!Учебный год 2024 / Sistema_logiki_sillogicheskoy_i_induktivnoy_Mill

тс умы, которые избегли другой основной ошибки, разъясненной в начале настоящей главы7. Со времени переворота, изгнавше­ го из школ Аристотеля, логиков можно бы­ ло разделить на две группы: на таких, кото­ рые сущность рассуждения относили к иде­ ям, и на таких, которые видели в основе рассуждения имена.

Но хотя теория предложения у Гоббса (согласно хорошо известному замечанию Лейбница и по признанию самого Гобб­ са) 8 и превращает истину и ложь во что-то совершенно случайное, регулируемое од­ ним только произволом человека, однако не следует думать, чтобы Гоббс или ктолибо другой из мыслителей, сходивших­ ся с ним в существе дела, действительно считали различие между истиной и ложью менее существенным, менее важным, чем как оно представляется всякому другому человеку. Такое предположение означало бы полное незнакомство с прочими уче­ ниями этих мыслителей. Но, с другой сто­ роны, этот факт доказывает также и то, как мало их теории влияли на их соб­ ственное мышление. Никто, в сущности, никогда не думал, чтобы истина состоя­ ла только в соответствующем выражении, в употреблении слов согласно предвари­ тельному на этот счет соглашению. Всякий раз, как исследование сходило с почвы об­ щих соображений, признавали различие между словесными и реальными вопроса­ ми, признавали, что ложность некоторых предложений зависит от незнания смысла слов, но что в других предложениях источ­ ником ошибки является неправильное по­ нимание действительности; что таким об­ разом человек мог и вовсе не употреблять языка, образовывать предложения в уме,

— и все-таки последние могли быть лож­ ными, т. е. человек мог быть уверенным в действительном существовании того, че­ го на самом деле нет. Этого последнего допущения нельзя выразить сильнее, чем это сделал сам Гоббс9, хотя такую ошибоч­ ную уверенность он соглашается называть не ложностью (falsity), а только ошибкой (error). И сам Гоббс в других местах вы­ сказывает учения, в которых скрыто со­ держится правильная теория предложения.

Он прямо говорит там, что общие имена даются предметам на основании их при­ знаков, а отвлеченные имена суть имен­ но названия этих признаков. «Отвлечен­ ным называется то, что означает в какомлибо предмете причину конкретного име­ ни... И эти причины имен тождественны с причинами наших представлений (con­ ceptions); это — некоторые присущие вос­ принимаемым вещам способности воздей­ ствовать на дух, или производить впечат­ ления. Некоторые называют их способами воздействия внешних вещей на наши чув­ ства, но по большей части их называют акциденциями»10. Странно, что, зайдя так далеко, Гоббс не сделал еще одного только шага, чтобы увидеть, что то, что он называ­ ет причиной конкретного имени, есть на самом деле его значение, и что когда мы к подлежащему прилагаем в качестве сказу­ емого то или другое имя по причине неко­ торого признака (или, как Гоббс говорит, акциденции), то мы утверждаем не имя, но — через посредство имени — признак.

§4. Положим, что сказуемым у нас, как мы уже говорили, стоит соозначающее имя; а подлежащим, на первый раз для просто­ ты, возьмем имя собственное; напр., «вер­ шина Чимборазо бела». Слово «бела» со­ означает признак, которым обладает инди­ видуальный предмет, обозначаемый сло­ вами «вершина Чимборазо». Этот признак представляет собой некоторый физический факт, возбуждающий в человеческих суще­ ствах то ощущение, которое мы называем ощущением белого. Вероятно, все согла­ сятся, что, утверждая это предложение, мы хотим сообщить сведение именно об этом физическом факте, об именах же мы ду­ маем лишь как о необходимых средствах для сообщения этого факта другим. Поэто­ му наше предложение имеет следующий смысл: индивидуальный предмет, означа­ емый подлежащим, обладает тем призна­ ком, который соозначается сказуемым.

Если теперь мы предположим, что и подлежащее есть также соозначающее имя, то содержание предложения будет уже не­ сколько более сложным. Возьмем снача­ ла общее утвердительное предложение: на­

пример, «все люди смертны». И в этом случае, как и предыдущем, предложение, конечно, утверждает (или выражает уве­ ренность в том), что предметы, означае­ мые подлежащим (люди), обладают свой­ ством, соозначаемым в сказуемом (смерт­ ностью). Особенностью же этого случая является то, что тут уже предметы инди­ видуально не обозначаются; они намече­ ны только некоторыми из своих призна­ ков. Предметы эти суть люди, т. е. суще­ ства, обладающие признаками, соозначаемыми именем «человек»; и только эти при­ знаки мы о них и знаем. Действительно, так как предложение это — общее и пото­ му означаемые подлежащим предметы не­ определенны по своему числу, то большая часть их индивидуально вовсе не извест­ ны. Поэтому здесь утверждается уже не то, что соозначаемыми в сказуемом признака­ ми обладает один данный индивидуум или какое-нибудь определенное число заранее известных индивидуумов: Джон, Томас и т.д. (как это было в предыдущем случае). Здесь утверждается, что данные признаки присущи всем из индивидуумов, обладаю­ щих некоторыми другими признаками; что всякий предмет, отмеченный признаками, соозначаемыми подлежащим, имеет также и признаки, соозначаемые сказуемым; что эта последняя группа признаков постоян­ но сопровождает первую. Все, что имеет признак человека, обладает и признаком смертности; иначе говоря, смертность все­ гда сопровождает признаки человека11.

Если мы теперь припомним, что вся­ кий признак основан на том или другом факте или явлении (внешнего ли чувства, или же внутреннего сознания) и что обла­ дать признаком значит то же самое, что быть причиной или составлять часть того факта или явления, на котором этот при­ знак основан, — если мы припомним все это, то будем в состоянии сделать еще шаг для исполнения нашего анализа. Предло­ жение, утверждающее, что один признак всегда сопровождается другим, в действи­ тельности утверждает только то, что од­ но явление всегда сопровождается другим, так что, где мы находим последнее, там мы с уверенностью ожидаем и первого.

Так, в предложении «все люди смертны» слово «люди» соозначает те признаки, ко­ торые мы приписываем известного рода живым существам на основании некото­ рых обнаруживаемых ими явлений. При­ знаки эти суть отчасти явления физиче­ ские: а именно, впечатления, производи­ мые на наши органы чувств телесной фор­ мой и строением, отчасти же духовные яв­ ления: а именно чувственная и умственная жизнь. Все это и разумеет всякий, пони­ мающий значение слова «человек», когда мы произносим перед ним это слово. Ес­ ли мы теперь скажем «человек смертен», то это будет значить, что везде, где можно найти все эти разнообразные физические и духовные явления, обнаружатся —в этом можно быть уверенным — и другие физи­ ческие и духовные явления, называемые «смертью». Предложение не указывает вре­ мени, когда это случится, так как соозна­ чение слова смертный обнимает лишь во­ обще наступление явления, не определяя

вточности, когда именно оно произойдет.

§5. Мы подвинулись теперь в нашем ис­ следовании уже достаточно для того, что­ бы не только обнаружить ошибку Гоббса, но и установить действительное значение наиболее многочисленного класса пред­ ложений. В тех предложениях, где утвер­ ждается нечто большее, чем значение соб­ ственно слов, предметом уверенности яв­ ляется по большей части (как и в только что рассмотренных примерах) или сосу­ ществование, или же последовательность двух явлений. Уже в самом начале наше­ го исследования мы нашли, что во вся­ ком акте уверенности имеются налицо две вещи, и мы уже знаем, что это в гро­ мадном большинстве случаев — два яв­ ления, т. е., другими словами, два состо­ яния сознания; и между этими явлениями

впредложении утверждается (или отрица­ ется) или последовательность, или сосу­ ществование. Под эти отношения подой­ дет бесчисленное количество случаев, ко­ торых, по первому взгляду, никто не от­ нес бы сюда. Возьмем, например, предло­ жение «благородный человек достоин ува­ жения». Кто ожидал бы встретить тут слу­

чай сосуществования явлений? — и между тем, это так. Признак, заставляющий на­ звать человека благородным, приписыва­ ется на основании известных состояний его духа и некоторых особенностей его поведения. И то и другое суть явления: пер­ вое —явления внутреннего сознания, вто­ рое (поскольку оно отличается от перво­ го) —физические факты, или чувственные восприятия. Такого же рода анализ при­ ложим и к термину «достоин уважения». Слово «уважение» в том смысле, в каком оно употреблено здесь, обозначает эмоци­ ональное состояние одобрения и удивле­ ния, сопровождаемое при случае соответ­ ствующими внешними действиями; «досто­ ин уважения» и соозначает именно все это, а также и то, что мы одобряем изъявление уважения. Все это будут явления: а именно, состояния внутреннего сознания, сопрово­ ждаемые некоторыми физическими факта­ ми. И когда мы говорим: «благородный че­ ловек достоин уважения», мы утверждаем сосуществование двух сложных явлений, соозначаемых двумя входящими в пред­ ложение терминами. Мы утверждаем, что везде и всегда, где и когда нам встретят­ ся внутренние чувства и внешние факты, соозначаемые словом «благородство», там и тогда появление и обнаружение внут­ реннего чувства, называемого уважением, будет сопровождаться в нашем духе дру­ гим внутренним чувством — одобрением.

Так как мы уже проанализировали в предыдущей главе значение имен, то нам теперь не нужно большого количе­ ства примеров для разъяснения содержа­ ния или смысла предложений. Если в пред­ ложениях замечается темнота или запутан­ ность, то причина этого лежит не в со­ держании самого предложения, а в зна­ чении входящих в его состав имен — в крайней сложности соозначения многих слов и в необъятном количестве фактов, образующих соозначаемое именем явле­ ние. Но там, где состав явления досту­ пен наблюдению, по большей части лег­ ко заметить, что в предложении утвер­ ждается или сосуществование одного явле­ ния с другим, или же следование их друг за другом. Ifte мы нашли одно явление,

можно рассчитывать найти и другое, хотя обратной связи второго с первым может и не быть.

Но хотя такое значение предложений и представляется наиболее обыкновенным, оно не единственное возможное. Прежде всего, последовательности и сосуществова­ ния утверждаются не относительно одних только явлений; мы составляем предложе­ ния также и относительно тех скрытых причин явлений, которые называют суб­ станциями и атрибутами. Однако, так как субстанция есть для нас или то, что обу­ словливает собой явления, или то, что их сознает, и так как то же самое справед­ ливо mutatis mutandis («с соответствующи­ ми переменами») и относительно атрибу­ тов, то об этих неизвестных и непознавае­ мых бытиях (entities) какие бы то ни было (по крайней мерс, имеющие содержание) предложения возможны лишь на основа­ нии тех явлений, посредством которых эти бытия только и становятся доступными для наших способностей. Так, когда мы гово­ рим: «Сократ жил в эпоху Пелопонесской войны», то основанием нашего положе­ ния, как и всякого вообще положения от­ носительно субстанций, служит некоторое утверждение относительно явлений, в ко­ торых эти субстанции себя обнаруживают. А именно, наше положение значит, что тот ряд фактов, которым Сократ обнаруживал себя человечеству, и тот ряд духовных со­ стояний, в котором состояло его созна­ тельное существование, что оба эти ряда фактов происходили одновременно с не­ которым третьим рядом явлений, извест­ ным под именем Пелопонесской войны. Впрочем, согласно обычному пониманию, предложение утверждает не одно только это; обычно полагают, что данное предло­ жение утверждает также и существование в эту эпоху некоторой «вещи в себе»: но­ умена Сократа, то активно действовавше­ го, то испытывавшего воздействия извне. Отсюда и заключают, что сосуществование и последовательность можно утверждать или отрицать не между одними только яв­ лениями, но и между ноуменами или между ноуменом и явлениями, и что можно утвер­ ждать простое существование как ноуме­

нов, так и явлений. Но что такое ноумен? — Неизвестная причина явления... Следова­ тельно, утверждая существование ноумена, мы утверждаем некоторое причинное от­ ношение. Итак, вот еще два рода фактов, которые можно утверждать в предложении; кроме предложений, утверждающих после­ довательность и сосуществование, есть еще другие, из которых одни утверждают про­ стое существование12, а другие —причин­ ность. Последнего рода предложения мы будем изучать ниже, в Книге III: а пока их надо считать за особый, отдельный вид утверждений.

§ 6. К этим четырем видам содержания фактических утверждений надо прибавить пятый —сходство. Этот род признаков мы не нашли возможным анализировать, так как мы не могли указать для него никакого основания, отдельного от самих предметов. Итак, кроме предложений, утверждающих последовательность или сосуществование двух явлений, есть еще предложения, уста­ навливающие сходство между ними; на­ пример, «этот цвет похож на тот», «сегодня жара одинакова со вчерашней» и т. п. Мож­ но, конечно, и такие предложения отнести с некоторым подобием основательности к предложениям, утверждающим последо­ вательность, — если рассматривать их как утверждение того, что за одновременным созерцанием двух, например, цветов сле­ дует особого рода чувство, обозначаемое как чувство сходства; но таким - надо за­ метить, очень натянутым — обобщением мы ничего не выиграем и только запутаем себя в данном вопросе. Логика не берет на себя разложения духовных состояний на их последние элементы. Сходство меж­ ду двумя явлениями само по себе понятнее всякого объяснения, какое можсно было бы ему дать, и при всякой классификации оно должно остаться специфически отличным от последовательности и сосуществования.

Иногда говорят, что все предложения, в которых сказуемым является общее имя, утверждают или отрицают, в сущности, сход­ ство. Все такие предложения значат, что предмет относится к тому или другому классу; а так как предметы классифици­

руется ка основании их сходств между со­ бой, то, конечно, всякий предмет попадает в группу наиболее сходных с ним. Поэто- му-то и можно сказать, что, когда мы утвер­ ждаем, что «золото есть металл» или что «Сократ есть человек», мы хотим указать на то, что золото более похоже на прочие металлы, а Сократ —на прочих людей, чем на предметы какого-либо другого из со­ подчиненных с этими классов.

Это замечание имеет некоторое сла­ бое основание, но именно только слабое. Распределение предметов по таким клас­ сам, как металл, человек и т. п., действи­ тельно основано на некотором сходстве между предметами, но не просто на об­ щем их сходстве. Сходство, на котором такое деление основано, состоит в общ­ ности некоторых определенных призна­ ков. И термины в этом случае будут соозначать (а следовательно, предложения будут утверждать) именно эти признаки,

ане общее сходство между предметами. Действительно, хотя, когда я говорю: «зо­ лото есть металл», в моих словах скрыто содержится и другое утверждение: что все прочие металлы похожи на золото, однако

ямог бы утверждать первое предложение и в том случае, если бы не существовало никаких других металлов. Оно и тогда име­ ло бы тот же самый смысл, что и теперь:

аименно, что золото обладает различны­ ми свойствами, обнимаемыми содержани­ ем слова «металл». Точно так же можсно бы­ ло бы сказать, что «христиане — люди», да­ же и в том случае, если бы, кроме христи­ ан, не было ни одного человека. Поэтому предложения, относящие предметы к тому или другому классу на основании наличия у них образующих данный класс призна­ ков, не только не утвержсдают исключитель­ но одного сходства, но даже, собственно говоря, вовсе ничего о сходстве не говорят.

Выше мы уже заметили13, что иног­ да удобно бывает расширить пределы того или другого класса настолько, чтобы вклю­ чить в него предметы, обладающие харак­ терными признаками класса в чрезвычай­ но слабой степени (а то и вовсе их лишен­ ные), лишь бы они на этот класс походили более, чем на всякий другой. В таком слу­

чае и общие предложения, справедливые относительно такого класса, будут ближе к истине относительно данных вещей, чем какие бы то ни было другие предложе­ ния одинаковой общности. Так, например, некоторые вещества называются также ме­ таллами, хотя у них очень мало свойств, обычно приписываемых металлам; точно так же почти в каждом большом семействе растений или животных есть несколько по­ граничных родов или видов, которые отне­ сены к этому семейству как бы из милости

иотносительно которых ранее велись спо­ ры, к какому именно семейству их скорее всего следует отнести. И вот, когда мы при­ лагаем название класса к одному из таких предметов, мы утверждаем только сходство

иничего больше. Для полной точности на­ до было бы сказать, что всякий раз, как мы прилагаем общее имя в качестве сказуемо­ го, мы утверждаем не то, что данный пред­ мет безусловно обладает соозначаемыми

всказуемом признаками, но что он или обладает этими свойствами, или же, если этого нет, то во всяком случае он похож на обладающие ими предметы больше, чем на какие бы то ни было другие. Одна­ ко в большей части случаев нет необхо­ димости предполагать такую альтернативу, так как утверждение лишь редко делает­ ся на последнего рода основании; а ко­ гда и делается, то по большей части сама форма выражения бывает несколько дру­ гая; например, говорят «этот вид (или род)

относят, или он может быть помещен

втакое-то семейство». Но едва ли мы по­ ложительно сказали бы, что этот вид от­ носится к данному семейству, если бы он не обладал с несомненностью теми при­ знаками, которые обозначаются названи­ ем этого класса в науке.

Есть еще один особый случай, когда сказуемым служит имя класса, а между тем утверждается только сходство; в этом слу­ чае основанием класса является не сход­ ство в той или другой определенной част­ ности, а общее сходство, не поддающееся разложению. Таковы те классы, на кото­ рые делятся наши простые ощущения (или, скорее, простые состояния сознания). Так, например, ощущения белого цвета состав­

ляют группу не потому, чтобы мы мог­ ли их разобрать, так сказать, по кусоч­ кам и решить, что вот в этом они сход­ ны, а в этом — несходны; они образуют одну группу просто потому, что мы чув­ ствуем их общее сходство друг с другом, хотя и в различной степени. Поэтому, когда я говорю: «виденный мною вчера цвет был белый» или «сознаваемое мною ощущение есть ощущение плотности», в обоих слу­ чаях я утверждаю просто общее сходство данных ощущений с теми из бывших у ме­ ня раньше, которые обозначались именно этими именами. Названия состояний со­ знания, подобно прочим конкретным об­ щим именам, суть имена соозначающие; но они соозначают просто только сходство и, будучи приложены к тому или другому отдельному состоянию сознания, говорят только о сходстве его с другими подобны­ ми состояниями, обозначаемыми обычно тем же самым именем. Сказанного доста­ точно для объяснения предложений, утвер­ ждающих (или отрицающих) сходство.

Итак, во всяком не просто словесном предложении утверждается (или отрицает­ ся) одна из следующих вещей: или суще­ ствование, или сосуществование, или по­ следовательность, или причинность, или сходство. Это пятерное деление представ­ ляет собой исчерпывающую классифика­ цию содержания фактов, т. е. всего, отно­ сительно чего можно питать или другим внушать уверенность: всех вопросов, какие можно поставить, и всех ответов, которые на эти вопросы можно дать.

Проф. Бэн14 различает два рода пред­ ложений сосуществования. «В одном из них утверждается что-либо относительно про­ странства; их можно назвать предложения­ ми относительно порядка в пространстве». В другом утверждается то сосуществова­ ние, которое м-р Бэн называет «сопри­ надлежностью, соприсущностью (Co-inher­ ence) признаков». «Это особая разновид­ ность предложений сосуществования. Вме­ сто распределения предметов в простран­ стве на некоторых численно определен­ ных промежутках, мы имеем здесь сов­ местное существование двух или более признаков или сил на одном и том же

месте, в одной и той же точке простран­ ства. Так, всякая золотая масса содержит

вказдом своем атоме те совместно су­ ществующие признаки, которые характе­ ризуют это вещество: тяжесть, плотность, цвет, блеск, стойкость относительно реак­ тивов и т. д. Точно так же у всякого живот­ ного помимо того, что оно имеет члены, занимающие различные части простран­ ства, есть еще сопринадлежные функции

водних и тех же частях в одних и тех же массах и молекулах его субстрата... Отно­ сительно духа мы не имеем предложений, которые утверждали бы порядок в про­ странстве; но дух обладает сопринадлежными функциями. Так, мы утверждаем, что

вдухе чувство, воля и мышление не раз­ делены пространственным образом, а дей­ ствуют совершенно слитно; точно так же и сосуществующие признаки минералов, растений, телесного и духовного устрой­ ства животных утверждаются как совмест­ но и нераздельно существующие».

Это различие —действительное и су­ щественно важное. Однако, как мы уже ви­ дели, признак (если только он представ­

ляет собой нечто большее, нежели просто неподдающееся анализу сходство одного предмета с какими-либо другими) есть про­ сто причина того или другого впечатле­ ния сознания. А потому и соприсущность двух признаков есть просто сосущество­ вание двух состояний сознания, кореня­ щихся в содержании этих признаков, — с той, однако, разницей, что иногда это сосуществование бывает только потенци­ альным: ибо признак считается существую­ щим и в том случае, если факт, на котором он основан, имеется налицо лишь в воз­ можности, а не на самом деле. Так, напри­ мер, снег совершенно правильно называ­ ют белым даже в полной темноте, потому что, хотя в этот момент мы и не сознаем цвета, мы станем сознавать его немедлен­ но, как только забрезжит утро. Таким обра­ зом, соприсущность признаков есть также случай (только сложный) сосуществования состояний сознания, — впрочем, совер­ шенно отличный от порядка в простран­ стве: как факт одновременности, он отно­ сится уже не к пространству, а к времени.

Таким образом (и иногда это может оказаться удобнее) можно, для большей раздельности, вместо «сосуществование» и «последовательность» говорить «порядок в пространстве» и «порядок во времени». По­ рядок в пространстве представляет собой типичный случай сосуществования вооб­ ще, который нет необходимости разбирать здесь более обстоятельно; напротив, про­ стой факт сосуществования — все равно, между действительными ли ощущениями, или же между теми возможностями их воз­ никновения, которые называются призна­ ками, — можно отнести, вместе с последо­ вательностью, в рубрику «порядка во вре­ мени» 15.

§ 7. В предыдущем исследовании мы при­ знали необходимым подвергнуть непосред­ ственному анализу только те предложения, в которых оба термина (или, по край­ ней мере, сказуемое) суть имена конкрет­ ные. Но при этом мы косвенно проана­ лизировали и предложения с отвлеченны­ ми терминами. Разница между отвлечен­ ным и соответствующим ему конкретным термином основывается не на том или дру­ гом различии в приписываемом им со­ держании: настоящее значение конкрет­ ного общего имени лежит, как мы уже часто говорили выше, в его соозначении, а в том же соозначении конкретного име­ ни состоит и все значение имени отвле­ ченного. Действительно, в содержании от­ влеченного имени нет ничего, что не со­ держалось бы в соответствующем конкрет­ ном; а потому естественно предположить, что и предложение с отвлеченными тер­ минами не может иметь никакого другого смысла, кроме того, какой содержится в предложении из конкретных терминов.

И действительно, такое предположе­ ние подтверждается при ближайшем ис­ следовании. Отвлеченное имя есть назва­ ние признака или сочетания признаков. Соответствующее конкретное придается ве­ щам на том основании, что они обладают этими признаками или сочетаниями при­ знаков, и придается им с целью выразить именно это. Поэтому, когда мы прилага­ ем в качестве сказуемого конкретное имя,

могут быть полезны обществу и никогда не могут быть угодны благому Существу. Но, может быть, предложение предпола­ гает, что божественное одобрение и по­ лезность для человечества неизменно сле­ дуют за благоразумным поведением? Нет,

иэтого мы не разумеем, когда говорим, что благоразумие есть добродетель, —раз­ ве с той же оговоркой и на том же основа­ нии, что и прежде: а именно, что, хотя бла­ горазумное поведение само по себе и бла­ годетельно для общества, однако в силу того или другого своего направления оно может произвести зло, превышающее его полезность, и навлечь на его виновника неудовольствие более сильное, нежели вы­ зываемое благоразумием одобрение. По­ этому ни субстанции (люди), ни явления (поведение) не представляют собой таких предшествующих, за которыми всегда дол­ жен был бы следовать другой член наше­ го последовательного отношения. А между тем предложение «благоразумие есть доб­ родетель» — несомненно общее. В чем же состоит в таком случае та причинная связь, всеобщность которой утверждает данное предложение? Она касается тех свойств личности и ее поведения, вследствие ко­ торых мы называем их благоразумными

икоторые присущи им даже и тогда, когда действие, оставаясь благоразумным, нрав­ ственно дурно. Эти свойства суть: правиль­ ное предусмотрение последствий, верная оценка их важности по отношению к по­ ставленной цели, подавление всякого не­ обдуманного побуждения, могущего поме­ шать планомерному стремлению к цели. Эти-то состояния духа и образуют собой настоящий предшествующий член наше­ го отношения последовательности; в них

именно и заключается причина, утвержда­ емая в предложении. Но эти же духовные состояния образуют и реальное основа­ ние признака благоразумия; так что везде, где эти состояния имеются налицо, мож­ но утверждать существование благоразу­ мия, даже еще не зная последствий дан­ ного поведения. Таким же образом и вся­ кое вообще утверждение относительно при­ знака можно преобразовать в точно рав­ нозначное ему предложение относительно того факта или явления, которое служит основанием этого признака. И нельзя ука­ зать ни одного случая, в котором по по­ воду факта или явления утверждалось бы что-нибудь другое, помимо одной из пя­ ти выше перечисленных вещей: простого существования, той или другой последова­ тельности, сосуществования, причинности

исходства.

Итак как только эти пять вещей и могут быть предметами утверждения, то только их же можно и отрицать. Так, пред­ ложение: «ни одна лошадь не относит­ ся к лапчатоногим» отрицает сосущество­ вание признаков лошади с лапчатостью ног. Едва ли нужно прилагать тот же ана­ лиз к частно-утвердительным и частно­ отрицательным предложениям. Предложе­ ние «некоторые птицы лапчатоноги» утвер­ ждает, что с признаками, соозначаемыми словом птица, сосуществует иногда при­ знак лапчатоногости. «Некоторые птицы не лапчатоноги» утверждает существова­ ние других случаев, в которых такое сов­ падение не имеет места. От дальнейших объяснений по поводу столь очевидного предмета можно здесь воздержаться, ес­ ли читатель согласен с предшествующим изложением.

сущностными, или существенными, или эссенциальными (essential) и случайностными, или случайными, или акциденталь-

ными (accidental) предложениями и между существенными и случайными свойства­ ми, или признаками.

§ 2. Почти все метафизики до Локка, а также и многие после него, придавали большую таинственность «эссенциальным» предложениям, т. е. таким, в которых сказу­ емым стоит что-либо относящееся, как го­ ворится, к сущности (essentia) подлежаще­ го. Сущность вещи, говорили они, есть то, без чего вещь не может ни существовать, ни быть представлена существующей. Так, разумность считали принадлежащей к сущ­ ности человека, так как человека без разум­ ности нельзя себе представить. Те призна­ ки, из которых слагалась сущность вещи, называли ее «существенными» свойствами; предложения же, в которых относительно вещи сказывался тот или другой из этих признаков, назывались «эссенциальными» предложениями. Думали, что такие предло­ жения глубже проникают в природу вещи и дают относительно нее более важные указания, чем всякие другие. Все свойства, не входящие в сущность вещи, назывались ее «случайными» признаками; их считали совершенно или в значительной степени не связанными с внутренней природой ве­ щей; и предложения, в которых то или другое из этих свойств сказывалось о ве­ щи, называли «акцидентальными», «случай­ ными» предложениями. Можно проследить связь между этим, введенным схоластика­ ми различением и известными учениями о substantiae secundae, или общих субстан­ циях, и о субстанциальных формах —уче­ ниями, которые в разных своих выражени­ ях господствовали как в аристотелевской, так и в платоновской школах и дух кото­ рых сохранился до нового времени в боль­ шей степени, чем это можно было бы пред­ полагать на том основании, что вышеука­ занные выражения вышли теперь из упо­ требления. Ошибочные воззрения на при­ роду классификации и обобщения, господ­ ствовавшие среди схоластиков и выразив­ шиеся в области логики в виде этих уче­

ний, одни только и могут объяснить нам, почему схоластики не поняли истинной природы тех «сущностей» (essentiae), кото­ рые занимали столь видное место в их фи­ лософии. Правда, они говорили, что чело­ века нельзя представить себе без разумно­ сти. Но хотя человека и нельзя представить себе без этого свойства, можно, однако, во­ образить существо, вполне похожее на че­ ловека во всех отношениях, кроме это­ го одного и других, его обусловливающих или из него вытекающих. Таким образом, в утверждении, что человека нельзя пред­ ставить себе без разумности, действитель­ но истинным будет лишь то, что если бы человек не обладал разумностью, то его не признавали бы «человеком». Но нет ни­ чего невозможного в том, чтобы предста­ вить себе такую вещь; нет невозможного, насколько мы знаем, и в ее существовании. Невозможность зависит здесь от условного характера языка, который не позволил бы такую вещь, если бы она существовала, на­ звать именем, приспособленным для обо­ значения разумных существ. Короче гово­ ря, разумность входит в значение слова «человек»; это один из признаков, соозначаемых этим именем. Сущность «челове­ ка» есть просто вся совокупность призна­ ков, соозначаемых этим словом, и всякий из этих признаков, взятый в отдельности, будет «существенным» свойством человека.

Однако эти соображения, столь легкие для нас, не могли не быть трудными для людей, которые (как большинство схола­ стиков) думали, что предметы созданы со­ ответственно своим названиям, что золо­ то, например, представляет собой золото не в силу того, что оно обладает извест­ ными свойствами, совокупности которых человечество заблагорассудило присвоить название золота, но в силу его причаст­ ности природе некоторой общей субстан­ ции, называемой золотом вообще, субстан­ ции, которая — вместе со всеми свой­ ствами, ей принадлежащими, — присуща всякому отдельному куску золота2. При­ знавая, что такие всеобщие, «универсаль­ ные» субстанции соответствуют не всем общим именам, а лишь некоторым, эти философы полагали в то же время, что