рецензии / Коврижкина

Рецензия на роман Иличевского А.В. «Матисс».

Работа выполнена студенткой III курса 7 группы

Коврижкиной А.

Александр Викторович Иличевский (род. 25 ноября 1970, г. Сумгаит, Азербайджан) — поэт, прозаик, лауреат премии «Русский Букер» 2007 года.

В 1993 году окончил факультет общей и прикладной физики Московского физико-технического института по специальности теоретическая физика. В 1991—1998 занимался научной работой в Израиле и Калифорнии. С 1998 г. снова живёт в Москве. Иличевский публиковался в «Новом Мире», «Октябре», «Новой Юности», «Комментариях», сетевом журнале литературных эссе «В моей жизни», на сайте «Сетевая словесность». Автор идеи научно-популярного портала «Технология-ZOO». Автор книг стихов: «Случай» (1996), «Не-зрение» (1999), «Волга меда и стекла» (2004); романов «Дом в Мещере» (1998), «Мистер Нефть, друг» (1999), «Ай-Петри» (2005), «Матисс» (2006), книги прозы «Бутылка Клейна» (2005), книги эссе «Гуш-мулла» (2005), книги рассказов «Пение известняка» (2007), сборника рассказов «Ослиная челюсть» (2008) [1].

Сквозь тоску запустения

Бунт должен быть внутренним. Спустя десятилетия миф о девяностых неуклонно развенчивается: это была помесь жвачки, свободных толстовок, звуков хип-хопа и криков о свободе – но не свобода как таковая. Свобода стала брендом – внешнее лого на челе эпохи, поэтому бунт должен быть внутренним.

Королёв говорит это убеждённо, споря с Вадей. Вадя – бомж, и вместе они странствуют по необъятной родине, не забыв и дурочку-Надю, живущую в своей красочной фантасмагории. Однако, так было не всегда: Королёв – математик, учился в аспирантуре, работал помощником у нахального и удачливого бизнесмена Гиттиса, свободное время уходило на одиночество или случайных подруг, ни одна из которых не напоминала ему погибшую невесту; аллюзией на миф о Пигмалионе и Галатее возникает мотив создания героем алебастрового слепка с могильной статуи – как тоска по любимой. Маргинальная линия, атрибут постмодернизма, претерпевает метаморфозу: Королёв не просто сознательно оставляет жизнь в цивилизации, присоединяясь к бездомным, - это не герой-эскапист – напротив: он долго готовится к этому, закаляя себя аскетизмом и одиночеством, совершая пробные ночёвки на улице, в парадных, заброшенных зданиях.

Биография героев даётся наплывами, половина текста – сплошная ретроспектива. Из неё мы узнаём, что у всех троих – Вади, Королёва, Нади – нет родителей. Оторванность от корней и побуждает к их поиску: для этого математик в прямом смысле «опускается на дно», близ самым недрам земли, и продолжительное время живёт в шахтах заброшенного метро. Здесь он познаёт, что живое – что осталось там, на поверхности – мертво, а мёртвое здесь, в этом забвении темноты, - настоящее, и, значит, живое. Тема свободы призрачной и настоящей тесно переплетается с темой призрачной и настоящей жизни: мёртвое оказывается живым, потому что оно ближе к органике, а, значит, ближе к природе. Однако остаться в этом подземном царстве – значит, наслаждаться тоской запустения. Герой, ощутив себя в высшей степени «мёртвым», став отражением «живого», познаёт истинную живость, сам оживляется – и только теперь он может подняться наверх и начать свой пусть с Надей и Вадей ради жизни как цели:

Девушка уже узрела Королёва, и гримаса ужаса овладела ей. Темный призрак парил в позе лотоса в темноте и неподвижными, словно бы выколотыми глазами всматривался в нее. Крик исказил ее лицо, поезд дернулся на пробу, подхватил инерцию и потянулся в туннель. Девушка в беззвучном крике пробивалась вдоль вагона, пытаясь не упустить из вида скосившего в ее сторону глаза Королева… Этот случай перевернул его, отрезвил. По сути, именно он вывел его обратно на поверхность.

Королёва преследуют сны о любимым художнике – Анри Матиссе. Матисс предстаёт для него в образе этакого светлого бога подземелья, творящего образы грубые, «дикие», искренно живые:

Ему снова снился Анри Матисс, снился в пронзительно ярком кубическом пространстве, залитом белым подземным солнцем. Куб был насквозь зарешечен не то птичьими клетками, не то вот этими самыми панцирными кроватями. Художник склонялся к чему-то, морщился, вглядываясь, соотнося что-то внутри с тем, что ему надлежало осознать, взять в руки снаружи.

Роман трогательно светел. Это произведение о поиске человека своего места, познании своей земли. В нём нет ещё преодоления пустоты нулевых, обманутых девяностыми, однако есть успокоение (не смирение), надежда, создающаяся светлым и сакральным образом Матисса.

Главы произведения – либо временные промежутки (Октябрь, Осень, Апрель), либо – указание топосов (Пресня, Зоосад, Метро). Это – попытка создать целостный образ России, неспешно изучить все её грани без громких пафосных слов – лишь созерцанием. Поэтому больше всего в произведении описаний. Вообще, стоит признать, что в романе правит слово, оставляя несколько в стороне и сюжет, и характеры героев: нагромождение метафор, увесистость фраз, предельная эстетизация – всё это сближает «Матисса» с модернистским романом. Неспешно текст движется к завершению, и в конце, каким-то наивным, светлым, будто бы симультанным стихом дадаистов звучат слова, что не кричат – говорят тихо: «Жизнь»:

Нет у времени молвы. И Господь заливает мгновение в половодье, где я Мазаем тысячу

солнечных зайцев везу для тебя. Когда я умру, ты закутаешься в солнечную шубу, как в конце аллеи в протуберанец.

Список источников

Иличевский А. Матисс: Роман. – М.: Время, 2008

Александр Викторович Иличевский / http://lib.rus.ec/a/70698 [1]