Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Скачиваний:
342
Добавлен:
26.01.2024
Размер:
61.03 Mб
Скачать

720 Тема 2. Становление предмета психологии

другой вопрос: «Как возможно Я (если возможно)?» Их ответ сводится к тому, что Я в современном мире невозможно.

Но это значит, что постмодернисты имеют дело уже не с тем пониманием деятельности, которое до сих пор фигурировало в философии и науках о чело­ веке, включая психологию. По крайней мере, я не могу считать постмодернист­ скую философию версией деятельностного подхода.

Но если согласиться с постмодернистами, тогда нужно отказаться от мно­ гих традиций и ценностей европейской культуры. Одна из таких ценностей, идущая от христианства, легшего в основание этой культуры, — это признание субъективного мира, «внутреннего человека», не зависимого в своих решениях от конкретной ситуации и от давления социальных обстоятельств (декартовское понимание внутреннего мира как чего-то принципиально отличного от мира внешнего — лишь одна из версий этой идеи).

Вместе с тем нельзя не признать, что постмодернисты верно отмечают: Я, субъект с его внутренним миром не являются чем-то непосредственно данным, как это полагали в течение долгого времени многие представители европейской философии, а в известном смысле являются чем-то созданным, сконструиро­ ванным. Они правы и в другом: ситуация в современной культуре с ее сложными потоками коммуникаций такова, что Я как единство сознания и как центр при­ нятия решений оказывается под угрозой. Однако из отмеченных ими реальных фактов в действительности следует другой вывод: те деятельности, осуществле­ ние которых означает конституирование субъекта, в современных условиях во все большей степени предполагают уже не их стихийное протекание (в качестве квази-естественных), а целенаправленное проектирование.

В этой связи мне представляются интересными исследования становления «внутреннего мира», предпринятые в последнее время известным английским философом и психологом Р. Харре46. Последний показывает, что вообще тра­ диционное противопоставление субъективного и объективного в связи с изуче­ нием психических процессов теряет смысл. Процессы могут быть публичными по форме их выражения и коллективными по способу их осуществления, они могут быть коллективными в последнем смысле, но приватными по форме их выражения, они могут быть приватными и в первом смысле, и во втором, на­ конец, они могут быть приватными, индивидуальными по способу осуществле­ ния, но публичными по форме выражения. Эта схема не формальна, ибо она используется не только и не столько для описания многообразия психических феноменов и процессов, сколько прежде всего для анализа генезиса внутренне­ го мира. То, что традиционно связывалось с этим миром, относится в строгом смысле слова лишь к третьему случаю. Что же касается всех остальных случаев, то они явно не могут быть отнесены ни к внутреннему в традиционном смыс­ ле слова, ни к внешнему. Однако существование внутреннего мира исключи-

См.: Harre R. Personal Being. Cambridge, 1984. P. 34—57.

Лекторский В.А. Деятельностный подход: смерть или возрождение?

721

тельно важно для нашей культуры. Ибо только на основе этого мира и может существовать Я как единство сознания, единство индивидуальной биографии и центр принятия свободных решений. Р. Харре пытается соединить с идеями Л. Витгенштейна знаменитую идею Л. Выготского о том, как процессы, совер­ шавшиеся между индивидами, участвующими в процессе речевого общения, становятся процессами «внутри» индивида, соответствующим образом пре­ образуясь47. Он использует эту идею в составе своей концепции, для которой деятельность неотделима от соответствующих речевых актов, которые вплетены в реальные практические действия и сами в свою очередь рассматриваются как действия (коммуникация как действие, как создание, порождение чего-то). Для того чтобы возник внутренний мир, сама идея «внутреннего» должна сначала возникнуть в культуре, т.е. осуществиться именно в формах коллективной дея­ тельности (поэтому идея В.В. Давыдова об интериоризации как способе инди­ видуального присвоения форм коллективной деятельности, на мой взгляд, не противоречит, а во многом соответствует концепции Р. Харре). Но это значит, что возможны культуры и формы деятельности (и соответствующие им формы коммуникации), при которых индивид может участвовать как агент в коллек­ тивной деятельности и вместе с тем не обладать Я и внутренним миром как субъективно сознаваемым.

IV

Итак, деятельностный подход, с моей точки зрения, не только возможен в со­ временных условиях, но и весьма перспективен. Однако его развитие предпо­ лагает переосмысление и пересмотр ряда связанных с ним представлений. Об этом я и пытался сказать.

В заключение я хочу отметить, что развитие деятельностного подхода и построение частных теорий деятельности менее всего может быть понято как простое навешивание термина «деятельность» на разнообразные феномены. Та­ кого рода процедуры не дают никакого нового понимания. Речь идет о другом: о попытках конкретного объяснения разных типов деятельности и понимания с позиций деятельности тех феноменов, которые непосредственно кажутся не­ деятельными (например, созерцание, субъективное переживание, захвачен­ ное^ эмоцией и т.д.). Это предполагает соответствующие теоретические по­ строения, а разворачивание теории, как хорошо известно, возможно только на основании развития некоторой исходной порождающей модели. Это важно подчеркнуть, ибо из самого по себе понятия «деятельность» никакой теории вывести невозможно. Какой должна быть исходная модель деятельностной тео­ рии? Я не буду специально обсуждать этот вопрос, но хочу все же отметить, что, по-видимому, она должна включать ряд моментов, в частности, момент транс-

47 См.: Выготский Л.С. Мышление и речь//Собр. соч.: В 6 т. М.: Педагогика, 1982. Т. 2.

722

Тема 2. Становление предмета психологии

формации внешнего предмета или ситуации и момент коммуникации. Может быть, в эту модель следует включить и другие моменты с фиксирующими их понятиями48. Возможны разные попытки создания деятельностных теорий. Я не исключаю случая, когда существуют разные несводимые друг к другу теории для объяснения разных типов деятельности. Поэтому, как мне кажется, бес­ смысленны претензии на создание некоей «Единой Теории Деятельности».

Я хочу также подчеркнуть, что деятельностный подход может показать свою состоятельность в современных условиях только в том случае, если в его рамках будут предприниматься попытки понимания тех феноменов, которые были выявлены в недеятельностных и анти-деятельностных концепциях: фе­ номенологии, ряде вариантов аналитической философии сознания и аналити­ ческой философской психологии, в когнитивной психологии, исходящей из компьютерной метафоры психических процессов. Явления субъективного мира, сознания исключительно сложны, и деятельностный подход пока не может пре­ тендовать на то, что все они легко объяснимы с его точки зрения. Между тем, философия сознания (в сущности тождественная философии психологии) — одна из наиболее интенсивно развивающихся областей современной филосо­ фии. Использование в этой области деятельностных представлений, как мне кажется, может быть весьма результативным и для философии, и для наук о человеке, включая психологию.

48 Это имеет место во всех научных теориях. Так, например, развертывание классической теории механики предполагает в качестве исходной модели движение тела при отсутствии воз­ действия внешних сил и сил сопротивления. Однако эта модель для своего формулирования (и для формулирования исходных законов механики) использует по крайней мере несколько понятий: силы, массы, ускорения.

П.Я. Гальперин

К воспоминаниям об А.Н. Леонтьеве

Мое знакомство с Алексеем Николаевичем совпало с организацией в самом на­ чале 30-х гг. в Харькове Академии психоневрологических наук, в составе которой намечался и сектор психологии. Для руководства этим сектором были пригла­ шены Л.С. Выготский1, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия2, М.С. Лебединский, а на работу с ними — их младшие сотрудники Л.И. Божович3, A.B. Запорожец4.

А.Н. Леонтьев стал во главе сектора; кроме того, вскоре он возгла­ вил кафедру психологии Педагогического института и Отдел психологии Научно-исследовательского института педагогики. А.Н. Леонтьев вместе со своими ближайшими помощниками Л.И. Божович и A.B. Запорожцем вовлекал в активную работу харьковских психологов: В.И. Аснина5, П.Я. Гальперина, П.И.Зинченко6, О.М. Концевую (а несколько позже — Д.М. Арановскую, Е.В. Гордон, К.Е. Хоменко), развернув при этом кипучую деятельность по подготовке новых кадров. Одновременно Алексей Николаевич вел большую научно-исследовательскую и преподавательскую работу во всех трех учреждениях.

Алексей Николаевич обладал замечательным даром воодушевленно и убежденно излагать свои научные идеи, — даром, который он сохранил до по-

* Гальперин П.Я. К воспоминаниям об А.Н. Леонтьеве //А.Н. Леонтьев и современная пси­ хология / Под ред. A.B. Запорожца, В.П. Зинченко, О.В. Овчинниковой, O.K. Тихомирова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983. С. 240—244.

1 Выготский Лев Семенович (1896—1934) — отечественный психолог, создатель культурно-исторической теории развития высших психических функций. — Ред.-сост.

2Лурия Александр Романович (1902—1977) — отечественный психолог, один из основателей нейропсихологии. — Ред.-сост.

3Божович Лидия Ильинична (1908—1981) — отечественный психолог; основная область исследований — педагогическая и детская психология. — Ред.-сост.

4Запорожец Александр Владимирович (1905—1981) — отечественный психолог, автор теории перцептивных действий. — Ред.-сост.

5Аснин Владимир Ильич (1904—1956) — отечественный психолог, изучавший формирование двигательных навыков, развитие мышления и воли школьников. — Ред.-сост.

6Зинченко Петр Иванович (1903—1969) — отечественный психолог, автор ряда работ по психологии памяти. — Ред.-сост.

724

Тема 2. Становление предмета психологии

следних дней жизни. А тогда он был молод и «горел» задачами построения новой марксистско-ленинской психологии. Ее конкретное истолкование было гениаль­ но намечено Л .С. Выготским. Но в системе его идей А.Н. Леонтьев усмотрел некий пробел, на теоретическое и экспериментальное заполнение которого он и наце­ ливал усилия своего коллектива. Этот пробел состоял в том, что между исходной формой деятельности ребенка и ее общественно заданной «идеальной формой», в частности, между житейскими понятиями, с которыми ребенок приходит в шко­ лу, и с научными понятиями, которые он усваивает в ней, существует период, на который Л.С. Выготский указывал лишь в самом общем виде, не уточняя, какого рода деятельности он требует от ученика. А.Н. Леонтьев подчеркивал, что лишь в крайнем и довольно искусственном случае ребенку удается непосредственно вос­ произвести и усвоить заданный образец. Как общее правило в процессе усвоения общественного опыта, в частности, при усвоении научных понятий, речь идет о многолетнем и сложном процессе — жизни ребенка, в течение которой и совер­ шается это овладение «идеальной», общественно заданной формой. Но жизнь — понятие довольно широкое и, чтобы выделить одну его важную и всеобщую сто­ рону — активность ребенка в овладении общественным опытом, — А.Н. Леонтьев подчеркивал: не просто жизнь, а собственная деятельность ребенка — активная, целенаправленная, выходящая за пределы обучения, протекающая в системе реальных отношений со взрослыми и сверстниками, деятельность, которая через производство реального продукта формируется и развивается.

Так возникло учение о роли внешней, осмысленной, предметной (в логи­ ческом, а не вещественном значении слова) деятельности в формировании и развитии собственно психической деятельности.

Конечно, оно привело к существенному изменению в акценте исследо­ ваний — Л.С. Выготский подчеркивал влияние высших психических функций на развитие низших психических функций и практической деятельности ребенка,

аА.Н. Леонтьев подчеркивал ведущую роль внешней, предметной деятельности

вразвитии психической деятельности, в развитии сознания. По линии экспе­ римента эта идея А.Н. Леонтьева получила выражение в разнообразных иссле­ дованиях по детской и педагогической психологии, а в теоретическом плане —

впопытках выделить собственно психологические компоненты в предметной деятельности ребенка.

Две опасности стояли тогда перед нами: бихевиоризм — с одной стороны,

исубъективизм — с другой. Чтобы избежать субъективизма, необходимо было руководствоваться идеей о примате внешней деятельности, а чтобы не скатить­ ся к бихевиоризму, надо было отыскать психологические компоненты в самой внешней деятельности. Какие же бесспорно психологические компоненты мож­ но выделить в осмысленной, хотя и предметной деятельности? Это, во-первых, внешняя предметная цель деятельности; во-вторых, то, чего деятель хочет на са­ мом деле, что отвечает его действительной потребности, но может и не совпадать с его предметной целью. Потребность как субъективное переживание есть нечто бесспорное, но довольно неопределенное; в зависимости от обстоятельств одна

ита же потребность может воплощаться в разных объектах, и не потребность

Гальперин П.Я. К воспоминаниям об А.Н. Леонтьеве

725

как таковая, а именно это конкретное ее воплощение определяет конкретные способы действия. Поэтому в отличие от общепринятой традиции было решено называть мотивом не потребность, а именно это ее определенное воплощение. А так как мотив в этом понимании слова может и не совпадать с целью, то от­ ношение между целью и мотивом получило специальное обозначение — смысла, того смысла, который деятельность имеет для действующего лица. Это учение о ведущей роли предметной деятельности в психическом развитии ребенка и в настоящее время оживленно обсуждается в советской психологии.

Годы до Великой Отечественной войны были заняты интенсивными и раз­ нообразными экспериментальными исследованиями зависимости психической деятельности от места, какое она занимает в осмысленной деятельности (фик­ сируется ли она на мотиве, цели или средствах), отвечают ли наличные возмож­ ности требованиям обстоятельств или последние требуют развития или даже формирования новых психических возможностей. К последней категории ис­ следований относятся замечательные опыты А.Н. Леонтьева по формированию чувствительности к свету кожи ладони, обычно совершенно к нему не чувстви­ тельной. Великолепными опытами он доказал, что если световые лучи стано­ вятся единственным сигналом, предупреждающим о болевом раздражении, то в активных поисках такого сигнала у испытуемого начинает вырабатываться не­ кая первичная чувствительность к световым лучам (специально очищенным от всякого теплового сопровождения), чувствительность весьма неопределенная, но достаточная для предупреждения о грядущей неприятности, а следовательно, и возможности избежать ее. Эти исследования привели А.Н.Леонтьева к по­ искам сигнальных раздражителей в филогенезе поведения; критический обзор огромного количества литературы вместе с упомянутыми экспериментальными исследованиями составил его докторскую диссертацию.

Другая линия развития аналогичных идей — о соотношении разных ком­ понентов осмысленной предметной деятельности — привела А.Н. Леонтьева к различению значения предметов в объективной организации деятельности и значения результатов деятельности (а через него и других ее составляющих) для самого деятеля, по отношению к мотиву его деятельности. Так возникло важней­ шее различение объективного значения в системе вещей и личностного смысла для самого действующего лица.

Во время Великой Отечественной войны А.Н. Леонтьев организовал вос­ становительный госпиталь, в котором для лечения поражений периферических нервов и мышц был использован следующий замечательный факт: «пустое» движение («как можно больше, как можно выше!») оказывается гораздо менее эффективным, чем такое же движение, наведенное на достижение цели. Эти ис­ следования были объединены и обобщены в совместной книге А.Н. Леонтьева и A.B. Запорожца «Восстановление движения».

Осознание мотива как образующего личностный смысл (деятельности) переключило внимание А.Н. Леонтьева на исследование мотивов, а в связи с этим — и на исследование сознательности деятельности, и прежде всего учеб­ ной деятельности. В дальнейшем проблема мотивов играла все большую роль в

726

Тема 2. Становление предмета психологии

научных интересах Алексея Николаевича и переросла в проблему психического развития личности. Но в конце 40-х — начале 50-х гг. внимание А.Н. Леонтьева и его сотрудников привлекли проблемы, возникшие в связи с дискуссиями по во­ просам языкознания, а вскоре — по вопросам перестройки психологии на основе учения И.П. Павлова7 о высшей нервной деятельности.

Вопрос о природе языка играл большую роль в учении Л.С. Выготского, и для всех нас имело большое значение развенчание учения Н.Я. Марра8 о про­ исхождении звуковой речи из так называемого «ручного языка». Критика этого учения показала принципиальную ошибочность выведения значений естествен­ ного языка из первоначального изображения рукой предметного содержания того, о чем производится сообщение, ошибочность приравнивания индикатив­ ной [указательной. — Ред.-сост.] функции речи к познавательному содержанию сообщения.

Проблема взаимоотношения высшей нервной деятельности и психологии заставила советских психологов осознать, что условные рефлексы есть не замена психической деятельности, а физиологический механизм формирования инди­ видуального опыта, приобретения сознания и общественных форм деятельности. Решение этой проблемы получило у А.Н. Леонтьева наиболее яркое выражение в противопоставлении рефлекторной, т.е. деятельностной, теории восприятия его традиционному пассивному рецепторному пониманию. И возможно, что именно это еще раз привело Алексея Николаевича к экспериментальному доказательству развития чувствительности в результате активной деятельности по различению ощущений. Его составили известные опыты по формированию звуковысотного слуха, проведенные под руководством А.Н.Леонтьева его сотрудниками Ю.Б. Гиппенрейтер и О.В. Овчинниковой с людьми, первоначально «тугоухими» к вос­ приятию высоты звука.

Интересы к изучению восприятия никогда не покидали А.Н. Леонтьева и под конец его жизни выросли в грандиозный замысел книги «Образ мира». Увы, этот замысел остался неосуществленным. Зато другой линии интересов Алексея Николаевича — к мотивам, личностному смыслу, психологии личности — суж­ дено было развиться: она получила развернутое изложение в его последней книге «Деятельность. Сознание. Личность».

А сколько сделал Алексей Николаевич для развития психологии в нашей стране, для утверждения достойного места советской психологии в мировом пси­ хологическом сообществе! Это заслуга А.Н. Леонтьева, что в крупнейших уни­ верситетах нашей страны отделения психологии при философских факультетах были преобразованы в самостоятельные психологические факультеты, что ВАК [Высший аттестационный комитет. — Ред.-сост.] выделил психологические науки (в составе 12 дисциплин) в самостоятельную группу из общего состава

7Павлов Иван Петрович (1849—1936) — русский физиолог, лауреат Нобелевской премии (1904). — Ред.-сост.

8Марр Николай Яковлевич ( 1864/65— 1934) — кавказовед, автор ряда исследований по проб­ лемам кавказского языкознания, истории, археологии и этнографии Кавказа. — Ред.-сост.

Гальперин П.Я. К воспоминаниям об А.Н. Леонтьеве

727

педагогических наук, что психология была введена в номенклатуру АН СССР и Отделение философии и права этой Академии было переименовано в Отделение философии, психологии и права; что Сектор психологии Института философии АН СССР был преобразован в самостоятельный Институт психологии; что при факультете психологии МГУ был создан новый журнал «Вестник психологии».

Долгое время А.Н. Леонтьев представлял советскую психологию в Между­ народной Ассоциации научной психологии и состоял ее вице-президентом.

Благодаря его усилиям и под его председательством в 1966 г. в Москве был проведен XVIII Международный конгресс научной психологии. По мнению за­ рубежных психологов, это был один из наилучшим образом организованных конгрессов Международной Ассоциации.

Да, большой человек, большая жизнь! В истории психологии его имя будет стоять в первом ряду ее выдающихся строителей!

Учебное пособие

ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Тексты В трех томах

Том 1

Введение

Книга 2

Редактор М.И. Черкасская

Корректор Г. Я Толстова

Верстка О. В. Кокорева

Дизайн обложки АД Ентинзон

Издательство «Когито-Центр» 129366, Москва, ул. Ярославская, 13, корп. 1

Тел.:(495)682-61-02

E-mail: post@cogito-shop.com, cogito@bk.ru www.cogito-centre.com

Подписано в печать 08.10.12 Формат 70 х 100/16. Бумага офсетная. Печать офсетная

Печ. л. 45,5. Усл. печ. л. 58,98 Тираж 500 экз. Заказ

Отпечатано с готовых диапозитивов в ППП «Типография „Наука'4» 121099, Москва, Шубинский пер., 6