!!Экзамен зачет 2023 год / Манигк_РАЗВИТИЕ И КРИТИКА УЧЕНИЯ О ВОЛЕИЗЪЯВЛЕНИИ

Crome <23> в значительной степени стоит на позиции, изложенной в нашей более ранней работе. Он отделяет понятие волеизъявления (Willenserklarung) от понятия выражения воли (Willensauperung), поскольку волеизъявление должно преследовать цель и заключать в себе юридическую возможность довести волю до сведения другой стороны (§ 73). В этом отношении понятие юридической сделки включает в себя понятие волеизъявления, поскольку к составу юридической сделки иногда принадлежит больше элементов, чем к составу волеизъявления <24>. При определенных обстоятельствах, однако, понятие волеизъявления может быть более широким, поскольку не все волеизъявления служат автономии воли (Privatautonomie) и не во всех случаях правопорядок санкционирует наступление правового результата по той причине, что его желали. В этом Crome как раз справедливо усматривает существо юридической сделки.

--------------------------------

<23> System I (1900), § 72 ff.

<24> Также Manigk. Rg. S. 1 ff., 190 ff.

Принятие оферты в соответствии с § 151 BGB автор рассматривает согласно господствующему мнению в качестве волеизъявления, не требующего восприятия <25>, однако в качестве не молчаливого (непрямого), а прямого волеизъявления. На место прямых (ausdruckliche) и молчаливых (stillschweigende) волеизъявлений он ставит прямые (direkte) и непрямые (indirekte), поскольку те якобы вызывали путаницу. Поэтому кажется удивительным увидеть обозначение случая § 151 BGB в качестве так называемого прямого волеизъявления. Очень запутанным представляется то, как Crome усматривает непрямые изъявления в поведении, "которое прежде всего преследует другие самостоятельные цели, но которое, однако, заодно позволяет сделать достаточный вывод об имеющейся воле на совершение сделки", и что действия по исполнению или по присвоению, указанные в § 151 BGB, к непрямым волеизъявлениям не относятся. Без сомнения, последние имеют своей целью исполнить обязательство или фактически приобрести некую вещь. Граница между так называемыми прямыми и непрямыми волеизъявлениями кажется и здесь проведенной ненадлежащим образом, хотя этот критерий различия, видимо, выбран как раз с учетом § 151 BGB, поскольку критика, направленная на обозначение "молчаливое волеизъявление", как раз заключается в том, что с его помощью нельзя приблизиться к пониманию § 151 BGB (Anm. 10, A.a.O.).

--------------------------------

<25> Crome. § 86. S. 382, Anm. 10.

Однако если и по мнению Crome волеизъявление должно преследовать цель сообщения воли, совершенно непонятно, почему случай § 151 BGB рассматривается в качестве волеизъявления. Любой, кто разрезает страницы предложенной книги или потребляет некий товар, не имеет даже вторичной цели сообщить свою волю, как того требует Crome, если мы, конечно, не хотим предложить здесь фикцию. Но весь вопрос применения норм к случаю § 151 BGB зависит от этого решения.

Присвоение Crome <26> рассматривает в качестве юридической сделки, точно так же как и оставление движимого имущества. Необходимое при присвоении собственническое владение (Eigenbesitz) приобретается путем animus domini <27>, <*>. Но к приобретению собственнического владения способны также и дети, и душевнобольные, которые путем присвоения бесхозной вещи становятся владельцами. Это кажется опровергнутым нашими рассуждениями о природе собственнического владения <28>. Пришлось бы разрешить таким лицам, если уж им разрешается приобретать собственническое владение, также и приобретение права собственности путем присвоения и по давности владения, поскольку последние могут обладать, получается, animus domini, необходимым также для приобретения собственнического владения, чем сводят на нет все сомнения в их дееспособности.

--------------------------------

<26> System 3 (1905). § 410, s. 367 und § 414, s. 394.

<27> Crome. A.a.O. S. 22. § 344. Anm. 2.

<*> Намерение владельца обладать вещью как своей, как если бы он был собственником. - Примеч. пер.

<28> Manigk. Rg. S. 127 ff. und ArchBurgR., s. 25 und unten Kap. 6.

Подчеркнуть следует, однако, последовательность Crome, в соответствии с которой он в данных условиях определяет юридическую сделку как "выражение воли, путем которого частное лицо самостоятельно устанавливает (регулирует) свои правоотношения" <29>. Дальнейшее обоснование, почему, отклоняясь от господствующего мнения, автор использует слово "выражение" (Auperung), а не "изъявление" (Erklarung), в этом учебнике не приводится. В этом определении, однако, слово "выражение" используется не так, как у Cosak'а, его значение весьма явно отличается <30>.

--------------------------------

<29> A.a.O. 1, § 73. S. 320.

<30> Там же. S. 321 Amn.

Holder <31> размышляет о понятии волеизъявления теперь иначе, чем раньше. Он больше не отделяет от волеизъявлений реальные волевые действия, как было сделано в его Пандектах. Цели их не противопоставляются, как он предполагал раньше, поскольку изъявление как таковое направлено на исполнение намерения, а любое проявление воли, которое следует рассматривать в качестве волевого действия, может быть рассмотрено как обозначение (Bezeichnung), т.е. изъявление воли. "Если я тайно приобретаю владение бесхозной вещью, которую я считаю на самом деле чужой и поэтому намереваюсь украсть, то у меня есть воля присвоить вещь, без намерения опубликовать эту волю. Вследствие объективно существующей бесхозности вещи мое завладение вещью в силу закона является имеющим значение для других обозначением моей воли на присвоение". Это мнение может быть полностью верным <32>; но разве из этого следует, что перед нами волеизъявление? Разве отсюда не следует скорее обратное? Holder указывает как само собой разумеющееся, что в целом там, где другие могут из поведения лица сделать вывод о его намерениях, наличествует волеизъявление. Однако достаточно спорно, изъявляет ли оккупант бесхозной вещи свою волю тем, что он принимает собственническое владение. Кто эти другие, для которых, по мнению Holder'а, обозначение воли на присвоение должно быть имеющим значение во всех тех случаях, когда ни один человек не присутствует при совершении оккупации? Очевидно, что всегда в тех случаях, когда только подобный юридический акт совершается, никто другой не в силах раньше или позже прийти к выводу на основании имевшего место во время совершения акта поведения лица.

--------------------------------

<31> Holder. Kommentar zum Allgem. Teil des BGB (1900). S. 238 ff.

<32> Ср. об этом случае: Manigk. Rg. S. 129 ff.

Rumelin (A.a.O. 165 ff.) возразил бы здесь, что рано или поздно из его поведения станет ясно, следует ли его рассматривать как собственника или только как владельца и что нельзя при оценке поведения пытаться действовать автоматически. Если только развитие ситуации происходит таким образом, что вопрос о приобретении права собственности возникает только на поздней фазе, когда, например, сразу после того, как действующее лицо приобрело владение над вещью посредством animus domini, кто-то отнимает ее у него? Уголовное право позволяет применить наказание за кражу или грабеж только в том случае, когда вещь была чужая. Оно обращается к предпосылкам гражданского права. Что должен в таком случае спросить судья с точки зрения Rumelin'а? Теория здесь не достигает своей цели; она предоставляет практике только тогда настоящий анализ, когда говорит, в каких случаях состав этого реального акта завершен и каким образом его следует рассматривать.

Точка зрения Holder'а приводит вместо этого только к новым проблемам. Уже его пример показывает, что при присвоении бесхозной вещи речь идет не об истинном волеизъявлении, но о чем-то ином, хотя и очень похожем на него. Когда оккупант знал, что вещь бесхозная, но не хотел сообщать свою волю другому при совершении действия по присвоению, не возникает сомнений, что ему нет нужды дожидаться, пока кто-нибудь придет, он просто совершает свое действие, правовые последствия которого абсолютно аналогичны! И правовой эффект согласно § 958 BGB наступает независимо от наличия свидетелей. Тут общая господствующая точка зрения, к которой Holder присоединился, сталкивается с загадкой, которую невозможно решить исходя из позиций господствующего мнения.

Даже второй пример Holder'а не проясняет вопрос. Если А. втайне потребляет предложенный ему товар, намереваясь выдать его за исчезнувший, то Holder прекрасно допускает возникновение через это договора купли-продажи, хотя А. путем своего потребления ни малейшим образом не желал выразить волю на это. Даже Holder решает этот случай на основании закона и противопоставляет этому решению только мнение оппонентов. Но мы хотим выяснить, почему случай решается так. Поэтому только основания для принятия такого решения имеют значение. Верно ли, что Holder, впрочем, как и Ehrlich, само по себе действие по присвоению, следующее за офертой, всегда называет принятием оферты? Либо необходимо ответить на вопрос отрицательно - тогда действие по присвоению рассматривается как акцепт только в том случае, когда выражается воля на принятие оферты. Либо на него отвечают утвердительно - тогда воля не имеет значения; присвоение само по себе завершает круг <33>. Но здесь, по моему мнению, не имеется больше волеизъявления, поскольку в примере Holder'а воля на принятие предложения фиктивная. Фикция воли, однако, вовсе волей не является, и еще в меньшей степени она допускает свое изъявление; ведь А. не может быть предоставлено право оспаривать волеизъявление согласно § 119 BGB.

--------------------------------

<33> Это в особенности подчеркивает Ehrlich. A.a.O.

Юрист, которому реальные отношения попадутся на глаза без предварительных теоретических суждений, должен будет сказать: там, где кто-то повреждает, уничтожает или потребляет предложенные ему товары с деликтным умыслом, не может быть и речи о сделочном акцепте оферты. Если в практической жизни обнаружится такой случай, что привлеченный к ответственности получатель товара платит за него покупную цену, то из этого ничего не следует для разрешения нашего вопроса. Даже судья будет, пожалуй, склонен признать это, поскольку покупная цена представляет собой в большинстве случаев справедливое разрешение ситуации. Но наука должна в этом усмотреть крайнее средство. Тот, кто повреждает или уничтожает чужие вещи, которые он не приобрел, обязан к возмещению вреда на основании норм о недозволительных действиях, но не к исполнению договорной обязанности только потому, что вещи предложены ему для покупки. Оферта плюс потребление не требуют, таким образом, во всех случаях искать договор - на основании манеры действия лица составляется суждение о его истинной воле. Если мы посоветуем последнему заплатить покупную цену за потребленный товар, то мы сделаем это только потому, что это наименее дорогостоящий путь из тех, что предоставляются ему на выбор (до тех пор, в частности, пока продавец не может доказать, что он потребил товар с деликтным умыслом). Обязанность по возмещению вреда за недозволенное действие возложила бы на него более значительное бремя. Но что если некто, кто еще к тому же хочет действовать противоправно, сможет посредством исполнения фиктивной договорной обязанности снять с себя обременительную обязанность на том основании, что, согласно Holder'у, потребление в связи с договором купли-продажи "по всем житейским нормам должно обозначать, что оферта принята"? Должен ли правопорядок предлагать помощь в этом? Догматический разбор далее должен будет внести дальнейшую ясность в решение указанных примеров.

В другом месте Holder различает два вида волеизъявлений <34>: "Такие волеизъявления, которые совершаются, чтобы существовать для сведения (Bewuptsein) других", и такие, которые не имеют такой цели. В первом случае, по мнению Holder'а, цель волеизъявления даже таким образом имеет значение, что изъявление тогда, когда лицо, его совершающее, желает его восприятия в рамках определенного срока, более не имеет силы, если оно становится известно контрагенту только позже. Так, если отправленное письмо, затерявшееся на почте, будет найдено спустя месяцы и лишь тогда наконец доставлено адресату, то волеизъявление будет недействующим. С последним утверждением Holder'а приходится согласиться. При этом обращает на себя внимание ситуация, что особое обозначение срока лицом, совершающим изъявление, не имеет места. В случае таких изъявлений кажется естественным, что их действительность также зависит от реализации этой цели волеизъявления. Цель волеизъявления совершенно независимо от его содержания, которое учитывается только во вторую очередь, говорит о том, что оно в рамках кратчайшего, определенного спецификой отношения срока должно донести волю на совершение сделки лица, его совершившего, до адресата.

--------------------------------

<34> Holder. A.a.O. S. 289 f.

Правильно также, как будет показано ниже: 1) что только то изъявлено, что "представляет собой возможный объект чужого познания". Но не следует утверждать затем, как это делает Holder: 2) что любое внешне пригодное для восприятия поведение является возможным объектом чужого познания, а потому волеизъявлением. Ибо ясно, что для исполнения предпосылок к пункту "1)" не каждого поведения, названного в пункте "2)", бывает достаточно. Охотник, который в одиночестве в лесу убивает дичь и присваивает ее (пример, которым Holder сам постоянно оперирует), становится собственником согласно § 958 BGB. При присвоении он совершил известные внешне пригодные для восприятия действия; ведь любое движение телом внешне пригодно для восприятия. Создал ли он при этом возможность, чтобы эти действия стали предметом чужого познания? Безусловно, точно так же как оферент, который свою письменную оферту держит взаперти в своем секретере еще несколько дней. Тот, кто осознанно совершает действие в одиночестве, без сомнения, не заботится о том, чтобы создать такую возможность. Возможность также все еще должна наличествовать, если охотник намеренно позволяет всем неудобным свидетелям пройти мимо, оставаясь незамеченным, и только после этого стреляет и забирает дичь. Речь может идти о такой возможности, что действие будет донесено до сведения другого лица, которая имеется, на мой взгляд, только тогда, когда действие пространственно совершается там, где оно может быть воспринято этими другими лицами <35>. Кто присваивает вещь в одиночестве, кто оставляет заметку о сделке в своей записной книжке, тот не создает возможности для психологического восприятия его воли, несмотря на то что он, без сомнения, предпринимает внешнее действие. Даже так называемые волеизъявления, не требующие восприятия, всегда должны будут создавать такую возможность в строгом смысле слова до тех пор, пока они в принципе остаются волеизъявлениями.

--------------------------------

<35> Далее в главе 5 (в настоящем переводе не приводится. - Примеч. пер.) будет показано, что здесь кроются элементы требуемого согласно § 130 BGB получения (Zugang) волеизъявления и что все волеизъявления должны быть получены.

По поводу завещания Holder справедливо возражает Hellmann'у, что, если оно не направлено на то, чтобы быть воспринятым другими, оно бессмысленно. Почему, однако, Holder так открыто возражает Hellmann'у, если, по мнению Holder'а, завещание даже без такой направленности остается истинным волеизъявлением? Не почувствовал ли при этом Holder в действительности существование этого отрицаемого им самим различия между истинным волеизъявлением и другими актами?

В любом случае Holder нигде не говорит, почему он создает понятие волеизъявления таким широким и выделяет два подвида, четко отграничивающиеся друг от друга, второй из которых даже Holder'ом воспринимается как слишком большой. Будут ли также и такие волеизъявления, которые не должны сообщаться, подчиняться нормам о волеизъявлении, содержащимся в законе, что должно явиться следствием из одинакового обозначения? Он нам не говорит также, что должно достигаться таким определением понятия.

§ 9

Endemann детально обсуждает понятия юридической сделки и волеизъявления в своем учебнике <36>.

--------------------------------

<36> Endemann. Lehrbuch d. burg Rechts (9) 1 (1903). S. 292 ff., auch s. 277 ff.

"Волеизъявление есть понятное обороту и юридически обязывающее провозглашение воли на сделку. Его совершение создает первостепенное и независимое значение действия по изъявлению воли" (A.a.O., s. 292).

Эта дефиниция не может быть названа достаточным вспомоществованием в спорных случаях. Вопрос заключается в том, наличествует ли волеизъявление там, где объективно в соответствующих внешних условиях содержание воли кажется выраженным. Будет ли, например, волеизъявлением, к которому применимы положения § 116 ff., случай, когда кто-либо вскрывает брошюру, не зная, что она доставлена ему в качестве товара для ознакомления, но полагая, что это рецензионный экземпляр? Нам необходимо знать, будет ли тут юридически обязывающее провозглашение воли на сделку. Действие по выражению воли, причем весьма типичное, в любом случае имеется.

Endemann говорит далее <37>: "Те, кто возлагает все значение только на волю, низводят изъявление исключительно до уровня средства выражения воли. Это не соответствует ни практической жизни, ни порядку, установленному BGB. Фактически в условиях оборота мы должны опираться на внешние изъявления и действия, ибо непосредственной передачи мыслей или волевых решений от человека к человеку не существует..."

--------------------------------

<37> S. 292, Anm. 2.

В ответ следует возразить, что сегодня практически не существует юристов, которые бы возлагали в волеизъявлении все значение на волю. Во многом как раз потому, что, как отмечает Endemann, не существует прямой передачи мыслей, волеизъявление кажется средством выражения воли. Неверно усматривать понижение практического и юридического значения волеизъявления. Дела, как будет показано далее, обстоят таким образом, что право, разумеется, должно исходить из выражения, и вот почему это выражение исключительно должно отражать волю сторон. Право и судья при составлении суждения о волеизъявлении оказываются в той же ситуации, что и контрагент, которому волеизъявление предназначалось. На основании волеизъявления как объективно данного фактора познают волю, которая нераспознаваема сама по себе.

Настолько же неверной, как осужденное Endemann'ом, но сегодня уже не встречающееся суждение, является противоположная точка зрения, когда в волеизъявлении не видят ничего, кроме объективного масштаба, который полностью потерял свое отношение со своей causa - с волей. По поводу обеих точек зрения мы должны определиться.

Endemann подчеркивает, возражая Ehrlich'у, что даже при фактическом заключении договора не надо искать res и factum, а "всегда следует отыскивать только волю на сделку как единственный имеющий значение фактор", так же как и при молчании <38>. Если в этом случайном замечании автор изменяет своей истинной точке зрения, то ему следовало бы сделать его в тексте при разъяснении понятия "выражение".

--------------------------------

<38> S. 296, Anm. 18.

Это демонстрирует, что многие авторы, даже большинство, в принципе подходят к новому имперскому праву с устаревшими понятиями о волеизъявлении. Их старые суждения отражаются в общих подходах и определениях. Также, сталкиваясь с необходимостью решить специальные вопросы, как, например, обсуждение акцепта посредством фактических действий согласно § 151 BGB или оккупации, общие принципы без сожаления оставляются. До этих пор ошибка лежит, таким образом, только в неправильных обобщениях. Но и это вредно, поскольку из обобщений опять-таки выводятся способы решения специальных случаев.

Насколько должно противоречить праву положение, что волеизъявление не является ничем большим, чем способом выражения воли? Я полагаю, право, как и практическая жизнь, видит в волеизъявлении не что иное, как способ выражения воли. Поскольку оно является таковым, следует исходить из выражения воли, на которое поэтому и опирается оборот. Только с этих позиций становится ясной необходимость истолкования волеизъявления в соответствии с истинной волей, требование ясности, понятности и недвусмысленности волеизъявления. Но господствующее мнение представляет себе все эти вещи совсем иначе и намного сложнее; продолжить следует, убедив господствующее мнение в правильности защищаемой точки зрения.

Далее Endemann подчеркивает <39>, что внешнее действие по изъявлению воли совершается не потому, "что воля как внутреннее, духовное явление остается скрытым, но потому, что воля на совершение юридической сделки только тогда является оконченной, когда она сформулирована лицом, ее изъявляющим, в обязывающей форме определенного состава и, таким образом, создает надежный фундамент для участия других лиц". Этим рассуждениям присущ один недостаток: их автор все-таки постулирует в теоретических категориях представляющееся ему понятие волеизъявления, не пытаясь найти точек соприкосновения с законом, хотя он и говорит перед этим <40>, что вопрос о понятии юридической сделки перестал быть исключительно научным и допускающим свободную разработку, что сейчас необходимо задаться вопросом, в каком значении это понятие вошло в кодификацию гражданского права. Но автор сам не пытается вывести из правопорядка понятие волеизъявления, с которым дело обстоит именно так, как он говорит. Будет далее продемонстрировано, что § 116 ff. BGB рассматривают волеизъявление исключительно как средство выражения воли, а не в качестве, как Kohler однажды сказал в смысле Endemann'а <41>, воплощения воли <42>.

--------------------------------

<39> S. 292, unter a.

<40> S. 271, Anm. 1.

<41> Kohler, Iherings J. S. 16, 92 ff.

<42> S. dagegen Manigk, Iherings J. S. 49, 484 ff.

В остальном следует усомниться, что спор, если он ведется в такой форме, имеет практическое значение. Endemann в любом случае не говорит нам, что следует из того, что волеизъявление является не средством выражения воли, но завершением состава. Ему можно было бы противопоставить, что только потому, что волеизъявление является единственным средством выражения воли, право только в нем и может усматривать завершение юридического состава сделки. Поэтому возражение это легко сочетается с самой точкой зрения. Даже другой момент, что волеизъявление создает твердый фундамент для участия других лиц, явно указывает на то, что волеизъявление есть средство сообщения воли: для лица, изъявляющего волю, оно является средством эту волю сообщить; поэтому волеизъявление является для другого участника отправной точкой для его собственного поведения. Это кажется очевидным; тем непонятнее, однако, наличие возражений на оба эти утверждения <43>.

--------------------------------

<43> Это только усиливается Endemann'ом в его замечании: s. 239, Anm. 3 u. 4.

В качестве основания для необходимости восприятия большинства волеизъявлений Endemann ссылается на то обстоятельство <44>, что совершение юридической сделки означает в большинстве правоотношений участие другого субъекта права. Это заключение оставляет необъясненным, что, несмотря на наличие этой предпосылки, должны существовать также и так называемые не требующие восприятия волеизъявления. Публичное обещание вознаграждения и завещание воздействуют, например, также и на чужие права и тем не менее обозначаются в качестве волеизъявлений, не требующих восприятия. Это обстоятельство должно еще больше бросаться в глаза, поскольку так называемое требование восприятия волеизъявления, равно как и отсутствие этого требования, применительно к конкретным актам изъявления воли в большинстве случаев не предписывается законодательно, но выводится из существа самих этих актов. Проблема не решается, когда отсутствие требования о восприятии волеизъявления квалифицируется как исключение из правила <45>. Исключения из хорошо обоснованного правила должны, на мой взгляд, оправдываться только наличием особой причины. А здесь предпосылки выводятся сами по себе, без того, чтобы закон регулировал отдельные случаи. Напротив, закон предлагает целый ряд общих норм для волеизъявлений, требующих восприятия, не уточняя, какие конкретно волеизъявления являются таковыми по своей природе. Поэтому кажется, что это должно выводиться естественным образом из природы конкретного случая. Здесь также для решения вопроса нам необходимо добиться большей глубины разработки проблемы.

--------------------------------

<44> S. 308.

<45> Endemann. S. 315 (§ 67).

Обсудить следует также и дальнейшие рассуждения Endemann'а, поскольку они кажутся вполне правильным отражением господствующего мнения: "В исключительных случаях состав юридической сделки сам по себе заканчивается уже простым совершением изъявления. Даже такая не требующая восприятия юридическая сделка направляется в отношении других участников правоотношений и направлена на восприятие другими. Чтобы вступить в силу в качестве совершенной, ей вовсе не необходимо участие контрагентов: бывает, что таковых вообще нет, бывает, что имеющееся волеизъявление не должно быть получено кем-то и достаточно, чтобы заинтересованное лицо узнало о нем иным способом ко времени, когда на него распространяются ее правовые последствия". Здесь напрашивается вопрос, если, однако, в последнем указанном случае дело всегда доходит по крайней мере до более позднего познания заинтересованным лицом (например, в случае с завещанием): что случается с волеизъявлением в тех случаях, когда контрагент или иные участники в принципе отсутствуют? На ум приходит оккупация и оставление вещи. Не должен ли правопорядок, особенно когда согласно Endemann'у требуется только завершение юридического состава, довольствоваться тем, что охотник в лесу принимает заполученную им дичь просто во владение с помощью animus domini? Простой захват владения невозможно рассматривать даже как изъявление animus domini, поскольку он может следовать и из совсем другого намерения. С другой стороны, акт, без сомнения, вступает в силу с момента осуществления указанного состава; не тогда, когда animus domini выражен, скажем, конклюдентным действием присутствующему лицу. Завершение воли на самом деле вовсе не то же самое, что изъявление воли <46>. Поскольку воля сформирована в момент совершения осуществляющего ее действия (animus приводит к основанию приобретения), которое не может быть названо ее изъявлением, но вместе с тем реализует ее и демонстрирует ее как истинную и сформировавшуюся, как могло бы изъявление <47>. Тот, кто конкретное завершение воли связывает с реализацией юридического состава, не имеет еще оснований заявлять в связи с этим о наличии изъявления воли.

--------------------------------

<46> Ср. об этом далее замечания к работе M. Rumelin'а.

<47> О том, что т.н. corpus-действия как таковые не могут быть волеизъявлениями, см.: Manigk. Rechtsgeschafte. S. 31 ff., 99 f., 109, 126, 191 ff.

Эти значительные ошибки в принципах должны явно обнаружиться у этого автора и при разборе отдельных случаев. Он должен бы рассматривать случай § 151 BGB, следовательно, в разделе о волеизъявлениях, не требующих своего восприятия. Но в этой главе он, однако, отмечает <48>, что случай § 151 BGB "лучше выделить, поскольку все специальные нормы не действуют для него". Здесь, получается, открыто заявляется, что ни одна правовая норма, имеющаяся для волеизъявлений, не применяется к случаю § 151 BGB! <49> Но этому снова противоречит то, что автор сам утверждает <50>, что "это волеизъявление, не требующее восприятия по своей природе, справедливо рассматривается Кодексом как требующее восприятия". Я полагаю, что в смысле предыдущего утверждения необходимо сказать, что этот случай вообще не рассматривается Кодексом как волеизъявление. Endemann хочет здесь также уклониться от выражения "молчаливое принятие договора" <51>.