
книги из ГПНТБ / Ильин, В. А. Формула ускорения
.pdfтикантом-рулевым на одном из |
пассажирских су |
дов линии Горький — Астрахань. |
Алексей выслу |
шал мои восхищенные ахи по поводу капитана с |
«Лося» Белова и сказал:
— Это что. Вот на «Гончарове» капитан, это да! Фамилия ему Белодворцев, зовут Андрей Иванович. Представляешь, немцы бомбят город. Самолеты за каждым катером на Волге охотятся, а он на своем пароходе раненых возит. На тентовой палубе крас ный крест нарисован, а фашисты все равно норовят либо бомбу кинуть, либо из пулеметов прошить. Да не больно-то... Зенитчики из счетверенных устано вок как дадут им! А тут капитан еще маневром об
хитрит |
стервятника... |
За |
две навигации, |
представ |
ляешь, |
почти пятнадцать |
тысяч раненых |
перевез. |
|
А зимой, я об этом |
сам в приказе по пароходству |
читал, он вместе с матросом Афанасьевым из Горь кого в Сталинград доставил набивку для сальников и олово для подшипников, это для пароходов, кото рые там зимовали.
Алексей еще долго рассказывал мне о капитане Белодворцеве, о том, что речником он стал, когда ему тринадцать стукнуло. Сначала кочега ром работал, затем в верхнюю команду подался. Плавал штурвальным на «Абхазии», старшим
рулевым |
на «Спартаке», |
лоцманом на «Чичери |
не», на |
других судах. |
Летом плавал, а зимой |
учился в речном техникуме, ставшем затем учили щем.
Услышав про то, что Белодворцев кончал наше речное училище, я уже не стал сердиться на Алек сея, превозносившего капитана с «Гончарова». Бо лее того, мне даже захотелось поглядеть на него и, может быть, даже познакомиться.
109
Желанию этому осуществиться было суждено, но не так скоро, как хотелось.
Я встретился с капитаном Белодворцевым на теплоходе, который шел .из Саратова в Горький. Было это лет через семь после того, когда я впервые услышал его фамилию. На этом теплоходе третьим штурманом ходил, как говорят волгари, мой знако мый по речному училищу. Он-то и попросил капи тана Белодворцева, чтобы мне разрешили подни маться на тентовую палубу. И вот каждый вечер я поднимался наверх, усаживался на скамейку перед рубкой и слушал неторопливую беседу капитана, вахтенного штурмана и рулевого.
Помнится, конец лета в том году выдался жар ким и сухим. Небо по ночам заволакивали тучи. И в этой темноте ярче, чем обычно, горели цветные огни бакенов, створных знаков и перевальных стол бов. Духота не проходила даже с наступлением ночи.
На горизонте мелькали зарницы. От их всполошных просверков мгновеньями на реке делалось светло, но не так, как, скажем, от вспышки свароч ной дуги, нет, свет был каким-то притушенным, не ярким.
Когда теплоход, повинуясь изгибам русла, прохо дил возле берега, с лугов веяло пересохшим разно травьем, слышно было, как орут лягушки, и лицо ощущало порывы теплого, сухого воздуха. Так вот и осталось на всю жизнь воспоминание об этих но чах, да пуще того: врезались в память слова тех дав нишних рассказов капитана Белодворцева.
О чем мы говорили в те грозовые августовские ночи? Конечно, будь я в ту пору журналистом, не пременно, наверное, сохранил бы блокнот с каки
110
ми-то заметками и смог бы легко восстановить суть наших разговоров. Но я учился на четвертом курсе водного института, готовился стать инженером-су- достроителем, естественно, мне и в голову не прихо дило записывать всякий разговор.
В рубке темно и тихо. Лишь изредка негромко погромыхивает сервомотор рулевой машинки, когда вахтенный повернет штурвал, да донесется с кормы шум воды, вспаханной пером руля. В Жигулях, ко торые мы прошли днем, нам повстречался теплоход «Память тов. Маркина». Вечером Белодворцев вспом нил об этом, завел разговор о легендарном комисса ре. Совсем юным Белодворцев видел корабли Волж ской военной флотилии, когда она шла летом девят надцатого на помощь осажденному Царицыну, с боя ми прорывалась к Астрахани. Он рассказывал о ли хом отряде десантников, которым командовал Ко жанов, говорил о том, что речники создали целый добровольческий экипаж канонерки и назвали судно «Волгарь-доброволец». От него впервые услышал я, что Иван Сергеевич Мореходов, который преподавал в речном училище, участвовал в боевых действиях флотилии.
Я слушал капитана, и передо мной словно ожива ла история Волги. Не было в его словах патетических восклицаний, он не клялся в любви к реке. Он посме ивался, когда говорил, что знакомый боцман с «Ра дищева» чуть не на каждой стоянке сходит с парохо да на берег и непременно макает ладонь в реку — здоровается. И так же с улыбкой замечал: конечно, это чудачество, но весной, когда из затона уходят, сам непременно велит рулевому свистеть, знает, что такие свистки всем, кто живет на Волге, радость приносят.
Ш
Он помнил массу присловий и поговорок про каж дый город или село, мимо которых проплывал: стоит Балахна полы распахни; Татинец — всем ворам кор милец; от Решмы до Кинешмы палкой докинешь ли? А почему горы Жигулями называются? Потому что бурлаки там костры жгли. Почему астраханцев на рекли чилимниками? Потому что любили лакомить ся водяным орехом — чилимом.
Он поразил меня (без пяти минут инженера) рас сказом о том, что есть на Волге теплоход «Максим Горький», который может развивать такую скорость и «тащит» за собой такую волну, что полным ходом ему не разрешают ходить. Со всем пылом юности я начал сомневаться, но капитан спорить со мной не стал, а сказал, и тем убедил меня, что теплоход этот построили специально для Алексея Максимовича и Горький на нем дважды прошел по Волге и Каме. И добавил, что это было после смерти сына Горь кого...
Я пишу сейчас о той встрече с капитаном Белодворцевым и думаю: главное, пожалуй, заключалось в том, что он сумел показать мне Волгу какой-то новой. За те пятеро суток, что шли мы из Саратова до Горького, он сумел многое сделать, чтобы укре пить во мне любовь к реке.
И сейчас остается только жалеть о том, что за все последующие годы судьба не часто сводила меня с Андреем Ивановичем, прошло немало времени, прежде чем состоялась наша следующая встреча.
Дизель-электроход «Советский Союз» стоял в Горьком под парами: через несколько часов он по дойдет к пассажирскому причалу и возьмет первых туристов в рейс до Астрахани. Вахтенные матросы и проводницы наводили последний лоск.
112
В каюте у Андрея Ивановича хозяйничала жена, поэтому мы расположились в носовом салоне. Я знал кое-что о жизни Белодворцева за те годы, что не виделись. Уже десять лет отплавал Андрей Ива нович капитаном дизель-электрохода «Советский Союз», однотипного с флагманом волжского флота дизель-электроходом «Ленин». Два ордена Ленина украсили его грудь. Стал капитаном трехпалубного судна «Г. В. Плеханов» один сын — Борис. Второй сын, Александр, получил должность заместителя начальника Волго-Донского пароходства, дочь Нина успешно работает в конструкторском бюро Минис терства речного флота.
Неожиданно вспоминаю, что за эти годы у нас с Андреем Ивановичем была еще одна встреча. Впро чем, ее и встречей-то трудно назвать. Произошло это в июне 1960 года. Сормовичи в ту пору по строили «Метеор» — судно на подводных крыльях. Главный инженер конструкторского бюро по судам на подводных крыльях Николай Алексеевич Зай цев со своими товарищами отправился на нем из Горького в Москву. В число пассажиров первого рейса посчастливилось попасть и мне.
Мы знали, что обычные суда тратят на этот путь около трех суток. «Метеор», по расчету, должен был успеть в Москву за тринадцать часов. Еще было известно, что впереди идет в столицу дизельэлектроход «Советский Союз», который вышел из Горького на сутки раньше нашего «Метеора». К де
вяти часам |
вечера мы нагнали |
дизель-электро |
ход. |
внимание на нашего |
капитана,— ска |
— Обрати |
зал мне Зайцев, находящийся в рубке «Метеора».— Видишь, как ликует. А знаешь, почему? На «Совет
113
ском Союзе» у нашего Евгения дядя служит капи таном.
И тут я вспомнил, что действительно, фамилия у нашего капитана-дублера тоже Белодворцев. И еще мне подумалось, что в этой мимолетной встрече есть нечто большее, чем случайность. Скорее, это зако номерность нынешней жизни Большой Волги и ее людей.
Я рассказал Андрею Ивановичу об этой встрече. Он ответил, что такой эпизод впрямь был, но он не успел даже выйти из каюты, чтобы полюбоваться «Метеором»— так быстро пронесся крылатый ко рабль мимо дизель-электрохода.
— И то,— Иван Андреевич вздохнул,— наш идет двадцать семь километров в час, а «Метеор» почти семьдесят... Не хотелось ли бы мне командовать та ким судном? Нет уж, как говорится, каждому свое. Я ведь, посчитать, ровнехонько пятьдесят навига ций за плечами имею. Всякого нагляделся. Помню еще время, когда в учебниках утверждали, будто гребные винты дают настолько малый коэффициент полезного действия, что не могут конкурировать с гребными колесами.
Заметив, видимо, мою недоверчивую усмешку, Андрей Иванович переспросил:
— Не верите? У меня такие книги хранятся, спе циально держу... Большие специалисты были в те годы профессора Близняк, Акулов, Орлов, но и они боялись загадывать, какой наша Волга будет. О чис то пассажирских судах даже и не упоминали. Это уж потом профессор Керичев такой проект сделал, по которому и наше судно построили, и флагмана всей Волги тоже. Знавал я Керичева... Сейчас под его именем сухогрузный теплоход ходит. Как уви
жу, непременно профессора вспоминаю. Смелой мысли был человек, далеко вперед смотрел. Не раз говаривал: погодите, не по кустам да приметным ко согорам будете курс прокладывать, а по компасу и радиолокатору...
Андрей Иванович умолкает, вглядываясь сквозь окна салона на разлившуюся Волгу, барабанит паль цами по полированной глади огромного круглого стола.
Я смотрю на капитана и думаю: пятьдесят лет отдал человек реке. Перевез десятки тысяч людей, целые горы грузов. Если подсчитать, совершил около пятидесяти кругосветных путешествий. Но не смотря на свои немалые годы, Андрей Иванович попрежнему энергичен, собран и устремлен в будущее. Его мысли по-прежнему о Волге, о ее людях.
Летом 1970 года «Правда» опубликовала мой очерк о капитане Белодворцеве. В редакции мне пе редали несколько писем, в которых читатели восхи щались прославленным волгарем, желали ему креп кого здоровья и долгих навигаций. А вскоре после этого мне удалось заполучить написанные им к 25-летию победы воспоминания о годах войны. На мой взгляд, они заслуживают внимания читате лей.
«1941 год. «Лермонтов» подходит к Куйбышеву. Оживленная толпа пассажиров готовится сойти на берег. Отдаем последние распоряжения. Сейчас бу дем приставать. И вдруг — испуганный голос ра диста:
— Товарищ первый штурман, война!
Это был последний мирный рейс нашего паро хода. Короткий митинг, суровые лица мужчин,
115
заплаканные глаза |
женщин — и словно |
глубокая |
|
пропасть разделила жизнь на два периода: тот, |
|||
довоенный, который, кажется, был давным-давно, и |
|||
грозное сегодня. В Горький мы возвращались, |
уже |
||
находясь на военном положении. Пассажиры «Лер |
|||
монтова» — мобилизованные и курсанты |
военных |
||
училищ, а позже, |
осенью — эвакуированные |
из |
|
Рыбинска, Москвы, |
Ленинграда. С ленинградцами |
мы и застряли в затоне имени Чкалова, что выше Горького. Здесь и пришлось зимовать.
1942 год. В начале марта мне приказали доставить под Сталинград для зимующего здесь флота дефи цитные материалы. 375 килограммов олова и бабита. Достать железнодорожный вагон страшно трудно, но без моего груза сорвется навигация. Надо до браться во что бы то ни стало. Еду в холодном ва гоне, без света и воды, с бесконечными пересадками и задержками. Есть почти нечего. Ослабел, знобит, наверное, простудился. Оказывается, еще хуже.
На обратном пути меня свалил тиф. Это ужасно — в такое время лежать в больнице. Не дождался кон ца лечения, сбежал. В Ульяновске перехватил «Лер монтова», но долго плавать на нем не пришлось. 7 июня приказом начальника Нижневолжского па роходства я назначен капитаном парохода «Гонча ров».
Мы идем в Сталинград, Вернее, в Дубовку, что выше по Волге километров на 50. Даже не верится — еще в марте мне говорили, что я везу груз в глубо кий тыл, а сегодня, через несколько месяцев, наш пароход идет к передовой самого ожесточенного сра жения. Фашисты рядом с Волгой...
В Дубовке берем раненых. До Саратова, Куйбы шева, Ульяновска. Здесь развернуты госпитали.
116
На тенте судна впереди рубки и сзади трубы начер тан огромный санитарный крест, но гитлеровцы не считаются с международными законами. На наших глазах их самолеты разбомбили санитарный паро ход «Нижволгострой». Его настигли ниже Иловаткм с транспортом раненых и сожгли среди бела дня.
Мы ходим только глубокой ночью. Это рискован но— на Волге нет никакой путейской обстановки. Но днем и даже в светлые ночи приходится скрывать ся в ярах — фашистские самолеты охотятся за каж дым судном, осыпая его бомбами, поливая огнем из пулеметов, швыряя дырявые бочки, дикий вой кото рых выводит из себя даже людей с крепкими нер вами...
В конце октября я получил приказ идти в Балыклей за ранеными солдатами, которых везут сюда со Сталинградского фронта на машинах. Но до Балыклея машины не дошли, после сильного дождя застря ли в Оленинском овраге Идем туда. Впереди — Алек сандровский перекат. Здесь на минах подорвался пароход «Смоленск», взрывались баржи. Где таится смерть, как ориентироваться в кромешной тьме? Иду наугад, интуитивно. Кажется, повезло. Прошли. А вот «Петру Чайковскому» не повезло. И «Хользуновз'», и «Лядову», и еще девяти судам, которые по гибли на минах...
Возвращаемся в Горький. Топливо кончилось, шу руем котлы дровами. Это очень некстати. Скорость резко упала, и нас подкарауливают две опасности: сверху — фашистские стервятники, снизу — лед. Вотвот станет река, а нам все чаще приходится пря таться по ярам. Но и это не всегда безопасно: бы вало, только встанешь на якорь, откуда-то .сбоку вверх поднимается ракета. Вражеский лазутчик
117
вызывает самолет. Немедленно снимаешься на другое место и слушаешь, как бомбят твою только что по кинутую стоянку. Хорошо, если успел. А вот «Красно армеец» не успел. М еще много судов, барж. Мы ви дели их сгоревшие остовы, видели густые, темные пятна нефти в волжской воде — трагический след погибшего судна.
Еле добрались до затона «Память Парижской Коммуны». Последние километры шли в сплошных льдах. Можно сказать, что с навигацией справи лись успешно. Только раненых перевезли 14 тысяч человек, да еще подкрепление Сталинградскому фронту.
1943 год. Первый рейс — в Астрахань. Мы первы ми из судов проходим в Сталинград. От города — одни руины. Над подвалами надписи: «Аптека», «Парикмахерская», «Госпиталь». Мы привезли ме дикаменты, продукты питания, строительные мате риалы. Как были рады этим скромным грузам ге рои-сталинградцы! А мы спешили дальше, в Астра хань.
Однажды в Саратове мне приказали взять под . борт баржу со снарядами. Взяли. А в Камышине под другой борт дают баржу с хлебом для Астрахани. Это пассажирскому судну-то! Но рискнул, взял. И дошел благополучно. С тех пор баржи под бортом стали привычным явлением.
Трудно давались погрузка и разгрузка. Немцы разбомбили все причалы и пристани. А в Астрахани разгружаться приходилось под непрерывными бом бежками. Особенно запомнился безоблачный день 23 июня. Фашистские самолеты обрушились на Астрахань. А у нас на борту пассажиры. Стали ухо дить, но нас заметили. Черная стая кинулась на без-
118