От толпы к "общественности"

Таким образом, с установлением всеобщего (мужского) избирательного права и связанного с этим развитием в течение второй половины 19 века новых форм коллективных действий, во главе которых стояли "массовые" организации, такие как политические партии или профсоюзы, мы видим медленную трансформацию понятия "общественное мнение". До тех пор оно было почти исключительно мнением элиты граждан, в принципе более информированных и достойных с точки зрения их ума и нравственности, которые в результате рациональной дискуссии должны были его публично оглашать и призывать - в противовес "вульгарному" и "общему мнению" - к уважению авторитетного мнения, считающегося истинно верным и направленным на "общее благо". Это мнение было "общественным", в том смысле, что оно было предназначено, благодаря своей собственной ценности, к общественной огласке: это "формальное мнение, признанное политическими инстанциями", по выражению Хабермаса* пыталось свести себя к мнению большинства в парламентских инстанциях. "Воля народа" не могла выражаться прямо, а должна была перепоручаться посредничеству ее политически компетентных представителей, сгруппированных в организации, которые одновременно ее мобилизовали и ею руководили. К концу 19 века с увеличением массовых движений и уличных манифестаций (связанных, в частности, с урбанизацией и индустриализацией), а особенно с распространением народной и общенациональной прессы, возникает другое "общественное мнение", конкурирующее с предыдущим, которое будет сосуществовать с ним до середины 20 века пока его вовсе не вытеснит. Это новое мнение также квалифицируется как "общественное", но в другом смысле, который как бы вызван демократической логикой: это, по крайней мере внешне, мнение самой общественности. Это непосредственное или спонтанное мнение не имеет таких же характеристик, что и мнение политических элит, которое, в принципе, является результатом специфической политической работы. Речь идет в меньшей/70/

* J.Habermas, L'espace public. Archeologie de la publicite comme dimension constitutive de la socicte bourgeoise , Paris, Pavot, 1986 (1-ere edition allemande 1962), p. 255. В главе VIII, посвященной "концепции общественного мнения" противопоставляются эти две формы "общественного мнения", но абстрактным образом, в оценочных суждениях (отмечается разложение общественного мнения, поскольку имеет место постепенный переход из сферы общества в область рекламы).

степени о продуманном мнении, которое принимают в результате размышлений, сколь о глубоко укоренившихся предубеждениях или мнениях-кальках, некоторым образом вынужденных, лишь отчасти интериоризованных, с которыми быстро расстаются, мнениях, похожих на те, которые вплетены в обычный разговор. Эта форма "общественного мнения", передающегося через прессу и публичные движения протеста, будет признана только постепенно, поскольку "толпа" для большей части политических элит надолго остается синонимом иррациональности.

Безусловно, Габриэль Тард был первым, кто в конце 19 века позитивно "теоретизировал", в частности в "Общественном мнении и толпе"[8], это новое отношение между формированием "общественности", развитием популярной журналистики и появлением на политической сцене нового "общественного мнения" (которое он называет "Мнением" с большой буквы). Тард закладывает основы настоящего социологического анализа "общественного мнения", порывая с нормативным подходом к этому феномену. Социальную основу этого подъема общественного мнения он видит в появлении и развитии "общественности", что само по себе - результат нового способа соединения людей, характеризующий современные общества. Он описывает в негативном ключе традиционные движения "толпы", которые, по его мнению, принадлежат уже прошлому, чтобы лучше выявить новые свойства, принадлежащие общественности.

Действие толпы, как считает Тард, носит повторяющийся и неистовый характер (баррикады, разорение дворцов, разрушение, пожары; резня); оно начинается внезапно (достаточно инцидента, чтобы последовал бунт), по воле обстоятельств, которые сами часто оказываются экстремальными (голодные бунты); будучи локальным, оно неустойчиво, как огонь в соломе (оно спадает также быстро, как и возникает). Этот тип действия характеризуется "бедностью воображения, придумывающего всегда одни и те же, повторяющиеся символы" для того, чтобы публично выразить чувства (процессии со стягами, жупелами и реликвиями и иногда - трагические события Революции все еще живы - с отрубленными головами) и можно слышать только "виват" или "крики гнева". Толпа всегда характеризуется "удивительной нетерпимостью", "гротескным высокомерием" и "подозрительностью, порожденной иллюзией всемогущества" [9]. В отличие от этого Тард описывает появление манифестаций, которые "более продуманы и рассчитаны даже в своем неистовстве", и посредством которых "общественность" себя выражает; будучи разнообразными, они/71/ часто демонстрируют настоящий "гений выдумки". Группы манифестантов нового типа являются менее локальными и более надежными, чем простые толпы, собравшиеся в силу обстоятельств; они более упорные, способные к более длительным и более постоянным действиям, выходящим за рамки непосредственной манифестации. В этой работе Тард особенно подчеркивает тесные связи, существующие между этими новыми формами коллективного действия и развитием общенациональной прессы, начало которого он также относит к революционному периоду, но чье действительное воплощение последует только во второй половине 19 века.

На немногочисленных (но наводящих на много мыслей) страницах, которые он отводит своей теории имитации, Тард анализирует процесс, который сегодня назвали бы процессом общенациональной унификации политического рынка, развернувшийся тогда на его глазах вместе с широким распространением прессы (процесс, который усилится с появлением телевидения) и, соответственно, появлением нового способа социального объединения, который лежит в основе того, что он называет "группами на расстоянии" или "общественностью" [10]. До развития общенациональной прессы не существовало "единого" общественного мнения, а имело место "множество" мнений местных, раздробленных, разнообразных, не подозревающих друг о друге и часто касающихся узких сюжетов, связанных с профессиональными заботами индивидов или со сплетнями, относящимися к местной жизни. Новости, приходившие извне, были редки, распространялись с опозданием и были к тому же более или менее деформированы. Распространение прессы на национальном уровне в какой-то мере "делает общенациональными" обсуждаемые темы* : благодаря толстым ежедневным газетам и прогрессу в развитии транспортных средств становится возможной "моментальная передача мысли на любом расстоянии", позволяющая "всем категориям публики безгранично расширить поле участия в этом обсуждении, которое углубляет между ней и толпой столь заметный контраст"**. Пресса, следуя метафоре Тарда, является настоящим "насосом, всасывающим и выбрасывающим информацию", получаемую и распространяемую в тот же самый/72/

* См. недавно проведенный исторический анализ этого процесса превращения в конце 19 века французского географического пространства в общенациональное - Е. Weber, La fin des terroirs, Parjs, Fayard, 1986.

** Аналогичные разработки ведутся сегодня в той области, которая, касается телевидения как источника сюжетов для повседневных разговоров, cm. D.Boullier, La conversation tele, Lares (Universite de Rennes 2), 1987.

день во все точки мира (по крайней мере, уточняет он, ту, что кажется интересной журналисту и "в зависимости от цели, которую преследуют он и партия, чьим голосом он является"). Одновременно внушая выступлениям и беседам большую часть их повседневных сюжетов, пресса создает группы, члены которых хотя и разобщены в географическом пространстве, имеют однусущность, о которой Тард говорит, что она принадлежит к "интеллектуальному" типу.

Тард не думал, конечно, о "политическом барометре" (созданном сегодня институтами опросов), сезонные вариации которого питают разговоры, по крайней мере, читателей политико-журналистского круга, когда он замечал, что темы политики, передаваемые прессой, пытались, в частности в городских зонах, вытеснить темы обсуждения дождя и хорошей погоды, -"политическая метеорология заменила метеорологию божественную". Он оказался заворожен этой нарождающейся властью парижских журналистов, которые создают таким образом "общественность", то есть, настоящие "разобщенные толпы".) Эти журналисты, точнее называемые "публицистами", поскольку они создают сюжеты общественного обсуждения и обращаются к "широкой общественности", "обслуживают общественность разговорами дня" и выбирают сюжеты, которые должны быть "одновременно увлекательными для всех": "Достаточно, - замечает он, - одного пера, чтобы привести в движение миллионы языков"* .

Даже если анализ Тарда носит общий характер, он, вместе с тем, ясно указывает, и часто вполне четко и обоснованно, на главные изменения, которые лежат в основе мощи этой новой формы "общественного мнения". С преувеличением, которое свойственно всем, кто считает себя свидетелем трансформации, Тард, не слишком беспокоясь о деталях, описывает воздействие этой общенациональной прессы на политику**. Он считает, что/73/

* Ibid. p. 82. Роль прессы в деле Дрейфуса, который разделил в конце 19 века большую часть Франции, является, безусловно, серьезным делом в том видении (по Тарду) непомерной власти прессы.

** Эти аналитические разработки не могут не напомнить те, что будут сделаны позднее, в начале 60-х годов Эдгаром Морэном по поводу "массифицирующей власти" телевидения (L'espris du temps, Paris, Grasset, 1963). С этой точки зрения они также интересны тем, что предоставляют частично обоснованное мнение, которое современники могли иметь о трансформациях, тогда происходящих. Социологическое изучение политического воздействия, порожденного развитием прессы и средств коммуникаций, должно быть более внимательным к связи, которая у разных социальных групп устанавливается по отношению к этим процессам.

новости общенациональной прессы моментально затрагивают разобщенное население и делают его тем самым единой огромной публикой, абстрактной и суверенной, благодаря слиянию личных и местных мнений в мнения социальные и общенациональные, которые имеют тем большую силу, чем они более широко разделяемы и чем более об этом становится известно: все одновременно обо всем узнают и могут сразу занять позицию. Уменьшение стремления провинциалов к локальной автономии и местным обычаям в пользу развития коммуникаций и транспортных средств, а также большая быстрота в распространении прессой идей и вкусов ведут к возрастающему сходству однотипных разговоров во все более и более обширном географическом поле и одновременно усиливают, вопреки традиции и здравому смыслу, важность количества лиц, разделяющих одно и то же мнение, когда чаще принимаются в расчет голоса, нежели мысли.

Пресса все более и более способствует приданию значения политическим явлениям. Журналисты становятся настоящими лидерами общественного мнения, и они все более и более непосредственно участвуют в манифестациях, способствуя созданию новых групп, вынужденных действовать менее импульсивным образом: даже "экономическая публика" (то есть рабочие), "идеализируют свои запросы, переводя их (для прессы)", таким образом "преобразование всех социальных групп в публику" имеет следствием "возрастающую интеллектуализацию социального мира". По Тарду, журналисты практически выступают от имени общественности в своих .газетах, даже вместо нее, принимая ее сторону и отдавая свой талант ей на службу. В отличие от толпы, общественность, уточняет Тард, существует исключительно с помощью прессы и для нее. "Она заставляет выходить из под пера публицистов потоки ругательств или лирики". Общественность действует посредством публицистов "она демонстрирует себя с их помощью, навязывает себя государственным деятелям, которые становятся ее исполнителями. Именно это называют силой общественного мнения" [11].

Но Тард справедливо замечает, что эта журналистская мощь, распространяющая постоянный поток информации, подчинена логике экономического типа, поскольку читательская аудитория - это также и коммерческие клиенты. Поэтому он связывает мнения, порожденные прессой, с продуктами потребления экономического типа, так как их успех тоже зависит от моды и от известного числа социальных характеристик/74/ (возраст, социальный статус и т.д.)* Он подчеркивает их временный характер, "легкий, как ветерок", изменчивый и независимый от времени. "Истинность" этого мнения, которое не столько "обсуждается", сколько "потребляется", состоит не в правильности его самого, а в количественной силе, то есть в числе индивидов, которые в определенный момент его разделяют**.