. Эмчнр белдлһнә учи-
лищд орж үз, эс гиж ахр болзгта курс
чигн төгск.
Тер
цагт
чи бидн хойр фронтд харһхв- дн. «Менд
бәәнт, дәәнә фельдшер!»
гиҗ
би тана өмн сөгдх болҗанав гиж һалзн
келсиг Шиндә ода санад инәмсклв. Болв
тиигхд
Шин-
дә бас эврәннь болм дүңгә хәрүһән өглә.
—
Сурһуль
хөөннь, дән-дажг уга
цагт чигн
сурх... Ода...
Ода
көдлмш кех кергтә,— гиж маңһдурк бәәдлән
дүңгнҗ, негл тиим эс үзг- дм бара
үзж,
эс соңсгдм үнр авч, таала.
—
Чи
юн
көдлмш кеҗ чадхвч? — гиж һал- зн алңтрснд:
—
Би
дулан хувц-хунр дәәчнрт белднәв. Сумн
һатлш уга
зузанар
мини
уйсн
күлт, шал- вр, махла, кесн өөмс өмсчкәд,
намаг ямаран һарта бәәсинь, тиигәд оч
медхч гиҗ, тиигхд
эврәннь
толһад түрүн болж орсн тоолврарн шоглҗ
эн хәрүцлә.
Хувц-хунр
уйдг бблх уха эс зүүҗ йовсн Шиндә иигҗ
келдгнь чигн учрта бәәсмн. Эдн нүүж
һарх деерән хош-хораһан баглхларн,
күүкн көвүн хойр наадһа авч ирәд Шиндә
че- модандан дүрв. Көвүнәннь деер көвңгтә
күлт өмскәтә, күүкнәннь деер торһн
бүшмд өмскә- тә. Терүгинь үзсн һалзн:—Энчнь
зунар зутж йовх мууха көвүмб? гиж сурла.
Шиндә чигн хәрүһинь олж чадла. Көвүн
күн даармтха бол- дм, эдн зунин бийднь
үвлә хувц өмсцхәнә,— гиж һалзниг эн
хордала.
Шишлң
дурна
тускар эс келдг
болв
чигн, хоорндан хар уга седклин көрңгәр
иигәд цөн үгмүдәр күүндлһн эврә негл
тиим таалта, зөв-
тә бәәсн чигн
болх.
Зуг иим әрүн, цевр үгмүд, тедү дүңгә
әрүн цегән чеежд эврә таарта ор- ман
эзлсн болх зөвтә. Дән-даҗг ямр дүңгә ик
аюл болвчн,
тер
күн болһна цецн ухаг геелһж, эв-арһиг
мартулж, халун дуриг уурулҗ чадш- го.
Ухаг
диилхнь
— ухан, дуриг
диилхнь
— дури.
Зуг тиим болх зөвтә
гиҗ сангдна.
Дәәнә
иим аюлта, зовңгта цагт дурн эв- рәннь
хаалһан җидин үзүр деегәр, бууһин сумн
загар,
асхржах
цусн дотраһар йовҗ чигн олх зөвтә
болх...
Дурна хаалһ,
дурлсн салдсин хаалһ мел
иим болх гиж сангдна.
Иим
күүндвр Валя
Шиндә
хойрин хоорнд болла.
—
Салдсин
дурн тиим
хаалһта болхла, чи ман хойрин
дурн ямаран хаалһта
болх зөвтә? Чи-бидн хойр
эврәннь
дурнд яһҗ күрхмб? Хадсн товчмудтан
бүдрн йовад, һарсн бүтүс- дән йиврн
йовад
күрхм
болҗану?— гиҗ Валя
Шиндәһәс
тиигхд
сурла. Эн зуг шог бәәсмн.
Болв
эн шогднь үнн
чигн
бээхнь лавта медгд- җәнә.
—
Валя,
энчнь бас нег чик хаалһ,—
гиж мел үнн
седклэрн
тиигхд Шиндә
хәрү келлэ.
—
Күүкн
күүнә седкл
дегд сәәнәр
меддг
күн
эн
хәрүһинь
соңссн болхла,
эннь Шиндэн чеежд бәәсн
негл
ик әрүн,
дүүрң цегән бул-
гас дуссн дусал гиж, чикәр
үзж, келх
бээсмн.
...Болв
дамшлтта күн
—
дамшлтта. Огл өвгн
эднлә хамдан
ут хаалһ
кедҗ йовсн
уга билэ. Зуг.Ижл һолын
көвәд эдниг
тосж ирэд Булһн
эмгнлә ю-биш
үг
келэд,
нег баахн цагт эднә
өөр зогсла.
Тиигхдән
Булһна келсиг
чи- кәрн
соңсад бээдг
болвчн, баһчудин
седклиг
нүдәрн
үзәд, нам
ташр медәд
бээсн
болх зөвтә.
Тер
кезэ нег цагт цен болвчн бүлән
жөөлн үгмүдәрн күүкнә седклд бүүрлсн
көвүнә дуриг
ода эндр Огл өвгн
энүнә геюрсн уйн зүрк- нд дәкн тодлулдгнь
эн.
—
Огл,
аав
тертн юн көвүмб? Мана Шин- дәг һолҗ чадх,
шоодҗ чадх арһта көвүн ха- тяр болх гиж
би саннав,— болж Боова бер орлцв. Энүг
наадкснь дөңгнцхәв.
—
Ай,
наадлҗанав. Шиндә ода
чигн
бич- кн,— гиж урдк кевтән тагчг суух
Шиндәһүр хәләчкәд, өвгн келв.— Энүгитн
бичкн гиһәд иигәд ыаадлад бәәнәв. Мини
гем. Дассн
юмн болхшл,— гиж Огл өвгн цааранднь
келҗ бий- ән гемшәв.
Көдлмшин
цаг чиләд зөвәр болж оч.
Валя
Шиндә
хойр тагчгар һарч одцхав. Күләгджәх
герин көдлмштән күрх күүкд улс чигн
адһцхав.
Арднь
һанцарн үлдсн Огл өвгн фронтд
болжах
ик ноолдана, үкл-үргәнә, дән күрч эс
ирсн һазрт бәәх түрү-түңкин тускар,
болвкезә нег
цагт, нам удан
болл уга, ирх төвшүн, амулң жирһлин
тускар
дәкн
санад, эврә тоол- вртан диинрәд, терзәр
шаһаһад кесгтән суув.
Минһ
дәкҗ чигн
минь эн
тоолвртан диин- рҗ, минь
эн
бәәдләрн өвгн суужадг болх.
«Тоолдг
тоолвран мартх, гейүрдг бәәдлән сергәх
цаг ирх. Ирл уга яах билә! Ирх. Эс ирхләнь,
күн эврән авдмн»,—гиҗ эврәннь келдг
дурта
угмүдән Огл өвгн дәкн давтв.
Давен,
1966 җилин
ноябрь
сар урн-үгин
литературин
щир- һлд
байрта
зәңгс
төрәв.
Негдврэр
болхла, Советск хальмг литератур эклҗ
төрснәс нааран,
өдгә
цаг
күртл
шунмһа кевәр орлцҗ йовх Сян-Белгин
Хаср
Бикиновичд, Хальмг
Президиумин
Деед Советин ука- зар Хальмг
АССР-ин
олн-әмтнә шүлгч нерн зүүгдв.
Хаср
.Бикиновичин «Өнчн бөк», «Буратин һолд»,
«һучн уласн» болн олн шүлгүднь мана
умшачнрт өөрхн таньл.
Хойрдвар
болхла, бичәч болн селәнә эдл-ахун номин
кандидат,
РСФСР-ин
ачта зоотехникин нертә Нармин
Морхаҗин
туск байр.
Нармин
Морхаҗ
Москвад, Цугсоюзин малын институтд,
«Калмыцкий
скот и методы его совершенствования»
гидг те-, мэр бичсн көдлмшән,
чадмг
кевәр
хареэк;,
селэнэ эдл-ахун номин доктор гиен нер
зүүв.
Нармин
Морхащин бичсн «Манц һол»
гидг
роман, «Алтн һасн»
поэм,
«Боова», «Нарн» гидг түүкс
болн
олн янзта шүл-
гүднь умшач
күн
болһна седкл-зүрк авлна.
Күндтә
мана
умшачнрин
болн
альманахин
редколлегии
нерн деерәс
Сян-Белгин
Хасрин болн Нармин Морхаҗин
авсн ачта нердинь йөрәҗ, иргчдән энүнәсн
ик күцвр бәрҗ йовтха гиҗ уктий.
Сян-Белгин
Хасрин шүлг
болн
Нармин Морхаҗин
туск очерк
дора
барлҗанавдн.
Сян-Бвлгин
Хаср
шин
җилә
ҺАЗРМ
Шин
җилә һазрм
Шим-шүүстә эргн.
Эң-зах
уга орм
Элвг, өнр, өргн.
Батрсн хад
сүүртә,
Бадрсн туужд мөңк,
Уурхан
саң зөөртә,
Ухани
медрләр
күңк!..
Савһр
зандн бүчртә, Саглр бамб цецгтә.
Бүчр
болһнь отг, Бүкл орн-нутг.
Цецг
болһнь байр, Цецн, мергн хойр!..
Амулң
һазр деерм Алтн шарһ нарм! Эсрңг учрхин
йилһлтә, Элвг хүвин җирһлтә. Эңкр тег
деерәс, Эврә герин өөрәс Намчта балһсан
таалнав, Нар хавлҗ нааднав!..
•
Эңгднь
һазр кедсн Эгл теегин хальмг,—
Дәәтә-даҗгта хамг Дәәвләс ясарн давн,
Туршул Китдәс авн Тууҗан мөңк идәлж,
Әрәсән һазр олж, Әмн нәәҗнь болж!..
Шин
җилә һазр
Шинҗд, негл хавр!
Өлг-эдәрн
байн,
Өнр улсарн олн.
Тедн
цуһар баатр, Тедн цуһар алдр: Эрдмин
билгтә улс, Эркн нертә залус!..
Күүкн,
көвүн болвас Күмн өврм сәәхн. Көгшн,
бичкн гивәс Көл көдлхәр хәәхм: Өвәрц
җигтә күр — Өмәрән зүткхин түлкүр Мана
одаһин бәәдл Магталта түүк әдлг.
Шин
һазрм ирәд, Шинҗин нәәрүл суңһна.
Орчлңгин жиртңд күрәд, Однд, сард залһна.
Мана
һазр эндр Мацһс, бөк, өндр!
Келхд
мөңкин көк, Кеерсн җигтә ёлк!..
Тес
алдҗ санхла, Тер ёлк магтхла:
30
Литер ату рин зәңг
Теегт
хальмг
буүрлнә,
Тегш Әрәсәлә үүрлнә. Деермчлҗ ирсн
дәәснлә Демцл болҗ дәәлднә. Даңгин
гүҗрж, көдлсн, Давхр зовлң эдлсн — Давхр
хальмг медүлнә, Дәәнд зөрмгән иткүлнә!..
Дурта
хальмг
уург
келм Дун әдләр нанд тааста.
Ясн-үсн
яарҗ элм Ятх янгнц еңгсч айста, Ямаран
келнәс онц-онцрм Яһсн хурц гүн сүвтә!
Дурн
мет,— эңкр седклтә, Дуулхд амр, келхд
итклтә!..
•
Хальмг
дууһан
дуулнав, Хамг харшиг буулнав.
Өлзәтә
һазр деер Өлгә дүүҗң теегм!
Өнг
һарч кеер, Өкәрлг тавта иным!
Чамаһан
даңгин үзнәв, Чамаһан теврәд үмснәв!..
•
Олн
зовлң эдлн
Олҗ
авсн теегән
Кенд
чигн өгхн угав, Келни таралңгас сольхм
угав. Теңкән уга эңкр теегән Теврәд
таалнав, иньгән
Кесг
сансн чамаһан Кецү сәәхн кенәв!..
Кемр
тиим санаһан Кесг дәәчнрлә хамдан Кеж,
күцәшго болхла, Керг келһн угаһар Келән
бүлүдәд суухла, Кеермж. магтал сурхар,
Кеедән хара дуулхар — Кец дерләд
тоньлнав!..
Насм
немҗ батрнав, Нам
шинәс
баһрнав.
Дуулҗ
дуусад уга Дуудм нанд
дала! Тер дуундан
давтҗ Теегим, нәәҗим, давтж Әмдәр энләҗ
тенәсн Әәмшгтә фашизм
харанав...
•
Баһ
наем
асна,
Бахта
җилм
өснә. Арвн доладгч җиләс Алдр тууҗта
бослт, Өргн тег босхлһнд Өнр урмдарн
хала. Ода
коммунизм тосхлһнд
Октябрьск
революц
бола!..
•
Мана
кесн һанцхн өдр Маш җилә тууҗд ишкдл!..
Урзн жил
ирлә,
Угта
байрар өңгрлә, Нидн жил
орл_а,
Нигт тууҗта һарла. Эн жил
диилврәр
босв, Эсрңг жилән тосв!
Шин
җил гүүтхә, Шин җирһл зөөтхә. Хуучна
үлдл давж, Хуурмг хамган хайҗ, Ухан-эрдмән
эдлхм, Улмар шунҗ көдхлм!
•
Мөңк
наста
сөңг
Мини
теегм, һазрм
Эдл!— гиж өргнәв. Эңгдән өврмҗ күцж
Эндрин
йөрәлән
тәвнәв: — Даңгин шин өөдмәрн, Дадмг
ицлтә хаалһарн, Дасмг зөргәр, уралан!
Көкргч
теңгр суняг, Көрслгч һазр инәг. Теднлә
хам-эргндән Теегм байсг, эңгдән. Шин
җилә байрар Шимтә һазрм дүүрг. Шин җилә
диилврәр Шинрәчнр улм туург!..
Элст—Москва
1962—1965
ж.
һазр
усарн болвчн, ут-өргнәрнчн
Манцин
Цаһан ташуг энгднь эзлдг
Манжихн
гидг әәмгин өмн бинәрнь
олн меддг
Манц һол, ар захарнь
уснь хагсад,
харж болен
һашун
са-
ла,
хаврт
цасна усар дүүрхәс биш,
наад бийстнь
бас йорал күртлән цә-
әж хагсдг Шувтин
һол гиж бәәдмн.
Ода эн һолын экнд
108-гч совхозин
нег фермнь бәәршж. Эн
һолын нериг
сергәдгм бас учрта.
Шувт
гидг һазрин өвсн-уснь малд,
нег үлү,
бод малд икл шимтә —
көрңгтәһинь
кезәнә-кезәнәс нааран
әмтн меддмн.
Хаврин көк ноһан ханц
шүүрч шавшдг,
халун зун давад,
намрин серүн орхла
оңһг гидг өрвлг
әдл жөөлкн өвсн өвдгт
күрч кәллә
оралдж, күн—мал
уган
хумр хан—
һадг. Тиим кишгтә һазрт
олн малта
хотнань улс дахад, цөн
маларн Нар-
минхн ах-дүүһәрн үвл-зун
уга бәәр-
шдг сәнж. Тиигхд Нармин
Бамбин
ууһн
көвүн Морхаж
эврәннь
цөн мал
хәрүләд,
ик бичкнәсн авн Шувтын
һолын экиг
уру-өрү хойртнь ишкмнж,
шар
нарнд,
халун
салькнд
бас хатж
йовдг бәәсмн.
Энүг
мел күн «Чи йов, малд һар,
хәрүл»
гижчн икәр закжасмн биш.
Зуг, эңкрлж
хәләдг бор дааһан һан-
цараһинь
тәвшгоһар седәд, зәәдңг
унж авад,
эврә-күүнә уга
цөн
хот-
нань
малмудиг
өдр болһн хәрүләд
һардмн.
—
Дурн
гисн сәәхн юмнжл. Мел
эврән седсәрн
иигәд, өнгәр хотна
мал
хәләнә
гидг,— гиж кедү дәкж
Морхажин экнь
хажу-ташун күүкд
улст худг деер келсн
болхв.
Зуг,
нань арһ уга болад школд
орхларн,
бор дааһн, хотна малму-
да’сн
Морхаж салсмн.
Болв,
мал-малас Морхажин
эң-
крлдгнь
мөрн бәәсмн. Эцкнь энүг до-
латаһаснь
авн хүрм-нәәрт дахулж,
мөр унулж
довтлулжасмн. Тер тө-
ләдән Морхаж
школд
ирж сурһуль
дассн бийнь, классин
терзәр мөртә
күн үзгдхлә, сууҗ чадад,
негл шөвг
хатхҗахм кевтә өндәж босад,
мөртә
күн давж одсн бийнь, ардаснь
үз-
хәр седәд, багшасн керлдүләд,
«альк
хотнас болхв одак йовж одсн
күн,
кен болхв?
Мана Шувтас
болхнь
школасн һарчкад, гүүж одад
мө-
рәрнь худг эргҗ довтлсн болхнь»,—
гиж
санад, багшин келсиг чикнәннь
һазаһар
һарһад суудмн.
Тер
дурнь
мел энүнә әмнләнь
ширлдсмн. Хөөннь,
Алдр Октябрь-
ск
революции өөнлә,
Майин
нег
шин — сән
өдрмүд әәмгт темдглсн
цагт, Буденна
нертә колхозин бор
мөриг эркән уга
унж довтлдгнь сур-
һульч Морхаж
бәәсмн.
Кедү дәкж
Морхажиг көк бор мөрнә дел
деернь
кевтж,
көвчгләрнь ниилж, зүн һартк
тамшгарн
нүднднь әрә үзүлж хүрү- ләд, хойр бүүрин
һазр өмн тасрад һарад ирхләнь, хурж
ирсн әәмгин куч-көлсчнр, нег үлү, энүнә
үүрмү- днь-сурһульчнр шорһлжн мет цүврж,
тедүкнәс дахж гүүлдсиг үзләв...
Тер
бичкнтк мөр довтлдг, хүвдән байрта
йовсн цагнь давхла, нурһнь, насинь
дахад,
зөвәр
сунсн көвүн сурһульд илгәгдсмн. Җил
болһн ам- рлһнд хәрж ирхләрн эврәннь
хотн- дан медәтә улс сурһж, бичг-тамһ
дас- хдг билә. Тернь ода санхнь сурч
йовсн сурһульдан эврә дурарн ав- чах
дамшлт бәәсн бәәж.
Багшин
сурһулян
чиләһәд, 1934 жилин
намр Нармин Морхаж Дунд
нутга Найнтахн әәмгин эклц школд
ирж багшлсмн.
Җил көдлчкәд цааранднь
йовж өөдән
сурһуль дасн гихлә, комсомолын
района комитет болн
района
эрдм-сурһулин
халх энүг султхл уга, хойр-һурвн жил
көдл,
сурһуль сурх насн чамд өмн- чн дала
гидмн. Тиигәд
хойр
жил баг- шар көдлсн
Морхаж
Бамбаевич
■■■■■■■■■■■■■■■■■■
бичәч
болхар седжәх нанд литера-
турин
факультетд тусхла мел дигтә
болх
билә, — гиж эн тоолад, байрлсн
болад
одв.
Зуг...
зуг, гихәс «Улан
малч» сов-
хоз дигтә
Морхажин
өсж-боссн,
өв-
снә бүр көндәсн, Ыувтын һолын
өмн,
хойр толһан ар гижгд бәәрлж,
Молм,
Керәдин бор,
Дармин
белчриг, Ман-
цин
ташуг бас арчм
өндр, тоһш өвр-
тә улан-цоохр үкрмүдәрн
бүтәжәсмн.
Үкрмүдән дахсн адун малнь
чнгн
бас тонь олн болж йовсмн.
Тедниг
Морхаж
эркжән
уга өрүн, асхнд
школд
гиж совхозин һарһсн
эмәлд
зокаста хар-кер мөрәр йовж
һәәхлго
бәәдмн биш.
—
Мууха
үүлв, мал
гихлә
мел
ухан-зүркән өгәд бәәх, иигж
зовжа-
хар, школыннь директрәсн
сулдад,
Кркч болхнчн, эс гиж
тер Савкин
атьког
дахад адунд ор, — гиж
хамдан бәәсн
авһ бергнь келдмн.
Тиигәд
Морхаж
совхозин комсо-
мольцнрла,
баһчудла харһж күүндх-
ләрн: «Кишг
гидг
малд
бәәнә, нег
үлү, хальмг тохмта үкрмүдт.
йоста
эзн кевәр хәләж, тежәл-тетклинь
белдж,
тохминь ясж сәәрүлхин арһ
хәәх
кергтә» гидмн.
—
Тохминь
ясна гидг амр
төр
биш, сурһуль кергтә, сурһуль,
—гнж
кесг эн ухалсмн...
Болв,
намр өөрдәд ирв. Ямаран
сурһульд
орхан Морхаж
йилһж
ча-
дад,
түүрчә.
—
Дорас
өсж йовх бучкдүдт сур-
һуль-сурһмж
өгснәнс ик ачта үүл-
двр бәәхий?
Тевр
күршго сүүлтә хальмг хөд,
тешгһр
ташата хальмг
үкрмүдигтүм,
сай
күргәд өскәд оркхла, орн-нутгинм
кишгнь
элвх. Номин заавр угаһар,
тиим күцмж
бәрхд хату. Энүг кү-
цәхлә бас
багшин ачас
тату биш, —
гиһәд. бийән әәтрүләд,
нег мөсләд
авчкв.
Тиигж
комсомолец
Нармин Мор-
хаж 1936
жилин намр
Ар Кавказин
цутхлңг
Пятигорск
балһснд
бәәсн
«Улан
малч» совхозин күтц-Оиш
дун-
■ селэнэ
эдл-ахун институтин зоотех-
дин школд
директор илгэгднэ. ническ факультетд
орж сурсмн. Энд
Тер жилмүдт
таңһчин «Улан
баһ-
Турун
одсн өдрәсн
авн
ик өврмҗ
чуд»
газетд энүнә
бичсн
шүлгүд
кеж,
цуг
кабинетсинь, лабораторинь
барлгдад,
аш сүүлднь
олн
умшачнрт эрг>к
Хәләж,
урд
үзәд
угаһан үзж
тааегдж,
Морхаж Бамбаевичиг Йос- байрлемн. —
Энд сурһуль
даехд
на-
та бичәчин
билгтәһинь медүлсн иас
зуг шуНлт
кергтэ, наадк хамгнь
«Санж» — гидг
түүк
онц
дегтр болж цуг
бәәнә,
—-
гиж товчлемн.
барас
һарсмн. Морхаж
эн институтдан һурвн
Җирһлин
дамшлт
авен баһ
наста
ҖИл
даечкад,
эврәннь
Төрскн һаз-
бичәч цааранднь,
гүн
сурһульд орх рүр>
«Улан
малч» совхоздан
дамшлт
ухаһан дәкн нег
комсомолын
района
авхар
өөрән кесг үүрмүдтәһән ирнә.
комитетд
келж сана
орулхлань:
»3өв« Совхозин
ах зоотехник эдниг
баг-
гиж һаринь атхсмн. Зөвән авсн
кө- багар хуваһад, саалин гуртмудур
вүн,
гертән ирчкәд, ямрхалхарөө- илгәнә.
Морхаж
үүрмүдтәһән
Шув-
дән сурһульд орхан йилһж чадад,
тии
Экнд
бәәсн Тулһин Шуурһан са-
кесгтән
алмацна. алии
гуртд
өөрән хойр көвүтә ирж
Багшин
институтд орхла сән, көдлсмн.
32
■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■в
Нег
дәкж
асхни
үкр
саалһн экл-
жәлә.
Саальч
күүкд
улс
суулһан,
суудг
бичкн стулмудан авад, үкрмүд
талан
һарцхав.
Тедниг
дахад, бас деерән
халатан
өмсж
авад,
студентнр Морхажта һарцхав.
Түрүн
нег
үкрән
сааһад, суулһта үсәи тедүкн бәәсн бидонд
кечкәд, өрәсн өврнь хуһрха улан сарлңг
үк- рин дор сууһад хойр һарарн делң-
гинь татад саржннулад, суулһин йо- ралас
айс һарһад саав.
Зуна
цаг, бүрүл күртл одачн эрт билә. Совхозин
ферм
бәәдг
Монта
гидг
һазрас йовсн хойр—һурвн мөр- тә залус
Шурһан герин һаза ирж бууцхав. Менд
сурад, Шурһан эклә ю-бис келж күүнджәһәд,
теднәс негнь: — Тер өрәсн өвртә сарлнг
үкр саажасн залу
күний?
— гиж сурв.
—
Э,
залу
күн.
Халун Уснд сур- һуль дасжаһад ирсн көвүн
энд бәә- нә, — гиж эмгн келәд, утан пүрг-
жәсн зуух талан одв...
Үг
сурсн чилм хар сахлта, идр наста
залу үкс
гиж
өмәрән
ишкәд, үкр саажасн Морхажин өөр оч
өкәһәд, Морхажин
чирә
хәлән:
—
Хей
чи, Морхаж болвзач! Нармин
Бамбин
көвүн, «Улан Малчин» школын директор
йовсн, мен эсий-
чи?! — гиһәд, алңгтрсн бәәдл һа- рад, улм
давтад бәәв.
—
Дәрк,
дәрк! Әмд йовхла юн болвчн күүид үзгдхмж.
Уй, Әәдрхнд сәәхн сурһулян сурад,
Әәмгиннь школд ах багш йовсн күн,
хормадан бүдрсн, хойр үстә баавһас
дахж, үкрин көк татж, шеегдән шарлсн ут
сүүләрнь алтн болен
чирәһән
шав- дулж сууна гидг мууха гүрмви?! Ода
юунчн
тату болж иигж зутрж йовхмч, Морхаж?
Тер эцк-экиннь то- омсрта неринь
хәәрлхнчн. Чеежәрн дүүрңг сурһуль
сурчкад, совхозин
үкрин
саальч
болна
гидг! Би чамд йосндан һунджанав. Чамаг
ик сур- һульд оч гихлә, ода нег әиг-отгин,
таңһчин нер дуудулх ик
номта
залу
болх
гиж цуһар байрлҗалавдн. Хәә- рн седкл,
— гиж һундад, мөрндән үкс гиж цеб мордад,
нөкднртән үг келл уга, Хойр толһа
хәлэһәд, шү- рүн хатрларн һарв...
Түүнә
хөөн Морхаж
Бамбаевич
институтан чиләһәд, малый
ах зоотехник гисн нер
зүүһәд, 1940 жилин намр, Хальмг республикдән
ирж сә- ләнә эдл-ахун малын халхар спе-
циалистнр белддг Долбанск районд бәәсн
школд ирж көдләд, 1941 жилин
июль сарин
тавнд Төрскән харсл- һна алдр дәәнд
мордсмн.
Генткн
ирсн дәәнә аюл баһ наста
специалист Морхаж Бамбаевичд,
йо- ста кевәр медрлән олзлж, малый
тохм
ясх көдлмш эс эклүлснднь эн
хөөн-хөннь
һундад йовсмн. Арһ уга, хар мөртә дән
Советск
күч-көлсчн-
риг цугтаһинь дурта үүлдврәснь хаһцулв.
Хальмг
теегин хәәртә үрн Нармин
Морхаж Орджоникидзе балһ-
сна йовһн цергә училищд дәәнә эрдм
дасад, дэәиә һалур Төрскнәннь итксн
бууһан, хундгаснь тосн һартлнь батлж
атхад, немшин фашистнрүр дәврсмн. Цергт
Морхаж
Бамбаевич курсантас
авн экләд, капитан
нер зүүһәд,
полкин комаидирин дарукнь болж үүл
дассмн ухата, дәәч-офицер ямр болвчн
дәнд сүрдл уга «йо- вуд цергин өмн, хәрүд
цергин ард» йовж жаңһрин баатрмудин.
Нег
мөслсн
зөрмгухата тох.ман медүлсмн. Гвардии
капитан, коммунист Нармин Морхажин
баатр үүлдврмүдиг
Советск
Правительств «Улан туг» болн «Улан
одн» орденмүдәр,
кесг
дээч медальмудар темдглемн.
1945
жил Советск олн-эмтн фа- шистск Германиг
хәрү
көөһәд, Рейх-
стагин гер деернь диилврин Улан туг
делсксн биший. Түүнә
хөөн цергин
зергләнәс
түрүн болж
һарх
насна
офицермүдлә
хамдан
гвардии капитан Нармин Морхаж сулдж
һарад,
дәәнә көләр эвдрсн
олн-әмтнә
эдл-
аху хәрү
тогталһна тосхлтд
үкс
гиж
орлцна.
Малын
халхин специалист, бичэч болн журналист
күүг
«Советская
Киргизия» гидг газетд селэнэ эдл- ахун
энгин һардачин
дарукд
авна. Болв Морхаж Бамбаевич удан түүн-
дэн
тесж бээж чаден уга. Малд өөрхн
бәәх күцлнь даву
болад, Кир- гизск номин—шинжллһнә
малын
ин- ститутд орад көдлнә.
Эндэн
кесг жил Киргизск һазр
усна
бод малын тохм сәәрүллһнә
халхар
научн-шинж ллһнә
көдлмш кеһәд, институтд
кан- дидатск шүүврән
өгәд, номтин
нер харсх хаалһдан
орна.
1957
жил хальмг тацһчин
селэнэ
эдл-ахун управленә
һардачин негдгч
дарукнь болж көдлнә.
Кех
көдлмшт
эңг-зах уга.
Морхаж Бамбаевич өдр-
сөөин тооца
медлго малын совхоз - муд, колхозмуд
эргж йовжав...
Тиим
цол уга бээсн бийнь Морхаж Бамбаевич
«Алатаузск тохмта мал» — гисн темэр
кежэсн номин көдлмшән
чиләһәд, 1958
жил Москва балһснд
одж
диссертац хареж, селэнэ эдл-ахун
номин кандидат гисн номт нер зүүв.
Түүнәннь
хөөн 1959
жиләс
нааран эндр өдр күртл Хальмг
республиканок малын халхин номин—шинжл-
һнә
дамшлтин
станции директорар үлдә.
Эн
жилмүдин
туршар
Морхаж Бамбаевич һардврар-
көдлжәх малын
дамшлт научн-шинжллһнә
көдлмш бүрдәж кедг
станции олж, бэрж заасн заавриг дамшлтдан
орулснас иштэ, мана Республикин кесг
эдл—ахус «Приозерный», «40 лет ВЛКСМ»,
«Троицкий», «Сухотин- ский» тохма малын
завод, Приют- ненск района Ленина нертэ
колхоз болн нань чигн эдл-ахус малыннь
тохман ясж, малас ик шим шүүс
авчацхана.
Жил ирвэс эн деер келгд- сн болн нань
чигн эдл-ахусар дам- шлтын станции селвг
эдл—ахун делг- рлтд орулена аштнь малын
тохмнь ясрад — ордг орунь улм икдэд
йов- на.
Мана
республикин мал өскдг
эдл-
ахуст бээх бод малын найн процентнь
хальмг тохмта. Тер учрар, хальмг тохмта
малта совхозмудин болн кол- хозмудин
авдг орунь кезэдчн элэд болна.
Селэнэ
эдл-ахун номин кандидат Нармин Морхажин
бичсн 22 научн- шинжллһнә
көдлмш барлгдж
һарсн
бәәнә Үлгүрнь, Киргизск
дегтр
һар- һач, 1957 жил
«Алатаузск тохмта малла
кесн тохм яслһна туск көдлмш, гидг дегтр
һар-һла. «Хальмг
тохмта малын тохм яслһна
тускар
кежәх
төрмүд» — гиж
дамшлтын
станции
көдлмш»
1961 жил
барлгдж. «Хальмг тохмта малын тохм
яслһна
эв-арЬ»—
гисн монографий барас һарв.
Номт
Морхаж Бамбаевичин научи статьяс
«Молочное и мясное производство»
болн «Сельское хозяйство Северного
Кавказа» гидг журналмудт 1957 жилэс
нааран таерхан уга барл- гдла.
3
Свет в степи, X? I, 1967 г.
33
■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■
■■■■■■■■■■■■■■■■■■
Заяни
малч, ода
тоомсрта
номт Нармин
Морхажин
күч-көлснәннь ашинь өөрән үнлж РСФСР-н
ачта зоотехник
гисн
нерн өггдсн бәәнә.
Эн
жил ноябрь сарин
хойрт Моск- вад, Цугсоюзин малын институтд
Хальмг номт
Нармин Морхаж
селәнә эдл-ахун номин доктор
номт
нер авхар «Калмыцкий
скот и методы его совершенствования»
гидг темэр бичсн диссертац харсв. Номтын
харе- лтиг соңсҗ
Цугсоюзин
малын инсти- тутин номин Совет диссертацинь
ик өөдән
үннләд, Нармин
Морхажд се- лэнэ эдл-ахун номин доктор
гисн ах номт нер өгхмн
гиж
батлв.
...Малчин
көвүнә
седсн
санань ут хаалһдан
күцв. Ода
Морхаж Бамба- евич һанцхн
таңһчдан биш,
цуг Эрэ- сэн медлдэн дамшлтта нертэ
номт. Энүнә
бичсн
номин зааврар хальмг тохмта үкрмүд
өскжәх областьмуд
мана орн-нутгт цен биш. Украинск ССР,
Ростовск, Саратовск область- мудт,
Ставропольск, Краснодарск
краймудт,
Хасгин нутг, Киргизд бас номт Нармин
Морхажин заавр-селв- гэр бод малын тохм
яслһна
хаалһд орсн
сам бәәнә.
...Деер
Морхажиг «Улан малч» совхозин саалин
гуртд үкр
саажатлнь
үзәд,
урньж—һундж һарсн залула,
ода өвгн
боленань
хөөн
нег
харһсан
Морхаж
Бамбаевич иигж тодлна:
—
1959
җил
эврә көдлмшиннь хал-
хар 108-4 совхозин хойрдгч фермин малмуд
эргж йовад, Монта деер ирж буухлам
фермин конторин өөр
тавн-
зурһан
залус,
өвгд
хурсн
бээж. Би бууж ирәд,
цуһаралань мендләд һар авхлам,
теднәс
нег
өвгнь
һарим атх-
чкад, тәвлго,
зүн һаран эм
деерм тэ- вэд:
—
Чи
намаг таньжанчи? Би Же- жинхнэ, Мацга
Зекрэ гидг евгм, ода дал һарч
одув.
Чамаг кезәнә
баһдчн Шүвтин өмн бәәсн Шурһан саалин
үкрт,
үкр сааж суутлчнь үзәд.өөләд- һундад,
чамаг керлдәд һарлав. Түүнә хөөн зәңгәр
соңсхас биш, эндр өдр
күртл
нег үзхв гиһәд, чееждән сана
биләв.
Тиигхд
чи
үкр дор
суулач,
ода гө^әснәс хурдн хар машин
деерәс
бууж
ирвч.
йоста гидг номта малч болж гиһәд эмтн
шуугна. Би йир икәр ханжанав. Тиигхд
би
эврә харц- һуннь учрар, хөөткинь тоолл
уга чамаг
хармнад
халурхҗв. Хәрнь тер буруһим мартад уга
болхла тәвж ас, — гиж келчкәд, барун
һарарн бу- урл сахлан хойр талакшан
илн:
—
Энлм,
«Күн болх баһасн, күлг болх уңһнасн»
гидг
хальмг
үлгүр 6ә- әд.мн. Үзж авцхатн. Тер үлгүртн
өмнтн зогсжана, — гиж келәд, дәкн нег
һарим авв, — гинә.
Таңһчин
наласн тег талваһад, тохмта
маларн,
нертә хөечнр, үкрчнр, тосхачнр, сурһульта
номтнрарн нер һарад, дүүрәд-дүркләд,
Ленина
пар- тян, олн
әмтнәнь седкл байрлулна. Тедн дунд
негнь болж олн зүсн билг- эрдмтә: багш,
бичәч болн номт
Нармин Морхаж күндтә
орман әзлснь — цуг
мана
байр.
ХОНЬНА
МИХАИЛ
адз-юс
П2РИТ<3
<эр<эозт
БСИБ
Х1ХР
поэм
Шовуна
дуулсн ду соңсгсхдан Шүлтңһү биләв би
баһдан, Шорвин хулсар бүшкүр татад
Шуугулад шовуд биилүлдг биләв. Шовунд
дурта болдгм эн Шүлгм шинәс эклв мөрән:
Дууч
богшурһа, — хойрхн җивртә, Дәәч
халуч-негхн зүрктә, Әмд бәәхдән әвр
дурта
Әм
харсхд берк зөргтә, Бусд дәәсән дардг
селмтә — Болд җидшңг — хурц хоңгшарта.
Көлсән эн юунасчн нөөҗ Киидән цаг
өңгрүлҗ үрәхш, Амарн неҗәдәр өвс зөөҗ
Амрх герән бәрлго бәәхш. Үрдән җивринь
делүлж нискәд, Урн дууһан дуулҗ магтна.
Шинәс дәкн гер тосхад, Шарлҗн деегүр
көөлдҗ наадна... Негтд, энүнә дулан герүр
Нилх дегдәмүлән асрҗахлань, асхар Учрад
уга аюл учрв Унтрад уга герл унтрв.
Моһа, геснь өлсәд серв Моһа, нүкнәсн
һарч мөлкв, Амарн сальк эн сорв Арһмҗ
мет холд сунв. Хорнь шу гүүсн моһа Хорах
болхла хооран
һархш, Күмсән хама
бәәхиг
меднә Күцәд орасан әмд тәвхш. «Мини
заяч
мел даңгинд Седклим тарһар бәәлһәд
уга, Махн, цусар бәәдг нанд Салькн меңг
болҗахмн уга. Тиигҗ моһа хөвдән һундад
Тустан өрчәрн сальк өрв.
34
Бор
шарлжар хавтаҗ
живәд Богшурһан үүрүр өөрдҗ ирв. һазрин
өвсн негн күртлән һалзу һәәзңгд дурго
болсндан, Тагчг болад,
ирвәтрәд
одцхав Тач негән һазрур наацхав. Моһа,
шиигәд шарлж ширжнүләд Мөлкдг элкәрн
һазр жиинүләд, Хоран
искж
эрчмән эрв Хөрәр гурсн маляшңг һолив.
Шовун дулан гертән духуцад Шарлҗар
бийән манулад унтна, Хажуднь үклнь кинь
давхцад
Хаһрад һарчахиг эс меднә. Моһа, толһаһан
күзүндән шахна Моһлцг хорнь амнаснь
дусна. Негл саадг тәвхәр бәәхншң Нүдләд,
нисәд одхар седңә. Тиигжәһәд «шус»гиһәд
одв Тоосн, өвсн аһарт хутхлдв, Бүрүлд
юн болжахнь медгдхш Барсин цөсн билцрм
ниргв. Богшурһа, моһан амнд дүүргәд
Бүлән цуста өрвлгән үлдәһәд, Доргшан,
— чолун мет унв. «Үрдүд мини»
—
гиһәд шовун Унсн һазрасн босн чишкв,
Хойр җиврнь хатурҗ телгдв Хортна зоод
хоңгшарнь шигдв. һазр деер хойр нүр һал
авлцж дарунь шатв, Үрдәр дүүрңг шовуна
үр Үдә уга ноолданд тарв.
Живрән
деләд уга һуужмулмуд Җииглдәд һазр
дәвлдж уульв. Моһан амнас очн асхрж
Мууднь күргж дарңхан көшәнә. Шовун
шүрүһән
хураж шүүрлднә, Шүүрлдх болһнднь өрвлгнь
бутрна, Шүүрәд цусн өвснд цацгдна. Шинәс
хоюрн күндәр шавтна. Экән дуудсн
һуужмулмуд энрәд Эргин ташуг дууһарн
дарна, Моһа миңһн мекәр ноолдад Мисхлд
болвчн торлдхар гүҗрнә. Нисдгнь, мөлкдгән
авч алдулад Ноолдаг негн деернь һарһв,
Нүцкн
һуужмулмудин хаацнь халцхарад
Нүүж
унад һазр жулһрв.
Элкнә
эрәнь моһан элв Эргж һәрәддг арһнь
чилв, Шарлжнд эн бултхар седнә Шарлжн
хуһрад шархинь хатхна, һазрас «нүким
ас» — гинә, һазр тагчг, таңх, дүлә.
Шовунас
эн эл эрнә
Шовун
бас тагчг дүлә.
«Арһ
ода
юундв?»
— гиһәд Аман
шууртл
моһа хәәкрв, «Арһ нанд!» гиж инәһәд
Агсржаһад шовун
моһад
келв, «Чи моһач,— әмтнә хортнч. Чиләж
күүкдим болмар шимләч. Цагчн цальгрв»
— гиһәд шовун
Цохднь
цокж хоңгшаран орулв. һуужмулмуд шораһас
һарч дәәвлдәд, һольшг көркн живрән
сарсалһад «Энд, әмд бәәнәвдн» — гилднә,
Экән дуудад аман чичрүлнә.
Экнь
үрдән цуглулж авад Элкндән цугтаһинь
шахж дулатхв. Ашнь — үрән харсснь диилв,
Алач — цусан ууж үкв...
Негтд
унтрсн герл цәәһәд Нарт оньдин дуладад
одв, Шовун
бийнь
шаван эдгәһәд Шуугж, жиргәд үрдтәһән
нисв. Экән дураж һуужмулмуднь өсж Элдв
сәәхн зөрг дасж, Хогнь үлдсн хортд өшрлә
Хөөнь эднәс кесг әгрлә.
Тер
бәрлдән мини
чеежәс
Төрүц, эн насндм һархш, Одачн шовудин
дулан үүрәс Өшрсн моһас хәләцән авхш.
Тиигхд, дәәч шовунла дәәлдсн Толһа уга
үлдсн моһан Хорнд, делкән баячуд цугтан
Хурҗ, хавсан күүлүлснь үзгдв. Үрән
амндан зууһад харссн Үлгүр күмнд болен
шовун —
Октябрин
омгта
дуунд серен
Однас
герлтә Әрәсәм болв.
көктән
элдә
ЗАГ
УГА
ЗҮРКН
ПОЭМ
Чилкчнь.
Эклцнь 1966 ж. 3-гч номерт умштн.
ЛЕНИНГРАД
Эн
Ленинград. Эн
игәрән ирәд, Театрин институтд орад,
Тәвсн үгдән күрәд, Сар
шаху
болва,
Сән
үүрмүд олва... Саглр Санлур одхш, Санл
күүкнд үзгдхш.
♦
Хаалһиннь
хайган сольснд Харин
Бор һундсн,
Болв, арһ уга, Бульглсн зүркнд даалһ...
Көгләд
ардасчн һарсн Көвүн Шартуд бәәх. Сурһуль
сурхар ирсн Седкл бәәхлә суух.
Саглр
нег асхн Сергхәр гертәсн һарна,
Үүрмүдтәһән эн шуугсн Үрглҗ садур ирнә.
Дун,
бииһин айс Деед, дордас соңсгдна, Баһчуд
һолта улс Байр, наад һарһна.
Теднә
дунд орлцад Төгәләд бииллдәд йовна,
Санл тедүхн эргәд Сәәхн күүктә дошна.
Зүркнь
кирд гиһәд Зуузаднь ишкгдсн болва,
Саглр
түнләһән
менрәд Сергмҗтә бииһән хайва.
Харңһу
булңгас харвад хәләчкәд, Санлд келсәр
Саглр
санва:
— Ленинград...
игәрән
ирәд. Намаг гиһит, наадн болҗв.
—
Яһҗ
тигвә?
Я,
йир! —
Игҗ
хәрү өгсәр
Итксн
зүркнь хөрвә.
Санл
үүрмүдтәһән ирәд Сергәд хаҗуднь зогсва.
Күүкн
доран ода Күлгдсн кевтә менрвә.
Сахнда
биилсн сәәхн күүкн Санлас үг сурсн
болва.
Үнләнь
хәлән Саглриг үзчкәд, Үкс ирәд Санл
мендлвә.
Барун
һаринь атхн бәәҗ, Байрлсн кевтәһәр авад
үмсвә. Үүрмүд, үүрмүдләһән таньлдад
Үндән үүмлдәд бәәвә.
—
Кезә
ирвчи? — гивә, Кесг сурвр өгвә, Әлд
бәәхән медлдвә, Әвртә гидгәр байрлдва.
♦
Санлд
ода
ил
Саглрин
седкл медгдвә, Санснь үүнә ода
Серүн
салькнд сержцнвә.
Күүкн
келсн үгдән Күрвә гиж санва, Ардаснь
ирсн
Саглр Агссн
зүркинь авлва.
Хәрү
би эклвә, Хальмгин үрд эргвә.
Эднә
ээм, һарнь Эвән олҗ түшлдвә.
Санлин
бичкн өрә
Саглрт
өргә болна, Седкл
иткл
хойр Селгәлж марһа сольна.
Гитарин
айс сәәхн Утар экрж күңкннә,
36
Хальмг
дууднь дахн Харһад үүнлә ниилнә.
Көвүнә
һарин хурһд Кеемсг бернсиг дарна, Күүкнә
айс дахад Күцх цаган сурна.
«Агчин
улан беткнь» Ард-ардасн урһна, Кооку
Төгрәш хойрнь Күүкн дүүһән сурһна.
Санлин
цоксн айсд
Саглрнь
саатулгдад бәәдмб? Саглрин өргсн дуунд
Санлин седкл балврдмб?
һооднь
ода келхлә, һанцхн ухан орна;
Хун
җиврән делхлә, Хойр иньг харһна.
Тедү
мет үлгүр Кедү дәкҗ келгднә, Болв, хатуг
җөөлн Болзгнь болхла иднә.
Үгән
үүрмүд келсн Үнән тедн олсн, Дурн дуриг
диилсн, Дааврта иткл делен...
*
—
Ленинград...
Би
чамур күрәд, Жил
болад
ирүв; Җирһлин булг сурув.
Иньгән
би олув, Иткх үгән келүв.
Туульсн
зүркн залва, Тер намаг
таалва.
Зуг
цаг оңгдарва, Завсур тер сурва; Болв,
иньгм иткг, Баатр болад ирг.
Игҗ
келчкәд Саглр
Иньгән
өөрдҗ хәләвә: Хортна товин утан Харлҗ
төөнрчкәд зогсв.
Балһсна
деерк аһариг Бичсәр һал зурва, —
Санл
дәәнд зөрхән Сән дурар сурва.
Хойр
иньг җирһлән Хортнд өкәр седснйи?
Эднә
седклин көрңг Алдрад хуурхм болхий?
Үнн
седкләр учрсн Үүрән салхинь медсн Саглр
нег мөслвә, Седклдән бәәсән келвә:
—
Чи
салҗ бәәнәч, Чамас үлдл сурнав; Өрк-бүл
болйа, Өнчрсәр бичә салйа.
Намаг
һундачкв гиҗ Негт бичә сан, Түрсн цагтан
чигн Тенәш угав чамаг.
Үр
үксн цагт Үрн чигн үлддг, Кемр эргәд
ирхләч Келн чигн болг.
Би
чини төлә
Бульглсн
зүркән хадһллав, Хаалһ хоома бийнь
Хәәһәд чамур ирләв.
Цаг
орҗ һарад Ца-цааһаснь ирвә, Мөрнә дел
деер
Мордх зәңг тусв.
Санл
машинд сууһад Салькнд альчуран киисквә,
Хәәртә Саглрнь дайлад Хаалһинь йөрәһәд
үлдвә.
*
Залу
сәәхн
наснд Зүсн-зүүл эрдм Дасхҗ болна гидг,
Дасҗ тер чаддг...
Зовлң
ирсн цагт Зальта һал болдг, Зөрх саамин
цагт Зөрг чигн олддг;
Дәәнә
һалин утан Догшн чигн болг,
37
Дааврта
цагин йовдл Дөрвн үзгәснь харңһург.
Залу
күн
гисн
Зер-зевән
бәрсн:
Хортна
өмнәс босдмн, Харһсн хортнла ноолддмн...
Тедү
мет Санл
Төмр
күлгән унва, Теңгрин нааһар эрәләд
Теегин һәрдинәһәр нисвә.
Советин
нег үрн, Саглр берин күргн, Орчлңгин
нарн дор Ода машиһән зөрүлв.
Түүнә
хөөн эн Туурх хаалһур зүтквә, Хортна
дәәснлә ноолдад Хавинь авад орква.
Санлин
пулеметин сумн Сальк кедү ирсн, Хойр
гилвксн далвагнь Хортнур кедү сөрсн.
Төмр
күлгтәһән эн Тамас кедү һарсн, Зүркн
мотор
хойр
Зовлңган кедү хувацсн.
Деер
үүлнлә шүргәд Дәәсн ирәд ноолдсн;
Дор,
һазр деер, Догшн аюл догдлсн...
*
Үр
Саглрнь ода Үкснд энүг тоолсний?
Җирһл
хәрү үзхәр, Җиврән белдҗ бәәхий?
Сөөнь
өрәлин алднд Саглр бер амрна, Нег дәкҗ
энүнд Нөөртнь зүүдн орна.
Көөркү
эн зүүдндән Күргән үмссәр үзнә, Иим
байр ирәд Иньгләнь харһулсар серүлнә.
Үүнә
зөргтә иньг Үүрмүдтәһәи аһар харвна,
Хортна
бара үзчкәд
Холас тосад һарна.
Хәләтн,
ики тер, Холд деләд йовсиг, Орчлңгин
нарн
дор
Ончта нислһ үзүлсиг...
Санл
хортна һурвн
Самолет
хаҗ
уңһава, Саамдан бийнь чигн Сүркә зеткүрлә
харһва.
Шатен
машинәсн
һәрәдәд Шуугсн моднур буува, Күүнлә
харһл уга Кесг һазр эргвә.
Хортна
ца
эн, Хар модн дунд, Күүнә эврә хойриг
Кирцәд шинҗләд йовва.
Хортнд
бәргдхв гих Хар ухан уга, Диилвр делдсн
иткл Дааврта кевәр дахна. Төмр хаалһин
харулч Тусан Санлд күргҗ, Тернь Украина
партизана Түшдг
бәәр заана.
Сән
седкләр тер Селвгән өгсн бәәҗ. Эврә
улслаһан харһад Эн терүнд церглнә.
Энүг
таняд автлан Энгин
автоматчик болһна,
Кесг дәәнд орчкад Командир
ям өгнә.
Санлин
йовсн
хаалһ Салата
болчкад
ут, Олн зүсн әмтн Орад һарад бәәнә.
Энүнә
церглә ниилсн Эврә партизанмуд дотр
Харин
Бор гидг
Хальмг залу
харһна.
Эврә
һазра болад Эн
хойр
күүндцхәв, Үг-эвән олад Үүмх йовдл
илткәв. Санл, Саглрин тускар Седклдән
бәәсән келвә, Таньдг болвзач гиҗ Терүнәс
эн сурва.
38
Бор,
тиим нертэ Күүк
«төрүц медхш...»
Ъолв зүркнь
сөрвтнә, Бульглхлань
бэрж чадхш.
Энүнәс
хооран
Бор Өңгрснд
Саглриг
тоолва, Дуран Санлд егсинь Дигтэ ода
итквэ.
Кесг
дәкҗ
Санл
Көөркүннь
тускар
сергэвэ, Тагчгар Бор хажуднь Теркә
зүркән бәрвә.
—
Бор,
йир соңсич,
Бидн
удан бәәвү?
Уга,
уга гинэв. Удан бәәлһсн
уга.
Дэн
хорлад орква, Дольган чивәһәд
орква;
Болв, Саглр эклэд Бульглсн зүрким
балвлва.
Терчн
бичкәхән
күүкн, Теркә зүркән бульглулсн
Үнн
седклән өгсн Үнтә үүрм ода.
Иткл
кедсн иным Ирх цагим күлэх,
Зүркән өгсн иным
Зүүдндм
орж
зовах. Игж Санлиг келхлэ, Ирвэтрэд
махмуднь одва, Икрхг Бор ода Инәднд
хүврәхәр седвэ:
— Кезэ, альд умшсан Келж чадш угав, Зуг,
туужин утхинь Зөвәр
сәәнәр меднәв: Дала
һатлсн
иньгән Дурлсн гергн мартж, Кесг җил
болчкад Келсн герәсинь бурушаж. Белг
өгсн билцгинь Бухсн теңгст хайж, Үкснд
терүг тоолад Үр биидән олж.
Дала
һатлсн
иньгнь Дарунь күрәд ирнә, Зүркән өгсн
көөркүг Залуһаснь салһх болна.
Хоцрад
үлдх залунь Хаалһинь седкләрн йөрәнә,
Баглад өгсн зөөринь Бас күрглцхәр
седнә.
Түнләнь
гергнә зүркн Түлкүр тәәлгдсәр күүрнә,
Хаяд һарх залуһурн Харм төрж үлднә.
Дала
һатлсн
усчд Даагдсндан эн һундна, Кезәнә
даалһсн герәсинь Күцәсән соцсхж өөрднә:
—
Чини
герәслсн
билцгч Чивж уснд одла, Ар
далан
дольган Ардасч дахн көөлдлә.
Халун
седклән өгсн Хәәртә үүрән һундахшив,
Хойр хаалһин саллт Харһш уга болва...
—
Арһулд,
чи, арһулд, Аратиг алтнас сольчквч,
Дәкәд цагин кемиг Дурн йилһдгиг мед.
Тер
туужчн болхла, Теңгсин заһсна өөмлһн;
Төрскнә харсач болхла, Туужин цаадк
тууж.
Иигж
Санл хөрж Инән бәәж келв, Бор энүнә үгд
Бәргдәд тагчг суув.
Үүмсн
ноолдан дунд Үүрмүд шавла харһв, Тер
һалас Бориг Теврәд Санл һарв.
Соньн
Төрскнәннь ниссн Самолет
ирэд
бууна, Санл Бориг суулһхар Селвг
толһачнрас сурна.
Бор
һазран
орх Байрта зәңг авна, Саглрт түрүн күрх
Седкл энүнд орна.
Эн
ухаһинь тоолтл Эндәс Санл ирнә, һурвн
өнцгтә бичгиг һартан бәрсн йовна.
39
Алтар
бурен цаасиг
Авч ирәд сурна,
Үкәд
угаһан медүлхәр Үнтә бичгән бәрүлнә.
Хаалһднь
кергтә гиһәд Хавтхднь мөцг дүрнә, Бор
эднинь авчкад Болв ухаһан мөслнә.
*
Нег
үр күүкнь Нәәрәс ирчкәд келҗ, Сән зәңг
сонсхҗ Саглран байрлулхар седҗ:
—
Хальмг
лейтенантла таньлдув — Харин
Бор нернь.
• Чини
нутг
нурһнас, Чамаг таньдв гинә.
Манһдур-нөкәдүрәс
тер Манур ирх болва, Мендичн нанас
сурчкад, Мел байрлад одва.
Хәләһәд
бәәхнь Бор Хар седкл уга, Керсү болм
дүңгә Күн болх дигтә.
Үлгүр
авч келәд, Үгиг ахрар тәәлнә, Ут тууҗ
олад Ууҗсн цаг сиилнә...
—
Не,
болх
магтснчн, Нег тиим кү
Үзҗ
би йовлав, Үгинь бас сонслав.
Мана
һазрин күн, Мөн, терчн үнн, Үнн седкләр
таасвчи? Үг орулҗ болҗана. — Уга, тиигҗ
биш! Уур тер ухаһан! Би чамд терүгич
Болм садн болһад, Эн зәңгән келхәр Эртәс
авн белдләв; Бориг байрлад бәәхлә, Батта
үүрмүд
болһлав. — Уга,
мини иньг
Ууҗмд, дәәнд йовна! Уур иигҗ келдг Хуурм
күн терчн.
Мини
уханд
тер Тиим болҗ медгднә, Мини
эңкр
үүрм Талдан бәәнә гинәв.
Энкр
Төрскнә харслтд Иным
йовхиг
меднмч, Эргәд ирх гиҗ Эврән эс келлүсч?..
...Эдн
иигҗ күүндәд Элдү хар уханд Эргү Бориг
харав, Ирх җирһлән йөрәв’
Хасвртаһар
барлгдв.
ЕЛЕНА
ГАН
2.
Степь.
Ни деревца, ни жилья человеческого, ни
синевы далеких гор. Везде налегло
однообразие. Только горькая полынь
раскинулась кое-где широкими кустами
да песок, прилетевший с ураганами от
берегов Каспия, лег сыпучими буграми
на необозримом пространстве.
Вообразите море, внезапно окаменевшее
в мгновение сильнейшей грозы, песчаные
волны вздымаются
Окончание.
Начало см. в № 3 за 1966 год.
одна
грознее другой, готовые забушевать при
первом порыве ветра. Воздух душен, небо,
как раскаленный купол венецианской
оловянной темницы, пышет жаром на
путника, даже мимолетный ветерок не
освежает рассыпающейся в пыль земли,
нигде ни признака жизни: птица не вьется
в поднебесье, мотылек не порхает в
траве, пожелтевший стебель полыни стоит
и не колыхнется... Всюду мертвая
тишина, природа как будто
40
скована
была летаргическим сном. Солнце медленно
клонилось к западу, и лучи его не дарили
даже багровой полоски этому свинцовому
своду.
Вдали
показался караван: десятка два верблюдов,
навьюченных' чемоданами, бочонками с
водой, или просто оседланных, с трудом
шагали по глубокому песку: за ними
следовали две коляски, также запряженные
верблюдами. Несколько калмыков на
лошадях, заключая шествие, подгоняли
ленивых тварей, которые беспрестанно
ложились в песок, рвали упряжь и своим
отвратительным визгом придавали пустыне
еще более дикости.
В
первой коляске сидели две заспанные
фигуры: по одежде их не трудно было
узнать слуг богатых путешественников.
Во второй, следственно, ехали их господа.
Один был мужчина пожилых лет, в статском
сюртуке, с крестом на шее и турецкой
феской на голове, не обращая ни на что
внимания, он лежал утомленный жаром, и
только по временам отмахивал платком
комаров, которые тучами носились
над коляскою. Другой был молодой
человек в военном сюртуке и казался
бодрее: белая фуражка лежала у него на
коленях, волосы падали в беспорядке
на высокий лоб. Он беспрестанно поднимался
и с любопытством смотрел во все стороны:
все казалось ему новым и занимательным.
Наконец старший, выведенный из терпения
частыми переменами позиции своего
товарища, прервал молчание.
—
Скажи,
пожалуйста, любезнейший, ну чем ты
любуешься! Ты вертишься, как магнитная
стрелка на иголке! Неужели и здесь
открываешь ты прелести в природе!
—
Как,
разве эта беспредельность не
величественна?— спросил молодой
человек.— Взгляните на эту песчаную
пустыню, на это безоблачное небо, на
наше триумфальное шествие; не можем ли
мы вообразить, что мы в Аравии и тянемся
с караваном Гаруна Аль- рашида в Мекку
и Медину?
—
Пустяки,
мой друг!— сказал старший путешественник,
махнув рукой.— Гаруну Аль-рашиду
подстилали парчу под ноги от Багдата
до самой Мекки, а мы так тонем здесь в
песке, даром что заложили в коляску
«два корабля пустыни», черт их возьми!—
которые растерзали мне уши своим адским
ревом. Два года тому назад я изъездил
вдоль и поперек эти окаянные степи. Да
к тому же, надобно иметь слишком живое
воображение, чтобы принять наших
проводников за воинственных бедуинов,
которые вместе и разбойники и поэты.
—
Что
ж! Было время, когда калмыки не уступали
им в наездничестве. Теперь, от недостатка
в подобных упражнениях, они, бедняжки,
упали духом в праздной и миролюбивой
жизни: но посмотрите, например, каким
молодцом сидит этот калмык на коне.
—
Я
вспомнил,—сказал, помолчав, старший
путешественник, — одно происшествие,
которое мне рассказывали во время
моей последней поездки в Астраханскую
губернию. Оно могло бы служить канвою
для целого романа, и, в самом деле,
заставляет думать, что древняя энергия
характера этого народа, особенно его
женщин, не совсем еще угасла. Жена одного
калмыцкого владельца завела слишком
тесную связь с одним из своих подданных,
молодым зайсангом. Князь, сведав об
этом, выгнал его из улуса и начал жестоко
обращаться с женой, она долго сносила
его гонения, наконец, потеряв терпение,
решилась освободить себя от несносного
ига. Не смея покуситься без сообщников
на подобное преступление, княгиня нашла
средство тайно призвать своего
возлюбленного и уговорила его умертвить
мужа. Зайсанг долго не соглашался, но
вид
но
степные красавицы имеют такую же власть,
над своими поклонниками, как и наши
чародейки: он, наконец, исполнил
требование своей повелительницы.
Преступление открылось. Зайсанг был
схвачен и посажен в острог. Вообрази
же, какую удивительную черту характера
показал этот молодой человек: он взял
всю вину на себя и совершенно оправдал
княгиню.. Около года его держали в
заточении, беспрестанно допрашивали,
но ни убеждения родных, ни обещание
начальства облегчить его участь, не
могли вырвать у него признания в
том, что жена убитого участвовала в
заговоре. Явных улик против нее не
нашлось, зайсанг был осужден один
на каторжную работу. Ты проезжал степи
между Царицыном и Астраханью?.. Селений
там очень мало, проезжие встречаются
очень редко: по этой дороге человек
десять солдат внутренней стражи вели
в Сибирь осужденного калмыка. В один
день, когда утомленные инвалиды едва
передвигали ноги, маршируя по глубокому
песку, несколько верховых калмыков
подъехали К ним и начали разговаривать
с преступником. Начальник конвоя хотел
их прогнать, но так как калмыки
просили позволения только перемолвить
несколько слов на прощанье с товарищем
и не имели при себе никакого оружия, то
он и согласился на их просьбу. Тогда
калмыки объявили зайсангу, что они
присланы от княгини узнать, нет ли каких
средств к его освобождению.— Трудно!—
отвечал невольник.— Вы видите, русских
вдвое больше нежели нас: их ружья
заряжены, а я в цепях и едва дышу.—
«У нас также есть оружие, мы разгоним
стражу, разобьем твои цепи...»— Нет,
братья, не одолеть вам солдат, вы только
себя погубите, а меня и так тяготит
пролитая кровь.—«Как же нам,— сказали
они,— отпустить тебя, товарищ, в чужую
сторону, на вечные муки! Как нам воротиться
без тебя к княгине!»—С ней мне не
видаться на этой земле! А освободить
меня вы можете. Убейте меня!—Калмыки
ужаснулись.— «Что ты говоришь, брат!
Нам убить тебя?» — А разве мне не легче
лечь на земле, где я получил душу,
нежели издохнуть в холодной стороне
от стужи и голоду? Здесь я вырос, гулял
с вами, братья, здесь мои кости смешаются
с костями моих отцов. Если вы не враги
мне, товарищи, убейте меня!— Они не
соглашались, и отговаривались
неимением огнестрельного оружия.—
Неправда, братцы,— сказал невольник,—
с одними нагайками вы не приехали
меня освобождать... У вас есть ножи, не
то смотрите, сколько тут камней валяется
на дороге. Возьмите любой и швырните
мне им в голову. Шиккямуни наградит вас
за это.—Жаркий разговор этих людей
показался подозрительным начальнику
конвоя, он приказал солдатам разогнать
калмыков, но зайсанг не переставал
кричать: «братья, не отпускайте меня
от себя, убейте меня!..» Калмыки отъехали
довольно далеко. Часть их скрылась за
возвышением. Вдруг из-за бугра
появился всадник, молодой, ловкий,
одетый лучше прочих, он оказался
приближенным княгини, пригнулся к
луке, пронесся, как вихрь, мимо стражи
и, на всем скаку выстрелил из пистолета.
Зайсанг упал с раздробленным черепом!
«Лови, лови!» — закричал офицер. Не
тут-то было! Только пыль клубилась по
дороге. Убийца пропал без вести. Его
товарищи скрылись: княгиня вскоре потом
умерла, и из благодарности и любви убила
своего великодушного любовника.
—
И
это не выдумка?— спросил молодой
человек.
—
Спроси
у любого калмыка: всякий из них подтвердит
мой рассказ. Это случилось недавно. Мне
очень жаль, что я позабыл имена действующих
лиц, а выдуманными заменять не хочу.
Однако пора бы нам приехать в улус.
Гей, ты!—закричал он сидящему на козлах
калмыку:— погоняй, тэта, тата...
41
Бичи
захлопали, верблюды пошли скорее.
—
Вот,
мой любезнейший,— продолжал словоохотливый
старик,— я и забыл предупредить тебя...
Держи- ка свое сердечко обеими руками.
Ты увидишь сегодня чудо, а именно:
прекрасную и преобразованную калмычку.
—
Это
каким образом? Кто она?
—
Жена
старого князя, который пригласил нас
к себе.
—
Когда
вы видели ее?
—
Повторяю
тебе, что я не в первый раз объезжаю
калмыцкие кочевья. Я изумился, увидев
такое прелестное европейское личико
среди широколицых степных красавиц.
Но изумление мое удвоилось, когда
кочующая княгиня заговорила со мной
прекрасным русским языком. Жаль, что
я пробыл в улусе не более двух часов и
не мог полюбезничать с нею!
—
По
крайней мере, вы расспросили, каким
чудом она так высоко образовалась? Или
она не калмычка?
—
Слышал
я об ней целый роман, да, право, брат, из
головы вон: что-то запутанное, отец
русский, мать калмычка, или наоборот,
мать русск... Постой, постой, что с тобою?
Ты побледнел! Тебе дурно, что ли?..
—
Имя
ее...
—
Бог
с ней! Не знаю. Да выпей воды! Вот тебе
и прелесть в сорока градусов жару!
—
Ничего,
не беспокойтесь, — сказал молодой
человек, стараясь принять спокойный
вид,— прошло! Скажите, ради бога, имя
этой княгини.
—
Тьфу,
пропасть! Да что ты так привязался к
ней? Кто запомнит их чухонские имена!
А вот увидишь сегодня прекрасную царицу
степей, так сама скажет тебе свое имя.
—
Увижу?..
Сегодня?..— произнес молодой человек
тихо и, сложив руки на груди, вперив
глаза вдаль, он умолк, волнуемый темными
воспоминаниями.
По
мере того как они подвигались вперед,
грунт земли делался тверже и ровнее,
степи зазеленели, местами возвышались
кусты тамариска, и их розовые и лиловые
кисти, клонясь к земле, образовывали
цветущие пирамиды. Вдали показалось
несколько соляных озер: плева, тонкая,
как лед осенних морозов, подергивая
эти воды, отражала солнечные лучи с
пленительною игрою света, но которая
наконец утомляла взор быстротою своих
переливов и блеском красок. В местах,
где соленая кора не совершенно скрывала
струи, плавали целые стаи лебедей, их
белоснежные перья резко оттенялись
на пурпурной коре озера. На берегах
росла сочная красная трава, а там,
где воды были преснее, шумел высокий
камыш. Скоро послышались в отдалении
мычание скота, лай собак, и по обеим
сторонам дороги потянулись бесчисленные
стада и табуны. Блеянье овец и ржанье
диких коней смешивались с визгом
верблюдов, которые важно прохаживались
между ними, вытягивая длинные и
кривые шеи. Несколько полу- нагих
калмыков загоняли стада в ночные ограды.
Солнце
скрылось. Едва заметный ветерок освежал
воздух. Путешественники ехали в молчании
и наконец приблизились к орге или
главной ставке одного из владетельных
князей. Около ста кибиток были расположены
правильным кругом, посреди возвышались
хуру- лы, храмы богов и кибитки владельцев.
В некоторых жилищах низкие двери были
растворены, и можно было видеть
внутри пылающие огни, вокруг которых
старые калмычки курили трубки, дым
очагов клубился в отверстия,
проделанные вверху кибиток, женщины и
мужчины сидели группами у своих
порогов или бродили от одного жилища
к другому. Дети, совершенно нагие с
встрепанными волосами, бегали или
валялись в траве, играя с собаками.
Только близ княжеских палат не
было
ни игр, ни шуму. Калмыки проходили мимо
их с видом глубокого благоговения, одни
гелюнги в красных халатах и круглых
шапках, похожих на подносы, расхаживали
медленным шагом, толкуя между собою
вполголоса. Экипажи въехали в оргу.
Любопытные толпы окружили их,
княжеские прислужники засуетились, и,
когда путники, подъехав к жилищу
владельца, вышли из коляски, нойон
Джиргал в сопровождении брата и
нескольких гелюнгов встретил их у
порога, ласково пожал руки и произнес:
«Менды, менды! Добро пожаловать!»
Господин Зерков, чиновник министерства
внутренних дел, представил князю
посредством переводчика своего
молодого товарища и вошел за хозяином
в дверь кибитки, назначенной для приема
гостей. Круглая довольно большая
палатка, крытая войлоком, была обита
внутри богатыми коврами, на полу были
разостланы тонкие узорчатые цыновки,
в глубине стояла кровать под балдахином
из шелковой материи малинового цвета,
по обеим сторонам возвышались сундуки,
поставленные один на другой и также
покрытые шелковою материей; на левой
стороне кровати, на сундуке, в
маленькой раззолоченой кумирне, видна
была человеческая фигура, сидящая на
троне в золотой остроконечной шапке и
парчовой одежде: то было изображение
Будды или Шиккямуни, верховного божества
буддистов. Перед кумиром горели тибетские
благовонные свечи и стояли серебряные
чашки с цветами, яствами и питием, а
вверху над идолом висел портрет
далай-ламы, первосвященника веры и
властителя Тибета, расписанный
яркими красками. От портрета до самой
двери, стены были увешаны ружьями,
кинжалами, шашками, в богатых оправах
и очень древней работы, потому что
у калмыков оружие переходит от деда
к внуку и всякий зубец на лезвие имеет
свое предание, которое всходит иногда
до времени самого Чин- гис-хана.
Нойон
Джиргал посадил гостей на почетном
месте, то есть на ступенях кровати,
устланных коврами и бархатными
подушками; и, усевшись подле, начал
осыпать их великолепными приветствиями
и уверениями в искренней дружбе, что
переводчик, не слишком твердый в русском
языке, передавал нм в самых смешных
выражениях. Господин Зерков, довольно
знакомый с обычаями этих монголов,
отвечал подобными же вежливостями.
Эти взаимные изъяснения были прерваны
появлением трубок и чаю. Гостям
подали чаю, приготовленного на
европейский манер, и в то же время два
калмыка внесли высокий деревянный ковш
с медными обручами; опорожнили сосуды,
стоявшие перед кумиром, наполнили
их свежим питьем, выплеснули немного
чаю за дверь кибитки для нечистого
духа, и не прежде как по совершении всех
этих обрядов уставили на низком
столе чашечки, искусно выточенные из
древесного корня, и налили в них
калмыцкого чаю, сваренного с маслом,
молоком и солью. Склонив колени, они
поднесли этот нектар Средней Азии
владельцу, его брату и гелюнгам.
Господин
Зерков толковал с Джиргалом о положении
его народа, о скотоводстве и тому
подобном, а молодой путешественник,
при всяком стуке дверей, быстро
приподнимал голову, но, встречая только
незнакомые физиономии плосколицых
подданных светлейшего хозяина, он снова
принимался курить давно угасшую трубку.
Наконец по докладу вошедшего слуги
нойон Джиргал встал и пригласил гостей
в другую ставку к ужину.
—
Ну,
Борис, взбивай-ка повыше волосы!— сказал
ему господин Зерков вполголоса.— Теперь
мы будем представлены княгине.
Борис,
казалось, не слышал его совета. Они
подо
42
шли
к другой палатке: внутренность ее была
совершенно сходна с расположением
кровати; вместо этой мебели посередине
стоял длинный стол, накрытый по
европейскому обычаю, между приборами
возвышался строй бутылок, а на концах
стола горели свечи в бронзовых
подсвечниках, вокруг были расставлены
стулья и скамьи грубой работы. Все это
открыл взор Бориса сквозь растворенную
дверь еще в то время, когда нойон Джиргал
и его собеседники, сгибаясь в дугу,
переступали через высокий порог
палатки, но когда он, согнувшись в свою
очередь, влез в залу пиршества, внутри
палатки раздался слабый крик и что-то
рухнуло на пол. Все вскрикнули,
засуетились, даже старый князь, забыв
привычную важность, побежал в ту
сторону, откуда послышалось
восклицание. Борис последовал за
всеобщим движением... перед ним лежала
женщина, приникнув лицом к земле, голубой
халат прикрывал ее стан, две длинные
черные косы извивались, как змеи, на
полу, а парчовая шапка лежала в стороне.
Гелюнги
подняли жену владельца, глаза ее потухли,
на помертвевшем лице не было признака
жизни. Княгиню вынесли, в палатке
остались только господин Зер- ков и его
товарищ. Борис стоял, как пришелец того
мира, устремив неподвижный взор на
место, где за минуту до того лежала
полумертвая княгиня; наконец, тяжело
вздохнув, как будто освобождаясь от
сновидения, он вздрогнул, запустил
пальцы в густые локоны своих волос и
быстро взглянул вокруг себя. В темном
углу палатки блеснули ему пара глаз,
черных, сверкающих, как у тигра... В
эту минуту возвратился Джиргал со
свитою и, извиняясь в нечаянной тревоге,
причиненной болезнью жены, просил
гостей сесть за стол. Вина налились без
всяких гастрономических утонченностей:
шампанское запенилось в стаканах,
шампанское, любимый напиток образованности,
который,— о злоупотребление!— проник
уже в кибитки кочующих монголов, в
жилы потомков Кублай-хана! Вскоре все
забыли о княгине и ее недуге, в^е, кроме
Бориса и еще одного.
Уже
было поздно, когда усталые путешественники
пришли в палатку, назначенную для их
ночлега. Господин Зерков тотчас
разделся и лег спать, но Борис не мог и
помышлять о сне; в голове его господствовал
совершенный хаос, стесненная грудь
жаждала прохлады, и перед глазами
беспрестанно мелькали два образа —
цветущее, полное жизни, личико Утбаллы
и страдальческий лик бесчувственной
княгини.
Борис
не мог долго оставаться в палатке: он
выбежал за дверь и вдруг очутился в
степи. Там только, бросившись на траву,
он пришел немного в себя и собрал
растерянные мысли.
Ничто
так не утешает волнения душевного, как
зрелище спокойствия и безмятежности
природы: все наши страсти, наши горести,
тревоги кажутся такими мелочными и
ничтожными подле ее величия, что человек
стыдится их и самого себя ввиду этой
безграничности. Ночное небо всегда
имело особенную прелесть для молодых
людей и для женщин. Борис с восторгом
любовался им везде, и на берегах
Невы, где серебристый столб лунного
света пышно играет в зеркальных струях,
населенных опрокинутыми дворцами
и портиками, и на берегах Черного моря,
где видел темный свод над исполинской
цепью гор, которые своими вершинами
подпирают облака, но нигде небо не
поражало его так сильно своей
неизмеримостью, как в степях над этим
сухим океаном.
Обыкновенно
холм, колокольня, лес, или какая-нибудь
далекая деревушка, рисуясь на горизонте,
стесняют поприще зрения и заключают
небо в земные рамы, но в степи оно
раскидывается полным куполом и
только
ровная, едва заметная полоска паров
отделяет пустыню земную от пустыни
небесной.
Миллионы
звезд горели под этим темным сводом,
другие беспрерывно зажигались и,
нарисовав в душном воздухе торжественную,
огненную черту своего падения,
погасали, как погасает все великое и
прекрасное. Смотря на их игривое сияние,
Борис утонул в прошедшем, в мечте о
трех днях, которые он некогда называл
«блаженными», в воспоминаниях о горьком
прощанье и произнесенных обетах, в
мысли о пяти годах жизни своей, изменивших
все пылкие желания двенадцатилетнего
юноши.
Пять
лет в существовании молодого человека
с хорошим состоянием, окруженного
всеми удовольствиями роскоши и общества,
и еще в какую пору жизни?— при самом
вступлении в свет, когда всякий день
знаменуется новым событием, которое
может составить эпоху в его существовании:
когда всякий бал приносит новую мечту
и всякое учение под Красным Селом—новые
надежды. Можно сказать, что эти пять
лет, первый люстр бытия в свете, заключает
в себе основание всей будущности
мужчины: они определяют его характер,
образуют понятия, развивают ум или
погружают его в ничтожество, из
которого потом целые десятки годов не
исторгнут его. И это роковое время
восстало между настоящей минутой и
последним прощанием юноши с подругой
его детства! Какие воспоминания могли
сохраниться в душе, в которой
беспрерывно толпились страсти,
сталкивались, убивали одна другую и
уступали место другим, еще
прихотливейшим. Какая любовь в
состоянии была ратоборствовать с
честолюбием, с дружбой новых товарищей,
с заботами службы, с быстротою жизни
столицы, с обществом, этим стоглавым
змеем, который обвивает и жмет неопытную
душу ла- окооновыми кольцами, манит ее
блестящей чешуей, жалит, и в ту же
минуту, сбрасывая с себя кожу, является
новым искусителем, новым змеем, который
заводит воображение в другой лабиринт
скоротечных наслаждений, высасывает
там из него всю живительную влагу поэзии
и оставляет бездушным трупом посреди
людей.
Должно
однако ж отдать справедливость ^Борису,
что он не легко отказался от любви
своей. По приезде в Петербург, несмотря
на занятия по службе, на хлопоты семейные
при замужестве Софии, он несколько раз
писал Утбалле, с восторгом получал ее
ответы, исполненные тоски и нежной
привязанности и нередко в душе повторял
обет соединиться с нею. Равнодушно
смотрел он на голубые глаза северных
красавиц и на их воздушные талии. После
трех или четырех писем, Утбалла вдруг
замолкла, и в продолжении нескольких
месяцев все страстные послания Бориса,
как и друже- ' ские письма Софии, оставались
без ответа. Молодой человек, по обыкновению
молодых людей, бесился, проклинал
женское вероломство, хотел даже написать
повесть на женщин, но очень умно отказался
от предприятия, прочитав в журналах
несколько пошлых творений в этом
пошлом роде. Он стал задумываться и не
мог отгадать причины столь продолжительного
молчания. Наконец решился он написать
в город, где жила Утбалла, к одному из
своих знакомых и просил его уведомить,
что сталось с откупщиком и его дочерью.
Тогда только узнал он, что, по смерти
отца, наследники овладели именьем,
продали дом и увезли с собой сироту
неизвестно куда. Все его старания узнать
о месте пребывания Утбаллы были
безуспешны. Долго еще он надеялся
получить от нее весть — напрасно!
Утбалла как будто канула в воду, и
время сомкнуло над нею свои непроницаемые
волны.
Годы
уходили, юноша с розовыми щеками и
перси-
43
новым
подбородком сделался бледным интересным
молодым человеком, с закрученными
усиками, взбитыми волосами и лбом,
загорелым от ежегодных маневров.
Возмужав телом и умом, он вышел из круга
мотыльков, живущих только для
настоящего. Борис, после первого
опьянения, удалился от беспрерывного
пира общества, от жизни, вечно озабоченной
праздностью, и предался важнейшим
занятиям, готовясь быть со временем
достойным сыном отечества. Он не корчил
человеконенавистника, не кричал,
стоя на пороге бытия, во всенародное
услышание, что он пресыщен жизнью,
разочарован, не верит в честность
мужчин, потому что товарищ его уехал в
отпуск, не заплатив ему карточного
долга, ни в добродетель женщин, потому
что, судя по некоторым актрисам,
французским башмачницам и русским
субреткам, ее, очевидно, нет на свете.
Он наблюдал свет и людей, как путник,
вступающий в незнакомую сторону:
был приятелем всех, другом ничьим, не
гонялся за шумными удовольствиями,
любил беседу с гениальными творениями
пера, кисти и звука и тихо сходил по
ступеням жизни, смотря без страха на
будущее, без раскаянья в прошедшее.
По
происшествии четырех лет пылкая любовь
к Ут- балле почти совершенно изгладилась
из сердца молодого человека. Он
только вспоминал об ней с удовольствием,
любил в разговорах с сестрой переноситься
во дни своего детства и к тому времени,
когда возвратясь на родину, он так тесно
сдружился с милой дикаркой. Но эти
воспоминания уже не возбуждали в нем
грусти. Изредка, когда звуки чарующей
музыки убаюкивали в нем чувство
самосознания и раздражали его нервы,
или в летнюю ночь, когда полная луна
пировала в хрустальных чертогах
Невы, и он скользил в челноке между
гранитных берегов, былое просыпалось
в груди молодого человека: два черных
глаза зажигались в воздухе, приближались
к нему, потом улетали вдаль, тоскливо
маня его за собой, и вокруг них из ночных
паров составлялся знакомый образ...
Тогда что-то, похожее на любовь, снова
пробуждалось в его груди, сердце
ныло и содрогалось как при первом
поцелуе, и имя Утбаллы дрожало на устах.
Но челнок причаливал к берегу, прельщение
исчезало, с легким воздухом Борис
возвращался к положительному.
Между
тем возгорелась война, стройные полки
выступали из Петербурга, бульвары
и театры опустели, церкви наполнялись
усердными молельщиками; матери, жены,
сестры, невесты толпились перед образами
защитников и покровителей русского
знамени, медленно тянулось время для
оставленных в тяжкой неизвестности,
балы утихли и «инвалид» занял почетное
место в дамских будуарах. Зато какой
восторг, какие слезы, какие улыбки
встретили героев, окуренных порохом,
облитых кровью, когда по возвращении
на родину они вступали в столицу под
сенью завоеванных знамен! Как ни красивы
красные отвороты и новые эполеты, а
листок лавра в волосах молодого человека
придает ему несравненно более прелести
в глазах женщины. В победоносных строях
возвратился и Снежин с подвязанной
рукой и Владимиром на груди. Его не
ожидала ни одна красавица, ничья
улыбка не приветствовала его
появление, немногие даже и знали Бориса,
потому что он на балах играл только
роль зрителя, а не действующего лица.
Его встретили объятия матери, и только
ее радостные слезы оросили голову
молодого воина.
После
всех радостей, расспросов, рассказов
Борис почувствовал, что ему должно
заняться лечением своей раны. В
продолжение всей зимы медики наделяли
его прекрасными советами и латинскими
рецептами, но рана от этого не получала
значительного облегчения, и
Борис
решился с наступлением весны ехать на
Кавказ к целебным водам. Его дальний
родственник, статский советник Зерков,
должен был отправиться весною в
астраханскую губернию для исследования
бедственного положения калмыцкого
народа, изнуренного голодом и суровостью
последней зимы. Они условились разделить
вместе скуку дальнего и вовсе не
занимательного путешествия. Зерков
был человек веселый, умный, образованный,
и Снежин, чтобы пользоваться его
товариществом, не устрашился сделать
с ним нескольких сот верст круга по
Астраханским степям. С первой возможностью
они оставили север, по особенной милости
Божией, не утонув в его болотах, поскакали
на юг и очутились в русской Монголии,
где, как я сказала, Борис лежал в
траве, на самом рубеже Азии.
Утренняя
заря извлекла его из этих мечтаний. Он
возвратился к орге. Народ пробуждался,
но в княжеских кибитках царствовала
еще тишина, казалось, все спали. Снежин,
не раздеваясь, также бросился на свою
постель. Вскоре все засуетилось, готовясь
праздновать день наступления лета.
Кибитки убирались ветвями кустарников,
привезенными нарочно за несколько
десятков верст, дорожки усыпаны были
зеленою травою, лучшие ветви,
перемешанные с полевыми цветами,
украсили княжеские жилища и хурулы.
Мужчины нарядились в праздничные
платья: в их одеждах почти нет никакого
различия, те же широкие шаровары,
длинные, большей частью синие, кафтаны,
и на головах четырехугольные желтые
шапки, сходные формою с уланскими и
опушенные мехом или атласистою кожею
жеребенка, с красной кистью наверху,
которая совершенно покрывает верхнюю
часть шапки. Женщины отличаются только
двумя косами, зашитыми в черную ленту
и висящими по обеим сторонам головы.
Волосы мужчин бывают заплетены на
затылке или просто острижены.
Господин
Зерков, проснувшись утром, удивился
бледности и озабоченности своего
товарища: он привык видеть его всегда
в ровно веселом расположении духа, а
теперь Борис сидел нахму(Уившись, едва
отвечал на вопросы.
—
Что
с тобой, любезнейший?— спросил господин
Зерков.— Вчера дорогой ты побледнел,
как полотно, а теперь опять капли крови
нет в лице. Не болен ли ты?
—
Нет!.,
да, я нездоров,— отвечал Борис,
запинаясь.— Моя рана беспокоит меня.
—
Тебе
надобно поспешить на Кавказ, а между
тем, не ходи сегодня к князю, я извиню
тебя...
—
Нет!
Нет!— вскричал Борис, поспешно вставая,—
я пойду, я должен видеть ее...
—
Кого?
—
Обряд
их богослужения.
—
Откуда
вдруг у тебя такая страсть к ламаизму?..—
Ну изволь, пойдем!
Они
вышли из своей палатки. Гелюнги трубили
в трубы и в морские раковины, призывая
народ к молитве, звуки эти рокотали
в воздухе и заглушали говор народа.
Калмыки толпились • вокруг храма.
Господин Зерков и Снежин вошли в
главный хурул.
Стены
этой кибитки были покрыты дорогими
материями и увешаны изображениями
уродливых богов с синими, красными и
золотыми лицами, на размалеванных
холстах эти господа одни сидели чинно,
поджав ноги, другие кривлялись в пламени,
третьи протягивали сотни рук, а под
изображением Шиккямуни, или Будды,
стояла на столе, покрытом парчою, кумирня
с вызолоченным истуканом далай-ламы.
Перед ним теплились благовонные
свечи и были расставлены разные чудные
игрушки из кусков лент и материй,
серебряные и полевые цветы, чаши с
пшеницей, оливковым маслом и водою. От
самого престола до дверей храма сидели
44
в
два ряда на вышитых подушках человек
двадцать (елюнгов в красных халатах, с
желтыми перевязями через плечо, головы
их были обриты, руки обнажены до плеч.
Одни из них держали медные тарелки и
колокольчики, другие флейты, сделанные
из костей их воинов, падших некогда
на поле брани, и украшенные серебром.
Этими флейтами они дорожат как святыней.
Крайние гелюнги держали перед собой
на палках огромные размалеванные
бубны, в которые ударяли они хлыстами
с железными наконечниками. По обеим
сторонам престола сидели четыре
человека, подле них, на деревянных
поставах, лежали медные трубы в сажень
длиною, с серебряными обручами. Все
было тихо: гелюнги качались со стороны
на сторону, читая молитвы на тибетском
языке и делая странные телодвижения,
голоса их постоянно возвышались, и они
начали аккомпанировать себе в такт
инструментам сперва тихо, потом
громче и громче. Наконец раздался гром
барабанов, трубы заревели, зазвучали
литавры и, сливаясь с звоном колокольчиков,
разноголосым писком флейт, составили
такую адскую гармонию, что путешественники
схватились за уши, и одно только приличие
удержало их на месте. Голоса и инструменты
то утихали, то снова возвышались
от до оглушительного. Но не
смотря
на этот вой и треск, на совершенное
отсутствие гармонии, на странные
телодвижения и дикие для нас напевы
гелюнгов, их важный вид внушал какое-то
почтение.
Это
служение продолжалось более часа. По
окончании его нойон Джиргал, стоявший
с братом и почетными зайсангами в
стороне, подошел к гостям и просил их
к себе. Он также был в праздничной
одежде: сверх парчевого архалука,
застегнутого жемчужными пуговицами,
на нем был голубой шелковый халат, с
прорезными рукавами, закинутыми за
плечи, вроде польских кунтушей.
Верхняя и нижняя одежда была обшита
золотыми позументами. Нойон все время
держал в руке шапку из золотой парчи,
опушенную соболем, которую сейчас
по выходе из хурула он надел на голову.
Его брат и зайсанги также присутствовали
в великолепных одеждах из дорогих
материй, и многие из них имели крупные
жемчужные груши в ушах, а за поясами
ножи в богатых оправах с золотою
насечкою. Из храма одни пошли за князем,
другие разбрелись по улусу. Началось
угощенье чаем, трубками, и не прежде
полудня собрались все в кибитку,
исправлявшую должность обеденной
залы.
Сердце
Бориса сильно трепетало, когда он
приблизился к дверям этой кибитки.
Целое утро он приискивал разные
средства, чтобы увидеться с княгиней,
или по крайней мере расспросить об ней,
но не смел, не зная обычаев народа и
опасаясь обидных подозрений. Увидит
ли он ее?.. Дверь отворилась, стол явился
как вчера, уставленный приборами и
бутылками, Утбалла в богатом платье
стояла, прислонясь к стене, и трепетала
всем телом, как будто в ожидании
сверхъестественного явления. Борис
вошел: на лице ее вспыхнул яркий румянец,
она едва могла поклониться гостям.
Сели
за стол. Гости по одну сторону князя,
княгиня — по другую. Нойон Харцыг
поместился в конце стола. Князь сказал
несколько слов жене своей, и она завела
разговор с господином Зерковым: голос
ее дрожал, но она совершенно свободно
говорила по-русски. В продолжение
бесконечного обеда Борис не мог сказать
ни слова Утбалле и только изредка
вмешивался в разговор, зато чего не
высказывали взоры их друг другу! Цвет
лица княгини беспрестанно менялся,
кровь ее то разливалась огненными
струями по всему телу, то вся сбегалась
к сердцу и тогда щеки ее бледнели, грудь
страшно подымалась и несколько раз
слезы го
товы
были брызнуть из глаз. После обеда,
несмотря на полуденный зной, все пошли
смотреть игры народа.
На
небольшом возвышении под навесом,
приготовленным нарочно, поместился
нойон Джиргал с гостьми и княгиня с
несколькими женами почетных зайсангов.
Игры
начались: мужчины и даже мальчики ловили
арканами диких лошадей из пригнанного
табуна и, вцепившись в гриву, вскакивали
на них, как птицы. Дикое животное в
бешенстве старается освободиться от
дерзкого всадника, бьет, крутится,
хочет грызнуть его зубами, вихрем
мчит его по равнине, стремглав падает
наземь, вскакивает и снова летит —
калмык сидит, будто приросший к
хребту скакуна, пока измученный конь,
мокрый, покрытый пеною, не смирится
перед его волею.
Из
толпы выступили два богатыря: они были
почти нагие: их тела, намазанные салом,
блистали на солнце. Долго они рассматривали
один другого; наконец сошлись,
атлетические мышцы их напряглись, глаза
выпучились, они несколько раз
разбегались, схватывались, перегибались,
вывертывались, падали, барахтались на
земле и вскакивали на ноги, после
долгой борьбы один победил, повалил
другого на землю и стал коленом на плечо
его при радостных криках народа. Но
никакие усилия не могли положить
побежденного на спину, а это одно
считается у них совершенною победою.
Потом
стреляли в цель, молодечествовали и
пили водку из бочонков, выкаченных от
имени князя.
Борис
во все это время подстерегал случай,
чтобы приблизиться к Утбалле в ту
минуту, когда господин Зерков и неотлучный
переводчик займутся разговором с
князем. Он боялся, чтобы кто-нибудь не
подслушал его речей. Но вот они сблизились.
Сделав еще шаг, он очутился подле нее.
—
Утбалла!—сказал
он скоро и тихим голосом.— Утбалла, ты
ли это? Каким случаем ты здесь! Неужели
ты принадлежишь этому калмыку? Говори,
ради Бога, объясни...
—
Любишь
ли ты меня еще?—произнес страстный
голос Утбаллы в ответ на все вопросы.
—
Можешь
ли ты сомневаться?..— Но отвечай мне,
скажи, какая судьба забросила тебя
сюда. Давно ли?
—
Как
высказать тебе все, что я перенесла в
эти годы! Я считала дни одними
страданиями... Но я боюсь моего
волнения!.. Мне нельзя здесь долго
говорить с тобою.
—
Когда
же, где увижу тебя без свидетелей?
Утбалла, ты клялась посвятить мне
всю жизнь, теперь я вымаливаю у тебя
как подаянья несколько часов!..
—
Боже
мой, где найти место и случай!.. Голова
моя в огне!— Утбалла, приподняв на
голове золотую шапку, приложила руку
ко лбу, потом окинула быстрым взором
окрестность улуса.— Видишь ли там,
далеко в степи, небольшое озеро,
поросшее камышом?.. (Борис оглянулся) —
Когда все стихнет, я приду туда.
Она
отошла в сторону и заговорила с одной
из женщин. Игры продолжались до самых
сумерек и даже после заката солнца.
Пьяные толпы не переставали шуметь
вокруг огней, зажженных подле жилищ.
Калмыки, разделившись на бесчисленные
кружки, занялись картами и шахматами,
страсть к игре так сильно вкоренилась
в этом праздном народе, что нередко,
проиграв скот, жилище, одежду—все,
что он называл своим, калмык проигрывает
и себя на условное число лет. Закабалив
свою свободу, он покорно исполняет все
приказания товарища, который обыграл
его.
Борис
измерял время ударами своего сердца,
он отдал бы все на свете, чтобы как можно
скорее водворилась тишина — тишина,
назначенная сигналом свидания. А
народ шумел, веселые песни потрясали
воздух, огни горели все ярче. Он выходил
из себя! Быть в десяти шагах от любимой
женщины после пятилетней раз
45
луки
и не сметь к ней приблизиться! Не пытка
ли это, достойная подземного царства
Эрлик-хана, самого хана ада!.. Борис не
в состоянии был ждать, пока утихнут
калмыки, и побежал к назначенному месту.
Утбаллы
еще не было. Он долго ходил по берегу
пустынного озера: здесь все было тихо,
только ветерок шевелил камышом и вдали
глухо гудел говор, смех и песни пирующих.
Борису беспрестанно слышались шаги и
знакомый голос. Он останавливался,
вслушивался в малейший шорох, впивался
взором в темную даль. То дикая утка
вылетала из травы с жалобным криком,
то чайка проносилась над водой... Он со
страхом думал, что кто-нибудь увидел
и удержал Утбаллу, что она не придет...
«Но он не любил ее более?»—скажите вы
мне: «время почти изгладило из сердца
его все чувство привязанности!» Так
три дня тому назад Борис не думал об
Утбалле, но теперь... Да, впрочем вы
знаете мужчин! Любовь у них похожа на
вулкан: холодный пепел покрывает
угасшее жерло в течение полувека,
жители долины, забыв опасность,
основываются у подошвы горы, насаждают
виноградники, сады, уже цветущие поля
красуются там, где прежде лились потоки
кипящей лавы. Уже никто не думает о
вулкане, и дети прежних жертв его,
смеясь, указывают на спокойное жерло
и говорят: «Здесь горел целый ад!» Но
часто не исчезает, а только засыпает
этот ад, часто он просыпается в минуту,
когда никто не помышляет об нем, и
сильнее прежнего волнует землю, ярче
вспыхивает и новой лавой заливает
тех, которые так безрассудно вверились
спокойствию дремлющего вулкана. Так
любовь тела и в сердце нашего молодого
человека: время только усыпило, но
не истребило ее, и она вдруг пробудилась
от летаргического сна своего с новой
силой. Это была уже не робкая любовь
юноши, полагающего верх блаженства в
поцелуе, нет, она закипела в мужчине,
который многое изведал, еще более
постиг и избрал себе девизом — «все
или ничего!»
Утомленный
ожиданием, Борис лег на траву. Скоро
невдалеке раздался шорох. Борис вскочил,
и Утбалла, трепещущая, бездыханная,
упала на грудь его. Спустя несколько
минут она скинула с себя широкий плащ,
которым была укутана с ног до головы,
и явилась страстному Борису не княгиней
в парчовой одежде, а его прежней подругой,
Утбаллою гостиной Снежиных, в том виде,
как рыдала в его объятиях в вечер
последнего прощания: она была в том
же черном платье. Она сохранила его как
драгоценность, и только ее косы,
заключенные в шелковый футляр,
напоминали в ней обитательницу
степей.
Они
сели на песчаном берегу. Ответы нередко
перебивались у них вопросами и
рассказы о минувшем — пламенными
уверениями.
—
Я
долго ждал от тебя вести,— говорил
Борис.— Я писал к знакомым, расспрашивал...
все было напрасно! Наконец, я похоронил
тебя в сердце своем... А ты, ты, вышла за
этого князя!..
—
Борис!—
прервала Утбалла.— Борис! Не укоряй
меня. Меня отдали! Никогда и никому не
отдавалась я добровольно. Я любила тебя
одного, тебе одному принадлежала душой,
но могла ли противиться этой дикой
толпе? Пожалей обо мне, но не вини
несчастной!
—
Неужели
нет средств разорвать ненавистный
брак?— спросил Снежин.— Что за брак!
Тебя, христианку, язычники сочетали
с язычником и еще насильно!.. Ты свободна,
Утбалла... Я увезу тебя с собой. Ты не
можешь остаться здесь, ты должна быть
моей!
—
О!
вези меня к твоей матери, к сестре! —
вскричала она в первом порыве радости.
Внезапная мысль остановила ее.— Но
могу ли я быть твоею, Борис? Могу ли
показаться куда-нибудь с тобою?
—
Та,
которую сердце мое назвало своей, может
называться моей в глазах целого света.
—
Он
отвергнет не только меня, но и тебя
вместе! Вспомни, мой друг, как в городах
презирали меня за одно мое происхождение,
хотя тогда я была богата? Теперь же я
ничего не имею, и судьба еще более
заклеймила меня!
—
Счастье
должно заключаться в нас самих!—
возразил Борис.
—
Я
найду счастье в сердце твоем, но ты не
можешь ограничиться этим. Как же ты
покажешься в твоем блестящем обществе
с одичалой женщиной? Как назовешь своею
женою беглую жену?., если только я жена...
калмыцкого князя!— Она вздрогнула.—Нет,
нет, это невозможно!
—
Ложный
стыд! Ему ли смущать наше блаженство?
—
Я
не переживу минуты,— продолжала
Утбалла,— в которую прочту раскаянье
в глазах твоих и почувствую, что я
исказила твою участь!
—
Никогда!
—
Теперь
ты в этом уверен, добрая душа! Я знаю,
что ты не упрекнешь меня, ты скроешь
все в себе, но верь, что первая твоя
холодность отзовется в груди моей по
сочувствию, я угадаю все.
—
Никогда,
никогда!— повторил Борис.— Что за
рассуждения! Да и теперь время ли
говорить об этом!
—
Эти
рассуждения не теперь родились в моих
мыслях. Я беспрестанно думала о тебе,
и не раз воображала, что сталось бы
с нами, если бы мне удалось уйти и
соединиться с тобою. Сердце трепетало
от радости, но рассудок твердил: вы
погибнете оба! Так пусть же погибну я
одна.
—
Нет,
Утбалла,—сказал Борис решительно,—лучше
же погибель вдвоем, нежели жалкое
спокойствие в одиночестве! Не говори
мне о затруднениях, о предчувствиях
— там нет преград, где человек повинуется
голосу сердца! Ты уедешь со мною...
—
И
сделаю твое несчастье, Борис!.. Оставь
меня судьбе моей, она уже сжалилась
надо мной: видишь ли как опали мои щеки,
какой тенью окружены глаза! Недавно
старая колдунья говорила мне, что я
умру. Оставь меня...
—
Ты
поедешь со мною,—говорил Борис,—или
останешься здесь, если чувства твои
не согласны с моими!
С
этими словами он выпустил ее из объятия
и встал.
—
Что
ты говоришь! — вскричала Утбалла, припав
к ногам его и целуя его колени.— Бери,
бери меня с собой! Вези куда хочешь!
Сделай меня рабою, если я недостойна
быть твоею женою. Всегда, во всякой
доле, я стану благословлять тебя!
Борис
поднял ее, осыпал ласками, и в роскошном
упоении они забыли полет времени.
Утренняя заря привела их в себя,
звезды гасли, на краю небес разлилась
розовая полоса.
—
Нам
должно расстаться,— заметил наконец
Борис,—а мы еще не условились о
средствах к побегу! Завтра с наступлением
ночи можешь ли ты быть здесь?
—
Одна
смерть удержит меня!
—
Прощай!
До завтра! Как светло, боюсь, чтобы, не
заметили нас здесь.
—
Под
этим плащом никто не может узнать
княгини, к тому же все пьяны... Прощай,
прощай!
Они
расстались. Утбалла как дух полетела
к орге и скоро скрылась со взоров Бориса
в утреннем тумане.
—
Ого,
почтеннейший!— говорил на другое утро
господин Зерков,— мне придется отдавать
плохой отчет твоей маменьке. Другую
ночь бродишь бог знает где и возвращаешься
на заре. Уж не подцепила ли твое сердце
какая-нибудь монгольская Венера?
46
—
Какой
вздор!— отвечал Борис.— Я не мог спать,
мне было душно, и я смотрел на игры дикой
толпы, которая пировала до утра.
—
Дело,
брат, смотри сколько хочешь на игры
других, только своих не затевай. А
что, мы завтра едем?
—
Да,
только в разные стороны.
—
Как
же это? Что за перемена декорации?
—
Я
еду прямо на Кавказ, мне пора.
—
Так
тебе надоело плавать на кораблях
пустыни? Правда, оно занимательнее в
арабских повестях, нежели на самом
деле, но все же... Что же ты прежде не
сказал?
—
Я
сам недавно решился, да и затруднений
нет никаких, моя коляска здесь, мы
простимся и разъедемся до радостной
встречи на Кавказе.
—
Не
удерживаю тебя. Жаль расстаться, но так
и быть, до свидания. Я еду завтра рано:
а ты не любопытствуешь ли видеть,
как перекочевывает орда? Мне сказал
князь, что завтра вся его толпа подымется
с места и переселится верст за тридцать.
—
Это
очень любопытно. А старый нойон едет с
вами?
—
Да,
он хочет объехать со мной весь улус,
который разбросан верст на триста.
Мы пропутешествуем дней десять вместе.
Борис
не мог удержать радостной улыбки при
вести, которая так благоприятствовала
его намерениям. К вечеру его коляска
была уложена, нойон Джиргал, приготовляясь
к поездке, занялся некоторыми
распоряжениями, отдавал приказания,
назначал людей в свою свиту. Все
благовременно разошлись спать. Борис
побежал на место свидания. Утбалла
также не замедлила явиться. Тогда
они условились в исполнении побега.
Борису назначено было выехать по утру,
одному, чтобы не подвергнуться
неприятностям погони. Он не мог ехать
иначе, как в сопровождении калмыков
того же улуса. Но добравшись до русского
селения, расположенного на берегах
реки, верстах в шестидесяти оттуда, он
взял бы русских извозчиков, а там
остановился бы ночью у леса, которого
все приметы описала ему Утбалла: там
они должны были соединиться. Эти
предположения занимали их в продолжение
нескольких часов. Будущее снова им
улыбалось, они были счастливы, и годы
разлуки, годы страдания— все было
забыто, все утонуло в светлых лучах
надежды. Заря застигла на берегу
озера.
В
минуту прощанья Утбалла тоскливо
прижалась к груди друга, сердце ее
сильно забилось, горячая слеза капнула
на руку Бориса.
—
Ты
плачешь! — вскричал он. — О чем, мой
друг? Что может тревожить тебя?
—
Не
знаю... мне страшно!., я была здесь так
счастлива!
—
Это
только заря долгого дня нашего счастья,
не плачь, мой ангел,— говорил Борис,
осушая слезы поцелуями. — Пусть это
будут последние горькие слезы, последняя
дань прошедшему, завтра ты пробудишься
для новой жизни.
Но
все утешения не успокаивали Утбаллу.
—
Я
не могу оторваться от тебя,— повторяла
она тоскуя. — Я бы желала умереть в эту
минуту.
—
Что
за мысль! Ты желаешь смерти, приближаясь
к цели желаний?
—
Они
не сбудутся!.. Провести с тобою пять,
шесть дней и умереть с твоим последним
поцелуем — вот все блаженство, которого
бы следовало мне желать. Годы счастья
не суждены несчастной. Нет, нет, они не
для меня... Меня ждет погибель! Я это
предчувствую так ясно, как предчувствовала...
помнишь ли? что мы еще увидимся, когда
ты уезжал в Петербург, а я плакала...
Борис
старался разогнать эти черные предчувствия
описанием счастливой будущности в
кругу особ, которые столько ее любили.
Он представлял ей, как преобразится
все ее существование, как спокойно
потекут дни ее, и эти пленительные
картины рассеяли немного тоску Утбаллы.
Любовники поспешили к орде различными
путями. Приближаясь к ставке, Борису
показалось, как будто черная тень
преследует его издали. Он остановился,
но едва начал всматриваться, фигура
исчезла, и он счел ее за призрак
своего воображения.
С
рассветом на княжеской палатке поднят
был сигнал, в один миг все пришло в
движение. Полусонные калмыки вскакивали
с войлоков, сгоняли стада, седлали
лошадей; женщины поспешно снимали
кибитки и укладывали домашнюю утварь,
гелюнги хлопотали около хурулов и
завертывали богов. Нойон Джиргал, после
краткого совещания с братом и старейшими
своего народа, сел с господином Зерковым
в его коляску; калмык, сидевший на
козлах, взмахнул длинной плетью—
верблюды тронулись с места вслед за
проводниками, которые с триумфом везли
перед владельцем его оружие и пику
с флагом, стоящую во время присутствия
нойона в ставке, у дверей его жилища.
Снежин,
распрощавшись с своим спутником и
гостеприимным владельцем, побежал
к своей коляске. На дороге встретился
ему Харцыг: он остановился и протянул
ему руку на прощанье. Харцыг, слегка
коснувшись руки его, посмотрел ему
в лицо с такой сатанинской усмешкой,
что Снежин несколько смутился, • но
слишком занятый своими предприятиями,
Борис не разобрал ее значения и пошел
к своему экипажу.
Вечером
того дня орда расположилась на берегу
речки, у опушки мелкого леска. Новые
жилища мигом возникли на этой пустынной
поляне. В кибитках зажглись огни.
Калмыки, усталые от трудов и перекочевки,
сидели у своих очагов и готовили
неприхотливый ужин. Скоро говор их
начал стихать, огни погасли, и тогда из
княжеской кибитки вышла Утбалла,
окутанная широким плащом. Тихо,
неслышными шагами прокралась она к
кустарникам и исчезла в темноте. Потеряв
из виду ставку, она начала поспешнее
пробираться сквозь чащу. Ветви
хлестали ее по лицу, рвали в куски
одежду, она ничего не замечала и торопливо
шла вперед. Ей уже слышался плеск вод
реки, на берегу которой ждал ее Борис
и давно желанная свобода. Уже только
немногие кусты отделяли ее от этого
берега, как вдруг раздались знакомые
голоса. Утбалла вздрогнула и припала
к земле... На берегу реки нойон Харцыг
с бахчи-гелюнгом разговаривали с жаром,
часто упоминали имя. Утбаллы и
русского. Харцыг казался в бешенстве:
он сжимал кулаки, грозился, произносил
страшные проклятия. Бахчи-гелюнг был
хладнокровнее, и, когда в порывах
гнева князь слишком возвышал голос,
тот усмирял его и потом оглядывался,
стараясь своими рысьими глазами
проникнуть ночную темень.
—
Ты
поклянешься, что ты сам все видел и
слышал?— сказал, помолчав, Харцыг
своему другу и наставнику.
—
Клянусь,—
отвечал старый жрец,— если я сказал
хоть слово неправды, пусть на этом же
месте Очир- вани в прах рассеет тело
мое ветрами, пусть душа моя переселится
в презреннейшего из гадов!
—
Проклятая
колдунья! — сказал Харцыг, — принудила
дьявольскими чарами брата взять себя
в жены, навлекла гнев богов на весь улус
и теперь затеяла еще обесчестить4
нас, набросить пятно срама на седую
голову Джиргала. Нет, этому не бывать!
Этим же ножом я скорее выкупаю тебя и
твоего возлюбленного в луже вашей
крови, нежели допущу вас, нечестивые,
ис
47
полнить
ваши замыслы... Да, не будь я нойоном,
если не уничтожу ваших замыслов вместе
с вами, пусть хоть кость моя почернеет,
ежели я вас...
Харцыг
в бешенстве своем ходил скорыми шагами
по берегу и продолжал произносить
громко страшные угрозы, перемешивая
их энергическою клятвою монгольских
народов.
—
С
ней ты можешь делать что хочешь,—сказал
бахчи-гелюнг, стараясь удерживать
его,—она рассорила тебя с братом, и
пока будет жива, кара небес не оставит
нас. А его лучше бы не трогать. Русские
узнают, вступятся за своего брата, и
будет беда.
—
Нет,
я зарежу их обоих.
—
Худо
сделаешь. По-моему, его оставить бы в
живых, а ее, колдунью эту, которая
смеется перед изображениями великих
богов и без страха давит червяка, в
котором живет, может быть, душа одного
из наших, ее предать мщению народа,
растерзать на части или живою выбросить
на съедение волкам.
Они
умолкли. Глубокая тишина снова водворилась
в лесу. Утбалла не проронила ни одного
слова. Стоя на коленях между ветвями
кустарника, как могильный камень,
вросший в землю, она с твердостью
выслушала свой приговор. Ни один вздох
не вырвался из груди ее, ни одна слеза
не оросила лица: она только вздрагивала
по временам и молилась о Борисе.
—
Не
ошибаешься ли ты?— начал снова Харцыг.—
Точно ли ты привел меня на это место?
—
Как
ошибиться!—отвечал жрец.—Я хорошо
понимаю русский язык, а они десять
раз повторяли: «над рекой, при входе в
лесок, у старого дупла». Вот дупло,
другого нет в этом лесу.
—
Поздно!.,
а нет ни его, ни ее. Может быть, его
нечестивая душа почуяла здесь свою
погибель. Он, видимо, не приедет.
—
Он
возвратится! Не сегодня, так завтра.
Ему помешало что-нибудь.
—
Хорошо,
пусть он возвращается или нет,— сказал
Харцыг,— его я оставлю в покое, но уж
ни за что не выпущу колдуньи из моих
когтей. Она провинилась против нас,
пусть же от нас и получит наказание.
Они
долго ходили по берегу. Потом между
ними снова завязался жаркий спор, но
теперь Утбалла могла только расслышать
отрывистые речи, произносимые в те
минуты, когда они проходили мимо
кустарника, за которым она скрылась.
—
Если
он возвратится, так вот что бы я сделал,—
говорил бахчи-гелюнг.— Я дал бы им волю,
нарочно удержал бы его в гостях, чтобы
все видели... Народ не терпит ее, мать
ее в другом улусе... Оставить бы ее одну
в степи, как делалось у наших отцов, и
тогда ты можешь...
—
Да,
да, — повторял Харцыг с нетерпением.
—
Если
бы только он приехал!— сказал опять
Харцыг. — Я запрусь в своей ставке...
Пусть веселятся день, два, три, неделю,
никто им не помешает... Брат приедет не
скоро, его можно предупредить... Издали
надобно предстеречь их... Скорее смерть
обоим, нежели выпустить ее из рук, если
он вздумает силою похитить дочь ада!..
—
Лучше
в тишине,— сказал бахчи-гелюнг,— чтоб
не оставалось никаких следов...
—
Мы
перекочуем!—отвечал Харцыг, остановись
у дупла.— Я останусь с тобою, и мы зароем
ее здесь, на этом же месте, живую...
Холодный
пот выступил на лице Утбаллы, колени
затряслись, она опустилась на землю.
Харцыг
и багши-гелюнг бродили всю ночь по
берегу, как голодные волки, которые
ищут и чуют близкую кровь. Они то
садились, то снова вставали, нако
нец,
оглянувшись в последний раз и не видя
никого близ себя, свистнули и пошли к
своим кибиткам. На свист их выскочили
из кустов два калмыка, вооруженные
с головы до ног, и последовали за ними
в ставку.
На
рассвете, один из прислужников нойона
Джир- гала, побежав к реке за водой,
наткнулся в кустах на свою полумертвую
княгиню и принес ее в ставку.
Утбалла
сидела поутру в своей палатке, поддерживая
руками пылающую голову, ее длинные
волосы в беспорядке падали на землю,
прислужницы, не смея нарушать покоя
своей владычицы, ходили вокруг нее на
цыпочках, тихо перешептывались и с
удивлением замечали, что она была в
русском платье.
Вскоре
в улусе послышалась тревога, топот
коней, лай собак, громкие голоса. Утбалла
ничего не слыхала. «Русский приехал!»
— сказала одна из прислужниц, взглянув
в дверь. Княгиня подняла голову: «какой
русский?»— «Тот, молодой, что уехал
вчера один».
В
самом деле Борис возвратился в улус в
сопровождении калмыков, которые
отправились с ним накануне. Но он
возвратился не в коляске, а верхом.
Сойдя с коня, он отправился в палатку
князя Харцыга и объяснил ему, что экипаж
изломался верстах пятнадцати от их
кочевья, что они ночевали в степи, и так
как находились слишком далеко от всякого
селения, то по совету его же людей, он
решился возвратиться. Он просил князя
послать людей за коляской, чтобы
сколько-нибудь починить ее. Но главною
причиною возвращения было — желание
уведомить Утбаллу о своем приключении,
успокоить ее и сделать с ней новое
условие о побеге.
Подозрительный
Харцыг долго говорил с проводниками
Снежина и, убедившись в истине его слов,
обещал исполнить все его требования.
Весть
об происшествии не замедлила дойти до
Утбаллы.
Выслушав
донесение одной из рабынь, она горько
улыбнулась и что-то дикое, отчаянное
сверкнуло в глазах ее. Она встала,
подала знак всем присутствующим
удалиться и, оставшись одна, начала
ходить вдоль своего жилища в необыкновенном
волнении, останавливалась, вздрагивала,
краснела и бледнела, в то время, как
губы ее, трепеща, произносили невнятные
звуки. Несколько раз она схватывалась
руками за голову и потом продолжала
ходить. Во всем существе ее была заметна
сильная борьба — борьба жизни со
смертью, когда душа рвется к вечному
блаженству, а изнывающее в муках
земных тело хочет еще удержать ее в
своих оковах.
Что
происходило в сердце этой женщины?
Какие противоположные страсти раздирали
его? Какой переворот совершался в
ее растерзанном уме? Что значило это
борение понятий?..
В
эту минуту Утбалла стояла на распутье,
две дороги выходили из точки, к
которой привели ее судьба и люди, и она
должна была выбрать одну из них;
отказаться от свидания с Борисом
навсегда, чтобы спасти жалкую жизнь
свою и/и отдать эту жизнь за несколько
дней его присутствия, его любви и его
счастья? Все восторженные чувствования,
какие создает для женщины наша
образованность, все идеи отвлеченного
блаженства, которым никто еще не
наслаждался вполне на земле, все
обманчивые надежды ума, усовершенствованного,
то есть, изощренного в искусстве
обманывать сердце и принимать мечту
за действительность, пробудились в
душе Утбаллы при появлении Бориса.
Кругом ее степь, дикари и кинжалы. Эта
степь — тюрьма ее. Никогда, о! Никогда,
не увидит уже она света умственного
существования, теплого и благородного
света, которым люди наслаждаются за
пределами этой
48
тюрьмы,
и в лучах жизни ее, как ей казалось, так
прекрасно цвела под сенью любви
любимого. Что делать?.. Пожертвовать ли
всем своей безопасности? Она могла бы
запереться в своей палатке, уведомить
Бориса, что переменила намерение, что
умоляет его оставить ее в покое и
продолжать свой путь, а потом упорно
настоять на этом решении. Открыть
опасность своего положения значило
вызвать его на бесполезную борьбу:
узнав истину, он захотел бы вырвать ее
из рук злодеев, а что он мог, один
против толпы, раздраженной и беспрестанно
возмущаемой ламами и братом самого
князя? Она знала зверский нрав Харцыга,
знала, что он и гелюнги ненавидели ее
за власть над мужем, за неуважение к их
богам и обычаям, за сопротивление
обманам, которыми хитрые гелюнги
ослепляют суеверный народ и грабят
его именем, нередко отнимая последнюю
овцу у нищего, будто бы в пользу храмов.
Но бесчувственность к Борису и невнимание
к его просьбам и угрозам могли еще
уничтожить замыслы свирепого Харцыга,
по отъезду Снежина ни что бы не
препятствовало ей жить спокойно и
долго, может быть, достигнуть глубокой
старости и наконец окончить бесцветное
существование обыкновенной смертью.
Чувство самосохранения и чувство
слабости, врожденное ее полу, указывали
ей этот путь. Другой был светел, хотя
короток, и каждый шаг по нем означался
блаженством. Он осуществлял мечты,
которые в продолжение многих лет были
жизнью тела ее, душою ее жизни. Следуя
влечению своего сердца, она могла
испить до дна наслаждения, данные
смертному во искупление утрат и скорбей
его, она могла предаться всем бытием
своим человеку, которого любила так,
как любят немногие пламенные души,
постигающие возможность сосредоточить
всю жизнь в нескольких часах. Все это
сулило ей другой, короткий путь, над
ним сияли звезды любви и счастья, но в
конце его чернела могила со всеми
ужасами позорной насильственной
смерти. Воображение не только женское,
а даже самого неустрашимого героя
ужаснулось бы подобной кончине, которой
она знала и сообразила все отвратительные
подробности. Если бы ей было дозволено
после нескольких счастливых дней
принять смерть от руки Бориса, она с
радостью согласилась бы за минуты
блаженства, испитого и поднесенного
возлюбленному каплями своей крови,
годами своей жизни, но быть истерзанной
руками извергов, поруганной,
оскверненной, умирающим взором встретить
их дикие, злобные лица, слышать только
слова ярости, мести, проклятий,— вот
на что, наверное, не решилась бы ни одна
нежная европейка. И сама Утбалла
поколебалась при мысли о такой
смерти. Здесь нужна была вся энергия
монгольской крови, чтобы поддержать
ее у жертвенника, на который несчастная
добровольно клала свою голову. Эта
кровь текла в ее жилах. Эта кипучая
кровь заговорила сквозь все преграды
и стены, какими обнесла ее пылкость,
образованное воспитание, и Утбалла, не
только превозмогла свой страх, но даже
с диким удовольствием перебирала в уме
вероятные обстоятельства своей
погибели, как перебирают золото, которым
готовятся купить счастье, нежданное и
несказанное.
Жребий
брошен. После продолжительной борьбы,
еще взволнованная и с пылающим лицом,
Утбалла упала на колени у своей
кровати и, приникнув лицом к своей
подушке, оставалась несколько минут
без движения. Когда она подняла
голову, борение страстей ее утихло, в
чертах ее изображались твердость и
даже зловещее веселие. Она поняла,
какая сила воли нужна ей будет, чтобы
ни одним словом не дать заметить
Борису следствия их свидания и чтобы
ни вздо
хом,
ни невольной слезою не изменить того,
чего ей будет стоить их каждый
поцелуй.
Палатка
княгини стояла в некотором расстоянии
от прочих жилищ, у самых кустарников.
Она приказала разбить вблизи еще
другую палатку для русского и сама с
помощью своих женщин убирала ее: лучшие
из нескольких столов и стульев всего
улуса, самые дорогие ткани, ковры —
все было перенесено в жилище, назначенное
Борису. При первом взгляде на роскошь
и некоторую европейскую изящность,
заметную в убранстве своей палатки,
он не мог не отгадать, кто с такою
заботливостью старался об его удобствах
и спокойствии.
В
час полудня княгиня прислала просить
его к себе. Он поспешил к ней и застал
ее одну с прислужницами, хлопотавшими
об обеде. Нойон Харцыг прислал просить
извинения у дорогого гостя, что по
некоторым делам он должен был отлучиться
на несколько дней в ближнее кочевье.
На
лице Утбаллы не осталось и тени недавней
борьбы. Она встретила Бориса радостной
улыбкою, спокойно расспрашивала его
о неприятном случае, расстроившем
на время их замыслы и по окончании обеда
осталась наедине с ним. Она спросила
Бориса, сколько времени он полагает
пробыть в кочевье. Ему надобно отослать
коляску для починки в ближнее селенье
или вызвать оттуда кузнеца. Борис
решился на последнее, и это не могло
кончиться прежде пяти или шести дней.
—
Итак,
шесть дней я буду с тобой,—сказала она.
— Мы не расстанемся ни на минуту... О,
по крайней мере, эти шесть дней я
буду счастлива!.. Но будешь ли ты счастлив,
Борис?
—
Я!—воскликнул
молодой человек.—Тебе ли спрашивать
меня о том? Ты ли не знаешь, как я люблю
тебя?.. За один поцелуй твой я готов
отдать свободу, жизнь...
Утбалла,
не дав кончить ему страстных уверений,
так легко расточаемых мужчинами,
бросилась ему на шею, обвила ее руками
и прижалась к его груди. Он начал целовать
ее прекрасный лоб, несколько времени
провели они в этих восхитительных
ласках, лучших, какие есть в любви.
—
Но
полагаю,— сказал Борис,— что мы не
должны часто видеться, чтобы не
возбудить подозрений.
—
Подозрений?—
повторила Утбалла, печально качая
головой.— Каких подозрений? Что мне
нужды до них! Они ни на один волос не
изменят моей участи.
—
А
этот волк, Харцыг?
—
Не
думай об нем, мой друг!— прервала его
Утбалла с живостью. — Я пользуюсь
здесь полною свободою и делаю, что
мне угодно. Он нам не помешает!— Она
остановилась и потом прибавила тихо,
страшась, чтобы внутренний трепет не
изменил ее голоса.—Харцыг не смеет ни
во что мешаться. К тому же он уехал.
—
Но
твои приближенные! Народ?
—
Я
никого не боюсь! Я стою слишком высоко,
и мне нечего опасаться их злобы. Жену
Цезаря никто не имеет права подозревать.
Видишь, мой друг, — прибавила она с
пленительною улыбкою,—что я не забыла
еще римской истории... Впрочем, я уверена
в этих добрых людях. Никто не восстанет
против меня, милый друг, оставь все
предосторожности. Мне ли не знать, чего
княгиня калмыков должна опасаться от
своего народа! Забудь все, не смущай
этих дней никаким опасением, вообрази,
будто бы наше вчерашнее предприятие
сбылось, что мы далеко от степей, от
дикого народа, от всего, что разлучило
нас. Вообрази, что я твоя, да твоя, до
самой могилы...
Последние
слова произнесла она с особенным
выражением и снова упала на грудь
обожаемого друга.
4
Свет в степи. № I, 1967 г.
49
Борис,
чуждый обычаев и характера народа,
посреди которого он находился, верил
ее словам. Видя с каким веселием и
беззаботностью она проводит с ним часы,
дни, он был совершенно обманут наружным
ее спокойствием. Он полагал, что Утбалла,
надеясь в скором времени покинуть
навсегда степи, ставит ни во что
присутствие своих подданных. Смиренный,
простой народ не мог казаться ему
страшным, и вскоре Борис так свыкся с
его незначительностью, что, встречая
любопытные взгляды узеньких глаз,
бросаемые издали на друга княгини, он
не обращал на них никакого внимания.
Борис и Утбалла были почти неразлучны:
вся вселенная заключалась для них в
одной кибитке: можно было подумать,
что волшебное облако окружало их, и что
они живут в очарованной сфере, не видя
ничего вне своего мира. О, как они были
счастливы. Скука не заглянула ни разу
в княжеский шатер. Время летело в
любовных клятвах и дружеских разговорах.
Они сообщали друг другу разные случаи
своей прошедшей жизни. Иногда Борис
описывал ей великолепную столицу,
ее изящные забавы, ее волшебные сады,
богатые дворцы. В другой раз он переносил
ее воображение на поле битвы, на поприще
своих подвигов, или изображал ей
бивуачную жизнь, эту смесь роскоши и
величайшей нужды, которая так хорошо
была известна и княгине калмыков. Порою
говорили они о художествах и словесности,
и он передавал ей в сильных выражениях
красоты, которые умел так глубоко
постигать и чувствовать. Утбалла,
вперив глаза в одушевленное лицо друга,
слушала его с невыразимым удовольствием:
она желала знать малейшие подробности
его жизни, все, что он испытал, что
чувствовал, какие планы составлял для
будущего, — до встречи с нею, — но взамен
она могла повторить ему только печальную
повесть своих чувств, потому что
последние годы ее существования были
не богаты происшествиями.
Когда
дневной зной уменьшался и ветерок шумел
в ветвях кустарников, а от реки веяло
прохладой, они покидали душную кибитку
и спешили под тень деревьев.
Там,
под безоблачным небом, они наслаждались
всей роскошью южных вечеров: теплый
воздух напитан был ароматом весенних
трав; голос человека умолкал, стада
засыпали, и только журчанье речки или
напевы ночных насекомых, как хоры
незримых духов, нарушали вокруг них
торжественное безмолвие пустыни.
На кустах и в траве тысячи блестящих
червячков зажигались синими светильниками,
земля казалась усеянною градом
звезд, упавших с богатого неба, и хотя
ни одна туча не чернела на небосклоне,
зарница одна- кож беспрерывно освещала
окрестность, в мгновенном проблеске
своем одевая живописным светом.
Влюбленные
часто бродили вечером между цветущих
кустарников или на берегах реки. Там
они иногда останавливались в безмолвии
и вперяли задумчивые взоры в темную
даль. Но даже и в эти минуты были полны
друг другом. Какое красноречие сравнится
с чувством присутствия любимого
предмета?
Но
рок сторожил их, как жадный ростовщик,
отсчитывая им часы и дни. Он тут же
напоминал им о сроке уплаты. Любовники
хотели испить чашу до последней
капли. Утбалла успела усыпить в душе
своей даже воспоминание о том, что ее
ожидало. Изредка только, завидев на
берегу реки роковое дупло или красный
халат бахчи-гелюнга, она бледнела,
отворачивалась и поспешно скрывала
лицо от взоров друга, как дитя, которое,
закрыв глаза, воображает, что его никто
не видит.
Между
тем час разлуки приближался. Ей оставалось
еще одно — уговорить Бориса, чтобы он
отказался на
время
от замышленного побега. Она как нельзя
лучше знала, что Борис не властен
изменить ее доли, что всякое покушение
с его стороны к ее спасению будет стоить
жизни им обоим; а назначив час побега
в скором времени после отъезда, она
подвергла бы Бориса бесполезной
опасности. Если бы даже буря миновала
его, то одно известие о страшной участи
злополучной подруги набросило бы траур
на его лучшие годы. «Пусть ни жизнь, ни
смерть моя не смутят ясности его дней!—
говорила она себе.— Он узнает о моей
кончине, по крайней мере, не скоро, когда
уже время остудит немного первый пыл
любви. Тогда он с большею твердостью
перенесет горькую весть и легче изгладит
ее впечатление из памяти!» Таким образом,
Утбалла настояла о невозможности
побега вскоре после их разлуки,
представляя ему тысячи затруднений,
преград, опасностей. Просьбами и ласками
успела она согласить его на все, то
есть уговорила ехать прямо на Кавказ
и там ожидать от нее письма, которым
обещала назначить время и место свидания.
После долгих споров Борис должен
был уступить. Им предстояли, по словам
ее, месяца два или три разлуки. Он хотел
ускорить радостное свидание, Утбалла
отдаляла сколько могла это мгновение,
избегая разговоров о будущем и советуя
пользоваться всякою минутою настоящего.
Дни
мелькали для них светлыми мгновениями,
и шестой день явился нежданно.
Все
было уже готово к отъезду Бориса.
Свирепый Харцыг, страшась, чтобы приезд
Джиргала не уменьшил меру наказания,
уведомил своего гостя, что завтра он
намерен откочевать своим улусом в
другую сторону. Этот намек не остался
без действия. Снежин пошел к князю,
поблагодарил его за гостеприимство и
просил приготовить лошадей или верблюдов
к следующему утру.
Солнце
скрылось. Борис вышел в последний раз
со своей подругой из кибитки, и они
направили шаги к знакомому леску.
Несмотря на все свои надежды, Борис
был глубоко встревожен, неведомая тоска
сжимала его сердце, ему казался душным
вечерний воздух, и прохлада лесной тени
не освежала, как прежде, его стесненной
груди. В душе Утбаллы бушевала еще
сильнейшая гроза. Призрак смерти,
от которой она отделялась едва
несколькими часами времени, восстал
наконец перед нею во всем ужасе
своем. Напрасны были усилия несчастной
оттолкнуть его от себя и рассеять
встревоженное воображение, со всяким
дуновением ветерка падал на нее
холод могильный. Иногда ей казалось,
что кинжал вонжен в ее сердце, и что
кровь капля за каплею остывает в жилах,
между тем как голова и руки ее горели,
на щеках пылал румянец и глаза блистали
огнем лампады, которая, готовясь
погаснуть, разливает вокруг себя
последний яркий свет. Обреченная
погибели жертва следовала трепещущими
шагами, куда влекла ее рука друга, оба
они упадали под гнетом тяжелых дум и,
страшась усилить скорбь свою признанием,
в своей тоске оба хранили молчание,
которое только изредка прерывалось
бессвязными словами.
Борис
в рассеянии, протянув руку, сорвал одну
из цветущих ветвей, куст заколебался,
дикий голубь с шумом выпорхнул из
гнезда, взвился над их головами и долго
кружился в воздухе, жалобно воркуя.
Утбалла невольно вздрогнула и, находясь
еще под влиянием прерванных грез,
сказала Борису, прижимая его руку к
трепещущей груди:
—
Знаешь
ли, в нашем народе слывет предание, что
по разрушении тела только чистейшие
души улетают в виде птицы в воздушные
пространства, а души грешные
переселяются в животных и остаются
прикованны
50
ми
к земле, висят с их телами! Может быть,
после моей смерти, дух мой перейдет в
птичку. Тогда с какой радостью я
порхну на север! Друг мой, я совью гнездо
под твоей кровлею, стану питаться
крохами твоей пищи, всюду буду летать
за тобой и разолью в воздухе, которым
ты станешь дышать, любовь и спокойствие.
Если подчас тебе взгрустнется, я запою,
защелкаю, зальюсь воздушною песнею
и разгоню твою печаль веселыми
звуками... Ночью, сидя под твоей крышею,
я буду посылать тебе сладкие грезы. О
верь, Борис, твоя душа почует
присутствие родного духа!.. Она будет
сочувствовать с моею и по смерти, как
и при жизни моей, ты, ты один, будешь
владеть вечно любящей тебя душою.
Борис
с нежностью смотрел на свою подругу.
Эта трогательная восторженность,
которой сам он был предметом, восхищала
его, и он страстно сжал Утбаллу в своих
объятиях. Слезы умиления вырвались из
его глаз и упали на лицо любовницы. Но
вскоре эти грустные мысли Утбаллы
встревожили его, и он сказал, стараясь
ее рассеять:
—
Мечтательница!.,
ты вечно любишь жить в воздухе и
лелеять призраки пылким воображением.
Утбал- ла!.. друг мой!.. Оставь эти печальные
мысли! Тебе ли, и в эту минуту мечтать
о смерти? Нет, она не смеет коснуться
моей Утбаллы! Не искала ль ты сама ее?
и что ж? Смерть всегда ускользала от
тебя. Не доказывает ли это, что судьба
хранит тебя, страдалицу, для счастливейшей
доли, что она хочет вознаградить тебя
за все прошедшие муки!..
—
Нет,
Борис, не шути моими словами!— отвечала
она с важностью. — Кто знает, не сочтены
ли уже мои часы?.. Но чтобы ни случилось
со мною, Борис, мой ангел, мой утешитель,
ты, которого я люблю выше всего в
мире с той минуты, как начала понимать
себя, Борис, друг мой единственный,
верь, что и самая смерть отделит только
душу мою от тела, но не вырвет из нее
любви к тебе!..
-г
Утбалла!.. ради бога успокойся!—вскричал
Борис вне себя,—твоя тоска убивает
меня!.. Твои слезы меня оледенили!.. Нет,
ни за что в мире не выпущу тебя из моих
объятий! Я увезу тебя с собой!.. Пусть
знают и муж твой, и брат его, и весь народ
твой, что никто из них не устрашит меня!
Я пробьюсь сквозь толпу, вынесу на руках
мое сокровище...
Утбалла
вдруг опомнилась. Ей показалось, что
над грудью Бориса уже занесен нож
злодея. В ушах ее загремели слова
Харцыга:— «Я зарежу их обоих!»— и
твердость ее возвратилась. Собрав все
силы, она старалась успокоить своего
друга, изгладить из его ума впечатление,
произведенное ее минутным забвением.
Она пыталась даже, бедняжка, удушая в
себе смертную тоску, говорить о
будущем! Поздний час привел их обратно
в ставку. Приближаясь к дверям, она
остановилась и обратила прощальный
взор к звездам: они горели, сияли в
вечной красе своей и ей казалось, они
приняли взор обреченной жертвы, маня
ее в свою мирную обитель.
Борис,
утомленный продолжительным гуляньем
и душевною тревогой, бросился на софу,
сложенную из подушек. Утбалла села
подле него. Он положил ее руки между
своих ладоней и, отгоняя от себя мрачные
думы, пытался рассказами и нежными
ласками развеселить свою бедную
подругу. Утбалла слушала его. Она даже
улыбалась, но это была улыбка каменной
статуи, неподвижная, холодная, как
мрамор. Глаза ее, блуждающие без цели,
были сухи, но самое их выражение
показывало, что слезы были для них~
благодатью. Вогнанные в грудь усилиями
потаенной тоски, они вместе с кровью
приливались к сердцу, кипели,
бушевали
в нем, били из него струей горечи и яда
и отравляли все тело, которое было
холодно как лед, несмотря на душный
воздух палатки. Между тем ни малейший
стон не предавал тайны этого ужасного
состояния. После долгих стараний
Борису удалось расплавить своими
пламенными речами железную оболочку,
которою Утбалла хотела прикрыть
внутренние свои страдания. В сотый раз
описывал он ей со всем красноречием
страсти, какое счастье ожидало их за
пределами непродолжительной разлуки
и сколько радостей будет их уделом.
Утбалла, видя перед собой эти светлые
дни, которые надобно было променять на
мрак могилы, не могла даже владеть
собой. Она приникла к плечу Бориса, и
слезы брызнули наконец из глаз ее. С
судорожным рыданием, трепеща всем
телом, она плакала так сильно, как будто
все слезы ее должны были вылиться разом.
Когда Утбалла подняла голову, плечо
Бориса было совершенно обмочено ее
слезами, но грудь ее облегчилась.
—
Не
тревожься моей тоской,— сказала она с
грустной улыбкой,—как дитя, плачу
без всякой причины... Завтра ты должен
отправиться в далекий путь... Теперь
поздно, усни, мой друг, усни здесь, на
груди моей, я буду сторожить твой сон...
Она
привлекла голову Бориса на грудь свою,
наклонилась над ним, поправила его
волосы и поцеловала его в лоб. Черные
косы, рассыпанные по ее плечам, смешались
с светлыми кудрями ее друга и, распадаясь
до земли, окружили голову молодого
человека траурным покрывалом.
Они
умолкли. Утбалла, страшась каждую минуту
изменить своей ужасной тайне, притворилась
спящею. Борис задремал и, верно, ему
грезился приезд его в Петербург с
молодою женою. Когда Утбалла уверилась
по его ровному дыханию, что он точно
спит, она открыла глаза и вперила в
лицо любовника взор, такой глубокий,
огненный и исполненный чувства, как
будто хотела выжечь в его душе свой
милый образ, чтобы и самое время не
могло стереть его. Светильник, стоявший
на столе, разливал в палатке свет слабый,
желтоватый, который придавал этой
безмолвной сцене погребальный
колорит, увеличивая бледность Утбаллы.
В эту минуту ее можно было принять за
окаменелую Нио- бу, сжимающую в объятиях
свое последнее дитя: и одна только
глубокая нежность, и что-то детское в
чертах ее показывали в ней молодую
женщину в цвете юности.
Долго
сидела она в этом положении. Губы ее
шевелились, произнося неслышные
слова, взоры поднимались к небесам
и снова опускались на голову Бориса,
на которую она призывала все их щедрости,
все благословения. Когда глаза ее
наполнялись слезами, она поспешно
отворачивалась, чтобы горячая слеза,
капнув на лицо Бориса, не потревожила
его сна.
Совершенная
тишина царствовала вокруг ставки.
Скорбь страдалицы уступила наконец
слабости природы: веки ее отяжелели,
голова упала, и благодетельный сон
навеял на нее отрадное забвение.
Между
тем, часы ночи летели. Вскоре восток
окаймился золотой полосой, и все
начало пробуждаться от короткого
оцепенения: цветы, увлажненные обильной
росой, подымали пестрые головки, птички
весело выпархивали из гнезд, из
отверстий кибиток выбежали дети, словно
пчелы из ульев. Наконец и говор людей
разлился в улусе. Только в жилище
княгини еще было тихо и спокойно. Свет
ясного утра едва проникал во внутренность
ее палатки, где легкий дым вился над
погасающим светильником. Утбалла,
окованная сном, все еще держала на руках
спящего Бориса.
Вдруг
трубы гелюнгов зарокотали, призывая
народ к утренней молитве. Утбалла в
испуге встрепенулась,
4*
51
Открыла
глаза и в одно мгновение этот шум, свет
дневной и мысль о том, что он приносит
с собою, поразили ее как громом.
С
воплем отчаяния она сильно прижала к
груди своей Бориса и долго на все его
вопросы не могла произнести в ответ ни
слова, трепеща, как птичка, простреленная
роковым свинцом и падающая с высоты
поднебесья на землю. Через несколько
минут подле палатки раздался топот
коней и стук колес. Борис вскочил,
выглянув в дверь: его коляска стояла,
уже запряженная, проводники ожидали
путешественника, все было готово к его
отъезду.
—
Неужели
нам надобно расстаться?— сказал Борис,
возвращаясь к Утбалле и с нежностью
протягивая к ней руку.— Прощай, мой
друг!.. Ради нашей любви, не убивай
себя напрасной тоской. Место и время
нашего соединения назначены, мы скоро
увидимся, мы будем счастливы.
Утбалла
встала с своего места.
—
Постой,
одно слово,— отвечала она твердым
голосом.— Сядь здесь, я прошу тебя...
Она
указала ему низкий диван. Борис
повиновался. Тогда, став перед ним на
колени, она расстегнула его жилет, сняла
с груди его крест и, подавая ему, сказала:
«Благослови меня!»
—
Чего
ты требуешь? К чему все это?—спросил
смущенный Борис.— Ты прощаешься со
мной так, как будто мы расстаемся
навеки...
—
Нет,
мы увидимся,— возразила она спокойно.—
И место нашего свидания верно. Но если
не на разлуку, то на радость этого
свидания, благослови меня!.. Умоляю
тебя, благослови!..
Борис,
взяв крест, очертил над головою ее знак
спасения. Крупные слезы катились по
его щекам. Глаза Утбаллы были сухи.
—
Благодарю,
— сказала она вставая. — Теперь прощай!
Прощай!— повторила она с усилием, и
голос замер в ее груди.
Судорожное
объятие сковало их на несколько минут.
Никакая сила не могла бы отторгнуть их
друг от друга в это мгновенье. Медлен
был прощальный поцелуй. Они расходились
и снова возобновляли прощание.
Наконец Борис перешагнул через порог
палат- киг
и дверь затворилась за ним...
Проводив
его глазами, Утбалла упала наземь как
сноп, опрокинутый внезапным порывом
ветра.
Между
тем, в ставке обнаруживалось зловещее
движение. Калмыки толпились вокруг
багши-гелюнга и князя Харцыга, который
громко произносил какую-то
речь
к народу, сопровождал слова сильными
телодвижениями. Из толпы часто
раздавались восклицания. Вдруг все
разбежались по своим жилищам. В полчаса
кибитки были сняты, поле очистилось, и
толпа вооруженных дикарей с криком
хлынула к палатке княгини. Всякий хотел
участвовать в исполнении народного
обычая, по которому жену, изменившую
долгу своему, оставляют одну в голой
степи. Народ разорвал на клочки полости,
покрывавшие ее жилище, опрокинул
решетчатые стены, сундуки, ткани, вещи
— все было разобрано и уложено на
верблюдов, даже выдернули из-под
несчастной княгини ковер, на котором
она лежала, и сорвали с нее одежду. Она
ничего не чувствовала. Только дрожь,
пробегавшая по всему телу ее при
неистовых криках толпы, свидетельствовала,
что душа еще не совсем покинула
страдалицу.
Удовлетворив
свою ярость, свирепая толпа с шумом
хлынула в степь и поскакала вслед за
стадами. Начались игры, скачки,
удальство, веселые клики огласили
воздух, обоз растянулся на несколько
верст и медленно подвигался вперед.
Харцыг
незаметно отстал с багши-гелюнгом и
двумя преданными ему служителями. Он
спустил ученого ястреба, которого
держал на пальце. И будто следуя за
полетом птицы, четыре изверга поскакали
в ту сторону, откуда недавно откочевал
улус.
Спустя
два часа нойон Харцыг ехал снова впереди
своего народа и спокойно разговаривал
с зайсангами.
Несколько
лет тому, на Кавказских Минеральных
Водах, при конце курса, нашли в ущелье
горы между кустарниками молодого
человека с простреленным черепом,
лицо его было так обезображено
насильственной смертью, что имя
несчастного долго оставалось неизвестным.
Некоторые утверждали, что то был офицер,
родственник статского советника
Зеркова, который, по словам других, за
день до того покинул Кисловодск. Но
недавно один из знакомых моих, возвратясь
из Петербурга, успокоил меня вестью,
что Борис Николаевич Снежин произведен
в полковники и часто прохаживается
по Английской набережной об руку с
молодой дамой, такой же светлоокой
и светловолосой, как и он. Но родственными
или сердечными связями скреплялись
эти дружеские прогулки, -знакомый мой,
несмотря на свои глубокие познания в
Лаватеровской физиономике, никак не
мог решить. — Которому известию верить?..
Кажется второе достоверно!..
НАШИ
ГЕРОИ • МАНА ГЕРО
ЙМҮД
сильный
ХАРАКТЕР
оч
е рк
Призывно,
настойчиво засигналила машина на улице,
под самыми окнами.
—
Это
меня, — спохватилась Александра
Ивановна, завязывая косынку. —
Смотрите здесь, чтоб порядок был, —
наказывала она мужу и дочкам, Наде и
Тане. — Завтра, может, вернусь.
Поцеловала
девочек, хлопнула дверью и уже была
возле машины. Шофер копался в моторе.
Увидев ее, опустил капот и сказал:
—
Поехали,
Ивановна. Спешить мне надо...
Машина
прогромыхала по улицам села, проскочила
мостик через канал и пошла в степь.
Александра Ивановна смотрела вперед
и почти не замечала ничего. Мысли,
которые ее занимали, отвлекали от всего:
«Трудно будет, — думала она. — За
отарой почти не смотрели, запустили
овец. А тут с дня на день окот ожидается».
Она
вспомнила, как все это произошло, с
чего началась эта история. Приехали в
совхоз «Оленичев- ский» двое. Отец с
сыном. Пришли в контору. Директора не
было, и попали они к главному зоотехнику
В. Кирееву.
—
Чабанами
хотим работать, — сказал Василий
Чебатюк. Он вел весь разговор. Сын сидел
молча в стороне. Слушал, иногда
порывался что- то сказать, да так и не
осмеливался.
—
Нужны
нам люди, — выслушав Василия, ответил
главный зоотехник.— А надолго вы к нам
сюда! — полюбопытствовал он.
—
Работать
будем, — как-то уклончиво заметил
Чебатюк-отец. —
Ясное
дело, не на месяц, не на два...
Им
не отказали. Приняли. Рабочие руки в
хозяйстве были не лишними. Поручили
Чебатюкам, отцу с сыном, отару каракульских
овец.
Поначалу
они взялись за дело с душой. Когда
приезжал к ним на точку главный зоотехник,
они говорили ему: вот, мол, будем как
и другие чабаны, СЖК применять. Больше
ягнят при этом получить можно.
Любой
человек на селе — очень заметен. Знают
о нем много, порой даже то, о чем он не
подозревает. А к новым, только что
приехавшим, присматриваются пристальнее,
будто спрашивают: «Что вы за люди!»
Так
вот прошло несколько месяцев, в
совхозе стали замечать, что пропадает
у Василия Чебатюка интерес к работе.
Больше он в селе торчит, у магазина да
столовой, чем у себя на точке бывает. И
выпивать стал часто.
—
Разве
это дело, — осуждающе говорили чабаны.
— Птица залетная...
Так
оно и оказалось, оправдались слова
чабанов. Василий Чебатюк принес
заявление в контору:
—
Рассчитайте
меня. Уезжаю.
Уговаривать
слишком его не стали. Видно было, что
от такого работника толку мало. А
заменить его кем-то надо. Отара ведь
накануне окота. И кто отважится принять
ее, кто возьмет на свои плечи, на свою
совесть чужие грехи!
Говорили
об этом и на заседании партийного бюро
совхоза.
—
Я
приму отару, — заявила Александра
Ивановна Лычагина, коммунистка, член
партийного бюро.
—
Это
тебе партийное поручение, — сказал
ей секретарь бюро Дярсин Манджиевич
Манджиев. — Справишься!
—
Не
будем загадывать, — сказала Александра
Ивановна. — Постараюсь...
...И
вот едет теперь Александра Ивановна
на чабанскую стоянку отару принимать
у Чебатюка. Что-то волнует ее, даже
тревожит. Не осрамиться бы потом. А
то будут слухи- разговоры ходить:
«Взялась за дело, да и не вытянула».
—
Ничего,
вытянем, — увлекшись своими думами,
Александра Ивановна и не заметила, что
последние слова произнесла вслух.
—
Что
ты говоришь! — повернулся в ее сторону
шофер.
—
Да
так, о своем.
Переехали
железную дорогу. Она была пустынна и
молчалива. Уже недалеко до места.
Когда
подъехали к стоянке, навстречу шагнул
Василий Чебатюк. Небритый, с
осунувшимся, помятым лицом.
Хмуро
бросил:
—
Здравствуйте.
На
чабанской стоянке менялись хозяева.
Василий Чебатюк сдавал отару. Принимала
Александра Ивановна Лычагина.
Ходили
вместе, смотрели кошару, тепляки.
Александра Ивановна недовольно
хмурилась. Когда видела, что и здесь
беспорядок, и там запущенность. Да,
как на ладони видно: не утруждал себя
хозяин заботами об овцах. Все шло, как
через пень-колоду.
—
Ну
и порядочки ты развел, — упрекнула она
Чебатюка. — Небось, самому смотреть
стыдно.
—
Ладно,
чего еще толковать, — пробурчал Чебатюк.
Он
уехал. А Александра Ивановна долго
еще сидела в чабанском домике, думала...
Пошли
дни, один хлопотливее другого. Пришла
пора окота, и редко когда выпадала
минута, чтоб можно было спокойно сомкнуть
глаза, присесть и дать себе немного
отдыха. Бессонные ночи настороже,
напряженные дни, — нет, не прошли
они даром. В отаре, которую приняла
Александра Ивановна, вышло по 117 ягнят
на сто овцематок.
—
Ты
— молодцом, Александра Ивановна, —
сказал парторг, приехав к ней на стоянку,
когда закончился
53
окот.
— Выходила, уберегла отару. Куда же
тебе идти теперь! Здесь и оставайся.
—
Уходить
не собираюсь, — ответила она. —
Привыкла уже...
Человек
привыкает ко многому — к селу, где
живет, к месту, где работает. Но есть
и другая привычка, со временем переходящая
в привязанность. Это — любовь к
своему труду, тому делу, которому отдают
годы, а то и всю жизнь. Так получилось
у Александры Ивановны. Здесь, в совхозе
«Оленичевский», она—старожил,
трудится более двадцати лет. Все
приходилось делать за эти годы. Стригла
вручную овец, была чабаном, потом —
старшим.
Работала
вместе с мужем, Дмитрием Ивановичем.
И все было хорошо в их чабанской семье.
А потом, нежданно-негаданно подкралась
беда. Дмитрий Иванович заболел. Пока
мог и были силы, крепился. Ходил за
отарой, но Александра Ивановна видела,
что с каждым днем ему все тяжелее
приходится.
—
Знаешь,
видно, придется оставить работу, —
сказал однажды Дмитрий Иванович жене.
— Уже не в силах я...
Александра
Ивановна заменила мужа, стала старшим
чабаном.
...Капризничала
весна в этом году. Солнечные дни сменяла
непогода, и в степь беспрепятственно
врывался
ветер,
сильный, холодный. В отаре Лычагиной
шел окот. Всем хватало дела — и ей самой,
и помощникам Петру и Анне Бухаевым. Не
дремали сакманщики, молодые девчата
Нина Мадибейкина, Рая Димитрова, Валя
Оленцова. Теснее стало в чабанском
домике, и в то же время веселее.
По
вечерам, когда все собирались дома,
девчата пели песни, смеялись, Александра
Ивановна и сама чувствовала себя
вроде бы помолодевшей. Уходила усталость.
«А как там мои девочки дома) — думала
она, вспоминая своих Таню и Надю. —
Повидать бы их...»
Дочери
опередили мать. Пришла как-то с центральной
усадьбы машина. Шофер заскочил в
дом:
—
Гости
к тебе, Александра Ивановна! Встречай!
А
от машины уже шли Таня и Надя.
—
Как
хорошо, что вы приехали! — радовалась
мать. — А как же школа!
—
Каникулы
у нас, — разом ответили дочки.
—
Ах,
да... А я и забыла.
Таня
и Надя пробыли у матери до того дня,
когда надо было идти в школу.
Собирая
детей в дорогу, Александра Ивановна
дала им кучу наказов по дому и пообещала
скоро приехать.
—
Ждем
тебя, мама! — говорили дочери. — Смотри,
приезжай.
1966
год был удачным для Александры Ивановны.
На сто овцематок в отаре получено
по 143 ягненка. Это — лучший показатель
не только по совхозу, а и по всему
Каспийскому району. Обязательства
перевыполнены.
Потом
пришла другая радость: Александре
Ивановне Лычагиной вручили орден
Трудового Красного Знамени.
Животноводы
совхоза послали ее своим делегатом на
второй съезд овцеводов республики.
•
• •
Я
вспоминаю встречу с Александрой
Ивановной Лычагиной. Вместе с секретарем
партбюро Д. Манджие- вым и главным
зоотехником совхоза В. Киреевым мы
приехали к ней на чабанскую точку.
День
выдался погожий, солнечный, с мягким
теплым ветром. Хозяйку отары мы
застали на месте. И хоть была напряженная
пора — шел окот — она выбрала время
для беседы. Во время разговора ее часто
прерывали входившие в дом помощники,
сакманщики. Во всем ее облике чувствовалась
внутренняя сила — та, что помогает
человеку всегда выстоять, не склониться
перед трудностями, пройти через них
победителем. Это бывает у людей,
сильных духом, характером, волей. И
тогда трудности отступают, и человек
приходит к победе, какой бы трудной она
ни была.