5. Дополнительные вопросы, связанные с заверениями

5.1. Как нам кажется, вводя в ГК РФ понятие заверений, стоило дополнительно указать признаки, которые позволят четко отделить их от того, что не является суждением о факте. Так, в английском и американском праве различают следующие заявления, которые в своем чистом виде не имеют юридических последствий: субъективные мнения; "пускание пыли в глаза" (puff), т.е. настолько избитые или гипертрофированные заявления, что на них не будет полагаться разумный человек ("лучшая покупка", "такое же, как новое" и т.п.); вводящие в заблуждение суждения о праве; намерение совершить какие-то действия, не являющиеся обязательством, и т.д.

Впрочем, в последнее время есть тенденция признавать их суждениями о факте, если есть дополнительные критерии: например, любовь рекламы к ссылкам на цифры делает более разумным ее влияние на заключение договора, равно как и специальные знания лица, высказывающего мнение о прибыльности бизнеса или о праве, вызывающие доверие потерпевшего к его словам <26>. Сложности на практике могут возникнуть из-за того, что в ст. 431.2 ГК РФ отсутствует понятие заверения именно как суждения о факте. По буквальному значению слово "заверение" вполне может быть отнесено, например, к субъективным мнениям или объявлению о намерении.

--------------------------------

<26> См.: Perillo J.M., Calamari J.D. Op. cit. P. 342 - 344; Furmston M.P. Op. cit. P. 109.

5.2. Актуален вопрос о том, насколько суды будут готовы признавать свободу сторон лишать силы заверения, которые были даны только устно, или вообще все заверения, которые даны до подписания договора. В английской и американской практике это одна из самых сложных и дискуссионных проблем, поскольку в некоторых юрисдикциях и в определенных случаях не все формулировки способны, например, полностью исключить деликтную ответственность за заверения, которые не попали в текст подписанного документа <27>.

--------------------------------

<27> См.: West G.D., Lewis W.B., Jr. Op. cit. P. 1018 etc.

Здесь сталкиваются два принципа: свободы договора и запрета извлечения выгоды из недобросовестного поведения. С одной стороны, стороны должны иметь возможность четко показывать свои намерения, и стимул для придания заверениям четкости посредством включения в договор актуального перечня в целом полезен. Это создает предсказуемость, которой лишены стороны, чьи контрагенты способны вытащить из обилия заявлений, сделанных на стадии переговоров, случайное утверждение, с которым свяжут свое желание вступить в сделку. С другой стороны, получается так, что даже за умышленный обман недобросовестный контрагент перестает нести ответственность, если соответствующее утверждение не было повторено в тексте договора, и не все судьи готовы с этим смириться. В противовес стоит отметить, что не менее сомнительно с политико-правовой точки зрения и дозволение потерпевшим сторонам отказываться от того, что они основывали намерение заключить сделку только на зафиксированных в договоре заверениях.

5.3. Близкий к предыдущему вопрос связан с тем, можно ли ограничить ответственность сторон-предпринимателей за недостоверность заверений договором. Будут ли здесь действовать правила, аналогичные ограничению ответственности за нарушение обязательств, т.е. запрет ограничения ответственности за умышленные нарушения? Пункт 1 ст. 431.2 ГК РФ говорит лишь о неустойке как дополнительном последствии (кроме взыскания убытков), но будет ли допустимо сочетание заверений об обстоятельствах с установлением в договоре условия, что единственной санкцией в случае их недостоверности будет исключительная неустойка или возмещение потерь, вызванных определенными обстоятельствами, к которым привела указанная недостоверность (ст. 406.1 ГК РФ)? Подобное условие (indemnification as exclusive remedy) крайне распространено в американском праве <28>, но есть сомнения, что такая свобода найдет защиту в российских судах. Между тем это самая востребованная на практике диспозитивность.

--------------------------------

<28> Ibid.

5.4. В английском и американском праве не найти единого мнения по вопросу о том, имеет ли потерпевшая сторона право ссылаться на ложность утверждений, если знала это до заключения сделки, но все равно ее заключила. Из-за неясности в практике обычно такие вопросы тем или иным образом решаются сторонами в договоре. Теоретически знающий потерпевший будет действовать недобросовестно, и если договор лишен соответствующего условия, то в российском праве можно предположить отказ в таком иске. Но что если стороны четко пропишут в договоре, что это не является препятствием для предъявления претензий? Это будет их воля на распределение рисков, которая может найти отражение в других условиях договора, поэтому стоит отдельно задуматься о том, действительно ли тут можно будет констатировать недобросовестность. Ведь нередко заверения имеют такую сложную природу, что давшая их сторона их полностью не контролирует, и они выступают исключительно как способ распределения ответственности.

5.5. Поскольку ст. 431.2 ГК РФ обошла вниманием вопрос о времени предоставления заверений, полагаем вполне возможной свободу сторон в урегулировании этого в договоре. Так, было бы полезно, чтобы суды признали, что заверения, которые послужили поводом к заключению договора, но не были умышленно недостоверными, должны быть действительны на момент подписания договора, а дальнейшее возникновение их недостоверности вне контроля заверителя не должно влечь последствий, предусмотренных п. п. 1 и 2 ст. 431.2 ГК РФ. Полагаем логичным точно устанавливать срок достоверности заверений, которые даются на будущее время, за который ручается заверитель.

Если эти вопросы не будут урегулированы сторонами, то подход судов будет трудно предсказать. Теоретически при умолчании договора в первом случае нет оснований возлагать ответственность за возникшую недостоверность на заверителя, но вот какой срок суд сочтет справедливым в ситуации, когда заверение явно дано на будущее время, но стороны забыли указать точный срок?

5.6. С сожалением можно добавить, что при включении в ГК РФ ст. 431.2 не был решен вопрос о ее соотношении со специальными нормами части второй Кодекса, которые устанавливают "заверения по умолчанию", аналогично "подразумеваемым гарантиям" в английской терминологии. Особенно странно то, что нет решения вопроса о соотношении между заверениями и гарантией в рамках договоров купли-продажи. В настоящее время в ГК РФ гарантия не имеет определения, но ей придано значение лишь презумпции ответственности продавца за недостаток товара (п. 2 ст. 476 ГК РФ), а не отдельного обязательства или обещания обеспечить достоверность какого-либо факта.