учебники по ИОЖ / громова / 19 век / 2 пол 19 в / 1855-1870 / 10 Катков

Отвечая европейской прессе, Катков утверждал, что в мятеже не участвует основная часть поляков — крестьяне, промышленники, торговцы, а поэтому нет оснований говорить о восстании как всена­родном. Свое же правительство публицист призывал к немедленно­му установлению в Царстве Польском жесткой диктатуры, быстрей­шему подавлению восстания военной силой. Катков открыто критиковал — и это раньше трудно было даже представить — родно­го брата императора, наместника в Польше великого князя Констан­тина Николаевича за его компромиссную, нетвердую линию. Зато получил полную поддержку и признательность военного министра Д. А. Милютина и министра иностранных дел А. М. Горчакова. Пока другие газеты и журналы собирались с мыслями и перепечатывали статьи из «Московских ведомостей», Катков прямолинейно и напо­ристо предлагал и обосновывал самые крутые антипольские меры, возводя их в ранг мудрых государетвенных решений. Одновременно «Московские ведомости» выступили инициаторами верноподданни­ческих националистических молебнов и шествий, публиковали адре-сы «общественности» на высочайшее имя с поддержкой наступатель­ной ПОЛИТИКИ в Польше.

На волне имперско-националистического настроения газета под­нималась как выразительница «мнений». Но главное то, что, нахо­дясь вне правительства, редактор-публицист фактически диктовал ему программы, побуждая к решительным практическим действиям. Это до конца жизни стало амплуа Каткова. Как тонко подметил Герцен, империи «нужен Катков, чтобы объяснить ей самой, что ей надобно отстаивать и что беречь».

В многочисленных материалах обсуждались проблемы усиления влияния православной церкви в Западном крае, русификации там помещичьего землевладения и проведения аграрной реформы, что­бы создать в крестьянстве опору для борьбы с восставшими панами и шляхтой. Катков первым, уже 12 января 1863 г., указал правитель­ству на необходимость сочетания военной силы и немедленной от­мены крепостнических отношений в западных губерниях. Это, по вер­ному предвидению «Московских ведомостей», «увеличит в Польше число людей, не хотящих ничего знать о революциях и расположен­ных ценить мирные преобразования ко благу страны». Главным вы­водом, сделанным Катковым для себя из уроков восстания, было то, что истоки польской революционности следует искать в коренной

России. Л именно — в революционно-демократической среде, в по­пустительстве и непоследовательной деятельности либеральствующей администрации, которую он не стесняясь обвинял в «измене». Это убеждение еще больше укрепило Каткова на охранительных по­зициях.

Подчеркивая свою независимость и внепартийность, Катков во все пореформенные годы особо заботился о статусе журналиста. Хотя принцип свободы печати он применял прежде всего к собственным изданиям, но его деятельность в этом направлении имела важное, показательное значение для всей отечественной периодики.

Поскольку в верхних эшелонах власти «лейб-гоф-обер-журналист» (так называл Каткова цензор А. В. Никигенко) постоянно с кем-то дружил, а с кем-то враждовал, то неизбежными, но весьма специфи­ческими были столкновения «Московских ведомостей» с цензурой. Например, весной 1866 г. журналистский и мигающий мир наблюдал за схваткой Каткова и министра внутренних дел П. А. Валуева. Пово­дом послужили передовицы «Московских ведомостей», в которых МВД обвинялось в бездеятельности, в «покровительстве предателям национальных интересов» страны. Совет главного управления по де­лам печати вынес газете первое предостережение. Вопреки прави­лам редактор не только не перепечатал текст этого официального документа, но в «Московских ведомостях» от 3 апреля 1866 г. заявил, что скорее вообще прекратит издание газеты, чем опубликует данное ей предостережение, и предложил Совету «взять предостережение назад». На следующий день, словно подтверждая опасения и пред­видения Каткова, произошло покушение Д. Каракозова на Александра II. В Москве состоялась манифестация монархически настроенных сту­дентов в честь «чудесного спасения» Александра II и в защиту Катко­ва. Но Валуев, решив до конца «проучить» строптивого редактора, добился вынесения газете второго, затем третьего предостережений, за что но закону следовала приостановка издания на два месяца.

Несколько дней «Московские ведомости» не выходили. Затем по­явился номер, в котором М. Н. Катков и П. М. Леонтьев не без издевки над Валуевым сообщали читателям: «До сих пор в истории этого сто­летнего издания было только два случая перерыва: один в 70-х годах прошлого столетия во время чумы; другой — в 12-м году при наше­ствии французов; третьему случаю суждено было осуществиться в настоящее время». Редакторы-арендаторы демонстративно иокину-ли свой пост, около месяца газету подписывал их ближайший едино­мышленник проф. Н. А. Любимов. Катков не просчитался. В его за­щиту выступили влиятельнейшие представители «верхов»: сама императрица, усмиритель польского восстания М. Н. Муравьев, шеф жандармов П. А. Шувалов, новый министр просвещения Д. А. Тол­стой и др.

Наконец, в судьбу газеты и ее редактора вмешался сам царь. В конце июня он принял Каткова и, крепко пожав ему руку, сказал: «Я тебя знаю, верю тебе — считаю своим... Сохрани тот священный огонь, который есть в тебе: я подаю руку тем, кого знаю и уважаю. Гебе не о чем беспокоиться. Я внимательно слежу за „Московскими Ведомостями"; постоянно их читаю. В тебе вполне уверен». Публи­цист жаловался на «врагов». Последовало разрешение обращаться прямо к императору, минуя «врагов». Проф. П. А. Любимов, описав­ший встречу редактора с самодержцем, отмечал: «Свидание 20 июня 1866 года, светлым лучом согревшее Каткова, определило дальней­ший характер его деятельности как публициста. С того времени он более и более входил в роль неофициального советника верховной власти». Министр Валуев проиграл. Родился долгосрочный преце­дент: отныне принципиальные вопросы, связанные с катко век и.ми изданиями, решались в кабинете Александра II.

Поводов для особого внимания власти, цензуры и публики к газете Каткова было много. «Московские ведомости» откликались на все события по всему спектру преобразований. Служба внутренней и международной информации была поставлена превосходно. По сво­им каналам, раньше некоторых министров редактор получал из Пе­тербурга все законопроекты, правительственные новости, слухи и решения о служебных перемещениях и мгновенно на них реагиро­вал. Не случайно в воспоминаниях государственных деятелей и чи­новников той эпохи сохранились отзывы о том, что чтение «Москов­ских ведомостей» сделалось для них такой же служебной обязанностью, как ознакомление с официальными документами.

В содержательном плане «Московские ведомости» представляли собой примечательный тип формировавшейся в то время общерос­сийской универсальной политической газеты. Вместе с «Современ­ной летописью» она, конечно, удовлетворяла интересы массового читателя: 6-8 полноформатных страниц несли разнообразнейшую информацию, рассказывавшую и о событиях мирового масштаба, и об уличных происшествиях. Печатались занимательные, развлекатель­ные материалы и даже беллетристика. Однако целевой аудиторией «Московских ведомостей» являлось чиновничество всех ведомств, деловые круги, поместное дворянство. Им в первую очередь адресо­вались официальные сообщения о высочайших повелениях и новых законах, о назначениях по службе и наградах, придворная и иравительственная, губернская и земская хроники. Потребностям разви­вавшихся капиталистических отношении отвечали прооранные бир­жевые, торговые и промышленные известия, финансовые отчеты бан­ков и акционерных железнодорожных кампаний, многочисленные экономические корреспонденции.

Следующей особенностью «Московских ведомостей» был харак­тер передовых статей, появлявшихся почти в каждом номере и при­надлежавших, как правило, перу главного редактора. В них на протя­жении четверги века Катков шел по горячим следам важнейших событий внутренней и международной жизни, нередко предвосхи­щал или инициировал эти события. В некоторых случаях представить мнение редакции доверялось единомышленникам издателя. Так, в апреле — мае 1865 г. были опубликованы шесть статей К. П. Победо­носцева о судебной реформе.

«Руководящие» выступления влиятельной газеты, безусловно, представляли интерес для всех читателей. Но. по свидетельству близ­ких коллег, Катков «редко говорил к массе. Его лучшие, обдуманные и обработанные статьи всегда были обращены к властным правитель­ственным сферам; это был публицист не столько газетный, сколько государственный». В передовых статьях четко формулировались те­зисы, зачастую становившиеся затем, особенно при Александре III, лозунгами правительственной политики. Например, после покуше­ния А. Соловьева на царя 2 апреля 1879 г. редактор так подытожил свои рассуждения: «Страх побеждается страхом. Пагубный страх пе­ред темными силами может быть побежден только спасительным страхом перед законной властью». Или по поводу «партий», мечтав­ших о демократических, конституционных преобразованиях: «В Рос­сийском государстве партию составляет весь русский народ. Гнилой либерализм и гнилой консерватизм оказываются только в нашем гни­лом космополитическом и поверхностном образовании».

Социально-экономические вопросы занимали видное место в из­даниях Каткова, который привлек к их обсуждению не только ученых экономистов, но и практиков капиталистического строительства. Сам Катков много писал на экономические темы. Он усиленно пропаган­дировал промышленное развитие, видя в нем гарантию мощи, един­ства и целостности империи. За исходный пункт здесь принималось железнодорожное строительство — «главный залог нашего успеха, как материального, так и умственного, политического». Газета Кат­кова, дававшая полную картину проектирования и создания новых путей сообщения, признавалась безусловным авторитетом в желез­нодорожном деле. Не статьи нередко иерепечатывались в частной и официальной периодике. Редактор одним из первых забил тревогу по поводу того, что «частные железнодорожные общества получили ха­рактер как бы государства в государстве, со своими особыми интере­сами, часто прямо идущими вразрез с государственным». Заботясь об усилении правительственного влияния на экономику, Катков на­стаивал на передаче железнодорожного дела в казну. В пом он нашел единомышленника и первым представил публике будущего россий­ского премьера С. Ю. Витте, тогдашнего директора эксплуатации Юго-Западных дорог. Сборнику статей Витте в 1ХХ4 г. была посвяще­на благожелательная передовица «Московских ведомостей».

Другой «основой государственной жизни» Катков называл тяже­лую промышленность, особенно горнозаводскую: «железо и камен­ный уголь — главные элемен гы для развития торговоиромышленной деятельности в стране». Состояние добычи минеральных руд и полез­ных ископаемых, их переработки были детально проанализированы в серии статей И обозрений в «Московских ведомостях». Опираясь на )i it материалы, Катков рекомендовал правительству отдать отсталые, убыточные казенные заводы в частные руки и одновременно под­держать конкурентоспособность российской металлургии на миро­вом рынке. Поэтому в 70-80-х годах газета много внимания уделила таможенной, тарифной и налоговой системам, протекционистской ноли гике государства.

Катков и публицисты его школы, ожесточенно нападавшие на Па­рижскую Коммуну, Интернационал и марксизм, не склонны были успокаивать себя славянофильскими рассуждениями о самобытном пути России, на котором ей якобы не грозят конфликты между тру­дом и капталом. Редактор «Московских ведомостей» предостерегал в 1871 г. верховную власть «от убаюкивания себя мечтами о какой-то недосягаемой для других народов идеальности быта рабочих классов России». Он предлагал заблаговременно уладить возможные столк­новения «в чисто юридической и административной фазе». Охрани­тельная мысль, таким образом, выдвигала на первый план принцип государственного патернализма в решении «рабочего вопроса».

При всем стремлении к промышленному развитию редактор «Мос­ковских ведомостей» видел Россию в настоящем и будущем аграр­ной страной, где главный класс —земледельцы. В пом понятии пуб­лицист объединял и землевладельцев и крестьян, стремясь подчеркнуть единство их интересов. В то же время Катков неуклонно подчеркивал, что основным «охранительным сословием» является поместное дворянство, интересы которого он отождествлял с «госу­дарственной потребностью». Отсюда постоянное внимание газеты к деятельности Дворянского банка, учрежденного специально для упрочения помещичьего хозяйства и расцениваемого как «могуще­ственный рычаг для правильного движения государственно-хозяй­ственной жизни России». Поддерживая инициативы этого банка и обосновывая продворянскую политику правительства, редактор до­казывал, что «земледельческий класс несет на себе гораздо более тя­жести, чем все остальные, и платит огромную премию в пользу про­мышленников».

Лейтмотив публицистики «Московских ведомостей» — утвержде­ние, что самодержавие должно не столько приспособляться к новым социально-экономическим отношениям, сколько приспосабливать их к себе, к своим потребностям и нуждам. С этой точки зрения издания Каткова пропагандировали выводы о спасительной роли дворянства как главного оплота против демократии, о единении сословий поре­форменного общества под скипетром самодержавия в нераздельный народ, о государственно-дворянском характере земского и городско­го самоуправления.

Утверждение позиций «Московских ведомостей» шло в постоян­ной полемической борьбе с либеральными «Голосом», «Русскими ведомостями», «Вестником Европы» и олигархически-консерватив­ной «Вестью». В обеспечение своим взглядам большей убедительно­сти и весомости Катков использовал эффективные журналистские приемы. Зачастую в передовой статье анонсировалась идущая сле­дом корреспонденция, подчеркивалась компетентность ее автора, который, естественно, разделял взгляды редактора, подкреплял их до­полнительными фактами и аргументами. Или материалы Каткова пе­чатались в окружении многочисленных откликов, выдержек из сто­личной и провинциальной прессы, отвергавших точку зрения оппонентов «Московских ведомостей».

Реформаторские процессы продолжались и во второй половине царствования Александра II, но зачастую уже на строго охранитель­ной основе. Учебная реформа 1871 г. вполне могла бы быть названа именем Каткова, который пять лет яростно боролся за проведение в жизнь своих педагогических идей. Революционность, материализм и нигилизм, считал публицист, — это продукты расстройства учебного дела. Система образования — по схеме: гимназия — университет — должна формировать официальную интеллигенцию, высший слой по­слушных верноподданных самодержавного государства. Исходя из этих целей воспитания молодого поколения чиновников, Катков оста­новил выбор на классической системе обучения с сосредоточением ее на древних языках и математике при ограничении естественных наук и словесности. «Классика и математика вполне обеспечивают гармоническое развитие всех сторон ума человеческого» — такая формула реформы была выдвинута весной 1869 г. в «Современной летописи». «Московские ведомости» не жалели страниц для пропа­ганды классического образования, сам редактор посвятил десятки статей тому, что только классическая гимназия может дать молодому человеку право поступления в университет. В условиях научно-тех­нического прогресса изъяны классической системы были очевидны, и при обсуждении проекта учебной реформы в Госсовете большин­ство высказалось против. Но иод воздействием прежде всего катков-ской пропаганды Александр II присоединился к мнению меньшин­ства и утвердил проект.

Популярность изданий Каткова возросла в годы русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Они, в известном смысле, стали символом сочув­ствия русского народа угнетенным братским народам Балканского полуострова, оплотом нрославянских настроений. «Московские ве­домости» поместили на своих полосах массу материалов, в которых военная кампания представлялась как справедливая, освободитель­ная война, демонстрирующая высокую степень духовной зрелости русского общества. Катков одним из первых ввел в редакции долж­ность военного корреспондента. В связи с появлением новых рубрик, информации непосредственно с нолей сражений и с гатей очевидцев, карт и схем военных событий несколько оживился сам облик «Мос­ковских ведомостей».

После осуществления последних реформ Александра II: город­ской, учебной, военной — Катков в 1874 г. провозглашал: «Переход­ное время, неизбежное после великих общественных перемен, кон­чается, наступает пора прочного устроения». Однако уже к концу 70-х годов лидер охранительной публицистики все более убеждался, что реформы и их последствия не только не служат укреплению са­модержавия, но подтачивают его основы. Рост революционного, на­роднического движения, «гнилого либерализма в земствах и судах» являлся для Каткова убедительнейшим доказательством «неправиль­ности» избранного пути, необходимости коренного пересмотра все­го совершенного ранее. Мечтая уже в 1877 г. о «России, возвращен­ной себе самой», он имел в виду реставрацию дореформенной целостности и монолитности самодержавной империи.

Верховная власть в конце 70-х годов тоже была обеспокоена при­знаками надвигающегося кризиса. Поначалу в ближайшем окруже­нии царя нашли отклик призывы «Московских ведомое гей» устано­вить в стране военно-полицейский режим с целью большей упорядоченное ги и централизации государственного аппарата. Чрез­вычайные полномочия получили военные генерал-губернаторы, была создана Верховная распорядительная комиссия. Но затем верх при дворе одержала группировка либеральной бюрократии. «Дик­татор» граф. М. Т. Лорис-Меликов взял курс на политику компро­миссов, привлечения общественности послаблениями и обещания­ми новых реформ. В 1880-1881 гг. для Каткова наступили не лучшие времена. Делавший ставку на поддержку царя, он не мог ни вернуть­ся на либерально-реформаторские позиции, ни выступить против воли императора. Катков подумывал об уходе из журналистики.

Убийство 1 марта 1881 г. народовольцами Александра II Катков публично оценил как возмездие правительству за политическое легкомыслие и малодушие, немедленно обвинил Лорис-Меликова и его администрацию в потворстве «злу» и прямой измене. «Мо­сковские ведомости» выразили готовность не на жизнь, а на смерть сразиться с «врагом», к числу покровителей которого Катков от­носил прежде всего людей «правящих, учащих, ораторствующих и пишущих».

Первоначальная растерянность властей позволила в марте — ап­реле 1881 г. открыто обсуждать в обществе и печати перспективы будущего развития страны. Александру III настойчиво предлага­лось продолжить «великую эру реформ», начатую его отцом. В идейной сумятице громкостью и определенностью выделялся го­лос «Московских ведомостей». Через три недели после цареубий­ства газета уверенно заявляла: «Что требуется в настоящее время9 Более всего требуется, чтобы показала себя государственная власть России во всей силе своей, ничем не смущенная, ни расстроенная, вполне в себе уверенная». Либералы обвиняли редактора в призы­ве к реакции.

Выступления катковской газеты, совместные усилия редактора и наставника нового царя, обер-прокурора Синода К. П. Победо­носцева в решающей степени повлияли на колебавшегося Алек­сандра III. С передовицами «Московских ведомостей» переклика­лись ключевые слова Манифеста 29 апреля 1881 г.: «Глас божий повелевает нам стоять бодро на деле правления, в уповании на божественный промысел с верой в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять для блага на­родного от всяких на нее поползновений». Это было заявление о непоколебимости самодержавия, свертывании преобразований, ревизии состоявшихся реформ, чего и добивались Катков и его единомышленники.

Цен тральной идеей публицистики Каткова и его изданий все более становилось обоснование самодержавия как власти, единственно воз­можной в России. Любые попытки даже косметических изменений решительно отвергались. В это время заметно обращение «Москов­ских ведомостей» к самым традиционным догматам идеологии царизма. «Русскому царю дано особое отличие от других властителей мира, — почти заклинал Катков в своей газете в сентябре 1882 г. — Он не толь­ко государь своей страны и вождь своего народа. Он Богом постав­ленный блюстителем и охранителем православной церкви. Русский царь — не только наследник своих предков, он — преемник кесарей». Подобными лозунгами отрезался путь к какому-либо обсуждению изменений в государственном строе.

Постоянно превозносились достоинства поместного дворян­ства как опоры престола и единственного достойного представи­теля верховной власти во всех звеньях управления страной. В стремлении к наиболее полной контрреформации официальный идеолог, как и раньше, не останавливался перед нападками на министров, если они проявляли нерешительность. В личном пись­ме Катков объяснял царю, что «Россия имеет две политики, иду­щие врозь, — одну царскую, другую министерскую». Называя себя «сторожевым псом» самодержавия, он был недалек от исти­ны. И Александр III чрезвычайно дорожил этим. Император ис­кренне скорбел о смерти Каткова в июле 1887 г. Признавая важ­нейшее значение катковских изданий, император немедленно распорядился о создании специальной комиссии министров во главе с Победоносцевым для решения вопроса о том, в какие на­дежные руки можно передать «Московские ведомости» и «Рус­ский вестник».

Эволюция Каткова обычно кажется загадкой или получает слиш­ком банальное объяснение в личных выгодах, измене убеждениям, «продажности» и т. д. На самом деле Катков в собственном своем сознании никаких мостов не сжигал, ничему не изменял и тем более никому не «продавался». Он по-своему, шаг за шагом более реаль­но и трезво оценивал российскую общественную жизнь, избавлял­ся от оптимизма в отношении к внутреннему состоянию страны.

Все это было бы личным делом Каткова, не будь он одаренным публицистом, выдающимся организатором, умелым редактором и полновластным хозяином популярных изданий, которые широко ти­ражировали его сомнения и откровения. Журналистика сделала Кат­кова фактом политики и общественной мысли, а также фактом своей собственной истории.