5 курс / Психиатрия детская (доп.) / Нейропсихология / Govard_Gardner_Struktura_Razuma

писать, может не только оказаться в более выгодном положении по сравнению со своим неграмотным ровесником, но и приобретает прочную репутацию. Например, если он ведет достоверную

третейского судьи или выносить суждения о поведении других людей. Неудивительно, что вожди в неграмотных сообществах часто притворяются, что владеют грамотой, как только узнают о ее существовании!

Это убедительное доказательство того, какие последствия для жизни человека может иметь грамотность. Майкл Коул и его коллеги не только объясняют, каково воздействие лет, проведенных в школе, но и помогают нам лучше понять значение грамотности. Воспользовавшись возможностью провести уникальный эксперимент в рамках одной культуры, Коул, Сильвия Скрибнер и их коллеги в течение нескольких лет изучали группу представителей народности ваи в Либерии. Это племя особенное, потому что некоторые знают только английский, другие — только арабский язык (после изучения Корана), а около 20% мужчин ваи владеют особой письменностью, распространенной только в их географическом регионе: это слоговое письмо, созданное в XIX веке преимущественно для переписки и ведения личных записей. Хотя письменность ваи используется в таких нужных целях, она не влечет за собой знания какой-либо новой информации в сфере науки, философии или литературы.

Группа Коула обнаружила поразительный факт

— приобретение даже высокого уровня грамотности в одной из этих систем не имеет серьезных когнитивных последствий. Более того, именно посещение школы, а не само по себе приобретение

грамотности является причиной всех упомянутых

чувствительности к речи, которая, как кажется, необходима для развития грамотности. Но нельзя отрицать, что владение любой разновидностью письма активизирует развитие определенных навыков, нужных для практического применения этой грамотности. Таким образом, те, кто владеет языком ваи, лучше других могут связывать слоги в значимые лингвистические единицы; владеющие арабским обладают избирательной способностью запоминать цепочки слов (что им приходилось делать при изучении Корана), но в другом ничем не отличаются от остальных. Как видно из данного исследования, грамотность необходимо воспринимать не как панацею от разнообразных когнитивных нарушений, а, скорее, как набор специальных когнитивных навыков, которые, возможно, носят несколько общий характер, но никоим образом не влияют на мировоззрение. Именно грамотность в контексте школы изменяет

речевые навыки не производят того революционного эффекта, который, как правило, наблюдается в школьном контексте. Согласно теории, изложенной в данной книге, специфическое использование лингвистического интеллекта не обязательно затрагивает другие интеллектуальные сферы. Несомненно, общий интерес к грамотности и системам условных обозначений, вероятно, поможет развиться человеку, который будет знать о возможности записывать информацию и легко сможет приобретать дополнительные виды грамотности (например, новый язык программирования для

компьютера). Более того, как это часто бывает в школе, приобретение грамотности позволяет человеку овладевать такой дополнительной информацией "вне контекста". В некотором смысле, чтение открывает перед человеком весь мир. Но исследования Скрибнер и Коула свидетельствуют, что можно лишь с большой осторожностью говорить, будто любая новая форма образования обязательно будет иметь серьезные последствия. И действительно, вспомнив о многочисленных различиях между "лесной" школой и традиционной религиозной школой или же между традиционной религиозной и современной светской школой, становится очевидно, что вид учебного заведения имеет такое же большое значение, как и наличие школьного обучения.

НАУКА

В наше время мировоззрение чаще всего меняется под воздействием третьего фактора — науки, т.е. того набора методов и открытий, который возник в эпоху Возрождения и привел к

последствия для экономической жизни (а также повлекло физические и социальные перемены): ни одна мелочь не осталась незатронутой.

При использовании научного метода одновременно работают по крайней мере два аспекта. С одной стороны, проявляется интерес к сбору фактов, желание проводить объективные эмпирические исследования и узнать как можно

теоретическую базу, которая объясняет природу объектов и сил, взаимодействия между ними, описывает их появление, что может их изменить и при каких условиях могут произойти эти изменения. Теоретическая структура зависит от рассуждений — дедуктивных, при которых частные выводы делаются из общих предположений, и индуктивных, когда общие принципы можно понять, изучив отдельные случаи. Эти элементы в некоторой степени были развиты и во времена античности (например, в учении Аристотеля), а также давно существовали во многих уголках мира,

имели огромное значение, а конечное воздействие до сих пор непонято.

Значительная часть дискуссии относительно различий между современным и "традиционным", "неграмотным" или "примитивным" разумом касается роли научного мышления. Такие видные ученые, как Клод Леви-Стросс, утверждали, что традиционный разум не имеет существенных отличий от современного: используются те же операции, но по отношению к другому материалу. Более того, примитивная наука — это наука конкретики, увидеть операции которой можно, наблюдая за людьми, которые классифицируют предметы или создают мифические объяснения. Другие исследователи, симпатизирующие способу мышления

мировоззрений.

Сдругой стороны, такие авторитеты, как

Робин Хортон, заявляли, и, на мой взгляд,

попытками объяснить окружающий мир, между ними существуют фундаментальные отличия. А именно, в своем стремлении дать объяснение миру научный

условия, при которых эти гипотезы можно опровергнуть, а также проявлять готовность отбросить такие гипотезы и создавать новые, если предыдущие были опровергнуты. Следовательно,

мыслительными процессами, что и научный, но система, в рамках которой он работает, полностью замкнута: все предположения уже были высказаны ранее, все следствия должны вытекать из них, а система объяснений не меняется даже в свете новой информации. Подобно тому процессу, который

мобилизует свои риторические навыки, чтобы еще убедительнее доказать известные выводы и мировоззрение.

Даже если согласиться (хотя многие с этим спорят), что такая разница между научным и ненаучным мышлением все же существует, важно не преувеличивать ее необратимость и распространенность. Когда речь заходит о космических материях, представители ненаучного общества, вероятно, будут мыслить замкнуто, но все-таки сомнительно, чтобы они придерживались того же типа мышления в повседневных вопросах. Не применяя экспериментальные методы в обычной жизни — например, продолжая принимать пищу, которая вызывает заболевания, — они не смогли бы выжить. Точно так же, даже если западные ученые

действительно пользуются методом рассуждений, который позволил им создать постоянно изменяющуюся структуру науки, вряд ли они никогда в своей жизни не используют аспекты замкнутого мышления. В дополнение к суевериям,

веру в науку можно счесть разновидностью мифа, которую ученые не собираются упразднять, как и наши братья из ненаучного общества отказываются забыть свою систему мифов и поэзии.

Хотя научное мышление может привести к созданию нового мировоззрения, которое в корне отличается от восприятия мира, распространенного

вненаучном обществе, оно не повлечет за собой возникновение нового вида интеллекта. Я думаю, что ученому свойственна готовность использовать лингвистическое и логико-математическое мышление

втех сферах, где они прежде, как правило, не применялись (например, разработка новой системы условных обозначений или формулирование теорий, подлежащих проверке). Кроме того, эти интеллекты комбинируются так, как никогда до этого. Другими словами, составляющие научного метода существовали тысячи лет во многих культурах, от Древнего Китая до античной Греции, а затем — до средневекового мусульманского общества. Заслуга современной науки в том, что она создала новую комбинацию сенсорного, логического и

лингвистического подходов, а также отделила их от личностных и религиозных знаний, частью которых они были прежде.

Точно так же, как грамотность может не влиять на школьное обучение, школьное обучение может не влиять на науку. Ведь как неформальные школы в неграмотных сообществах, так и традиционные школы образованного общества

существовали много лет, не имея никакой связи с научным миром. В традиционной школе можно даже найти признаки логико-математического интеллекта: в таких случаях активизируются лингвистические и логико-математические способности, чтобы доказать определенные предрешенные выводы. Но что отличает современную науку независимо от того, применяется ли она в школе, так это особое использование логико- математического мышления для систематического исследования предположений, разработки новых пояснительных схем, их проверки и последующего изменения с учетом полученных результатов. Межличностные связи тоже могут иметь большое значение для освоения научного метода, особенно для человека, который стремится к сотрудничеству с коллегами. Но на практике для научной деятельности требуется полное погружение в собственные мысли и достижение поставленных перед собой целей — от разработки новой компьютерной программы до совершенно нового научного объяснения. Для такой деятельности необходимо скорее внутриличностное, нежели межличностное понимание. Подводя итог, нужно сказать, что хотя научное мышление само по себе не приводит к появлению нового вида интеллекта, оно представляет собой комбинацию интеллектуальных способностей, которые прежде не использовались подобным образом. Такая форма мышления возможна лишь в обществе с определенными задачами и ценностями — вспомните о борьбе Галилео Галилея с церковью или современных ученых в тоталитарных обществах. Подобно школьному обучению и грамотности, наука тоже является социальным изобретением, направить к которому интеллект человека можно только

тогда, когда общество готово принять все вытекающие из этого последствия.

ВЕРНЕМСЯ К ТРЕМ ПОДРОСТКАМ

В данной главе я схематически рассмотрел большое количество тенденций. Мы увидели, что при переходе от "непосредственного" к неформальному обучению, затем от неформального к традиционному образованию, и наконец, от традиционной школы к современной постоянно наблюдалось снижение роли телесного, пространственного и межличностного интеллектов — сначала в пользу лингвистического мышления, а затем все больше ради развития логико- математических и внутриличностных способностей.

Такое смещение акцентов можно четко увидеть, если рассмотреть навыки, которыми пользуются наши три гипотетических подростка. Мореход-пулуват полагается в основном на свои телесные и пространственные способности. Лингвистические навыки имеют значение на одном этапе обучения, а логико-математические вообще не играют роли. Как молодой пулуват, так и иранский юноша находятся в межличностной ситуации: связи каждого из них со старшими, которые обучают его, чрезвычайно важны для успешного завершения образования. Но если пулуват учится преимущественно в "естественном" контексте мореходства, то иранский юноша получает намного более абстрактные знания в обстановке, отдаленной от важных повседневных занятий. Поэтому он больше зависит от своих лингвистических способностей, которые должны включать не только вербальную память, но и способность "дешифровывать код" арабского языка.

Не менее глубокая пропасть отделяет иранского подростка от юного парижского

композитора, сидящего за своим компьютером. Хотя навыки, необходимые для овладения музыкой и компьютером, во многом приобретаются в ситуации межличностного общения, подросток в основном работает в одиночку: ему нужно в одиночестве спланировать, каких результатов он хочет добиться и как это можно сделать. Значит, намного большее значение приобретает развитие внутриличностного интеллекта и автономного чувства "Я". Кроме того, парижанин полагается на свои логико-математические способности намного больше, чем его ровесники в других культурах: успешное составление программы зависит от развитых умений в сфере чисел и производных. Конечно, как композитор он должен работать и с музыкальными элементами, более того, они займут центральное место в его занятии. Если бы подросток занимался видеографикой или пространственными рассуждениями, то полагался бы на другие виды интеллекта. По характеру взаимодействия с компьютером этому подростку обязательно придется иметь дело и с лингвистическими кодами, но поскольку сейчас доступны различные справочники, ему не нужно будет заучивать что-то наизусть, как того требуют от иранского подростка или молодого пулувата. Как только парижанин научился читать, этот навык служит подспорьем для приобретения требуемых видов логических и математических знаний.

Конечно, вне своих образовательных контекстов у этих людей имеется возможность использовать самые разнообразные интеллекты, и у нас нет никаких оснований полагать, что они этого не делают. Жизнь представляет собой нечто большее, чем применение определенных видов интеллекта для достижения определенных целей.

Кроме того, я хочу заметить, что эти интеллекты не исключают друг друга. Развитие одного вида не означает, что нельзя совершенствовать и другие способности: некоторые люди (и некоторые культуры) могут владеть несколькими видами интеллекта на высочайшем уровне, а другие добиваются успехов только в одном или двух. Не нужно думать, что к интеллекту применима ситуация с нулевой суммой; точно так же теория множественного интеллекта не является гидравлической моделью, в которой повышение одного интеллекта обязательно влечет за собой снижение другого. И все же с целью статистики разумно будет предположить, что разные люди — и разные культуры — по-разному относятся к развитию имеющихся у них интеллектуальных способностей.

Переход от морехода к изучающему Коран студенту, а затем к компьютерному программисту можно представить в виде прогрессии, и, с точки зрения западной культуры, способность человека создавать произведения искусства на компьютере можно считать величайшим достижением. Но не менее верно будет представить эту последовательность ситуаций как систематическое обесценивание определенных видов интеллекта,

утверждал (относительно появления письменности) следующее.

Это ваше изобретение приведет к забывчивости ума тех, кто изучит его, заставив их пренебрегать собственной памятью, потому что с появлением письменности они будут вспоминать факты с внешней помощью чуждых символов, а не посредством внутреннего использования собственных способностей.