новая папка 2 / 14912

Брюсов (сюита)

1

Свисты ветряных потоков,

Рвущих черный плащ;

Тучи мороками рока Вспучит горный хрящ.

В тьмой объятию стремнину Маг, объятый тьмой,

Бросил белую лавину..

Шаг оборван мой.

Из-за скал, как клекот злого,

Горного орла,

Бьет магическое слово В сердце, как стрела.

Взвивший молнийные муки Мертвой головы,

Мертвый маг, сложивший руки.

Вставший в выси — вы.

1903, 1929

Москва

2

Грустен взор. Сюртук застегнут.

Сух, серьезен, строен, прям;

То, над книгою изогнут, —

Труд несешь грядущим дням Вот бежишь: легка походка;

Вертишь трость готов напасть:

Пляшет черная бородка;

В острых взорах — власть и страсть… Пламень уст, — багряных маков, —

Оттеняет бледность щек — Неизменен, одинаков, —

Режешь времени поток.

Взор опустишь, руки сложишь;

В мыслях — молнийный излом:

Замолчишь в изнеможешь Пред невеждой, пред глупцом.

Нет, не мысли, — иглы молний Возжигаешь в мозг врага… Стройной рифмой преисполни Вихрей пьяные рога, —

Потрясая строгим тоном Звезды строющий эфир: —

Где-то там — за небосклоном — Засверкает новый мир;

Там, за гранью небосклона, —

Нет, не небо, — сфера душ:

Ты ее в земное лоно Рифмой пламенной обрушь!

Неизвестную туманность Нам откроет астроном: —

Мира каменная данность — Мысль, отверженная числом.

В строфах — рифмы, в рифмах — мысли Созидают бытие:

Смысли, сформулируй, счисли, —

Стань во царствие твое!

Числа, рифмы, сочетанья Образов и слов, поэт, —

Становленья, восставанья Всех вселенных, всех планет!

Все лишь символ… Кто ты? Где ты?

Мир, Москва и «Скорпион»!

Солнце, дальние планеты!..

Все течет, как дальний сон.

С быстротою метеора Оборвавшийся к нам маг, —

Стал печатного набора Корректурный черный знак.

1904–1929

Москва

3

Свет, — как жегло; и воздух — пылен;

День, — как пустой стеклянный страз;

В него ты выпучил, как филин,

Огонь непереносных глаз.

Твой голос — звуки афоризма;

Шаг — стуки похоронных дрог;

Мысль, — как отточенная призма;

Всклокоченная бровь — издрог.

Как пляшущие жабы, — речи;

Как черный бриллиант, — глаза.

Ты, как Атлант, взвалил на плечи Свои пустые небеса.

Докучное, как бормашина,

Сплошное, мировое все, —

Шипит, как лопнувшая шина,

Жужжит, как злое колесо.

Изверженный тоской железной Из этой звездной высоты, —

Как некий стержень бесполезный,

Как кукла вылитая, — ты!

Изогнутый дугой упорной В наш бестолковый перепуг, —

Взвивай из мороков свой черный,

Всегда застегнутый сюртук.

1907, 1931

Москва

4

Разрывая занавески,

Ветер — винт перевертней — Кружевные арабески Завивает надо мной.

Плещут тюлевые шторы;

Тени ползают в окне,

Как невидимые воры В душном, обморочном сне.

Ты ль, вытягиваясь в нише,

Пылью пепельною встав, —

Под железный желоб крыши Взвил невидимый состав?

Ты ль, скривляясь тенью злого,

Губы к уху перевлек, —

Черной, мерочной полою Перерезав потолок?

Словно вздох, зефира тише,

Словно дух небытия, —

Легколепетней, чем мыши,

Легколепетное: —

— «Я!»

Сгинь, — покоя нe нашедший,

Оболгавший свой позор. —

Бестолковый, сумасшедший,

Теневой гипнотизер!

В синем дыме папиросы

Bстали синие персты;

Прожужжали, словно осы: «Сгинем, —

—Минем —

—Я —

—И ты!»

1931

Кучино

5

В Бездну Безвременья Падай, —

—Из бездны Безвременья, —

—Непеременною сменой, —

Кольцо Бытия!

Прядай,

Седая Струя —

— Из безвременья — На бытие мое!

Ты, — незнакомое Время,

Обдай мне лицо Своей Пеною!

Мертвенный немень, —

Рыдая,

Я

Падаю!

Времени Нет уже… Падаю В эту же —

— Бездну Безвременья.

1929

Кучино

6

Я обменял свой жезл змеиный На белый посох костяной.

В.Брюсов

Туманы, пропасти и гроты… Как в воздух, поднимаюсь я:

Непобедимые высоты — И надо мной, и вкруг меня… У ледяного края бездны Перебегает дым сквозной:

Мгла стелится передо мной.

Ударился о жезл железный Мой посох бедный, костяной —

Икто-то темной, из провала Выходит, пересекши путь;

Иострое скользнуло жало,

Как живоблешущая ртуть;

Ивзрывом дьявольского смеха В раскаты бури снеговой Ответствует громами эхо;

И— катится над головой Тяжеловесная лавина…

Но громовой, летящий ком Оскаленным своим жерлом Съедает мертвая стремнина.

И вот уж — в пасти пропастей Упали стоны урагана;

Скользнули на груди моей,

Свиваясь, лопасти тумана, —

Над осветленной крутизной,

Затаяв ясными слезами… И кто же?

…Брат передо мной С ожесточенными очами

Склонялся; и железный свой Он поднял жезл над головой… Так это ты?..

…Не изумленный,

Знакомый протянулся так:

И жезл упал, не обагренный,

На звонкий, голубой ледник.

— «Зачем ты с ледяных окраин Слетел, как кондор, месть тая, —

Исподтишка. Зачем, как Каин,

Ты руку поднял на меня?

Как трепетанье коромысла,

Как разгоранье серебра, —

Твои двусмысленные смыслы,

Твоя опасная игра!»

— «Мы горных искусов науку И марева пустынных скал

Проходим вместе», — ты сказал… Братоубийственную руку Я радостно к груди прижал.

Твои исчисленные мысли В туман раек точенный повисли,

Как грани горного ребра;

И ты, двуликий, — свет и мгла, —

На грани и добра, и злa.

Пусть шел ты от одной долины,

Я от другой (мой путь — иной):

Над этой вечной крутизной

На посох бедный, костяной Ты обменяешь жезл змеиный.

Нам с высей не сойти, о маг;

Идем: наш одинаков шаг… Стоят серебряные цепи,

Подняв в закат свои огни;

Там — лeдяныx великолепий Оденем чистые брони.

Поэт и брат, — стезей порфирной —

Вснега, в ветра, — скорей, — туда —

Взеркальные чертоги льда

И снегоблещущего фирна.

1909, 1929

Бобровка

7

Проклятый, одинокий Бег, —

В косматый дым, в далекий Снег… Обвалы прядают,

Как молот:

И— скалы падают;

И— холод.

Переползает Злая тень;

Как меч, перерезает

День;

И вниз,

Как зеркало стальное,

Ледник повис Броней сквозною.

С тропы крутой — Не оборвись!

Ясна обрывистая Высь… Седая, гривистая Лопасть —

Слетает: стой!..

Чернеет — пропасть.

Бежишь, смеясь;

Сквозной ручей Поет, сребрясь Струной: «Ничей!»

Над мутью сирой Лед зернистый Слетел порфирой Серебристой.

Луч солнечный Пропел над тьмой… Омолненный, —

Слепой; немой, —

Как кондор, над ужасным Пиком,

Прозолотел прекрасным