9414

260

сверхжелаемое. Если предположить, что, возможно, имела место (продолжающаяся и сегодня) эмерджентная эволюция в линии «неизвестность – ничто – бытие – человек»5, то множество суждений о неизвестности может возрастать неограниченно. Но в любом случае очевидно и то, что коренной статус неизвестности заставляет язык быть сослагательным, модальным, пробабилистическим. Он становится и молниеносным, и сверхосмотрительным, дерзким и осторожным, многоухим и многоглазым, тяготеющим к 360-градусной, круговой, точнее шарообразной обзорности. Он становится мягким, гибким и пластичным до бесконечности и также упорным и настойчивым, целеустремленным. Дыхание неизвестности делает слово и логику суждений о ней беспредельно открытыми, свободными и рискованными, даже катастрофичными и по своей интенции сверхмощными.

Отступая на шаг от темы языка, нужно сказать и о мышлении, связанном с неизвестностью. В свете главной темы выясняется, что мышление не эссенциально и не субстанциально, оно – процессуально, поскольку является функцией мозга. Но это продуктивный процесс, его продукты – слово, мысль, суждение… Ну а как с мыслью? Является ли она субстанцией или процессом? Скорее всего, она по своей форме виртуальна, а по своему содержанию универсальна, т.к. схватывает и субстанции, и вещи, и процессы, и сущности, и даже то, чего нет или что неизвестно. Почеркнем, что по форме мышление как и сознание суть феномены несуществования, ничто. Поэтому и мышление, и то, что в нем – суть неэкзистенциальное, а отраженное или феноменальное, в том смысле, что

ито, и другое дано не в форме существования, а в форме ничто. Это еще раз подтверждает мое предположение, что мышление, сознание – это модификация ничто, одна из форм его проявления6.

Когда мы усматриваем неизвестность в человеческом существе, то это позволяет модифицировать в ее свете и стиль мышления. В частности, чтобы оно было релевантным неизвестности, можно попытаться сделать его пробабилистическим, открытым, фаллибилистичным, дивергирующим, синтезирующим

испектрально-выбирающим мышлением. Его спектральность будет в таком случае состоять во включении в ход мышления и его предметную сферу как можно большего числа относящихся к делу действительностей или проблематики и максимально реалистическую процедуру принятия решений. Более конкретными чертами неизвестностной логики и мышления являются компромисс (понимание некоторого возможного несовершенства или потерь в полученном результате), принятие во внимание принципа выбора наименьшего из зол, до-

5Одной из метафизических гипотез новой, расширенной метафизики является допущение происхождения или генезиса субстанций, предположение о том, что исходным пунктом в некоем эмерджентном процессе является неизвестность, порождающая одновременно бытие (что) и небытие (ничто). Имеющий место космоэволюционный процесс в какой-то момент проводит к появлению человека. Располагаясь на пике этого процесса, человек тем самым воплощает в себе не только базовый «материал» мира (бытие, ничто и неизвестность – ведь мы из них и сделаны), но и выражает их с наибольшей познавательной и креативной силой.

6Разумеется, мышление как биохимический процесс – это не ничто, но мышление здесь рассматривается со стороны его содержания, когда оно становится «ничтойной» формой содержания, абстрактной логикой и т.д., т.е. когда оно понимается как динамическое многообразие форм, заключающих в себе какие угодно содержания, т.е. того, что мыслится.)

261

пущение паллиативных решений, оптимизация как выбора, так его результатов и т.д.

Неизвестностная логика определяет и специфику суждений о ней. В целом можно сказать, что если суждения о бытии, т.е. о том, что есть, суть суждения аффирмативные (бытие – это «да»), а суждения небытия суть суждения отрицательные (ничто это – « нет»), то суждения неизвестности – это «не знаю» во всем спектре их модификаций: от «неизвестно» до «вероятно», «быть может», «кажется» и т.д. Логика неизвестности локализирует себя в модальной и вероятностной логике. Тем не менее в этих разделах логики неизвестности, как и ее понятийный аппарат в целом отражены далеко не полностью.

Разумеется, в рамках главы невозможно дать даже краткий набросок того, что выше было названо дополненной классической метафизикой. Можно только очень схематично набросать ее каркас. В общем виде это будет выглядеть так.

Категория «неизвестность» и ее место в системе смежных категорий.

Дефиниция феномена неизвестности играет решающую роль в дальнейшем его анализе и выступает одновременно и как завязь предлагаемой метафизической гипотезы. Этимология и семантика неизвестности позволяют провести демаркацию между нею и другими одноуровневыми понятиями и вместе с тем приоткрывают завесу неизвестности в силу того удивительного факта, что в своей данности и смыслах язык уже в акте именования несет в себе и на себе отпечаток неизвестности7. Не меньшее значение имеет и отграничение, так сказать, трансцендентальной неизвестности от трансцендентной. Ключом к решению этой задачи может быть подход Канта, который трактовал трансцендентальное как сферу возможного конструктивного опыта, а трансцендентное как область

выходящего за рамки всякого возможного опыта. Позитивная метафизика, по моему мнению, не должна выходить за рамки трансцендентального. Она может позволить себе отдать мышление о трансцендентном мистикам и богословам, поскольку предпосылкой всяких суждений о выходящем за рамки возможного опыта может быть лишь вера и иррациональные интуиции, видения и всякого рода смутные предчувствия. К «онтологической» части расширенной метафизики действительности относится установление сходства и различий между тремя фундаментальными измерениями мира: его бытием, ничто и неизвестностью. К этой части проекта относится весьма обширная проблематика качеств субстанции как таковой, а также характер межсубстанциальных коммуникаций между базовыми составляющими мира.

Условно говоря, гносеология неизвестности предполагает прояснение вопросов о ее собственно «знаниевом» статусе. Это не только вопрос о возможностях познания невозможного, но и о специфике опознания, схватывания и удержания непознаваемого «неизвестно каким образом», как и вопрос о воз-

7 Существует, по меньшей мере, два феномена, в которых очевидно присутствие всех трех действительностей мира. Это человек и язык. Первый – наиболее полное и творческое воплощение бытия, ничто и неизвестности. Второй – отражение этих трех измерений мира, даже, как кажется, независимо от невольных или преднамеренных усилий человека именовать, высказываться, говорить, поскольку, по мнению некоторых философов, язык – это способ, каким бытие выражает и артикулирует самого себя.

262

можности самого сказывания о нем, о его наличном языки и тезаурусе. Большим подспорьем для фиксации неизвестности являются те психические состояния и переживания, которые человек испытывает при острых столкновениях с неизвестностью. Вербализация этих состояний открывает заманчивые перспективы проникновения в эту действительность. Психология неизвестности – это вход на территорию неведомого. Эти же состояния заключают в себе, пусть и в неразобранном виде, инструменты доступа и входа в неизвестность. Их идентификация, анализ и систематизация – нетронутая территория того, что условно можно назвать гносеологией неизвестности. Такие слова, как «опознание», «нащупывание», «угадывание», «переживание», «ощущение», «аффицирование» только приблизительные подступы к отысканию более адекватных понятий.

Когда мы говорим об опознании неизвестности, то важно различать слова, указывающие на путь к ней, и слова, означающие чувства и переживания, испытываемые нами в результате взаимодействия с неизвестностью. Последние суть следствия, а не пути в неизвестность. Реестр следствий весьма обширен: от восторга и счастья до подавленности и ужаса. Это, разумеется, не значит, что неизвестность и есть счастье или страх. Но и по следствиям, косвенно мы может восходить к опознанию непостижимого.

Теоретически, радикальным способом проникновения и овладения неизвестностью может быть обретение человеком статусом неизвестности, однокачественности с нею, чтобы упала сама перегородка между ним и нею. Это трудно себе представить, поскольку человек не только неизвестность, но и бытие и ничто. Стать тотально неизвестным означает освобождение человека от его собственного бытия и ничто. Вопрос это не только метафизический, но и крайне темный. Можно только лишь абстрактно указать на неведомые возможности будущих технологий. Любопытно в этой связи указать на технологии виртуализации человека в современных компьютерных науках, когда строятся электронные модели человека и сознания и материализуются на в формах человеческой телесности, а «в железе». Если здесь и допустимо говорить о человека, то мы имеем воплощенной внутренний мир человека, лишенного собственного бытия, плоти. В каких формах можно «вынести» из человека его неизвестность, отделить ее от его бытия и ничто представляется сегодня вопросом, который никто еще не пытался решить8.

Корневым является вопрос о статусе и качествах неизвестности, то, что в случае с бытием мы могли бы отнести к разделу онтологии. Но в данном случае ни о каком бытии как таковом речь не идет. Неизвестностная «онтология» может проясниться за счет обратного – отодвигания всякого бытия и познанного от неизвестности. Здесь, в первую очередь, нужно провести различие между познаваемым и неизвестностью в том числе и за счет вышелушивания из нее того, чем она не является. Чаще всего в неизвестность включают то, что условно можно назвать квазинеизвестностью. К последней относится по преимуществу

8 К вопросам антропологии неизвестности относится поиск ее локации в человеке. Наиболее очевидным феноменом неизвестности оказывается в данном случае человеческое Я. (3. 183 - 198).

263

то, что ещё-неизвестно, но познаваемо и рано или поздно будет таковым. В собственном смысле неизвестность всегда была, есть и будет таковой. То, что познаваемо, может быть отнесено к тем или иным формам бытия, которое складировано внутри неизвестности, но не является ею. С течением времени это хранящееся на «складе» неизвестности выходит из нее по разным причинам, в основном в процессе познания еще не познанного, но познаваемого. Сама по себе неизвестность продолжает быть таковой, ее сущность и субстанциальность от этого не изменяются.

Ко второй формой квазинеизвестности относится ничто (отсутствие, лишенность и т.д.). В процессе человеческого познания и деятельности её пути выхода из неизвестности отмечены фактами ошибок, заблуждений, забвения, в целом, всего того, что связано с отрицательными суждениями (нет) и обнаружением отсутствия чегоили кого-либо. «Выделение» из себя бытия и ничто представляет собой одну из стратегических линий взаимодействия трёх субстанциальных действительностей. Эти взаимодействия уникальны и отнюдь не симметричны. Так, если все что ни есть конкретное может быть ничем, скажем, перейти в прошлое, стать им, качественно измениться или превратиться в нечто иное, то переход в неизвестность бытия или ничто оказывается невозможным. В процессе творческой деятельности из небытия возникают новые формы бытия. Отношения в связке «бытие – ничто» реверсивные и обоюдные. Неизвестность работает иначе. Она открывается бытию и ничто, но отдает только то, что ей не принадлежит – вещи, идеи, законы природы или, напротив, их отсутствие, заблуждения, «глупые места», ложь, ошибки и т.д.

Введение в число первооснов неизвестности позволяет переосмыслить проблему фундаментальных, межсубстанциальных коммуникаций. Новые уровни и масштабы общения с окружающей средой, достижение человеком планетарной мощи и проникновение разума человека в невероятные глубины макро- и микромира по-новому ставят вопросы его коммуникаций с фундаментальными реальностями природы, ничто и неизвестности. Признание не только личностного, культурного, социального или политического плюрализма, но и плюрализма несводимых друг к другу реальностей человека, общества, бытия, ничто и неизвестности требует от нас нового мышления, поисков таких принципов, прав и свобод в области транссубстанциальных коммуникаций, которые породили бы не только новую лексику, но и наполнили старую новым смыслом.

В целом можно сказать, что в этой области существует асимметрия взаимных прав и свобод, так же, как и их частичное совпадение. Сегодня мы можем описать их только приблизительно и абстрактно. Среди этих прав и свобод как принципов поведения в сфере коммуникации между субстанциальными ре-

альностями приоритетным является признание права природы (бытия), челове- ка, ничто и возможно, даже неизвестности на существование в своем собст- венном первородном виде; право на их идентичность, самосохранение, воспро- изводство и саморазвитие; право на частичное единство и «родственность» друг по отношению к другу, на фундаментальные различия и разрыв между ними, в том числе и человеком; право на объективность, то есть право на су-

264

ществование независимо друг от друга, от человека, его деятельности и по-

знания. Объективность в некотором смысле совпадает здесь с принципом или правом свободы как автономии и независимости существования базовых реальностей. Принцип свободы — это и право субстанций существовать таким образом, чтобы собственные законы или «беззакония» бытия или небытия или неизвестно чего превалировали в них «естественным» образом, чтобы они не подвергались существенному, субстанциальному возмущающему вмешательству человеческого познания и практики, чтобы не нарушалась «естественная» согласованность их порядка и беспорядка, космоса и хаоса и т. д. Учет принципа causa sui, составляющего актуальную основу каждой реальности, требует признания права человека, общества, бытия, небытия и неизвестно чего быть или не быть, «существовать» на своей собственной «основе» в «согласии» с собой и, возможно, в «согласии» с принципом частичной взаимной интеграции между собой.

Принцип различия и нередуцируемости реальностей включает в себя признание неправомерности или частичной правомерности приписывания природе

идругим реальностям качеств, ценностей и стандартов, составляющих качества

иценности человеческой и всякой иной реальности. Это означает, что такие понятия как добро, зло, красота, угроза, справедливость, анонимность, молчание, скрытость и т.д. не имманентны или, возможно, не имманентны другим субстанциальным реальностям и могут ущемлять их право на идентичность, а человека ввергать в заблуждение и иллюзии или ставить его существование под вопрос. Наконец, это признание за ними права на не выражение ими понятным нам языком согласия или несогласия с перечисленными здесь принципами. Иначе говоря, это их право на некое «безмолвие» в наших диалогах с ними или «молчание» относительно того, что «рабочим языком» наших переговоров и соглашений является язык человека, а не их собственный. Неправильно считать, что природа разговаривает с нами только на языке законов, открываемых человеком. Право всех внечеловеческих реальностей на свою субстанциальность влечет за собой их право на не гарантированность, вероятностность, фоллибилистичность, рискованность, не абсолютность, взаимную асимметричность, свободу, открытость, непредсказуемость, не окончательность и незавершенность любых транссубстанциальных коммуникаций.

Проблема свобод и прав в области отношений «человек — универсум» во многом носит пробабилистический, гипотетический и вопрошающий характер. Сложность состоит в том, что эта область отношений только частично может подлежать методам научного, рационального, этического и эстетического познания и оценки. Это вызвано самой природой отношений с открытыми и бесконечными реальностями, некоторые из которых, например, ничто и неизвестность, требуют особых способов осознания и опознания.

Столь же радикально необходим пересмотр антропоморфного отношения к миру. Казалось бы, что антропоморфизм – давно пережитый недостаток человека. Но только с первого взгляда. Преодолев магические и иррациональные антропоморфные верования, и представления, мы не изжили то, что лежит в глубине антропоморфизма и питает его. Это онтологический и аксиологиче-

265

ский антропоцентризм и заключенный в нем особого рода эгоизм. Чего бы мы не делали в отношении охраны природы или защиты животных, мы чаще всего руководствуемся прагматизмом, мыслью или установкой на то, что в конечном счете это идет на пользу нам, людям, а не природе или животному миру. Преодолеть это лукавство далеко не просто, тем более внутренних проблем у человечества не становится меньше. На сегодня не существует «дорожной карты» освобождения от антропоцентризма и перехода от него к метафизическому субстанциальному плюрализму мышления и действия человека. Тем не менее можно указать хотя бы некоторые шаги в этом направлении. Большое значение имеет выработка навыка усвоения языка бытия, ничто и неизвестности. Общение с ними не должно быть сведено к эффекту эха, ведь чаще всего мы подменяем язык субстанций языком человека и слышим скорее себя, чем иное.

Человек высшая ценность и приоритетная действительность по отношению к себе, но относительная по отношению к бытию, ничто и неизвестности. Сочетания своего рода абсолютизма (в онтологическом и аксиологическом смысле) по отношению к себе необходимо должно сочетаться с признанием человеком своей относительности в коммуникациях с бытием, ничто и неизвестностью. Нечто аналогично мы могли бы ожидать и от наших фундаментальных «партнеров мира». Столь же решительно нужно ревизовать и термин «антропоморфизм». Мы смотрим на мир своими глазами и видим создаваемую человеком и миром картину действительности. Человеческий фактор кажется здесь неустранимым. Но можем ли мы с уверенностью утверждать, что эта картина мира соответствует ненаблюдаемой нами реальности? Скорее всего нет.

Казалось бы, что антропоморфизм – давно пережитый недостаток человека. Но только с первого взгляда. Преодолев магические и иррациональные антропоморфные верования и представления, мы не изжили то, что лежит в глубине антропоморфизма и питает его. Это онтологический и аксиологический антропоцентризм и заключенный в нем особого рода эгоизм. Чего бы мы не делали в отношении охраны природы или защиты животных, мы чаще всего руководствуемся прагматизмом, мыслью или установкой на то, что в конечном счете это идет на пользу нам, людям, а не природе или животному миру. Преодолеть это лукавство далеко не просто, тем более внутренних проблем у человечества не становится меньше. На сегодня не существует «дорожной карты» освобождения от антропоцентризма и перехода от него к метафизическому субстанциальному плюрализму мышления и действия человека. Тем не менее можно указать хотя бы некоторые шаги в этом направлении. Большое значение имеет выработка навыка усвоения языка бытия, ничто и неизвестности. Общение с ними не должно быть сведено к эффекту эха, ведь чаще всего мы подменяем язык субстанций языком человека.

Чтобы повысить свои шансы на адекватность картины мира, важно услышать в ней голоса и язык самих бытия, ничто и неизвестности. Это, пожалуй, самое сложное в ситуации транссубстанциальных коммуникаций. Главным препятствием на этом пути является изначальный выбор человека в пользу бытия. Ничем так не обеспокоен человек, как бытием. На протяжении всей своей истории он занимался в основном овладением материей мира, его предметами и

266

вещами. Возник и продолжает торжествовать то, что можно назвать «бытиецентризмом». Ничто и неизвестность воспринимались и воспринимаются с большой осторожностью, порой страхом и неприязнью. Ничто представляется, прежде всего, как небытие, смерть, а неизвестность больше пугает людей, чем интересует и притягивает. В народе говорят «из ничего ничего не бывает», «на нет и суда нет», «что о том и говорить, чего не варить!» Да, ничто и неизвестность – не кусок мяса, в кастрюлю не положишь. Но тем не менее, и то и другое нужно научиться «переваривать», научиться жить с этим, коммуницировать с этим и получать определенные результаты. Таков императив адаптации к первоосновам мире, таково условие фундаментальной укоренённости человека в мире.

В заключении о том, каковы особенности наших отношений с неизвестностью. В самом общем смысле задача человека научиться жить не только с бытием, «да» мира, но и с ничто, «нет» мира и неизвестностью, «может быть да, может быть нет, может быть все, что угодно» мира. Легко выделить основные линии соприкосновения человека и неизвестности. Это познавательное усилие опознать неизвестность, это наши психологические связи с ней, это и экзистенциальные состояния, в которых граница между человеком и неизвестностью рассеивается, и он погружается в нее, становясь неизвестностью, обуреваемый прямо противоположными переживаниями и мыслями. Столь же значимы и ценностные аспекты отношений человека с этим измерением мира. Она притягивает нас как область чего-то бесценного и невероятного: ведь в нем все возможно. Если неизвестность в состоянии обмануть язык, то человека ей обмануть не удается. Мы «чувствуем» неизвестность. Точнее, это психоинтеллектуальное, хотя, возможно, и инстинктивное реагирование, переживание неизвестности, а не ее восприятие какими-то органами чувств. Погружаясь в ее пучины на пиках нашего существования, мы, по крайней мере постфактум осознаем, что вся наша жизнь замешана на неизвестности, которая, как некий поток, без каких-либо гарантий держит на себе плот нашего бытия. Наша плоть и разум являют собой смесь бытия, ничто и неизвестности. Бесконечно обширная подводная часть айсберга – вот что такое мы как живая неизвестность. Она знаменательна тем, что обрамляет «начало» и «конец» жизни каждого из нас. Все и каждый «не знают» ни того, ни другого, между тем, мы знаем, что приходим из неизвестности и в неизвестность уходим. Смерть – эвфемизм неизвестности, то, чем мы себя напрасно стращаем.

Ценностный аспект общения с неизвестностью исключительно значим. Вся наша познавательная деятельность мотивируется тягой к неизвестности, она – универсальный и единственный предмет всякого познания. Известное не познается, познается неизвестное, которое всегда «откупается» чем-то иным, не даваясь нам как таковое.

Несмотря на то, что неизвестность пронизывает нас, что мы часть этой реальности, нам все еще не удается установить с ней полномасштабную транссубстанциальную коммуникацию. Не помогает и то, что мы живем не только «по знанию», но и неизвестно как, неизвестно зачем, неизвестно почему и т.д. С точки зрения неизвестности – это вполне естественно, иначе и быть не может.

267

Лев Шестов говорил, что задача философии научить человека жить в неизвестности. Это признание несомненной ценности философии в опознании неизвестности. Если же взглянуть на все шире, то долгом и привилегией философии является дело «обучения» человека жить и в неизвестности, и в бытии, и в ничто, и в обществе, и в самом себе. Жить достойно и человечно. В идеале так, чтобы это была универсальная жизнь в многополярном Универсуме первореальностей, так, чтобы и в нас универсальным образом запечатлевались эти реальности, не обременяя и не обременяясь никем и ничем. Эта вдохновляющая и максималистская задача восходит все к той же звезде, несмышлено именуемой нами Неизвестностью.

Список использованной литературы:

1. Гусев А.И. Современный человек существует в мире неопределен-

ности // http://institut.smysl.ru/article/gusev.php; Гусев А.И. Толерантность к не-

определенности как составляющая личностного потенциала / Личностный потенциал: структура и диагностика / Под ред. Д. А. Леонтьева. М., 2011.С. 300 –

329.

2.Кувакин В.А. Время и пространство в светотенях неизвестности. Метафизические размышления / В.А. Кувакин // Пространство и Время. – 2016.

–№ 1 – 2 (23 – 24). – С. 101 – 109. Стационарный сетевой адрес: 2226- 7271provr_st1_2-23_24.2016.21. Кувакин В.А., Ковалева В.П. Неизвестность. М.

–Ижевск, 2006; Кувакин В.А. Непостижимое Семёна Франка. Эссе о неизвестности. М., 2014.Кувакин В.А. Человек в мире действительностей // Вестник МГУ, серия 7, философия, 2005, № 3. С. 1 – 13.

3.Кувакин В.А. Я-воззрение и служба собственной безопасности че-

ловека // Философия искусственного интеллекта. Материалы Всероссийской междисциплинарной конференции, посвященной шестидесятилетию исследований искусственного интеллекта, 17-18 марта 2016 г., философский факультет МГУ имени М.В. Ломоносова, г. Москва / Под ред. В.А. Лекторского, Д.И. Дубровского, А.Ю. Алексеева. – М.: ИИнтелл, 2017. – 332 с. – ( Сер.: Философия искусственного интеллекта). – ISBN 978-5-98956-012-7; Кувакин В.А. Ретроспектива виртуальности / Цифровое общество как культурно-исторический контекст развития человека: сборник научных статей и материалов международной конференции "Цифровое общество как культурно-исторический контекст развития человека", 11-13 февраля 2016, Коломна, место издания Государственный социально-гуманитарный университет Коломна, с. 215 – 220.

4.Леонтьев Д. А. Новые ориентиры понимания личности в психологии: от необходимого к возможному // Вопросы психологии, 2011, № 1.

5.Личностный потенциал: структура и диагностика / Под ред. Д. А. Леонтьева. М., 2011.

6.Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М., 1986.

7.Талеб Н.Н. Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости. М., 2012; Талеб Н.Н. Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса. М. 2013.

268

8.Франк С.Л. Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии. С. 279.

9.Франк С.Л. Предмет знания. Об основах и пределах отвлеченного знания. Петроград, 1915.

10.Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. Опыт адогматического мышления. Л.: Изд-во ЛГУ, 1991.

11.Шестов Л. На весах Иова. Странствования по душам. Париж, 1975.

С. 162.

12. Kelly G.A. The Psychology of the Unknown / New Perspectives in Personal Construct Theory. Ed. D. Bannister. New York: Academic, 1977.

269

НАШИ АВТОРЫ:

Афанасьева Вера Владимировна

Доктор философских наук, профессор, ФГБОУ ВО «Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского», г. Саратов, Российская Федерация, E-mail: veraafanasyeva@mail.ru

Владимиров Александр Анатольевич

Доктор философских наук, профессор, ФГБОУ ВО «Волжский государственный университет водного транспорта», г. Нижний Новгород, Российская Федерация, E-mail: Vladimirov-1945@mail.ru

Гумницкий Григорий Николаевич

Доктор философских наук, профессор. ФГБОУ ВО «Ивановский государственный политехнический университет», г. Иваново, Российская федерация.

Данилова Вера Софроновна

Доктор философских наук, доцент, ФГБОУ ВО «Северо-Восточный Федеральный университет», г. Якутск, Республика Саха (Якутия), Российская Фе-

дерация, E-mail: nikozh@gmail.com

Дуплинская Юлия Михайловна

Доктор философских наук, доцент, ФГБОУВО «Саратовский государственный технический университет имени Гагарина Ю.А.», г. Саратов, Россий-

ская Федерация, E-mail: duplinskayay@mail.ru

Ерахтин Арнольд Валентинович

Доктор философских наук, профессор, ФГБОУ ВО «Ивановский государственный политехнический университет», г. Иваново, Российская Федерация,

E-mail: erakhtinav@mail.ru

Желтов Юрий Васильевич

Кандидат философских наук, кафедра философии и истории мировоззрения ФГБОУ ВО «Нижегородский государственный педагогический университет (НГПУ) им. Козьмы Минина», г. Нижний Новгород, Российская Федерация.

E-mail: o.smorodova@yandex.ru