30 Мая ее посадили в телегу, повезли на площадь, где уже был заготовлен костер. На нее надели шапку осужденной. Пламя вспыхнуло, и Жанна погибла.

В 1456 году по просьбе матери Жанны, а главное для того, чтобы по возможности смыть позор этой казни, французское духовенство пересмотрело приговор, и Жанна была признана невиновной. В 1894 году церковь признала ее "блаженной", а еще позже - "святой".

На кострах инквизиции сгорели выдающиеся представители науки и культуры, национальные деятели, выступавшие в защиту народных интересов, такие, как Ян Гус и Джордано Бруно.

Ян Гус был арестован за выступления, имевшие целью реформацию церкви и религии на демократических началах. Его поместили в камере, находившейся рядом с клоакой. Над ним издевались при допросах. Приговор был написан еще до окончания следствия. Много раз Гусу обещали помилование за одно только слово отречения, но безуспешно. Человек необыкновенного мужества и верности убеждениям, он, уже стоя на костре, отказался от помилования на этих условиях.

Его раздели, привязали цепями и веревками к столбу. На голову нацепили бумажный колпак. Вокруг были два воза дров и солома. Когда пламя вспыхнуло, он стал читать молитвы. Земля и зола под костром были выкопаны и брошены в Рейн.

Преследуя других за отступление от догм христианства, сама церковь погрязла в разврате, особенно ее прелапл, включая самих пап. Паразитизм и невежество духовенства сделались предметом общего осмеяния. Так называемое безбрачие служило только прикрытием безответственности духовенства за последствия связей с женщинами. Самые "священные" догматы стало возможным обойти за деньги. Деньги же приносили "отпущение грехов".

Глава девятая Абсолютная монархия

1. В XV и XVI столетиях в странах Западной Европы складываются абсолютные монархии. Наступает последний период истории феодализма. Предпосылки абсолютизма коренятся в социально-экономических переменах, вызванных зарождением и развитием буржуазных отношений.

Европейская промышленность (главным образом английская, французская, нидерландская) вступила в эпоху технического перевооружения. Входит в жизнь колесо, приводимое в движение энергией свободно падающей воды, появляется механическое дутье в металлургии, совершенствуется ткацкий станок, возникает книгопечатание и т. д. Мелкое производство сменяется более крупным. На смену мастеру, создающему изделие от начала до конца, приходит мануфактурное производство, а значит, и техническое разделение труда.

По мере накопления капиталов предпринимательская верхушка городов складывается в класс буржуазии.

Возникают крупные состояния. Получают развитие банки и общегосударственные ярмарки. Созданная при Людовике XI Лионская ярмарка становится на некоторое время денежным центром для всей Западной Европы.

В 1531 паду в г. Антверпене построили уже настоящую биржу для операций с денежным капиталом. Спустя немного времени, в 1555 году, во Франции был проведен первый заем по подписке. Успех его был огромен, что свидетельствовало о наличии, преимущественно у буржуазии, значительных сбережений, могущих быть вложенными в промышленность и торговлю. Заем предусматривал правильное погашение облигаций, был обеспечен солидным процентом.

По мере роста богатств, сосредоточенных в руках все той же буржуазии, возрастало ее значение в феодальном обществе. Благодаря существовавшей в ряде стран (в Англии, во Франции) покупке должностей многие представители ее проникают на важные посты в финансовое и судебное ведомства. Самые способные (и ловкие) становятся нередко советниками королей.

Недаром негодует английская знать, видя короля Генриха VIII окруженным "проходимцами без роду, без племени", а аристократически утонченный герцог Сен-Симон не находит для советников Людовика XIV другого слова, кроме как "подлая буржуазия".

Таким образом, если раньше, в период развитого феодализма, монарх был и оставался "самодержцем" лишь в отношении собственных вассалов и тем более крестьян, то теперь, в новые времена, с появлением относительно развитых ремесел и торговли, а следовательно, и новых источников дохода, могущего пополнять королевскую казну, картина резко меняется.

Теперь, располагая казной, могущей обеспечить содержание достаточных военных сил и вместе с тем всеохватывающего бюрократического аппарата, короли, говоря словами М. Покровского, могли покупать услуги вместо того, чтобы выпрашивать их у вассалов.

И таким образом, буржуазия, пополнявшая государственную казну, позволила монарху содержать - независимо от вассалов - наемную армию и наемное же чиновничество, возвыситься до положения самодержца или, говоря иначе, монарха, обладавшего абсолютной властью в отношении всех своих подданных, включая феодалов, несмотря на то, что эти последние еще долго будут оставаться привилегированным классом, занимать - но уже не безраздельно - высшие государственные должности и т. д.

Говоря о Франции, такого рода ситуация возникает после того, как Генеральные штаты, подчиняясь королевскому давлению, разрешили, как уже говорилось. Карлу VDJ взимать налоги по своему усмотрению (1439 г.).

2. По сравнению с теми успехами, которые обнаружились в развитии промышленности и торговли, сельское хозяйство европейских стран, обремененное феодальными путами, оставалось на низком уровне. Голодных годов было больше, чем благополучных.

Со времени сословной монархии основной среди многих крестьянских повинностей становится уплата денежного чинша. В свое время он значительно увеличил доходы помещиков. Затем наступило падение стоимости денег (так называемая революция цен), и твердо фиксированный чинш стал приносить меньше дохода.

Отказавшись от собственной запашки, значительная часть дворянства сдавала землю крестьянам на условиях аренды.

В Англии и северной Франции аренда была долгосрочной, а уплачиваемый помещику взнос был твердо установленным, не зависевшим от урожая. На юге Франции аренда земли была краткосрочной. Здесь крестьянин-арендатор обязан был отдавать половину урожая.

В первом случае терял большей частью крестьянин, ибо урожаи были чаще плохими, чем хорошими. Во втором - и помещик, потому что арендатор, стремясь уменьшить его долю, высевал минимум того, что мог.

Теряя на чинше, помещики вознаграждают себя другими сборами, основанными на феодальном праве, отбирают у крестьян общинные земли, поощряют государство к увеличению налогов, чтобы воспользоваться ими через посредство всякого рода должностей, не требующих труда и не связанных с обязанностями (так называемые синекуры).

С возвышением монархии дворянство утрачивает свое прежнее значение. Прекращают существование независимые и полунезависимые феодальные сеньории. Управление, законодательство, суд сосредоточиваются в руках правительства и администрации короля.

Монархия продолжает оставаться дворянской, но уже не может существовать без опоры на буржуазию и особенно без тех денег, которые она ей приносит в виде налогов, пошлин и пр. Экономическая политика монархии не исключает уже поощрения промышленности и торговли. Для некоторых периодов истории Франции и Англии эта политика является доминирующей.

Всем этим определяется своеобразие эпохи. Дворянство, уступая буржуазии в богатстве и образованности, тем с большей энергией держится за свои привилегии. Ненавидя и презирая всех этих "новых богачей" и наживал, оно не может обойтись без них. Буржуазия, богатая и образованная, тяготится феодальными порядками, недовольна своим политическим положением, но еще не созрела для революции.

Устанавливается весьма своеобразное для классового общества равновесие сил двух одинаково эксплуататорских и все же очень разных классов - буржуазии и феодального дворянства. Воспользовавшись этим равновесием сил, государственная власть получает известную самостоятельность по отношению к обоим классам. "Современная историография, - пишет Маркс, - показала, что абсолютная монархия возникает в переходные периоды, когда старые феодальные сословия приходят в упадок, а из средневекового сословия горожан формируется современный класс буржуазии, и когда ни одна из борющихся сторон не взяла еще верх над другой"".

3. Свое наиболее полное осуществление принципы абсолютной монархии находят во Франции. Постепенно усиливаясь, короли Франции добиваются для себя и своей администрации: а) полного контроля над всеми провинциями; б) неограниченной компетенции в издании законов и указов, обязательных для всего государства, включая законы о налогах и военной службе.

Приходит конец автономии городов. Перестают созываться генеральные штаты. Прекращает действие сеньориальная юстиция.

В начале XVI века в полную зависимость от короля попадает и церковь: все назначения на церковные должности исходят от короля.

Полное торжество неограниченной монархии во Франции было подготовлено реформами многоумного министра, управлявшего страной при незначительном Людовике XIII, - кардинала Ришелье (первая половина XVII в.).

Аристократ по рождению, Ришелье не останавливался перед казнями и конфискациями для того, чтобы сломить последнее сопротивление знати

Справедливая в своей основе, мысль К. Маркса нуждается в уточнении: "переходный период", о котором пишет К. Маркс, завершается в конце концов однозначно: победой буржуазии и ликвидацией феодальных порядков.

Важнейшая из его реформ заключалась в упрочении положения и расширении компетенции назначенных из центра чиновников, стоявших во главе провинций. В руки этих, как они назывались, "интендантов полиции, юстиции и финансов" были отданы сбор налогов и податей в пользу казны, командование местными вооруженными силами и набор в армию, руководство местной полицией.

Маркиз д'Аржансон, занимавший одно время должность первого министра, писал: "Знайте, что французское королевство управляется тридцатью интендантами. У нас нет ни парламента, ни штатов, ни губернаторов: от тридцати интендантов, поставленных во главе провинций, зависит счастье или несчастье этих провинций".

Но в том-то и дело, что ни парламент (в качестве высшей судебной инстанции), ни губернаторы, ни даже местные штаты (провинциальные собрания) не были уничтожены. Д'Аржансон хочет сказать, что всех их затмили интенданты.

Интендантами намеренно и сознательно назначались лица незнатного происхождения. Они, как правило, были чужими для провинций, которыми управляли. Должности интендантов, в изъятии из общего правила, не продавались.

В то же время Ришелье, как это видно из его "Завещания", заботит мысль о привилегиях дворянства, и он не сомневается в их необходимости. На офицерские должности, например, он советует назначать только дворян. Все, что он делает против дворян как отдельных лиц, он делает для них как для класса, господство которого желает сохранить. Как оказалось, ненадолго.

4. Сыграв в течение известного времени положительную роль в мировом историческом процессе, абсолютные монархии довольно быстро разложились, превратились в глубоко антиобщественную, реакционную силу. Французская монархия не составляла исключения из этого правила.

Государственная власть со всеми ее атрибутами сосредоточивается в руках короля. Единственным основанием ее является формула "поелику таково наше соизволение".

Раболепный парламент заявляет королю Франции: "Мы хорошо знаем, что вы выше законов и ордонансы не имеют для вас обязательной силы". В следующем столетии тот же парламент поведет себя совсем иначе.

Не только законы страны, но и ее финансы находятся в полном распоряжении короля.

Людовик XIV и его преемники превратили французский бюджет в источник финансирования своих безумных трат. Один только Версаль, ставший королевской резиденцией, стоил нескольких годовых бюджетов. То, что оставалось от расходов на содержание двора, шло на щедрые подачки дворянам, окружавшим короля и бесконечно интриговавшим в надежде приблизиться к его особе.

Управление страной сосредоточено во дворце. Его осуществляет королевский совет. Члены его назначаются и смещаются королем. Они ответственны только перед ним. Решения совета утверждаются королем.

Не будучи специалистом ни в одной из областей управления, король распоряжается всеми ими. Между тем воспитание его - это по большей части воспитание в нем предрассудков его класса. Его окружение, его царедворцы - по большей части карьеристы, вымогатели, интриганы и льстецы. Определение политики весьма часто зависит от этих людей, диктуется их своекорыстным частным интересом. Отнюдь не второстепенным фактором, наконец, являются капризы любовниц, без которых невозможно нарисовать историю Людовика XIV и его преемника.

Завися от воли суверена и не будучи способным определить, какой она будет завтра, лавируя среди бесчисленных клик и влияний, министры, даже и компетентные, лишены действительного значения, не могут проводить сколько-нибудь собственную политику. Еще меньше инициативы проявляет чиновник. Держась за место и ища повышения, он хочет одного: быть простым исполнителем воли правительства, которое воплощено для него в образе монарха.

Характеризуя эту систему, французский историк Токвиль пишет: "Чтобы всем руководить в Париже необходимо было изобрести тысячи способов контроля. Размеры переписки ужа громадны, а медленность административной процедуры так велика, что я никогда не встречал случая, когда приход получал бы разрешение починить колокольню или дом священника раньше чем через год после подачи просьбы".

Безынициативность чиновника не исключает произвола в его действиях: он отвечает только перед тем, кто наверху, и может не считаться с тем, кто внизу. Тем более что произвол начинается сверху, исходит от самого короля.

Тот же Версаль строился солдатами и крестьянами, которых незаконно согнали на "королевскую барщину". Смертность среди рабочих была ужасной: "Каждую ночь увозят телеги, загруженные трупами" (м-м Севинье).

Заслуживает особого упоминания акт 1692 года, которым Людовик XIV объявил продажными все те городские должности, которые до того считались выборными. Сделано это было единственно в финансовых целях, хотя и прикрывалось "высокими материями". Городам было разрешено, впрочем, выкупать эти должности, что и было сделано. За 80 лет правительство 7 раз объявляло эти должности продажными и столько же раз заставляло их выкупать.

Особым произволом сопровождалось взыскание налогов. Размер основного налога - тальи - не был твердо установлен и каждый раз зависел от усмотрения сборщика. Легко представить, к каким это вело злоупотреблениям. Сбор налогов превращался обыкновенно в военную кампанию: полиция арестовывала, войска стреляли.

Для заточения в тюрьму не требуется законной формы. Достаточно королевского приказа.

При Людовике XIV вошли в употребление открытые бланки, содержащие формальный приказ об аресте, подписанный королем. Распоряжались ими высшие сановники. Достаточно было написать на бланке фамилию, и тот, кто ее носил, обрекался (без суда) на бессрочное тюремное заключение.

При этом ни малейшего значения не имел вопрос о виновности. Достаточно было того, что власти находили арест необходимым.

На основе права эвокации члены королевского совета в центре, интенданты на местах могли изымать из ведения судов любые дела, уголовные или гражданские, и принимать их к своему производству. Точно так же они могли пересматривать уже состоявшиеся приговоры и решения. После многих веков размежевания управление и суд оказались снова соединенными в руках администрации и, как всегда, к невыгоде для правосудия.

Уверовав в свою непогрешимость, сделав неписаным символом правления знаменитое "государство - это я", Людовик XIV возобновляет преследования протестантов и всех тех, кто выступал против правительственной системы "водить мысль на веревочке". Десятки тысяч людей вынуждены были покинуть Францию.

Как и другие самодержавные правители, Людовик XIV питал страсть к теории. Все сводилось, однако, к личности самого короля. "Нация во Франции, - писал он, - не составляет самостоятельного тела, она целиком заключается в особе короля". Ему вторит епископ Боссюэ: "В воле короля заключается воля всего народа".

По отношению к особе короля создается неслыханный церемониал. Каждый его шаг, каждое его слово становится предметом особого священнодействия. Нельзя читать без отвращения о всех этих бесконечных представлениях, которыми обставлено вставанье, одеванье, умыванье, первый, второй и прочие "выходы" короля, его завтраки, обеды и т. п.

А уж какими предосторожностями обставлялась жизнь монарха!.. Говядину его величества несли два гвардейца во главе с метрдотелем, и еще два гвардейца не должны были никого подпускать к ней. За стакан воды для короля отвечало (и на том кормилось) не менее 5 человек.

Оказывается, во всем этом - особый смысл. "Грубо ошибаются те, - писал Людовик XIV, - которые думают, что это простые церемонии. Народы, над которыми мы царствуем, не умея проникнуть в суть дела, судят по внешности и большей частью соразмеряют свое уважение и послушание с местом и чином... важно также, чтобы тот, кто управляет один, был так возвышен над остальными, чтобы не было никого другого, с кем его могли бы смешивать или сравнивать".

Никогда еще французский крестьянин и французский подмастерье не жили так плохо, как в период наибольшего блеска абсолютной монархии. Уже при Ришелье крестьянин, по утверждению самого министра, был "ободран до костей". Людовик XIV и его преемники следовали примеру Ришелье.

Главной опорой режима была, как и в прежние времена, армия. Но никогда еще регулярная армия не была столь многочисленной, не требовала стольких денег.

Набиралась она по жребию из крестьян и горожан, а командовали ею дворяне.

В середине XIV века, после битвы при Креси (1346 г.), наступает конец старому рыцарскому ополчению и старой военной тактике. В этой битве англичане выставили против дворянской кавалерии французов регулярную пехоту и (впервые) пушки. Победы англичан сыграли важную роль в истории военного искусства последующих веков.

4. Переход к абсолютной монархии в странах Западной Евpoпы характеризовал знaчительное уcилениe кpecтьянского сопротивления помещикам и церкви? Особенно хорошо это видно на примерах из английской и немецкой' истории,

В течение XIV столетия в Англии обнаруживается тенденция к увеличению трудовых повинностей крестьян и одновременно с тем к более широкому использованию наемных рабочих. Однако после эпидемии чумы (1348-1350 гг.) рабочих рук стало мало, цены возросли и соответственно с тем обнаружилось стремление к получению более высокой заработной платы. Против этого со всей решительностью восстал английский парламент.

Поддерживая и фактически поощряя разорение тысяч людей в деревне, правительство преследовало их в городе. Под угрозой тюрьмы, клеймения и объявления вне закона предписывалось, чтобы все, кто не имеет земли и работы, нанимались за плату, размеры которой, раз установленные, не могли повышаться.

Бремя налогов было непосильным, а между тем в 1380 году размер поголовного налога был увеличен в три раза.

Волна крестьянского негодования вылилась в восстание, известное под названием восстания Уота Тайлера.

Программой восстания могла бы служить знаменитая проповедь Джона Болла: "Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто тогда был дворянином?" Болл требовал перебить всех знатных людей, а вслед за тем "законоведов, судей и присяжных".

На пути к Лондону крестьяне руководствовались этой программой. В самом Лондоне, когда он был взят, восставшие разрушили великолепный, славившийся на всю Европу дворец ненавистного Ланкастера, а вместе с ним тюрьму, дома ее начальника (маршала) и тех законоведов/которых они знали.

Заслуживает быть отмеченным при этом то высокое чувство законности и справедливости, которое движет крестьянами: когда восставшие заметили, что один из них положил за пазуху кусок серебра из богатств герцога Ланкастера, они тотчас бросили виновного в огонь. "Мы ревнители права и справедливости, а не воры и разбойники", - говорили восставшие.

Крестьяне заставили короля принять их требования, но излишняя доверчивость (плюс отсутствие должной организации) погубила плоды победы.

Король Ричард дал грамоту: "Знайте, что по особой нашей милости мы отпускаем на волю всех верных подданных наших, освобождаем от всякого рабства и обеспечиваем им это настоящим письмом".

Руководители и сами крестьяне поверили королю, его слову, его грамоте, скрепленной большой печатью. Им и в голову не приходило, что грамота может быть клочком бумаги и что выдали ее для того, чтобы рассеять доверчивых людей по домам.

Обманом и предательством король и его дворяне победили там, где было бессильно их оружие. А затем, как обычно, начался террор.

Крестьяне были разгромлены, их вожаки убиты, но недовольство осталось. В 1450 году оно с новой силой проявилось в восстании Джека Кэда.

Теперь уже и знать, и церковь, и богатые, и горожане ищут спасения в сильной королевской власти.

В некоторой степени английскому самодержавию помогла война Алой и Белой роз. Война эта, названная по гербам партий, велась между двумя главными претендентами на престол Ланкастерами и Йорками. В ходе войны была истреблена почти вся старая знать Англии. Осталось что-то около 25 фамилий. Таким образом были устранены основные противники абсолютизма.

Начало английского абсолютизма восходит к XV, его расцвет - к XVI столетию. На престоле находится династия Тюдоров - победительница в войне Роз.

5. По сравнению с классическим французским абсолютизмом абсолютизм английский обладает тремя важными особенностями: а) продолжает существовать парламент; б) сохраняется, как и в прежнее время, местное самоуправление; в) вооруженные силы, особенно армия, остаются немногочисленными.

Исходя из этого английский абсолютизм характеризуют обычно как незавершенный.

Доискиваясь причин, которые позволили сохраниться парламенту, следует обратить внимание на ту своеобразную часть английского общества, которую стали именовать "новым дворянством".

Старинные английские законы обязывали всякого свободного землевладельца, состояние которого достигало 20 фунтов стерлингов, покупать рыцарский патент, становиться дворянином. Мера эта преследовала финансовые цели, но привела к далеко идущим последствиям.

Значительная часть городской торгово-промышленной буржуазии, не оставляя своих занятий, переходила в дворянство.

Обратный процесс происходил в среде рыцарства. С тех пор как оно превратило свои поля в пастбища для овец и стало торговать шерстью, его интересы стали сближаться с интересами купцов. Рыцари вступали в торговые компании, роднились с богатыми городскими фамилиями.

Обе эти группы и составили так называемое новое дворянство. Немаловажное значение для формирования нового дворянства имела система майората, издавна существовавшая в Англии. По этой системе феодальное поместье переходило старшему сыну. Его братья должны были искать себе занятия на стороне - на государственной службе, принимая духовный сан, покупая офицерский патент или, что было нередко, внося пай и тем самым вступая в купеческие корпорации (гильдии).

Общность интересов буржуазии и нового дворянства усиливала парламент, мешала его уничтожению. Известное значение имело, конечно, и то, что по сравнению с генеральными штатами парламент был гораздо более укоренившимся учреждением с установившейся компетенцией.

Те же причины способствовали сохранению местного самоуправления. Нелишне помнить, что английское самоуправление не стоило денег, ибо все его должности были бесплатными. Для английской казны, вечно испытывавшей недостаток в средствах, это обстоятельство было немаловажным.

Островное положение Англии объясняет немногочисленность и слабость ее армии. В прошлые времена оно было важной гарантией безопасности.

Верховное управление делами страны король Англии осуществлял через свой Тайный совет. Члены его назначались королем и только перед ним (а не перед парламентом) несли ответственность. Они объединялись комитетами, имевшими определенную компетенцию.

Для политических преследований существовал особый трибунал, названный "Звездной палатой". Здесь не действовали общие нормы судопроизводства, применялись пытки.

Преследование за религиозные преступления относились к компетенции Высокой комиссии.

Парламент созывался редко. Между его решениями (статутами) и приказами короля (ордонансами) не было юридического различия. Те и другие имели равную силу.

В местном управлении господствовал мировой судья - местный помещик (сквайр). Эти, как их называли, "тюдоровские слуги для всех дел" не только судили за преступления и разбирали тяжбы. Они устанавливали размеры зарплаты для своей местности, применяли закон о бедных и пр.

Наряду с судами "общего права", как стали называться уже упоминавшиеся выше суд королевской скамьи и суд общих тяжб, появляются так называемые суды справедливости. В их компетенции находились те гражданские иски, которые не могли быть заявлены на основе общего, прецедентного права, как оно сложилось в практике вестминстерских судов. Возникновение права справедливости вызывалось развитием буржуазных отношений в Англии, заморской торговли, породившей, помимо прочего, страхование судов от аварий и т. д.

Французский исследователь Р. Давид справедливо указывал на следующее обстоятельство: суды общего права не могли принудить контрагента по договору исполнить в натуре принятое им на себя обязательство; все, что эти суды могли сделать, заключалось в присуждении убытков, вызванных неисполнением договора. Обращаясь же к суду справедливости (канцлера), истец мог получить предписание о принудительном исполнении договора, что должно было иметь большое значение для утверждения важнейшего из принципов буржуазного обязательственного права - принципа обязательности исполнения договоров.

Поначалу король разбирал подобного рода дела из "милости", а затем, когда их стало много, поручил разбирательство канцлеру, которому поневоле пришлось обратиться к "естественному" и римскому праву (из которого черпалось основание для разбирательства исков по "справедливости" и "доброй совести").

К судам справедливости относят и суд адмиралтейства, в ведении которого оказались все те дела, которые были связаны с мореплаванием (фрахт судов, исполнение обязательств, пиратство и т. д.).

Практика судов справедливости оказала важное влияние на все последующее законодательство.

6. Политическая раздробленность Германии, закрепленная "Золотой буллой", удерживалась в течение последующих веков. Абсолютизм развивался и как абсолютизм областной, ..княжеский, но не общегосударственный. Эта закономерная тенденция была усилена двумя новыми факторами: Крестьянской войной 1525 года и Тридцатилетней войной 1618-1648 годов.

Крестьянская война 1525 года была самым крупным антифеодальным движением средних веков. Ее причины лежат в усилении гнета, вызванном развитием товарно-денежных отношений, безудержным стремлением помещиков добыть деньги. "Барщина, чинши, поборы, пошлины при перемене владельца, посмертные поборы, охранные деньги и т. д. произвольно повышались, несмотря на все старинные договоры. В правосудии отказывали, да и суд был продажным, а если рыцарь не мог получить денег от крестьянина каким-либо иным способом, то он попросту бросал его в тюрьму и принуждал платить выкуп"'.

К этому следует добавить десятину в пользу церкви, налоги в пользу князя, военные подати, общеимперские налоги. Много времени отнимали обязанности "личного" характера (собирать для господина солому, землянику, улиток, рубить дрова и др.).

Право собственности господина простиралось, замечает Энгельс, на личность самого крестьянина, его жену и детей. В любой момент крестьянина могли бросить в темницу, где его ждали пытки. Господин был волен обезглавить его, если хотел.

Программа восставших, выраженная в так называемых 12 статьях, была в общем умеренной. В ней выдвигались требования возвращения общинных земель, справедливого суда, уничтожения крепостной зависимости, ограничения (но не уничтожения) чрезмерных оброков, барщины и личных повинностей.

Война внесла существенные коррективы в эту программу. Наученная опытом, революционная часть крестьянства перестала надеяться на соглашение с угнетателями. Помещичьи замки уничтожались в огне пожаров, а их владельцы погибали под ударами крестьянских мечей.

Одним из наиболее значительных моментов войны была революция в городе Мюльхаузене, вождем которой был Томас Мюнцер. Восставшие устранили патрицианский совет. Власть перешла в руки городских низов. Была провозглашена общность имуществ и одинаковая для всех обязанность трудиться. Программа Мюнцера заключала в себе благородные цели, но ее осуществление оказалось невозможным ни для XVI столетия, ни для всех последующих, включая двадцатое.

Война окончилась поражением крестьян. Исход ее оказался выгодным для одних только князей: их войска сыграли главную роль в подавлении крестьян. И дворянство, и церковь понесли огромные потери и теперь вынуждены были признать самодержавие князей.

Тридцатилетняя война, вызванная успехами протестантизма в Германии, довершила полное торжество князей. Заключивший войну Вестфальский мир подтвердил "Золотую буллу" и отстранил императора от вмешательства во внутренние дела княжеств.

Рейхстаги и ландтаги, и до того не имевшие значения, совсем перестали созываться.

Абсолютная монархия во Франции и Англии способствовала экономическому и политическому сплочению провинций, образованию наций.

Германский абсолютизм не сделал ни того, ни другого. С самого начала он играл в общем реакционную роль, надолго затормозив буржуазное развитие Германии.