из электронной библиотеки / 189916024915874.pdf

конкретизирует идею присутствия священного и придает восприятию сакрального предметность. Типичным способом феноменологич. описания С.о. является использование тропов, прежде всего, метафор и метонимий: например, образ Бога в видении Иезекии-ля есть ―как бы подобие человека‖ (Иез. 1.26); в ―Бхагаватгите‖ в уста Бхагавана вложены слова: ―Я — сиянье луны и солнца... /Я—в земле благой чистый запах, / Я—в пламени жгучая сила‖ (Бхг. 7.8-9). С.о. могут представлять как святость полноты бытия (―Брахман — это все‖, согласно упанишадам), так и сакрализованные культурой конкр. явления: первопричину существования (Пуруша ―Ригведы‖), судьбу (греч. мойры), природную стихию (слав. Перун — бог грозы), психич. акт (Морфей — олицетворение сна), обществ, норму (договор персонифицирован в древнеинд. культуре в образе Митры) и т.д. Иерархия С.о. подразумевает существование субстанциальных С.о., выступающих источником и основанием святости, и несубстанциальных С.о., к-рые лишь проявляют бытие священного (сакральные графич. изображения, аллегории и пр.). Несубстанциальные С. о. могут быть укоренены в религ. культурах как сакральные символы. Субстанциальные С.о. в одних культурных традициях наделены отчетливыми личностными характеристиками (напр., образ Иисуса Христа), в других могут быть представлены как безличное начало (так в ранних упанишадах описан Брахман). Нек-рые С.о., особенно на начальных ступенях формирования, нераздельно сочетают в себе персонифицированные и неперсонифицированные черты (Агни ―Ригведы‖ — личный бог и одновременно — Священный огонь). В тех традициях, где предпочтение отдается персонифицированным чертам С.о., религ. сознание склонно придавать этим образам или териоморфный облик (быка, волка и т.д.) или, как чаще случается, антропоморфный вид (Антропоморфизм). Персонифицированные С.о. наделяются индивидуальной судьбой, изложение к-рой развертывается как мифол. повествование, священная история. Высшие субстанциальные С.о. возводятся религ. сознанием в статус божеств, образов. На божеств, образы переносится важнейшее свойство сакрального — инаковость по отношению к профанному, мирскому (―Кому же вы уподобите Меня и с кем сравните? говорит Святый‖ (Ис. 40.25)), к-рое согласовывается в вероучении с представлениями о соучастии божества в бытии мира (Теофания). Распространенными формами такого согласования являются образ бога-странника и мифологема боговоплощения. В культурной истории человечества С.о. на протяжении длит. времени играли доминирующую роль при построении картины мира, в мифологии, этич. и эстетич. нормах, философии и искусстве. В европ. истории степень их воздействия начинает значительно сокращаться в Новое время. В 20 в. в России и на Западе развертывались мощные кампании по внедрению в культурное сознание, взамен традиц. С.о. христианства, образов полит, вождей, религ. харизматиков новых культов и прочих претендентов на духовную власть, чьи образы должны были составить основу новой социальной мифологии и совр. язычества.

Сартр (Sartre) Жан-Поль (1905-1980) - франц. писатель, философ, критик, обществ, деятель. Окончил в 1929 Высшую нормальную школу в Париже, в 1933-34 изучал нем. философию, стажируясь при Франц. ин-те в Берлине. Преподаватель философии. Первые крупные публикации, составившие ему имя, роман ―Тошнота‖ (1938) и сборник новелл ―Стена‖ (1939). В годы войны выходят важнейшие филос. сочинения С. — трактаты ―Воображаемое‖ (1940) и ―Бытие и небытие‖ (или ―Бытие и ничто‖, 1943). С.

— участник Сопротивления, сразу после освобождения Франции выдвинулся как лидер экзистенциализма в литературе и философии, идеолог некоммунистич. ―левой интеллигенции‖, тяготевшей к неортодоксальному, не-сталинистскому марксизму; ее печатным органом стал литературнофилос. и полит, журнал ―Тан модерн‖ (―Новые времена‖), созданный С. в 1945 совместно с Р. Ароном, Мерло-Понти, С. де Бовуар и др. Притяжение и отталкивание, которые испытывал С. по отношению к марксизму и коммунизму, отразились в его публицистич. и теор. работах послевоенного периода — ―Материализм и революция‖ (1946), ―Критика диалектич. разума‖ (1960) и др. После 1968 С. окончательно порвал с коммунизмом и выступал в поддержку ультралевых полит, движений. Худож. творчество С. 40-60-х гг. включает в себя драмы ―Мухи‖ (1943), ―За закрытой дверью‖ (1944), ―Грязные руки‖ (1948), ―Дьявол и Господь Бог‖ (1951) и др., незавершенный романный цикл ―Дороги свободы‖ (или ―Пути к свободе‖, 1945-49), наконец, автобиогр. кн. ―Слова‖ (1964). В 1964 С. отказался от присужденной ему Нобелевской премии по лит-ре. Философия С., генетически связанная с феноменологией Гуссерля и экзистенциализмом Хайдеггера, является образцом той совр. ―метафизики‖, к-рая, по словам Мерло-Понти, представляет собой ―истолкование человеч. жизни‖, а потому может реализоваться в формах и отвлеченной рефлексии, и худож. творчества или же психоанализа конкр. истор. личности (напр., писателя). Переворачивая классич. тезис Спинозы, С. заявляет, что для человеч. сознания ―существование предшествует сущности‖, т.е. человек обретает свое бытие лишь в ходе своих взаимоотношений с предметами или другими лицами внешнего мира. Эти конкр. интенциональные отношения, принципиально несводимые к отношениям абстрактно-познавательным, составляют у С. гл. предмет феноменологич. анализа. В ―Бытии и небытии‖ взаимодействие материальных вещей (―бытие-в-себе‖), индивидуального сознания (―бытие- для-себя‖) и сознания интерсубъективного (―бытие-для-другого‖) описывается через понятие ―небытия‖, входящего непременным фактором в любой акт сознания. Сартровское ―небытие‖ генетически восходит к гегелевскому творч. отрицанию, однако носит не логико-диалектич., а экзистенциальный характер: небытие не уравновешивает бытие в рамках конструкции ―тезис-антитезис-синтез‖, а активно опровергает его, хотя, с другой стороны, само в него вовлечено и им питается. Небытие связывается здесь не с объективным Духом, а с человеч. субъектом, оно вступает в мир благодаря деятельности нашего сознания. Человеч. ―бытие-для-себя‖ по сути своей небытийно, даже простейшие акты сознания так или иначе ―ничтожат‖

мир бытийно полных, но зато косных, бессмысленных, замкнутых вещей ―в- себе‖; осмысляя мир, человек подрывает его бытийность. Конститутивным признаком самого ―бытия-для-себя‖ является способность ―быть не тем, что оно есть‖ — С. анализирует этот неизбежный заряд небытия в человеке как ―самообман‖, к-рым затронуто даже самое искреннее, не желающее обманываться сознание, в той мере, в какой оно само вынуждено судить о своей искренности с некоей внешней позиции. Человек обладает исключит, привилегией создавать небытие, нереальные объекты: так, в образе (в том числе и художественном) даже реальные предметы теряют свою реальность, а в реальной жизни только человек способен к разрушению, ибо только он способен понимать вещи в качестве целостных объектов, к-рые могут быть разрушены, а не просто превращены в иное материальное состояние; благодаря человеку в мире появляются и небытийные по своей сути категории возможности и темпоральности — в частности, только у человека (или у вещей по отношению к человеку) бывает прошлое. Однако наше прошлое — это наше ―бытие-в-себе‖, сгущенная, отчужденная часть нашего Я, над к-рой мы уже не властны и можем лишь снова и снова опровергать, ―ничто-жить‖ ее в настоящем деятельностью небытия, до тех пор пока смерть окончательно не зафиксирует нас в состоянии завершенной вещи-в-себе. Рассматривая вслед за Хайдеггером три плана темпоральности (настоящее, прошлое и будущее) как ―эк-стасисы‖ человеч. сознания, С. делает акцент не на будущем, как Хайдеггер, а на прошлом — не на времени проекта, а на времени ответственности за уже прожитую жизнь. Овеществление человека, превращение ―бытия-для-себя‖ в ―бытие-в-себе‖ С. прослеживает и в интерсубъективных отношениях — во взаимодействии с Другим и с его взглядом. Взгляд Другого, превращающий меня в объект, отчуждает от меня и весь окружающий мир, заставляя его ―утекать‖ к другому субъектному центру; отчуждение касается и моего тела — оно расщепляется на познанное, но внутренне пустое ―тело с т.зр. внешнего мира‖ и внутренне полное, но неопределенное и непознанное ―переживаемое‖ тело. В отношениях между людьми, моделью к-рых С. считает отношения половой любви, каждый из партнеров стремится завладеть свободой другого, превратить ее в вещь. Этот анализ интерсубъективности подводит С. к проблеме свободы, к-рая является центральной для его экзистенциалистской теории. Свобода есть непременное условие каждого человеч. поступка, человек в силу своей ―небытийной‖ структуры не может не быть свободным: ―Мы есть свобода, осуществляющая выбор, но мы не выбираем, быть ли нам свободными; на свободу мы обречены‖. С др. стороны, будучи объектом воздействия ряда овеществляющих факторов (таких, как место в пространстве, груз прошлого, веществ, и человеч. окружение, наконец, предстоящая смерть), человек оказывается в опр. экзистенциальной ―ситуации‖, он вовлечен (―ангажирован‖) в жизнь окружающего мира, а его свобода связана с ответственностью. В качестве средства познания конкр. ―ситуации‖ С. постулирует метод ―экзистенциального психоанализа‖, к-рый рассматривает человека как целое и стремится по множеству внешних проявлений

определить ―изначальный выбор‖ индивида, к-рым запрограммировано все его мировосприятие и поведение. Идея абсолютной свободы и ответственности человека, враждебная любым абстрактным теол. авторитетам, явилась продуктивной этич. парадигмой, к-рую С. осмыслял как новый гуманизм, придавая (особенно после войны) понятию ответственности социально-истор. измерение. ―Я... ответствен за себя самого и за всех, и я создаю опр. образ человека, к-рый я выбираю. Выбирая себя, я выбираю человека вообще‖, — говорил он в лекции ―Экзистенциализм — это гуманизм‖ (1946). Дальнейшее размышление об овеществляющих факторах человеч. бытия заставило С. соотнести их с марксистской теорией отчуждения личности. В работе ―Проблемы метода‖ (1957), публиковавшейся в дальнейшем как своего рода предисловие к ―Критике диалѐктич. разума‖, он рассматривает свою экзистенциалистскую теорию как необходимое дополнение к марксизму, в той мере, в какой последний остается привержен ―догматич. метафизике (диалектике природы)‖ и не выработал собств. теории индивидуального человеч. бытия в мире. Со стороны марксистской критики такая позиция расценивалась как недооценка объективных закономерностей самоорганизации материи (в том числе социальной), к-рую С. противопоставляет индивидуальному творчеству человека как хаотичную, бессмысленную и абсолютно отчужденную от субъекта стихию, подлежащую волевой организации усилиями свободных людей. Метод экзистенциального психоанализа, обоснованный в ―Бытии и небытии‖, широко применяется С. в его лит. критике, особенно в цикле критич. монографий о таких писателях, как Бодлер (1947), Малларме (1949, полностью опубл. посмертно), Ж. Жене (1952) и Флобер (1971-72, 3 тома, не окончено). В качестве толчка к ―изначальному выбору‖, совершаемому личностью, С. обычно рассматривает то или иное биогр. происшествие, ставшее психол. травмой для индивида; дальнейшая жизнь и творчество писателя анализируются как работа по оправданию этого выбора, по эстетизации той жизненной позиции или позы, к-рая им обусловлена. Характерно, что речь идет, как правило, о позиции ―Иного‖, когда человек осознает свою инаковость по отношению к об-ву, вместе с тем оставаясь интегрированным в об-во именно в качестве Иного, — отверженного, бунтаря, мизантропа; ситуация типичная для романтич. идеологии, с к-рой прямо или косвенно связаны все ―герои‖ сартровских психоаналитич. книг. Лишь в своей собств. автобиографии ―Слова‖ С. пытается воссоздать — впрочем, скорее уже худож. средствами — экзистенциальную биографию писателя-интеллектуала, пришедшего к революц. взглядам на необходимость изменения самих обществ, условий. В обобщенном виде свои взгляды на лит. творчество С. изложил в книге ―Что такое лит-ра?‖ (1947). По его мысли, всякий пользующийся языком, говорящий или пишущий, вовлечен в уже наличную языковую действительность, вынужден ориентироваться по отношению к массе уже сказанного до него. Но если поэт умеет встать на внешнюю позицию по отношению к языку, абстрагироваться от его смысловой принудительности, то для прозаика это невозможно — он

остается внутри языка и, борясь с ним, борется с породившим его об-вом. Прозаич. произведение, будучи актом свободного творчества, требует и от читателя свободной деятельности для своего прочтения, оно по своей родовой сути ―ангажирует‖ читателя в пользу обществ, свободы: ―Нельзя писать для рабов‖. Представляя обществу его собств. образ, писатель стимулирует в нем ―несчастное сознание‖, сознание своих собств. антагонизмов. В зависимости от истор. форм этого об-ва лит-ра и сама принимает разл. истор. формы, потребные для освобождения человека от того или иного вида духовного порабощения. Т.о., история лит-ры должна писаться не в духе позитивистских представлений о прямой детерминированности фактов творчества условиями об-ва, но как история противоборства этих двух инстанций (в духе борьбы ―бытия-для-себя‖ и ―бытия-в-себе‖). Исторически относит, и несовершенными формами такого противоборства могут быть, в частности, и романтич. тенденции к ―уходу‖ от социальной реальности, к ―искусству для искусства‖ и прочие способы конституировать писателя как изгоя. Интенсивность, бескомпромиссность противостояния лит-ры об-ву служит для С. критерием эстетич. и одновременно социально-истор. оценки произведений. В собств. лит. творчестве С. легко прослеживаются многие ведущие темы его филос. рефлексии: абсурдная отчужденность веществ, ―бытия-в-себе‖ (―Тошнота‖), взгляд Другого и любовь как борьба за порабощение (―За закрытой дверью‖), свобода как принятие ответственности за судьбу всего мира (―Мухи‖) и т.д. Судьбы сартровских героев иллюстрируют, часто в откровенно притчевых формах, процесс осознания человеком своей ―ситуации‖ и его попыток распорядиться навязанным ему выбором. Вместе с тем необходимость эстетич. завершения худож. текста заставляет С.-писателя вводить особые символич. темы и конструкции, к-рые ставят предел свободе персонажей, замыкают их судьбу внешними рамками. В качестве таких элементов выступают в особенности мотивы магич. практик (в нек-рых новеллах из сборника ―Стена‖), сюрреалистич. мифологизация повседневного быта (―Тошнота‖), традиц. ми-фол. сюжеты, в к-рых может подчеркиваться архетипич. основа (―Мухи‖). В целом худож. творчество С. представляет собой оригинальное сочетание филос. и нередко полит, тенденциозности, реалистич. повествоват. техники (особенно явственно влияние Достоевского, Фолкнера, Дос Пассоса), романтич. вкуса к мифу, магии и притче, а в некрых случаях также и ―поэтич.‖ прорывов бытовой и языковой условности в духе авангардизма 20 в.

Семиотика (семиология) (от греч. - знак) - наука о знаках и знаковых системах, знаковом (использующем знаки) поведении и знаковой — лингвистич. и нелингвистич. коммуникации. Совр. С. получила исходные импульсы в трудах амер. философа Ч. Пирса (1839-1914) и швейц. филолога и антрополога де Соссюра (1857-1913), исследовавших природу знака, языка, в рез-те чего возникла идея единой дисциплины, изучающей все знаковые системы. (Соссюр назвал ее ―семиология‖; термин этот длит. время

существовал во франкоязычных странах как параллельный С., однако с 70-х гг. А. Греймас, Р. Барт предложили разграничение этих терминов.) Как самостоят. наука совр. С. возникла в 50-х гг. на пересечении структурной лингвистики, кибернетики и теории информации. С. стимулировала антропол. изучение коммуникации, символизма, развитие структурной и когнитивной антропологии. Изучая любые способы общения (передачи информации) с помощью символов, С. рассматривает: общение между животными (зоосемиотика), общение между людьми и отношения в системе ―человек — машина‖. Объекты, к-рые могут рассматриваться в качестве языков, являются предметом С. Среди языков различаются: 1) естеств. языки, т.е. исторически сложившиеся языки нац. коллективов; 2) искусств, языки — языки команд и программ в системе ―человек — машина‖; 3) метаязыки — языки, используемые для описания естеств. и искусств, языков; к ним относятся искусственно создаваемые языки науки; 4) вторичные языки (или т.н. вторичные моделирующие системы) — разнообразные языки культуры, возникающие на основе первичных естеств. языков (символич. системы мифа, ритуала, социоэтич. запретов и предписаний, языки разл. искусств и пр.). В основе семиотич. механизма, намеченного Соссюром и получившего разработку в трудах Моск. и Праж. лингвистич. кружков, лежит: 1) разграничение синхронного состояния структуры языка, подразумевающее соотнесенность всех элементов в их функциональном единстве (как частей целостного работающего механизма), и диахронии — изменений структуры во времени; 2) разграничение языка как иерархич. системы вневременных норм и правил речи — материализации этих правил в знаковой реальности отд. текстов, находящихся в определ. пространстве и времени; 3) разграничение в языке оси парадигматики (набор исходных параллельных, но разл. по значению форм, из к-рых в процессе создания текста осуществляется выбор) и синтагматики (соединения разнородных элементов на оси высказывания). Связь между парадигматикой и метафорой (поэзией), с одной стороны, и синтагматикой и метонимией (прозой) — с др., указанная Якобсоном, позволила определить романтизм как искусство, ориентированное на поэтич. строй семиотич. структур, и реализм с доминацией повествовательности, что сделало очевидным типологич. значение этого противопоставления. Разработка теории знака также привела к выделению исходных противопоставлений. Из них важнейшими оказались: 1) разграничение условных знаков с немотивированным отношением плана содержания и плана выражения (напр., слово в естеств. языке) и изобразит. (иконич.) знаков с установленной системой связей между этими планами; 2) разграничение: а) семантики — отношения знака к миру внезнаковой реальности, б) синтагматики — отношения знака к другому знаку и в) прагматики — отношения знака к использующему его коллективу. Применение разработанного аппарата к описанию принадлежащих искусству текстов создавало надежду ухода от традиц. для гуманитарных наук субъективно-вкусовых методов анализа, что дало основание в ходе полемики нач. 60-х гг. как сторонникам, так и противникам семиотич. методов

называть их ―точными‖ и связывать с противопоставлением ―точных наук‖ ―гуманитарным‖. Сторонников структурно-семиотич. методов упрекали в формализме и дегуманизации гуманитарных наук; сами же они настаивали на невозможности рассматривать гуманитарные науки как сферу, выключенную из общего развития науч. мысли вт. пол. 20 в. Наиболее распространенным видом семиотич. исследования 60-х гг. было приложение лингвистич. моделей к все новым семиотич. объектам. Внимание исследователей акцентировалось на худож. специфике разл. видов искусства. Целью таких штудий было очерчивание границ применения семиотич. методов, выявление инвариантных структур как самостоят, языков: узаконение таких понятий, как ―язык балета‖, ―язык цирка‖, ―язык немого кинематографа‖, ―язык драмы‖, а также языков отд. жанров. Внимание исследователей все более привлекают соотношения тех или иных текстов с широкими культурными контекстами. Структурно-семиотич. методы (см. также Структурализм) открыли новые возможности перед реконструкцией текстов и ритуалов такой степени древности, к-рая для предшествующих науч. методов была совершенно недоступна. Проблемы реконструкции, дешифровки, широко трактуемой теории перевода все больше выдвигаются в центр семиотич. культуры (Культура семиотическая) — интенсивно развивающейся отрасли С. Достижением семиотич. культуры было выявление ее принципиального полиглотизма. Предметом рассмотрения стал вопрос о причинах многоканальности и гетерогенности как обязат. условии функционирования культуры. Признание осн. закона С. — ни одна культура не может существовать при наличии лишь одного семиотич. канала — поставило вопрос о культурном многоголосии и характере взаимовлияния принципиально разл. семиотич. систем. Интерес к столкновению словесного

иизобразит, (иконич.) семиозиса вызвал к жизни работы — в рамках культурологич. С., — посв. иллюстрациям, изобразит, поэзии барокко, конкретной поэзии, воздействию словесной игры на детский рисунок, обусловил бурный рост неориторики. В к. 70-х гг. открытия в области функциональной асимметрии больших полушарий головного мозга человека дали новый импульс семиотич. исследованиям, т.к. обнаружили ряд глубоких аналогий между индивидуальным сознанием человека и структурой человеч. культуры. Семиотич. исследования культуры ведутся едва ли не во всех странах, имеющих давнюю традицию гуманитарных исследований. Однако различия в нац., науч. и культурных традициях привели к тому, что в пределах семиотич. исследований ―вторичных систем‖ существуют отчетливо выраженные направления и школы. В области С. занимает одно из ведущих мест отечеств, наука. Опираясь на труды Веселовского и Потебни, концепции Моск. и Праж. лингвистич. кружков, ОПОЯЗа, Бахтина, Выготского, В.Я. Проппа, Жирмунского, М.А. Гуковского, С.М. Эйзенштейна, О.М. Фрейденберг, Д. С. Лихачева, П.Г. Богатырева, Якобсона

идр. исследователей 1920-50-х гг., ученые тартуско-московской школы проводят исследования в области поэтики, стиховедения, семиотич. культуры (на материале рус., вост., антич., зап.-европ. культур и лит-р). В

исследованиях все большее место занимают проблемы информатики, ―словесного общения‖ с машиной, диалоговых структур, искусств, интеллекта. Работы в области функциональной асимметрии больших полушарии головного мозга, с одной стороны, и изучение семиотич. культуры, с др., открывают перспективы построения изоморфной модели интеллектуального устройства. Среди семиотич. школ выделяются польская, опирающаяся на традиции польской логич. школы (А. Тарский, К. Айдукевич) и представленная трудами Т. Котарбиньского, М.Р. Майеновой, С. Жулкевского и др., и чешская, связанная с традицией Праж. лингвистич. кружка и Я. Мукаржовского. Во Франции, наряду с получившими мировое признание трудами Леви-Стросса и Э. Бенвениста, под влиянием методологии Л. Ельмслева и ―неососсюрианства‖, а также под непосредств. воздействием трудов рус. формалистов сложились направления Р. Барта и А. Греймаса. В амер. С. традиции Ч. Пирса и Ч. Морриса развивались под плодотворным воздействием трудов Якобсона; они испытывают влияние быстро развивающихся новых направлений в лингвистике. Активно развиваются семиотич. исследования в Италии (Эко и др.), Германии, Японии. В то время как тартуско-московская школа семиотики, возглавлявшаяся Лотманом, в своих трудах культивировала один опр. дискурс — дискурс строго научного, позитивистского знания, зап.-европ. (прежде всего франц.) традиция семиотич. исследований отличается интердискурсивностью, т.е. открытым взаимодействием с философией, психоанализом, лит. творчеством, а также полит, ангажированностью, к-рая связывает ее историю с судьбой движения ―новых левых‖ 60-х гг. Политизацией отмечены уже первые теор. работы Р. Барта 50-х гг., к-рый, развивая идеи Ельмслѐва, занимается изучением вторичных, коннотативных значений, надстраивающихся об-вом над знаками естест. языка и др. семиотич. кодов; поскольку значения эти носят идеолог. властный характер, то их анализ смыкается с их разоблачением. Идеолог, критика, демистификация якобы ―невинных‖ и ―естественных‖ текстов, в частности повествоват., подразумевались в практике основанных Бартом направлений в структуральной С. — нарратологии и неориторики (К. Бремон, Ж. Женетт, Тодоров, бельг. группа ―ц.‖). Франц. С. (семиология) 60-х гг. выработала и новое общее представление о знаковых процессах, приведшее к частичной ревизии теории Соссюра. Так, Э. Бенвенист сформулировал разграничение двух способов означивания — семиотич. (одиночные знаки соссюровского ―языка‖, к-рые отсылают непосредственно к понятиям и должны быть опознаны) и семантич. (целостные высказывания ―речи‖ — смысл их не складывается из отд. единиц формы и содержания и должен быть понят). Семантич. режим, где код не служит условным передатчиком заранее готовой информации, а сам ее производит, специфичен для естеств. языка с его сложными коннотативными значениями; в этом смысле и Р. Барт предложил, переворачивая формулу Соссюра, считать С. частью лингвистики, поскольку все означаемые других семиотич. кодов в конечном счете вырабатываются через посредство естеств. языка. В 60-70-е гг.

складывается постструктуралистская С. (поздний Р. Барт и Кристева во Франции, Эко в Италии), взаимодействовавшая с леворадикал. течениями в лит-ре и политике. Для нее характерны, в частности, проективные концепции ―открытого‖, интегрального семиозиса, избавленного от отчуждающей власти социально фиксированных смыслов. Выражением такой утопически свободной семиотич. деятельности явилось новое понятие ―Текста‖, лишенного иерархич. структуры ―означающее/ означаемое‖ и обладающего внутр. множественностью и безличностью. Обобщая подобные концепции с опорой на Бахтина и его концепцию диалога, Кристева выдвинула понятие ―интертекстуальности‖, т.е. в принципе неограниченного континуума знаковой деятельности, где разные высказывания, коды, тексты сообщаются между собой даже в отсутствие прямых исторически фиксируемых контактов. Постструктурализм актуализировал также филос. и психоаналитич. аспекты семиотич. прагматики, поставив вопрос об антропол. структурах смысла, о его связи со становлением человеч. субъекта и об-ва. Р. Барт в 70-х гг. выступил с концепцией ―удовольствия от текста‖ как семиотич. процесса, высвобождающего подавленные эротич. импульсы читателя. Деррида противопоставил друг другу два типа коммуникации — ―речь‖ и ―письмо‖ (не обязательно реализуемые в физич. форме устных и письм. текстов), — последнее характеризуется принцип, ―отсрочен ностью‖ смысла. Бодрийяр сделал попытку создания ―полит, экономии знака‖ в совр. об-ве потребления, к-рое отказывается от символич. глубины традиц. знаков в пользу знаков пустых, отсылающих не к сущностям, а к симулакрам. Делѐз, опираясь на античные (стоич.) теории знака, а также на феноменологию Гуссерля, Сартра и Мерло-Понти, предложил рассматривать возникновение смысла не как глубинную сущность знаковой деятельности, но как ―поверхностный эффект‖, а позднее предпринял филос. анализ т.н. ―диаграмм‖ — знаков-следов телесного взаимодействия, соотносимых с поновому интерпретированными знаками-индексами по классификации Пирса.

Семиотическая культура - понятие, сформировавшееся в процессе активизации исследоват. внимания к символич. организации культуры, характеризующее культуру с т. зр. ее знаковости, специфич. характеристик процессов означения и понимания (интерпретации) культурно значимой информации, закрепленной в культурных текстах, а также существования, применения и изменения знаковых систем (языков культуры); в предельно широком смысле С.к. трактуется как ―семиосфера‖ (Лотман) — сфера знаковой деятельности вообще. Междисциплинарный характер понятия С.к., затрагивающего проблематику как семиотики, так и культурологии, отражает, с одной стороны, тенденцию к расширению исследоват. поля семиотики за счет включения специфич. знаковых систем (прежде всего невербальных), используемых в культуре, а с др. — усиление внимания культурологии к семиотич. аспектам культурной деятельности, процессам функционирования знаковых систем в культуре, активизацию применения семиотич. методов к изучению культуры. Особенно сильно последняя

тенденция проявилась во франц. структурализме, рассматривавшем культуру как совокупность знаковых систем и текстов, и, под влиянием структурализма, в позднейшей амер. культурной антропологии, акцентировавшей внимание на вербальных и невербальных аспектах знаковой коммуникации в совр. об-вах. Значит, вклад в формирование понятия С.к. был внесен представителями тартуско-московской школы, разрабатывавшими историко-типол. проблемы С.к., а также проблемы типологии С.к. на материале истории рос. культуры. Не являясь специфич. формой кумуляции или трансляции культурного опыта (поскольку любая кумуляционная или трансляционная процедура предполагает использование знаков), С.к., тем не менее, представляет собой важную эвристич. характеристику как пан-культуры, так и субкультуры, выделенную по любым критериям (этнич., социальной, проф., историко-типологич. и т.д.). С.к. включает в себя весь комплекс знаковых систем (вербальных, жестовых, иконических, образных, формализованных) и культурных текстов, произведенных с их помощью в рамках данной культуры, а также специфич. процессы, реализуемые индивидами и коллективами в процессе знаковой деятельности (генерация и интерпретация культурных текстов, трансляция культурно значимой информации, семиотич. аспекты обыденной коммуникации, социализации и аккультурации), и институциональные формы, регламентирующие осуществление этих процессов. Характеристика С.к. подразумевает рассмотрение языков культуры в соответствии с принципами и нормами, принятыми в семиотике: т.е. комплексный анализ их синтактики (отношений между элементами языка и правил их образования и сочетания), семантики (отношений между знаками и значениями и правил означения и понимания) и прагматики (отношений между языком и пользователем и правил употребления языка). Изучение С.к., осуществляемое как синхронически, так и диахронически, позволяет выявить фундаментальные антропол. характеристики, обеспечивающие кумуляцию и трансляцию культурного опыта, способствует решению проблем соотношения универсального и специфичного, униформного и многообразного в культуре, значительно увеличивает эвристический потенциал применения структурно-функционального и системного анализа в культурологии, а также делает возможным кросскультурный компаративный анализ С.к.

Символ (от греч. - знак, примета) - 1) в искусственных формализованных языках — понятие, тождественное знаку; 2) в эстетике и философии искусства — универсальная категория, отражающая специфику образного освоения жизни искусством — содержат, элемент худож. произведения, рассматриваемый в своем знаковом выражении; 3) в социокультурных науках — материальный или идеациональный культурный объект, выступающий в коммуникативном или трансляционном процессе как знак, значение к-рого является конвенциональным аналогом значения иного объекта. Сложный, дихотомичный характер понятия С. в культуре