нако с тех пор, как человеком стал, я только два раза досыта наедал­ся: первый раз, когда женился, на свадьбе, второй раз, когда мать умер­ла, на похоронах. Эх, надо знать, что такое есть хочется. Когда у тебя сосет под ложечкой, в глазах синеет от голода, высыхает тело и кожа прилипает к костям — тогда ты бываешь готов отнять у собаки обсо­санную рыбью кость. Вот что такое голод. В$я, молодежь, этого не знае­те. Да и откуда вам это знать. А я помню... Так почему же я должен выдать свою дочь за того, кто еле себя кормит?

Кеем я. Хоть убейте, а за сына Ңяямина не выйду.

Д о р д ж и. Выйдешь!

К е е м я. Не выйду!

Дорджи. Если на то пошло, я у тебя и спрашивать не буду: хо­чешь, не хочешь замуж. Я породил тебя, вырастил, на ноги поставил. Как захочу — на то моя воля.

Кеем я. Чем выходить за такого глупца, хулигана, скотину в шап­ке, лучше умереть.

Дорджи. Как бы не умерла. Привяжу тебя к порогу дома и вы­дам замуж.

К е е м я. Посмотрим.

Дорджи. Увидим. Ты меня не доводи, а то сейчас на месте отко­лочу. (Уходит.)

Эренджен. (В сторону.) Не старик, а дьявол.

Н а м с а. Видели, слышали? Неслыханно-невиданно!

Ц а г а и. И слов нет, чтобы что-то сказать.

Буга. А стыд-то, стыд-то... -

(Уходят).

Картина вторая

Река. Паром. К Ку-у-в-а ешвгг яа пароме.

Эренджен. (Горячо.) Если ты согласна — сегодня же выкраду тебя. Босхомджи и Буува готовы помочь.

Буува. Готовы, готовы. Возражений нет...

Кеем я. Нет, это не годится. Куда же ты скроешься, выкрав меня? Не только вместе со мной, но и одному тебе негде жить. Нет, так нель­зя. Надо искать другую возможность.

Буува. Где же найдешь другую возможность?

Кеем я. Говорится же, человек все может. Выход найдется. Думай­те, думайте все.

(Втроем думают.)

Буува. Нашла. Нашла. Больше всех за сына Няямина хочет вы­дать тебя твой отец Дорджи!

К е е м я. Ну и что с того?

Б у у в а. А то — нужно Дорджи убрать с пути.

Кеем я. (Удивленно.) Как?

Б у у в а. А я откуда знаю, как?

Эренджен. Это и все, что ты нашла?

Буува. Ну, а что ты нашел? Ведь не я замуж выхожу, а ты же­нишься и пусть твоя голова работает больше... Если бы я выходила замуж — давным-давно сообразила, что к чему и как... нашла бы воз­можность.

Кеем я. Буува права. Отец — душа этого дела. Вот и надо выбить опору из-под его ног.

Буува. То-то, то-то же...

Эренджен. Но как это сделать?

Кеем я. Вот это надо найти. (Вее дужмот. Входит Босхомджи, хмурый,,садится.) Что с тобой, Босхомджи?

5 Альманах № 1 (27)

65

Босхомджи. Случилось нечто плохое. Дурная примета.

К е е м я. Что же случилось?

Босхомджи. Ваша корова принесла двойню.

Б у у в а. Клянешься, пусть ударит небо?

Босхомджи. Если узнают Дорджи и Амуланг — будут поститься до смерти.

Эренджен. Зарежь одного теленка, чтобы никто не видел и вы­брось собакам.

Босхомджи. Потому я и пришел, чтобы посоветоваться с вами.

Кеем я. Нет, не нужно убивать бедного теленка. Этот случай и есть то, что называют: нету худа без добра. Отец очень настойчивый чело­век, но еще более суеверный. Он выполняет все обряды.

Буува. Вот нашлось начало выхода. Надо ему сказать, что эта дурная примета предостерегает его от поступка, неугодного всевыш­ним: нельзя, дескать, дочь против воли выдавать замуж.

Кеем я. Вот-вот и я к этому клоню. По этому поводу можно много наговорить.

Эренджен. Ах, и в самом деле! Черти, как вы додумались?!

Б о с х о м д ж и. А его сеть пусть изловит утку.

Буува. Где же мы достанем живую дикую утку?

Босхомджи. У меня есть. Яйцо дикой утки я подложил под на­шу домашнюю. Она высидела. Мы выведенной дикой утке подрезаем крылья.

К е е м я. В таком случае — все будет отлично.

Буува. Мы придумали неотразимую штуку.

Картина третья

Край хотона. Входят Буга и Цаган.

Ц а г а н. Слышала, Буга?

Буга. Что?

Цаган. Говорят, корова отца Кеемы принесла двойню.

Буга. Ой, страх-то какой! Срам-то какой! Девушкой, без мужа и двойню привести!..

Цаган. Да нет же... Ха-ха-ха. То-то же забавно, когда человек на ухо туговат!.. Ах, я вышла, а на огне чай... весь, наверное, выкипел! Вот беда! (Выбегает.)

Буга. Жить дома и девушкой принести ребенка... Да уж ладно бы одного... а то, чтобы тебе неладно, сразу двоих... Ах, бедные ее родите­ли, каково им-то теперь! На старости лет, из-за этой бесстыдной доче­ри, им приходится видеть то, чего не должны бы видеть. Бедные, бед­ные, как мне их жаль... А все-таки хорошо, а? Здорово! Вот есть что рассказать!

Н а м с а. (Вбегает.) Буга, Буга, ты слышала?

Буга. (Одновременно.) Намса, Намса, ты слышала?

Н а м с а. Ты погоди, я раньше скажу.

Буга. Нет, я скажу.

Намса. Нет, я, я, я! (Единым духом.) В сети Дорджи попала ди­кая утка...

Буга. Ой, страх-то какой! Какая страшная примета!

Намса. И не говори. Да еще корова двойню принесла...

Буга. О, боги мои! Это называется небо карает их! А слышала ты, что Кеемя родила близнецов?

Намса. Правда?

Буга. Вот небо! Только что вернейший человек сказал, которому грех не верить.

Намса. Невиданно-неслыханно!

66

Буга. И оба ребенка, говорят, девочки, полненькие такие, здоро­венькие и милые-милые.

Н а м с а. Хоть бы они пропали, эти милые-милые.

Буга. Ведь она не одного, а двух носила под сердцем и не пока­зывала виду, никто не замечал, вот она какая хитрая!

Намса. Лучше сквозь землю провалиться... То-то она уж больно ■надменная была, никого знать не хотела...* Очень хорошо получилось. Ты не знаешь, как я рада, как я рада...

Буга. Только... от кого она принесла?

Н а м с а. От Эренджена, а больше от кого же?

Буга. А-а.

Намса. Проклятая. Глядите-ка, какие штучки она молчком выки­дывает.

Дор дж и. (Входит. Не видит Бугу и Намсу.) О, покровитель мой, мой покровитель! В единственную сеть попалась утка, а единственная корова, что была как единственный язычок колокольчика жизни, при­несла двойню. Ну как же, как же тут не ужаснуться человеку?! Чувст­вую, что лопнет мое сердце!

Буга. Бедняга, бедняга, смотрите, как он мучается. Не шуточное дело, когда дочь в девушках приносит в дом детей.

Намса. Высокочтимый Дорджи, как чувствует себя ваша бедная дочь?

Дорджи. Все так же, все так же. А что?

Намса. Да так. Как-никак, а все же она только родила...

Дорджи. Что-о? Что ты сказала?

Намса. Я говорю: она такая молодая и только что принесла, да сразу двоих. Тяжело, видно, бедняжечке.

Дорджи. Двойню, говоришь, принесла? Кто? Кеемя?

Н а мс а. Ну да.

Дорджи. О, мой покровитель! Сплю или не сплю я?

Намса. Не спите, не спите вы, бодрствуете, со мной, Намсой, раз­говариваете.

Д о р д ж и. А ты правду говоришь?

Намса. Надо мною небо. Вот человек, который своими глазами видел.

Буга. Верно, верно.

Дорджи. О, покрр*йтель мой! Этого еще не хватало. О, господи, господи! (Выбегает.)

Буга. (Увидев Бадма-Ууши.) Бадма-Ууши, а Бадма-Ууши, слы­шали вы?

Б а д м а-У уши. Что, дочь моя?

Буга. Что Кеемя двойню принесла?

Б а д м а-У у ш и. Да поди ты...

Намса. А не слышали вы, что ночью в его сеть попалась утка?

Б а д м а-У у ш и. О, боги мои, это правда?

Намса. И про то вы не слышали, что его корова* двойню принесла?

Б а д м а-У у ш и. И это правда?

Намса. Вот небо!

Буга. Пусть меня поразит гром!

Бадма-Ууши. О, всевышние! Неслыханное, страшное предзнаме­нование! Что-то случится! (Уходит.)

Намса. (Увидев председателя.) Председатель, а председатель,слы­шали?

Буга. Кеемя, дочь Дорджи, без разрешения властей, дома двойню принесла.

Намса. (Не переводя дыхания.) А в сети Дорджи попалась утка, корова его отелилась и принесла двойню, а...

5*

67

Л и дж и-Г а р я. И все это правда?

Н а мса. Вот небо!

Буга. Пусть поразит меня гром!

Лиджи-Гаря. И как же все это одновременно случилось?

На мса. Ах, лучше и не говорите, ужасные, страшные приметы...

Буга. Навеки несмываемый позор.

Л и д ж и-Г а р я. И странные совпадения.

Картина четвертая

В доме Дорджи. Дор д ж и, Ам ул ан г, Босхом д ж и, Кеемя.

Кеемя. Ха-ха-ха! И вы поверили вранью этих двух сплетниц, ко­торые не дадут жить дружно двум человекам, а всему хотону вместе стать на одном пастбище?

Дорджи. (Устало садится.) Да я сейчас нахожусь в таком состо­янии, что скажи кто: «Дорджи, вы разродились двойней»,— и я пове­рю, дочь моя.

Амуланг. Ах, куда же нам деваться от этих проклятых сплет­ниц, которые чуть подувший ветерок — бурей разносят по хотону?

Дорджи. Но все-таки, как хорошо, что все это оказалось ложью.

Кеемя. И только из-за этого вы мне приказали прийти? Если так, то я пошла на работу? (Уходит.)

Дорджи. (Вздыхая, присаживается.) Чтоб вы хозяина прогло­тили, проклятые. Чтоб вы хозяина лишились, проклятые. Похоже, что все мое добро, из-за этих примет, уйдет в жертву хурулу... все.

Амуланг. А как же иначе? Что же поделаешь теперь? Думала, что в эту весну отелится наша трехлетка и я перестану ходить по дворам с чашей, да клянчить молока на чай... Напрасная мечта... Ведь всю зиму, укрывая от мороза и ветров, мы загоняли корову в свой дом и ухаживали за нею, как за двумя своими дочерьми.

Босхомджи. Из двухсот коров хотона только ваша принесла двойню. Оказалось мало этого, из ста семидесяти сетей хотона — только в вашу сеть попалась утка. Все это—не шуточные приметы.

Дорджи. Конечно, не шутка.

Босхомджи. Верующий человек от одного поста изойдет.

Дорджи. О, покровитель мой! Мой покровитель! Отчего ты од­ному мне шлешь беды и несчастья? Что я сделал тебе неугодное, что так жестоко наказываешь меня?

Босхомджи. Не подумайте, что молодой собирается поучать старшего, но мне кажется... (Не договаривает.)

Дорджи. Юноша, который обошел страну, мудрее старика, про­лежавшего всю жизнь в постели, говорит мудрость народная. Говори, говори.

Босхомджи. Мне кажется, все эти дурные приметы возникли как предостережение для вас в связи с тем, что вы, против ее воли, хотите Кеемю выдать замуж.

Амуланг. Не без основания сказано.

Дорджи. (Удивленно.) Ты думаешь так?

Босхомджи. Да. Видимо, ваш покровитель против вашего же­лания.

Дорджи. (Растерянно.) Правда?

Босхомджи. Вот небо.

Дорджи. О, всевышние боги!

Босхомджи. (В сторону.) Все получается, как задумано. (К Дорджи.) И еще ваш покровитель вас наказывает за то, что вы поза­рились на чужое добро.

Дорджи. О, боги мои!

68

Босхом дж и. Зависть, себялюбие, корысть — противны всевыш-' ним.

Д о р д ж и. И это правда.

А мул а нг. Верно говорит Босхомджи. Сколько раз я вам тверди-- ла: не зартесь на чужое, никто еще не з,нает, с кем наша дочь будет' счастлива — с богатым или бедным.

Босхомджи. Какие же еще могут быть у вас грехи, кроме наших предположений?

Д о р д ж и. Кажется, больше нет за мной грехов.

Босхомджи. В таком случае помолитесь своему покровителю, дайте ему знать, что вы отказываетесь от своих намерений, неугод­ных ему, что вторичную араку от Няямина не примете и, я думаю, все обойдется.

Дорджи. Правда, все правда. Наверное, так придется сделать.

Босхомджи. (В сторону.) Вот и попался.

А м ул а н г. А вон председатель к нам идет.

Лиджи-Гаря. (Заходит, смеется). Видели утку, что в ваши сети попалась? (Показывает утку.)

Дорджи. (Закрывает ладонью глаза.) О, мой покровитель! Чур ее с глаз моих, чур! Прочь ее, Лиджи-Гаря, прочь унеси!

Лиджи-Гаря. Нет, посмотрите, какая жирная утка, попалась. И крылья надрезаны.

Босхомджи. (В сторону.) И черт его принес.

А м у л а н г. Отец, посмотрите.

Дорджи. (Пытается посмотреть, вновь закрывает глаза.) Нет, нет, прочь ее с моих глаз!

А мул а нг. Да посмотрите вы, разве бывают дикие утки с надре­занными крыльями?

Дорджи. (Взглянув со страхом.) О, покровитель мой, может, ли­сица надкусила ей крылья?

Лиджи-Гаря. Ха-ха! Лисица полетела за уткой и в воздухе над­кусила или превратилась в щуку и в воде полакомилась крылышком, вернее перьями? Да разве лисица, если бы поймала, отпустила ее?

А м у л а н г. Это кто-то нарочно подстроил.

Л и д ж и-Г а р я. Без сомнения.

Босхомджи. (В сторону.) Провались ты сквозь землю.

Дорджи. Это кто же, у кого руки язвы выели, глаза вороны вы­клевали, на чей род хорек лаял, зло на меня затаил? Погоди же, уз­наю, кто это сделал, — голову выверну!

Босхомджи. (Хватается за голову.) Бедная моя головушка.

Лиджи-Гаря. А вы, наверно, уже хотели сжечь свою сеть?

Дорджи. А как же.

Л иджи-Гар я. Я так и подумал.

Дорджи. На что бы я держал сеть, которая утку поймала? Грех держать такую сеть... Да еще вот тут, говорят, что дурные приметы возникли в связи с замужеством Кеемы. Как вы думаете по этому поводу?

Л и д ж и-Г а р я. Ну, это уже совсем чепуха!

Босхомджи. (Дает знак Лиджи-Гаря. Тот не замечает. В сто­ну.) И явился же он из-под земли.

Лиджи-Гаря. Какая же может быть связь между тем, что утка попалась в сеть, отелилась корова и Кеемя выходит замуж? Поду­майте сами.

Босхомджи. (В сторону.) Видите, что делает этот просвети­тель?

Д о р д ж и. И правда. Никакой тут связи нету.

Лиджи-Гаря. Вы сами видели, что в сети попалась утка с над­

69

резанными крыльями. Да и целы были бы крылья и то ерунда. Кста­ти, а что плохого в том, что корова принесла двух телят?

Д о р д ж и. Все говорят, что это не к добру.

Лиджи-Гаря. Это раньше так говорили. Все это выдумки гелюн- гов-попов. Когда приносят двойни овцы, козы, верблюды, никто не считает за дурную примету, наоборот, все радуются. Чем же корова хуже их? Да радуйтесь вы...

Дорджи. Однако...

Лиджи-Гаря. А если вы так боитесь, раскройте свои святые книги, помолитесь, сделайте удовольствие своим всевышним и все обойдется.

Амуланг. Верные слова. Если молиться от чистого сердца, не все ли равно: дома или в хуруле.

Д о р д ж и. Так-то оно так, но...

Лиджи-Гаря. Смотрите, не вздумайте сжигать сеть и корову хурулу в жертву приносить.

Дорджи. (Себе.) Корову пожертвуй хурулу, сожги сеть, послед­ними восемью рублями найми гелюнгов молитвы читать, от Няямина вторичную араку не принимай, с чем же тогда я останусь. В кармане и трех копеек не останется. Разве с тем Эрендженом, у которого нет на улийе собаки, чтобы лаяла, трех жердей, чтобы крышу поставить, который счастья ждеть у устья трех пересохших речушек? (Громко.) Так ты говоришь, что нет связи между замужеством Кеемы и этими дурными приметами?

Л мдж и-Г а р я. Совершенно нет.

Босхомджи. (В сторону.) Мы погорели до основания!

Дорджи. Получилось даже очень хорошо... А ну-ка, старуха, по­дай сюда святую книгу-джодву, дома помолюсь. Если у всевышнего есть глаза — он все равно увидит.

Л и д ж и-Г а р я. Ну, вот и все.

Босхомджи. (В сторону.) Ах, как жаль, что не удалась наша затея. Так хорошо все получалось... И что это он вместо того, чтобы сидеть в сельсовете, шляется по всем домам хотона? Или председа­тель так и должен делать?

Занавес

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Картина первая

Край хотона. Входят Кеемя, Эренджек, Буува и Босхомджи.

Босхомджи. Все шло как по маслу, но зашел председатель и по­губил нашу выдумку...

Кеемя. Ах, как жаль...

Буува. Чтобы у него рот на затылке оказался...

Эренджен. Помешал так помешал.

Босхомджи. Если теперь Дорджи узнает, кто все это затеял,— убьет.

Буува. Говорят же, языкастую девицу хоть в сундук спрячь — все равно оттуда язык высунется. Так и наш председатель. Впрочем, вот он сам идет.

Босхомджи. Подожди же, как-нибудь я тебе насолю. (Улыбаясь, входит Лиджи-Гаря. Увидев неприветливые лица, быстро проходит ми­мо, вслед Босхомджи лает по-собачьи, тот вздрагивает, все хохочут.)

Буува. Ну, что будем делать дальше?

Кеемя. Есть еще один выход. Сегодня дядя Няямина должен

70

явиться со вторичной аракой. Так вот... Подойдите все ко мне... Я ска­жу, что нужно предпринять. (Все выходят.)

Лиджи-Гаря. (Возвращается.) За что они меня невзлюбили?

Ничего плохого я им не сделал. Странно. (Выходит.)

Картина вторая

В доме Дорджи. Дор д ж и, Амуланг, Босхомджи, Гиляш.

Бул мук. (Входит. Ставит две бортохи араки.) Все ли живы-здо- ровы?

Дерджи. Милостью всевышних. И ваши все, и малые дети и поч­тенные старики, живы-здоровы?

Б у л м у к. Милостью всевышних.

Дорджи. Босхомджи, поднимись и прикури трубку Булмуку. (Босхомджи набивает трубку, прикуривает. Амуланг поднимается ва­рить чай.)

Б ул му к. Не завелись ли на вашей стороне волки, лисы?

Дорджи. Нет, такого пока не слышно. (Помолчав.) Как на вашей стороне пастбища, воды?

Бул мук. Ничего. Недавно прошли дожди, травка пошла дружно.

Дорджи. Каков приплод?

Бул му к. Приплод скота хорош. (Долго молчит. В сторону.) О чем же еще спросить? Все слова, которые приготовил, вылетели из головы. (Громко.) Э-э... кхе... Каков приплод на вашей стороне, как растет? (Босхомджи не вытерпел, засмеялся.)

Дорджи. (В сторону.) Приплод рыб... Бедняга, сказано скотовод, думает, рыбы родят рыбешек. (Громко.) Ничего.

Гиляш. (Хвастливо.) А в наши сети вчера утка попалась!

Дорджи. (В сторону.) Чтоб ты сгинула!

Бул мук. На вашей стороне на уток тоже сети ставят? Впервые слышу это. Хо-хо, даже очень хитрая охота. Это, должно быть, луч­ший способ охоты, лучше чем стрелять попусту.

Дорджи. (В сторону.) К счастью, он не знает, какая это примета. (Громко.) Да, интересная охота.

Б ул мук. Вы, наверно, к сетям привязываете какую-нибудь при­манку?

Босхомджи. Да, жаб, таких больших, знаете, зеленых, за ноги подвязываем. У них сильные голоса, за три версты утки слышат их и летят, летят, летят. Иначе, ведь, утка не полезет в сеть. А утка очень любит жаб и лягушек. Конечно, выбираем жаб пожирнее.

Бул мук. Очень хитрая охота. Хо-хо! Придется и себе купить не­сколько штук сетей.

Гиляш. Гость, а гость, наша корова двух телят принесла! Ага!

Б ул му к. О, небо! О, всевышние! Какая страшная примета!

Дорджи. Вон отсюда, чтоб я тебя не видел. (В сторону.) Хоть сквозь землю провались... (Громко.) Да глупая она, зря болтает толь­ко. Тут мы шкуру чужого теленка сеном набили, чтобы молоко сэко­номить... так она об этом болтает.

Б у л м у к. А-а. Тогда другое дело.

Г ил яш. (Плачет.) А я не просто болтаю, я правду говорю... (Выбе­гает. Через некоторое время Амуланг вносит вареную рыбу.)

Амуланг. Кушайте рыбу. (Булмук вытаскивает из пояса нож и режет рыбу.)

Босхомджи. (В сторону.) Вот тот случай, о котором говорят, когда не хватает ума, то и на красноперку вытаскивают нож.

Бул му к. Это, наверно, только родившиеся от матери детеныши рыб?

Д о р д ж и. Это красноперка.

Бул му к. То-то же. Имя женское и видать по всему — женского пола эта рыба, причем, очень-очень молодая, дитя грудное. А какое вкусное мясо у нее. Очень вкусны телятина, ягнятина, оказывается также вкусны детеныши рыб.

Д о р д ж и. Конечно так.

Б у л м у к. Красноперка говорите? Вкуснее мяса жеребенка. Вот не­бо, правду говорю! (Поперхнулся костью. Замер. В сторону.) Кость за­стояла в горле.

Дорджи. Да что там мясо жеребенка, вкуснее мяса шестимесяч­ного ягненка. Так ведь?

Б ул му к. Т-т-т... (В сторону.) Как же ее протолкнуть дальше? На­до проглотить побольше кусок. Он-то и протолкнет дальше. (Глотает кусок, но застревают еще кости.) Еще одна кость застряла... Как много костей в такой маленькой дряни...

Дорджи. Если вам так понравилась красноперка, то как должно быть понравится осетрина, белуга, стерлядь. Белуга и осетр —вот это да! Эти рыбы совсем без костей!

Булмук. (В сторону.) Без костей... Я скоро умру...

Д о р д ж и. О, таких рыб вы еще не пробовали...

Булмук. (В сторону.) И пробовать не буду, хватит...

Дорджи. Что же вы не кушаете?

Булмук. Бе-е-е... ме-е-е...

А м у л а н г. (Тихо Дорджи.) Он подавился костью.

Дорджи. Кто, Булмук? Нет, ему очень нравится красноперка, это он смакует.

Амуланг. Нет, зацепилось, зацепилось говорю.

Дорджи. (К Булмуку.) Может, в горле кость застряла?

Булмук. (Смущенно.) Хи-хи-хи...

Дорджи. (Поднимается.) Откройте рот, рот откройте, шире. О, покровитель мой, кости в горле как камыши торчат. А ну, Босхомджи, всунь туда пальцы и повытаскивай!

Босхомджи. Да нет, тут есть щипцы, для вынимания червей с хвоста овец, ими удобней. Ну, шире откройте рот, еще... так... Раз, два... три...

Кеемя. (Вместе с Гиляш подходит к дому.) Возьми вот два бортоха, быстро занеси в дом и положи их вместо тех, которые привез­ли гости, а те, которые привезли они, вынеси, чтобы никто не видел.

Гил я ш. Хорошо. (Заходит и меняет бортоха.)

Босхомджи. (Уже нарочно.) Семь восемь, десять... Хватит, больше ни одной косточки не осталось, все.

(Входят Бадма-Ууша и Лиджи-Гаря, здороваются, садятся)

Босхомджи. (В сторону.) Опять пришел, чтобы нам помешать.

Амуланг. (Подает чай.) Выпейте чаю, легче станет.

Дорджи. Да, да, пейте, пейте. Нет, лучше араки выпить, прочи­стить горло. А ну-ка, подайте крайнюю бортоху. (Берет араку в борто­хе, открывает, шепчет йорел — благопожелание, брызгает на огонь оча­га, подает Бадма-Ууши.) Быстренько благословите.

Б а д м а-У у ш и. Пусть прибыли будет столько,

Что преградой золотой поднимется, Убыль не пропуская.

Пусть не будет боли у нас, Чтоб воскликнуть: «Ой, ях!»

72

*

Пусть не будет судилища, Приказывающего покинуть родимый край. В средине лучших времен, Со снегами влагу несущими, На возвышенностях плодородных Хозяевами пастбищ тучных,» Где воды текут обильные,— Без лютого зуда, ненастий, Без войны кровавой и мора, Жизнью изобильной, счастливой Да будем жить века!

Пусть небеса нам даруют счастье, Когда лучшие кони-аранзалы, Под золотыми седлами гарцуя Приплясывают у коновязи!

Все. Да исполнится благопожелание — йорел!

Бадма-Ууши. (Выпивая, в сторону.) Странная вещь, голая вода?» Скандал поднимать? Нет. Ничего не поделаешь, хотя и вода, но при­дется выпить. (Пьет.)

Д о р д жи. (Наливает себе.)

Да будем родственниками мы, Да будет так крепка наша связь, Что сильные потянут — не разорвут, Могучие станут сгибать — не согнут, Да будут узы наши Крепче крепчайшего клея!

Все. Да исполнится благопожелание —йорел!

Дорджи. (Попробовав, в сторону.) Удивительно: да, ведь, эта соленая вода с нашей речки. Но не поднимать же из-за этого скандал? Ничего не поделаешь, сделаю вид, что выпил. (Пьет.)

Б ул м у к. (Взяв чЗшу с аракой.)

В темную ночь, чтоб ночлегом друг другу были,

В ненастный день, чтоб друзьями верными были, В дальнем пути, чтоб спутниками друг другу были, Да будем такими родственниками!

В с е. Да будет так!

Бул мук. (Попробовав, в сторону.) Опять стыд-то какой: да ведь это не арака, а вода. Ничего не поделаешь, хоть и вода, а выпить при­дется. Хоть бы драки не было.

Дор дж и. (Про себя.) Хоть и вода, а председателю не поднести нельзя. Умный человек, он, наверно, сделает вид, что ничего не заме-, тил.

Лиджи-Гаря. (Получив чашу.) Да исполнятся благопожеланид почтенных старцев! (Попробовав, в сторону.) Вода... с нашей речки во­да... Председателю неудобно поднимать скандал... (Выпивает. Дорджи. делает вид, что просто забыл и не наливает Босхомджи.)

А м ул а н г. Почему не наливаете араки для Босхомджи?

Дорджи. (Переминаясь.) Э-э... забыл. (Тихо, к Амуланг.) Ты по­молчи... а то он обязательно скандал учинит.

Босхомджи. (Наливает сам.) Да исполнятся благопожелания старших. (Пригубив, протягивает чашу обратно. Дорджи пытается быстро отобрать у него чашу.)

Амуланг. Да выпей всю, не опьянеешь же с одной чаши араки?' Дорджи. (В сторону.) Посмотрите на эту несчастную.

7а

Босхомджи. (Еще раз попробовав.) Ну, постойте же. (Громко.) Почтенная Амуланг, ваша правда. С одной чаши араки никто не опья­неет. Но войдите же и в мое положение, поймите, как могу я, попробо­вав на язык, выпить соленую воду с нашей речки? Я бы, конечно, по­следовал примеру старших, председателя уважаемого, но боюсь рас­строить свой больной кишечник. Вы же знаете, что в нашей речке и свиньи валяются, и коровы там... Ну, простите, люди добрые!

Дорджи. (В сторону.) Вот это и называется — пропали мы.

Бул мук. (В сторону.) Вот это и называется — влипли мы.

Амуланг. Да поди ты прочь! Кто тебе воду поднесет?

Босхомджи. Я сам удивляюсь не меньше вашего. Кажется, пе­редо мною четыре человека выпили араку...

Б а д м а-У уши. Да, да, мы выпили араку.

Босхомджи. Значит, араку выпили вы, а воду на дне оставили мне. Или же богач Няямин, вместе со своим дядей, решил посмеяться над бедняком Дорджи, решил водой плеснуть на священный огонь его очага и вместо араки прислал воду. Если так, то и в другой бортохе должна быть вода.

Дорджи. Ив самом деле. (Пробует из другой бортохи.) Да, во­да, вода! И первый раз я тоже выпил воду...

Б у л м у к. (В сторону.) Хоть провались сквозь землю.

Лиджи-Гаря. (В сторону.) А-а, понимаю, в чем дело, понимаю. Те бортоха, которые вынесла Гиляш, были привезены гостями. Из-за ошибки девочки может выйти скандал. (Громко.) Когда я заходил к вам — ваша младшая дочь...

Босхомджи. (К. Булмук.) Ты пришел чтобы посмеяться над на­ми, бедняками, да?

Амуланг. А как же, на то они богачи. Что же не посмеяться над бедными?!

Булмук. О небо, о земля! Да разве может быть такое...

Л и д ж и-Г а р я. Почтенные мужи, только сейчас...

Босхомджи. Это вам не прежние времена!

Дорджи. Подлецы!

Л ид ж и-Г а р я. По -моему, все это...

Босхомджи. (В сторону.) Вот же черт бы его побрал... Ну, по­дожди у меня... (Незаметно сильно наступает на ногу Лиджи-Гаря. Тот вскрикивает.) Заставлять лить воду на священный очаг! О, госпо­ди, господи, в один день и столько несчастий!

Дорджи. Верно. Почему ты заставил выплеснуть воду на мой священный очаг, а?

Лиджи-Гаря. (Схватившись за ногу.) Ой, яха, ой!

Булмук. Вот небо!..

Дорджи. Унеси свои бортоха с водой. Да не будут Няямин и весь его род больше нашими знакомыми! Чтобы ноги вашей не было в на­шем доме. Босхомджи, дай ему в шею!

Ба дм а-У у ши. Слабосильным, подобным нам, надо убираться, по­ка целы, а то будет поздно. (Уходит.)

Босхомджи. Я ждал вашего слова. (Дает по шее.) Давящийся рыбьей костью!..

Булмук. Если унесешь целыми ребра и то счастье. (Бросив все, убегает.)

Кеемя. (Заглядывает в щель, хохочет, заливается.) Так его, так! Хорошо, очень хорошо! Ха-ха-ха! (Убегает.)

Босхомджи. Вот. Очень хорошо получилось. Только, беда, в один день и столько несчастий...

Дорджи. Старуха, брось-ка в огонь очистительной травы... Вот подлец, так подлец! Не может сам рыбу есть, а тоже лезет смеяться 74

над другим. Пусть поразит меня гром, если Няяминову отпрыску дочь свою выдам!

Босхомджи. А как же иначе. Можно ли отдавать родную дочь тем, кто над тобой смеется. Так можно стать посмешищем всего света.

Дорджи. (Указывая вверх.) Вот мой покровитель! Не отдам. Босхомджи. Пусть они не смеют ступать около вашего дома. Д о р д ж и. Пусть толькр посмеют приблизиться!

Картина третья

Край хотона. Кеемя, Эренджен, Буува, Босхомджи, Г и л я ш.

Босхомджи. Разок хорошенько по шее съездил. Ха-ха-ха... До смерти не забудет.

К е е м я. Так ему и надо!

Эренджен. Так, значит, Дорджи поклялся, что не выдаст дочь?

Босхомджи. Да. Только Лиджи-Гаря снова чуть все дело не ис­портил. Он, оказывается, видел, как Гиляш вынесла бортоха...

Гиляш. Когда я выходила, он попался навстречу.

Босхомджи. Я так ему наступил на ногу ,что он про все на све­те забыл.

Буува. Погоди, председатель, завтра придешь на паром, уж я те­бя помучаю, постоишь у меня!

Кеемя. Араку, которую мы выручили, раздадим старухам хотона, а сами сейчас пойдем к подножью кургана, там вечеринка молодежи.

Буува. Сегодня наша взяла... Напоемся, натанцуемся...

Гиляш. Председатель идет, председатель...

Босхомджи. Давайте ему отомстим.

Эренджен. Как?

Буува. Поймаем и темную устроим...

Босхомджи. Или несколько раз окунем в речке...

Гиляш. Вот было бы здорово!

Эренджен. Нет, так с председателем поступать нельзя.

Гиляш. Ну и что с того, что он председатель, разве он не такой же человек, как и мы? Если он председатель, то его и окунуть нельзя?

Кеемя. Эренджен правильно говорит. Мстить ему же за что, а вот сделать так, чтобы он больше не заглядывал в нашу сторону, нуж­но. Подойдите-ка ко мне, я вам расскажу, как это сделать. Только ты, Буува, гляди, куда он пойдет.

(Уходят.)

Лиджи-Гаря. (Заходит.) Вот что значит отсталый, суеверный че­ловек. Дорджи чуть не пожертвовал единственную корову хурулу и чуть не сжег единственную сеть. Хорошо, что я подоспел. А что было утром? Гиляш, видимо, вместо того, чтобы взять свои бортоха с водой, перепутала и взяла бортоха с аракой гостей. Чуть драка не поднялась. И бортоха с водой тоже оказались дурной приметой. Вот что значит темнота. Я хотел сказать, что Гиляш все перепутала и предупредить скандал, да Босхомджи, сгоряча чуть мне ногу не раздавил и не дал мне договорить. А посмотрите на Босхомджи. Ведь при этой власти он стал ума набираться. Но верит всяким приметам и разной чепухе не хуже старика.

Буува. (Вбегает, видит Лиджи-Гаря.) Ага, вот когда пришло вре­мя расплатиться с тобой.

Лиджи-Гаря. Буува, Буува! (Та показывает язык и убегает об­ратно.) Видите, какая дикая у нас молодежь. Убегает от человека. А если подумать — во всем этом немало нашей вины. Мы, комсомоль­

75

цы, плохо работаем с молодежью. У людей очень живучи старые взгля­ды. И не скоро то время, когда мы заставим людей расстаться с эти­ми взглядами... Однако эта Буува славная девчонка... Как увижу — сердце замирает. (Эренджен, Кеемя, Босхомджи, Буува, в шубах' на­выворот, в масках, выбегают с разных сторон. Лиджи-Гаря мечется.) О, боги мои, о боги мои!

...Что же это такое? Черти, черти... Ой-ой-ой, убивают!

(Вбегают Цаган, Намса, Буга.)

Н а м с а. Ай, что тут делается!

Босхомджи. (Своим.) Вот так вовремя они пришли! (Лиджи-Га­ря убегает. Маски мучают сплетниц.)

Цаган. Ай-я! Это дьяволы!

Босхомджи. Отдай язык! Отдай язык!

Намса. Пощадите! Пощадите! О, боги, что ж вы ослепли!

Буува. Отдай язык! Отдай язык!

Буга. Ой-я! Ой-я! Убили меня, убили меня! Я уже мертвая!

(Втроем убегают. Маски хохочут.)

Босхомджи. Ха-ха-ха! Вот испугали, так испугали! Насладились вдоволь!

Кеемя. Они бежали без ума!

Эренджен. Так им и надо!

Буува. (Хохочет взявшись за живот.) Ой, больно! Ой, больно! Босхомджи. Если понадобится и с Дорджи так поступим. Буува. Правильно, правильно.

Кеемя. Теперь наш председатель не только не будет нам мешать, но и ноги его не будет на нашей стороне.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Картина первая

Край хотона. Цаган и Г и л я ш.

Цаган. Ух ты, славная Гиляш, умница Гиляш. Иди сюда, пойдем к нам, я тебя угощу лепешками с маслом. Так ты говоришь, что воду в бортоха велела налить Кеемя?

Гиляш. Да.

Ц а г а н. А кто сменил бортоха?

Гиляш. Я сменила.

Цаган. И потому Босхомджи драку начал?

Гиляш. Да.

Цаган. (В сторону.) Так вот что, оказывается, тут было! Какая обманщица эта Кеемя! Ну, подождите теперь! (К Гиляш.) Иди, иди сюда.

Гиляш. Куда?

Цаган. Разве ты не хочешь лепешек с маслом?

Гиляш. Так вы же там живете, а здесь живем мы.

Цаган. Иди говорю! (Силой тянет за собой.)

Картина вторая

В доме Дорджи. Дорджи, Цаган, Гиляш.

Дорджи. О, покровитель мой, так это правда?

Цаган. Вот небо. А тот, кто сменил бортоха,—вот она.

Гиляш. (В сторону.) Проклятая.

76

Дорджи. (В сторону.) Вот положение, так положение. (К Гиляш.) Это что ты наделала, а? (Гиляш молчит.) Спрашиваю, что за продел­ка? (Тянет за уши.)

Гиляш. (Пощупала уши.) Попало мне, так попало. Если я ког­да-нибудь еще хоть кому-нибудь слово одно скажу — пусть мой рот на затылке окажется.

Дорджи. (Снова тянет за уши Гиляш.) Говори! Кто сменил бор­тоха? Кто сменил, спрашиваю?

Гиляш. Откуда мне знать... Ай-ой, ай... Я ничего не делала, не .меняла!

Дорджи. А-а, ты не сменила? А кто сказал Цаган, что сменила?

Гиляш. Я этого не говорила... ай-ой... она сплетница...

Дорджи. А-а, ты не говорила Цаган?

Гиляш. Не говорила! (В сторону.) Пусть хоть убьет, а не при­знаюсь.

Цаган. Какая бесстыдница.

Дорджи. Если не скажешь — уши до потолка вытяну!

Гиляш. Ай-ой, ай, хоть до неба тяните—не скажу!

Дорджи. А-а, не скажешь... на тебе (бьет.) И еще как скажешь!

Цаган. Так вот, Дорджи, то слово хорошее, которое крепкое. Во- первых, вы опозорили моего отца, во-вторых, чуть не выбили ему реб­ра и печенки. Так вот, если вы не попросите у него прощения,—вам будет плохо. (У порога встречается с Кеемя и выходит.)

Кеемя. (Вбегает, выхватывает хворостинку из рук отца и ломает на мелкие кусочки.) Я сменила. Я велела поставить бортоха с водой.

Дорджи. Знаю.

Кеемя. Если знаете, зачем же бьете Гиляш? Чтобы она еще раз подтвердила,зачем?

Дорджи. (Устало садится.) Кто его знает, зачем я ее бью. Рас­сердился я... (Плачет.) И как же я могу не сердиться, Кеемя? Ведь все уже было на мази, да твой каприз все дело испортил. Через твой каприз мы, как были так и остались ни с чем. Ты понимаешь, что ты. наделала? Теперь, если даже его мертвые предки поднимутся и попро­сят, все равно Няямин к нам ногой не ступит.

Кеемя. И очень хорошо, если так. Зачем, чтобы он приходил?

Дорджи. Нет, видимо, мы с тобой не поймем друг друга.

Кеемя. Это верно.

Амуланг. (Входит.) Идет Няямин.

Дорджи. Правда? О, мой покровитель!

Кеемя. Не вздумайте мириться. Если помиритесь —я подниму невиданный скандал. (Уходит вместе с Гиляш.)

Дорджи. Цаган успела уже донести. Наверно, будет драка. (По­смотрев в дверь.) Мрачнее осенней тучи. Очень сердит. Да и как ему не сердиться: заменили его бортоха с аракой водой, да еще избили его дядю, прибывшего к нам сватом. Надо выйти встретить. (Выйдя, вхо­дит вместе с Няямином.)

Няямин. Возмутительный случай.

Дорджи. И не говорите.

Няямин. Случай, который и в голову не придет.

Дорджи. (В сторону.) Смотрите, как издалека он начинает. (Громко.) Ваша правда. Очень неудобно получилось.

Няямин. Да разве можно в этом случае говорить слово «неудоб­но», тут сквозь землю нужно провалиться.

Дорджи. (В сторону.) Начинает. (Громко.) Так, истинно так.

Няямин. (В сторону.) Начинает поддаваться. Вот что значит прийти самому. (Громко.) И кто же мог подумать, что такое может случиться.

77

Дорджи. Да, верно.

Н я я м и н. Это проделки проклятых недругов.

Дорджи. (В сторону.) Это означает, что мы пропали. (Громко.) Все от того, что с жира бесятся...

Н я я м и н. Как, то есть, с жира бесятся?

Дорджи. Чтобы мы с вами поссорились, да родственниками не стали.

Ня ям ин. Ха-ха! Нет, наши, видимо, перепутали и вместо араки взяли бортоха, наполненные водой, чтобы не потрескались от суши. Как бы то ни было, но все это не таило в себе злого умысла, насмеш­ки над вами. В нынешние времена... хм... в наше советское время один над другим не должен глумиться, как это было в проклятое царское время. Тем более, если они хотят стать родней.

Дорджи. (В сторону.) А-а... он, оказывается, еще ничего не зна­ет... Чуть было сам не ляпнул... Ну, подожди... (Громко.) Если поду­мать, то ваша правда, но, однако, на очаг воду выплеснуть...

Ня ям ин. У калмыков выплеснуть воду на очаг — страшный грех. Но ведь это было сделано не нарочно. Значит, достаточно очиститель­ной травой посыпать и выгнать злой дух, задобрить огонь. Если этого мало, вон на улице, на моей телеге, лежит овечка, принесите ее в. жертву огню.

Дорджи. (Улыбаясь.) Хе-хе... Если так, то это можно...

Няямин. (В сторону.) Совсем переходит на мою сторону. (Гром­ко.) Нам с вами высокочтимый Дорджи, желающим породниться, на­до бы теперь путь к миру найти, ведь мы же почти свои люди. Если молока не хватает, — придите к нам, возьмите одну-две дойных коро­вы и доите себе на здоровье. Ведь у нас, не то что вы, а почти чужие люди берут.

Дорджи. (В сторону.) То-то же. Я ведь говорил, что так будет. (Улыбается.) Правильно, правильно... Хе-хе-хе... Свои люди... Хе-хе-хе...

Няямин. (В сторону.) Не только голодранца тебя, а похлеще Няямин уламывал. (Громко.) Возьмите, вот, тут немного деньжонок, на карманные расходы.

Дорджи. Нет, нет, зачем мне деньги...

Няямин. Да что вы, иногда, может, хочется побаловаться и мело­чишки нужны, возьмите. Ведь мы же свои люди, не нужно стесняться.

Дорджи. Нет, я не стесняюсь. Пока деньги нам не нужны. А когда будет нужно — я сам попрошу.

Няямин. Ну и хорошо. (Деньги проносит мимо протянутой руки Дорджи и кладет обратно в карман.)

Дорджи. (В сторону, ругая себя.) Чтоб ты не скромничал, дурень.

Картина третья

Берег реки. Няямин и Цаган.

Н я я м и н. Ты почему же об этом раньше мне не сказала?

Цаган. Не успела. Ведь Дорджи вас в дом увел.

Няямин. Как жаль овечку. Надо было найти возможность и ска­зать мне.

Цаган. Не было такой возможности, дядя.

Няямин. Знак бы какой подала.

Цаган. Да хватит вам убиваться из-за одной овечки.

Няямин. Где ты найдешь овечек, чтобы по одной направо и на-, лево разбрасываться?

Цаган. Ну, хватит, хватит. Помирились вы с Дорджи?

Няямин. Помирились. Однако жаль овечку.

78

Цаган. Но того, что помирились, — мало. Всю эту бучу, Няямин, поднимает Эренджен. Кеемя его любит больше, чем самую себя.

Няямин. Скажи ты. Что же он за человек, если милее моего сы­на, богач-красавец, а, Цаган?

Цаган. Да в нем ничего нет такого, чтоб так влюбиться. Даже одеться ему не во что и вдоволь он не ест — беден.

Няямин. Удивительный случай. Впервые вижу, чтоб пренебрегали человеком, у которого золота, денег, богатства — без счета, и выбра­ли бедняка, у которого ни кола, ни двора. То-то, не зря говорят, при­ближается конец света... Может эта Кеемя глупа, тупа и тут у нее плохо работает? Как насчет умишка?

Цаган. О, чего-чего, а ума у Кееми — океан...

Н я я м и н. Но я почему-то ее боюсь...

Цаган. Говорят в народе: кому разбогатеть—тому невестка ум­ная и работящая. Такой невесткой для вас будет Кеемя. А ваш сын, мой племянничек, в народе зовется кнутом счастья. Если вы, не дай бог, завтра умрете, все ваше богатство, которое вы копили, пота и сна не жалея, и чего греха таить, мы же свои люди, совести своей не жа­лея, сын ваш, кнутом разгонит. Так вот, вам надо найти человека, ко­торый после вашей смерти тот кнут в крепких руках держал бы и уда­ры направлял не против счастья. Так что быстрее играйте свадьбу и Кеемю в дом введите. Иначе вы потеряете ее. Если завтра Эренджен ее выкрадет, что тогда станете делать?

Няямин. Согласен. Сразу же свадьбу будем играть. А ты поста­райся Эренджена с дороги убрать.

Цаган. Как же я уберу его?

Няямин. А как хочешь. Хочешь — убей, хочешь — в реке утопи. Я буду за все отвечать.

Цаган. Ну, в таком случае, хорошо. (Уходит.)

Б у у в а. (Входит, поет.)

Ветерок целует страстно

В устье щеки камыша.

Если мы с тобой согласны, Что хотону тут решать.

(Вздыхая.) Ах, когда же это лето настанет? Босхомджи сказал: «Ле­том, когда появится травка и молоко, масло и мясо, мы поженимся». (Вздыхая.) Травка и молоко, масло и мясо — пока дождешься их — иссохнешь вся. А так хочется замуж!

Из-за реки. Па-а-ро-ом!

Буува. А-а, председатель... Ну, позови, позови... Удивительная вещь — эта любовь. Когда Кеемя целует фотокарточку и платочек, подаренные Эрендженом, вся, как сахар, тает. Ей-богу, мне кажется, что она в это время становится сладкой-сладкой. А по мне, — так ни к чему целовать бумагу и тряпку. Вот если бы самого поцеловать — другое дело. Нет, не Эренджена, а Босхомджи. Что толку с того, что целуешь бумагу и тряпку? Нет, правда, ну, вообразите... Кеемя каж­дую ночь во сне Эренджена видит. А мне так ни разу Босхомджи не приснился. Уж так я его звала в сон, так звала. Ничего не получает­ся. Может, он меня не любит? Нет, он говорит люблю, страшно, гово­рит, люблю. Засыпаю, думая о нем, чтобы он приснился, а снится вся­кая всячина, даже стыдно признаться. То собаки грызутся, то огром­ные быки бодаются. Вот, в нынешнюю ночь, так хотела приснить Бос­хомджи, и что же, вы думаете, приснилось? Как будто Эренджен це­лует глухую Бугу...

Из-за реки. Па-а-ро-ом!

Буува. Удивительная вещь. Или, может, я его не люблю, а так...

79

просто кажется? Но если это так, то почему когда увижу его, мураш­ки пробегают по телу, сердце останавливается и так охота его при­жать, поцеловать... Ой, мне стыдно об этом говорить даже речке, а вдруг воды синие молву разнесут о том, как я его люблю... А когда поцелую, то почему, словно я выпила лекарство такое, голова кружит­ся, из глаз сыплются искры, в ушах шумит и всю меня так приятно­приятно качает?

Из-за реки. Па-а-ро-ом!

Буува. Позови, позови еще... Я тебя высушу... Да, еще Кеемя го­това целый день молча сидеть рядом с Эрендженом, глядеть на него, гладить его руку, голову. А я, когда встречусь с моим Босхомджи, болтаю, болтаю и мне хочется дурачиться с ним, хочется толкнуть его и еще... Нет, видимо, любовь у меня не такая, как у Кеемы...

Из-за реки. Па-а-ро-ом! Ты что там, провалилась что ли?

Бу у в а. Хоть до вечера кричи... (Увидев Кеемя, которая вошла.) Что случилось, милая, родная моя Кеемя!

Кеемя. Пришел сам Няямин и помирился с отцом.

’Буува. Вот бы черт его побрал!

Кеемя. Всевышние не хотят, чтобы наши дороги сошлись...

Из-за реки. Эге-ге-ге! Па-а-ро-ом! Вы, может, прилипли там к берегу?

Кеемя. Слышь, там паром зовут.

Буува. Это председатель. Он уже часа два орет. Пусть позовет еще... По-моему, не нужно так унывать, Кеемя. Какой-нибудь выход найдется.

Кеемя. Я тоже так думаю. Когда Эренджен придет ставить невод, скажи ему, чтобы вечером он пришел сюда, к парому. Надо найти ка­кой-то выход.

Буува. Ладно.

Кеемя. Ну, поезжай, привези его. И так ты продержала его, бед­нягу.

Буува. Ничего, поймет, перестанет впредь вмешиваться в чужие дела. (Уходит, тянет паром.)

Кеемя. (Целует карточку, завернутую в шелковый платок.) Ми­лый мой Эренджен! Друг ты мой желанный... Мечта моя, сновидение мое... Вот-вот выскочит мое сердце (Видит, что входят Намса и Ца- ган, заворачивает фото в платок и роняет. Уходит. Намса и Цаган од­новременно хватают оброненный платок. Берет Намса.)

Намса. (Разворачивает платок.) Эренджен!

Ц а г а н. А что там еще за карточка?

Намса. Фото самой Кеемы.

Цаган. Ой, какая славная находка. (Выхватывает платок с фото­графиями.) \Х

Намса. Отдай сюда!

Цаган. Не отдам!

Намса. Почему не отдашь?

Цаган. Не отдам и все. А если не отдам, что ты станешь де­лать? Врать обо мне всему хотону?

Намса. О тебе не то, чтобы врать, а хватит и правды рассказы­вать на целый месяц.

Цаган. А о тебе нечего сказать, да? Чей дом был пристанищем всех парней хотона?

Намса. А ты забыла, куда ходила, после того, как муж уснул?

Цаган. А как ты целовалась с Сарангом через решетку кибитки? Намса. А ты забыла, как лечилась от кашля у гелюнга Тевкя?

И еще неизвестно, от кого у тебя сын!

80