!Учебный год 2024 / Юридическая психология / Дормашев Ю.Б. и др. (ред.-сост.)- Общая психология. Тексты. В трёх томах -2013 / PDF / ТОМ I / Дормашев Ю.Б. и др. (ред.)-Общая психология. Тексты. Т.1, Кн.2-2013

240 Тема 2. Становление предмета психологии

Область психологии

Если душа есть совокупность человеческого опыта, рассматриваемого с точки зрения его зависимости от познающего индивидуума, тогда каждый из нас мо­ жет непосредственно знать только одну душу, а именно свою собственную. В психологии мы имеем дело с целым миром человеческого опыта, но только с точки зрения зависимости, пока этот мир опыта обусловлен нервной системой; а нервная система есть единичная вещь, которая принадлежит только одному индивидууму. Строго говоря, поэтому непосредственно известна каждому толь­ ко собственная душа, непосредственно известен только опыт в зависимости от собственной нервной системы; только к этому ограниченному и индивидуаль­ ному предмету можно непосредственно применить метод экспериментального самонаблюдения. Как же, в таком случае, возможна научная психология? Как же может быть психология чем-нибудь иным, как ни группой индивидуальных убеждений и мнений?

Трудность эта скорее кажущаяся, чем действительная. Мы имеем полное основание допустить, что не только, в общем, другие люди имеют душу, как и мы, т.е. что они подобно нам способны познавать опыт с точки зрения зависи­ мости, но что и в частностях отдельные человеческие души так же подобны друг другу, как и человеческие тела. В пределах расы ясно выступает много разли­ чий внешней формы: различия роста и фигуры, цвета волос и глаз, очертаний носа и рта. Мы замечаем эти различия, так как в обыкновенной жизни нам приходится отличать друг от друга людей, с которыми мы имеем общение. Но черты сходства здесь значительнее, чем черты различия. Если мы прибегнем к помощи точных измерений, то найдем, что в каждом случае существует извест­ ная норма, или известный тип, с которым в большей или меньшей степени согласуется индивидуум и около которого группируются все индивидуумы с большим или меньшим приближением к нему. Даже и без измерений можно привести доказательства в пользу этого факта: посторонние замечают такие черты фамильного сходства, которых сами члены семьи не могут открыть; и отдельные индивидуумы в толпе чужеземцев, китайцы или негры, до того по­ хожи друг на друга, что их легко смешивают.

Все наши главные социальные установления покоятся на предположе­ нии, что индивидуумы, из которых составляется общество, имеют душу, и что эта душа у всех одинакова. Язык, религия, право и обычаи — все покоится на этом предположении, и все свидетельствует о его верности. Разве станет ктонибудь изобретать язык, чтобы говорить с самим собою? Язык предполагает, что существует больше, чем одна душа. И возможно ли употребление общего языка, если души несходны друг с другом по существу? Люди различаются в умении говорить так же, как и в телосложении или в предрасположении к бо­ лезням; но всеобщее употребление языка свидетельствует о существенном сходстве духовной структуры у всех нас.

В виду этого психолог имеет право быть уверенным в том, что другие люди имеют душу такого же рода, как и он сам, и основывать психологию на показаниях самонаблюдения, которые получены от различных наблюдателей. Содержание этих показаний действительно подтверждает как раз то, чего мы должны были от них ожидать: согласие в главном и большая разница в част­ ностях; психические различия группируются около одного центрального типа или одной центральной нормы, как мы это заметили уже для физических раз­ личий.

Но если мы приписываем душу другим людям, то не имеем никакого пра­ ва отказать в ней и высшим животным. Эти животные снабжены нервной си­ стемой, которая в принципе так же устроена, как и наша нервная система, и их поведение и поступки в тех условиях, которые у нас вызвали бы известные чувства, часто свидетельствуют совершенно определенно, по-видимому, о по­ добных же чувствах и у них. Несомненно, нам придется признать наличность души у высших позвоночных животных, млекопитающих и птиц. Да и низшие позвоночные животные, рыбы, рептилии и амфибии, обладают нервной сис­ темой такого же рода, хотя и проще устроенной. И многие из беспозвоночных, насекомые, пауки и ракообразные животные, обнаруживают достаточно раз­ витую нервную систему. Действительно, трудно определить границу духовной жизни у животных, которые обладают только зачатками нервной системы, так как живые существа, которые стоят на еще более низких ступенях органичес­ кого мира, и без нервной системы практически производят то же самое, что более высокоразвитые существа производят с помощью нервной системы. Царство духа, следовательно, совпадает, по-видимому, с царством животной жизни.

С другой стороны, растения, по-видимому, неодушевленны. Некоторые из них снабжены приспособлениями, которые можно назвать органами чувств, т.е. дифференцированными органами для реакции на определенного рода раз­ дражения: на давление, толчок, свет и так далее. Устройство этих органов ана­ логично устройству органов чувств у низших животных организмов; так, нашли «глаза растений», которые довольно похожи на примитивный глаз животного и которые могли бы доставлять ощущение света, если бы они принадлежали животным: так что развитие мира растений, очевидно, подчиняется тем же все­ общим законам приспособления к окружающей среде, которые оказывают свое действие в царстве животных. Но мы не имеем веских доказательств, говоря­ щих в пользу наличности сознания у растений.

Как область психологии, наряду с человеком, обнимает и животных, так, наряду с индивидуальным человеком, она обнимает и группы людей, обще­ ства. Предметом психологии является человеческий опыт, рассматриваемый в зависимости от индивидуума. Но так как индивидуумы одной и той же расы и эпохи во многом организованы одинаково, и так как они живут в одном обще­ стве, так что между их поведением и поведением других людей происходит по­ стоянное взаимодействие, то их представление об опыте с точки зрения зави-

Но мы пошли много дальше. Мы говорили о психологии животных, о со­ циальной психологии и о психологии ненормальных душевных состояний. Какой же метод следует применять к этим отраслям психологии? Животных, общество или душевнобольного мы не можем же спрашивать о данных их са­ монаблюдения!

Но в известном смысле мы это все-таки делаем. Напомним еще раз о том, что наблюдение предъявляет два требования: внимательно следить за ходом явлений и описывать их. Мы сами описываем свои переживания для целей психологии при помощи речи. Эта форма описания имеет большие преимуще­ ства: она гибка, так как мы имеем в своем распоряжении большой запас выра­ жений; она постоянна, так как напечатанные или записанные показания мож­ но долго сохранять; она общедоступна, так как мы пользуемся речью постоян­ но и в обыденной жизни. Но все же язык не является единственным средством выражения внутренних переживаний. С точки зрения физики, он представля­ ет собой комплекс физических процессов: произносимые выражения представ­ ляют собой движения гортани, а записываемые — движения руки: эти движе­ ния принадлежат к классу движений, которые мы называем выразительными движениями. И мы можем выразить свои мысли не только устной или письмен­ ной речью, но и выражением лица или пожиманием плеч.

Психолог заключает по аналогии, что все, применимое к нему, примени­ мо в принципе и к животному, к обществу и к душевнобольному. Он делает вывод, что движения животного, в громадном большинстве, суть выразитель­ ные движения, что они выражают душевные процессы животного или дают знать о них. Поэтому он старается, насколько это только возможно, поставить себя на место животного, найти условия, при которых его собственные выра­ зительные движения были бы, в общем, того же рода; и затем он старается вос­ создать сознание животного по свойствам своего человеческого сознания, по­ стоянно имея в виду степень развития нервной системы у животного. Он об­ ращается к помощи эксперимента и ставит животное в условия, которые допускают повторение, изолирование и видоизменение известных типических движений и поведения вообще. Животное, таким образом, принуждают, так сказать, к наблюдению, к самонаблюдению; оно внимательно следит за извес­ тными раздражениями и регистрирует свой опыт посредством выразительных движений. Естественно, что это не будет научным наблюдением; наука пред­ полагает, как мы сказали [выше], определенное отношение к миру опыта и со­ стоит в описании этого мира, как он представляется ей с определенной точки зрения. Тем не менее, это все же наблюдение и, как таковое, оно дает науке сырой материал. Психолог перерабатывает этот сырой материал; он наблюда­ ет выразительные движения и регистрирует душевные процессы животного при свете собственного самонаблюдения. <...>

О социальной психологии можно сказать то же самое, что и об исследова­ нии душевной жизни животного. Совместное самонаблюдение социальной группы мы находим выраженным в формах языка, в обычаях и праве, в мифах

ирелигии. Общество наблюдало само себя и результаты своего самонаблюде­ ния оно запечатлело в этих различных установлениях. Очевидно, что для пси­ холога невозможно непосредственно подвергать экспериментам социальную душу. Поэтому очень благоприятным обстоятельством нужно считать то, что для него сама природа произвела эти эксперименты. Сравнивая языки, обычаи

итак далее различного типа человеческих обществ на различных стадиях чело­ веческого развития, он может повторять свои наблюдения, изолировать и ви­ доизменять их; история оборудовала ему лабораторию социальной психологии.

Для исследования болезненных душевных состояний мы имеем прежде всего показания и поведение душевнобольных. Мы имеем также преимущества эксперимента. Больных, помещенных в клинику, можно подвергнуть система­ тическому исследованию, которое позволит нам заглянуть в их душевную жизнь. До сих пор эта отрасль психологии еще мало разработана, так как мы скорее призваны оберегать и по возможности лечить душевнобольных, чем описывать их сознание. А между тем, известные формы душевных болезней представляют для психологии большой интерес, и мы можем с уверенностью ожидать в ближайшем будущем удовлетворения этого интереса.

После всего этого не кажется уже более столь нелепым, как это казалось на первый взгляд, что от животного, от общества, от душевнобольных мы тре­ буем данных самонаблюдения. Все трое могут внимательно следить за явлени­ ями, все трое могут дать знать об их внутреннем опыте. Это наблюдение, повидимому, отрывочно, случайно и беспорядочно, а регистрация поверхностна, неопределенна и неполна; таким образом, мы во всех трех случаях принужде­ ны прибегать к аналогии с нашим собственным сознанием. Другими словами, вполне возможно при помощи психологического метода разработать психоло­ гию животных, общества и душевнобольных; но это очень трудно: психолог постоянно подвергается опасности неверных истолкований. Но и здесь, как и в других областях, развивающаяся наука сама себя контролирует. Раньше или позже ложные гипотезы исчезают перед вновь открытыми фактами. <...>

Свойства положения сознания

С начала XX в. главный интерес экспериментальной психологии сосредоточи­ вается на области мышления. И случайным результатом попытки анализиро­ вать процессы мышления было открытие «положений сознания». Что касается точного определения психологических свойств положения сознания, то оно является еще делом будущего. Положения сознания характеризуются как не­ постоянные мимолетные процессы, которые заключают в себе, как в ореховой скорлупе, все значение объективного соотношения. Они имеют то господству­ ющий эмоциональный, то господствующий интеллектуальный характер. Они обозначаются или одним словом, как «сомнение», «колебание», «неспособ-

ность», или целым предложением, как «уверенность, что деление может быть произведено без остатка», «воспоминание, что мы обо всем заранее перегово­ рили и не могли прийти ни к какому решению». Если читатель теперь попро­ бует вызвать у себя состояние сознания этого рода — сознание полной неспо­ собности при опыте понять сложное доказательство или сознание, что 243 де­ лится без остатка на 27, тогда он уяснит себе свойства положения сознания, несоответствие между логическим значением и психологическим содержани­ ем его и вытекающие отсюда трудности анализа.

Невозможно перечислить все положения сознания, во-первых, потому что значение отдельных понятий еще не зафиксировано; такие выражения как «со­ мнение, желание, неуверенность», часто употребляются в различных значени­ ях; во-вторых, и прежде всего, потому что, по-видимому, нет никакого слож­ ного содержания сознания, которое не могло бы появиться в виде положения сознания. Под эгидой положения сознания мы можем иметь сознание того, что нечто действительно существует, что это нечто долго продолжается, что оно быстрее проходит, чем мы этого ожидали, что оно то же самое, что и раньше; что оно несовместимо с чем-нибудь другим, что оно имеет полный смысл, что оно ново, что оно просится у нас на язык, что оно будет трудным, что мы его не употребляем, что мы не готовы к нему, что мы можем его создать, если толь­ ко приложим к этому усилия; что мы нечто взяли из этого и так далее. Или, с эмоциональной стороны, мы можем иметь сознание, что мы нечто одобряем или же держимся другого мнения, что мы подвергаемся испытанию, что все это очень обыкновенно, что мы, во всяком случае, сами виноваты; что мы могли бы поклясться в том, что это нас интересует больше, чем все другое; что никто не имеет права так с нами поступать и так далее. Такое перечисление могло бы быть на самом деле окончено только в том случае, если бы мы исчерпали все богатство языка в нашем лексиконе возможных положений сознания.

Когда внезапно появились описания положений сознания как результат субъективных наблюдений при опытах в лаборатории, то эти психические об­ разования были охарактеризованы как непроанализированные комплексы ду­ шевных переживаний, и исследователи полагали, что положения сознания, которые при данных условиях не поддавались анализу, которые пока просто приходилось называть и признавать, при более благоприятных условиях мог­ ли бы быть разложены на знакомые элементарные процессы — на ощущения, образы и чувства. Но главный интерес позднейших исследований сосредото­ чивался на механизме мышления, суждения и умозаключения, поэтому поло­ жения сознания не подвергались, как таковые, специальному исследованию. При недостатке специального анализа и в виду постоянно увеличивающегося ряда отличающихся друг от друга положений сознания получилось впечатле­ ние, что эти последние субъективно неразложимы. Некоторые психологи оп­ ределенно утверждают, что существуют «сознанности» (awarenesses) значения или сознанности отношения, которых нельзя свести к более простым состав­ ным частям; их приходится признать лишенными конкретности и наглядное-

ти составными частями высших душевных процессов. Автор, наоборот, дер­ жится того мнения, что положения сознания, поскольку они вообще сознают­ ся, всегда доступны анализу. <...>

Мнимый элементарный процесс мышления

Описательная психология мышления должна в аналитической форме излагать наши переживания во время процесса мышления. И если описание желает быть научным, описываемое им мышление должно быть изучено при экспери­ ментальных условиях. Мы должны вызвать у наших наблюдателей мышление, действительное и серьезное мышление, и должны быть в состоянии вызывать его сколько угодно раз, видоизменять условия и формы этого мышления и исключать побочные влияния. Как можно достигнуть этого?

До сих пор это еще не вполне достигнуто. Но первый опыт этого рода был сделан при помощи сильно измененной формы опыта с реакцией. Руководи­ тели опытов читают наблюдателю изречение, афоризм или сентенцию или предлагают ему вопрос, который не выходит из круга его понятий. На вопрос наблюдатель должен ответить «да» или «нет», а изречение предлагается в виде вопроса таким образом, что ему предшествуют выражения: «Правда ли это? Понимаете ли Вы?» В тот момент, когда предлагают вопрос, приводят в дей­ ствие часы с механизмом для остановки по желанию, и при ответе наблюдате­ ля их останавливают; протекшее время служит приблизительным мерилом трудности задачи. После того, как наблюдатель дал ответ, он старается с воз­ можной точностью описать все, что он переживал во время опыта. Достаточно будет одного примера.

«Правда ли это? Каждому воздать свое, это значило бы хотеть справедливости и завершить хаос. — Да». — Сначала особенная стадия размышления с фикса­ цией поверхности передо мною. Повторение выражения с особенным ударени­ ем на начальных и конечных словах предложения. Склонность согласиться с утверждением. Затем мне внезапно пришла на мысль критика альтруизма, дан­ ная Спенсером, вместе с мыслью, которую особенно выдвигает Спенсер, что альтруизм не может быть осуществлен. После этого я сказал: «Да». Никаких представлений, кроме слова «Спенсер», которое я сказал себе самому.

Ясно, что опыт такого рода, если он производится тщательно и с понима­ нием дела, не слишком отклоняется от нашего определения эксперименталь­ ного метода. Но ясно видны и его недостатки. В указанном примере мы нахо­ дим значительные отрывки внутренней речи, повторение возбудителя и един­ ственное слово «Спенсер». Мы находим также сообщение об особенной стадии размышления и о тенденции согласиться с утверждением. Так как мы не можем впоследствии ввести в опыт возбудители, которые дали бы наблю­ дателю возможность ближе исследовать это размышление и эту склонность, то

мы очевидно подвергаемся опасности принять за субъективно неразложимые те переживания, которые при восприятии с полным вниманием мы приняли бы за сложные.

До сих пор для устранения этого присущего методу недостатка не изыска­ но никаких средств. Просто собраны показания самонаблюдения и изложен­ ные в них процессы распределены по классам в виде таких же общих понятий, как представления, чувства положения сознания и процессы, которые называ­ ются иногда сознанностью, иногда знанием, иногда «сознанием того, что», а чаще всего мыслями. Из этого сделали вывод, что знание, сознанность означает новое многообразие состояний сознания, которое охватывает все разнообразие мыслей подобно тому, как ощущение охватывает разнообразие отдельных ощу­ щений, и что мысли в сознании могут появиться без малейшего заметного сле­ да представлений. Существует, следовательно, элементарный процесс мысли.

Несомненно, этот вывод слишком смел в виду ограниченного круга фак­ тов, на которые он опирается. При настоящем положении вещей мы имеем право по меньшей мере отложить решение этого вопроса. Ведь никто не имеет оснований принять какой-нибудь процесс за субъективно неразложимый, пока не будет установлено, что он и при самых благоприятных для анализа условиях упорно не поддается такому анализу, а таких условий этот метод, как он при­ менялся до сих пор, еще не достиг. В действительности же можно идти еще дальше. Следующее сообщение одного из наблюдателей, а именно, опытного психолога, открывает нам свободу суждения. Он пишет следующее:

За ходом исследования, в котором я должен был принимать участие в качестве наблюдателя, я следил с напряженным интересом. И я пришел к несколько нео­ жиданному выводу, который совершенно изменил мое мнение о лучшем мето­ де производства экспериментов над мыслями. С каждым наблюдением у меня все больше и больше укреплялось впечатление, которое я тогда не мог только ясно формулировать, что мое сообщение представляет собой лишь несколько видоизмененную словесную фиксацию мыслей, вызванных у меня руководите­ лем опытов, и что эту словесную фиксацию собственно нельзя рассматривать как психологическое описание мыслей. То, что я обозначаю этим противопос­ тавлением словесного выражения и психологического описания, станет может быть яснее, если я сравню его с таким случаем, когда психологически необра­ зованный человек, желая поделиться мыслями со своим другом, станет сооб­ щать ему о данных своего субъективного наблюдения; ведь в этом случае сло­ весное выражение и психологическое описание до известной степени будут от­ личаться друг от друга.

Сущность этого различия совершенно ясна. Если мы обмениваемся мыс­ лями во время обыкновенного разговора, мы обозначаем предмет нашего пред­ ставления и даем знать, что мы о нем думаем; мы говорим о погоде, о полити­ ке, о хозяйстве, и каждый понимает это в одном и том же смысле; мы не имеем

ни малейшей склонности или повода переходить от содержания мысли к психологическому носителю этого содержания и интересоваться тем, напри­ мер, что мысль нашего друга имеет формы внутреннего произношения, зри­ тельных образов или положений сознания. Но этот вопрос о психическом ма­ териале, из которого состоит мысль, и есть именно тот вопрос, на который дол­ жна ответить описательная психология мышления.

Так, наблюдатели при рассматриваемом нами исследовании шли по тому единственному пути, который оставался для них открытым. Они добросовест­ но следили за тем, чтобы не оставить без внимания ни одного процесса, кото­ рый будет протекать в их сознании. Мысли появлялись, и их отмечали; но они протекали слишком быстро для того, чтобы их можно было тщательно наблю­ дать, и обозначались, поэтому, как «мысли» и «сознания того, что». Этим не только не доказано, что эти мысли были элементарными процессами, но даже дано положительное доказательство того, что они не носили элементарного характера.