Согрин

Новый разительный поворот произошел после 1991 г. Запущенная в том году в России радикально-либеральная модернизация принесла неожиданные, а для многих драматические и даже трагические результаты. Обещания радикалов перестроить страну по западным образцам, обеспечить ей быстрое процветание обнаружили свой полный утопизм. Снова ожили и стали набирать силу коммунистическая и националистическая идеологии, начавшие вновь формировать негативное отношение к США. Росту антиамериканских настроений способствовало и открытое притязание Соединенных Штатов на роль мирового гегемона, и их желание отодвинуть Россию на задворки мировой политики. Соотношение антиамерикански и проамерикански настроенных россиян стало меняться в пользу первых.

Современные российские идеологии и общественно-политическое сознание формулируют вызов профессиональной американистике: соперничающим и взаимоисключающим друг друга мифам важно противопоставить объективные, сбалансированные, выверенные исторической практикой оценки американского опыта. При этом наиболее точные из них следует отбирать в результате дискуссий и постоянных исследований, реализуемых в научных публикациях.

* * *

В настоящей статье предпринята попытка обобщения и синтеза внутриполитического развития США в ХХ в. На протяжении столетия американские внутриполитические тенденции не оставались неизменными, они обновлялись и, подчас, весьма существенно. Возникает вопрос о тех исторических вехах, которые оказали наиболее серьезное воздействие на изменение качественных характеристик американского общества. В отечественной историографии главной среди таких вех называлась Октябрьская революция 1917 г. в России, разделившая мир на системы социализма и капитализма, а вслед за ней ставились две мировые войны, научно-техническая революция и одна собственно американская веха - «новый курс» Франклина Д.Рузвельта в 30-х годах. На рубеже ХХ и ХХI столетий значение и соотношение этих вех нуждается, на мой взгляд, в новом осмыслении. Не отрицая значения ни одной из них, полагаю все же, что в изменении внутриполитического облика США главная роль принадлежала "новому курсу" (что касается внешнеполитического опыта США и их роли на мировой арене, то здесь оценки могут быть иными, но их вынесение выходит за рамки данной работы).

"Новый курс" разделил внутриполитическую историю США ХХ в. на два крупных периода, радикально изменив форму и соотношение магистральных общественно-исторических тенденций. Кратко различие между двумя эпохами внутриполитической истории США можно определить следующим образом. Если до 1933 г. американское общество в целом развивалось по классическим канонам капитализма, то после 1933 г. начался процесс их радикальной трансформации. Определявшее трансформацию активное вмешательство общества и государства в процессы частнокапиталистического производства, накопления и распределения зародилось еще раньше, но только в 30-е годы приобрело системообразующий характер, стало, если воспользоваться хорошо знакомой нам марксистской терминологией, не надстройкой капитализма, а вошло в его базис. Именно 1933 год высвободил в полной мере те резервы самосохранения и дальнейшего развития капиталистического общества, которые не были предвидены Марксом. При этом противоречия капитализма не исчезли вообще, но были трансформированы и заблокированы таким образом, что марксов антикапиталистический прогноз оказался устаревшим.

В собирательной картине внутриполитического развития США в ХХ столетии принципиально важно, таким образом, выявить сходство и различия общественно-исторических тенденций первой и двух последних третей века. Что касается тенденций первой трети века, то их зарождение и оформление относится еще к последней четверти предшествующего столетия. А тот период, в свою очередь, стал воплощением последствий американской Гражданской войны и Реконструкции, которые в нашей исторической литературе в совокупности именуются (и эта оценка не представляется устаревшей) второй Американской революцией. По своим идеологическим замыслам и непосредственным результатам она была яркой либерально-демократической революцией, но ее долговременные последствия оказались весьма противоречивыми. Так, одним из таких последствий стало оформление новой властной элиты, которая-то (а это бывает в случае со многими революциями) и присвоила себе главные плоды революционного переустройства Соединенных Штатов. Эта властная элита, костяк которой составили капиталистические нувориши, и в первую очередь зарождавшаяся корпоративная буржуазия, быстро подчинила себе Республиканскую партию, превратившуюся в последней четверти XIX в. из выразительницы общенародных, глубоко демократических принципов в элитарно-капиталистическую партию. Республиканская партия, доминировавшая на американской политической сцене с 1860 по 1930 г. (за этот период ее представители выиграли 14 из 18 президентских выборов), стала главным архитектором чисто капиталистической корпоративной Америки, пришедшей на смену гибридному буржуазно-рабовладельческому обществу.

Триумф корпоративной экономики составил одну из главных исторических тенденций США конца XIX - первой трети ХХ в. Среди исследователей традиционно дискутируется вопрос о результатах реструктуризации и монополизации американской экономики после Гражданской войны. Представляется, что для правильного ответа на этот вопрос требуется различать, как минимум, три результата: экономический, социальный и политический. Первый, экономический, характеризовался впечатляющими достижениями корпоративной Америки. К 1900 г. США бесповоротно стали главной промышленной державой мира. За последние три десятилетия XIX в. протяженность железных дорог в стране увеличилась в 7 раз, производство чугуна - в 8, добыча угля - в 10, выплавка стали - в 15 раз. Ведущая роль в экономических достижениях принадлежала корпорациям Рокфеллера, Карнеги, Форда и, конечно, железнодорожным королям, в своем большинстве типичным нуворишам.

Глубоко противоречив социальный результат монополизации. В ходе ее сложилась новая социально-экономическая элита, разрыв между которой и основной массой населения постоянно углублялся. Резко возросшее национальное богатство Америки (валовой внутренний продукт увеличился с 1870 по 1900 г. в 3 раза при росте населения в 2,3 раза) распределялось крайне неравномерно. Реальные доходы промышленных рабочих, руками которых создавались новые богатства, выросли за 30 лет в 1,4 раза - цифра несоизмеримая с тысячекратным ростом состояний владельцев корпораций (Puth R. American Economic History. Chicago, 1988, p.374).

Противоречия характеризовали политические тенденции эпохи монополизации. С одной стороны, сохранялись все демократические политические институты и конституционные нормы предшествующих эпох. К ним добавились и некоторые демократические нововведения, в первую очередь австралийская система голосования. С другой стороны, в южных штатах с конца XIX в. были введены избирательный налог и ценз грамотности, лишившие большинство негров права голоса - одного из главных завоеваний эпохи Гражданской войны. Не менее важным в процессе отправления политической власти было то, что новые богатства дали экономической элите дополнительные рычаги воздействия на властный механизм. При этом она пыталась активно, как никогда непосредственно внедриться в политическую власть. Согласно новейшим данным, социально-экономическая элита постоянно наращивала уровень своего представительства в верхнем эшелоне исполнительной власти и дипломатической службы: 1861-1877 гг. - 81,0%; 1878-1897 гг. - 86,8%; 1898-1913 гг. - 91,7% (Burch P. Elites in American History, vol. 2. The Civil War to the New Deal. N.Y., 1981, pp.320-321). Представители и выдвиженцы (менеджеры и юристы) корпоративного капитала абсолютно преобладали в исполнительных, законодательных и судебных органах власти в периоды правления как Республиканской, так и Демократической партий.

Роль самих партий в рассматриваемый период также резко возросла, и многие исследователи называют его периодом партийного правления. В эволюции двух главных партий выделились следующие важные тенденции: во-первых, обе партии оказались в финансовом и организационно-функциональном отношениях тесно привязаны к корпоративному капиталу, во-вторых, в руководстве и организации практической деятельности обеих партий возобладали методы, характерные для бизнеса. Последняя тенденция стала обозначаться как боссизм: партийные боссы и среди республиканцев и среди демократов прибрали к своим рукам власть, сравнимую с властью промышленных и финансовых магнатов в бизнесе. Идеологические и политические различия между партиями сузились, как никогда. Географически Республиканская партия доминировала в северных, а Демократическая партия - в южных штатах.

Среди трех ветвей государственной власти наибольшим весом пользовалась законодательная ветвь. Здесь на главную роль выдвинулся сенат. В рядах американской элиты сенаторы пользовались таким же престижем, как владельцы промышленных и финансовых корпораций. Последние и сами устремились в сенат, так что на рубеже XIX-ХХ вв. последний стал известен как "клуб миллионеров". Наряду с финансово-промышленными магнатами в сенате выделялась группа партийных боссов (подчас они и сами были миллионерами и адвокатами крупных корпораций). Боссы-сенаторы рассматривали президента США как свою креатуру и исполнителя, а большинство президентов не покушались на фактическое распределение полномочий между исполнительной властью и сенатом.

В конце XIX - начале ХХ в. интересы бизнеса активно поддерживались судебной ветвью власти. Многие историки сходятся в том, что именно судебные интерпретации наполняли в тот период реальным содержанием американские законы, при этом с ними происходили порой поразительные метаморфозы. Классическим стал пример XIV поправки к Конституции США. Одобренная в 1868 г., она провозглашала, что "ни один штат не может лишить кого-либо жизни, свободы или имущества без надлежащей правовой процедуры". Формально поправка предназначалась для защиты гражданских и политических прав освобожденных негров, судебные же органы стали использовать ее в целях пресечения попыток властей штатов, как на Юге, так и на Севере, ущемить интересы бизнеса. При этом позиция Верховного суда, как и судебной власти в целом, определялась откровенным идеологическим мотивом: процветание частного бизнеса является основой процветания Соединенных Штатов в целом, интересы же бизнеса, а следовательно, и страны, будут обеспечены наилучшим образом, если государство в своей экономической и социальной политике станет следовать принципу "невмешательства" в "естественный" ход событий.

Олигархические тенденции в общественно-политической жизни США серьезно ослабили значение демократических институтов и традиций. Во весь рост встал вопрос: сможет ли американская демократия доказать свою жизнеспособность и изменить баланс социально-политических сил? История дала на него противоречивый ответ: между "олигархами" и демократией развернулась острая схватка, склонявшая чашу весов то в одну, то в другую сторону. В начале ХХ в. силы демократии, перейдя в контратаку на корпоративный капитал и партийных боссов, сумели добиться ощутимого успеха. В стране началась Прогрессивная эра (это название прочно закрепилось в исторической науке), охватившая 1900-1914 гг., ознаменовавшаяся многими реформами и ставшая как бы репетицией «нового курса».

Исследователи Прогрессивной эры по-разному оценивали ее исторический смысл. Либеральные авторы склонялись к тому, что прогрессизм объединил перед лицом угрозы экономического и политического господства корпораций разные слои общества, а во главе выступила просвещенная его часть, включая Т.Рузвельта и В.Вильсона. От реформ выиграла нация в целом. Левые историки и политологи утверждали, что прогрессистские реформы были результатом целенаправленных усилий той части правящей элиты, которая с помощью либеральной политики хотела упрочить и упрочила свое классовое господство. На мой взгляд, односторонность присуща как либеральной, так и левой интерпретации. Прогрессистские реформы в действительности явились следствием активности, как минимум, трех социальных сил, серьезно различавшихся и мотивами, и целями. Симбиоз их усилий сложился стихийно и даже вопреки их желаниям, но демократия от этого оказалась в выигрыше.

Первой среди этих сил были радикальные движения от популистов до социалистов, нацелившиеся на глубокие антимонополистические преобразования, а также развитие "прямой демократии". То был период наивысшего успеха радикализма в американской истории, с которым не могут сравниться даже "красные" 30-е и "бурные" 60-е. Популистская партия 1890-х годов и Социалистическая партия начала ХХ в. собирали на президентских выборах до 10% голосов избирателей и воспринимались как реальная угроза двухпартийной системе. Трудно представить, чтобы без их радикального "вызова" реформистский "ответ" со стороны просвещенной части истеблишмента во главе с Т.Рузвельтом и В.Вильсоном был бы столь основателен.

Второй силой оказалось либеральное политическое течение. Оно было представлено американской интеллигенцией (от интеллектуалов типа Л.Уорда, Р.Илая, Л.Брандейса и Г.Кроули до армии "разгребателей грязи" из журналистской среды), массой избирателей из средних слоев общества, а также теми политиками, которые искренне хотели возвысить общество над корпорациями. Либерализм в своем развитии основывался на принципах гуманизма, демократии и эгалитаризма, которые были заложены еще Т.Джефферсоном, Б.Франклином, Т.Пейном и закреплены во времена А.Линкольна. В отношении радикализма либералы занимали критическую позицию, но то была позиция не тотального отрицания, а спора-диалога, продемонстрировавшая желание и способность либералов воспринимать от радикализма, в том числе и социализма, ряд критических оценок капитализма и позитивных программ, способных возвысить демократию и ограничить власть корпораций и элит. В результате произошло оформление социального либерализма, который составил магистральную линию развития всего американского либерализма в ХХ в.

Третьей силой, способствовавшей успеху прогрессистских реформ, была просвещенная часть экономической и политической элиты США, мотивы которой носили по преимуществу охранительный характер. С этой стороны принятие социально-политических реформ означало согласие на такое изменение общественного договора с нацией, при котором уступки демократии, нижним и средним слоям становились одновременно гарантией сохранения социальных основ американского миропорядка. Такой маневр невозможно назвать обманом, ибо уступки и реформы имели реальное значение. Скорее, это был компромисс, от которого элита выиграла больше, чем проиграла. Как показывают факты, магистральная тенденция экономического развития США в Прогрессивную эру не только не пресеклась, но даже упрочилась: в последний год пребывания у власти реформатора В.Вильсона состояния ведущих американских семей в среднем были в 2-3 раза выше, чем в год его прихода к власти (Ibid., pp.202-203). Социальный мир с средним и нижним классами оказался для элит экономически выгоднее, нежели конфронтация.

Традиционная партийно-политическая система после определенной перенастройки проявила гибкость и маневренность, позволившие канализировать разнообразные по характеру протестные движения в русло конституционно-законодательных реформ, осуществленных властями федерации и штатов. Демократическая партия первой включила в свою платформу требования, разделявшиеся всеми протестными движениями, и в 1912 г. одержала победу на президентских выборах. Менее влиятельными оказались сторонники реформ в Республиканской партии: им не удалось преодолеть сопротивление консервативного большинства, и в 1912 г. они вынуждены были выделиться в самостоятельную Прогрессивную партию, во главе которой оказался Т.Рузвельт. На президентских выборах того же года Прогрессивная партия заняла второе место, а республиканцы оказались оттесненными на третье место. После этого прогрессистские реформы достигли кульминационной точки.

Наибольших успехов прогрессисты добились в области политических реформ. Важнейшей среди них оказалась XVII поправка к Конституции (1913 г.), передавшая право избирать сенаторов от легислатур штатов рядовым избирателям. Реформа определенно способствовала снижению коррупции и влияния боссизма. С 1898 по 1918 г. 22 штата внесли поправки в свои конституции, наделявшие избирателей правом законодательной инициативы и референдума в рамках собственных штатов, причем в 12 случаях избиратели получили право вносить поправки в конституции штатов. К 1917 г. 44 штата одобрили законы о прямых первичных выборах, предоставлявшие самим избирателям право выдвигать кандидатов на выборные должности. Правда, речь шла в основном о должностях на уровне штатов. Что касается закона о прямых первичных выборах кандидатов в президенты, то он был одобрен в половине штатов (в восьми из них закон в период с 1918 по 1945 г. был отменен). В 1907 г. Конгресс США одобрил первый федеральный закон о порядке финансирования избирательных кампаний, по которому в этом праве было отказано корпорациям и банкам. В 1910 г. конгресс потребовал от депутатов обнародовать источники финансирования своих избирательных кампаний, а в 1911 г. впервые ограничил объемы подобного финансирования. Завершающей политической реформой Прогрессивной эры стала XIX поправка к Основному закону США, предоставившая в 1920 г. избирательное право женщинам.

Среди демократических социально-экономических мер выделялась XVI поправка к конституции (1913 г.), вводившая федеральный подоходный налог. Был принят ряд антимонопольных законов, среди них закон Хэпберна 1906 г., включавший пункт о максимальных тарифных ставках на железнодорожном транспорте. Закон Клейтона 1914 г., расширявший трактовку антимонопольной практики, одновременно запрещал рассматривать в качестве монополий профсоюзные объединения, что активно практиковалось прежде американскими судами. В большинстве штатов были приняты первые, весьма умеренные (в сравнении, скажем, с английскими) законы о социальном страховании.

Из трех ветвей государственной власти с прогрессистских позиций выступала по преимуществу власть исполнительная. Соотношение сил исполнительной и законодательной властей в пользу первой изменилось в годы президентств Т.Рузвельта (1901-1909) и В.Вильсона (1913-1921). Сократились властные возможности лидеров партийных фракций в обеих палатах, так что после 1913 г., по заключению американских ученых, «в большинстве случаев реальным лидером конгресса выступал хозяин Белого дома» (Kelly A., Harbison W. The American Constitution. Its Origins and Development. N.Y., 1970, p.629).

Прогрессивная эра пресеклась в годы первой мировой войны. Тому было несколько основных причин. Первая и самая очевидная заключается в том, что войны плохо совмещаются с демократическими нововведениями. Национализм, патриотизм и мессианизм, расцветшие в США в период мировой войны, оттеснили внутренние демократические преобразования далеко на задний план. Другая причина состояла в том, что начавшаяся на исходе первой мировой войны русская большевистская революция серьезно напугала своим радикализмом и возможностью экспансии большинство американцев, способствуя быстрому нарастанию в Соединенных Штатах консервативных настроений. Наконец, третья причина угасания реформаторства заключалась в том, что США той эпохи (т.е. до начала 30-х годов) не сталкивались с угрозой экономической катастрофы, которая бы не позволила либералам и просвещенной части элиты расслабиться и прекратить методичное радикальное врачевание капитализма. Напротив, экономические дела в стране шли очень неплохо, а первая мировая война (впрочем, как и вторая) только укрепила американское экономическое благополучие. Из первой мировой войны США вышли крупнейшим мировым кредитором. Промышленность развивалась исключительно по восходящей линии, к концу 20-х годов на ее долю приходилось 48% мирового производства. Особенно успешно действовали крупные корпорации, к указанному времени реабилитировавшие себя в глазах нации за грехи эпохи сколачивания финансово-промышленных империй. Естественным образом произошла реставрация индивидуалистического капитализма.

20-е годы стали эпохой триумфа (но, как выяснилось позднее, и пирровой победой) индивидуалистического капитализма и вошли в историю как десятилетие "просперити". Разве не являлся объективным признаком благосостояния США показатель выпуска автомобилей - 5,4 млн. ежегодно в конце десятилетия, которые теперь могли приобретать не только богатые, но и средние американцы? С конца 1920 г. избиратели неизменно отдавали предпочтение Республиканской партии: три ее консервативных лидера У.Гардинг, К.Кулидж и Г.Гувер последовательно сменяли друг друга на президентском посту. Своего рода символом упрочившегося политического влияния крупного бизнеса явилось одиннадцатилетнее (1921-1932) пребывание на посту министра финансов мультимиллионера Э.Меллона. Чтобы занять этот пост, Меллон должен был выйти в отставку из руководства 51 корпорации, но его деятельность на новом посту многократно искупила эту жертву, принеся многомиллиардные прибыли всему большому бизнесу. В 1921 г. по его инициативе ставка налога на доходы, превышавшие 1 млн. долл., была снижена с 66 до 50%, а в 1926 г. - до 20%.

В отношении корпораций прекратилось использование антимонопольных законов; они были нейтрализованы Верховным судом с помощью принципа "разумности" предпринимательских объединений. Республиканская партия вернула к жизни сверхвысокие протекционистские тарифы, которые, как и в конце XIX в., были объявлены одной из основ процветания национальной промышленности. Президент США Г.Гувер, апостол индивидуализма, отвергая социальное законодательство, доказывал, что цели трудящихся должны достигаться исключительно посредством добровольных соглашений между трудом и капиталом. Он называл это "просвещенным индивидуализмом". Индивидуалистическое кредо было воспринято в то десятилетие и Демократической партией, отказавшейся от либерально-реформистских постулатов Прогрессивной эры.

* * *

Гром прогремел в 1929 г., а через четыре года страна лежала в экономических руинах. Банки рухнули в 47 из 48 штатов. Промышленное производство упало на одну треть, а безработица составила 25%. Таковы были последствия беспрецедентного мирового экономического кризиса. Один из современников назвал только что минувшее десятилетие "просперити" "раем для дураков". Избранный в 1932 г. президентом Ф.Д.Рузвельт взялся выяснить и устранить причины мифического процветания и реального краха.

Рузвельт раскрывал причины экономического краха с помощью понятий и фраз, удивительно схожих с тем, что говорил Маркс (но имени самого теоретика он не упоминал, как и не принимал его приговора капитализму, полагая, что последний может быть спасен при помощи радикальных реформ). Главную причину американского краха он усматривал в противоречии между общественным характером производства и частным способом присвоения. Лидер Демократической партии указывал, что быстрый рост производительности труда и товарной продукции, наблюдавшийся в Америке в 20-х годах, не подкреплялся радикальным налогообложением корпораций и перераспределением стремительно возраставших прибылей в пользу большинства общества. Производительные мощности нации беспрерывно увеличивались, а ее потребительские возможности в силу эгоизма монополий оставались неизменными. В таких условиях перепроизводство и безработица, экономический крах стали неизбежными. Далее следовал принципиальный реформаторский лозунг Рузвельта: усилия правительства должны быть направлены на радикальное преобразование сферы распределения, утверждение распределительной справедливости (Roosevelt F. Looking Forward. N.Y., 1933, pp.29, 31-33.).

Радикальная реформа сферы распределения, направленная на расширение покупательной способности основной массы населения, образно характеризовалась самим Рузвельтом как «заправка насоса». В научной литературе эта модель и совокупность включаемых в нее мероприятий стала обозначаться как «экономика спроса», а с ее теоретическим обоснованием выступило направление, названное кейнсианским, а впоследствии левокейнсианским. Созданию «экономики спроса» способствовал закон 1938 г. о справедливых условиях труда, установивший нижний предел заработной платы для рабочих тех отраслей, которые попадали под федеральную юрисдикцию. Покупательную способность населения расширяли законы 1935 г. о социальном страховании по старости и безработице. Достижению этой цели способствовал закон Вагнера 1935 г., закреплявший право рабочих на заключение коллективного договора, забастовку, "закрытый цех" (т.е. прием на работу только членов профсоюза). "Экономику спроса" стимулировала созданная правительством система общественных работ для остронуждающихся и безработных американцев, которая обеспечила занятость более чем 10 млн. человек и на которую из федерального бюджета было затрачено в 1932-1941 гг. 16 млрд. долл.

Одним из главных источников расширения покупательной способности бедных слоев и одновременно механизмом перераспределения национального дохода между различными классами стал государственный бюджет. Основная тяжесть его формирования возлагалась на богатейший слой: государственные налоги на крупные состояния в период рузвельтовского "нового курса" были увеличены более чем в 3 раза, а налог на особо крупные богатства достиг рекордной отметки в 75% (Либеральная традиция в США и ее творцы. М., 1997, c.204.). Но и эти суперналоги не покрывали потребностей правительства по расширению покупательной способности населения, которая превращалась в основное средство борьбы с кризисом перепроизводства. В этой ситуации Рузвельт не побоялся пожертвовать одним из основополагающих постулатов классического капитализма, либерализма и Демократической партии - бездефицитным бюджетом. С 1932 по 1940 г. ежегодные государственные расходы выросли в 2,5 раза, а дефицит бюджета вошел в норму государственной политики. За тот же период промышленное производство увеличилось на 60%. Было бы преувеличением объяснять экономическое оздоровление только "заправкой насоса", но и отрицать ее огромную позитивную роль невозможно.

Впечатляющим оказалось вмешательство правительства Рузвельта в производственную сферу и финансово-кредитные отношения. 16 июня 1933 г. был одобрен закон о восстановлении промышленности, по которому предприятия под эгидой и контролем со стороны государства принимали кодексы "честной конкуренции" - своеобразные нормативы, определявшие объемы сырья и производимой продукции, цены на товары и размер заработной платы, - которые бы предотвращали дальнейшие остановки производства и позволяли рабочим поддерживать сносное существование. Кодексами "честной конкуренции" оказалось охвачено 99% национальной промышленности. 12 мая 1933 г. был принят аналогичный закон по регулированию аграрного сектора. В денежно-финансовой сфере расширялись полномочия Федеральной резервной системы, созданной еще В.Вильсоном в 1913 г., вводилось страхование частных вкладов размером до 5 тыс. долл., создавалась комиссия по торговле акциями, позднее взявшая под контроль фондовые биржи, осуществлялось рефинансирование долгов, отвечавшее интересам как должников, так и кредиторов, провозглашались отказ от золотого стандарта и девальвации доллара.