Добавил:
Меня зовут Катунин Виктор, на данный момент являюсь абитуриентом в СГЭУ, пытаюсь рассортировать все файлы СГЭУ, преобразовать, улучшить и добавить что-то от себя Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Философия / Ответы / ответы по философии.doc
Скачиваний:
44
Добавлен:
02.08.2023
Размер:
1.43 Mб
Скачать

3) Нравственное направление.

Наиболее важные мыслители этого периода:

-Сименон Полоцкий (1629-1680) -Юрий Крижанич (1618-1683) -Андрей Белобоцкий

-Епифаний Славинецкий

1. Видный мыслитель С. Полоцкий ратовал за доброе законодательство и

хороших правителей, осуждал тиранов и невежество. Он проповедовал

любовь к подданным, трезвость в суждениях, скромность в поведении, прославлял

просвещение, дружбу, трудолюбие.

Полоцкий считал, что вещественный и духовный мир создан Богом. Задачу

философии он видел в том, чтобы просвещать людей, исправлять их нравы,

врачевать болезни, поучать мудрости и правильной жизни.

Согласно учениям С. Полоцкого философия состоит из трех частей: логики,

физики и этики.

Философские воззрения С. Полоцкого пронизаны верой в развитие и расцвет

разума. Он отрицал существование врожденных идей, доказывая, что ум ребенка

подобен чистой доске, на которой учитель пишет все, что хочет. Основная

работа “Вертоград многоцветный”.

2. Юрий Крижанич выступал, прежде всего, с позиции политической

философии. Основные идеи этой философии изложены в его основной работе

Политика”.

В этой работе автор призывает умножать государственное благополучие и

богатство, развивать земледелие как основу богатства, а так же

совершенствовать промыслы и торговлю.

В “Политике” осуждаются неумеренная роскошь, жестокие порядки и тирания,

нещадные поборы, жадность, безделье и праздность.

Согласно Крижаничу человеческое тело состоит из 4 первозданных вещей: земли,

воды, воздуха и огня.

Эти 4 стихии постоянно враждуют между собой, что ведет к разным несогласиям.

Человек отличается от животных разумом и руками. Все люди рождаются

глупыми и только с годами приобретают ум и знания. Надо стремится

преумножать в людях мудрость, ибо она приносит им благо. При хорошем

правителе мудрость умножается, науки расцветают. Мудрость несет людям

богатство, славу, благо и правду. Невежество порождает суеверие и обман.

Мудрость, по Крижаничу, должна познать такие наиважнейшие и наивысшие вещи,

как бог, небо, земля, человеческие нравы, законопорядки. Знание призвано дать

людям понимание причин вещей.

Мудрость Крижанич делил на духовную и мирскую. Духовная мудрость

это богословие. Мирская мудростьматематика, механика,

философия.

Философия включает в себя : логику (грамматика, диалектика,

риторика, поэтика), физику (изучает все видимые вещи), этику (личная

нравственность), экономию ( наука о ведении хозяйства), политику ( наука об

управлении народом).

3). Андрей Белобоцкий составил комментарии книги известного философа

ХIII в. Раймонда Луемия “Великая и предивная наука." Эти комментарии

представляли самостоятельное философское произведение.

Мир, согласно Белобоцкому создан богом и управляется провидением.

Земля шарообразна: она находится в центре вселенной.

Мир делится на 2 части: материальную и духовную.

В комментариях Белобоцкого содержатся также некоторые сведения по ботанике,

зоологии и др. наукам.

4). В XVII в. в России начинает распространятся гелиоцентрическая теория

Н.Коперника.. Первым ее проводником был Епифаний Славинецкий. Он

перевел на русский язык труды Фукидида, Плиния и других философов. В своей

книге “Зеркало всея вселенная”, он изложил наряду с геоцентрической и

гелиоцентрическую теорию неба, дав математические выкладки годового и суточного

движения планет и высказав сочувствие теории Коперника.

ВЫВОДЫ:

1. В рамках первого периода русской философии сформировались

три важнейших идейных потока отечественной философской мысли –

историософский, религиозный и нравственный.

2. Итак, через Византию впервые в Древнюю Русь начали проникать

философские идеи и отдельные произведения античных, византийских и

западноевропейских средневековых мыслителей. Наряду с этим передовые русские

мыслители в IX-XVII вв. пытались постигнуть судьбы Родины, своими

произведениями они стремились содействовать сознанию централизованного

русского государства.

3. Этот период явился прологом к дальнейшему развитию русской

философии.

15. "МОСКВА — ТРЕТИЙ РИМ" — историософская доктрина, лежащая в основе церковно-политической идеологии Московского государства в 15—17 вв. и сформировавшаяся на основе воспринятого от Византии учения о вселенском христианском царстве. Возникла под влиянием крупных исторических событий: объединения русских земель под московским единодержавием, отхода Константинопольской Церкви от ортодоксального православия (Флорентийская уния, 1439), крушения Византийской империи. В основе данного историософского учения лежат эсхатологические идеи, связанные с толкованием пророчества Даниила о преемственной смене мировых держав (Дан 2:31—45, 7:1—28). Христианские толковники 4—5 вв. отождествляли последнее земное царство, которое будет существовать до конца мира, с Римской империей, которая, по их мнению, находилась под особым покровительством Божьим уже потому, что Иисус Христос родился по плоти как римский подданный и был записан в переписи Августа (Лук 2:1). Крушение Западной Римской империи в 5 в. повлекло за собой дальнейшее развитие учения о вечном Римском царстве в свете слов Христа: "Отнимется царство от народа сего и дастся народу, приносящему плоды его" . Рим стал восприниматься как образ и символ мировой теократической державы, господствующая нация которой выступает с миссией избранного народа Божьего. Этот взгляд о преемственном передвижении символического Рима нашел отражение на Западе в идеологии "Священной Римской империи германской нации", на Востоке — во "Вселенской империи ромеев". На развитие учения о Третьем Риме — Москве особенно сильно повлияли поздневизантийские доктрины двуединой симфонии властей в христианской империи и учение о первосвященническом достоинстве вселенского царя (Федор Вальсомон, Дмитрий Хоматин). В их свете государство и Церковь составляют единый организм, направляющий народ к единой цели — вечному спасению. При этом царь — помазанник Божий по подобию Помазанника-Христа, наделенный благодатью первосвященства, есть вождь церковной иерархии и законодатель Церкви. В силу этого он является властителем над всеми христианскими народами, защитником веры и блюстителем церковного порядка во Вселенной. Русью, как и другими народами, вошедшими в сферу культурного влияния Византии, этот комплекс идей был воспринят и прочно усвоен. Заключение византийским императором и патриархом церковной унии с католическим Римом (1439) и последовавшее за тем (1453) османское завоевание Константинополя ("осквернение святынь безбожными агарянами") для русского церковного сознания представлялись событиями апокалиптическими, подтверждающими приближение конца мира, который ожидали в 7000 от его сотворения (или в 1492). Произошедшие катастрофы означали, что Московская Русь остается единственным на земле христианским царством, в котором "не повредилась истинная вера". В то же время объединение русских земель под властью единодержавных московских государей и свержение ордынского ига воспринимались как знамения того, что московский государь и будет тем последним благочестивым царем, который сбережет на земле православную веру до второго пришествия и вручит свое царство Самому Христу (Откровение Мефодия Патарского). Метаисторическое осмысление этих восприятий окончательно выкристаллизировалось в учение о "М. — Т. Р.". Развивалось оно последовательно как в публицистических произведениях, так и в официальных актах Московского государства 15—17 вв. Самую полную и развернутую формулировку доктрины о новом высоком призвании Москвы и соответствующем ему теократическом служении московских государей дает в своих учительных посланиях старец Филофей. Исторический процесс видится ему в свете Апокалипсиса: истинная Церковь — жена Агнца из развратившегося ересью ветхого Рима, через новый Рим, "идеже не обретоша покоя... паки в третий Рим бежа... в пустыню, в свое место, от лица змия" (Откр 12:14), "иже есть в новую великую Руссию… се есть пустыня... которая просветлилась верой после всех великих народов". В рамках учения "М. — Т. Р." предполагалось, что Вселенская миссия Москвы обусловлена тем, что она — единственная духовная столица, сохранившая неоскверненным драгоценный дар истинной веры до кануна Страшного суда. Однако доктрине "М. — Т. Р." свойственна также и определенная "геополитическая" обусловленность. Эсхатологический аспект идеи "третьего Рима" с самого начала ее становления был сопряжен с церковно-политическим аспектом. Продолжая поздневизантийскую традицию сакрализации царского служения, старец Филофей развивает учение о правах и обязанностях русского царя — "нового Константина" как "образодержателя святых Божиих церквей", "веры содержателя", "соблюдателя всех христианских людей". В соответствии с этим он ставил перед православным царем две основные задачи: во-первых, миссионерскую, призывая его обратить в православие те народы, которые "еще не полагают на себя право знамения честнаго креста"; во-вторых, взять на себя заботу об "устроении" всех духовных дел: искоренении ересей, правильного устроения богослужения, наставления епископам. Содержание учения "М. — Т. Р." касались вселенского статуса русского царства в области политического могущества и всемирной власти. Доктрина "М. — Т. Р." явилась истоком всей официальной русской идеологии 16 в. и формировала политическую программу Московского государства в царствование Ивана IV, Бориса Годунова и позже, при царе Алексее Михайловиче Романове и патриархе Никоне. Впоследствии русская философская мысль не раз обращалась к тематике "Третьего Рима — Святой Руси" . Философское осмысление "М. — Т. Р." выразилось в полярных утверждениях: идея "М. — Т. Р." как симптом болезни русского самосознания (например, Бердяев — см.) или как несостоявшийся идеал России. Многие же русские философы в эмиграции (например, Г. Федотов) одной из причин крушения России в 1917 называли двойственность, изначально присутствовавшую в национальном мессианском идеале: между апокалиптическим проектом "Святой Руси" и имперским пафосом "Великой России" . И. А. Воробьева

16. ФИЛОСОФСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В РОССИИ В XVIII ВЕКЕ

В биографии многих русских людей XVIII века есть сходные внешние черты : всюду поразительно раннее созревание, быстрое овладение всем значительным в западной культуре. В качестве примера возьмём молодую княгиню Дашкову, ставшую позже президентом Академии наук: она была широко образована, знала несколько языков, во время пребывания в Западной Европе была в самых дружественных отношениях с выдающимися писателями того времени... Быстрота, с какой русские люди овладевали важнейшими результатами западной культуры, с какой они выходят один за другим на путь самостоятельного творчества,— поразительна. Но в этой быстроте было и другое: отрываясь от церковного уклада жизни, русские люди в первое время попадали в безоговорочный плен Западу, не имея у себя никаких зачатков для выработки самостоятельного типа жизни. Вот почему долго на Руси было так много слепого подражания Западу; по позднему выражению Хомякова, было так много «комической восторженности», доводившей до нелепостей.

Русские оказались очень восприимчивы и к философской культуре Запада. Изучение этого проникновения в Россию философских идей Запада (преимущественно Франции, но также и Германии и Англии) начато давно, имеется очень большая литература об этом, но цельной картины всего философского движения в России XVIII века еще нет . Это философское движение было сложно, даже запутанно; наивное и глубокое, большое и ничтожное сплетались вместе, в духе упрощенного эклектизма. Но было бы большой ошибкой весь XVIII век в России характеризовать в тонах философского эклектизма. Вместе с тем различные течения XVIII века оказались очень типичными для всей будущей русской философии — в них проявились черты, которые позже выступили с большей отчётливостью и законченностью.

Отметим лишь главные течения в философском движении XVIII века, касаясь лишь попутно представителей этих течений. В общем, можно отметить следующие основные течения в философском движении в России в XVIII веке:

1) то, что можно назвать «русским вольтерианством» и в чем надо различать скептицизм и «вольнодумство» от более серьезного «вольтерианства». Термин этот, утвердившийся в русской литературе (и жизни), очень недостаточно и односторонне выражает сущность этого течения, из которого впоследствии оформились как идейный радикализм, так и существенно отличный от него «нигилизм»;

2) второе течение определялось потребностью создать новую идеологию национализма, ввиду крушения прежней церковной идеологии. Одни искали нового обоснования национализма в «естественном праве», другие — в линиях «просветительства» (русский гуманизм XVIII в.);

3) третье течение, тоже идущее по линии секуляризации, ищет удовлетворения религиозно-философских запросов вне Церкви - — сюда относится русское масонство. В нем, как увидим дальше, кроме религиозно-мистического направления, очень настойчиво пробивалось натурфилософское направление.

Все это — направления секулярной мысли, знаменующие начало свободных философских исканий. Ученическое следование тем или иным течениям западной мысли не мешает тому, что начинает работать собственная мысль, но мы, конечно, еще лишь на пороге философии. Отметим тут же, что рядом с указанными философскими движениями — в духовных академиях (Киев, Москва), в университете (пока лишь в Москве, где университет был открыт в 1755 г.) развивается «школьная» философия, несущая свой вклад в развитие философской культуры.

Обратимся прежде всего к тому, что принято называть русским вольтерианством. Уже одно то, что именем Вольтера сами русские люди обозначали целое течение мысли и настроений, является очень характерным. Действительно, имя Вольтера было знаменем, под которым объединялись все те, кто с беспощадной критикой и часто даже с презрением отвергал «старину» — бытовую, идейную, религиозную; кто высмеивал все, что покрывалось традицией; кто стоял за самые смелые нововведения и преобразования. На почве этого огульного отвержения прошлого развивается постепенно вкус к утопиям (начало здесь положило увлечение Фенелоном ). Но когда мы говорим о влиянии Вольтера в России, то в первую очередь надо иметь в виду его художественные произведения, в частности, его романы, как это очень хорошо показал Сиповский. Скептицизм, ирония, критика общественного строя, осмеяние суеверий, преклонение перед разумом, решительное отрицание чудес, преклонение перед всем «естественным», наконец, вопрос о зле — таковы основные мотивы в русской литературе, шедшей под знаменем «новых идей». Вольтер все же был для русских людей главным представителем «нового сознания». Не следует при этом забывать особо почтительного отношения Екатерины II к Вольтеру (она называла его в письмах к Гримму «мой учитель»). По исследованию Д. Д. Языкова , в течение XVIII и начале XIX веков всего было 140 переводов сочинений Вольтера. К этому надо прибавить, что, по свидетельству современников, «сочинения Вольтера ввозились тогда в великом множестве и находились во всех книжных магазинах». С другой стороны, как свидетельствует митрополит Евгений (Болховитинов), «письменный Вольтер был тогда столько же известен, как и печатный». Вольтера издавали даже в провинции; так, один тамбовский помещик, Рахманинов, издал полное собрание сочинений Вольтера (в 1791 г. вышло второе издание этого собрания сочинений). Правда, после французской революции Екатерина II распорядилась конфисковать все книги Вольтера в магазинах (а бюст Вольтера, находившийся во дворце, был отправлен в подвал).

Русское вольтерианство, с одной стороны, развивало радикализм, но имело и другое свое выражение; как свидетельствует Фонвизин, в некоторых философских кружках их «занятия» заключались в «богохульстве и кощунстве». «Потеряв своего Бога,— замечает по этому поводу Ключевский,— заурядный русский вольтерианец не просто уходил из Его храма, как человек, ставший в нем лишним, но, подобно взбунтовавшемуся дворовому, норовил перед уходом набуянить, все перебить, исковеркать, перепачкать». Нетрудно увидеть здесь первые ростки того бесшабашного нигилизма, который довольно прочно вошел в русский обиход в XIX веке. Тот же Ключевский справедливо говорит об этом течении «вольтерианства» в России: «Новые идеи нравились, как скандал, подобно рисункам соблазнительного романа. Философский смех освобождал нашего вольтерианца от законов божеских и человеческих, эмансипировал его дух и плоть, делал его недоступным ни для каких страхов, кроме полицейского»... 'Рядом с этим “нигилистическим” течением надо поставить русских щеголей, пустых людей, которые безоглядно увлекались «всем французским» — языком, манерами, модами, бытом и т. д. Все это нередко принимало невообразимо комичные формы, и когда, при Екатерине II, расцвела русская журналистика, русские писатели и журналисты не переставали высмеивать и бичевать это нелепое, но страстное поклонение «всему французскому». Конечно, ярче всего это зарисовано Фонвизиным в его «Бригадире», где герой драмы Иванушка патетически заявляет, что если «тело его родилось в России, то душа принадлежит французской короне»...

Этот отрыв от всего родного кажется сразу малопонятным и как-то дурно характеризует русских людей XVIII века (явление такого отрыва встречается еще долго — до середины XIX в.). Это, конечно, верно, но факт этот сам по себе более сложен, чем кажется. Весь этот нигилистический строй ума слагался в связи с утерей былой духовной почвы, с отсутствием, в новых культурных условиях, дорогой для души родной среды, от которой могла бы душа питаться. С Церковью, которая еще недавно целиком заполняла душу, уже не было никакой связи: жизнь резко секуляризировалась, отделялась от Церкви,— и тут образовывалась целая пропасть. И если одни русские люди, по- прежнему пламенно жаждавшие исповедовать какую-либо новую веру, уходили целиком в жизнь Запада, то другие уходили в дешевый скептицизм, в нигилистическое вольнодумство.

Русское вольтерианство в своем нигилистическом аспекте оставило все же надолго следы в русском обществе, но оно принадлежит больше русскому быту, чем русской культуре. Гораздо существеннее то крыло вольтерианства, которое было серьезно и которое положило начало русскому радикализму, как политическому, так и идейному. Тут уже, конечно, значение Вольтера не было исключительным — русские люди увлекались и Руссо, и Дидро, энциклопедистами, позднейшими материалистами. В «Словаре российских писателей» (XVIII) рядом с Вольтером названы Дидро, Локк, Руссо, Шекспир. У многих русских людей пользовался огромным авторитетом Бейль (Bayle), у других — Монтескье. Митрополит Евгений рассказывает об одном священнике, товарище его по Московской духовной академии, что тот никогда не расставался с сочинениями Руссо,— совсем как впоследствии Лев Толстой, который вместо креста носил на груди портрет Руссо. Из энциклопедии переводились как отдельные статьи, так переводили ее и целиком — о русском публицисте и историке Болтине известно, что он довел свой перевод энциклопедии до буквы «К». В 1767 году в Москве образовалась группа из девятнадцати лиц для издания переводов из энциклопедии под редакцией Хераскова. Русский посол во Франции, князь Д.А. Голицын, друг Дидро (поездку которого в Россию устраивал именно он), был настолько близок с Гельвецием, что, по его смерти, издал его сочинение «De l'homme». Кстати сказать, сын этого князя Голицына отрекся от почета и светской жизни, принял католичество и уехал в Америку насаждать просвещение.

Из рассказа одного из виднейших монахов XVIII века, И. В. Лопухина, мы знаем, что он «охотно читывал Вольтеровы насмешки над религией, опровержения Руссо и подобные сочинения». Читая известную книгу Гольбаха «Systeme de la nature», в которой идеи материализма соединяются с бесспорно искренним морализмом, Лопухин настолько увлекся этой книгой, что перевел на русский язык заключение книги и решил даже распространять свой перевод. Но, закончив переписку отрывка, он, по его словам, испытал вдруг такие укоры совести, что не мог спать и не успокоился до тех пор, пока не сжег свой перевод. ..

Русский радикализм, не знающий никаких авторитетов, склонный к крайностям и острой постановке проблем, начинается именно в эту эпоху- Но как раз в силу этого резкого разрыва с историей, в силу экстремизма в русских умах начинает расцветать склонность к мечтательности, т. е. к утопиям. Это настолько характерное и тоже оставившее свои следы явление в философских исканиях XVIII века, что на нем стоит несколько остановиться.

Первой утопией, появившейся на русском языке, был роман Фенелона «Приключения Телемака». Уже Тредьяковский попробовал перевести этот роман в стихах (знаменитая «Телемахида»). Скромно говорит о себе Тредьяковский: «Я не сравняться хощу с прославленным столь стихопевцем...»

«Приключения Телемака» действительно чрезвычайно пришлись по вкусу русской публике и вызвали ряд подражаний. Интересно отметить, что в конце XVIII века (1789) появился перевод на русский язык «Утопии» Томаса Мора (под названием «Картина, возможно, лучшего правления, или Утопия»). Но особый толчок к развитию утопического мышления дал, конечно, Руссо с его резким противопоставлением цивилизации естественному строю жизни. Это понятие естественного порядка вещей имело громадное ферментирующее влияние на развитие утопического мышления. Противопоставление некоей фикции о естественной жизни существовавшему реально строю западной жизни освобождало русских людей от плена, в какой они попадали, прельщенные жизнью и идеями Запада. Здесь закладывались первые основы критики Запада у русских людей. Отчасти прав Haumant, когда он говорит, что «русские люди не имели еще вкуса к тому, чтобы проклинать цивилизацию, в особенности Западной Европы». Но противопоставление реальной жизни фиктивному естественному строю и на Западе было связано не столько с недовольством современной жизнью, сколько именно с утопической установкой мысли, которая всегда является суррогатом религиозных чаяний Царства Божия. И для русских людей дух утопизма был своеобразной подменой религиозной мысли, упадок которой восполнялся мечтательностью. Действительно, нельзя не остановиться перед тем фактом, что в XVIII веке в России чрезвычайно сильно развивается утопическая мечтательность одновременно со страстным поклонением Западу. Из этого следует заключить, что не из критики европейской современности вытекала эта утопическая мечтательность (наоборот, из духа утопизма уже намечалось критическое отношение к Западу), а из другого корня. Этим корнем утопизма был отвлеченный радикализм , который не мог противопоставить идее Царства Божия ничего другого, кроме утопии... Любопытно отметить, что в журнале Новикова «Утренний свет» (насыщенном религиозно-философскими идеями) был помещен перевод утопической сказки о Троглодитах из «Персидских писем» Монтескье . Историк и публицист екатерининского времени Щербатов, написал собственную утопию — «Путешествие в Офирскую землю», где он изобразил свой идеал будущей России. Щербатов, вдохновлявшийся Фенелоном, утопиями Морелли («Базилиада»), Мерсье («2440 год») , сочинил, по верному замечанию Флоровского, «план своеобразного священно-полицейского строя», в котором главные надзиратели должны быть священники... Наконец, с утопической сказкой встречаемся мы и в «Путешествии» Радищева.

Изучение утопического направления в общем движении мысли в России XVIII века окажется нелишним для дальнейшего.

От русского вольтерианства в его разновидностях нигилистического и радикального течений обратимся к тем направлениям мысли, которые связаны с потребностью построить новую национальную идеологию. С воцарением Петра Великого у нас формируется новая интеллигенция, которая во всем руководствуется «мирскими» интересами и идеями. Кристаллизационным ядром, вокруг которого слагаются эти интересы и идеи, является не идея вселенской религиозной миссий (хранения чистоты Православия), как это было раньше, а идеал Великой России. Сама личность Петра Великого, его неустанное и разностороннее творчество, вдохнувшее новую жизнь в несколько рыхлое до того времени государство, все это ослепляло умы, зажигало душу горделивым сознанием русской мощи, русского величия. Рядом с «вольтерианцами» возникает новый стиль интеллигенции — подлинно образованной, весьма чутко следящей за всем, что происходит в Западной Европе, особенно во Франции, но стремящейся к созданию русской национальной идеологии — вполне «мирской», далекой от церковного мышления. Очень интересна и характерна в этом отношении фигура Кантемира, который живет, как дипломат, в Лондоне и Париже, сходится близко с рядом выдающихся писателей, переводит на русский язык «Персидские письма» Монтескье, переводит книгу Фонтенелля «Entretiens sur la pluralite des mondes» (эта книга затем, по ходатайству Синода, была конфискована). Он же написал «Письма о природе и человеке» — опыт популярного изложения основ естествознания . Гораздо существеннее для нас деятельность Татищева, первого русского историка. Татищев был очень образованным человеком, он вдохновлялся больше всего Гоббсом и его учением о государстве. Но в его стремлении найти обоснование «новой интеллигенции» Татищев исходит из популярной в XVIII веке доктрины «естественного права». Эта доктрина покоится на признании нерушимой автономии личности: ни Церковь, ни государство не могут ослабить значения этой автономии. В сочинении «Разговор о пользе наук и училищ» Татищев дает апологию мирской жизни и твердо настаивает на том, что «желание к благополучию в человеке, беспрекословно, от Бога вкоренено есть». Татищев развивает впервые в русской литературе систему утилитаризма, исходящую из «разумного эгоизма»... В этих положениях Татищев набрасывает теорию секуляризации жизни, освобождения ее от церковного контроля. Противопоставление Бога и Церкви, столь частое у защитников так называемой «естественной религии», очень типично для всего XVIII века. Татищев считает злоупотреблением со стороны Церкви, если она «запрещает то, что человеку законом божественным определено», и отсюда он приходит к выводу, отвечавшему всему умонастроению эпохи — к положению, что Церковь должна быть подчинена контролю государства. Церковный закон может не совпадать с божественным, и в таком случае государственная власть должна ограничить закон Церкви «пристойности ради». Самое понятие греха означает лишь совершение «вредных» человеку действий — и, чтобы избежать вредных действий, надо познавать самого себя, надо вернуть уму власть над страстями. «Бог,— пишет он,— вложил наказание во все противоприродные преступления, чтобы каждому преступлению последовали естественные наказания». Эти мысли, очень близко подходящие к тому, что возвел в доктрину «естественной дисциплины» Спенсер, дорисовывают моральную теорию Татищева, всецело покоящуюся на автономии мирской жизни. Самое противопоставление естественных законов, как божественных по своему происхождению, законам церковным с полной ясностью выражает «новое сознание». Если еще в XVII веке в повестях (переводных) того времени русский читатель усваивал идею свободы «мирского начала» от вмешательства церковных законов, если в журналах XVIII века все время проводится мысль, что «жизнь на радость нам дана», то в моральной философии Татищева это получает довольно законченную форму. Обращение к принципам «естественного права» (противопоставляемого церковным установлениям) входило существенным элементом в новую идеологию — на русском языке появляются переводные сочинения по «естественному праву», а в 1764 году некто Золотницкий выпускает компилятивную книгу «Сокращение естественного права из разных авторов для пользы российского общества». Надо, кстати, отметить, что еще у Феофана Прокоповича, пламенного апологета реформ Петра Великого, открыто проповедующего секуляризацию власти и «правду воли монаршей», в основе его рассуждении лежит та же идея «естественного права». Личность Феофана Прокоповича достаточно дискредитирована — историки не жалеют красок, когда характеризуют его, как «наемника и авантюриста», но он был один из самых просвещенных и философски мыслящих людей своего времени, этого никак отнять у него нельзя. Его оппортунизм соединялся у него со злобой в отношении врагов, его усердное подлаживание к «духу времени» — с принципиальным поставлением светской власти выше духовной; все это верно, но именно такие люди, как Феофан Прокопович, и выражали «новое сознание». Во всяком случае, идеи «естественного права» послужили принципиальной базой для построения светской идеологии, для оправдания «мирского жития». Татищев не упраздняет религии и Церкви, это и не нужно ему — он только хочет отодвинуть их несколько в сторону, чтобы первое место дать всему «естественному». Хороший знаток современной философской мысли, Татищев уверяет читателей, что «истинная философия не грешна», что она полезна и необходима. Той же позиции держится и другой выдающийся человек (ближайшей) эпохи — Щербатов, который, впрочем, отклоняется от учения естественного права в одном пункте: он — противник признания равенства людей. В своей «Истории» он идеализирует старорусскую жизнь, не без грусти заявляет, что в новое время «уменьшились суеверия, но уменьшилась и вера»; он требует для России не только умственного прогресса, но и «нравственного просвещения». Но и Щербатов опирается на доктрину «первобытных» (т. е. естественных) прав. К Церкви он относится с типичным для его времени недоверием: «Наши попы и церковники,— замечает он,— имеющие малое просвещение,— без нравов, суть наивреднейшие люди в государстве».

Исторические сочинения Татищева, Щербатова, Ломоносова, Болтина — первых русских историков — вдохновлялись национальным самосознанием, искавшим для себя обоснования вне прежней церковной идеологии. С одной стороны, они стояли вообще за «светскую жизнь», с другой стороны, в изучении русского прошлого они находили удовлетворение своему новому чувству родины. Опираясь на идеи естественного права, примыкая к современным им философским течениям на Западе, они строили «новое сознание» секуляризованного человека XVIII века. Еще дальше эта работа пошла у тех, кого можно назвать представителями русского гуманизма XVIII века.

Чтобы не потонуть в безмерном материале, сюда относящемся, остановимся только на двух ярких представителях русского гуманизма XVIII века — Новикове (мы имеем в виду первый период его деятельности) и Радищеве.

Новиков (1744-1818) родился в семье небогатого помещика, получил довольно слабое образование дома, но много потрудился над своим самообразованием. 25 лет он предпринял издание журнала («Трутень»), в котором проявил себя человеком большого общественного чутья, страстным обличителем разных неправд русской жизни, горячим идеалистом. Борясь со слепым поклонением Западу, высмеивая жестокие нравы русской жизни того времени, Новиков с глубокой скорбью пишет о тяжком положении русских крестьян. Работа мысли шла под знаком реакции тогдашним «западникам» и выработки нового национального самосознания. Но в гуманизме XVIII века у русских все чаще начинает выдвигаться основное значение морали и даже проповедуется первенство нравственности над разумом. В педагогических мечтах, столь близких в России XVIII века к утопическому плану «создания новой породы людей», на первое место выдвигали «развитие изящнейшего сердца», а не разума, развитие «умонаклонения к добру». Фонвизин в «Недоросле» высказывает даже такой афоризм: «Ум, коль скоро он только ум,— самая безделица; прямую цену уму дает благонравие». В этих словах очень типично выражен морализм, как некая новая черта русского сознания. Отчасти здесь было влияние Запада , но была здесь и своя собственная склонность к примату морали.

Издательская деятельность Новикова (всего было им выпущено 448 названий) вскоре была перенесена в Москву, но тут она приняла иной характер: Новиков сошелся с московскими масонами, его духовные интересы целиком перемещаются от общественных к религиозно-философским и чисто моральным темам. Обратимся к другому яркому выразителю русского гуманизма XVIII века — А. Н. Радищеву, у которого мы найдем еще больше философского содержания.

Имя Радищева окружено ореолом мученичества (как и Новикова тоже), но, кроме этого, для последующих поколений русской интеллигенции Радищев стал неким знаменем, как яркий и радикальный гуманист, как горячий сторонник примата социальной проблемы. Впрочем, несмотря на многочисленные монографии и статьи, посвященные Радищеву, кругом него все еще не прекращается легенда — в нем видят иногда зачинателя социализма в России, первого русского материалиста. Для таких суждений, в сущности, так же мало оснований, как в свое время было мало оснований у Екатерины II, когда она подвергла Радищева тяжкой каре. Его острая критика крепостного права вовсе не являлась чем-то новым — ее много было и в романах того времени и в журнальных статьях, вроде вышеприведенного отрывка из «Путешествия» в Новиковском журнале «Живописец». Но то были другие времена — до французской революции. Екатерина II относилась тогда сравнительно благодушно к проявлениям русского радикализма и не думала еще стеснять проявлений его, а тем более преследовать авторов. Книга же Радищева, вышедшая в свет в 1790 году, попала в очень острый момент политической жизни Европы. В России стали уже появляться французские эмигранты, тревога стала уже чувствоваться всюду. Екатерина II была в нервном состоянии, ей стали всюду видеться проявления революционной заразы, и она принимает совершенно исключительные меры для «пресечения» заразы. Сначала пострадал один Радищев, книга которого была запрещена к продаже, позже пострадал Новиков, дело которого былосовершенноразгромлено.

В лице Радищева мы имеем дело с серьезным мыслителем, который при других условиях мог бы дать немало ценного в философской области, но судьба его сложилась неблагоприятно. Творчество Радищева получило при этом одностороннее освещение в последующих поколениях — он превратился в «героя» русского радикального движения, в яркого борца за освобождение крестьян, представителя русского революционного национализма. Все это, конечно, было в нем; русский национализм, и до него секуляризованный, у Радищева вбирает в себя радикальные выводы «естественного права», становится рассадником того революционного фермента, который впервые ярко проявился у Руссо. Но сейчас, через полтораста лет после выхода в свет «Путешествия» Радищева, когда мы можем себе разрешить право быть прежде всего историками, мы должны признать приведенную характеристику Радищева очень односторонней. Чтобы правильно оценить «Путешествие» Радищева, необходимо ознакомиться с его философскими воззрениями; хотя последние выражены в сочинениях Радищева очень неполно, все же в них в действительности находится ключ к пониманию Радищева вообще .

Скажем несколько слов о философской эрудиции Радищева. Действительно, в работах Радищева мы очень часто находим следы влияния Лейбница. Хотя Радищев не разделял основной идеи в метафизике Лейбница (учения о монадах), но из этого вовсе нельзя делать вывод, что Радищев был мало связан с Лейбницем. Другой исследователь идет еще дальше и утверждает буквально следующее: «Нет никаких оснований думать, что Радищев был знаком с сочинениями самого Лейбница». На это можно возразить кратко, что для такого утверждения тоже нет решительно никаких оснований. Было бы, наоборот, очень странно думать, что Радищев, очень внимательно проходивший курсы у лейбницианца Платнера, никогда не интересовался самим Лейбницем. Кстати сказать, как раз за год до приезда Радищева в Лейпциг было впервые напечатано главное сочинение Лейбница по гносеологии (Nouveaux essais). В годы пребывания Радищева в Лейпциге этот труд Лейбница был философской новинкой, и совершенно невозможно представить себе, чтобы Радищев, который вообще много занимался философией, не изучил этого трактата Лейбница (влияние которого, несомненно, чувствуется во взглядах Радищева на познание). Следы изучения «Монадологии» и даже «Теодицеи» могут быть разыскиваемы в разных полемических замечаниях Радищева. Наконец, то, что Радищев хорошо знал Bonnet, который, следуя лейбницианцу Robinet, отвергал чистый динамизм Лейбница (что мы находим и у Радищева), косвенно подтверждает знакомство Радищева с Лейбницем.

Из немецких мыслителей Радищев больше всего пленялся Гердером, имя которого не раз встречается в философском трактате Радищева. Но особенно по душе приходились Радищеву французские мыслители. О прямом интересе его к Гельвецию мы знаем из его отрывка, посвященного его другу Ушакову. С Гельвецием Радищев часто полемизирует, но с ним всегда в то же время считается. Французский сенсуализм XVIII века в разных его оттенках был хорошо знаком Радищеву, который вообще имел вкус к тем мыслителям, которые признавали полную реальность материального мира. Это одно, конечно, не дает еще права считать Радищева материалистом, как это тщетно стремится доказать Бетяев. Занятия естествознанием укрепили в Радищеве реализм (а не материализм), и это как раз и отделяло Радищева от Лейбница (в его метафизике). Упомянем, наконец, что Радищев внимательно изучал некоторые произведения английской философии (Локк, Пристли).

Как ни значительна и даже велика роль Радищева в развитии социально- политической мысли в России, было бы очень неверно весь интерес к Радищеву связывать лишь с этой стороной его деятельности. Тяжелая судьба Радищева дает ему, конечно, право на исключительное внимание историков русского национального движения в XVIII веке — он, бесспорно, является вершиной этого движения, как яркий и горячий представитель радикализма. Секуляризация мысли шла в России XVIII века очень быстро и вела к светскому радикализму потомков тех, кто раньше стоял за церковный радикализм. Радищев ярче других, как-то целостнее других опирался на идеи естественного права, которые в XVIII веке срастались с руссоизмом, с критикой современной неправды. Но, конечно, Радищев в этом не одинок — он лишь ярче других выражал новую идеологию, полнее других утверждал примат социальной и моральной темы в построении новой идеологии. Но Радищева надо ставить прежде всего в связь именно с последней задачей — с выработкой свободной, внецерковной, секуляризованной идеологии. Философское обоснование этой идеологии было на очереди — и Радищев первый пробует дать самостоятельное ее обоснование (конечно, опираясь на мыслителей Запада, но по-своему их синтезируя). Развиваясь в границах национализма и гуманизма, Радищев проникнут горячим пафосом свободы и восстановления «естественного» порядка вещей. Радищев, конечно, не эклектик, как его иногда представляют, но у него были зачатки собственного синтеза руководящих идей XVIII века: базируясь на Лейбнице в теории познания, Радищев прокладывал дорогу для будущих построений в этой области (Герцен, Пирогов и др.). Но в онтологии Радищев — горячий защитник реализма, и это склоняет его симпатии к французским мысли. В Радищеве очень сильна тенденция к смелым, радикальным решениям философских вопросов, но в нем велико и философское раздумье. Весь его трактат о бессмертии свидетельствует о философской добросовестности в постановке таких трудных вопросов, как тема бессмертия... Во всяком случае, чтение философского трактата Радищева убеждает в близости философской зрелости в России и в возможности самостоятельного философского творчества...

От этого течения в философском движении в России XVIII века перейдем к третьему крупному течению, имеющему религиозно-философский характер. И это течение идет по линии секуляризации — не отделяясь от христианства, оно отделяется и отдаляется от Церкви. Первые проявления свободной религиозно - философской мысли мы находим в замечательном русском ученом М. В. Ломоносове, о котором было верно сказано, что с ним связан «первый русский теоретический опыт объединения принципов науки и религии».

Ломоносов был гениальным ученым, различные учения и открытия которого (например, закон о сохранении материи) далеко опередили его время, но не были оценены его современниками. Ломоносов был в то же время и поэт, влюбленный в красоты природы, что он выразил в ряде замечательных стихотворений. Получив строгое научное образование в Германии, Ломоносов (1711-1765) хорошо познакомился с философией у знаменитого Вольфа, но он знал хорошо и сочинения Лейбница. Философски Ломоносов ориентировался именно на Лейбница и постоянно защищал мысль, что закон опыта нужно восполнять «философским познанием». Ломоносов хорошо знал Декарта и следовал ему в определении материи; между прочим, однажды он высказал мысль, что «Декарту мы особливо благодарны за то, что он ободрил ученых людей против Аристотеля и прочих философов — в их праве спорить и тем открыл дорогу к вольному философствованию». Для Ломоносова свобода мысли и исследования настолько уже «естественна», что он даже не защищает этой свободы, а просто ее осуществляет. Будучи религиозным по своей натуре, Ломоносов отвергает стеснение одной сферы другой и настойчиво проводит идею мира между наукой и религией. «Неверно рассуждает математик,— замечает он,— если хочет циркулем измерить Божью волю, но не прав и богослов, если он думает, что на Псалтирье можно научиться астрономии или химии». Ломоносову были чужды и даже противны наскоки на религию со стороны французских писателей, и, наоборот, он относится с чрезвычайным уважением к тем ученым (например, Ньютону), которые признавали бытие Божие. Известна его формула: «Испытание натуры трудно, однако, приятно, полезно, свято». В этом признании «святости» свободного научного исследования и заключается основной тезис секуляризованной мысли: здесь работа мысли сама по себе признается «святой». Это есть принцип «автономии» мысли как таковой, вне ее связи с другими силами духа.

Религиозный мир Ломоносова тоже очень интересен. В тщательном этюде, написанном на тему «О заимствованиях Ломоносова из Библии», очень ясно показано, что в многочисленных поэтических произведениях Ломоносова на религиозные темы он следует исключительно Ветхому Завету,— у него нигде не встречается новозаветных мотивов. Это, конечно, вовсе не случайно и связано с общей внецерковной установкой даже у религиозных людей XVIII века в России.

Вообще, у Ломоносова есть склонность к идее «предустановленной гармонии». Природа для него полна жизни — и здесь Ломоносов всецело примыкает к Лейбницу. Очень ярко и сильно выражает Ломоносов свое эстетическое любование природой — оно неотделимо для него и от научного исследования, и от религиозного размышления. Из всех естественных наук больше всего любя химию, Ломоносов ценил ее за то, что она «открывает завесу внутреннейшего святилища натуры». Здесь Ломоносов предвосхищает философское понимание химии у другого, более позднего русского гениального химика — Д. И. Менделеева.

В лице Ломоносова мы имеем дело с новой для русских людей религиозно-философской позицией, в которой свобода мысли не мешает искреннему религиозному чувству,— но уже, по существу, внецерковному. Несколько иной является позиция тех русских религиозных людей, которые искали удовлетворения своих исканий в масонстве, которое в XVIII веке с необычайной силой захватило большие круги русского общества.

Русское масонство XVIII и начала XIX веков сыграло громадную роль в духовной мобилизации творческих сил России. С одной стороны, оно привлекало к себе людей, искавших противовеса атеистическим течениям XVIII века, и было в этом смысле выражением религиозных запросов русских людей этого времени. С другой стороны, масонство, увлекая своим идеализмом и благородными мечтами о служении человечеству, само было явлением внецерковной религиозности, свободной от всякого церковного авторитета. С одной стороны, масонство уводило от «вольтерианства», а с другой стороны — от Церкви; именно поэтому масонство на Руси служило основному процессу секуляризации, происходившему в XVIII веке в России. Захватывая значительные слои русского общества, масонство, несомненно, подымало творческие движения в душе, было школой гуманизма, но в то же время пробуждало и умственные интересы. Давая простор вольным исканиям духа, масонство освобождало от поверхностного и пошлого русского вольтерианства.

Гуманизм, питавшийся от масонства, нам уже знаком по фигуре Н. И. Новикова. В основе этого гуманизма лежала реакция против одностороннего интеллектуализма эпохи. Любимой формулой здесь была мысль, что «просвещение без нравственного идеала несет в себе отраву». Здесь, конечно, есть близость к проповеди Руссо, к воспеванию чувств,— но есть отзвуки и того течения в Западной Европе, которое было связано с английскими моралистами, с формированием «эстетического человека» (особенно в Англии и Германии) , т. е. со всем, что предваряло появление романтизма в Европе. Но здесь, конечно, влияли и различные оккультные течения, поднявшие голову как раз в разгар европейского просвещения.

В русском гуманизме, связанном с масонством, существенную роль играли мотивы чисто моральные. В этом отношении гуманизм XVIII века находится в теснейшей связи с моральным патетизмом русской публицистики ХIX века. Но в русском масонстве для нас сейчас важнее остановиться на других его сторонах — на его религиозно-философских и натурфилософских интересах. И то и другое имело чрезвычайное значение в подготовке к философскому творчеству в XIX веке.

Обращаясь к религиозно-философским течениям в масонстве, отметим, что масонство распространяется у нас с середины XVIII века — в царствование Елизаветы. Русское высшее общество к этому времени уже окончательно отошло от родной старины. Кое-кто увлекался дешевым «вольтеризмом», как выражался Болтин, кое-кто уходил в националистические интересы, в чистый гуманизм, изредка — в научные занятия (особенно русской историей). Но были люди и иного склада, которые имели духовные запросы и болезненно переживали пустоту, создавшуюся с отходом от церковного сознания. Успехи масонства в русском обществе показали, что таких людей было очень много: масонство открывало им путь к сосредоточенной духовной жизни, к серьезному и подлинному идеализму и даже к религиозной жизни (вне Церкви, однако). Среди русских масонов попадались настоящие праведники (самым замечательным из них был С. И. Гамалея), было среди них много искренних и глубоких идеалистов. Русские масоны были, конечно, «западниками», они ждали откровений и наставлений от западных «братьев», вот отчего очень много трудов положили русские масоны на то, чтобы приобщить русских людей к огромной религиозно- философской литературе Запада.

В переводческой и оригинальной масонской литературе довольно явственно выступает основная религиозно-философская тема: учение о сокровенной жизни в человеке, о сокровенном смысле жизни вообще. Здесь теоретический и практический интерес сливались воедино; особую привлекательность этой мистической метафизике придавала ее независимость от официальной церковной доктрины, а в то же время явное превосходство, в сравнении с ходячими научно-философскими учениями эпохи. Эзотеричность этой мистической антропологии и метафизики, ее доступность не сразу, а лишь по ступеням «посвящения», конечно, импонировала не менее, чем уверенность масонских учений в том, что истина сохранилась именно в их преданиях, а не в церковной доктрине. Для русского общества учения, которые открывались в масонстве, представлялись проявлением именно современности — в ее более глубоком течении. Легендарные рассказы о храме Соломона, символические прикрасы в книгах, в церемониях импонировали вовсе не тем, что их считали идущими от древности, а тем, что за ними стояли современные люди, часто с печатью таинственности и силы. Масонство тоже, как и вся секуляризованная культура, верило в «золотой век впереди», в прогресс, призывало к творчеству, к «филантропии». В русском масонстве формировались все основные черты будущей «передовой» интеллигенции — и на первом месте здесь стоял примат морали и сознание долга служить обществу, вообще практический идеализм. Это был путь идейной жизни и действенного служения идеалу.

Рядом с призывом к «истинному просвещению» в масонстве идет и «пробуждение сердца». Тут вливается в масонство аске~ тическая традиция оккультизма, требующая «отсечения страстей», «насилования воли» (без чего невозможно освободить в себе «внутреннего человека»). Справедливо замечает Флоренский, что здесь «характерно острое чувство не столько греха, сколько нечистоты» (как препятствия к взлетам духа ввысь). В мистической антропологии, которой следовало масонство, громадное значение имела доктрина первородного греха и учение о «совершенном» Адаме. «Восстановление» этого «изначального совершенства» в XIX веке приняло более натуралистическую окраску в учении о «сверхчеловеке», в замыслах «человекобожества...»

Очень существенна для всего этого умонастроения свобода ищущего духа, который жадно впитывает в себя догадки, «откровения» и разные домыслы, чтобы проникнуть в сферу «сокровенного ведения». Но если одних это, по существу, уводило от религиозной жизни, то у других (самый яркий человек этого второго типа — И. В. Лопухин) это было крещением в новейший «христианский синкретизм», который еще со времени Себастиана Франка стал распространяться в Западной Европе в качестве суррогата христианства . Весь XVIII (и даже XVII) век шел под знаменем «примирения» христианских конфессий во имя «универсального христианства...»

Русским людям XVIII века — и именно тем, у которых были религиозные запросы, — было очень по душе такое «внутреннее понимание христианства», особенно яркой фигурой является в этом отношении названный выше И. В. Лопухин. Мы уже упоминали о том, как он порвал с «вольтерианством». Будучи очень склонным к моральному резонерству и сентиментальности, он ощущал Церковь как отживающее «учреждение»... Неудивительно, что, благодаря масонам, на русском языке появились многочисленные переводы западных мистиков, оккультистов. Наиболее влиятельным был, конечно, Беме, а также граф Сен Мартен (его книга «О заблуждениях и истине», вышедшая в 1775 году, была напечатана в русском переводе Лопухина в 1785 году), Mme Guyon, Poiret, Ангел Силезий, Арндт, Пордечь, Вал. Вейгель и др.

Подведем итоги сказанному и выделим несколько основных фактов в умственном движении в России XVIII века.

1) Первый и самый решающий факт состоит в возникновении светского стиля культуры. В XVIII веке этот стиль лишь слагается в разных его аспектах, но его движущей силой является утверждение свободы мысли.

2) Это утверждение свободы мысли развивается по-разному в русском вольтерианстве (в его нигилистической и чисто радикальной форме), в гуманизме XVIII века, в масонстве, но самим этим многообразием оно укрепляет себя.

3) Философские интересы пробуждаются во всех этих направлениях, питаясь преимущественно богатой философской литературой Запада, но у отдельных даровитых людей начинают прорастать эти семена, полагая основания для будущих самостоятельных опытов в области философии.

4) За исключением нигилистической ветви русского вольтерианства, остальные направления мысли, оставаясь свободными и твердо защищая «вольное философствование», не только не ведут борьбы против христианства, а, наоборот, утверждают возможность и необходимость мирного согласования веры и знания.

5) Среди тем, особенно вдохновляющих русских людей, склонных к философии, первое место должно быть отведено проблемам морали, в частности, социальной теме. Рядом с этим стоит общий антропоцентризм мысли, сравнительно слабо выражен интерес к проблемам натурфилософии.

6) Распад церковного мировоззрения ведет к тому, что историософские темы остаются без идейного обоснования; историософские вопросы начинают трактоваться в форме утопии — так возникает характерная для будущего утопическая установка мысли.

18. Само понятие "консерватизм" довольно многозначно. Многие ученые, исследователи характеризуют это направление по-разному, вкладывают свой особый смысл, наделяют его различными функциями. "Философский энциклопедический словарь" /М., 1989/ консерватизм определяет как "идейно-политическое учение, противостоящее прогрессивным тенденциям социального развития". Носителями идеологии консерватизма выступают различные общественные классы и слои, заинтересованные в сохранении существующих порядков. Характерные особенности консерватизма - враждебность и противодействие прогрессу, приверженность традиционному и устаревшему, /консерватизм в переводе с латинского - сохраняю/.

Распространено также т.н. "ситуационное" понимание консерватизма как системы идей, используемой для оправдания и стабилизации любой общественной структуры, независимо от ее значения и места в социально-историческом процессе. В консерватизме обнаруживаются сходные идейные установки: признание существования всеобщего морально-религиозного порядка, несовершенство человеческой природы, убеждение в природном неравенстве людей, ограниченные возможности человеческого разума, необходимость классовой иерархии и др.

Консерватизм обозначает также философско-политическое понятие, при котором его носители выступают как против любых радикальных, левых течений, так и против крайне правых сил, пытающихся остановить прогрессивное развитие общества. Одна из важнейших функций консерватизма - социальная, которая имеет следующие характеристики :

  • сохранение и бережное отношение к национальному менталитету, моральным традициям и нормам человечества ;

  • недопустимость вмешательства человека в ход исторического развития, насильственной ломки привычного образа жизни;

  • трактовка общества как объективной реальности, которая имеет свою структуру и собственное развитие.

В современной научной литературе можно встретить и иную функцию консерватизма, которую можно назвать определенным типом или стилем мышления.

Теория консерватизма, ее основные положения были рассмотрены в работах Э. Берка /ХVIII в./. Он и его многочисленные последователи были убеждены, что социальный опыт передается из поколения в поколение, человек не может его сознательно прогнозировать и не в состоянии им поэтому управлять.

В России на протяжении всего ХIХ в. идеи консерватизма получили широкое распространение и прошли долгий путь от славянофильства к религиозно-этическому искательству. В философских и литературно-критических работах этого периода рассматривались и осмысливались исторические события, связанные с победой над Наполеоном /1812г./, восстанием декабристов /1825г./, отменой крепостного права /1861г./, проведением буржуазно-либеральных реформ /б0-70гг./. развитием капиталистических отношений и революционно-демократического движения.

В первой половине ХIХ в. царское правительство пыталось разработать собственную идеологию, на основании которой воспитать преданное самодержавию молодое поколение. Главным идеологом самодержавия стал Уваров. В прошлом вольнодумец, друживший со многими декабристами, он выдвинул так называемую "теорию официальной народности" /"самодержавие, православие, народность"/. Смысл ее состоял в противопоставлении дворянско-интеллигентской революционности и пассивности народных масс, наблюдавшейся с конца ХVIII в. Освободительные идеи представлялись как наносное явление, распространенное только среди "испорченной" части образованного общества. Пассивность крестьянства, его патриархальная набожность, стойкая вера в царя изображались в качестве "исконных" и "самобытных" черт народного характера. Уваров утверждал, что Россия "крепка единодушием беспримерным - здесь царь любит Отечество в лице народа и правит им как отец, руководствуясь законами, а народ не умеет отделять Отечество от царя и видит в нем свое счастье, силу и славу".

Виднейшие представители официальной науки /например, историк М.П. Погодин/ были сторонниками "теории официальной народности" и в своих трудах восхваляли самобытную Россию и существующие порядки. Эта теория на многие десятилетия стала краеугольным камнем идеологии самодержавия.

В 40-50-х гг. ХIХ в. идейные споры велись в основном о будущих путях развития России. Славянофилы выступали за самобытность России, которую они видели в крестьянской общине, в православии и в соборности русского народа. Среди них своим значительным философским потенциалом выделялись И.В. Киреевский. К.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин и особенно А.С. Хомяков. Они стремились опровергнуть немецкий тип философствования и выработать на основе исконно отечественных идейных традиций особую русскую философию.

Выступая с обоснованием самобытного, т.е. небуржуазного пути исторического развития России, славянофилы выдвинули оригинальное учение о соборности, объединении людей на основе высших духовных, религиозных ценностей - любви и свободы. Главные особенности России они усматривали в крестьянской общине и православной вере. Благодаря православию и общинности, доказывали славянофилы, в России все классы и сословия мирно уживутся друг с другом. Реформы Петра I оценивались ими весьма критически. Считалось, что они отклонили Россию с естественного пути развития, хотя не изменили ее внутренний строй и не уничтожили возможность возврата на прежний путь, который отвечает духовному складу славянских народов.

Славянофилы даже выдвинули лозунг "Царю - власть, народу - мнение". Исходя из нее, они выступали против всяческих нововведений в области государственного управления, особенно против конституции по западному образцу. Духовной основой славянофильства было православное христианство, с позиций которого они критиковали материализм и классический /диалектический/ идеализм Гегеля и Канта.

Со славянофильством многие исследователи связывают начало самостоятельной философской мысли в России. Особенно интересны в связи с этим взгляды основателей этого течения А.С. Хомякова /1804-1860/ и И.В. Киреевского /1806-1856/.

Для философского учения славянофилов основополагающим является понятие соборности, которое впервые вводится А.С. Хомяковым. Под соборностью он подразумевает особый род человеческой общности, который характеризуется свободой, любовью, верой. Алексей Степанович считал истинной христианской религией православие: в католицизме есть единство, но нет свободы, в протестантизме, напротив, свобода не подкрепляется единством. Только для православия характерны соборность, или общинность, сочетание единства и свободы, опирающееся на любовь к Богу. Соборность, единство, свобода, любовь - вот ключевые и наиболее плодотворные философские идеи Хомякова.

И.В. Киреевский соборность определяет как подлинную социальность, носящую ненасильственный характер. Соборность, по его учению, лишь качество русской социально-культурной жизни, прообраз Царства Божия на земле.

В современной научной литературе, монографиях, коллективных исследованиях последних лет особый акцент делается на изучение социальных идеалов славянофилов. И Киреевский и Хомяков в качестве идеальной модели общественного устройства видели общину, которая рассматривалась ими единственное уцелевшее в русской истории социальное учреждение, в котором сохранились нравственность как отдельного человека, так и общества в целом.

В теории славянофильства наиболее стройная и логически обоснованная концепция социального устройства общества принадлежит К.С. Аксакову, сыну известного писателя С.Т. Аксакова. Он сформулировал концепцию "земли и государства", в которой доказывал особенность исторического пути русского народа. В 1855г. Аксаков в своей записке "0 внутреннем состоянии России" изложил собственные взгляды на идеальное социальное устройство. Он был убежден, что следование им позволит избежать различного рода социальных бунтов, протестов, даже революций, которые вспыхивали в это время в Европе.

К.С. Аксаков считал, что единственной приемлемой для России формой государственного правления, соответствующей всему ходу русской истории, является монархия. Другие формы правления, включая демократию, допускают участие общества в решении политических вопросов, что противоречит характеру русского народа. В обращении к Александру II он отмечал, что русский народ "...не государственный, не ищущий участия в правлении, в желающий условиями ограничивать правительственную власть, не имеющий, одним словом, в себе никакого политического элемента, следовательно, не содержащий в себе даже зерна революции или устройства конституционного...".

В России народ не рассматривает государя в качестве земного бога: он повинуется, но не боготворит своего царя. Государственная власть без вмешательства в нее народа может быть только неограниченной монархией. А невмешательство государства в свободу духа народа, народа - в действия государства и является основой жизни общества и государства.

Все последователи теории славянофильства считали, что в России ни в коем случае нельзя вводить институты власти, подобные западным, т.к. Россия располагает собственными политическими моделями.

Идеологи славянофильства ратовали за возрождение допетровского сословно-представительного строя, монархических и патриархальных нравов. В своем творчестве славянофилы зачастую идеализировали черты русского национального характера, образа жизни, верования. Они пытались вывести будущее России из прошлого, а не из настоящего, поэтому в их взглядах много утопического.

Философия славянофилов строилась на основе русского понимания христианства, воспитанного национальными особенностями русской духовной жизни. Своей философской системы как таковой они не выработали, но им удалось установить общий дух философского мышления в России. Ранние славянофилы выдвинули ряд принципиально новых идей, но целостной философской системы у них не было. Не удалось добиться успеха в этом деле , уже в 70- 80-е годы Х1Хв., также поздним славянофилам, в частности, Н.Я. Данилевскому. Он прославился своей книгой "Россия и Европа". Вслед за немецким историком Рюкертом, но ранее автора известной книги "Закат Европы" Шпенглера и других получивших широкую европейскую известность работ. Данилевский развивал концепцию культурно-исторических типов: общечеловеческой цивилизации нет, а есть определенные типы цивилизаций, их всего 10, среди которых выделяется своим будущим славянский историко-культурный тип. Поздние славянофилы были консерваторами и отказались от утопизма своих предшественников.

Под влиянием славянофильства сложилось почвенничество, общественно-литературное движение б0-х годов ХIХв. А.А. Григорьеву и Ф.Н. Достоевскому была близка идея приоритета искусства - с учетом его органистической силы - над наукой. "Почва" для Достоевского - это родственное единение с русским народом. Быть с народом значит иметь в себе Христа, предпринимать постоянные усилия по своему моральному обновлению. Для Достоевского на первом плане стоит постижение последней правды человека, истоков действительно положительной личности. Именно поэтому Достоевский - мыслитель экзистенциального склада, путеводная звезда "экзистенциалистов ХХ века, но в отличие от них он не профессиональный философ, а профессиональный писатель. Может быть, поэтому в творчестве Достоевского едва ли просматривается сколько-нибудь четко сформулированная теория философская.

Выступающий с позиций почвенничества А.А. Григорьев /1822-1864/ в целом признавал определяющее значение патриархальности и религиозных начал в русской жизни, но очень критично отзывался о романтическом мировоззрении классического славянофильства: "Славянофильство верило слепо, фанатически в неведомую ему самому сущность народной жизни, и вера вменена ему в заслугу"

В 60-90-е годы ХIХ в. Россия встала на путь капиталистического развития. В период после проведения либерально-буржуазных реформ 60-70-х гг. капиталистический строй утверждался во всех сферах общественно-политической и экономической жизни. Капиталистические отношения как в городе, так и в деревне, переплетались с сильными пережитками крепостничества: осталось помещичье землевладение, полуфеодальные способы эксплуатации крестьян. Преобладал так называемый "прусский" тип капитализма в сельском хозяйстве, характеризующийся сохранением помещичьей собственности и постепенным превращением помещичьего землевладения в капиталистическое.

В связи с этими обстоятельствами и усложнением социальной структуры общественно-политическое развитие России во второй половине ХIХ века было наполнено острыми противоречиями. Эти противоречия в жизни пореформенной России нашли свое отражение в борьбе различных течений и направлений русской общественной мысли, в том числе и в области философии.

В это время в России, как и прежде, официально господствующим направлением общественной мысли было монархическое направление, оплотом которого были религиозная идеология и идеалистические течения в философии, т.н. "монархический лагерь". Оно основывалось на различных идеалистических учениях - от наиболее религиозных течений до позитивизма. По своим социальным истокам и сущности философский идеализм в России во вт. пол. ХIХ в. был выражением интересов господствующего класса - помещиков и либерально-монархической буржуазии. Несмотря на то, что российская буржуазия была относительно молодым классом и только укрепляла свои позиции, она не только не отличалась революционностью, но, наоборот, страшилась революционного пролетариата и искала союза с помещиками под эгидой самодержавия.

Поэтому одним из основных направлений философской мысли приверженцев консерватизма в России была борьба с революционно-демократическим и пролетарским движением, с материализмом.

В России во вт. пол. XIX в. в условиях зарождения и формирования капиталистических отношений приобретает консервативную функцию идеология классического либерализма. Переход от прошлого к настоящему идеологами консерватизма мыслился как стабилизация не подлежащей изменение социальной формы. Консерваторы объявляют социальной утопией возможность вмешательства субъекта в ход исторического процесса, скептически относятся к возможностям волевых решений социальных проблем.

Представители радикализма и революционеры все время ссылались на науку и научный прогресс, и при этом подчеркивали, что они одни имеют право говорить от имени науки. Таким образом, они предоставляли консервативным кругам как раз те доводы, которые они искали. Ведь если наука, и особенно философия, являются основой для того, чтобы разрушать весь существующий правопорядок, то польза философии сомнительна, а ее вред очевиден. Для славянофилов это было лишним подтверждением их убеждения в том, что вся западная мудрость - просто духовный яд.

Было бы поистине неблагодарной задачей защищать науку и ее свободу, с одной стороны, от революционных демократов и впоследствии большевиков, объявивших на нее монополию, а с другой - от подозрений правых консерваторов. Задача эта выпада на долю консервативных либералов, таких, например, как Чичерин или Катков. Катков был убежден, что революционное учение, несмотря на свою логическую обоснованность и стройность, ничего общего с наукой не имеет и что, напротив, распространение этих взглядов является последствием подавления научного мышления и научной свободы. В своей газете "Московские ведомости" /№ 205, 1866/ Катков писал: "Все эти лжеучения, все эти дурные направления родились и приобрели силу посреди общества, не знавшего ни науки , свободной, уважаемой и сильной, ни публичности в делах...". Ему вторит Чичерин: "... эта бессмысленная пропаганда, клонившаяся к разрушению всего существующего строя, учинялась в то время... когда на Россию сыпались неоценимые блага, занималась заря новой жизни..." /буржуазно-либеральные реформы 60 - 70-х годов ХIХ в. - авт./. И далее он приходит к выводам что в России "искренним либералам при существующем порядке остается поддерживать абсолютизм...". Под абсолютизмом Чичерин подразумевал самодержавие в России. Довольно резко отзывался он о демократической форме правления: "Всякий, кто не примыкает к общему течению или осмеливается подать голос против большинства, рискует поплатиться имуществом, и даже самою жизнью, ибо разъяренная толпа способна на все... Демократия представляет господство посредственности: возвышая массу, она понижает верхние слои и все подводит к однообразному, пошлому уровню".

Как показывает история философии, во второй половине XIX века русские философы-идеалисты того времени были идеологами правящих классов, стремившихся во что бы то ни стадо защитить и увековечить существующий порядок, искренне веря, что для России это единственный способ избежать социальных потрясений и кровопролития. Консервативные настроения присутствует в их творчестве, их трудах, их мыслях: они старались укрепить самодержавие, влияние церкви, упрочить религиозное мировоззрение.

Представители русской консервативной мысли в XIX веке, особенно во второй его половине, накопили богатейший материал к размышлению. Но в 1917 году в России произошла социалистическая революция, и развитие свободного философского процесса было прервано. Многие философы так и не приняли Октябрьскую революцию, не смогли смириться с существующим положением дел и вынуждены были покинуть страну. И вообще, русская интеллигенция была объявлена "идеологически чуждым классом", и многие из них отправились в эмиграцию в целях собственной безопасности.

В то же время в социалистической России был насильственно положен конец бывшему многообразию философских систем. Соответствующие государственные органы позаботились о том, чтобы в стране возобладала, одна философская линия - марксистко-ленинская. В советской науке сложился весьма тенденциозный стереотип на творческое наследие таких общественных деятелей, как, например, Радищев, Герцен, Белинский, Чернышевский, и др. и явная переоценка мировой значимости их философских систем. Единственно верным и правильным считалось учение классиков марксизма-ленинизма и труды их последователей, отечественных государственных и общественных деятелей, которые издавались в стране многомиллионными тиражами.

Ими настоятельно предлагалось руководствоваться во всех сферах человеческой жизни. Всяческое инакомыслие попросту запрещалось и даже преследовалось. Само слово "консерватор" у нас в стране было синонимом слова "реакционер", и их самих, и их взгляды гневно клеймили в своих сочинениях как государственные лидеры /например, В.И. Ленин: "Антинародный характер российского идеализма, его идейный крах ярко проявляются и в политической эволюции его проповедников... Катков - Суворин - "веховцы", все это исторические этапы поворота русской буржуазии к защите реакции, к шовинизму и антисемитизму..."/, так и представители официальной науки /например, Л. Коган: "Российский идеализм, особенно в последней трети XIX века, был органически враждебен науке, всячески старался опорочить ее завоевания, ее материалистические выводы, использовать в своих интересах противоречия и трудности ее развития. При всем различии их взглядов, реакционер Данилевский и либерал Катков сходились в ненависти к дарвинизму."/

В этом проявилась однобокость развития советских общественных наук, в выпячивании одних сторон философского процесса и абсолютном замалчивании других. Но ведь невозможно дать объективную оценку творчеству тех же самых Белинского, Чернышевского, Ленина и других, не зная мнения их оппонентов.

К сожалению, в России произведения представителей консервативного направления на долгие десятилетия оказались попросту забыты, их мысли, взгляды - не востребованы обществом. А ведь среди них были выдающиеся мыслители, ораторы, лидеры в своих профессиональных сферах, высокую оценку которым дал Н.О. Лосский: "Характернейшая черта русской философии состоит именно в том, что множество лиц посвящают ей свои силы... Среди них... многие обладают большим литературным талантом, поражают своей богатой эрудицией...".

27. Основная масса знаний приобретается людьми в процессе повседневной практики и через системы обучения. Но в обществе уже давно существует особый социальный институт, основное предназначение которого - добывать систематизированное, теоретическое, концептуальное и обоснованное знание. Таким институтом выступает наука.

Наука — общественное явление, социальный институт и отрасль культуры. Это сфера человеческой деятельности по добыванию и теоретической систематизации объективно истинных знаний о бытии. Наука включает в себя научное сознание своих субъектов, учреждения науки и научные отношения. Научные отношения есть единство научного общения, поведения и деятельности его субъектов.

Научное сознание состоит из научных знаний, системы эмоций и чувств, волевых состояний и ценностных ориентаций, возникающих и появляющихся в процессе добывания знаний и их систематизации.

Достаточно часто под наукой понимается только совокупность особых знаний, которые сравниваются с другими теоретическими, но вненаучными знаниями, а также со знаниями обыденно-практического характера. При более строгом употреблении понятий такие знания не наука, а научные знания как элемент сознания субъектов и всей науки.

Термин «наука» употребляется в собирательном значении для отграничения ее от искусства, образования, информационной жизни и других явлений общества, а также в более конкретном объеме — применительно к сходным областям совокупной науки или отдельной науке: точные науки, гуманитарные науки, физика, биология, социология и т.п.

Наука как социальный институт имеет свою организацию и принципы функционирования, координационные и субординационные связи, формы контроля и отчетности, способы взаимодействия с различными видами практики.

В культуре общества она характеризует уровень познания и освоения человеком природы, социальной жизни и самого себя. Научная сфера сегодня - один из способов и необходимый элемент содержания жизнедеятельности общества как культурной жизни, показатель развитости (цивилизованности) государства.

Наука — это сфера специальной исследовательской деятельности, направленной на изучение природы, общества и человека. Главная цель науки и ее предназначение - получить истинное знание, используя свои методы и формы, способы обоснования и проверки.

Понятийный аппарат - главный инструментарий исследований в науке и логическая форма выражения полученного знания. Обоснованы различные признаки науки, отличающие ее от других областей духовной жизни и видов деятельности. Наука рациональна, так как ее способ познания и сами знания связаны преимущественно с абстрактно-логическим мышлением, оперированием понятиями и суждениями, с открытием сущностных характеристик и закономерностей объекта познания.

Наука системна, общезначима, универсальна, критична. Ее знания обладают высокой достоверностью, так как их можно проверить. Но научные знания и сами исследования могут содержать и заблуждения, а также ложные знания.

Наука отличается от философии тем, что не изучает бытие в целом, а только его конкретные виды и формы, хотя философия содержит в себе научные знания, если они раскрывают в себе сущностные характеристики объектов философского познания и проверяемы. Наука отличается также от религии, мистики, мифологии реальностью материальных объектов исследования, а также тем, что научные понятия, суждения и умозаключения, открытые закономерности и теоретические концепции имеют объективное содержание. Они могут использоваться людьми в практической деятельности по воспроизводству материальной и духовной культуры.

От искусства, которое отражает действительность в основном эмоционально, на основе чувствования и сопереживания через восприятие прекрасного, возвышенного, трагического и комического, наука отличается строгостью и «сухостью» суждений, ориентацией на точное, рационально-теоретическое знание. Но говорить о том, что наука бесстрастна, бесчувственна в своем функционировании, нельзя. Высокоэмоциональное, ликующее «эврика!» («нашел!») принадлежит древнегреческому ученому Архимеду, открывшему закон гидростатики. В науке, как и в других сферах жизни, действуют люди. Они не лишены стрессов и аффектов, ценностного и эмоционально-чувственного восприятия действительности и собственных исследований, проявления воли и ответственности.

Структура совокупной науки может быть представлена по разным основаниям. В зависимости от основных сфер исследования науки разделяют на естественные (о природе), гуманитарные или общественные (о человеке как личности и об обществе), и технические (о технике). В особую группу объединяются математические науки, синергетика, философия, знания которых универсальны. Каждая группа наук включает в себя большое количество конкретных наук, процесс дифференциации которых продолжается.

Считается, что сегодня насчитывается более 15 тысяч относительно самостоятельных научных дисциплин, обосновавших свой предмет и область исследований, имеющих категориальный аппарат, кадры и материально-техническую базу.

По характеру знаний совокупная наука может быть разделена на фундаментальные и прикладные науки. Релятивистская физика, квантовая механика, высшая математика, химия, космология, синергетика, антропология, генетика и другие науки исследуют сложнейшие фрагменты бытия. Многие знания таких наук гипотетичны, основаны на допущениях и силе логического мышления исследователя, трудно проверяемы. Знания механики, агрохимии, географии, многие технологические знания легко проверяемы и используются непосредственно на практике.

Внутренняя структура каждой отдельной науки включает ряд необходимых элементов: понятийный аппарат, совокупность теоретических концепций и учений; методологию исследования, научные кадры и их подготовку, учреждения науки, материально-техническую и финансовую базу, лабораторно-экспериментальную базу, систему информации, научные отношения. Значимость того или иного элемента структуры в каждой конкретной науке может быть различна.

Без науки в современном обществе невозможна его интеллектуальная и производственная мощь, безопасность государства. Наука стала важным критерием цивилизованности и культурности народов. Научно-техническое развитие составляет главную тенденцию исторического прогресса на рубеже XX—XXI веков. Но отношение, к науке сложилось двоякое. Сциентистское направление выражает доверие к науке. Она признается одной из главных ценностей общества и доминантным фактором развития человечества. Сторонники антисциентизма критикуют науку за ошибки, видят ее главной причиной кризисных явлений, экологических и социальных глобальных проблем. Они считают, что наука ограничена в своих возможностях решать главные и острые проблемы социального развития, враждебна человеку, негативно влияет на культуру.

Корни сциентизма и антисциентизма имеют объективную основу, так как наука противоречива и оказывает воздействие на человека и общество как положительное, так и отрицательное. К этим основам добавляются субъективно-идеологические и политизированные интерпретации роли науки в обществе. Поэтому и сегодня наука воспринимается в обществе неоднозначно: с доверием и недоверием, с надеждой и отчаянием, с оптимизмом и пессимизмом. Но очевидно, что без науки обществу и в XXI веке не обойтись.

Наука выполняет в обществе ряд функций. Под функцией науки понимается внешнее проявление ее одного или нескольких существенных свойств. В функциях обнаруживаются возможности и способности науки участвовать в решении кардинальных проблем жизнедеятельности общества, в создании более благоприятных условий и содержания жизни людей, в формировании культуры.

Функциями науки являются: мировоззренческая, методологическая, познавательная, аксиологическая, коммуникативная, информационная, критическая, прогностическая и др. Наука вырабатывает прежде всего научную картину мира как совокупность знаний о природе, обществе и человеке. В этом процессе проявляется познавательная (гносеологическая) функция, а также и мировоззренческая, поскольку научная картина миpa (бытия) не существует в чистом виде в сознании людей. Она соотносится человеком с обыденным, мифологическим, религиозным, философским осмыслением мира, постоянно переоценивается.

На основе достаточно пестрой и разноплановой совокупной личностной картины мира индивид формирует отношение к себе, другим людям и их природе. Переосмысление картины мира осуществляется в соотношении с потребностями и интересами, идеалами и нормами жизнедеятельности. Измененные таким образом знания приобретают ценность для субъекта, сравниваются с ценностями других субъектов, всего общества. В этом проявляется аксиологическая функция науки.

В современном обществе научные знания составляют основное содержание информации как знаний, существующих самостоятельно от тех субъектов, которыми они добыты. Информация хранится в технических устройствах, письменных источниках. Она выступает одним из проявлений информации в более широком ее понимании - как результат отражения материальными объектами свойств и признаков других, взаимодействующих с ними, объектов. Знание как информация предназначено для других субъектов. Объем информации постоянно растет. Научная информация в XX веке удваивалась каждые 10-15 лет. 90% всех ученых, известных за всю историю общества, — это исследователи XX века. Они осуществляли добывание знаний в более чем 15 тысячах различных конкретных наук. Поэтому быстро развивалась и информатика. Она представляет особую отрасль науки, где осуществляется накопление, систематизация, хранение и выдача пользователям знаний с помощью автоматизированных технических систем. Наука приобрела информативную функцию. С появлением информатики упрочилась и коммуникативная функция науки.

Научные знания добываются в ходе специальных исследований, в процессе использования апробированной и вновь разрабатываемой методологии. Методологию всякой науки составляют три основных блока: а) совокупность исходных требований и принципов исследования; б) система методов научного познания; в) теоретическое обоснование используемых методов, включающее и разработку конкретных методик, процедур исследования.

В методологии научного исследования философия обосновывает исходные принципы: отражения, познаваемости бытия, единства чувственного и рационального в познании, детерминизма и др. Она предъявляет всеобщие и общесоциологические требования к научно-познавательной деятельности: единство субъекта и объекта познания, движения и покоя, абсолютности и относительности, конечности и бесконечности, объективности и субъективности, симметрии и асимметрии, положительного и отрицательного и т.д. Соотносительность познания, изучение объектов через противоречия - важнейшие исходные методологические основы всякого исследования.

Конкретные науки используют философские принципы и требования, другие методологические ее положения. Но они имеют и свою методологию. Так, в естествознании важнейшими принципами выступают: релятивизм, конструктивизм, структурность, атрибутивность, движение, эволюция, катастрофизм, верифицируемость знания и др. Гуманитарные науки руководствуются принципами гуманизма, социальной справедливости, равенства и неравенства, вариантности исторического процесса, эволюции и революции, демократизма, безопасности; культурологическим, формационным, циливизационным, историческим и другими подходами.

Принципы, подходы и общие требования научного исследования конкретизируются в методах. Метод познания - это прием, путь, способ, подвод или другая любая упорядоченная мыслительная и практическая деятельность человека по добыванию знания. По сферам применения методы познания делятся на две большие группы: методы вненаучного и научного познания. Многие методы вненаучного познания являются и методами научного исследования, но процедура их применения другая. Например, эксперимент как метод познания используется в обыденно-практическом и научном познании. Но в научной сфере эксперимент сопровождается теоретическим обоснованием, особой материально-технической и лабораторной базой, методикой. Эксперимент в науке может осуществляться или с непосредственным объектом исследования или с его моделью. Он имеет свои этапы и способы проверки получаемых знаний.

В зависимости от уровней познания методы объединяются в две группы: методы чувственного и методы абстрактно-логического познания. В научном познании используются прежде всего методы абстрактно-логического познания: анализ, синтез, аналогия, абстрагирование и др. Но могут использоваться и методы чувственного познания: наблюдение, прослушивание, опрос, обобщение и др.

Методы познания различаются также степенью общности. Существуют всеобщие, общие и частные методы. Применительно к научному познанию они называются всеобщими, общенаучными и частными. К всеобщим методам относятся философские, математические, семиотические и другие. Общие или общенаучные методы используются при изучении видов и форм бытия значительным числом наук. Частные методы применяются в одной или нескольких смежных науках.

В отличие от вненаучного познания, где доминируют обыденное или теоретико-спекулятивное, чувственное или абстрактно-логическое постижение, научное познание основано на эмпирическом и теоретическом (рациональном) исследовании. Эмпирическое исследование накапливает первоначальные научные знания по обоснованию различных предположений или проверке уже имеющихся знаний. Теоретическое исследование завершает научно-познавательный цикл, формирует рационально-теоретическое знание в форме учений, теорий, концепций. Условно учения отражают социальное развитие, а теории – систематизированные знания о природе и человеке. Концепция - в чем-то незавершенные теория или учение. Наиболее точной формой выражения завершенного научного знания является теория.

Эмпирическое и теоретическое научное познание взаимосвязаны. Это необходимые этапы всякого исследования, имеющие общие и отличительные признаки. Общим для них является прежде всего цель: получить обоснованное и проверенное знание, а также один объект исследования. Различаются эмпирический и теоретический этапы исследования, когда в экспериментальном познании заняты одни, а в теоретическом - другие субъекты. На каждом из этапов используются свои методы познания.

К эмпирическим методам научного исследования относятся: наблюдение, сравнение, различение, обобщение, описание, измерение, изучение документов и др. Наиболее важным и распространенным методом является эксперимент.

Он состоит в воссоздании естественных или искусственных условий функционирования объекта исследования с целью более точного изучения его свойств, структуры, закономерностей. Эксперимент бывает количественным и качественным, натурным и модельным. Количественное или качественное натурное экспериментирование осуществляется непосредственно с объектом познания в естественных или особых, специально создаваемых условиях. Модельный эксперимент имеет не только количественные и качественные разновидности. Может разрабатываться мысленная или компьютерная модель объекта познания, а также воссоздаваться материальная и предметная копия-аналог в удобном для исследования масштабе. Так, материальная модель гидроэлектростанции создается в значительно меньшем, а модель атома - в увеличенном масштабе. Модельный эксперимент применяется тогда, когда непосредственное изучение объекта познания затруднено или невозможно. В эксперименте используются многие другие методы: наблюдение, измерение, сравнение, изменение условий и др.

К теоретическим методам научного познания относятся: идеализация, формализация, абстрагирование, анализ, синтез, аналогия, индукция, дедукция и др. Идеализация, например, состоит в мысленном или предметном создании образца объекта познания, наиболее возможной копии совершенного и желаемого знания и отражаемого им объекта. Наиболее распространенными идеализациями являются мыслительно-теоретические образы (модели) совершенного человека или гармоничного общества.

Формализация предусматривает создание модели объекта познания с помощью искусственных языков или форм логического мышления. Абстрагирование представляет временное отвлечение в процессе познания от тех свойств и элементов содержания объекта исследования, которые на данный момент не составляют цели познания. Наибольшей абстракцией обладают всеобщие понятия. Они универсальны, имеют в основном философско-мировоззренческий характер, отражают важнейшие и предельно широкие свойства и связи бытия. Такие понятия, как «бытие», «материальное», «идеальное», «связь», «изменение», «покой» и другие являются всеобщими, но наиболее «бедными» по содержанию.

По мере конкретизации понятий их содержание обогащается, что создает возможности индивидуализации и типизации объектов, которые отражаются данными понятиями. Идеализация и формализация могут рассматриваться разновидностями абстрагирования. Аналогия, индукция и дедукция - методы преимущественно формально-логического познания. Существует много других методов научно-теоретического познания. Они применяются избирательно, должны соответствовать объекту и цели исследования, ими должен владеть субъект познания. Всякие методы научного познания соотносятся с возможностью проверки знаний, которые добываются с использованием тех или иных методов, а также с основными формами научного познания.

Форма научного познания — относительно самостоятельное выражение познавательного цикла и его результатов на различных стадиях и этапах исследования. Типовой схемой исследования выступает:

а) обнаружение каких-либо несоответствий в функционировании объектов и процессов действительности с существующими научными знаниями или необходимость специального изучения вновь создаваемых явлений культуры, новых элементов бытия. Формулируются цель и задачи исследования, разрабатывается методика и выбираются методы, анализируется имеющаяся материальная и теоретическая база;

б) разрабатываются возможные варианты проведения исследования и егo ожидаемые результаты;

в) проведение самого исследования на эмпирическом и теоретическом (рациональном) уровнях;

г) закрепление результатов исследования и их выражение в знаковых системах.

Каждому из этих условно выделенных этапов соответствуют свои формы научного познания. Основные из них; научный факт; проблема; гипотеза, ее доказательство или опровержение; теория. Научный факт представляет выраженный средствами науки факт действительности, который не совпадает с имеющимся теоретическим объяснением процесса, к которому он принадлежит. Факт науки может возникать и в ходе новых необходимых исследований различных областей бытия. В факте науки констатируются события, свойства предметов и явлений, другие обнаруженные новшества, которые необходимо изучить, научно объяснить. Содержание факта науки может составлять ненаблюдаемое, необнаруженное, но предполагаемое событие или процесс. Один или совокупность научных фактов образуют предмет исследования. Область действительности, к которой принадлежат факты науки, выступает объектом исследования.

Для второго этапа научного познания характерна проблема как форма выражения знания. Научная проблема - объективно возникающие в процессе осмысления научных фактов вопрос или группа вопросов, ответы на которые для науки и практики имеют существенное значение. Научная проблема формируется с использованием научного аппарата, нацелена на достаточно глубокое и всестороннее исследование фактов науки и фактов действительности.

Поставить (сформулировать) научную проблему означает или использование уже имеющейся парадигмы, или разработку новых исходных принципов и оснований, идей и стандартов, которые составляют содержание кардинально иного решения научной проблемы. Смена парадигм в науке часто связана с научными революциями. Примером научных революций, означающих смену парадигм, могут служить: гелиоцентрическая концепция Коперника, эволюционное учение Дарвина, теория относительности Эйнштейна, многие великие открытия в математике и физике на рубеже XIX-XX веков. Революции в науке вызывают постановку и решение новых, сложных и значимых для общества проблем. Наука переходит при этом на более высокий уровень развития. Удачно и точно сформулировать научную проблему на основе новых научных фактов - важнейшее условие успешного исследования.

Следующим шагом (этапом) научного исследования является разработка программы. Она формируется в ходе дифференциации проблемы на более конкретные предположения и логику их обоснования, на определение этапов и процедур. Логически связанные или противоположные варианты решения научной проблемы формулируются в гипотезах.

Гипотеза - форма исследования и логического мышления, представляющая обоснованный вариант решения проблемы или ее части с целью выявления причин и закономерностей предмета исследования. Гипотеза в этом плане отличается от всяких догадок, предположений, воображения тем, что она опирается на факты науки, в ней используются категории науки. Гипотеза выдвигается на основе известных уже законов и теорий, но может в последующем и не согласовываться с ними.

Гипотеза есть научное предположение, выраженное достаточно просто и понятно языком науки. Она должна быть проверяема, т.е. должна существовать реальная возможность ее доказательства или опровержения. В начале гипотеза строится (накапливаются, анализируются и обобщаются факты науки с их первичным, предположительным объяснением), затем проверяется (на основе способов и форм логического мышления, сопоставления логических заключений с исходными научными фактами), а потом доказывается (эмпирическое исследование, сопоставление полученных знаний с фактами действительности, проверка научных выводов).

В ходе доказательства гипотезы объясняются факты науки, которые противоречат уже известным знаниям, обосновываются новые свойства, структуры, законы объектов бытия. Закон в науке - установленные существенные, необходимые, объективные, внутренние, универсальные для определенного класса явлений и повторяющиеся связи бытия. Закон - важнейшее звено и основание научной теории. Обоснование в процессе доказательства гипотезы новых свойств и связей объекта исследования формируется в логическую систему знаний, которая называется теорией.

Теория является заключительной формой процесса научного познания. Она представляет совокупность достоверных научных знаний об определенной стороне бытия. Знания систематизированы, логически взаимосвязаны и представляют целостную концепцию (учение). Теория содержит суждения, на основании которых можно получить новые суждения с помощью средств и способов логического мышления. Теория содержит возможность предвидения, так как в нее входят открытые законы, принципы последующего познания. Теория объясняет сущностное функционирование фрагментов бытия, обладает эвристической функцией. Она побуждает к новым исследованиям и открытиям. Теория, как правило, открытая форма научного знания. Ее можно дополнять новыми знаниями, считать утратившими достоверность или ценность те «истины», которые опровергнуты или не находят применения на практике. Теория преемственна в своем развитии и совершенствовании.

Главная задача всякой науки — добыть не просто истинные знания, а объединить их в теорию - достаточно масштабное и глубокое систематизированное концептуальное знание.

Понятие «теория» употребляется еще в двух значениях. Теория означает всякое, не обязательно истинное, но систематизированное знание с использованием категориального аппарата и логического мышления. Теории обоснования бытия Бога, оккультно-мистические теории, многие социальные утопии - примеры нестрогого употребления данного термина как научно-истинной теории. Понятие «теория» соотносится также с понятием «практика».

В этом соотношении теоретическое охватывает все содержание, способы и формы проявления сознания субъектов. В сознании, в чувствах и уме — как бы все теоретическое (не нашедшее еще воплощения в жизни), а сама жизнь людей, их конкретно-созидательная деятельность — это практика.

Философские теории имеют в своем содержании научно-теоретическиe знания, если их можно экспериментально обосновать или опровергнуть, т.е. проверить. Так, философские законы верифицируемы в том случае, когда они применяются (изучается их действие) к конкретным объектам бытия. Противоречивость развития, причинно-следственная зависимость, взаимосвязь сущности и явления, содержания и формы и другие философские знания научно проверяемы.

Но, как отмечалось, специфика философии состоит в том, что многие ее постулаты имеют мировоззренческий характер, основаны на свободном выборе той или иной точки зрения. Такие философские знания имеют теоретический характер, но вопрос об их истинности является некорректным. Знания о многих атрибутивных свойствах бытия, другие подобные знания не нуждаются в экспериментальной проверке. Имеет ли, например, бытие в целом какие-либо границы или оно их не имеет – это для человеческого сообщества важно, вызывает на протяжении веков постоянный интерес.

Таким образом, наука в современном обществе — неотъемлемый его атрибут. Наука по своему содержанию и сферам исследования чрезвычайно многообразна.

Философия является наукой, ей присущи основные признаки науки как общественного явления. Но философское знание с точки зрения его научно-истинной характеристики не все является таковым. Оно содержит в себе и мировоззренчески-теоретическую часть, когда вопрос об истинности, т.е. об адекватности знания объекту познания, не ставится и не должен ставиться.

Мировоззренческое философское знание основано на свободном выборе, на естественном праве человека самостоятельно выбирать тип мировоззрения и следовать ему на практике.