Товстоногов_Репетирует и учит
.pdfпоиска действия пропускать через себя. Поэтому не педагоги, а вы сами должны обнаружить действие. Вами должно быть доказано право на встречу с актером. А сейчас вы беспомощны и как актеры, и как режиссеры. Пусть вы не будете предельно выразительны. От актерского курса мы ждем ярких актерских индивидуальностей. А вы сыграйте хотя бы элементарно грамотно! Нас и это устроит. Большего мы от вас не ждем.
КАЦМАН. Почему «не ждем», Георгий Александрович? Я уверен, они могут научиться и идти от партнера, а в зачинах импровизируют...
ТОВСТОНОГОВ. Вы уверены, а я пока не вижу элементарной грамотности! Ни в одном из отрывков нет владения элементами системы. А практическое освоение их может быть только при самостоятельном поиске. Построение отрывка мной, Аркадием Иосифовичем, Борисом Николаевичем не решает эту проблему. Самое важное, как вы сами умеете подходить к обнаружению обстоятельств и действия. Для вас режиссура на данном этапе — это актерское мастерство, элементы методологии, пропущенные через себя.
1 марта 1976 года Михаил Рощин. «Муж и жена снимут комнату»
Владимир Ш. — Отец. Василий Б. — Сын.
КАЦМАН. Какое сквозное роли сына в отрывке? Вам не кажется, что утешить отца? ВАСИЛИЙ Б. А что играть вначале? «Утешить» возникает во второй половине сцены. ТОВСТОНОГОВ. Какое действие в первом куске?
КАЦМАН. По-моему, найти, как обрадовать отца. Сделать сюрприз. ТОВСТОНОГОВ. Владимир, а что у вас по действию?
ВЛАДИМИР Ш. Мне кажется, мой объект вне сына. Главное для меня — болезнь жены. САПЕГИН. Болезнь жены — препятствие. Действие же направлено на сына.
284
ВЛАДИМИР Ш. По действию: втянуть сына в круг своих проблем. САПЕГИН. Принять его наилучшим образом.
ТОВСТОНОГОВ. Сыграйте первый кусок. (Сыграли.) Оба загнаны в суету. Зачем вам такой галоп?
КАЦМАН. Да, действительно, Володя, зачем?
ТОВСТОНОГОВ. Да и Василий суетится в той же степени. Поэтому ничего не происходит. Размахивание руками, судороги, сплошное вранье. Все фальшиво от начала и до конца.
КАЦМАН. А почему, Владимир, вы сами почти умирали, когда говорили: «Все нормально»? ВЛАДИМИР Ш. Так жена же больна — рак.
КАЦМАН. Да! И на работу уже не ходит. «Все нормально!» А мы должны понять «ненормально»!
ВЛАДИМИР Ш. Не хочу думать об этом. ТОВСТОНОГОВ. Но ведь думается.
КАЦМАН. Вы говорите: «Когда думаешь о других, перестаешь думать о себе». В этом суть
отца.
САПЕГИН. И зачем так спешить? Отец всех выпроводил, в запасе полтора часа. Можно спокойно поговорить.
ТОВСТОНОГОВ. Не понимаю, что делает Вася в начале сцены? Вы играете радость, бессмысленно улыбаетесь. Что нужно сыну от отца?
ВАСИЛИЙ Б. Деньги.
ТОВСТОНОГОВ. Так вот это и не читается. Откуда такое ликующее состояние?
ВАСИЛИЙ Б. Отец пошел всех выгонять. Мне становится неловко. Я думаю, может, черт с ними, с деньгами, может, я лучше уйду?
ТОВСТОНОГОВ. Почему не уходите?
ВАСИЛИЙ Б. А как я могу уйти просто так? Я же должен как-то оправдать свой уход. ТОВСТОНОГОВ. Нельзя в одном куске сыграть и деньги, и неловкость, и решение уйти, и
оправдание, почему остался. Зачем в один кусок всовывать все обстоятельства и восемнадцать задач? Приготовьте себя к встрече с отцом и в связи с этим к своей основной проблеме. Почему вы
уперлись в посетителей фотолаборатории? Получается, что выпроваживание посетителей для вас самое главное препятствие!
ВАСИЛИЙ Б. Ну, да. Мне неловко, что он всех выпроваживает.
ТОВСТОНОГОВ. Ну, выпроваживает, и что? Вы же приходите не каждый день, а раз в год?! КАЦМАН. Причем, последний раз вы видели отца полтора года назад. Вы даже не пришли к нему в свой последний день рождения. И до следующего дня рождения полгода. Только свадьба
заставила вас прийти к отцу.
САПЕГИН. И надо придумать, как сказать отцу о свадьбе!
ТОВСТОНОГОВ. Давайте еще раз сначала... Василий, а почему вы опять уперлись туда? ВАСИЛИЙ Б. Тянет, черт его знает почему. Почему-то думается: может, уйти? ТОВСТОНОГОВ. Ясно, что это уже невозможно.
КАЦМАН. Вы сейчас так играете, будто вам предстоит сказать отцу о тяжелой операции, которая вам предстоит.
ТОВСТОНОГОВ. Это меня как раз меньше всего волнует. Попросить у бедного отца деньги, близко по самочувствию к сообщению об операции.
КАЦМАН. Степень неловкости другая.
ТОВСТОНОГОВ. Аркадий Иосифович, сыграйте другую степень неловкости.
И Кацман сыграл. Студенты и Георгий Александрович не могли не отметить, что у Кацмана получилось.
ТОВСТОНОГОВ. Хорошо! Но это другая окраска того же действия. КАЦМАН. Я и попробовал другую окраску.
ТОВСТОНОГОВ. А нам важно выстроить линию взаимоотношений, а потом уже думать об окраске. Василий, знаете, почему вы ведете себя неверно? Сейчас получается, что вы у отца в фотолаборатории впервые. А что вы так удивляетесь? Да, вы впервые слышите, как отец выгоняет посетителей, вам впервые неловко. Не обращайте на это все внимание.
285
КАЦМАН. Посмотрите, что изменилось с прошлого раза? Ничего, правда? Тот же стол, да?.. ТОВСТОНОГОВ. Вот это верней. Сел, взял книгу, полистал. Вы — сын человека, который
здесь работает, а не пришлый человек.
Владимир, как бы убрать благостность? Вы такой сейчас елейный отец, что не верится в ваше искреннее расположение к сыну. Не надо играть радость.
ВЛАДИМИР Ш. Но ведь если он приходит раз в год, я поневоле...
ТОВСТОНОГОВ (выходя на площадку). Смотрите, что вы делаете. (Показывает.) И прет, как видите, фальшь. Это потому, что я играл благостность. А вот, что хотелось бы. Какая тут радость? Мы должны понять, что вас гложет какая-то своя забота. Все, что вы делали, может быть: и похлопал сына по плечу, и погладил, но через свою думу. А вот теперь вглядитесь сыну в глаза, посмотрите, каким он стал. Как вымахал. И меньше улыбок. А вы не думали, как по взрослению сына, открываешь, что стареешь сам.
Василий, а вы видите, что отец не такой, как всегда? Что он чем-то озабочен? ВАСИЛИЙ Б. Конечно, я пытаюсь разгадать, что с ним случилось.
ТОВСТОНОГОВ. Как вы думаете, Владимир, почему автор заставил отца готовить чай? ВЛАДИМИР Ш. Не знаю, он мне мешает.
ТОВСТОНОГОВ. Мешает, потому что занимаетесь буквальным приготовлением. А это интересная подсказка Рощина. Привычное действие, которое в обычных условиях выполняется автоматически, разрушается на наших глазах, и мы понимаем степень его озабоченности.
КАЦМАН. У вас, Владимир, сейчас объект на хлебе, а это неверно.
ТОВСТОНОГОВ. «А уж мыслей!» — Взглянул на сына. Сказать ему или не сказать? Нет, сейчас не буду.
КАЦМАН. И увидел в глазах сына тревогу. И от этого ушел в хлеб.
ТОВСТОНОГОВ. Почему, Владимир, мы все время видим вашу улыбку? Снимите ее совсем! То, что папа рад встрече, и сын рад, — это и так ясно. А вот то, что в этой радостной встрече есть нечто такое, что заставляет нас следить за более важным — это и есть действие.
«Понятно», — говорит сын на общую сентенцию отца, а на самом деле ничего не понятно! Что-то с отцом неладно. И тогда родится вопрос: «Как у тебя со здоровьем?»
Владимир! Не помогаете себе! Зачем ставить стаканы на стол? Забыли про них и держите в руках! Сказал, посмотрел на руки и подумал: «А почему у меня в руках стаканы?.. Ах, да-да, чай! Надо чай пить». И вот, наконец, «больна». Прорвалось главное. Скрывал, но прорвалось. Отвернулся не просто так, а чтобы скрыть слезы. И вот здесь можно обмануть сына — впервые попытаться улыбнуться. И сквозь улыбку, чуть пожав плечами: «Она уже не работает». И Вася встал...
Что-то стало прорисовываться. Но для того, чтобы правильно сыграть весь кусок, вы должны. Володя, с самого начала держать внутри себя главное. А здесь оно, как нарыв, прорвется. Понимаете? Скрывать, что умирает жена. Тогда исчезнет фальшивая благостность.
А действие сына, очевидно, разгадать, что происходит с отцом, и решить, просить у него денег или нет?
Давайте все сначала. (Повторение сцены.) Нет, все-таки получается: пьем чай, потому что так написано в ремарке. Еще раз. Сказал, и возвращайтесь к чаю. Колите сахар. «Девочки растут»,
— без благостной улыбки, но не грустно. Зачем про них в том же качестве, что и про жену? Похвастайтесь ими. Вот теперь понятно, почему вы говорите: «Болея за других, перестаешь болеть сам». И снова к чаю. Через приготовление завтрака, отхода и прихода к нему я читаю ваше действие, понимаю, что с вами происходит... Володя! Опять?.. Почему: «Как дела? Что нового?» — елейность с медом? Сладко улыбающийся от любви к сыну папа — самая распространенная мозоль! Штамп, который, как ни странно, выглядит притворством!
КАЦМАН. Вы играете текст, когда говорите: «Настроение у тебя хорошее, все в порядке». Какой текст, такие и видения, отсюда улыбка. Почему при слове «хорошее» надо обязательно улыбаться?
ТОВСТОНОГОВ. Вася, встали и ушли спиной к отцу, лицом к нам. По действию решить: говорить о свадьбе или нет? Если сказать, о чем отец подумает сразу?
ВАСИЛИЙ Б. О деньгах.
286
ТОВСТОНОГОВ. Нельзя говорить. Сядьте на край стола. Владимир, а сын оказывает на вас влияние или нет?
ВЛАДИМИР Ш. Безусловно.
ТОВСТОНОГОВ. А почему он так себя странно ведет? Отходит от вас, сел на стол? Вам не кажется, что вы должны поменяться ролями? Раньше он разгадывал, что с вами? Теперь разгадайте вы: что с ним? (Повторение сцены.) А почему, Василий, вы не вышли вперед, как в прошлый раз?
ВАСИЛИЙ Б. Отец на меня так посмотрел, что мне не захотелось от него уходить. Мне легче остаться на месте.
ТОВСТОНОГОВ. Если вам легче остаться там, то вы неверно существуете. Тогда нет проблемы: сказать или не сказать про свадьбу. А надо сказать? Надо. Где этот момент решения? Значит, независимо от того, как он на вас посмотрел, вам должно быть трудно в этот момент с отцом. Именно для принятия этого решения и нужен отход. Иначе не сосредоточиться. Отошел, подумал...
ВАСИЛИЙ Б. И не решился.
ТОВСТОНОГОВ. Вы же не говорите про свадьбу? Не говорите. Вернулся, сел на край стола. Вот. Как же вы могли не уловить, как выгоден вам этот процесс, а?
ВАСИЛИЙ Б. Я понял. Теперь понял. (Повторение сцены.) ТОВСТОНОГОВ. Вы сказали: «Кое-какие перемены намечаются»? ВАСИЛИЙ Б. Да.
ТОВСТОНОГОВ. Повторите слово «перемены». «Пе-ре-ме-ны» — это важно. От этого и появилось желание отца сфотографировать сына в эпоху перемен... Раз отказались сфотографироваться, а потом согласились, должно быть место, где решились уступить отцу.
КАЦМАН. Подумал о невесте: подарю ей снимок. ТОВСТОНОГОВ. Да, но главное, не обидеть отца.
КАЦМАН. Я говорю о невесте, потому что улыбается, снимаясь.
ТОВСТОНОГОВ. Дойдем до съемки. Сейчас важно: состоится она или нет? (После фотосъемки.) Непонятный кусок.
КАЦМАН. Потому что Володя опять играет текст. А ему показалось, что сын влюблен. Дей-
ствие: проверить предположение. И убедился в том, что не ошибся.
ТОВСТОНОГОВ. Володя, а почему вы не реагируете на фразу: «Фотография — не профессия»? Разве она не оскорбительна?
ВЛАДИМИР Ш. Оскорбительна. Я просто растерялся. У Рощина здесь другой текст. ТОВСТОНОГОВ. Какой?
ВАСИЛИЙ Б. «Фотография — вещь моментальная». ТОВСТОНОГОВ. Ах вот как?
ВАСИЛИЙ Б. Да, я ошибся, но разве это не одно и то же? Разве у меня в подтексте не может быть того, что я сказал?
ТОВСТОНОГОВ. Конечно, не может быть! Смысл происходящего, как мы пытаемся определить, — совершенно другой. Дело в том, что вы выдали себя. Отец угадал истинную причину вашего состояния, а вы нелепо продолжаете скрывать: вот, мол, по одной секунде ничего понять нельзя, фотография — вещь моментальная. Вот о чем идет речь, а не о том, созидательным или не созидательным трудом занимается отец. И отец отвечает вам: «Ну, извини, фотография такая штука, которую не обманешь». (Повторение сцены.) Насколько отец переполнен несчастьем, настолько счастлив сын.
САПЕГИН. Отец залез под тряпку, а сын расплылся.
ТОВСТОНОГОВ. Увидев улыбку в глазок аппарата, сбросил тряпку с головы. Ваше действие разгадать, что с ним такое? Главное — не фотографирование, а этот поединок.
КАЦМАН. Как в первом куске, сын в обстоятельствах отца, так во втором — отец в обстоятельствах сына.
ТОВСТОНОГОВ. И разгадка: влюблен или женится! А когда сын стал фальшиво оправдываться, тогда: «Извини», — но остался при своем мнении. «Мы — фотографы — психологи».
287
Василий, а почему, когда отец вышел, с вами ничего не произошло? Рощин дает вам три места, где сын выдает себя с головой. Первое, когда отец выгоняет посетителей, второе, когда залез под тряпку, третье — сейчас. Он вышел, а, вернувшись, застал вас врасплох. Что бы вам такое сделать?
ВАСИЛИЙ Б. Это должно быть какое-то предвкушение счастья. КАЦМАН. Выйдите к нам, закиньте руки за голову. ТОВСТОНОГОВ. И вошел отец... Ну, что, Вася?
ВАСИЛИЙ Б. Влип!
ТОВСТОНОГОВ. Это правильно... А почему на вопрос: «Кто же наша избранница», — вы избрали надоевший за время репетиций без конца повторяющийся жест пожатия плечами?
ВАСИЛИЙ Б. Я не хочу говорить. Через фразу у меня текст: «Я пойду». Мне кажется, он определяет мое существование. Я живу этим.
ТОВСТОНОГОВ. Нет, вы нашли неверное звено, определяющее ваше действие. «Я пойду»
— это фраза следующего события. Должно возникнуть новое обстоятельство, определяющее дальнейший ход жизни. Пока его нет.
ВАСИЛИЙ Б. Мы решали уход в этом событии.
ТОВСТОНОГОВ. Нет оснований. Проговорите текст дальше. Ну, конечно! Вот когда отец начал разговор о деньгах, — это и есть искомое обстоятельство! Поворотное! Теперь желание уйти оправдано! Давайте проверим.
Повторение куска.
КАЦМАН. Володя! Почему опять улыбаетесь на «избраннице»? ВЛАДИМИР Ш. «Избранница» — как не улыбнуться?
КАЦМАН. Думать нужно совсем о другом. Вот перед вами счастливый человек, у него все в будущем...
ТОВСТОНОГОВ. А ваша избранница умирает... Итак, чай не состоялся... Василий, по тому, как вы играете, сын получается ханжа и лицемер. Вроде бы, отказываюсь от денег, но тут же хочу их получить.
САПЕГИН. Ищите аргументы отказа!
ТОВСТОНОГОВ. Сыграйте категорический отказ! Не возьму!
КАЦМАН. Только не надо лезть в партнера! Отказываясь, уходите от отца!
ТОВСТОНОГОВ. Владимир, а что у вас по действию?
ВЛАДИМИР Ш. Он приехал не вовремя. Я истратил деньги и казню себя!
ТОВСТОНОГОВ. «Казнить себя» не надо. Не всегда формулировка в глагольной форме есть действие. «Казнить» — переживальческий глагол. Займитесь конкретным делом. Прикиньте, где бы достать денег? Может, продать второй фотоаппарат?
ВАСИЛИЙ Б. Я не понимаю, разве отец мог серьезно воспринять тот абсурд, который я несу? Разве он мог мне поверить?
КАЦМАН. А почему бы и нет? Отец — наивный человек! ВАСИЛИЙ Б. В свадебное путешествие в Париж? КАЦМАН. Ну и что, если отец невесты — министр?
ГЕННАДИЙ Т. Но тогда бы отец не поверил, что сын пришел за деньгами. САПЕГИН. А он и не знал, что сын пришел за деньгами. Это мы знаем. Зрители.
КАЦМАН. Если невеста богата, то сын должен быть бедным? Без копейки? Что за логика? ТОВСТОНОГОВ. А почему отец должен верить или не верить в проблему денег для сына?
Дать деньги — традиция. Но сейчас и болезнь жены, и приход не вовремя, и денег нет. Надо придумать, где достать? Сын отказывается, но достать надо! А на свадебном путешествии в Париж у отца перелом. Именно поверив сыну, он уступил ему.
ВАСИЛИЙ Б. И все-таки не понимаю, почему сын так врет?
ТОВСТОНОГОВ. А как не соврать, когда отец — вы же видите это — всерьез собирается что-то продать, занять, но достать вам деньги! Если отца не остановить, он влезет в долги, но деньги достанет! И это при его нынешнем положении! Сын врет ради отца!
КАЦМАН. Знаете, говорят, святая ложь! Ложь во спасение! ТОВСТОНОГОВ. А вас смущает сам факт вранья?!
288
ВАСИЛИЙ Б. Значит, я должен врать абсолютно искренне?
ТОВСТОНОГОВ. А как же? Не зная пьесу, мы должны поверить вам во все вместе с отцом. ВАСИЛИЙ Б. А цель моего прихода зрители должны понять?
ТОВСТОНОГОВ. Зная лишь только материал отрывка, мы можем догадываться о цели прихода, но последним монологом вы должны опрокинуть нашу загадку.
ГЕННАДИЙ Т. Но откуда взялся Париж? Неужели он не мог придумать чего-нибудь достовернее?
ТОВСТОНОГОВ. Увидев, что никакие доводы не останавливают отца от крайнего шага, «Париж» должен возникнуть, как эврика! Добиться веры отца! И вот отец в шоке! И поверил. На сегодня достаточно. Владимир, вы поняли, в каком направлении продолжать поиск?
ВЛАДИМИР Ш. Да, теперь понял.
ТОВСТОНОГОВ. Сейчас много суетитесь, стараясь сыграть возраст. Много внешнего. А должна быть внутренняя перестройка мыслей, поиск логики уставшего измотавшегося человека. Что такое перевоплощение? Открытие нового способа думать. Главное обстоятельство — растрата денег, отложенных для сына. Отсюда чувство вины перед ним. Найти, как искупить вину — сквозное роли в отрывке.
КАЦМАН. А у сына сквозное — снять с отца груз ответственности.
ТОВСТОНОГОВ. Несколько раз пройти отрывок самостоятельно, прежде чем показывать педагогам. Вы должны почувствовать этапы сквозных действий. Повороты. А в связи — с этим оценки. Затем ощутить сквозные в целом. Узнать, что такое вкус взаимодействия. Чувство партнера. Тогда, возможно, придет импровизационное самочувствие.
15 марта 1976 года Михаил Рощин. «Муж и жена снимут комнату»
Отец — Владимир Ш. Сын — Василий Б.
До прихода Товстоногова.
Аркадий Иосифович попросил отчитаться о состоянии самостоятельных работ над отрывками. «Репетируем», — ответили студенты.
КАЦМАН. Почему не все показывают этапы? Вот, скажем, уже две недели я не могу посмотреть сцену из рощинской пьесы «Муж и жена снимут комнату».
ВАСИЛИЙ Б. Мы собирались, пробовали повторять, но...
ВЛАДИМИР Ш. Мы честно пытались, но все время не покидала мысль...
ВАСИЛИЙ Б. До 1 марта, то есть до встречи с Георгием Александровичем, мы много репетировали, затвердили рисунок, а он оказался неверный.
КАЦМАН. Ну и что? Поиск истины — это наша работа! Сколько раз Георгий Александрович и в театре с опытными артистами меняет решения?! Вы думаете, они упираются: вот, мол, вчера вы говорили не так? Заново ищут.
ВАСИЛИЙ Б. В «Старшем сыне» — совершенно иное видение ситуации за текстом, иные цели, задачи...
КАЦМАН. Ну и что? Не понимаю. И теперь до прихода Георгия Александровича не надо репетировать? Чушь какая-то.
ВЛАДИМИР Ш. Он все перестроил по-другому.
КАЦМАН. Идет поиск. И пока он идет, будет процесс углубленного поиска. А, бывает, что каждый раз по-другому, пока не отыщется единственное решение!
ЛАРИСА Ш. Да, нет. Мы не против поиска. Мы хотим, чтобы он был не заштампованный...
КАЦМАН. Переведите на русский язык то, что сказала Лариса.
ВАСИЛИЙ Б. Самое сложное, когда что-то входит в сознание, затем в подсознание, и вдруг надо от всего этого отказаться. Именно поэтому нам было так трудно сразу откликаться на све-
289
жие предложения Георгия Александровича. И вот, когда мы в течение этих двух недель собирались самостоятельно, мы оговорили выстроенный им процесс, но...
ВЛАДИМИР Ш. Нет, мы понимаем, что должны быть готовы к новому поиску, но тогда мешают репетиции, цель которых зафиксировать достигнутое.
ВАСИЛИЙ Б. Мы прекрасно понимали, что он придет и опять все будет перестроено поновому. И мы должны быть готовы к поиску, а фиксаж прошлого построения мешает.
КАЦМАН. Надо не просто фиксировать последнее решение. Надо пропустить его через себя! Вы еще не зажили процессом. Не свободны. Не живете этапами сквозного. Не подробны в оценках. Внутренний монолог либо поверхностный, неверный, либо отсутствует вообще. Вы думаете, все, что построил с вами Георгий Александрович, осталось в психофизической памяти? А я уверен, без систематических репетиций — улетучилось. Вы не только не углубляете процесс, а, уверен, смутно его помните...
Вошел Георгий Александрович.
ТОВСТОНОГОВ. Здравствуйте, садитесь. Чем занимаемся? КАЦМАН. Да, вот. Рассуждаем насчет процесса ...
ТОВСТОНОГОВ. На материале какого отрывка? КАЦМАН. «Муж и жена снимут комнату».
ТОВСТОНОГОВ. Вы готовы к показу? Пожалуйста, давайте посмотрим. (Прогон отрывка. На фотосъемке Товстоногов прервал.) Владимир, а почему пошли фотографировать сына?
ВЛАДИМИР Ш. Почувствовал странность в его поведении. Мелькнула догадка, и я хочу ее проверить.
ТОВСТОНОГОВ. Этого не было. Наоборот, вы откинули момент отгадывания и предложили какую-то другую игру.
ВЛАДИМИР Ш. К сожалению, это бессознательно получилось.
ТОВСТОНОГОВ. Для отца фотография — способ испытания человека. Вы правильно сказали: увидел нечто такое, что заинтересовало, и пошел при помощи фото проверять версию.
ВЛАДИМИР Ш. Я понял, можно попробовать?
ТОВСТОНОГОВ. Можно, только возьмите выше. Очень театрально, к сожалению, сыграли кусок про жену, взяв его курсивом. Вы должны максимально закрыть свои страдания, а не демонстрировать их. Тогда и нам, и сыну есть что разгадывать. Сказали про жену «больна» и не вставайте. Если встал, то попереживал — зачем? Болезнь жены — тема, о которой вообще не хотелось бы говорить, а вы встаете, тем самым подчеркиваете желание разговора на эту тему.
ВЛАДИМИР Ш. Вы запретили улыбаться, а мне бы здесь хотелось...
ТОВСТОНОГОВ. Улыбнитесь, обманите нас. Пусть нам покажется поначалу, что все исправимо. А по внутреннему монологу?
ВЛАДИМИР Ш. Тут уж ничем не поможешь.
ТОВСТОНОГОВ. Да, к несчастью. (Повторение монолога отца.) Зачем размежевываете текст? Ощущение, что заставляете себе верить при помощи размежевания. Самое важное, болезненное — пробрасывайте, скройте. Остановитесь только на «больна»... Нет, пробросом не получается. Не болтайте слова впустую, положите их на действие. Щебечете, а я не могу уследить за мыслью!.. Попробуйте о ремонте иронически: дурак какой, надо же, некстати ремонт затеял...
КАЦМАН. Не надо так влезать в сына. Играйте от партнера.
ТОВСТОНОГОВ. И оправдайте тем, что трудно сдержаться от слез. «Болея о других, перестаешь болеть сам», — и вот здесь я вообще бы ушел, потому что глаза так наполнились слезами, что сын не должен этого видеть!
Аркадий Иосифович абсолютно прав, говоря о том, что не надо влезать в партнера. А знаете, почему это происходит? И не только в этой работе, а во всех отрывках на нашем курсе? И не только на курсе и зачастую и на профессиональной сцене? Потому что, когда играются действия: объяснить, убедить, доказать, дать понять — они тянут актера на влезание в партнера!
Еще раз с ремонта. Точнее надо, нет самоиронии: нашел момент перестройку затеять!.. Гово- рил-говорил сыну и своих делах и понял, что плачет в жилетку, а это вы меньше всего хотели. Надо сбросить с себя весь этот груз... О детях получается на уровне информации почему-то.
290
ВЛАДИМИР Ш. Они растут, их надо содержать, и я оправдываю свой левый заработок. ТОВСТОНОГОВ. Не-ет, он здесь не занимается оправданием себя. Смысл иной: дети растут,
а матери не будет. Вот о чем надо думать, говоря: «Девочки растут, Оленька в этом году в школу пойдет...» Еще раз. Как плохо сказали фразу: «Болея о других, перестаешь болеть сам». Как плохо перешли.
ВЛАДИМИР Ш. Но вы же сами мне сказали встать и перейти?!
ТОВСТОНОГОВ. Да, но почему? Слезы-то не идут, вид делаете?! Еще раз повыше.
«Вот ты скажи, что нового, как дела?» — Обнимите сына. Нет, не верю, не по-отцовски обнимаете. Во-от, сейчас хорошо, так зажали сына, что и ему неловко стало, и вам.
Владимир, у сына перемены. Василий дважды повторяет «перемены». «Перемены» — важное слово. Зацепитесь за него. И фотографировать! «Я по твоему носу вижу: с тобой что-то происходит, и я тебя не выпущу».
А почему, Василий, вы так побежали фотографироваться? Это отцу нужно, а вам поперек горла. Вынужден пойти, а не ринулся с радостью по собственному желанию.
Владимир, зачем вы начали лекцию про фото? С момента, когда посадили сына фотографироваться, создайте видимость шутки: «Увидишь кривую роста за много лет», «мой фотоаппарат — душевный рентген, он все раскроет». «Не крутись, бесполезно, ты у меня, как на ладони». И все это свести к фразе: «Да, действительно что-то новенькое». А теперь облокотитесь на аппарат и изреките, как факир: «По-моему, ты влюблен или собираешься жениться». Вот что такое фотография, она все видит, она не дает соврать. Теперь ты не отвертишься.
«Я?» — субъективно сын не хотел открываться, но отец так точно угадал про женитьбу, и сын выдал себя в оценке.
«Ах нет? Ну, извини». А на самом деле остался при своем мнении. Не понимаю, Василий, а зачем вы сажаете отца сниматься? ВАСИЛИЙ Б. Способ уйти от разговора о женитьбе. ТОВСТОНОГОВ. Да? Не читается.
КАЦМАН. Все-таки странный текст у сына: «Фотография — вещь моментальная». ТОВСТОНОГОВ. Ничего странного не вижу. Сын говорит: «Фотография — вещь момен-
тальная», — то есть ты ничего не понял, папа, ты зафиксировал миг, а по одному мгновению ничего понять нельзя. Нельзя судить по секунде о том, что у меня на душе... А если сыграть продолжение ритуала? Отец фотографирует сына, а сын — отца? Если это бывает каждый раз?!
ВАСИЛИЙ Б. Но по действию: скрыть истинную причину моего прихода? КАЦМАН. Да, и поэтому фотографирую его.
ВАСИЛИЙ Б. Это выгодно. И одно с другим соединяется: и ритуал, и «скрыть».
ВЛАДИМИР Ш. Нет, теперь иное качество. Теперь по действию: закончить ритуал. ТОВСТОНОГОВ. Продолжить ритуал, чтобы уйти от серьезной темы разговора.
КАЦМАН. Ошибка в том, что фотография была раздроблена на два события. А до признания сына — событие одно.
ТОВСТОНОГОВ. За чем мы следим? Что с вами происходит в рамках ритуала. Сам процесс, как заученный. Осуществляйте его походя, но шутливо. И спор о назначении фотофафии в этом же качестве.
ВАСИЛИЙ Б. Лирики и физики. Строить мир или фотофафировать его? Я — лирик, я сочиняю мир, мне будущее представляется бесконечным. А отец, с позиции прожитой жизни, с точки зрения опыта и человеческого, и профессионального...
ТОВСТОНОГОВ. Вы, Василий, находитесь в логико-умозрительной сфере. Зачем заниматься комментированием? Рассуждать на тему обстоятельств, а не погружаться в них? И вам это ничего не прибавляет, и, смотрите, партнер остыл. Абсолютно бесплодный процесс!
А вот скажите, почему отец не стал фотофафироваться? Зачем Рощину понадобился уход отца? Вы, Володя, зная могущество своего аппарата, попали в положение сына. Сын залез под тряпку. Вот секунда, когда отец стал самим собой, и мы еще раз увидели и разгадали, что же вас действительно волнует. Если за внешним слоем я смогу различить это, если имею возможность следить за словами, тогда реализуется смысл моего прихода в театр.
291
Слова входят в сознание зрителя в момент, когда я разгадываю, что происходит между персонажами. Часто слова входят не прямым, а обратным ходом: вижу одно, слышу другое, понимаю третье. Если я слышу только слова, мне незачем покупать билеты, я могу прочесть пьесу дома или послушать радиоспектакль.
Что чаще всего происходит в театре? Оправдывание слов бытовым правдоподобием: пришел, разделся, сфотографировался. Это и есть то ремесло, с которым мы пытаемся бороться. И все же вы, как рыба на приманку, идете на текст. Не позволяйте себе соблазнительно-спасительный уход в словесную сферу. Текст есть конечное выражение процесса. А чтобы восстановить сам процесс, надо обнаружить все причины, которые дали бы вам локальный конфликт. Запомните на всю жизнь: нельзя произносить текст, не зная, на что он помножен!
Отрывками мы занимаемся сейчас для того, чтобы вы на себе, на своей собственной шкуре поняли суть действенного процесса. Умению действовать нельзя научить. Но попытаться воспитать в себе это умение — можно. Для этого надо ввергать себя в обстоятельства и воображением делать их своими.
АСПИРАНТ. Простите, Георгий Александрович, в педагогике сценической речи большое внимание уделяется внешней логике, логике текста... Значит, по-вашему, методология преподавания речи должна быть иной?
ТОВСТОНОГОВ. Не буду обсуждать содержание преподавания речи, это не тема нашего занятия. Что касается внешней логики — я ее не зачеркиваю. Она тоже присутствует, использовать надо все! Но внешняя логика на поверхности. Скажем, в этой сцене на поверхности шуточная ритуальная игра, а что за ней? Вот что и вас, и нас должно интересовать в первую очередь.
Повторите кусочек съемки, чтобы мы поняли: отцу она нужна, а сыну — как рыбе зонтик.
Повторение куска с фото и попытка двинуться дальше.
Сын готовит аппарат к съемке, и пока он там вертится, отец решил: нет, сниматься не буду. Должна быть такая логика. (Георгий Александрович вышел на площадку.) Решил не сниматься, встал, подошел к сыну: «Алеша, ты меня прости...» А дальше еще не придумал... И через паузу: «Там... женщина ищет свои фотографии».
ВЛАДИМИР Ш. «Там эта нимфа возится».
ТОВСТОНОГОВ. Да-да. И сын не понял, почему отец так странно себя ведет. Отец ушел — и дошло... Встали у аппарата и задумались. Неужели она действительно умрет? А я с мелкой проблемой денег... Пусть вот таким вас врасплох застанет отец. (Повторение куска.) Нет, Василий, не отец должен вас вытаскивать из-под тряпки. Вылезайте сами. У вас хватило времени настроить аппарат. Отец ушел и должен быть кусочек подлинной жизни сына. Посмотрел отцу вслед, повернулся к нам. Хорошо, Василий, стоите, не меняйте положения. И очнитесь, почувствовав, что отец вернулся.
«Никак не могу вспомнить, куда дел карточки», — не впрямую, посмотрите, что с сыном? Вот хорошо встретились глазами. «Садись», — уже стали привыкать друг к другу.
А почему так сникли, Василий, когда отец спросил вас: «Кто избранница»? Сын скрывал, умалчивал, изворачивался, не признавался. Теперь надо искупать вину. Сейчас был бы огромный монолог, если бы вас не прервали.
Вы, Владимир, уговариваете сына остаться приторно-фальшивым голосом: «Что ты, что ты, ты еще и пяти минут не посидел», — так уговаривают гостей, которые надоели. Или вы хотите, чтобы он ушел?
ВЛАДИМИР Ш. Нет, я чего-то сбился, текст перепутал. Раньше сын был там, а я здесь, теперь по-другому. Я еще к новому рисунку не привык.
ТОВСТОНОГОВ. Так это очень плохо, Владимир! Если вы подлинно действуете, то новое обстоятельство должно освежать вашу жизнь, и никакие прежние привыкания не должны вас сбивать!
Сын двинулся уходить, не надо бежать за ним! Не вставая: «Ты куда?» И не сразу соглашайтесь, взвесьте: нехорошо вот так взять и отпустить! Но раз они договорились о встрече, если она ждет... Законы любви — с ними ничего не поделаешь. А почему улыбка появилась?
ВЛАДИМИР Ш. У меня же есть какое-то отношение к его женитьбе.
292
ТОВСТОНОГОВ. А читается, что это отношение к уходу сына. Повторите кусок. (Кусок повторяется.) Нет, не получается, Володя. Отдельно играете оценку, отдельно говорите слова. Сейчас вы говорите текст, делаете паузу — оцениваете, потом опять говорите, и слова становятся лишними. А это тот случай, когда слова должны укладываться внутри оценки, понимаете? Опять, Василий, почему-то полезли к отцу!
ВАСИЛИЙ Б. Отец начал решать, как мне помочь, и я хочу его остановить. ТОВСТОНОГОВ. Остановить можно откуда угодно.
ВАСИЛИЙ Б. Возьмем повыше.
ТОВСТОНОГОВ. Возьмите... А почему у вас такие конвульсивно-судорожные движения? ВАСИЛИЙ Б. Потому что я сижу на стуле, а именно сейчас мне неудобно на нем сидеть. ТОВСТОНОГОВ. Нет, не поэтому. Вы не заняты процессом жизни, и вас хоть на голову по-
ставь, все равно судорога сведет. Притворяетесь, и появилась излишняя активность. Начинаете говорить — извиваетесь. Надо не делать вид, а на самом деле найти повод отказаться от денег! Вот вы меня сейчас хорошо слушаете, без судорог! Потому что думаете по-настоящему! Вот так, не прикидываясь, и скажите: «У тебя, отец, жена умирает, а решаешь, откуда мне денег достать. Неужели ты думаешь, что я их возьму?»
Жаль, Володя, что вы так дешево продаете свой текст про деньги, которые отложили для сына и истратили. Это же деньги сына! Ты так долго не приезжал, но я все равно виноват! И про жену вы почему-то говорите между прочим, а зря. По существу вы должны текст подчинить одному: придумать, как выкрутиться. Повернитесь к фотоаппарату, посмотрите: сколько за него дадут? Сколько после института зарабатывают молодые специалисты?
АСПИРАНТ. Около ста рублей.
ТОВСТОНОГОВ. Значит, неправда, что сын будет сразу зарабатывать двести? ВАСИЛИЙ Б. Ну, может быть, я, конечно, приврал, но рассчитываю на это.
АСПИРАНТ. Двести рублей сразу? Быть не может. Многие к пенсии добиваются такой зарплаты.
ВТОРОЙ АСПИРАНТ. Если в таком возрасте двести рулей зарабатывать, проблемы денег фактически нет.
ВАСИЛИЙ Б. А я знаю молодых людей, защитивших диссертацию, они под триста получа-
ют.
АСПИРАНТ. С диссертацией — да, но сын разве в аспирантуре? ВТОРОЙ АСПИРАНТ. Он выдумал двести рублей, чтобы отца успокоить.
ВАСИЛИЙ Б. Ничего не выдумал. По-разному бывает. Ставка периферийного главного режиссера — сто восемьдесят. А если учесть премиальные...
ТОВСТОНОГОВ. Стало быть, после окончания нашего института вы рассчитываете получать двести рублей? Желаю вам осуществления вашей надежды... Отдохните минут десять. (После
перерыва.) Сядьте в полукруг... Дорогие товарищи! У меня возникло ощущение, что, несмотря на настоятельное требование репетировать самостоятельно между нашими встречами, репетиций данного отрывка не было.
Вы никак не можете усвоить одну из заповедей вашей будущей профессии: вне вашей самостоятельной домашней работы, вне беспрерывного систематического поиска, в который мы, педагоги, лишь вносили бы свои коррективы, — вне всего этого вы никогда не добьетесь хороших результатов.
Сегодня пятнадцатое марта, сцену из Рощина мы репетировали две недели назад. Значит, половину месяца вы бездействовали. Почему? Вам почему-то кажется, что вся работа осуществляется на наших занятиях. Это неверно. Мы не можем принести вам реальной пользы, если нашим с вами встречам, вашим показам, не предшествует мучительный самостоятельный поиск действенного процесса. Не позволять себе приходить на занятие к педагогам в том же былом качестве!
КАЦМАН. Георгий Александрович, как я ни просил, но мне отрывок показан не был. ТОВСТОНОГОВ. Не думаю, чтобы у вас были заняты все вечера. Можно собраться, и три-
четыре часа потратить на то, чтобы пройтись по всем нашим замечаниям! И обязательно открыть для себя что-то новое! А вы своей пассивностью в самостоятельной работе убиваете
293
найденное, вместо того чтобы освоить, закрепить и развить его. Строить с вами, вместо вас отрывки — процесс нетворческий, в лучшем случае, ремесленный.
СЕМЕН Г. Я понимаю, что у нас этап самостоятельных проб. И все же мешает, что мы редко встречаемся с преподавателями.
КАЦМАН. Что вы говорите, Сеня? Как — редко?
СЕМЕН Г. Из восьми работ одну в среднем мы показываем раз в две недели.
КАЦМАН. Я когда-нибудь отказывался посмотреть? Наоборот, я прошу, требую, пожалуйста. Но бессмысленно, если вы сами отрывок не проходили.
СЕМЕН Г. Две недели мы ищем, что-то находим, развиваем, а, оказывается, это неверно. И трудно перестроиться на правильный путь, войти в новое русло.
ТОВСТОНОГОВ. К сожалению, я не вижу результатов поиска. Пусть ошибочного, но напитанного обстоятельствами, поиска углубленного процесса.
КАЦМАН. И еще одна ошибка: вы фиксируете форму, а не существо процесса.
ВАСИЛИЙ Б. Извините, а как не фиксировать форму? Помните, я остался сидеть на краю стола, не вышел вперед, как просил Георгий Александрович, и сходу справедливо получил замечание!
ТОВСТОНОГОВ. Нельзя быть в плену мизансцены. Я ругал вас за то, что вы не вышли вперед, не потому что вы обязаны догматически выполнять формальные ходы, а потому что пропустили звено процесса. Значит, ниточка внутренней жизни оборвалась. А в самостоятельной работе вы бы не только затянули в этом месте узелок, а нашли бы мотив, чтобы никогда здесь не было разрыва! Нужно вести себя по дороге поиска подлинного существования, а не закреплять внешний результат однажды прожитого. Иначе вы мертвы. Нет огонька жизни! Не слышали высказывание Кедрова о монтере и лампе? Нет? Он говорил: можно провести провод, ввернуть лампу, поставить включатель-выключатель, но лампа должна гореть сама! Вот и за вас никто гореть не будет!
Я говорил сегодня Василию: вас тянет на комментирование. Но эта претензия относится к каждому из вас, без исключения. Режиссер-комментатор даже не ремесленник. Дилетант. Словоговорения на репетиции — самое ужасное болото, которое топит нашу профессию. Дескать, давайте умственно, умозрительно порассуждаем о столкновении в этом отрывке. Если у вас симптомы подобной болезни, актеры сходу это почувствуют и вместо того, чтобы выйти на площадку и погрузиться в существование, нажмут на вашу ахиллесову пяту и спровоцируют себя уболтать.
В отрывках, с которыми нам удалось практически соприкоснуться, найдена схема, но не подлинное существование. На основании найденной с нашей помощью схемы, для того, чтобы обнаружить и воплотить ежесекундный процесс борьбы, вы должны продолжать работу в трех направлениях:
Первое. Собственный, индивидуальный поиск видений, внутреннего монолога, этапов сквозного действия.
Второе Проверка индивидуального поиска, обогащенная встречей с партнером.