Психология «собранной публики»

Позаимствуем художественный пример у В. Шек­спира. Перед Сенатом выступает Брут, и Сенат руко­плещет его планам и предложениям, явственно одоб­ряя их. Но вслед за Брутом выступает Марк Антонии. И тот же самый Сенат, с той же самой силой, рукопле­щет теперь уже его предложениям, в итоге, одновре­менно одобряя прямо противоположные планы.

Теперь — реальный исторический пример. Французский историк И.Тэн так описывал заседания Кон­вента: «Они одобряют и предписывают то, к чему сами питают отвращение; не только глупости и безумия, но и преступления, убийства невинных. Единогласно и при громе самых бурных аплодисментов левые, со­единившись с правыми, посылают на эшафот Данто­на, своего естественного главу, великого организато­ра и вдохновителя революции. Единогласно и так же под шум аплодисментов правые, соединившись с ле­выми, визируют наихудшие декреты революционного правительства. Единогласно и при восторженных кри­ках энтузиазма и выражения прямого сочувствия Колло д‛Эрбуа, Котону и Робеспьеру, Конвент посредством произвольных и множественных избраний удержива­ет на своем месте человекоубийственное правитель­ство, которое одни ненавидят за убийства, а другие за то, что оно стремится к их истреблению. Равнина и гора, большинство и меньшинство кончили тем, что согласились вместе содействовать собственному само­убийству»¹⁹⁹.

Как справедливо указывал все тот же Г.Лебон: «При определенных условиях, — и притом только при этих условиях — собрание людей представляет совер­шенно новые черты, которые характеризуют отдель­ных индивидов, входящих в состав этого собрания. Сознательная личность исчезает. Собрание становит­ся тем, что, я сказал бы, не имея лучшего выражения, организованной толпой, или толпой одухотворенной, составляющей единое существо и подчиняющееся за­кону духовного единства толпы»²⁰⁰.

Несмотря на авторитет Г. Лебона, трудно не согла­ситься с Я. Щепаньским: «Собранная публика может выступать в нескольких видах»²⁰¹. Прежде всего, он выделяет публику, собравшуюся случайно, или «сбори­ще». Другой вид — публика, собравшаяся преднамерен­но, которая тоже может выступать в двух различных формах: 1) публика отдыхающая, ищущая развлечений, и 2) публика, ищущая информации (в том числе, на митингах и политических собраниях).

В целом же, «собранная публика — это скопление некоторого количества людей, испытывающих сходное ожидание определенных переживаний или интересую­щихся одним и тем же предметом. Эта общая заинтересованность и поляризация установок вокруг одного и того же предмета или события — основа ее обособ­ления. Следующей чертой является готовность к реа­гированию некоторым сходным образом. Это сходст­во установок, ориентации и готовности к действию — основа объединения публики»²⁰².

Механизм психологического объединения, в об­щем, вполне очевиден. После внешнего, физического соединения в одном помещении (публика редко дей­ствует на улице), под влиянием воздействия на всех одних и тех же стимулов, среди публики образуются определенные сходные или общие реакции, пережи­вания или устойчивые ориентации. Такая публика обычно быстро осознает рождающиеся у нее настрое­ния, что усиливает впечатления, вызванные действи­ем общего стимула. И после всего этого, Я. Щепаньский делает вынужденное признание, буквально, сквозь зубы: «Таким образом, в публике могут возникнуть та­кие же явления, как и в толпе, а именно общее эмоцио­нальное напряжение, утрачивание рефлексивности, ощущение единства и солидарности. Поэтому некото­рые виды публики, как, например, сборища, собрания или митинги, могут легко превратиться в экспрессив­ную или агрессивную толпу»²⁰³. Как бы не стремилась элита отделить себя от массы, у честных исследовате­лей ото не проходит. Та самая, «высоколобая» элита, оказываясь на спортивных мероприятиях или, скажем, на корриде в виде аморфной, ничем но связанной пуб­лики, под влиянием эмоционального заражения легко превращается в демонстрирующую или даже террори­зирующую толпу.

Значение толп и собранной публики проявляется в периоды социальных волнений, развития революци­онных настроений, войны, забастовок, когда любое собрание или сборище может превратиться в агрессив­ную толпу, а она, в свою очередь, в толпу повстанче­скую, если его овладеют организованные группы, кото­рые сумеют направить ее действия в желательном для иих направлении. Примеров единства такого рода со стороны элитарной «публики» и «низких» массовых толп было очень много в ходе серии «бархатных рево­люций» в Восточной Европе на рубеже 80-х — 90-х гг. ХХ века.