Жорж Бюффон и его “Естественная история”. Трансформизм как предвестник эволюционизма

В противовес Линнею другой его современник и ровесник, знаменитый франц. естествоиспытатель, сын бургундского помещика, член Парижской АН с 1733 г., директор Парижского ботанического сада c 1739 г., автор 36-томной “Естественной истории” (1749-88) Жорж Бюффон (1707-88) защищал взгляды о непрерывной исторической изменчивости природы, причем как косной, так и живой. С одной стороны, следуя религиозным догмам своего времени, он заявлял, что “творения Создателя сами по себе совершенны”, а, с другой стороны, отграничив естествознание от библейской космогонии, популяризировал представления о естественном геологическом развитии земного шара и его поверхности, включая растительный и животный миры. Бюффон говорил о происхождении Земли и планет как остывших осколках Солнца, оторванных от него при столкновении с кометой (в это же время, в 1747-55 г., Э.Кант выдвинул научную гипотезу образования Солнца и планет путем их конденсации из пылевой туманности). Он первым, введя в геологию понятие времени, разделил историю Земли на 7 геологических эпох общей длительностью в 85 тыс. лет и утверждал о последовательном образовании различных слоев горных пород как морских отложений (преувеличивая геологическую деятельность моря, натуралист недооценил внутренние, вулканические и тектонические силы Земли в образовании горных пород).

Бюффон говорил о единстве живой природы и о естественных переходах одних ее форм в другие: ”для природы животные и растения суть почти одного рода...между ними можно найти присущее им обоим общее сходство...в их творениях природа перешла от одних к другим неприметными изменениями”. Самой великой и непостижимой для человеческого ума тайной природы он полагал воспроизведение живыми существами потомства, идентичного своим родителям. Он писал: “Наивысшее чудо состоит в следовании одного рода за другим, в возобновлении и продолжении их, где природа делается для нас совсем непонятной...способность производить себе подобных, присущая всегда животным и растениям, это род существующего постоянно единообразия, кажущегося бесконечным, это производительная сила, непрерывно упражняющаяся сама собой, не разрушаясь, есть тайна, в глубину которой, кажется, нам вникать не положено ”.

В своей “Естественной истории”, а ее большая часть, начиная с 4-го тома, посвящена описанию животного мира, он рассуждал о вымирании одних видов организмов и возникновении других видов, о появлении наземных животных позднее морских, птиц – позднее зверей, а также о других исторических переменах в живой природе. Вид, или породу, он понимал, вслед за Линнеем, как совокупность особей, подобных друг другу и происходящих от общих предков: “при определении породы животных и различения их между собой...за единую породу можно считать тех, которые при спаривании продолжают свою породу, обеспечивая ее подобие; напротив, следует считать те породы различными, которые при своем смешении [помеси, скрещивании, гибридизации; - Г.А.Л.] не могут производить свое потомство; таким образом, лисица и собака составляют особые породы...они не суть одной породы”.

Качественные отличия живых организмов от косных, мертвых тел Бюффон усматривал в их исходно различной микроорганизации. Сама по себе такая мысль весьма плодотворна (если исходить из современной системы знаний об органических и неорганических макромолекулах и клеточном строении всех живых организмов, но во времена Бюффона эти знания еще отсутствовали), но важно ее правильно развить. Свою модель живого организма Бюффон формировал по аналогии с упорядоченной структурой кристаллических минералов (в частности, кристаллов поваренной соли), которые в процессе своего роста из раствора или расплава воспроизводят базовую форму своего исходного микрокристалла – элементарной ячейки. Он писал: “весьма вероятно, что в природе находится подлинно бесчисленное множество живых маленьких веществ, подобных во всем большим живым телам...маленькие живые вещества состоят из живых частиц, общих как для животных, так и для растений; эти живые частицы суть первоначальные, нетленные...рождение есть не что иное, как появление вида, происходящего и образованного от единого скопления подобных части, а разрушение живых тел, как только разделение их частиц...эти частицы остаются до тех пор разделены, пока опять какая-нибудь действующая сила их не соединит”.

Бюффон полагал, что живые организмы образуются путем объединения живых частиц, а косные физические тела – мертвых частиц, причем и те и другие частицы существуют независимо друг от друга: “в природе находится как бесчисленное множество живых частиц...так и бесчисленное множество мертвых частиц...природа изобилует бесчисленным множеством жизненных частиц...бытие их постоянно и неизменно” (мысль о том, что живые частицы могут образоваться из мертвых частиц, Бюффону и всем натуралистам того времени была чужда). Его предположения можно было бы трактовать как предвестников существования органических и неорганических молекул (долгое время химики полагали, что органическое вещество образуется исключительно в живой природе с помощью какой-то особой, скрытой, “жизненной силы”, пока в 1824 г. не было искусственно синтезировано одно из органических веществ – мочевина; позже, в 1861 г. была предложена теория атомно-молекулярного строения органических соединений), но у Бюффона частицы должны были быть подобны тем телам, которые из них образованы. В этом отношении частицы Бюффона более напоминают множество различных, независимых, неделимых монад Лейбница (только поменявших свою “духовную субстанцию” на материальную) или “подобочастные частицы” - “семена вещей” - древнегреческого натурфилософа Анаксагора.

Изучая животных в их естественной обстановке и пытаясь связать возникновение и развитие жизни с историей Земли, Бюффон отстаивал идею изменчивости видов под влиянием условий окружающей среды, включая климат, пищу, скрещивание и другие факторы. По его наблюдениям и размышлениям, организмы, имеющие общих предков, претерпевают под действием среды длительные изменения: со временем они становятся все менее похожими друг на друга, порождая тем самым новые виды, или породы. Идеи изменчивости живой и косной природы, популяризированные Бюффоном в своем энциклопедическом труде, стали основой предшественницы эволюционного учения - теории трансформизма (учение о непрерывном изменении видов растительного и животного царств природы и о происхождении различных форм органического мира от одной или нескольких начальных простейших форм), противопоставившей себя религиозным фантазиям   креационизма.

Эволюционные взгляды Бюффона на природу, противоречащие “Священному писанию” и религиозным догматам, были осуждены Богословским факультетом Сорбонны (богословская школа Сорбонна, которую открыл в 1257 г. Робер де Сорбон – теолог и духовник Людовика IX Святого, выполняла во Франции функции высшего религиозного образования и защиты католических догм, осуждая на преследования и суровые наказания ведьм, колдунов, еретиков и свободомыслящих людей, включая Декарта, Дидро, Вольтера и многих других просветителей; во времена Контреформации, в 1542-1656 гг., Сорбонна, вела свой собственный “Индекс запрещенных книг”). Богословы, обозначив идеи естествоиспытателя как “старческий вздор”, приговорили его книги к публичному сожжению. Автора спасло от репрессий лишь его высокое положение, общественный авторитет и заступничество влиятельных лиц из королевского окружения.

Завершая краткий обзор эволюционных идей Бюффона, необходимо отметить еще одну его важную мысль, имеющую значение для понимания того, что же на самом деле природа программирует в живых организмах: их жизнь или их смерть? Бюффон прозорливо писал: “Природа, кажется мне, стремится вообще больше к жизни, чем к смерти, она стремится произвести как можно больше живых существ, доказательством тому служит размножение зародышей, число которых можно увеличить почти до бесконечности”. Сегодня, в XXI веке, генетики, стремясь расширить пределы жизни, гадают: задает ли природа организмам программу ограничения их жизни или нет? Иными словами, предел жизни каждой особи генетически ограничен или все особи потенциально бессмертны? Но, если справедлив второй вариант, то почему все без исключения организмы умирают? Возможно, жизнь реально лимитируется другими, внегенетическими факторами (вопрос о том - какими, требует отдельного рассмотрения)? Голос Бюффона присоединяется к тем биологам, которые полагают, что смерть организмов не регламентируется природой, хотя для их выживания и может генетически ограничиваться жизнь их отдельных клеток или тканей (по принципу “пусть часть умрет, но целое живет!”). К этому вопросу мы еще вернемся.