Ванин Ю.В. История Кореи. Избранные cтатьи - 2016

ния Кореи. Они уверяли нас, что помогут нам, насколько это возможно»590.

Из этих слов Ли Ви Джона можно заключить, что корейцам все же удавалось на Гаагской конференции вступать в контакты с представителями некоторых держав (Россия, к сожалению, в их числе не значилась), но те отделывались лишь выражениями сочувствия и ни к чему не обязывающими обещаниями.

Втом же интервью Ли Ви Джон сообщил: «Мы теперь отправляемся в Соединенные Штаты, где я надеюсь видеть президента.

Мы также предполагаем посетить главные города Соединенных Штатов и вернемся обратно в Англию через несколько недель».591

До Нью-Йорка корейские делегаты добрались 1 августа. К этому времени стало известно, что новый император Кореи, Сунджон, своим распоряжением отдал их под суд. Ли Сан Соля приговорили

ксмертной казни, Ли Ви Джона – к пожизненному заключению. Ясно было, что это месть им со стороны Японии. В интервью газете «Нью-Йорк таймс» по прибытии делегаты заявили, что они «приговорены к смерти японцами за участие в сообщении миру об обидах Кореи». «Принц (Ли Ви Джон), – сообщала газета, – хотя он не боится быть убитым, так описал свое положение: "Кто прибыл в эту страну (Корею), тот, считай, мертв. Я знаю это, и не важно, будет ли удар нанесен сейчас или позже, но это должно произойти". Чуть позже он вернулся к этой теме: “Мы под смертным приговором, но хотя я думаю, что лучше находиться далеко от Кореи и работать, я

вернусь назад завтра же, если сочту, что моя смерть будет полезна ее делу"».592

Вэтом интервью, на котором стоит остановиться подробнее, Ли Ви Джон вновь отозвался положительно о деятельности корейской делегации в Гааге. «Хотя (нас) отстранили от конференции, – сказал он, – наша миссия не была неудачной, так как мы привлекли внимание мира к вероломному поведению Японии, и я не преувеличу, если скажу, что мы добились сочувствия мира. Мы получили

590Новое время. 12 (25).07.1907.

591Там же.

592New York Times. 2.08.1907.

241

личные заверения в этом факте. Я знаю, что мы имеем сочувствие Америки, Англии, Германии и Франции».

С такой, явно завышенной, оценкой сочувствия к Корее перечисленных держав никак не стыкуются горькие слова Ли Ви Джона о безразличии мира к участи Кореи. «Моя страна разорена и втоптана в грязь, – воскликнул он, жестикулируя. – Правитель окружен предателями и войсками другой страны, права народа нарушены, а мир является безучастным зрителем. Корея не может бороться, у нее даже отнята армия. Мир должен бы сказать "стоп", но мир спит».

Ли Ви Джон в этом интервью высказал все еще сохранявшуюся у части корейцев веру в то, что США – «бескорыстный друг» их страны. «Мы хотим, – говорил он, – чтобы Америка сделала для Кореи то, что Франция делала для нее, когда тринадцать штатов здесь боролись за независимость». Ли Ви Джон сообщил, что корейские делегаты будут добиваться аудиенции у президента Т. Рузвельта, чтобы изложить ему проблемы Кореи, и выразил уверенность, что «история их бедствий пробудит всемирное негодование, которое заставит эту (т. е. США – Ю.В.) или какую-либо другую страну остановить японские планы в Корее».

Действительность разрушила наивные надежды корейских делегатов. Незадолго до их прибытия в США «Нью-Йорк таймс» предполагала, что известие об этом «будет рассматриваться в Государственном департаменте с некоторым опасением и тревогой» и создаст для него «трудную дилемму». Ведь в США находились тогда японские чиновники, претендовавшие на статус представителей Кореи в соответствии с Договором о протекторате. Между тем приезжают корейские делегаты, имеющие бесспорный мандат от своего императора, хотя уже и свергнутого, намеревающиеся протестовать перед правительством США против этого договора и заявить, что Корея не откажется от независимости и не согласится с японским протекторатом. Признавая по-прежнему Японию «де-факто» правителем Кореи, призывала газета, «нам следовало бы модифицировать свое признание ее таковой "де-юре"».593

Вскоре после приезда корейских делегатов та же «Нью-Йорк таймс» писала: «Мы говорили на днях, когда было объявлено, что

593 New York Times. 26.07.1907.

242

корейский принц Ли Ви Джон, которому было отказано в доступе на Гаагскую конференцию из-за того, что он не представлял суверенное государство, был на пути в Вашингтон со своим «делом», что он может создать трудную дилемму для нашего правительства. Вероятно, хорошо для душевного спокойствия нашей администрации, если, приехав в Вашингтон, он не найдет никого в Государственном департаменте, кто мог и хотел бы его выслушать…

Нельзя не симпатизировать, вероятно, дружелюбному и патриотичному корейцу. Но в то же время существует общая американская убежденность, что нации не бывают побежденными или аннексированными или «разделенными», а также не подписывают договора под давлением или угрозами, отдавая свои суверенные права, иначе как по какой-либо серьезной причине. Если Корея уничтожена, можно предположить, что это уничтожение было неизбежным».594

Закономерно при таком подходе, что корейская делегация встретила в США весьма прохладный прием. Она разместилась во второразрядном отеле деловой части Нью-Йорка, где обычно останавливались разъездные представители торговых фирм, жила более чем скромно. Поездка на несколько дней в Вашингтон ничего не дала: президента и госсекретаря не оказалось на месте, никто другой в администрации США их не принял. Хотя газеты подчеркивали, что Ли Ви Джон принадлежит к королевской фамилии («принц»), а Ли Сан Соль – видный государственный деятель Кореи, их не удостоили на официальном уровне какого-либо внимания. Даже городские власти Нью-Йорка не почтили их визитом. В конце августа – начале сентября 1907 г. оба корейских делегата ни с чем вернулись из США в Россию, где каждый включился в работу по содействию национально-освободительному движению в Корее.

Отправка императором Коджоном в 1907 г. делегации на Гаагскую мирную конференцию – небольшой, но важный эпизод истории Кореи. Это была отчаянная попытка привлечь внимание всего мира к катастрофическому положению Кореи, находившейся на грани полного захвата Японией, добиться международной поддержки в защите независимости и суверенитета своей страны. Она явилась

594 New York Times. 3.08.1907.

243

продолжением давней линии правящих кругов Кореи на обязательный поиск заступничества великих держав против агрессивных действий Японии, пренебрегая при этом реальным потенциалом сопротивления собственного народа. Как и все предыдущие, эта попытка не принесла успеха. Заведомо напрасно было ожидать, что устроители Гаагской конференции предоставят трибуну представителям одной из порабощаемых стран и позволят им осуждать Японию за то, что делают остальные державы в отношении других порабощаемых стран, что кто-то действительно захочет вступиться за Корею против Японии.

С этой точки зрения история с Гаагской конференцией поучительна для настоящего времени. Сейчас, когда перед Кореей стоят жизненно важные и трудные задачи воссоединения страны, ее развития в сложнейших условиях современного мира, необходимо всемерно крепить ее национальное единство, решать все вопросы силами самого корейского народа и исключительно в его интересах, не рассчитывая, как это было в прошлом, на благодеяния «сильных мира сего». Можно лишь приветствовать намерения двигаться именно в таком направлении, проявленные в ходе исторических встреч на высшем уровне между Севером и Югом в 2000 и 2007 г.

При изложении событий, связанных с прибытием корейской делегации в Гаагу в 1907 г., иногда высказывается мысль, что это ничего не дало Корее, и только приблизило окончательный захват ее Японией. Думается, что Япония, даже если бы не случился «Гаагский инцидент», все равно взяла бы тогда на себя все рычаги управления страной, чтобы преодолеть сопротивление корейского народа, тем более что первый шаг к этому был сделан еще Договором о протекторате 1905 г. Следует отметить другое. «Гаагский инцидент» дал Японии повод избавиться от императора Коджона, который, как бы критически его ни оценивали, создавал ощутимые препятствия ее захватническим планам. Замена его безвольным и послушным Сунджоном предоставила Японии дополнительную и весьма существенную возможность облечь в юридические формы аннексию Кореи.

Можно, видимо, согласиться с Ли Ви Джоном, утверждавшим, что поездка корейской делегации в Гаагу не была неудачной. Действительно, голос протестующей Кореи впервые прозвучал в 1907 г.

244

за рубежом, причем в том месте, где проходила международная конференция, к которой было приковано повышенное внимание мировой общественности. Японской пропаганде, внушавшей всему миру, пользуясь изолированностью Кореи, что там царят порядок и справедливость, был нанесен серьезный урон. Тем самым частично была прорвана информационная блокада, в которой находилась Корея.

В заключение нельзя не сказать о самих трех корейских делегатах. Потребовалось немало мужества и смелости, преданности родине и ее монарху, чтобы взять на себя секретное поручение императора, чреватое жестокими репрессиями со стороны японских властей и «своего» правительства. Они успешно добрались до Гааги, где достойно представляли Корею и сделали для нее все, что было

вих скромных силах. Их имена с уважением запечатлены в истории Кореи. Смерть Ли Джуна, по какой бы причине она ни произошла, воспринимается как одна из трагических жертв корейского народа

вборьбе за свободу и независимость своей родины. В Северной и Южной Корее как важную памятную дату корейской истории отметили в 2007 г. 100-летие поездки корейской делегации на Гаагскую мирную конференцию.

245

ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 1917 ГОДА

ВРОССИИ И ЕЕ ВЗАИМОСВЯЗЬ

СПЕРВОМАРТОВСКИМ ВОССТАНИЕМ 1919 ГОДА В КОРЕЕ

Первомартовское народное движение 1919 г. в Корее неизменное привлекает к себе внимание исследователей в Корее и за ее пределами. Причина в том, что это – не только самое мощное выступление корейского народа против японских поработителей, за свою свободу и независимость, но и одно из первых крупных антиколониальных движений в Азии новейшего времени. Не будет преувеличением сказать, что Первомартовское восстание 1919 г. в Корее – яркий пример борьбы народов колониальных и зависимых стран, которая, в конечном счете, предопределила происшедшее после Второй мировой войны крушение колониальной системы империализма.

В современном советском, российском корееведении Первомартовское восстание изначально занимало видное место. Ему посвящена одна из первых крупных исследовательских рабат, изданных в СССР после 1945 г., – книга Ф.И. Шабшиной «Народное восстание 1919 года в Корее» (вышла двумя изданиями в 1952 и 1958 гг.). Ход и историческое значение восстания рассмотрены в общеисторических трудах, в том числе и «Истории Кореи (с древнейших времен до наших дней)» (т. 2. 1974). Отражено оно и в ряде обобщающих трудов по всемирной истории. Крупнейший в России знаток этой темы, чаще других писавшая о ней, Ф.И. Шабшина вернулась к вопросу о Первомартовском восстании в своей последний книге «В колониальной Корее (1940–1945). Записки и размышления очевидца» (1992), уточнив в ней некоторые свои прежние суждения и оценки. Наконец, изданная в 1998 г. усилиями Б.Д. Пака книга «Первомартовское движение 1919 года в Корее глазами российского дипломата» вносит значительные вклад в изучение одного из

246

важнейших периодов в истории национально-освободительной борьбы корейского народа.

Всякое историческое событие большого масштаба, сложное по характеру и значению, обычно по-разному воспринимается современниками и последующими поколениями в зависимости от имеющихся у них конкретных данных, научных и идейных позиций исследователей, изменений политической ситуации и т.д. Не составляет исключения и Первомартовское движение 1919 г. в Корее. Корейские и зарубежные ученые нередко высказывают разные точки зрения о сущности, инициаторах и движущих силах этого движения, его итогах и влиянии на дальнейшую судьбу корейского народа, а также некоторым другим вопросам.

Среди таких дискуссионных тем заметное место занимает вопрос об истоках Первомартовского движения, т.е. о тех основных факторах, которые породили это движение, толкнули корейский народ на героическую и практически безнадежную схватку с неизмеримо более сильным тогда японским империализмом.

Один из этих факторов, внутренний, не вызывает особых противоречий во взглядах. Все более или менее согласны в том, что главной причиной восстания был нестерпимый колониальный гнет, разграбление японцами богатств Кореи и эксплуатация ее народа, удушение ими корейской культуры унижение национального достоинства корейцев. Жестоко подавленное к 1910 г. отчаянное сопротивление корейского народа колониальным поработителям начало вновь оживать вскоре после аннексии Кореи Японией и наконец, выплеснулось с новой силой весной 1919 г., приняв форму массового и продолжительного народного восстания. Так что главный «зачинщик» Первомартовского движения, его первопричина – японский империализм и установленный им в Корее колониальный режим.

Спорным зато стал вопрос о внешних факторах Первомартовского движения, о влиянии на него некоторых аспектов международной обстановки, сложившейся к концу Первой мировой войны. В западной литературе, а вслед за ней и в южнокорейской, господствует убеждение, что основным и даже единственным внешним «ускорителем» бурных событий весны 1919 г. в Корее явилась политика США, сформулированная в известных «14 пунктах» амери-

247

канского президента В. Вильсона (январь 1918 г.), намечавших пути послевоенного переустройства мира. Напомним, что они, в частности, провозглашали «свободное, откровенное и, безусловно, беспристрастное» рассмотрение колониальных проблем. Надежды на то, что именно в таком ключе будет решаться судьба порабощенных народов на Парижской мирной конференции, начавшей свою работу в январе 1919 г., что, руководствуясь принципами, заявленными в «14 пунктах» Вильсона, США непременно помогут Корее избавиться от колониальной неволи, послужили мощным катализатором корейского движения сопротивления, побудили его лидеров через «Декларацию независимости» объявить перед всем миром «Корею независимым государством и ее народ свободным».

В советском корееведении такой подход категорически отвергался. «14 пунктов» Вильсона трактовались как демагогический документ, призванный противостоять ленинскому «Декрету о мире» и направленный лишь на осуществление империалистических целей США. Их реальное воздействие на освободительную борьбу корейского народа полностью отрицалось, оно признавалось только в отношении небольшой прослойки националистических деятелей, боявшихся решительной борьбы с колонизаторами, не веривших в свой народ и уповавших исключительно на помощь извне, прежде всего от США, хотя те сравнительно незадолго до того потворствовали захвату Кореи Японией. Поведение этих деятелей, оказавшихся в марте 1919 г. во главе антияпонского движения, расценивалось как трусость, предательство народных масс, поднявшихся на ожесточенную битву за свободу и независимость, и рассматривалось как одна из причин неудачи восстания.

Первомартовское движение в Корее ставилось в советских работах в первые ряды массовых народных выступлений, происходивших во многих странах на разных континентах после октября 1917 г. и потому считавшихся прямым следствием русской революции. Ее идеи, выраженные в выступлениях B.И. Ленина и других руководителей, декларации и постановления молодой Советской власти, конкретная работа по строительству в многонациональной России нового общественного строя, успешное сопротивление народа силам внутренней и международной реакции выдвигались в качестве главного внешнего фактора, обеспечившего решимость

248

корейского народа восстать против колониальных угнетателей. Другие внешние воздействия не признавались. Влиянием российской революционной практики, ядром которой явилась гражданская война (1918–1922), объяснялся тот общеизвестный факт, что Первомартовское движение в Корее, вопреки намерениям его лидеров, стремившихся придать ему мирный, ненасильственный характер, очень быстро переросло намеченные ими рамки и приняло весьма радикальные формы, вплоть до вооруженных стычек с японской полицией и войсками.

Показанное выше противостояние двух точек зрения относительно внешних факторов, обусловивших в наибольшей степени подъем повстанческого движения в Корее в 1919 г., проистекало не столько из расхождения чисто научных позиций, сколько из потребностей советско-американской конфронтации на Корейском полуострове, развернувшейся после 1945 г. Справедливости ради надо отметить, что в последнее время российское корееведение отходит от прежней односторонности в этом вопросе. На влияние «14 пунктов» Вильсона и других проявлений политики США указано в уже упоминавшейся книге Б.Д. Пака595, в книге Л.А Усовой «Корейское коммунистическое движение 1918–1945 гг. Американская историография и документы Коминтерна» (1997) и в некоторых других работах. Даже Ф.И. Шабшина, ранее решительно оспаривавшая это влияние, в своей последней книге пересмотрела прежнее мнение следующим образом: «Складывавшееся в стране (Корее – Ю.В.) две ориентации – одна на союз со Страной Советов, другая на заступничество и помощь США – нередко переплетались, что проявилось в движении 1919 г.»596

Отмечая некоторую односторонность прежней советской позиции, мы вместе с тем должны со всей определенностью сказать, что не менее односторонним и потому контрпродуктивным выглядит противоположный подход к международному аспекту Первомартовского движения, когда делается упор лишь только на влияние

595Пак Б.Д., Пак Тхэ Гын. Первомартовское движение 1919 года в Корее глазами российского дипломата. Иркутск, 1998, с. 31.

596Шабшина Ф.И. В колониальной Корее (1940–1945). Записки и размышления очевидца. М., 1992, с. 139.

249

«14 пунктов» Вильсона и при этом не учитывается одновременно воздействие на борьбу корейского народа также и Октябрьской революции 1917 г. в России. Произведенный ею эффект может быть, и не стоит слишком преувеличивать, как это делалось нами ранее, но его, если стремиться к объективности и полноте анализа событий 1919 г. в Корее, ни в коем случае нельзя преуменьшать и тем более игнорировать.

Данное сообщение не ставит своей целью углубленное, всестороннее исследование взаимосвязей Октябрьской революции 1917 г. в России, и Первомартовского движения 1919 г. в Корее. Это предмет большой самостоятельной работы, которая, надо надеяться, еще впереди. У сообщения более скромная задача: наметить некоторые, наиболее существенные, на взгляд автора, линии этих связей, опираясь в основном на фактический материал, накопленные до сих пор российским корееведением.

Прежде всего автор считает необходимым подтвердить оправданность в целом господствовавшего прежде в марксистской литературе тезиса о всемирно-историческом значении Октябрьской революции 1917 г. в России, что теперь нередко пытаются поставить под сомнение. Если французская буржуазная революция конца XVIII в. потрясла тогдашнюю Европу, то русская революция, учитывая неизмеримо расширившиеся и окрепшие за прошедшие затем сто с лишним лет международные отношения, в той или иной степени воздействовала на большую часть мира, охваченного цивилизацией к началу ХХ в. Это объяснялось в первую очередь тем важным местом, которое вообще занимала Россия в то время в международных делах, особенно в период Первой мировой войны, из которой она решительно вышла в одностороннем порядке в результат как раз Октябрьской революции. В еще большей степени получили резонанс во всем мире, главным образом у обездоленной части населения, выдвинутые русской революцией требования всеобщего и справедливого мира, ликвидации социального и национального гнета, утверждения для всех народов подлинного равноправия и свободы. Порожденная возросшими к тому времени противоречиями между империалистическими державами, между трудом и капиталом, между колониями и эксплуатировавшими их метрополиями, Октябрьская революция в России, в свою очередь, многократно обост-

250