!Учебный год 2024 / Юридическая психология / Дормашев Ю.Б. и др. (ред.-сост.)- Общая психология. Тексты. В трёх томах -2013 / PDF / ТОМ I / Дормашев Ю.Б. и др. (ред.)-Общая психология. Тексты. Т.1, Кн.2-2013

630 Тема 2. Становление предмета психологии

Первое заключается в том, что психику можно рассматривать как многоце­ левую систему, обрабатывающую символы. Согласно второму предположе­ нию, цель когнитивной психологии заключается в определении тех процессов символизации и репрезентации, которые участвуют в решении всех когнитив­ ных задач. Дополнительно предполагается, что психика — это процессор, мощность {capacity) которого имеет как структурные, так и ресурсные огра­ ничения.

Этот общий подход до сих пор остается в силе. Однако одной из его глав­ ных слабостей в 60-е и 70-е гг. было то, что ударение ставилось не на концеп­ туально ведомых {conceptually driven) процессах, а на процессах, ведомых дан­ ными {data driven). Другими словами, игнорировались способы изменения об­ работки стимуляции в зависимости от прошлого опыта и ожиданий человека. Зачастую предполагалось, что обработка происходит последовательным обра­ зом, т.е. следующий процесс начинается тогда, когда завершается предыдущий. Быть может, это и справедливо для решения определенных задач, но в настоя­ щее время установлено, что допущение о последовательной обработке право­ мерно далеко не всегда. В последние годы все более популярным становится другой взгляд, согласно которому процессы нередко перекрываются и взаимо­ действуют друг с другом.

Еще одно важное ограничение исследований в когнитивной психологии в 60-е и 70-е гг. состояло в том, что они проводились, главным образом, в ла­ бораторных условиях и были направлены на решение академических, а не прикладных вопросов. Иначе говоря, когнитивной психологии не хватало того, что обычно называют экологической валидностью, т.е. связей с реальны­ ми жизненными проблемами. В последние годы это положение существенно меняется. Например, во много раз увеличилось количество исследований речи, которая в реальной жизни, конечно, имеет центральное значение. Де­ тально изучаются и такие ключевые вопросы, как достоверность свидетельс­ ких показаний. Наконец, пожалуй, особенно важно то, что в когнитивной психологии резко возросло количество исследований познавательной деятель­ ности лиц особых категорий, например, пациентов с травмами головного моз­ га, с нарушениями в эмоциональной сфере, а также принадлежащих к разным социальным группам.

При внимательном взгляде на современное состояние когнитивной пси­ хологии становится очевидным, что когнитивные психологи значительно от­ личаются друг от друга по своим целям и подходам. Действительно, быть мо­ жет именно этим разнообразием современная когнитивная психология наибо­ лее явно отличается от той, какой она была десять или двадцать лет тому назад. В настоящее время когнитивные психологи работают в разных отрас­ лях: в социальной, возрастной психологии и в психологии личности. Но, по­ жалуй, самое удивительное то, что когнитивные психологи начинают атако­ вать даже цитадель бихевиоризма — явления обусловливания. Например, уста­ новлено, что обусловливание зависит от процессов обработки информации и

включает в себя отбор соответствующей информации и ее интеграцию с хра­ нимой в памяти информацией о соответствующих переживаниях и событиях29.

Айзенк и Кейн считают, что когнитивных психологов можно разделить по меньшей мере на три основные группы30. В первую группу входят когнитивные психологи-экспериментаторы, которые следуют традиционному когнитивнопсихологическому подходу, фокусированному на сборе данных и построении теорий. Во вторую — когнитивные психологи, которые создают компьютерные модели и считают компьютер хорошей метафорой человеческого познания. Как представители когнитивной науки они отличаются друг от друга в оценке значения традиционного эксперимента. Третью группу образуют когнитивные нейропсихологи. Их интересуют типовые паттерны когнитивных нарушений у больных с поражениями головного мозга, так как исследование патологии мо­ жет оказаться полезным для понимания нормального человеческого познания. Детально изучая пациентов с разными локальными поражениями головного мозга, у которых обнаруживаются различные нарушения познавательной сфе­ ры, можно, в принципе, определить если не все, то хотя бы большинство меха­ низмов познавательной деятельности.

Существуют основания и для выделения четвертой группы когнитивных психологов, которых можно назвать практиками. Безусловно верно, что они отличаются от остальных когнитивных психологов в том, что именно они изу­ чают, и какие методы при этом используют. Однако далеко не ясно, есть ли си­ стематические различия между прикладными и остальными когнитивными психологами в плане теоретических концепций и ориентации, и потому едва ли стоит выходить за пределы вышерассмотренной классификации когнитивных психологов на три группы.

Конечно, многих когнитивных психологов отнести исключительно к од­ ной из упомянутых категорий невозможно. Так, ряд когнитивных психологов в Соединенном Королевстве Великобритании и Северной Ирландии являют­ ся и экспериментаторами, и нейропсихологами. Следовательно, разделение когнитивных психологов на три категории не абсолютное. Айзенк и Кейн всетаки утверждают, что большинство когнитивных психологов в точности укла­ дываются в одну из этих категорий, и потому предлагаемая ими схема класси­ фикации имеет определенную ценность31.

Разные категории когнитивных психологов разделяются и по своей при­ верженности либо эмпирическому, либо рационалистическому направлению. Когнитивные психологи-экспериментаторы и когнитивные нейропсихологи

29См.: Alloy L.B., Tabachnik N. Assessment of covariation by humans and animals: The joint influence of prior expectations and current situational information // Psychological Review. 1984. Vol. 91. P. 112-149.

30См.: Eysenck M.W.y Keane M.T. Cognitive Psychology: A Student's Handbook. L.: Lawrence Erlbaum Associates Ltd., 1990.

31См.: Там же.

634 Тема 2. Становление предмета психологии

ние. Именно это убеждение побудило меня переработать свою книгу, посвятив ее изложению новой психологии. Эта психология — лишь часть общего миро­ воззрения, один из аспектов всеобъемлющей философии жизни, философии, пока не приобретшей завершенной формы, но которая видится нам все более и более возможной, а значит, требует к себе серьезного отношения.

Не могу не упомянуть здесь крайне огорчительный для меня факт, заклю­ чающийся в том, что это поистине революционное знание (новое представле­ ние о человеке, обществе, природе, ценностях, новое понимание науки, фило­ софии и т.п.) до сих пор не попало в поле зрения наших интеллектуалов, а по­ рой сознательно не замечается ими, особенно теми, в чьем ведении находятся средства связи с образованной частью общества и молодежью. (Отчасти поэто­ му я говорю о «тайной революции».)

Мировоззрение очень многих представителей интеллектуальной элиты отмечено печатью глубокой безысходности и цинизма, цинизма, доходящего порой до разъедающей душу злобы, даже жестокости. Эти интеллектуалы от­ рицают возможность совершенствования человека и общества, отказываются видеть внутренние, сущностные ценности, заложенные в каждом человеке, не признают за ним жизнелюбия и любви. <...>

Этой субкультуре безнадежности, этой установке «ты ничем не лучше», этой антиморали, в основе которой лежат агрессия, безнадежность, где нет места для доброй воли, прямо противостоит гуманистическая психология, во­ оруженная данными предварительных исследований, которые представлены в этой книге, и трудами, указанными в библиографии. <...>

<...> Я пытаюсь выстроить некую систему сущностных человеческих цен­ ностей, своего рода свод общечеловеческих добродетелей, которые сами для себя служат обоснованием и подтверждением — они изначально, по сути своей благие, они исконно желанны и именно поэтому не нуждаются ни в оправда­ ниях, ни в оговорках. Эта иерархия ценностей уходит корнями в саму природу человека. Человек не просто желает их и стремится к ним, они необходимы ему, необходимы для того, чтобы противостоять болезни и психопатологии. Облекая эту мысль в другие слова, скажу, что базовые потребности и метапотребности1 являются своего рода внутренним подкреплением, тем безусловным стимулом, на базе которого в дальнейшем произрастают все инструментальные навыки и условные связи. Иначе говоря, для того чтобы достичь этих внутренних ценно­ стей и животные, и люди готовы научиться чему угодно, лишь бы новые знания или новые навыки приближали их к этим главным, конечным ценностям.

Мне хотелось бы, пусть мельком, затронуть здесь еще одну идею. На мой взгляд, мы можем рассматривать инстинктоподобные базовые потребности и метапотребности не только как потребности, но и как неотъемлемые права че­ ловека. Эта мысль неизбежно приходит в голову, стоит только признать, что

1См.: Maslow A.N. A theory of metamotivation: the biological rooting of the value-life // J. humanistic Psychol. 1967. № 3. P. 93—127.

человек имеет такое же право быть человеком, как кошка имеет право быть кошкой. Только удовлетворяя свои потребности и метапотребности, человек становится «дочеловеченным», и именно поэтому их удовлетворение следует рассматривать как естественное человеческое право. <...>

По моему мнению, человек обладает лишь очень слабыми рудиментами инстинктов, которые даже не стоило бы называть инстинктами в истинном, животном, смысле этого слова. Эти рудименты, эти инстинктоидные тенден­ ции настолько слабы, что не могут противостоять культуре и научению, — пос­ ледние факторы гораздо более сильны и могучи. Фактически, можно сказать, что психоанализ и другие формы вскрывающей терапии, хотя бы тот же «по­ иск идентичности», выполняют очень трудную, очень деликатную задачу выс­ вобождения инстинктоидных тенденций, вызволения слабо обозначенной сущностной природы человека из-под груза внешних пластов, сформирован­ ных научением, привычками и культурными влияниями. Одним словом, чело­ век имеет биологическую сущность, но эта сущность очень слаба и нереши­ тельна; необходимы специальные методы, чтобы обнаружить ее. Человеку при­ ходится искать и обнаруживать в себе — индивидуально и субъективно — свое животное начало, свою биологическую человечность.

Таким образом, мы приходим к выводу, что человеческая природа чрезвы­ чайно податлива, податлива в том смысле, что культура и среда с легкой небреж­ ностью угнетают или даже убивают в нас присущий нам генетический потенци­ ал, но они не в состоянии породить его или усилить. Мне думается, этот вывод может послужить веским аргументом в пользу предоставления абсолютно рав­ ных социальных возможностей всем младенцам, приходящим в этот мир. Он же может стать чрезвычайно мощным аргументом в пользу хорошего общества, по­ скольку плохое общество угнетает развитие врожденного потенциала человека. Последнее положение подкрепляет и развивает ранее выдвинутое мною утвер­ ждение о том, что принадлежность к роду человеческому ipsofacto [в силу самого факта (лат.). — Ред.-сост.] дает человеку право стать дочеловеченным, т.е. акту­ ализировать все возможные человеческие потенции. Человечность как принад­ лежность к человечеству должна определяться не только в терминах бытия, но и в терминах становления. Малородиться человеком, нужно стать им. В этом смыс­ ле младенец только в потенции является человеком, он должен дорасти до чело­ вечности, и в этом ему должны помочь семья, общество и культура.

Приняв эту точку зрения, мы в конечном итоге станем серьезнее, чем прежде, относиться и к самой идее человечности (биологической), и к инди­ видуальным различиям между людьми. Рано или поздно мы научимся думать об этих феноменах по-новому. Во-первых, мы поймем, что человечность — слишком пластичное и хрупкое, легко изменяемое и уничтожаемое явление, что вторжение в процесс дочеловечивания и стремление грубо воздействовать на индивидуальные особенности человека может порождать всевозможные тонкие, почти неуловимые формы патологии. Это понимание, в свою очередь, поставит перед нами весьма деликатную задачу поиска и раскрытия характера

636 Тема 2. Становление предмета психологии

конституции скрытых наклонностей каждого индивидуума, с тем, чтобы инди­ видуум мог расти и развиваться в своем стиле, индивидуальном и неповтори­ мом. Такой подход потребует от психологов гораздо большего внимания к тем едва уловимым психологическим и физиологическим нарушениям, к тем стра­ даниям, которыми человек расплачивается за отрицание и забвение своей ис­ тинной природы и которые порой не осознаются им и ускользают от внимания специалистов. Это, в свою очередь, означает гораздо более точное, и вместе с тем более широкое употребление термина «правильное развитие», распростра­ нение его на все возрастные категории. <...>

Мы неуклонно приближаемся к открытию и познанию ценностей, свой­ ственных человеческой природе, стоим на пороге постижения системы ценно­ стей, которая может заменить собой религию, удовлетворить человеческое стремление к идеалу, вооружить человека нормативной философией жизни, дать каждому то, в чем он нуждается, о чем тоскует, без чего человеческая жизнь становится порочной, вульгарной и тривиальной. <...>

Движение в сторону самоактуализации2 и дочеловеченности становится возможным благодаря целостной иерархии «хороших условий». Эти физичес­ кие, химические, биологические, межличностные, культуральные условия зна­ чимы для индивидуума настолько, насколько они обеспечивают или не обес­ печивают удовлетворение его базовых человеческих потребностей и «прав», насколько позволяют ему стать достаточно сильным, достаточно автономным, чтобы самостоятельно управлять своей жизнью.

Человека, взявшегося изучать эти предпосылки, может потрясти, насколько хрупок человеческий потенциал, насколько легко он может быть разрушен или угнетен, настолько легко, что дочеловеченный человек кажется нам чудом, неве­ роятной случайностью, внушающей благоговейный страх и трепет. Но вместе с тем уже сам факт существования самоактуализированных людей убеждает нас в возможности самоактуализации, и, воодушевленные, мы верим, что все опаснос­ ти преодолимы, что финишная черта может быть пересечена. <...>

В заключение мне бы хотелось назвать книгу, которую вы держите в своих руках, провозвестницей гуманистической психологии, или воплощением того, что сегодня называют Третьей силой. Очень юная с точки зрения классической науки, гуманистическая психология открыла перед учеными двери для изучения таких психологических явлений, которые можно назвать трансцендентными или трансперсональными, тех фактов, которые прежде были принципиально исторгнуты из сферы научного рассмотрения бихевиоризмом и фрейдизмом.

2 Самоактуализация — введенный немецко-американским психологом К. Гольдштейном (1978—1965) термин, обозначающий мотив полной реализации собственных возможностей или потенциала (талантов и способностей), а в теории Э. Маслоу самоактуализацией называется высший уровень развития психики человека. Однако оба автора в качестве особенностей (лич­ ностных черт) самоактуализирующихся людей имеют в виду примерно одно и то же: независи­ мость, самостоятельность, немногочисленные, но глубокие дружественные связи, «философс­ кое» чувство юмора, сопротивляемость давлению внешних обстоятельств. — Ред.-сост.

ствует воззрения, обладающего онтологическим приоритетом. По существу здесь подразумевается диалектическая модель. Отвергается как дуализм меж­ ду субъективным и объективным, так и сведение одного из них к другому. Та­ ким образом устраняются крайности рационализма, который придает чрез­ мерное значение вкладу психики, и эмпиризма, который придает чрезмерное значение вкладу мира. Боултон3 проводит сопоставление феноменологии с концепцией взаимодействия Пиаже4. Применительно к психологии, феноме­ нология привела к фокусировке внимания, во-первых, на перспективе субъек­ та и том значении, которое имеет для него данная ситуация — то и другое рас­ сматривают как ключи к пониманию его поведения; во-вторых, на интерсубъ­ ективности или коллективных значениях. Акцент ставится не на объяснении, а на понимании, и принимается позиция антиредукционизма.

Истоки феноменологической мысли можно найти у Августина5 и Аквинского6, а также у Канта7, который занимался предпосылками познания. Кант пришел к выводу о существовании двенадцати априорных категорий позна­ ния, таких, например, как субстанция и причина, а также двух фундаменталь­ ных «форм интуиции», а именно, пространства и времени. Они необходимы в качестве предварительных условий как аналитического, так и синтетического познания.

Еще одним предшественником был Франц Брентано8, который ввел по­ нятие интенциональности, согласно которому психические акты (такие как восприятие, мышление или желание) всегда направлены или имеют ввиду объекты (нечто воспринимаемое, мыслимое или желаемое), не обязательно являющиеся объектами внешнего мира.

Основоположник феноменологии, Эдмунд Гуссерль9, опубликовал фор­ мальное изложение своей системы в «Логических исследованиях» (1901) и «Идеях» (1913). Центральным здесь стало понятие Lebenswelt, в буквальном переводе с немецкого — «жизненного мира», т.е. мира повседневного опыта. Идеи Lebenswelt как мира жизненного опыта и динамического отношения меж-

3См.: Bolton N. Phenomenology and psychology: being objective about the mind // Philosophical Problems in Psychology / N. Bolton (Ed.). L.: Methuen, 1979. P. 158—175.

4Пиаже (Piaget) Жан (1896—1980) — швейцарский психолог, логик и философ. — Ред.-сост.

5Августин (Augustinus) (Блаженный) Аврелий (354—430) — философ и христианский тео­ лог. — Ред.-сост.

6Фома Аквинский (Thomas Aquinas) (1225 или 1226—1274) — христианский богослов и философ. — Ред.-сост.

7Кант (Kant) Иммануил (1724—1804) — немецкий философ и ученый, родоначальник немецкой классически философии. — Ред.-сост.

8Брентано (Brentano) Франц (1838—1917) — австрийский философ. Среди его непосред­ ственных учеников в разные годы были К. Штумпф, А. Мейнонг и Э. Гуссерль. — Ред.-сост.

9Гуссерль (Husserl) Эдмунд (1859—1938) — немецкий философ, основатель феноменоло­ гии. — Ред.-сост.