5 курс / Психиатрия и наркология для детей и взрослых (доп.) / Korolenko_Ts_P__Dmitrieva_N_V_-_Psikhoanaliz_i_psikhiatria

151

конкретном случае.

Хотя, в рамках прежней классификации и считается, что причиной неврастении являются психологические факторы, при анализе конкретных случаев развитие тех же признаков практически всегда можно объяснить наличием других, биологических факторов, таких, как, например, артериальная гипо или гипертензия, психоорганический синдром, наличие хронического инфекционного заболевания, последствия интоксикации, эндокринные нарушения и др. Поэтому отнесение неврастении к отдельной нозологии психогенной этиологии неправомерно.

Простая форма шизофрении относится к исчезающим диагнозам также, в частности, потому, что её клиническая картина оказывается недостаточно специфичной и трудно объективизируемой.

Простая форма шизофрении диагностируется на основании установления негативных расстройств. Этот процесс носит достаточно субъективный, зависящий от апперцепции, настроенности на диагноз характер. Кроме того, оказывается, что значимые для диагностики признаки могут быть психогенно обусловлены. Специалистами констатируется неодинаковость описания основного синдрома простой формы шизофрении. Его проявления, по мнению разных авторов, включают в себя эмоционально–волевые расстройства, эмоциональную неадекватность, а с точки зрения Случевского эмоционально–волевое снижение идентифицируется с апато–абулическим синдромом. Ряд практических врачей–психиатров идентифицируют эмоционально– волевое снижение с апато–абулическим состоянием. В связи с этим следует учитывать, что Крепелин, описывая простую форму шизофрении, обращал внимание не только на эмоционально–волевое снижение, но и на наличие эмоциональной неадекватности и избирательности волевого нарушения, что не эквивалентно апато–абулии. Таким образом, если ставить знак равенства между эмоционально–волевыми расстройствами, свойственными шизофрении и апато–абулическим синдромом теряется возможность дифференциации шизофрении с органическими поражениями головного мозга, например, его лобных долей.

У психиатров отсутствуют достаточные критерии количественных оценок выраженности эмоций и воли. Эмоционально–волевые состояния по–разному расцениваются специалистами в связи с трудностями в объективизации. Приходится часто встречаться с ситуацией, когда один психиатр находит у пациента эмоционально–

руководствах, особенно, если между врачом и пациентом отсутствует продуктивный контакт. Отсутствие такого контакта само по себе может быть результатом психологических причин, а не проявлением психопатологии пациента.

Снижение внешней активности–далеко не всегда признак волевого снижения, оно может быть связано со страхом, недоверием, обидой и др. Внешне это может выглядеть как эмоционально–волевое снижение и диагноз простой формы шизофрении в данной ситуации может быть легко поставлен, что , к сожалению, часто и происходит.

Многие случаи диагноза простой формы шизофрении в результате оказываются ошибочными, что приводит к серьёзным отрицательным социальным последствиям для пациентов. В связи с этим диагноз простой формы шизофрении исключён из DSM–IV. Это не значит, что в психиатрии нет состояний, протекающих с эмоционально–волевым снижением в рамках шизофренического процесса, диагностика которого должна быть всегда крайне осторожной. Следует отметить, что вероятность ошибки при использовании психоциодинамических подходов меньше, чем при использовании стандартных психиатрических методов.

В психоциодинамической психиатрии не существует «непроходимых» границ между расстройствами невротического и психопатологического уровня. Существует

152

термин “психические нарушения” (mental disorders), который объединяет невротические и психопатологические феномены, что обусловливается не “игрой” в терминологию, а необходимостью подчеркнуть факт возможного перехода одного состояния в другое. Так, например, пациент может на протяжении определённого времени “продуцировать” невротические симптомы, которые в последствии могут перейти в другие, более глубокие

психопатологические симптомы, это является следствием ошибочной диагностики. Появление новой, свойственной психоциодинамической психиатрии, парадигмы

произошло не сразу. Этому процессу предшествовало накопление фактов, не укладывающихся в биомедицинскую парадигму.

Осознание аномалии может быть началом определённого открытия, которое предполагает проведение исследований в рамках изучения аномалий. Эти исследования могут идти по двум направлениям: или аномалию приспосабливают к существующей парадигме, или, если это не удаётся, рассматривают полученные явления как интересные, курьёзные, но совершенно случайные вещи. В противном случае, сама парадигма оказывается под угрозой.

Необходимо учитывать ригидность парадигмы, невозможность перемены в её структуре, или замены её компонентами другой парадигмы. Следует помнить, что изучение аномалий открывает новую перспективу видения и новые возможности. Осознание аномалий способствует созданию новых парадигм, так как прежняя способна лишь поверхностно приспосабливаться к новой информации и объективно препятствует развитию принципиально новых подходов.

Специалистам необходимо концептуальное признание новой парадигмы, что может сопровождаться необходимостью применять другие методы, подходы и развивать по–существу новую отрасль знаний. При таком подходе специалисты могут встретиться с психологическими трудностями, обусловленными столкновением с непривычными для них явлениями. Более того, нельзя сбрасывать со счетов инерцию мышления, при которой специалист привык думать в рамках определённой, диктуемой парадигмой, схемы, особенно, если он находится под влиянием мнений авторитетов, “солидных” руководств, успехов, связанных с применением парадигмы в прошлом. Процесс

забывать, что парадигма определяет саму схему научного мышления, как бы контролирует его направленность. Человек с большей вероятностью видит в рассматриваемом явлении то, что он ожидает увидеть и на что он настроен заранее. Поэтому некоторые, казалось бы очевидные и само собой разумеющиеся явления трудно воспринимаются и трудно осознаются. В процессе распознания и осознания аномалии

воспринимается как покушение на табу, проявление «ереси». Эти механизмы мешают развитию науки, создают условия для консервативной ригидности в плане приверженности к определённой парадигме.

Несмотря на это, следует помнить о том, что к существующим парадигмам не следует относиться односторонне отрицательно. Парадигмы необходимы, они, безусловно, полезны для развития науки, хотя бы потому, что сами аномалии возникают по отношению к чему–то, а не на пустом месте, они “отталкиваются” от основы, являющейся базой для существования определённой парадигмы .

Повторяющиеся или существующие длительное время аномалии, наблюдаемые

153

разными специалистами, проникают достаточно глубоко в сознание людей. Если какая–то область знаний, “работающая “ в рамках существующей парадигмы, находится под длительным влиянием аномалий и последние не могут быть поняты в её рамках возникает кризис парадигмы.

Кризис возникает тогда, когда проблема, казавшаяся ранее разрешённой, например, признание шизофрении мозговым заболеванием с органической природой, в действительности оказывается хронически не разрешаемой. Такая ситуация приводит к тому, что стремление доказать правильность парадигмы усиливается, при этом желаемое может выдаваться за действительное. Любая наука основывается на положении, при котором факты должны соответствовать определённой теории. Факты должны подтверждать теорию, а не противоречить ей. Поэтому критическое отношение к теории в соответствии с её соотнесением к тем или иным фактам является очень важным в плане сравнения наличия соответствий или противоречий между ними. Если такого сравнения не происходит, возникает неадекватная ситуация, заключающаяся в том, что при молчаливом несогласии специалиста с выявленным несоответствием, это несоответствие может длиться достаточно долго. В случае же повторения диагностированных группой специалистов несоответствий возникает необходимость изменения теории парадигмы. Это положение подтверждается примером, связанным с научным поиском доказательств органической природы шизофрении. Несмотря на явное фиаско проведённых

для психиатрии, но, тем не менее, задача оказалась неразрешённой.

Интерес к этой проблеме в мире постепенно уменьшился, хотя в прежнем СССР в институте психиатрии АМН эти исследования с использованием электронной

биопсихосоциальной парадигме, которая исторически связана с именем А.Мeyer'a (1866– 1950). Впервые в психиатрии появляется термин “реакция”. В существующей парадигме доминировала точка зрения, свидетельствующая о том, что любое психическое нарушение является реакцией личности на воздействие биологических, психологических или социальных факторов. Таким образом, классификационная система по своей структуре была не столько описательной, сколько этиологической, так как акцент был сделан на этиологию заболевания. Диагностические категории основывались на причинном факторе в большей степени, чем на проявлениях болезни. Исследователь теории современной психиатрии Wilson (1993), занимаясь биопсихосоциальной парадигмой, отмечал, что существующая граница между психически здоровым и психически больным человеком не является достаточно чёткой, так как “нормальные” люди могут легко стать больными, если подвергнутся тяжёлому травматическому воздействию. В связи с этим Wilson выстраивает линию «нарастающей тяжести», включающую в себя: норму–невроз–пограничное состояние (в существующем в то

154

психогенных причин привело их к определённым выводам, касающимся терапии психических расстройств. Признавался факт необходимости использования в лечении не только биомедицинских методов, но и психологических.

DSM–II, опубликованная в 1968г., чрезвычайно напоминала DSM–I с той разницей, что ней отсутствовал термин “ реакция”. Это положение было связано с большим акцентированием внимания на значение в развитии психических расстройств не психологических и социальных, а биомедицинских факторов, т.е. на биомедицинской парадигме.

Возрастание популярности биомедицинской парадигмы обусловливалось появлением психофармакологических лекарств и эффективной терапии маниакальных состояний солями лития. Произошёл сдвиг парадигмы по направлению центрирования на болезнь, увеличилось количество биологически ориентированных психиатров.

В 1980г была опубликована DSM–III, отличающаяся от предшествующих

расстройства, основанные на мозговых заболеваниях. По мнению Spitzer (1991), основной стратегической целью DSM–III является “защита” медицинской модели в её применении к психиатрическим проблемам. Центрированность на биомедицинскую парадигму сохранилась в DSM–III–R В 1995г. Fleck обратил внимание на то, что во главу угла новых классификаций была поставлена психиатрия, центрированная на болезнь, по сравнению с центрированными на психологические факторы DSM–I и DSM–II, базирующимися на психодинамической парадигме. Автор расценивает этот факт как выражение дегуманистической тенденции в американской психиатрии.

В новой парадигме существовало мнение о том, что мозг представляет собой “непластичное” образование, неспособное существенно изменять свою функцию в результате воздействия на организм психологических факторов. Этим утверждением снижалась значимость психологического лечения. Биомедицинская парадигма повлияла на особенности подготовки психиатров в США в период 70–80гг. с основной ориентацией на использование психотропных препаратов и электросудорожной терапии, как основных методов лечения. Считалось, что определённая анормальность мозга эквивалентна его специфическому болезненному состоянию. Необходимо прежде всего локализовать патологию, так как отдельное психическое нарушение связано со свойственным только ему специфическим органическим мозговым нарушением. В связи с этим перед специалистами стояла задача как можно точнее описать патологию, а позже исследовать анатомию и физиологию явления для точной диагностики болезненного мозгового процесса, отвечающего за выявленный вид нарушений. Заключительный этап включал в себя необходимое биомедицинское лечение.

Таким образом, первым шагом в реализации поставленной задачи было точное описание психического расстройства и соотнесение его с классификацией. Фактически нарушения классифицировались по описанию признаков, этиологические факторы сводились к биологическим. Таким образом, психиатрия начала утрачивать подходы, ориентированные на конкретного человека, так как не предпринималось попыток рассмотреть психические расстройства в связи с особенностями личности и социокультурными условиями.

В DSM–III–R (1987) устанавливался перечень признаков, на основании которого мог быть поставлен “нозологический” диагноз. Психические заболевания, перечисленные в DSM–III–R, были фактически разделены на отдельные нарушения, каждое из которых имело свой набор признаков. В этом содержится основное

155

противоречие DSM–III–R, так как не существует доказательства того, что каждое из приводимых нарушений основано на наличии отдельных мозговых заболеваний. Здесь присутствует гипотетическое положение о том, что со временем эти мозговые патологии будут установлены.

DSM–IV, опубликованная в 1993г., явилась началом изменения существующей парадигмы. К причинам, повлекшим за собой изменение теории, относятся неудовлетворительные результаты проведённых исследований, пытающихся доказать наличие взаимосвязи специфических мозговых заболеваний с психическими нарушениями, описанными в классификации DSM–III–R. Более того, DSM–IV предлагает учитывать тот факт, что диагностируемая мозговая патология может быть не только причиной, но и следствием психических нарушений.

Следует отметить факт обнаружения различными исследователями связи определённой патологии головного мозга и биохимических нарушений у некоторых лиц, страдающих шизофренией. Это касается выявленных у таких больных увеличения вентрикулярной системы и изменения активности допаминовой системы. Тем не менее, никаких специфических мозговых заболеваний, могущих быть расцененными в качестве

шизофрении в DSM–IV основывается только на наличии психопатологических признаков. Следовательно, дискретные психические нарушения не могут быть основой дискретных мозговых заболеваний и наоборот.

В противоположность психиатрии, центрированной на болезнь, в рамках подхода лежащего в основе DSM–III–R , в DSM–IV акцент делается на психиатрически– антропологическом подходе, центрированном на конкретного человека, с учётом значимости психологических, социальных и культурных факторов. Эти факторы, по всей вероятности, найдут своё большее отражение в последующих классификациях, которые будут, по–видимому, отрицать наличие новой парадигмы в диагностической системе. Новая классификация разрабатывается с учётом развития транскультуральной психиатрии, области, не нашедшей отражения в DSM–IV.

В связи с этим следует обратить внимание на то, что в последнее время произошло изменение самой концепции культуры. В 1950–1970гг. культура понималась как присущая обществу и разделяемая большинством его членов система ценностей, верований, отношения к здоровью, болезни, к лечению, к собственному «Я». Такой подход к культуре содержал в себе тот существенный недостаток, что оперировал поверхностным стереотипом обобщений, например, «это типичная характерологическая черта индейцев», или «такая форма употребления алкоголя свойственна ирландцам». В настоящее время считается, что культура включает в себя и в свою очередь создает систему каждодневного опыта: способ коммуникации, принятости в поведении и в системе ценностей, ритуалы социальной жизни. Культура отражается в языке, религии, эстетике и проявляется не только в индивидуальном сознании, но и в особенностях функционирования семьи, производственных отношениях, способах проведения свободного времени, развлечениях.

Такая концепция культуры выходит за пределы прежних транскультуральных исследований проявлений психических нарушений в отдельных этнических группах (шизофрения в странах центральной Африки, эпилепсия в Танзании и др.) Культура влияет на диагностическое мышление психиатров, концепция болезни отражает социокультуральные влияния. Так, например, в США феномен диссоциации в ряде случаев диагностируется как нарушение личностной идентичности или множественное личностное расстройство. В то же время в Индии диссоциация обычно расценивается как овладение духами или же как медитационное состояние.

156

Различная диагностика состояний диссоциации в США и Индии отражает различие эгоцентрической и социоцентрической культур, а также влияние на менталитет американских психиатров работ Пьера Жане и Вильяма Джэймса.

Примером социокультуральных влияний является anorexia nervosa. Это состояние диагностируется в европейских странах, США, Канаде,–обществах, где стройность тела оценивается положительно. В то же время на Тайване, в Японии anorexia nervosa практически не диагностируется.

То же самое касается структуры большой депрессии. Главным симптомом её в западных странах является, как известно, эмоция грусти, тоски. Однако во многих странах лица с большой депрессией не жалуются на грусть, а жалуются на усталость, бессонницу, головные боли. Для них депрессия выражается во многом в физических симптомах, и в результате они первично обращаются не к психиатру, а к врачу терапевту или невропатологу. Такая соматизация депрессии особенно характерна для восточных культур.

Таким образом, социокультурная парадигма постоянно присутствует в работе психиатра. Жалобы каждого пациента отражают интерпретацию его переживаний, основанную на культуральных категориях. Психиатр также находится под влиянием таких культуральных факторов как, например, требования учреждения, ситуации, в которой он работает: психиатрическое консультирование, работа в трудовой экспертной комиссии, судебно–психиатрическая экспертиза, психотерапевтическое отделение и др. Социальный контекст оказывает постоянное влияние на диагностические подходы.

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ JUNG’A

Отличия классического психоанализа Freud’a от аналитической психологии

Jung’а

Классический психоанализ Freud’a и аналитическая психология Jung’а рассматриваются рядом специалистов как две мало связанные друг с другом теории. Более того, аналитики, которые работают в области психоанализа, отрицательно относятся к аналитической психологии и, наоборот, приверженцы аналитической психологии не проявляют большой симпатии по отношению к психоанализу. Практика показывает, что, несмотря на наличие подобной контроверсии (противоречия), эти два серьезных направления могут успешно сосуществовать и дополнять друг друга в психологии личности. В ряде случаев для того, чтобы объяснить какое-то состояние, продуктивно использовать знания и классического психоанализа и аналитической психологии.

Основное отличие классического психоанализа от аналитической психологии заключается в принципах структуризации психической деятельности. В психоанализе выделяется три основные сферы психики: id, ego, superego, и иногда - сфера пресознания. Разные авторы делают акцент на необходимости исследования разных сфер психики.

В аналитической психологии кроме вышеназванных, выделяется еще одна сфера психической деятельности, названная Jung’ом коллективным бессознательным. Следуя топографической модели психики, предложенной классическим психоанализом, коллективное бессознательное занимает самую низкую ступеньку. Таким образом, id, ego и superego «покоятся» на сфере коллективного бессознательного. Ни в классическом психоанализе, ни в направлениях, которые придерживаются его принципов, нет упоминания о коллективном бессознательном, поскольку оно напрямую или косвенно отрицается ими.

157

Несмотря на то, что аналитические психологи не отрицают факта существования id, ego и superego, этими компонентами психической структуры они практически не занимаются. Значение superego не отрицается, но внимание на нем не акцентируется. В большинстве работ по аналитической психологии нет упоминания о superego, а ссылки на значение egо сравнительно редки.

Jung описывал ego как аспект личности, который, в целом, представляет сознание. Ничто не может стать сознательным, не пройдя через egо, социально значимое для чувства социальной идентичности. Ego Jung называл стражем сознания, стоящим на его вратах, и центром воли, позволяющим человеку достигать поставленной цели. Тем не менее, автор отмечал наличие определённых ограничений для силы воли, связанных с ограниченностью сознания.

Egо–только часть личности, но не её центр. Многие люди идентифицируют себя слишком сильно со своим сознанием, со своими сознательными мотивациями, переживаниями, интенциями, что приводит к нарушению баланса, психологическому дискомфорту. Возникает психологическая инфляция ego, выражающаяся в том, что человек слишком много думает о себе, слишком много берёт на себя, будучи уверенным в том, что его egо представляет структуру особой важности.

Придание слишком большого значения сознательной стороне жизни вызывает состояние эмоционального напряжения. С этим связано возникновение в зрелом возрасте экзистенциальных кризисов, когда, наконец, начинает пониматься ограниченность сознания. Часто такие кризисы провоцируются психологической травмой, фрустрацией. Например, стремление человека сделать карьеру потерпело крах и ему кажется, что он «не в состоянии это пережить», так как никакой альтернативной цели у него нет. Возникает экзистенциальный кризис, связанный с потерей смысла жизни.

В то же время психологическая инфляция может быть обусловлена с переоценкой человеком своего бессознательного. Так рождаются мистики, медиумы, спиритуалисты, страдающие этим видом дисбаланса. «Лекарство» для каждого типа психической инфляции–индивидуация, включающая в себя нахождение баланса между сознанием и бессознательным.

Основной акцент в теории Jung’а делается на сфере коллективного бессознательного. Выделение сферы коллективного бессознательного, с точки зрения многих специалистов, является спорным. Термин «коллективное» говорит о принадлежности ко всем людям. Термин «индивидуальное бессознательное», в плане его противопоставления коллективному, в классическом психоанализе не используется.

В аналитической психологии речь идет и об индивидуальном и о коллективном бессознательном. Таким образом, по мнению аналитически ориентированных психологов, индивидуальное бессознательное покоится на еще более глубоком коллективном бессознательном, которое свойственно всему человечеству и принципиально мало или вообще не отличается у разных людей. Коллективное бессознательное человек наследует «генетически». Оно связано с генетической памятью и предрасполагает к определенному типу психологического реагирования. Основной акцент в аналитической психологии делается на том, что происходит именно в коллективном бессознательном. Метафорически оно может быть сравнимо с образом океана из фильма

психотерапии, когда можно реплицировать (повторить) то, что когда-то происходило, но в последствии было забыто. Человек может вспомнить что-то во время сна и снова забыть, еще раз вспомнить и еще раз забыть, и эксплуатировать так свою память бесконечное число раз. Даже очень ранний период жизни (до 2, 5 - летнего возраста) может быть реплицирован, выведен на уровень осознания и отреагирован не словами, а

158

соматическими и вегетативными реакциями. С коллективным бессознательным, в отличие от индивидуального бессознательного, сделать это невозможно. Нельзя осознать «содержания» коллективного бессознательного и вспомнить то, что находится вне нашего индивидуального опыта. Невозможно вывести на уровень осознания полученные по наследству генетические «содержания». Возникает правомерный вопрос: каким образом можно прикоснуться к нему?

С точки зрения аналитической психологии, жизнь человека, его эмоции, действия, мотивации и пр. энергизируются и направляются коллективным бессознательным, но, в отличие от индивидуального бессознательного, эти процессы не осознаются. Человек принимает решения, выстраивает систему взглядов, потребностей, ценностных ориентаций, понятных для него на рациональном уровне. При этом он не осознает, что за этим стоит энергетический очаг, находящийся в топографической глубине и навязывающий ему алгоритмы, по которым формируются психические процессы и состояния.

Проявлением некоторых психических нарушений является возникающее чувство, что то, что человек воспринимает, чувствует и делает, происходит не по его воле, а связано с воздействием какой – то силы, которая им управляет и заставляет его воспринимать и переживать ситуации, производить какие-то действия именно так, а не иначе. С точки зрения аналитической психологии, чувство сделанности является отражением влияния коллективного бессознательного на то, как человек воспринимает, чувствует и осознает происходящее.

Таким образом, несмотря на то, что коллективное бессознательное скрыто в глубинах психики, и к нему нельзя прикоснуться напрямую, тем не менее, оно оказывает на человека значительное влияние на протяжении всей его сознательной жизни. В этом постулате заключается основное отличие аналитической психологии от классического психоанализа.

Под влиянием ряда ситуаций коллективное бессознательное может активизироваться. В случае достаточной выраженности этой активации, влияние коллективного бессознательного на психику приобретает разрушительный характер. Используя терминологию классического психоанализа, можно говорить о деструктивном действии коллективного бессознательного на ego, которое утрачивает способность выполнять как прежде, присущую ему адаптивную функцию, обеспечивая связь с реальностью.

Взаимодействуя с индивидуальным бессознательным, ego справляется с импульсами, идущими из этой части психической структуры, подавляет драйвы, откладывает их реализацию, «забывает» о них или подвергает сублимации.

Superego может подавить драйв, исключить его из реализации как неприемлемый с точки зрения морали.

В случае усиления влияния на психику энергии коллективного бессознательного, ни ego, ни superego не могут справиться с его импульсами. Они оказываются беззащитными перед энергией коллективного бессознательного, содержания которого вторгаются в психику, и вызывают ее дезинтеграцию. Происходит разрыв между поведением и реальностью. Человек начинает совершать неадекватные, невообразимые, необоснованные, нерациональные поступки, высказывать нелогичные мысли. Он может испытывать необычные, новые эмоциональные состояния, которые по содержанию отличаются от всех тех, что он переживал раньше.

Возможно возникновение имиджей в виде галлюцинаций, содержание которых нереалистично, фантастично, а иногда и невербализуемо.

Речевая продукция становится бессвязной, нелогичной и разорванной. Таким образом, в психике людей, испытывающих на себе влияние актуализированного коллективного бессознательного, происходят серьезные нарушения, которые могут иметь трудно обратимые или необратимые последствия.

159

Влияние коллективного бессознательного на эмоциональную жизнь может проявляться в возникновении необычных, полюсных, противоположных друг другу эмоций. Очень сильные эмоции радости и счастья сменяются через какое-то время столь же выраженными эмоциями подавленности, тоски и ужаса.

Активизация коллективного бессознательного способна разрушить сознание. Усиление влияния коллективного бессознательного приводит к тому, что Jung называл «снижением психического уровня». Такое снижение может быть вызвано рядом экзогенных патогенных факторов, а также происходить по эндогенным механизмам. Так, например, у детей на фоне повышения температуры при инфекционных заболеваниях возможности ego и superego снижаются, нарушается сознательный контроль egoфункционирования. Ослабление функций ego приводит к снижению психического уровня, нарушению психического равновесия, активизации индивидуального бессознательного, которая «тянет за собой» активизацию коллективного бессознательного. Энергия коллективного бессознательного начинает заполнять индивидуальное бессознательное, а затем прорывается в сферу сознания. Это проявляется в том, что детям начинает что-то мерещиться, их беспокоят страхи, какие-то неясные образы, иллюзорное восприятие различных предметов и т. д. Такое измененное состояние сознания носит временный характер и по мере улучшения соматического состояния полностью исчезает.

У определенной группы лиц имеет место предрасположенность к возникновению состояний сниженного психического уровня без всяких экзогенных провокаций спонтанно в различном возрасте. С точки зрения аналитической психологии, это свидетельствует о достаточно сильной исходной активности зоны коллективного бессознательного.

Короленко с соавт. (1975) выделен тип людей с височной акцентуацией. Wiklund (1975) близкие к этому состояния называет «комплексом Икара». У носителей такого комплекса коллективное бессознательное постоянно активизировано, что физиологически связано с усилением функционирования древнего мозга-палеокортекса. Особенностями лиц с височной акцентуацией является постоянное стремление к различным видам творчества. Для них характерна яркость восприятия окружающего мира, включающая в себя интенсивное использование вкуса и особенно обоняния, поскольку целый мир их переживаний связан с запахами. Ощущение определенного запаха сопровождается наплывом ярких воспоминаний, представлений, эмоций. Для них характерна повышенная сенситивность к запахам, способность различать их сильнее и дифференцированнее, по сравнению с окружающими. Лица с височной акцентуацией обладают способностью к ярким, цветным сновидениям, которые иногда воспринимаются как реальность. По прошествии некоторого времени они не могут отдифференцировать пережитое сновидение от реальности. Для них характерны ощущения полета во сне; сны фантастического содержания с определенной структурой, в которых появляются некие ирреальные, часто повторяющиеся образы или содержания. У височных акцентуантов хорошо развито интуитивное восприятие действительности, а также предчувствия, которые часто сбываются. Типичны необычные ощущения, возникающие при созерцании огня, камина с горящими поленьями, костра, звездного неба, которые могут вызывать у них необычное состояние экстаза и замирания с возможным непроизвольным мочеиспусканием.

Таким образом, «умеренная» активизация коллективного бессознательного предрасполагает к возникновению определенных психических феноменов. Эти лица в целом психически интегрированы. Периодически у них может затрудняться адаптация, в связи, например, с их нежеланием появляться в обществе, трудно преодолимым стремлением побыть наедине с собой, с природой, отвлечься от лишних раздражителей, от общения с людьми. В случае дальнейшего усиления влияния активизации влияния коллективного бессознательного появляется риск развития патологического, неинтегрированного состояния.

160

Психология комплексов

Jung обозначил развиваемое им направление как аналитическая психология. Помимо этого названия существует и другое - психология комплексов. В нем основное значение придается понятию комплекс, подробно описанному в классическом психоанализе Freud’а. Понимание комплекса Jung’ом несколько иное. Он определял комплекс как психическую единицу, находящуюся вне контроля сознания. Согласно Freud’у, комплекс возникает при вытеснении из сознания идей, чувств, ассоциаций, связанных с переживанием. По мнению Jung’а, комплекс - это не только вытесненный из сознания материал. Он может быть первичным, появившимся в сознании по каким-то врожденным генетическим механизмам. Комплекс отщеплен от сознания и «ведет» отдельное сепаратное существование в темном царстве бессознательного. Комплекс по Jung’у всегда находится «в состоянии готовности» воспрепятствовать или, наоборот, усилить сознательное функционирование. Комплекс – это чувствительное образование, манипулятивная сила которого никогда не поддается полностью контролю. С подобным проявлением комплекса специалисты встречаются во время психоанализа, когда у пациента внезапно меняется состояние по причине прорыва комплекса в сознание, оттеснения egо на периферию психической структуры и полного захвата контроля над личностью.

Freud рассматривает комплексы как образования, которые перманентно присутствовали в сознании и впоследствии были вытеснены, подавлены и забыты. Этим определением автор и ограничивает сферу трактовки комплекса. По мнению Jung’а, в комплексах содержится ядерный, осевой элемент, содержание которого никогда не может быть полностью раскрыто потому, что его источники и корни лежат в коллективном бессознательном. Именно с этим связана невероятная сила комплекса. Комплекс можно разобрать послойно как луковицу, добраться до середины, которая уходит в бесконечность, поэтому понять и истолковать его суть полностью оказывается невозможным. Комплекс по природе автономен. По Jung’у, он связан единой, незримой паутиной со многими ассоциациями и имиджами, которые отражают личную историю человека и как бы группируются вокруг этого стержневого элемента. Комплексы могут быть связаны с образами матери, отца, с самооценкой, с деньгами, различными мотивациями и пр.

Сердцевина комплекса представляет собой замкнутую систему с положительной или отрицательной энергией. Комплекс может быть связан как с положительными, так и с

доминировать над всей личностью. Казалось бы, безобидное, на первый взгляд, слово может спровоцировать актуализацию комплекса.

Известно, что при нарративной коммуникативной психотерапии во время рассказа активизируется бессознательное, что может оказывать сильное влияние на оживление комплекса. При этом egо переходит в пассивное состояние и человек становится непохожим на себя. В его поведении появляются черты другой личности.

Например, при проведении психотерапии у лиц с пограничным личностным расстройством вдруг пробуждается комплекс, связанный с содержанием импульсивности. Человек меняется на глазах, демонстрирует абсолютно иную систему ценностей и взглядов. Проявление комплекса похоже на синдром овладения, при котором человек чувствует, что им овладела какая-то чуждая ему сила, начинающая им руководить. При этом пациент отмечает, что его поступки – это вовсе не его действия. Они обусловлены влиянием какой-то, управляющей изнутри силы, энергии, сущности и т. д. Он может, например, объяснить возникшее чувство ненависти по отношению к кому-то тем, что это не его эмоция, а чужая, неконтролируемая им. Эта эмоция отражает наличие силы,