Лекция 2. «история развития политической мысли» Уважаемые господа студенты!

Продолжаем наше изучение политологии.

В рамках предлагаемой программы мы должны сегодня рассмотреть историческую трансформацию политических идей, их непростую эволюцию за всю писаную историю человечества и, в принципе говоря, во всех достойных этого предмета рассуждений цивилизациях.

Вполне понятно, что это порождает множество проблем, начиная с самой методики изложения (скажем, с уместности выделения этого материала в отдельную лекцию, а далее – выбора привлекаемых к рассмотрению периодов, цивилизаций, идей и пр. пр.).

Поэтому план лекции (3 часа) будет выглядеть сложным и неоднородным по своему содержанию, которое можно представить следующим образом:

1. Методологические проблемы изложения темы.

2. Поворотные моменты в истории политической мысли:

а) политическая философия эпохи осевого времени. Западноевропейский (античный) компонент;

б) политическая мысль Нового времени;

в) начало формирования современной политической науки (мейнстрим и экстрим).

3. Специфика развития политической мысли России.

4. Политические науки в ХХ веке.

1. Методологические проблемы изложения темы

В определенной степени нас выручит то, что проблематика темы сегодняшней лекции достаточно разработана. Следовательно, легко найти соответствующие учебники, пособия, монографическую литературу, начиная с нашего базового учебника (Политология. Под ред. В.Н.Лавриненко. Москва (любой год издания) [см. по списку литературы: 2, 3, 5, 6, 8, 9, 11, 15, 16].

Правда, в ряде учебников, либо делающих особый упор на современных подходах к политике, либо на теоретическом изложении политологии, данная тема не рассматривается вообще [см.: 4, 18].

Также есть вариант снятия исторической проблематики, так сказать, без комментариев [см.: 14]. И тогда – при чтении - современность буквально выпрыгивает, готовенькая, неизвестно откуда, как Афина, вышедшая во всеоружии из головы Зевса. Хотя сам по себе этот учебник политологии, специально созданный для экономистов, вполне хорош.

Такой подход, на наш взгляд, вряд ли полностью правомерен, ибо любая наука имеет определенную предысторию, без которой трудно полнокровно представить и оценить сегодняшние результаты любой науки.

Оригинальный вариант соотношения истории и теории политической мысли составляет содержание новой книги Т.А. Алексеевой. История идей политической философии излагается опосредованно, диахронически, характеризуя переход «от концепций к теориям»: от часто умозрительных философских построений к политической идеологии, общественной практике [см.: 1].

Что касается моих личных пристрастий, то уместнее всего, на мой взгляд, подавать исторические «вкрапления» по мере изучения отдельных тем, как это блестяще сделано в коллективной работе сотрудников МГИМО(У) [см.: 8]. Правда, если говорить о некоторых деталях, то тут не обошлось без серьезных изъянов, по крайней мере, в подаче исторической справки о К. Марксе [см.: там же, С.521]. Авторы умудрились отвести сообщению об этом величайшем мыслителе П тысячелетия (по опросам ВВС) места меньше, чем Ф. Энгельсу, в три раза меньше, чем М. Веберу. Даже меньше чем Б. Муссолини (!) и пр.

О том, что разработка исторической проблематики мировоззренческих дисциплин достаточно трудна, свидетельствует хотя бы специальная работа

К. Ясперса, адресованная, правда, историко-философским подходам к всемирной философии [см.: 22].

И еще одно характерное в этой связи мнение. Французский автор Филипп Бенетон в книге «Введение в политическую науку» прямо пишет: «Современный человек должен сделать усилие, чтобы изнутри познать предсовременную мысль» [2, С. 14].

Этот же автор, предлагая интересный вариант (в известной степени герменевтически ориентированный) понимания других эпох, мыслителей, называет один из разделов указанной выше книги «Об искусстве читать и искусстве писать» [там же, С. 13-18].

Не воспроизводя позицию данного автора, сообщим лишь один из его результатов: «Политический текст обладает тройным смыслом: смыслом явным, смыслом скрытым (в самом содержании) и смыслом невысказанным (в дискурсивном действии)» [там же, С. 16].

В дополнение к мнению Ф. Бенетона хотелось бы обратить Ваше внимание на следующую возможную классификацию произведений (трудов):

• по этапам развития самого автора:

«прологовые», «зрелые», «итоговые» - при нарастающей эволюции авторской позиции;

а при элементах самокритики, перемены точки зрения и пр. можно предложить следующие неологизмы для названия произведений: «тетические» - «атетичные»;

• по месту и доле в общем духовном наследии автора:

отдельное высказывание; обобщенное мнение; высказанная догадка; сложившаяся гипотеза; разработанная теория; осуществившаяся концепция; предложенная и принятая (не принятая) сообществом парадигма;

• по качеству самой мысли:

с семантических позиций:

- ясная, четкая, инвариантная, часто говорят, эксплицитная;

- неполная, внутренне свернутая, имплицитная;

с праксиологических позиций:

пропорции, так сказать, политической философии (умозрения) и политических технологий (эмпирии, практики) в содержании идей;

• по форме подачи материала:

- устная форма (личная беседа, общественное выступление);

- письменная форма (черновые наброски, заметки, незавершенные рукописи, подготовленные к печати материалы);

- опубликованные печатные (или ныне – размещенные в Интернете) интервью, статьи, книги (как изданные при жизни, в том числе переиздания с дополнениями, исправлениями, комментариями, так и посмертные публикации, в том числе с использованием записей учеников, последователей). Вспомним в этой связи судьбу идей Сократа, появление ряда работ Гегеля.

Очевидно, эту классификацию можно продолжать.

Весьма важной в этом отношении является проблема соотношения научного (или, по крайней мере, теоретического) и идеологического в той или иной доктрине.

Напомним: наука изучает действительность, опираясь на гносеологические понятия: истинное – неистинное и др. Идеология же развертывается как самосознание социальных групп и классов.

Поэтому отдельно стоило бы говорить о работах, несущих явный идеологический заряд, особенно на этапе возникновения той или иной доктрины. Тогда остервенелость неофитов носит чудовищный характер. Некоторую проблематику, связанную с этим также можно найти в книге Ф. Бенетона [см.: 2, 212-233].

Мы – в продолжение наших рассуждений - укажем еще на два варианта классификации:

первое - особенности воздействия того или иного автора на современников и на последующие поколения;

второе - качество искренности (в том числе и политической) самого творца. Подтвердим последнее ссылкой на фразу из письма Н. Макиавелли [цит. по: 2, С.70]: «Давненько я не говорю того, во что верю, и не верю в то, что говорю».

Иные стороны методологии историко-политических исследований поднимает один из авторов курса лекций по политологии из МГУ профессор О.Э. Лейст [см.: 13]. Он правильно отмечает, что ранг истории политической мысли как науки предполагает не просто феноменологическое изложение всего и всея, а, прежде всего, поиск закономерностей развития политической мысли, особенно при адресовании этих материалов непрофессионалам.

Приведем ряд формулировок закономерностей развития политической мысли, которые отмечает указанный автор.

Так, О.Э. Лейст констатирует, что ни один мыслитель не обходится без использования - прямого и косвенного - результатов предшественников.

Вместе с тем, добавим мы, ссылаясь на Ф. Бенетона: «Мысль ущербна, если она развивается на основаниях, представляющих собой лишь унаследованные идеи» [2, С. 5]. И еще одно важное уточнение Ф. Бенетона: «История развития мысли не носит совершенно линейного характера» и, скажем, Макиавелли более радикален, чем Монтескье [см.: там же, С. 69].

Далее, по мнению ученого из МГУ, становление и развитие идей, включая политические, происходит через борьбу противоположных тенденций, конкуренцию взглядов.

Также О.Э. Лейст формулирует такую закономерность: рост влияния одной идеи заставляет ее противников корректировать свою позицию и т. п.

Кроме того, подчеркивается, что внимание должно уделяться не только прогрессивным идеологиям, но и реакционным.

Убедительно указание на недопустимость вульгарного социологизма. К примеру, нелепо всегда и всюду искать классовые корни, деятельность огромных масс и пр. (например, в оценке восстания декабристов) [см.: 13,

С. 17].

Интересной представляется также ссылка проф. О.Э. Лейста на мнение

З.М. Черниловского. Последний отмечает, что в развитии духовных продуктов «куда больше исключений, чем закономерностей, уже по той причине, что в реальной истории политико-правовой идеологии одна ложная идея не раз опровергалась другой, не менее ложной» [цит. по: 13, С. 64].

Причем доктрина, рождаясь, как правило, под непосредственным воздействием социально-политической обстановки, вместе с тем несет отпечаток личности ее творца, тем более в ситуации отсутствия порой прямого социального заказа.

Особый круг проблем представляет собой реализация тех или иных идей. Как правило, идеи при своем воплощении либо претерпевали существенные деформации, «либо осуществлялось лишь то, что в самой доктрине было обобщением уже существующей государственно-правовой практики» [там же, С. 67].

Полагаю, что следует согласиться с мнением ученого из МГУ, когда он при всей изменчивости прорблематики политической мысли вместе с тем констатирует определенные непреходящие («вечные») проблемы политической мысли: прежде всего это ситуации политического отчуждения; а также, начиная с эпохи Нового времени, - роли гражданского общества…

Значимой представляется констатация неравномерности развития политико-правовой мысли. Так, по мнению того же О.Э. Лейста, периоды взлета приходятся на время перехода от одного строя к другому (формации), либо связаны с обострением внутренних противоречий развития страны [см.: там же, С. 32].

Надеюсь, что изложенное позволяет перейти непосредственно событиям из истории политической мысли.