5 курс / Психиатрия детская (доп.) / Нейропсихология / Govard_Gardner_Struktura_Razuma

отмечает, что контроль в этих системах осуществляется просто как результат процесса, напоминающего обсуждение экспертов (т.е. дискуссию между разными высокочувствительными производительными системами). Оллпорт убежден, что нет необходимости в существовании центрального гомункула, который решал бы, что нужно делать. Ученый вопрошает: "Чем бы занимался центральный процессор?"

В основном специализированные производительные системы Оллпорта (и связанные с ними нейроны) работают с намного меньшими единицами информации, чем те виды интеллекта, которые выделяю я. И все же, разделяя мое мнение, Оллпорт замечает, что модульный принцип функционально отделимых систем, по-видимому, сохраняется и на молярном уровне анализа, который изучает такие связанные с поведением системы, как речь или зрительное восприятие. Более того, Оллпорт приводит примеры нарушений умственных способностей в результате мозговой травмы и считает их основным доказательством существования интеллектуальных модулей в том понимании, в котором о них говорил и я. Таким образом, хотя модель Оллпорта была сформулирована с несколько иными целями, она согласуется с основными положениями моей теории.

Джерри Фодор, философ и психолог Массачусетсского технологического института, красноречиво защищал модульную структуру разума. Пользуясь преимущественно последними эмпирическими исследованиями лингвистического интеллекта и визуальной обработки, часть из которых проводил его коллега Ноам Хомский, Фодор утверждает, что ментальный процесс необходимо рассматривать в виде независимых или "инкапсулированных" модулей, каждый из которых

функционирует по своим правилам и выполняет особые процессы. Явно симпатизируя взглядам Франца Йозефа Галля (см. главу 2) (и выступая против большинства современных теоретиков), Фодор отрицает существование "горизонтальных процессов", таких как общее восприятие, память и суждения, говоря о "вертикальных модулях", например речь, визуальный анализ или обработка музыкальной информации, каждому из которых присущи свои характеристики функционирования. Фодор не стремится дать четкое определение каждому модулю — это эмпирический вопрос. Но он высказывает собственное предположение, что модули склонны отражать различные сенсорные системы, при этом речи соответствует свой отдельный модуль.

До этих пор я в целом согласен с Фодором, который представляет модули на уровне анализа почти так же, как их рассматривали и мы в данной книге. Но Фодор идет еще дальше и говорит, что с помощью этих сравнительно инкапсулированных модулей можно объяснить лишь некоторые аспекты познания. Он считает, что необходимо говорить о центральном "неинкапсулированном" участке разума, связанном с "накоплением убеждений". Центральный процессор имеет доступ к информации из разных модулей, может сравнивать разные входные данные друг с другом и гибко оценивать эти сведения для принятия решений, решения задач и выполнения многих других действий, на которые способен человек. Сравнения, произведенные центральным процессором, позволяют людям строить лучшие гипотезы о том, что собой представляет мир.

Развивая эту точку зрения, Фодор отходит

представлениями локализаторов о нервной системе,

(хотя бы теоретически) сообщаются друг с другом. Однако Фодор в конце концов приходит к выводу, который хотя и может показаться несколько пессимистичным с научной точки зрения, все же приближает его убеждения к моей теории. Фодор заключает, что с помощью научных изысканий можно изучить эти модули, потому что они сравнительно независимы и могут подвергаться контролируемому исследованию, но центральный процессор, скорее

сведениями. Таким образом, исследование познания сводится к изучению отдельных модулей. Даже если теория центрального процессора верна, говорит Фодор, мы не сможем воспользоваться ею для дальнейшего развития когнитивной науки.

Вопрос о том, нужно ли говорить о механизме центральной обработки данных, остается сложным и, по всеобщему мнению, не имеет однозначного ответа. Некоторые ученые, разделяющие модульную точку зрения, например Зенон Пилишин, считают, что важно различать непроницаемые (для информации из других систем) процессы и проницаемые процессы, на которые можно повлиять с помощью целей, убеждений, последствий и других форм знания и информации. Другие исследователи, например Джеффри Хинтон и Джеймс Андерсон, попавшие под влияние "параллельной" модели функционирования нервной системы, не видят ни причины, ни пользы от существования гипотетического центрального процессора. Еще одна группа ученых говорит

двусмысленно. Майкл Газзанига и его коллеги утверждают: "В мозге существуют многочисленные ментальные системы, каждая из которых наделена способностью вызывать определенный поведенческий паттерн. Для каждой из этих систем характерны свои импульсы к действию, которые не обязательно внутренне осознаются". Но эти же ученые предполагают, что естественная речевая система может в определенном смысле контролировать другие модули. На мой взгляд, в ходе исследований предпочтительнее выяснить, в какой степени о деятельности человека можно говорить как о процессе, обуславливающем развитие и появление взаимосвязей между различными видами интеллекта. Наконец, может оказаться, что процессы высшего уровня можно объяснить иначе — с помощью сложной комбинации интеллектов или заявляя о существовании некоей надмодульной способности (имеющей собственный путь развития и историю), но даже такие утверждения пока еще преждевременны.

То, что мнения, похожие на теорию множественного интеллекта, "витают в воздухе", в некоторой степени поддерживает меня в моих начинаниях. (Существует множество теорий, касающихся интеллекта, о некоторых из них речь пойдет в главе 12 вслед за рассказом о данной точке зрения.) В то же время еще важнее оправдать некоторые шаги, которые я предпринял для формулирования своей теории. Например, очевидно, что размер возможных кандидатов на звание модулей значительно варьируется, от крайне ограниченных производительных систем — как те, что участвуют в восприятии фонемы или распознавании линии — до намного более общих модулей, подобных тем, что активизируются при восприятии речи или пространства. Мне лично

кажется, что теории как о мини-, так и о макси- модулях верны и могут быть одинаково оправданы, но цели у них совершенно разные.

Если перед нами стоит задача правильно представить себе работу нервной системы, необходимо сосредоточиться на мельчайших модулях, которые можно соотнести с определенным поведенческим паттерном. В данном случае наиболее оправданным будет предположение, высказанное Оллпортом (или Хинтоном и Дж. Андерсоном). С другой стороны, если нужно сформулировать структуру, полезную для работников образования в отношении развития человека, тогда стоит говорить о модулях на таком уровне анализа, который используется в повседневном общении. В данном случае предпочтительнее позиция Фодора и Газзаниги. Но воспользоваться такими категориями здравого смысла можно лишь в том случае, если они возникают в ходе исследований как "естественные" объединения элементарных модулей. Иначе слияние мини-модулей в макси-модули просто не будет иметь смысла. Таким образом, крайне важно, что различные мини-модули, которые изучали Оллпорт или Хинтон, похоже, срастаются в более обширных сферах. Другими словами, складывается впечатление, что различные специфические способности восприятия становятся частью более широкой пространственной системы, и тогда о разных специфических системах анализа лингвистической информации можно говорить как об элементах более общей лингвистической системы. Вероятно, в ходе эволюции продолжительностью в несколько миллионов лет такие отдельные производительные системы превратились в элемент более общих и максимально взаимосвязанных модулей. Подобные условия остаются для изучения

многозначного слова "интеллект"? Как указывалось выше, частично это обусловлено моим желанием создать наиболее правдоподобную модель интеллекта: я хочу заменить современное, крайне дискредитировавшее себя понятие интеллекта как единой врожденной черты (или ряда черт), которую можно правильно оценить в ходе часового собеседования или письменного теста. Но здесь необходимо также упомянуть, что в целом мало что зависит от отдельного термина, поэтому я вполне могу согласиться и с такими определениями, как "интеллектуальные возможности", "мыслительный процесс", "когнитивные способности", "когнитивные навыки", "формы знаний", или с подобными металингвистическими терминами. Главное здесь не название, а концепция: то, что человек наделен несколькими разновидностями интеллектуальных способностей, которые может развивать, если сам он нормален и находится под воздействием подходящих стимулирующих факторов. Будучи нормальными людьми, мы пользуемся этими умениями в обращении с различными материалами или предметами, которые приобретают значение в определенной ситуации. В рамках предположения, которое высказал мой коллега Израиль Шеффлер, интеллектуальный потенциал можно реализовать, если отсутствуют препятствующие обстоятельства, имеется благоприятная последовательность событий и есть решительное желание следовать в этом направлении развития.

Следует заметить, что в предыдущих главах я старался приводить примеры высшей формы реализации интеллектуального потенциала. Поэтому

я обращал внимание на тех, кто "добивается результата" в данной области, и подробно останавливался на "высших формах достижений", например создании музыки или сочинении поэтических произведений. Однако анализ включает в себя также восприятие и понимание, а не только производство, а также различные виды искусства, науки или осмысления, будь то традиционные или новаторские, в народной культуре или в развитом обществе. И действительно, эти виды интеллекта обычно проявляются в обычных действиях непрофессионалов, но самая наглядная их реализация заметна у одаренных в художественном или научном отношении людей.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ КОНСТРУКТЫ, ОСТАВШИЕСЯ В ТЕНИ

Прежде чем переходить к вопросам, связанным с теорией множественного интеллекта, нужно остановиться еще на одном моменте. Даже если кажется, что теория хорошо обоснована, в психологии человека существует множество областей, в которых она неприменима. К ним относятся отдельные главы — или даже целые учебники, — посвященные социальной психологии, психологии личности, психологии темперамента, психологии эмоций, развитию характера. Теория множественного интеллекта никоим образом не предназначена для применения в этих направлениях исследования.

И все же не меньшей ошибкой было бы считать, что теория множественного интеллекта существует в плоскости, совершенно далекой от этих традиционных вопросов. На самом деле она пересекается с ними по крайней мере в двух точках. Во-первых, теория множественного интеллекта подчеркивает, что различные формы

знаний присутствуют буквально в каждой сфере человеческого существования. Будучи напрямую связанными с познанием, наши способности взаимодействовать с окружающими, заниматься спортом или танцами, наслаждаться произведениями

природу интеллектуальной деятельности в тех сферах, в которых присутствие таковой до сих пор отрицалось.

Теория множественного интеллекта, кроме того, может оказаться полезной в том отношении,

с конкретными видами интеллекта. Согласно моему анализу, многие аспекты социального развития и социального поведения попадают под влияние межличностного интеллекта, а, например, многие явления развития личности, характера и ощущений можно рассматривать с точки зрения внутриличностного интеллекта. Каким именно образом можно провести границу между этими областями, а также какие аспекты этих традиционных сфер по-прежнему остаются за пределами теории множественного интеллекта — решение этой задачи лучше отложить на будущее.

Еще два вопроса, давно интересующих психологию, — мотивация и внимание — тоже не были рассмотрены в данной книге. Я не сомневаюсь, что эти понятия играют решающую роль

вжизни человека, поэтому попытки развивать

какой-либо или даже все виды интеллекта ни к чему не приведут, если отсутствует мотивация и безраздельное внимание. Более того, мне лично

мотивации и внимания можно будет применить для исследований в нескольких интеллектуальных сферах. И все же даже при беглом рассмотрении видно, что стремление совершенствоваться в одной интеллектуальной области повлечет за собой высокую степень мотивации и внимания, но не потребует таких же затрат в других сферах. У подростка могут быть отличные мотивы для того, чтобы стать музыкантом, поэтому он проявляет предельную концентрацию внимания во всем, что касается игры на музыкальном инструменте, но в других областях жизни он, скорее всего, не будет проявлять ни мотивации, ни повышенного внимания. Значит, даже если удастся сформулировать общую теорию мотивации и внимания, в ней нужно учитывать степень вовлеченности этих понятий в различные интеллектуальные сферы.

КОГНИТИВНЫЕ ОПЕРАЦИИ "ВЫСШЕГО УРОВНЯ"

До сих пор в нашем разговоре о других областях психологии мы затрагивали понятия и направления исследований, которые могут иметь отношение к интеллекту, но в традиционном понимании не считаются когнитивными по своей природе. Об этом сходстве можно было говорить, не подвергая теорию множественного интеллекта серьезному риску. Но, приступая к рассмотрению других аспектов поведения человека, мы можем столкнуться с более изменчивыми вопросами, которые имеют ярко выраженную когнитивную природу, но на первый взгляд как бы не попадают под рассмотрение в рамках моего анализа. Это те когнитивные операции, которые считаются способностями "высшего порядка", — например, здравый смысл, оригинальность или метафорические способности, — для которых, несомненно, необходимо применять умственные навыки. Однако

из-за их обширности эти способности, как мне кажется, нельзя объяснить в ходе разговора об интеллекте человека. На самом деле не ясно, как эти способности объясняются с помощью теории множественного интеллекта, и если это действительно невозможно, то как в таком случае следует изменить саму теорию, чтобы применить ее для их адекватного описания. И все же, работая над этой темой, автор обязан, по крайней мере, высказать свои предположения относительно этих ключевых интеллектуальных функций. Именно к этому я сейчас и приступаю, четко осознавая, что более подробный анализ может направить исследование в совсем другое русло.

ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ

Наверное, меньше всего проблем вызовет такой "общий" когнитивный термин, как здравый смысл, под которым я понимаю способность решать проблемы интуитивно, быстро и, вероятно, неожиданно верно. Что меня поразило при анализе этого понятия, так это тот факт, что о здравом смысле, как правило, вспоминают, когда говорят о двух типах людей: тех, кто обладает даром межличностного общения, и тех, кто наделен талантом в механической области (в принятой нами терминологии это личностный и пространственный интеллекты). Об этом понятии никогда не говорят

всвязи с людьми, одаренными в музыке,

математике или в чисто пространственных вопросах. Таким образом, получается, что одна из типичных черт здравого смысла — это то, что хотя данное понятие не является широко распространенным, о нем вспоминают применительно к людям с высокоразвитыми навыками в одном или двух видах интеллекта, и этот термин нельзя назвать таким уж "универсальным", как это