!Учебный год 2024 / Юридическая психология / Дормашев Ю.Б. и др. (ред.-сост.)- Общая психология. Тексты. В трёх томах -2013 / PDF / ТОМ II / Дормашев Ю.Б. и др. (ред.)-Общая психология. Тексты. Т.2, Кн.3-2013

бытие в новую систему отсчета, разбивая, так сказать, контекст буквального мышления. И юмор, и религия проливают новый свет на жизненные неприятно­ сти, вырывая их из рутинных рамок. Смотреть на наши проблемы юмористиче­ ски — значит, видеть их как маловажные, смотреть на них религиозно — значит, видеть их в серьезной системе иного смысла. В обоих случаях появляется новая перспектива.

Во всех других аспектах они различаются. Юмор полагается на видение несоответствия в событиях, религия видит высшее соответствие. Так как пере­ живания вряд ли могут в одно и то же время рассматриваться как важные и как тривиальные, следовательно, мы не можем одновременно что-то осмеивать и почитать. Мы можем и шутить, и молиться по поводу одних и тех же тревожащих жизненных событий, но не в одно и то же время.

От превращения в циника (этим рискует радикальный юморист) религи­ озного человека удерживает убеждение, что на свете есть нечто более важное, чем смех, т.е. признание того факта, что и смеющийся, и сам смех имеют свое место в системе вещей. Когда принимается этот важный момент, остается еще много места для шуток. Действительно, можно привести аргумент в пользу пре­ восходного чувства юмора религиозного человека, решившего раз и навсегда: такие-то вещи священны и обладают крайней ценностью, а ко всему остальному нет нужды относиться всерьез. Он может видеть, что многие происшествия сме­ хотворны, что мужчины и женщины, включая его самого, предаются забавному тщеславию, как актеры в театре. В их выходах на сцену и уходах со сцены для него ничто не имеет значения, если не касаться вопроса их конечной ценности в системе вещей.

За пределами досягаемости юмора находится только сердцевина и цель религиозного мировоззрения. Человеческие слабости, связанные с религиоз­ ным намерением, могут стать источниками развлечения (например, неуместные эпизоды в церкви). Но такое несоответствие не влияет на приоритет «высшей задачи».

Религия всегда включает нечто большее, чем то, что может быть доступно когнитивным процессам человека, тем не менее, она, как проявление целост­ ного Я, не исключает и рациональное мышление. Всякая вера (религиозная или нет) — это такая область, где знание не является решающим фактором, хотя и используется. То, что все люди живут верой, — трюизм, ибо человек никогда не знает точно, а лишь верит, что его ценности — стоящая вещь. Религиозная вера отличается от какой-либо другой веры главным образом всеобъемлющим характером. Это означает: человек, владеющий знанием, обнаружит, что уни­ версум как целое, факты существования, озадачивающее столкновение добра и зла, — все связано и имеет смысл. Из содержания религиозной веры человек берет то, что для него лучше (с рациональной точки зрения) «подходит». Зрелая (внутренняя) религия — это полная и всеохватывающая теория жизни, но это не та теория, которая может быть доказана во всех деталях.

Здесь мы должны отвергнуть точку зрения, что все религиозные импульсы в жизни инфантильны, регрессивны и связаны с бегством. Но такая «внешняя» религия, несомненно, существует. Не можем мы принять и точку зрения, что религия институциональная и ортодоксальная — это всегда детское подчинение авторитету и, следовательно, показатель незрелости. Многие мыслящие люди находят исторические традиционные формы религии «лучше подходящими» их собственным поискам смысла и всеобъемлемости. И поэтому даже ортодоксаль­ ная религия может отражать нечто большее, чем детский благоговейный страх и привычку, она может отражать тщательно выбранную, зрелую и продуктивную философию жизни.

Но мы не должны делать и обратную ошибку, допуская, что религия — единственное объединяющее чувство. Это, может быть, логично, так как она стремится включить все, что лежит внутри и вне опыта, и идеально подходит для роли «единого начала». Но фактом остается и то, что многие люди находят высокую степень объединения в других направлениях.

У.Х. Кларк собрал суждения примерно трехсот хорошо образованных людей, каждый второй из которых указан в справочнике «Кто есть кто». Когда их про­ сили оценить факторы, конструктивно повлиявшие на креативность их жизни, главным оказался «интерес и удовлетворенность работой как таковой», а за ним шло «желание знать и понимать». На третьем месте было желание помочь обществу. «Религиозная мотивация» располагалась в групповом перечне ниже, примерно там же, где «желание творить красоту». Но важно то, что конкретные индивиды сильно различались в оценках значимости религии. Довольно низкий общий ранг объясняется тем, что большинство не относило религию к главным источникам своей мотивации18.

Таким образом, мы не можем указать, насколько широко распростране­ но всеобъемлющее религиозное чувство в качестве объединяющей филосо­ фии жизни. Однако есть свидетельства, что через одно-два десятилетия после окончания колледжа люди становятся более религиозны, чем тогда, когда были студентами19. Оказывается, что поиск религиозного смысла усиливается с воз­ растом.

Зрелая совесть. Джон Дьюи сказал, что совесть — это то, что принимается как имеющее законную власть в управлении поведением. Если совесть чело­ века осуществляет всеобъемлющее руководство всем (или почти всем) его по-

18См.: Clark W.H. A study ofsomeofthe factors leading to achievement and creativity, with special reference to religious skepticism and belief// Journal of Social Psychology. 1955. Vol. 41. P. 57—69.

19См.: Nelson E.N.P. Patterns of religious attitude shifts from college to fourteen years later // Psychological Monographs. № 424. 1956; Kelley E.L. Consistency of the adult personality // Ameri­ can Psychologist. 1955. Vol. 10. P. 659—681; Bender I.E. Changing patterns of religious interest//The Humanist. 1958. Vol. 18. P. 139-144.

Психотерапия

Люди, не удовлетворенные своей личностью, могут получить консультацию, пси­ хотерапию или психоанализ. Какие цели достигаются с помощью этих средств? До определенной степени каждый терапевт выбирает собственную цель. Хорни, кажется, подчеркивает безопасность и бегство от тревоги, Фромм — преодо­ ление отчуждения от мира и повышение продуктивности, Франкл стремится к увеличению смысла и ответственности в жизни пациента, Эриксон — к пере­ стройке оснований идентичности пациента. <...>

Мы утверждаем, что полноценным людям свойственно стремиться к не­ прерывному росту и развитию в направлении зрелости. Мы полагаем, что цели психотерапии должны формулироваться на основе шести описанных нами кри­ териев зрелости и приниматься всеми консультантами, родителями и терапев­ тами, желающими помогать другим на жизненном пути.

Добавим важный постскриптум к этой краткой дискуссии. Является ли зрелость единственной конечной ценностью для личности? Нет ли незрелых людей, которых мы знаем как высоко творческих, по-своему героических и обладающих другими желательными качествами? Оказывается, что ценность креативности присутствует у многих личностей, в других отношениях иска­ женных, отсталых, даже невротичных и психотичных. А мир сильно нуждается в креативности. Мы должны допустить это и признать, что в жизни есть мно­ го хорошего помимо здоровья и зрелости личности. На этом можно было бы остановиться, но мы все же утверждаем в качестве желательной цели развитие личности к самому высокому достижимому уровню зрелости. Мы знаем, что всегда будем терпеть неудачу на пути к этой цели, и радуемся тому, что помимо нее есть еще много ценностей.

избежать психических заболеваний и так довольно не просто. Теперь же им гово­ рят, что быть нормальным недостаточно, что они упускают возможность достичь более высокого уровня личностного роста, т.е. какой-то «сверхнормальности». Но что плохого в том, чтобы быть просто нормальным? Почему надо стремиться к более высокому уровню развития, если твоя жизнь (без неврозов и психозов) богата и содержательна? Возможно, ответы на эти вопросы вы знаете по своему опыту. Ведь можно быть вполне здоровым (в смысле отсутствия эмоциональных расстройств и при условии достаточного удовлетворения потребностей и влече­ ний) и в то же время несчастным.

Если мы с доверием отнесемся к тому, что говорят психологи личностного роста (и, возможно, наш собственный опыт), то согласимся, что можно быть удовлетворенным во всех сферах жизни и в то же время страдать от мучитель­ ной скуки, застоя, безнадежности и бессмысленности. По-видимому, даже при идеальных условиях мы можем чувствовать зияющую пустоту нашей жизни, как будто в ней нет чего-то существенного, хотя определить, что же все-таки не так, мы не в состоянии. Мы можем жить комфортно, иметь хорошую работу, теплую и любящую семью, не волноваться и в то же время у нас не будет великой ра­ дости, всеохватывающего воодушевления, яркого чувства призвания или долга {dedication or commitment). Очевидно, в этом случае мы чувствуем, что не все так хорошо. Несмотря на внешнее благополучие, наша жизнь не столь полна, как могла бы быть.

Яркое описание человека, у которого, на первый взгляд, было все идеаль­ но, дал русский писатель Лев Толстой. Этот человек был настолько раздавлен непреодолимым чувством бессмысленности существования, что находился на грани самоубийства. Он спрашивал: «Зачем мне жить?». Толстой хорошо знал страдания, которые описывал, ведь он писал о самом себе.

Япочувствовал, что то, на чем я стоял, подломилось, что мне стоять не на чем, что того, чем я жил, уже нет, что мне нечем жить...Жизнь моя остановилась...

Ивот тогда я, счастливый человек, прятал от себя веревку, чтобы не пове­ ситься на перекладине между шкапами в своей комнате, где я каждый вечер...

[раздевался]; я перестал ходить с ружьем на охоту, чтобы не соблазниться слиш­ ком легким способом избавления себя от жизни. Я сам не знал, что я хочу.

Ябоялся жизни, стремился прочь от нее и, между тем, чего-то еще ждал от нее.

Иэто сделалось со мной в то время, когда со всех сторон было у меня то, что считается совершенным счастьем. У меня была добрая, любящая и любимая жена, хорошие дети и большое имение, которое без труда с моей стороны росло и увеличивалось. Я был уважаем близкими и знакомыми, больше, чем когданибудь прежде, был восхваляем чужими и мог считать, что имя мое славно без особенного самообольщения. При этом я не только не был помешан или духов­ но нездоров, напротив, пользовался силой и духовной, и телесной, какую я ред-

ко встречал в своих сверстниках: телесно я мог работать на покосах, не отставая от мужиков; умственно я мог работать по 8—10 часов подряд, не испытывая от такого напряжения никаких последствий...

Что выйдет из того, что я делаю нынче, что буду делать завтра, — что выйдет из всей моей жизни? Зачем мне жить, зачем чего-нибудь желать, зачем чтонибудь делать? Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожился бы неизбежной, предстоящей мне смертью?

Эти вопросы — самое простое, что есть в мире. Они звучат в душе каждого человека — от глупого ребенка до мудрого старика. Как я убедился на своем опыте, без ответа на них невозможно продолжать жить2.

О своем душевном смятении Толстой написал, когда ему было пятьдесят лет, и считать, что в то время он был здоровой личностью, нельзя. Это возвра­ щает нас к исходному вопросу: что такое здоровая личность? До сих пор мы говорили только о том, что ею не является. И для этого есть весомая причина — мы не знаем, что образует здоровую личность, потому что между психологами, работающими в этой области, мало согласия. Существует довольно много опре­ делений здоровой личности — столько, что их можно собрать в виде небольшой книжки. Лучшее, чего мы можем достигнуть на данном уровне наших знаний — это исследовать те концепции реального психологического здоровья, которые представляются нам наиболее полными, и понять, что они говорят о нас.

Я буду обсуждать модели здоровой личности, предложенные Гордоном Оллпортом, Карлом Роджерсом, Эрихом Фроммом, Эйбрахамом Маслоу, Кар­ лом Юнгом, Виктором Франклом и Фрицем Перлзом. Эти теории отобраны среди других как наиболее разработанные, признанные, влиятельные и привле­ кающие внимание в современной психологии. Хотя не все из этих теоретиков являются психологами личностного роста, каждый из них считает, что суще­ ствует определенный уровень личностного развития, расположенный выше нормального, и по этому критерию вписывается в общее направление психо­ логии личностного роста.

Концепция здоровой личности имеет жизненно важное значение. В ее содержании трудно разобраться; оно сложное, спорное, в нем масса пробелов, полуправды и, несомненно, есть что-то странное и причудливое. Как таковая, она отражает ту область, которую пытается охватить — личность человека.

Многие психологи считают, что исследование здоровой личности должно быть в центре внимания психологии; какая же еще дисциплина должна зани­ маться изучением человеческого здоровья (human condition)? Что, если не лич-

2См.: James W. The Varieties of Religious Experience. N.Y.: Longmans, Green, 1920. P. 153—

153.Почти полностью этот отрывок цитируется по русскому изданию В. Джемса «Многооб­ разие религиозного опыта» (СПб.: Андреев и сыновья, 1910/1992, с. 130—131), переводчики которого, в свою очередь, использовали один из опубликованных вариантов текста «Исповеди» Л.Н. Толстого. Несколько другой вариант см., напр., в сб.: Толстой Л.Н. Не могу молчать. М.: Советская Россия, 1985. С. 50—54. — Ред.-сост.

освоих сильных сторонах и достоинствах, как правило, признают свои слабости

инедостатки и терпимо к ним относятся. Они не прикидываются теми, кем не являются. Хотя они и могут играть социальные роли в ответ на требования дру­ гих людей или ситуации (с этим согласны все, кроме Перлза), они не смешивают эти роли со своей подлинной самостью (true selves).

Еще одна в целом признаваемая всеми теоретиками характеристика пси­ хологического здоровья заключается в жесткой привязке к настоящему. Хотя большинство теоретиков считают, что мы не ограждены от влияний своего про­ шлого (в особенности детского) опыта, никто не утверждает, что мы навсегда сформированы ранними переживаниями. Психологически здоровые люди не живут в прошлом. Они не являются вечными жертвами реальных или вооб­ ражаемых отвержений или конфликтов, которые могли произойти в возрасте до пяти лет.

Некоторые теоретики считают важной характеристикой здоровой лично­ сти ее направленность в будущее. Но они не подталкивают нас к тому, чтобы заместить настоящее будущим. Нам необходимо ориентироваться на далекие цели и свое предназначение, но при этом мы должны ясно осознавать и остро чувствовать свою жизнь в настоящем.

Не столь сильный, но все же заметный акцент делается не на уменьшении напряженности жизни, а на ее увеличении посредством контакта с все более и более широким кругом различных форм сенсорной и воображаемой стимуля­ ции. Психологически здоровые люди стремятся не к спокойствию и стабиль­ ности, а к тому, что требует мужества и труда, к волнениям жизни (challenge and excitement in life), к новым целям и переживаниям.

Как уже говорилось, указанные сходства мы находим не во всех описаниях здоровой личности. Некоторые из теоретиков не высказываются с полной яс­ ностью по всем интересующим нас пунктам. С целью более легкого сравнения рассмотренных представлений о здоровой личности, я привожу таблицу 1.

Это еще не ответ на вопрос: «что такое здоровая личность?» Но, может быть, сам вопрос поставлен неверно. Может быть, такого определенного фено­ мена как здоровая личность просто не существует, как нет и универсального рецепта психологического здоровья, одинаково пригодного для каждого из нас. Мы не копии друг друга ни тогда, когда страдаем неврозами, ни тогда, когда наше поведение нормально. Почему же мы должны думать, что формы нашего психологического здоровья будут сходными? Если и есть нечто постоянное в человеческой природе, с чем согласится большинство психологов, так это то, что она всегда своеобразна, — каждый человек уникален.

Следовательно, единого рецепта или пути к психологическому здоровью, возможно, не существует. Одно и то же лекарство не даст одинакового эффекта даже в том случае, когда принимающие его люди страдают от одной и той же болезни. Некоторым это лекарство поможет, и их здоровье улучшится, на других оно вообще не подействует, а для третьих окажется вредным.