6.7.2. Как это понимать?

Но как же нам теперь следует понимать статью ГК РФ "Заверения об обстоятельствах"? Принципиально мыслим целый спектр ее интерпретаций.

Быть может, ее авторы мыслили обязательства, возникающие из предоставления недостоверных заверений об обстоятельствах как совершенно особые, не относящиеся к ранее известным континентально-европейскому гражданскому праву видам обязательств (из договоров, из деликтов, из неосновательного обогащения)? Тогда заверения об обстоятельствах - это новый и оригинальный институт российского права, неизвестный праву других стран мира.

Но стоит ли ради столь специального случая разрушать всю стройную структуру гражданского права, при этом лишая себя возможности применить общие правила, относящиеся к договорам и деликтам, для интерпретации скупых и неоднозначных формулировок новой статьи ГК РФ и к тому же оказываясь перед необходимостью как-то разрешать коллизию деликтной или договорной ответственности и нового вида ответственности за предоставление недостоверных заверений об обстоятельствах?

Быть может, авторы нормы не считают соответствующие обязательства относящимся к совершенно новой категории, но принципиально не желают разграничивать деликтную и договорную ответственность за предоставление недостоверных заверений? Если так, не пытается ли российский законодатель стереть границу между деликтным и договорным правом, обнаруженную некогда лордом Мэнсфилдом? Не возвращаемся ли мы тем самым в XVIII в. (английский)? Ведь такой подход, по-видимому, лишает нас возможности провести различие в исчислении убытков в случае различных типов нарушений, прекрасно известное праву других стран: негативные или позитивные убытки, виновный или безвинный характер ответственности и т.д. Между тем совсем не очевидно, что подход ко всем видам недостоверных утверждений должен быть одинаковым. Исходя из зарубежной практики, включая опыт Англии, США, Германии, а также европейского Проекта общих подходов, скорее очевидно обратное.

Возможно, авторы ст. 431.2 ГК РФ полагали, что любое недостоверное утверждение о фактах в связи с заключением договора влечет как деликтную, так и договорную ответственность. Похоже, они при написании нормы действительно представляли себе ситуацию (типичную для американской договорной практики), когда утверждение о фактах является одновременно и заверением, и гарантией. Такое и в самом деле нередко случается, но не стоит возводить это в общее правило. Далеко не всегда лицо, сообщающее информацию в связи с договором, имеет намерение дать гарантию ее достоверности, и далеко не всегда лицо, дающее договорную гарантию, имеет цель уверить контрагента в истинности соответствующего утверждения.

Как видно из многочисленных примеров из других юрисдикций, рассмотренных нами выше, очень часто утверждение является заверением, но не гарантией ("автомобиль мой") или, наоборот, гарантией, но не заверением ("автомобиль не сломается в течение месяца"). Между тем структура нормы ГК РФ такова, что потерпевшему предоставляются как средства защиты, характерные для внедоговорных заверений, так и средства защиты, свойственные договорным гарантиям.

Но, быть может, это и не страшно? Ведь главное - обеспечить надлежащую защиту пострадавшей стороны?

Не забудем, однако, что задача гражданского права - соблюсти баланс интересов всех участников гражданских правоотношений. В данном случае имеет место не ненадлежащая защита, а, наоборот, избыточная, и это несправедливо по отношению к делающей утверждение стороне.

В качестве иллюстрации рассмотрим следующий пример. Иванов, миноритарный акционер АО, продает Петрову акцию общества. При этом он показывает Петрову финансовую отчетность общества, представленную на последнем собрании акционеров. Впоследствии вскрывается недостоверность этой отчетности, и курс акций АО падает. Петров требует от Иванова возмещения убытков. Иванов возражает, указывая, что он не давал договорных гарантий достоверности отчетности и что, будучи миноритарием, не знал и не мог знать о ее недостоверности.

В соответствии с подходами, действующими в рассмотренных выше зарубежных юрисдикциях, суд, скорее всего, признал бы, что Иванов не несет ни договорной, ни деликтной ответственности за убытки Петрова. Между тем, судя по формулировкам российской нормы, есть все основания полагать, что отчетность будет признана заверением об обстоятельствах. А это, видимо, означает, что ее недостоверность влечет полный спектр последствий, свойственных как договорным гарантиям (договорные убытки, отказ от договора), так и внедоговорным заверениям (деликтные убытки, признание договора недействительным). Причем согласно норме в обоих случаях ответственность имеет безвинный характер.

Отметим, кстати, что для взыскания деликтных убытков Петров даже не обязан доказывать, что он полагался на отчетность при совершении сделки. Возможно, он ее и не читал (или даже точно знал о ее недостоверности), а полагался исключительно на мнение собственных экспертов, которые убедили его, что стоимость акций непременно вырастет. Это, однако, ничего не меняет в его отношениях с Ивановым: согласно ГК РФ Петрову нужно доказать лишь, что Иванов "имел разумные основания исходить из предположения", что Петров положится на его заверения (и, возможно, такие основания действительно были). Представляется, что все это крайне несправедливо по отношению к Иванову.

Быть может, наконец, ст. 431.2 ГК РФ следует рассматривать как набор специальных норм по отношению к общим нормам деликтного и договорного права, причем разные положения статьи применимы к различным фактическим составам (внедоговорные заверения и договорные обязательства соответственно)?

В принципе, наличие подобной нормы могло бы быть полезным. Для этого в ней следовало расклассифицировать все случаи предоставления недостоверных утверждений в связи с договором в зависимости от фактического состава (утверждение стало частью договора или нет; в какой степени утверждение было существенным; недостоверное заверение было умышленным, неосторожным или недостоверным и т.д.) и для каждого состава указать конкретные правовые последствия или сделать ссылку на общие нормы ГК, применимые в данной ситуации. Иначе говоря, нужно было составить своего рода структурную схему последствий сообщения недостоверных утверждений, подобную схемам, приведенным в настоящей работе в конце каждого из разделов, посвященных различным юрисдикциям.

Отнюдь не очевидно, что авторы ст. 431.2 ГК РФ имели в виду именно это (а если и имели, то справиться с этой задачей им не удалось). Однако исходя из соображений целостности права именно такой концептуальный подход к содержащимся в данной статье правилам представляется единственно возможным. Он, в частности, дает шанс восполнить пробелы и до некоторой степени сгладить имеющиеся в ней несообразности.

Если так, то представляется разумным следующее прочтение норм ст. 431.2 ГК РФ.

Положение п. 1 (за исключением чужеродной вставки насчет неустойки) надлежит рассматривать как специальную норму по отношению к общим правилам о деликтной ответственности. Эта специальная норма, подобно своему прообразу из европейского Проекта общих подходов, допускает взыскание деликтных убытков за предоставление недостоверных заверений в связи с заключением договора. Как и ее прообраз, она действует не только в случае умышленного обмана или неумышленного введения в заблуждение, дающих право на признание договора недействительным (на что есть отдельные специальные нормы), но и в случае недостоверного заверения, не влекущего аннулирования договора. В соответствии с этой логикой убытки в данном случае должны исчисляться по негативной модели.

Фразу о неустойке желательно в будущем (de lege ferenda) из этого пункта исключить. Вместо нее следует добавить условие (потерянное депутатами в ходе правки законопроекта), что получившая заверения сторона должна была на них разумным образом полагаться. До тех пор судам нужно применять это условие через небуквальное толкование нормы.

Положения п. 2 ст. 431.2 ГК РФ следует рассматривать как специальную норму по отношению к общим правилам об ответственности за нарушение договора. Иными словами, она подлежит применению лишь в том случае, когда соответствующее заверение об обстоятельствах стало частью договора.

Во изменение общего правила, предусматривающего судебную процедуру расторжения договора в случае его существенного нарушения, п. 2 ст. 431.2 предусматривает возможность внесудебного отказа пострадавшей стороны от договора наряду с взысканием убытков (или неустойки). В соответствии с этой логикой убытки в таком случае должны исчисляться по позитивной модели. По-видимому, данная норма также не препятствует применению положений ГК о качестве товара (например, для уменьшения покупной цены в случае недостоверности финансовой отчетности приобретенной компании).

Упоминание в п. 2 ст. 431.2 ГК РФ о том, что получившая заверения сторона должна была на них полагаться, в контексте договорной ответственности является чужеродным. В будущем (de lege ferenda) его желательно из этого пункта исключить. Вместо него следует добавить разъяснение, что данный пункт применяется лишь в том случае, когда заверение стало частью сделки, т.е. сторона изъявила волю на принятие на себя ответственности за достоверность данного заверения, например, включив его в текст договора.

Пункт 3 ст. 431.2 ГК РФ, по сути, не вносит ничего нового по сравнению с общими правилами признания договора недействительным на основании обмана или существенного заблуждения.

В п. 4 следует ограничительно толковать оговорку (добавленную депутатами) "если иное не предусмотрено соглашением сторон", не допуская ее применения для исключения ответственности за умышленное предоставление недостоверной информации. При этом исключение договором ответственности за неосторожное или тем более невиновное предоставление недостоверных заверений не вызывает возражений. Вообще в будущем (de lege ferenda) этот пункт желательно полностью переписать, рассмотрев отдельно разные виды ответственности и разных субъектов правонарушения.

Правило о деликтной ответственности за невиновное предоставление недостоверных заверений выглядит аномально, и его желательно исключить (в отличие от аналогичного правила для договорной ответственности). Ответственность по п. 1 ст. 431.2 ГК РФ должна наступать, лишь если лицо, дающее заверение, знало или в разумном смысле должно было знать о недостоверности заверения (ср. с аналогичной формулировкой в европейском Проекте общих подходов).

Что касается непредпринимателя, то исходя из общих норм российского деликтного и договорного права представляется разумным установить для него оба вида ответственности (деликтную и договорную) лишь при наличии вины, т.е. если он знал или должен был знать о недостоверности утверждения.

Следует считать, что если недостоверное утверждение одновременно является и деликтом, и нарушением договора, то пострадавшая сторона имеет право на подачу обоих видов иска, но двойная ответственность за одно и то же нарушение недопустима (т.е. истцу в какой-то момент все же придется определиться, требует ли он взыскания деликтных или договорных убытков).

Таким образом, на текущем этапе реформы гражданского права задачей судов в отношении ст. 431.2 ГК РФ будет расчленение ее на составляющие. Статью надо путем интерпретации разобрать на отдельные правила, относящиеся к различным видам недостоверных утверждений, и определить фактические составы, при которых подлежит применению каждое из таких правил (либо несколько из них), а также конкретные правовые последствия, наступающие в каждом из случаев. Иначе говоря, имеющуюся в наличии смесь надо снова разделить на компоненты.

Подчеркнем, что вышесказанное является лишь мнением автора настоящей работы, не претендующим на истину в последней инстанции, но тем не менее представляющееся самому автору едва ли не единственно возможным разумным подходом к интерпретации ст. 431.2 ГК РФ.

Можно заключить, что, если оставить за скобками довольно длинный ряд дефектов и неясностей, содержание новой статьи ГК РФ "Заверения об обстоятельствах" в сухом остатке сводится к следующему:

1) явным образом введена деликтная ответственность за предоставление недостоверных заверений в связи с договором, в том числе в случаях, когда такое предоставление не дает пострадавшей стороне права на аннулирование договора;

2) введена возможность внесудебного отказа от договора в случае, когда недостоверное заверение, имеющее существенное значение для получившей его стороны, стало частью договора;

3) введена безвинная деликтная ответственность предпринимателей за предоставление недостоверных заверений.

Первые два правила возражений не вызывают. Третье не имеет параллелей в зарубежной практике и, как представляется, нуждается в пересмотре.