новая папка 2 / 14716

В немецкой Мекке

Немцы надышали в крошечном покое. Плотные блондины смотрят сквозь очки. Под стеклом в витринах тлеют на покое Бедные бессмертные клочки.

Грязный бюст из гипса белыми очами Гордо и мертво косится на толпу, Стены пропитались вздорными речами — Улица прошла сквозь львиную тропу...

Смотрят с каталогом на его перчатки. На стенах — портретов мертвое клише, У окна желтеет жесткою загадкой Гениальный череп из папье-маше.

В угловом покое тихо и пустынно (Стаду интересней шиллеровский хлам).

Здесь шагал титан по клетке трехаршинной И скользил глазами по углам.

Нищенское ложе с рваным одеялом. Ветхих, серых книжек бесполезный ряд. Дряхлые портьеры прахом обветшалым Клочьями над окнами висят.

У стены грустят немые клавикорды.

Спит рабочий стол с чернильницей пустой. Больше никогда поющие аккорды Не родят мечты свободной и простой...

Дочь привратницы с ужасною экземой Ходит следом, улыбаясь, как Пьеро. Над какою новою поэмой Брошено его гусиное перо?

Здесь писал и умер Фридрих Шиллер...

Я купил открытку и спустился вниз.

У входных дверей какой-то толстый Миллер

В книгу заносил свой титул и девиз...

2. Дом Гёте2

Кто здесь жил — камергер, Дон Жуан иль патриций, Антикварий, художник, сухой лаборант?

В каждой мелочи — чванство вельможных традиций И огромный, пытливый и зоркий талант.

Ордена, письма герцогов, перстни, фигуры, Табакерки, дипломы, печати, часы, Акварели и гипсы, полотна, гравюры, Минералы и колбы, таблицы, весы...

Маска Данте, Тарквиний и древние боги, Бюстов герцогов с женами — целый лабаз.

Со звездой, и в халате, и в лаврах, и в тоге — Снова Гёте и Гёте — с мешками у глаз.

Силуэты изысканно-томных любовниц, Сувениры и письма, сухие цветы — Всё открыто для праздных входящих коровниц До последней интимно-пугливой черты.

Вот за стеклами шкафа опять панорама: Шарф, жилеты и туфли, халат и штаны. Где же локон Самсона и череп Адама, Глаз медузы и пух из крыла Сатаны?

Вкабинете уютно, просторно и просто, Мудрый Гёте сюда убегал от вещей, От приемов, улыбок, приветствий и тостов,

От случайных назойливо-цепких клещей.

Втесной спаленке кресло, лекарство и чашка. «Больше света!» В ответ, наклонившись к нему, Смерть, смеясь, на глаза положила костяшки И шепнула: «Довольно! Пожалуйте в тьму...»

Вкоридоре я замер в смертельной тревоге — Бледный Пушкин3, как тень, у окна пролетел И вздохнул: «Замечательный домик, ей-богу!

ВПетербурге такого бы ты не имел».

3. На могилах

Гёте и Шиллер на мыле и пряжках, На бутылочных пробках, На сигарных коробках И на подтяжках...

Кроме того — на каждом предмете: Их покровители, Тетки, родители, Внуки и дети.

Мещане торгуют титанами...

От тошных витрин, по гранитным горбам, Пошел переулками странными К великим гробам.

Мимо групп фабрично-грустных

Ссладко-лживыми стишками, Мимо ангелов безвкусных

Столсто-ровными руками Шел я быстрыми шагами — И за грядками нарциссов, Между темных кипарисов,

Распростерших пыльный креп, Вырос старый, темный склеп.

Тишина. Полумрак.

В герцогском склепе немец в дворцовой фуражке Сунул мне в руку бумажку И спросил за нее четвертак.

«За что?» — «Билет на могилу». Из кармана насилу-насилу Проклятые деньги достала рука!

Лакей небрежно махнул на два сундука: «Здесь покоится Гёте, великий писатель,—

Венок из чистого золота от франкфуртских женщин. Здесь покоится Шиллер, великий писатель,— Серебряный новый венок от гамбургских женщин. Здесь лежит его светлость Карл-Август с Софией-Луизой, Здесь лежит его светлость

Франц-Готтлиб-Фридрих-Вильгельм...» Быть может, было нелепо

Бежать из склепа, Но я, не дослушав лакея, сбежал,—

Там в склепе открылись дверцы Немецкого сердца:

Там был народной славы торговый подвал!